Текст книги "Незваная гостья"

Да просто бомба! Познакомились сегодня, на мероприятии, где я была официанткой. Он заказал лимонный сорбет, и все закрутилось. Он спортсмен-олимпиец.

Я нажимаю «Отправить», а сама думаю, не слишком ли я загнула со «спортсменом-олимпийцем»? Реакция Бин подтверждает мои опасения.

ЧТО?? В каком спорте?

Упс, в олимпийских видах спорта я ни бум-бум. Прыжки? Метание? Лучше спустить на тормозах.

Он больше не выступает. Теперь бизнесмен. И филантроп.

Я собираюсь добавить подробности о его яхте, но тут Бин восклицает: «Джо!» – и я роняю телефон, после чего принимаюсь шарить в кустах.

О боже. Он здесь.

То есть я знала, что он может прийти. Вероятно. Но никак не ожидала…

Ладно, Эффи, дыши. Дыши. Все в порядке. Он меня не видит. Он не будет смотреть в эту сторону. И в каком-то смысле интересно понаблюдать за ним вот так, нейтрально, издалека, теперь, когда он стал знаменитостью.

Когда он появляется в поле зрения, я против своей воли принимаюсь жадно разглядывать его сквозь розовые стебли. Волосы чуть длиннее, чем при нашей последней встрече. Глаза кажутся чуть более усталыми. Но улыбка такая же интригующая.

У Джо всегда была особенная улыбка. Она не просто выражала радость, в ней таилась насмешка, и мудрость, и печальное удивление перед жизнью.

Хотя сегодня он выглядит более насмешливым и менее удивленным. Темные волосы зачесаны назад, а лицо кажется худее, отчего скулы выступают резче. Нужно отдать ему должное, смокинг сидит на нем очень элегантно.

Вот он целует Бин в щеку, и по какому-то странному эффекту я ощущаю покалывание в щеке.

– Привет, Бин, – низким, знакомым голосом произносит он, и я, сама того не желая, внезапно вспоминаю, как мы с ним лежали на траве, когда нам было лет по семнадцать, и солнце бликовало у нас на лицах, и казалось, что так будет всегда.

Воспоминания все прибывают, и я не знаю, что хуже – вспоминать о том, что пошло не так, или о том, что пошло как надо. Тем вечером, на дискотеке старших классов, мы впервые познали друг друга. Блаженное опьянение того первого, волшебного лета. Казалось, все так, как должно быть.

Только сейчас, когда я попробовала заниматься этим с другими парнями, до меня дошло, насколько естественно нам было вместе. Секс дался легко. Я не морщилась, не говорила «Ой! Извини…», не изображала сексуальных звуков для заполнения вакуума. Я никогда не лгала и не притворялась. Врать Джо – с какой стати?

Мы всему учились вместе. Как быть студентами. Как пережить похмелье. И названия костей тоже осваивали вдвоем. Джо готовился к экзамену, но для меня это тоже было важно, поэтому я помогала ему с учебой. Как-то я обклеила его комнату листочками с латинскими словами, и еще долго над его кроватью висела «Tibia – большая берцовая кость».

Потом мы оказались в реальном мире, где нас ждали новые испытания. Работа. Коллеги. Найти квартиру на задворках Лондона. Соорудить кровать из коробок. Какое-то время я уговаривала Джо каждые выходные кататься на лодке по Темзе. Гребцы из нас были хреновые, зато веселья – на полную катушку.

Нам не приходилось объясняться. Мы знали, что на одной стороне. Да, у нас случались стрессы и ссоры, но ссорились мы как на уроках английского языка в школе. Корректно. Никогда не переходя на личности и не гадко.

И как бы хорошо мы ни знали друг друга, всегда присутствовала магия. Загадка. Мы могли лежать в постели, молча глядя друг на друга, не говоря ни слова. В глазах Джо никогда не было скуки. С ним никогда не было скучно.

И вот что я узнала, побывав в сфере знакомств: со многими мужчинами бывает скучно. А если мужчина не скучный, если с ним очень весело и интересно, значит, помимо тебя, у него есть еще четыре подружки, о которых он умалчивает…

Я привычно вздыхаю и щурю глаза, желая избавиться от наваждения.

– Значит, конец эпохи, – обращается Джо к Бин серьезным, сочувствующим голосом, который полюбился всей нации. – И как ты себя ощущаешь?

– Отлично! – радостно говорит Бин. – Я хочу сказать, все к лучшему. Вот так.

– Это верно. – Джо несколько раз кивает с задумчивым видом. – Я всегда любил это место, – добавляет он. – Я столько раз бывал тут в детстве. Помнишь наши посиделки у костра на кургане?

Мы с Бин машинально переводим взгляд на травяной холм, возвышающийся на восточной стороне дома.

– Да, классно было, – после паузы говорит Бин.

– И дом на дереве. – Он качает головой, вспоминая. – По-моему, одно лето мы проводили на дереве каждый божий день. Оно было как второй дом.

Я слушаю и соплю от негодования. Дом на дереве! Да как он смеет вот так, походя, вспоминать о нем! Он что, совсем бесчувственный?

Пожалуй, так и есть. Точно. Я совершила ошибку, влюбившись в бесчувственного мужчину. Теперь все встало на свои места.

– Как же нам повезло, что мы выросли здесь. – На лице Бин застывает улыбка, и я даже со своего места вижу, что ее глаза сияют.

Джо, похоже, с ней согласен, потому что добавляет:

– Но все к лучшему.

– Точно. Все к лучшему! – еще более радостно говорит Бин. – Нужно двигаться дальше.

– Конечно, – с неожиданной добротой в голосе отзывается Джо. И как бы невзначай добавляет: – А Эффи здесь?

– Нет, она не смогла прийти. – Бин делает паузу и торопливо продолжает: – Вообще-то у нее свидание. Со спортсменом-олимпийцем. Она принесла ему лимонный сорбет, и у них все закрутилось.

– Со спортсменом-олимпийцем? – Джо выглядит удивленным. – Надо же!

Да, думаю я, сидя за розовым кустом. Вот так-то. Скушай, Джо.

– Он теперь филантроп, – взволнованно добавляет Бин. – Бизнесмен и филантроп.

Вот так бы и расцеловала ее.

– Да он просто находка, – говорит Джо неожиданно пресекшимся голосом. Или мне это показалось?

– Ну ладненько, мне пора бежать. – Бин бросает обеспокоенный взгляд на часы. – Я опаздываю. Ты же будешь на семейном ужине?

– Похоже на то. – Джо приподнимает брови. – Хотя не уверен, что мне там место.

– Да ну, ты же практически член семьи, – неопределенно выражается Бин, при этом на ее щеках проступает румянец. – Поэтому, я полагаю, Криста решила… – Она неловко умолкает.

Ей не хочется договаривать: Криста пригласила тебя, потому что ты теперь знаменитость. Но это чистая правда. Криста бесстыжая. Она будет хвастаться тем, что с ним накоротке. И Джо, судя по кривой улыбке, это прекрасно понимает.

– Очень любезно со стороны Кристы, – вежливо говорит он. – Так внимательно.

– Да. Ну, – Бин торопливо проводит рукой по волосам, – мне действительно пора бежать. Увидимся!.. Я в списке, – обращается она к вышибале, подходя к дому. – Бин Талбот.

– А это что? – вышибала указывает мясистым пальцем на птичью купальню, с которой Бин по-прежнему не расстается. – Подарок семье?

– Нет, – терпеливо говорит Бин. – Я и есть семья. Это птичья купальня.

Вышибала, судя по его виду, впервые слышит о таком предмете и мгновение недоуменно таращит глаза. Потом он с подозрением осматривает купальню, переводит взгляд на Джо, внимательно смотрит на него, и тут его физиономия разом проясняется.

– Погодите. Вы же тот доктор. Из телика.

– Да, – после паузы сознается Джо. – Это я.

– Моя девушка от вас без ума! – Вышибала вдруг разом оживляется. – Просто без ума! Она поменяла контрамарку Гарри Стайлса на вашу. А для нее это, я скажу, решение, потому что она любит Гарри Стайлса. Я, типа, говорю: «Малышка, а ты уверена?» – а она, такая: «Доктор горяч».

Он глядит на Джо, словно ожидая соответствующей реакции, и я сильно закусываю губу, потому что иначе лопну от смеха.

– Что ж, – говорит Джо, – спасибо. Это… честь. Но должен сказать, что у меня зарок не подмазываться с контрамарками к женщинам, чьи бойфренды способны уложить меня одним ударом.

– Я сейчас ей напишу. – Вышибала уже не слушает и строчит сообщение. – Знаю, это против правил, но можно селфи?

Он хватает Джо и радостно скалится в экран телефона, в то время как Джо смотрит прямо перед собой – не то чтобы игнорирует его, но и улыбку из себя не выдавливает. Затем слышится телефонный рингтон, и Джо с явным облегчением говорит:

– Извините, но мне нужно ответить.

Он отходит в сторону, чтобы принять звонок, Бин исчезает в доме, и на какое-то время воцаряется тишина. Я снова осторожно меняю позу, потому что мышцы на ноге начинают затекать. Ситуация становится абсурдной. Что мне делать? Как проникнуть в дом? Ручная граната сохраняет актуальность. Или требуется совершенно иной план, с поправкой на то, что его у меня нет.

Гости между тем мало-помалу прибывают. Целое семейство при полном параде подошло к входу и было допущено внутрь. Я понятия не имею, кто они такие – должно быть, это знакомые Кристы. Вот появился Кеннет из гольф-клуба – он в клетчатом галстуке-бабочке и, приняв вышибалу за гостя, начинает вежливо прощупывать почву: «Уверен, мы прежде встречались…» – но вышибала вносит ясность и направляет его в дом.

Джо, все еще разговаривая по телефону, проходит мимо, и я напрягаюсь.

– Мама, привет, – говорит он. – Я пропустил звонок? Да, я здесь. А, понятно. Ну, не переживай, я еще не заходил, я дождусь тебя. – На мгновение он замолкает, слушая. – Нет, не говори ерунды. Мы зайдем вместе. Увидимся через десять минут.

Он отходит к дому и принимается что-то читать в телефоне. Ждать маму – это так галантно с его стороны, с неохотой признаю я про себя. Но вообще-то они всегда были близки. Отец Джо умер, когда он был маленьким, а сестра Рэйчел старше его на одиннадцать лет. Когда она уехала в университет, Джо с мамой остались вдвоем. В младшей школе Джо немного дразнили, потому что его мама была директрисой, но он воспринимал это спокойно, точно все это было не важно. Он твердо знал, чего хочет от жизни. Он видел картину в целом задолго до всех нас, остальных.

Должно быть, сейчас она очень им гордится, с легкой горечью думаю я. Вся страна обожает ее драгоценного талантливого сынишку. От вышибал до премьер-министра. Все до единого обожают Джо. Кроме меня.

Возможно, хороший хирург должен быть отчасти жестоким. Возможно, именно поэтому он так скверно обошелся со мной и просто ушел. Не знаю. Как я ни любила его, но мне так и не удалось узнать его по-настоящему. Я так и не добралась до его самой маленькой матрешки. Эту часть себя он всегда держал под замком.

К примеру, когда он поступил в Королевский колледж Лондона, чтобы изучать медицину, все страшно удивились. Не знаю, как я представляла себе его жизненные устремления. Я знала, что у него хорошие, сильные, исключительно умелые руки, но считала, что это руки пианиста, а не хирурга. Он играл джаз на фортепиано в школьном оркестре и шутил, что может зарабатывать на жизнь, выступая в барах. Я принимала его слова за чистую монету.

Я знать не знала, что он подал заявление в медицинский колледж. Он держал это в строжайшем секрете. Он что-то говорил про физику в Бирмингеме, или что, пожалуй, пропустит год и займется фортепиано, или будет преподавать, как мама… Но все это была дымовая завеса, скрывающая правду, скрывающая его честолюбивые амбиции.

Когда его зачислили, он признался мне, что не хотел распространяться о своих планах на случай, если потерпит неудачу. Он тайком работал волонтером в местной больнице, дежурил до утра, делал все необходимое, чтобы подать заявление в медицинский колледж, и никто, кроме матери, об этом не знал. Даже я. Сердцевина у него определенно покрыта вольфрамовой оболочкой.

Я не удивляюсь, что у него все идет хорошо. Его мозг подобен машине. В нем есть этакое высокомерие. Я прямо представляю его в операционной – говорит уверенно, без лишних слов, все подчиняются его приказам.

А теперь, ко всему прочему, он еще и знаменитость. Это случилось три месяца назад. Джо «засветился» в документальном фильме о своей больнице. Кино было довольно серьезное, рассчитанное на небольшую нишевую аудиторию, но почему-то его показали в утреннее время, когда зрители завтракают, и это обусловило его вирусную популярность.

Начнем с того, что интервью получилось отчасти забавным. Собеседница Джо, довольно глупенькая журналистка по имени Сара Уитли, никак не могла произнести слово «сердечно-сосудистый» и постоянно выдавала разные версии. При каждой новой оговорке она хихикала, и Джо, хотя сохранял вежливую мину, был явно раздосадован.

Он выглядел эффектно. Это просто констатация факта. В голубом хирургическом костюме, темные глаза смотрят пристально, руки выразительно двигаются, подкрепляя мысль. Было видно, как по ходу интервью Сара Уитли очаровывалась им все больше. И далее наступил момент эпохального высказывания.

– Думайте об этом так, – произнес он, серьезно глядя прямо в камеру. – Мы должны любить наши сердца.

И Интернет взорвался. Я буду любить твое сердце!!!! Возьми мое сердце, доктор Джо!! Этот парень может заботиться о моем сердце, когда захочет!!!

Он сразу стал героем мемов. Его слова растащили по всей Сети. Премьер-министр процитировал его в своем выступлении. Таблоиды окрестили Джо «Доктором Сердец», опубликовав серию смачных статей о его личной жизни. Ему предложили вести собственное телешоу.

Но если Мими права, то вместо этого он закрыл свой аккаунт в соцсетях. Что меня не удивляет. Джо – человек бескомпромиссный. Иначе и быть не может, если хочешь быть хирургом. Однодневная слава его не привлекает. Он всегда играл на перспективу. В собственную игру.

Сейчас он, сосредоточенно нахмурив брови, что-то набирает в телефоне. Я наблюдаю за ним сквозь колючие ветки, представляя его в операционной. Он изучающим взглядом смотрит на пациента, лежащего на хирургическом столе. Решает, куда направить скальпель, чтобы спасти ему жизнь. Он действует осмотрительно. Он всегда и во всем осмотрителен.

Он прерывается и разминает пальцы, и я, словно завороженная, смотрю на его руки. Они обнимали меня, ласкали меня, занимались со мной любовью. Я знаю, сколько в этих руках эмоционального интеллекта, как гармонично в них сочетается вдумчивая, рассудочная осторожность с отважной дерзновенностью, причем без тени сомнения.

Он причинил мне такую боль, что я едва могу смотреть на него. Но если для спасения моей жизни потребуется человек со скальпелем, то я обращусь к нему. Не раздумывая.

Порыв ветра щекочет мне лицо – я вздрагиваю, но не от холода, а от мышечной усталости. А может, от горьких мыслей. Ситуация становится отчаянной, сколько еще мне тут сидеть, скрючившись на торфяной куче, без всякого плана. Мне нужна помощь. Я просила у мироздания ручную гранату, и мне послали Бин – очевидно, у них там такое представление о юморе. Но теперь…

Я снова смотрю на Джо, который в десяти метрах поодаль ничего не замечает и продолжает печатать в телефоне.

Он – моя ручная граната?

При мысли о том, чтобы обратиться за помощью к Джо, я вздрагиваю. Это унизительно. Это разбередит старые раны. Это худший вариант. Но единственный.

Я медленно вытаскиваю из кармана телефон и прокручиваю список контактов до номера Джо. И отправляю ему сообщение. Оно очень короткое и по существу. На самом деле в нем говорится всего лишь:

Привет.

Глава 7

При виде моего сообщения его передергивает. В буквальном смысле. А это означает…

Ничего не означает, быстро поправляюсь я, коря себя за то, что вообще обращаю внимание на подобные вещи. Какая разница, как Джо реагирует на мое сообщение. Мне просто нужно знать, готов ли он прийти на помощь. Хотя, будем честными, тайком наблюдать за ним весьма волнительно. Я как будто шпионю за ним.

Да чего уж там, я в самом деле шпионю.

Он по-прежнему пялится в экран, хмуря лоб, словно обдумывает массу сложных, не обязательно позитивных мыслей. Потирает себе лицо. Морщится. У него такой вид, как будто он хочет что-то сказать. А теперь отряхивается, точно избавляясь от дурного наваждения.

Я наблюдаю за ним и потихоньку начинаю закипать. Это я, что ли, дурное наваждение, от которого он пытается избавиться? Неужели я настолько ужасна? На себя бы посмотрел! Тоже мне нашелся, Святой Джо! Разгорячившись, я строчу новое сообщение:

Для специалиста по сердцам ты бываешь слишком неосторожным. Ты в курсе, что разбил мое, а?

Когда сообщение приходит, на его лице отображается шок, и я чувствую прилив удовлетворения. Вот так. Говорю все как есть. Я надеялась, что он сразу даст ответ, но он, похоже, сильно под впечатлением. Он неподвижно смотрит в телефон. Я явно повергла его в ступор, и это, вполне вероятно, было тактической ошибкой.

Отказываться от своих слов я не буду, потому что это правда. Он действительно разбил мне сердце. И, судя по выражению его физиономии, знает это. Но странное дело: сейчас, когда я наблюдаю за ним, у меня уже не так саднит. Я не чувствую себя настолько брошенной. По меньшей мере я могу поговорить. И, возможно, мне удастся извлечь пользу из этого разговора. Я быстро набираю новое сообщение:

Проехали. Я здесь не для обвинений. Я здесь, чтобы помочь тебе.

У Джо глаза лезут на лоб, что и было нужно, поэтому я тотчас отправляю вдогонку:

Полагаю, все эти годы ты задавался вопросом, как загладить вину передо мной. Полагаю, ты не спал по ночам, отчаянно ломая себе голову. Полагаю, ты мечтаешь о том, чтобы я предложила тебе способ поправить дело. Не так ли??

Джо читает сообщение, и его лицо понемногу светлеет. Уголки губ забавно дергаются, он как будто оживает.

Наблюдая за его реакцией, я вспоминаю о том, как мы смешили друг друга, и от этого начинает щемить в груди. О боже, цель целью, но с Джо мне лучше не связываться. Это пагубно отразится на моем здоровье. Впрочем, выбирать не приходится.

Затаив дыхание, я наблюдаю за тем, как он печатает ответ, и мгновение спустя мне на телефон приходит:

Ты читаешь мои мысли.

Это он серьезно? Или саркастически? Да плевать. Я отправляю в ответ:

Отлично. Читать мысли – мое хобби. У тебя, кстати, шнурки развязались.

Это не так, но уж очень хочется, чтобы он подергался. Он смотрит себе на ботинки, хмурится, затем поворачивается кругом, осторожно оглядывает дорожку. Затем переводит взгляд на окна дома, а я тем временем прикусываю губу, стараясь не хихикать. Наконец он присылает сообщение:

А ты где?

Я тотчас отвечаю:

Забудь. Ну что, готов помочь? Предлагаю заключить договор. При получении эсэмэс с текстом «розовый куст» бросаем все дела и бежим друг другу на помощь.

Джо изумленно смотрит в экран, затем строчит новое сообщение, при этом на его лице появляется озабоченное выражение.

Эффи, тебе нужна помощь?

Спасибо, наконец-то!

Именно этого я и добиваюсь и быстро набираю три слова:

Да. Розовый куст.

Он тотчас отвечает:

Понял. Договорились. Я согласен.

Ой, блин. Надо было выразиться яснее.

Нет. РОЗОВЫЙ КУСТ. Посмотри на розовый куст.

Тяжело дыша, я смотрю, как Джо поворачивается, осторожно смотрит на вышибалу, по-прежнему стоящего у входной двери, а затем обозревает ряд розовых кустов вдоль дорожки. Его вопрошающий, полуподозрительный взгляд поочередно перемещается с одного куста на другой, точно ожидая подвоха…

Наконец он видит меня, и глаза у него лезут из орбит. От изумления. Еще в них есть какое-то выражение, которое мне непонятно. Какое-то время мы молча пялимся друг на друга. Это наш самый продолжительный зрительный контакт за многие годы. Такое ощущение, что мы опять на связи, как в прежние времена, правда, сквозь сплетение стеблей и листьев розового куста. У меня возникает иррациональная потребность ночь напролет смотреть в его знакомое лицо из моего убежища.

Но увы. И зря я повелась, потому что это уже не прежний Джо, которого я любила и понимала. Это новый Джо, жестокий и необъяснимый. Просто они выглядят одинаково. Поэтому я отвожу глаза и набираю:

Подойди ближе.

Сначала он не шевелится, просто стоит, весь из себя такой досадно красивый, подсвеченный со спины вечерним солнышком. Наконец он отмирает, но не приближается, что характерно, а пишет сообщение:

Ты, я так понимаю, на свидании. Не хотелось бы мешать. Кстати, где твой красавчик?

Несколько мгновений я просто пристально смотрю на него, постепенно заливаясь краской. Черт бы тебя побрал.

Отвечать очень не хочется, но придется. Наконец я беру себя в руки и набираю:

«Свидание» – это, пожалуй, преувеличение.

Справедливости ради, он не смеется, хотя губы у него подергиваются. Меня так и подмывает сказать, чтобы шел на фиг, но тогда плакали мои матрешки. Держись, Эффи, твердо говорю я себе. Кого вообще волнует его мнение?

Внезапно у меня в голове всплывает одна из козырных фраз Мими – возможно, потому что о ней мне напомнил запах роз. Всякий раз, когда с нами в школе происходил какой-нибудь конфуз, она сочувствовала, но затем твердо говорила: От стыда еще никто не умирал. Точно. Итак. Двигаем дальше.

Со всем достоинством, на которое способна, я набираю еще одно сообщение:

Подойди ближе. Притворись, что разглядываешь розы.

Я напряженно жду его реакции, потому что если он не согласится, то мне кранты. Но он поднимает глаза, уголки его рта снова подергиваются, и я понимаю, что он готов подыграть. Он делает секундную паузу, а затем непринужденно обращается к вышибале:

– Красивые розы.

– Ага, – ответствует вышибала, тупо глядя на мой куст. – Только я не знаток.

– О, это селекционные. – Говоря это, он приближается по гравию к моему убежищу. – Хочу посмотреть обрезку. Да, хорошая обрезка…

Он останавливается прямо перед кустом. Сейчас мой взгляд упирается прямо в его чернобрючные колени. Я запрокидываю голову и вижу его лицо, обращенное ко мне.

– Что ты здесь делаешь? – вежливо интересуется он. – Удивительный экземпляр, – громче добавляет он, адресуясь к вышибале.

– Мне нужно попасть на вечеринку, – быстро бормочу я. – Мне нужно, чтобы ты мне помог.

– На этот случай имеется дверь, – вскидывает брови Джо.

– Да. Но никто не знает, что я здесь, даже Бин. – Я перемещаюсь с ноги на ногу, шевеля листву. – Я несколько недель не говорила с папой. Меня изначально не включили в список гостей. Вот такая лажа.

Ненадолго наступает тишина, только вдалеке грохочет музыка и слышатся взрывы смеха.

Когда я наконец поднимаю глаза на Джо, его лицо серьезно.

– Мне жаль, – говорит он, берясь за ветку и рассматривая цветок. – Я знал, что развод дался тяжело. Но не представлял, насколько…

– Все в порядке. Проехали, – резко обрываю его я. – Мне нужно попасть внутрь всего на десять минут. У меня там дело. А долбаный швейцар мешает.

– И что за дело?

– А тебе какая забота? – не в силах сдержаться, огрызаюсь я, и на его лице появляется отстраненное выражение.

– Что ж, справедливо.

– Ну, так поможешь?

Я понимаю, что говорю отрывисто, но это потому, что нервничаю от близости к нему и пытаюсь это скрыть. Руки у меня вспотели, глаза немного щиплет. Пожалуй, уже не так саднит, как прежде, но все равно я еще не совсем оправилась.

Джо тоже выглядит напряженным, хотя я понятия не имею почему. Вообще-то это он накосячил, а не я. Он опасливо поглядывает на вышибалу – тот сейчас безучастно смотрит вверх, на темно-синее летнее небо, – а затем поворачивается ко мне.

– Эффи, у твоей семьи официальный прощальный вечер, – ворчливо говорит он. – Твое место среди гостей. Может, станешь моей «плюс один»?

– Нет, – слишком поспешно говорю я, и он морщится.

– Я не имел в виду…

– Я знаю. Знаю, что не имел. – Я неловко потираю нос. – Но в любом случае я здесь не ради вечеринки. У меня здесь дело.

– Хорошо, – кивает Джо. – Что я должен сделать?

– Отвлеки внимание. Сделай так, чтобы этот тип убрался от двери. Рвани гранату.

– Рвануть гранату. – В его глазах мелькает озорной блеск.

– Только не говори, что у тебя при себе нет ручной гранаты, – невозмутимо заявляю я. – Ты меня очень разочаруешь.

Джо шарит по карманам.

– Конечно, есть. Где-то тут завалялась.

– Чудненько. Тогда пусти ее в дело. И… спасибо, Джо.

Наши взгляды снова встречаются, и я понимаю, что, возможно, мы видимся в последний раз. Сейчас я метнусь туда-обратно и навсегда уеду из этого места. Он будет жить своей жизнью, под гром аплодисментов и свершений… а я – своей.

– Кстати, поздравляю с успехом на всех фронтах.

– А, это. – Джо одним движением руки отмахивается от всего разом – от карьеры, престижа, славы, и в этом весь он.

– Кто бы мог подумать? – Я пытаюсь легко рассмеяться, хотя не уверена, что у меня это получается.

– В самом деле, – после паузы говорит Джо, – кто бы мог подумать?

Снова повисает долгая, странная тишина. Мы смотрим друг на друга сквозь колючую поросль, и никто не двигается с места. Точно никому не хочется, чтобы это мгновение закончилось.

– Эй, дружище, у вас все в порядке?

Голос вышибалы звучит так неожиданно, что я вздрагиваю. Он, похоже, сообразил, что Джо целых пять минут стоит перед все тем же кустом роз.

– В полном! – кричит в ответ Джо, а затем, понизив голос, обращается ко мне: – Ладно. Я пошел.

– Спасибо большое, – признательно шепчу я, и это действительно так. Он не обязан мне помогать.

– Команда «На взлет!». К Рождеству будем дома, – говорит он своим «голосом пилота Второй мировой» и, подмигнув мне, направляется к вышибале.

– Как думаете, вашей девушке понравится небольшое видеообращение? Только вам придется его записать.

– Дружище! – У вышибалы округляются глаза. – Кроме шуток?

– Лучше пройдем туда. – Джо увлекает парня подальше от двери в направлении дорожки. – Там свет лучше. Нет, еще дальше. Да, тут хорошо. Теперь направьте телефон на меня и держите ровно… Как зовут вашу девушку?

Нужно признать, что Джо – гений. Он не только отвел вышибалу на несколько метров от двери, но и погрузил его в съемочный процесс. Я с предельной осторожностью выбираюсь из-за куста. Берег пуст. На цыпочках пройдя по гравию, последние два метра я преодолеваю прыжком, потом, затаив дыхание, ныряю в дверь и, очутившись в холле, обшитом дубовыми панелями, сразу сигаю в елочную нишу.

Я внутри. Я внутри! Теперь нужно подняться по лестнице…

Твою ж мать!

В конце холла я вижу Джейн Мартин – она болтает с женщиной в зеленом платье и указывает на перила. Что они делают в холле? Мне казалось, гости будут тусоваться на вечеринке, а не скитаться по дому на свободном выгуле.

А теперь они направляются в мою сторону. О боже, я пропала. Еще чуть-чуть, и меня засекут. Я уже слышу радостное чириканье Джейн: «О, Эффи, так ты здесь!»

Остается только один вариант – гардероб, чья дверь, в шаге от меня, открыта. Это большой встроенный шкаф, набитый старыми пальто и всяким барахлом. Без долгих раздумий я ныряю в него, закрываю дверцу, уползаю в угол, за древний плащ, и зажмуриваюсь, точно я все еще маленькая и играю в прятки.

Просидев неподвижно несколько секунд, я снова открываю глаза. Кажется, опасность миновала. Я бесшумно высвобождаю правую ногу, которую неудобно поджала под себя, и начинаю расслабляться, потому что местность мне знакома. Не перечесть, сколько раз я пряталась в этом шкафу. Сам его запах возвращает меня в детство: едкая вонь резиновых сапог, благоуханье старого дерева и слабый химический аромат клея. Клеем в гардеробе воняет с тех пор, как Гас увлекался моделированием – я щупаю вокруг себя и натыкаюсь на старый горшок, который он использовал. Надо же, все еще здесь – очевидно, хозяйственные ручонки Кристы не добрались до гардероба. Клею, наверное, лет двадцать, не меньше, он весь высох. Кому другому – бесполезный хлам, а мне он сразу напоминает брата, как он в двенадцать лет сидел за столом и с серьезным видом соединял кусочки дерева, чтобы получился истребитель, а Мими требовала все немедленно убрать, потому что через минуту ужин. Гас всякий раз возражал, даже не поднимая глаз: «Но, Мими, это самый ответственный момент», на что она смеялась: «Ответственный, говоришь? Тогда понятно».

Забавно, как приходят воспоминания: то фрагментами и обрывками, а то огромными кусками.

Я смотрю на часы и не верю своим глазам. Уже половина восьмого. Я-то думала, что к этому времени давно уберусь отсюда, а на деле сижу в гардеробе, и ноги у меня затекли. Я осторожно высовываю голову и тотчас втягиваю ее обратно, потому что в дальнем конце холла слышится характерное поскрипывание. Вот оно, преимущество многолетней игры в прятки – я знаю этот дом как свои пять пальцев. И могу сказать, когда кто-то приближается. Что именно сейчас и происходит.

Я заныкиваюсь в сумраке шкафа, надеясь, что человек, кем бы он ни был, пройдет мимо, но шаги останавливаются. Судя по каблукам, это женщина. Теперь она топчется на месте. Что она делает? И кто она вообще? В дверце шкафа, где неплотно прилегают плашки, есть щель, я не могу удержаться от искушения и подглядываю…

Нееет! Чур меня!

Это Криста поправляет перед зеркалом в холле утягивающее белье. Ее лица я не вижу, зато в поле моего зрения браслет на ее запястье и пальцы с наманикюренными ногтями, затягивающие на поясе эластичную ленту. Она думает, что одна, и задрала платье, желая лучше обозначить фигуру, а у меня из шкафа открывается обзор, как в первом ряду. Обалдеть. Вот так ныряешь в шкаф, надеясь попасть в Нарнию, а получаешь панорамный вид на филейные части мачехи.

И да, я знаю, что на самом деле она мне не мачеха, но ведет себя именно так. Точно все здесь принадлежит ей. Включая мебель, наших друзей и папу.

Я молча наблюдаю за ней – с ужасом и восхищением. От искусственного загара у нее на животе полосы, но она, по-видимому, считает, что никто их не увидит. Кроме папы, в джакузи…

Нет. Нееет. Только не #сексзашестьдесят. Или #виаградействует!, который папа запостил в прошлом месяце, выложив их с Кристой совместную фотку в белых махровых халатах. (Я чуть не умерла от стыда.)

Тут у нее звонит телефон, и я замираю, когда она отвечает своим гнусавым голосом.

– Привет, Лейс. Я в холле. – Она слушает, а потом говорит на полтона ниже: – Да, я собираюсь объявить об этом за ужином. То-то они распетушатся. Ладно, сейчас увидимся.

Она убирает телефон, а я моргаю в щелку. Что это она объявит? И кто распетушится?

Криста отступает от зеркала, ее лицо появляется в поле зрения, и я сглатываю. Она выглядит потрясающе, очень в своем духе – вся бронзовая, с блестящими тенями на веках. Она всегда носит накладные ресницы, но сегодня пошла вразнос – над глазами у нее нависают два огромных черных опушенных крыла.

– Я – красивая женщина, – сообщает она своему отражению, и сердце у меня екает. Вот только Кристиной самопсихотерапии мне и не хватало. Она поднимает подбородок и удовлетворенно оглядывает себя. – Я – красивая, сильная, сексуальная женщина. Я достойна лучшего в жизни.

Ну-ну. Я закатываю глаза. Для начала раскошелилась бы на автозагар получше.

– Я достойна любви, – говорит себе Криста с еще большей убежденностью. – Я достойна добрых даров от мира. У меня волосы как у двадцатилетней. – Она с самодовольным видом запускает пальцы в свою мелированную светлую гриву. – У меня тело как у двадцатилетней.