Текст книги "Свадьба до знакомства"

Во втором ящике нашелся конверт, подписанный отцом и адресованный им с Барнаби. И его сердце сжалось от страха.

Глава 11

Последнюю неделю Тони напоминал медведя с больной головой. Отэм знала это, хотя и старательно держалась от него подальше, потому что почти все, кому приходилось иметь с ним дело, говорили ей об этом. Некоторые просто из кожи вон лезли, чтобы выследить ее и сообщить, как несчастен ее муж.

Большинство сочувствовало ее бедственному положению. Однако некоторые бросали на нее обвиняющие взгляды, словно напоминая, что это все ее вина, но она может это исправить, если захочет. Отэм игнорировала этих людей, хотя больше всего хотела именно этого. Она знала, что он злится, потому что был сбит с толку. Но, черт возьми, она такая же! Больше всего пугало нестерпимое желание успокаивать его, спасать, заботиться о нем. Пора уходить, иначе она останется.

Она проходила это раньше. Не только с Робби, который вначале был заботливым и любящим, но и с бабушкой и дедушкой.

Они хотели, чтобы она уехала в колледж, говорили, что найдут помощника по хозяйству, возможно обладающего начальными медицинскими навыками. А потом у дедушки случился первый сердечный приступ, и Отэм не могла их оставить.

Какими бы ни были их разногласия на протяжении многих лет, они – семья. Она сильно любила их и знала, что никогда не простит себя, если не останется и не присмотрит за ними.

Так она и сделала. Ухаживала за ними последние несколько лет. И не жалела об этом, потому что это было самым важным, что она сделала в своей жизни. Единственный способ отплатить им за все.

При этом она помнила, каково это – быть запертой в доме, неспособной вырваться из четырех стен. Борясь с истинной природой, ждущей приключений, как и мать.

Может быть, Тони и не был бы ошибкой. А может, она отдаст ему свое сердце, все, что у нее есть, а ему нужно лишь ее имя в свидетельстве о браке еще на несколько месяцев и ее тело в постели.

А если он влюбился так же сильно и быстро, как она, так это еще хуже. Потому что он не останется в Уишклиффе. С этой счастливой жизнью, которой наслаждается она. Он уйдет. Она увязла бы в болоте, следуя за ним повсюду, в итоге обидевшись на него. И любовь не продлилась бы долго.

Так что нельзя снова спать с Тони. Слишком многое под угрозой. Не только сердце, но и свобода.

Она заслужила эту свободу и не откажется от нее в угоду непостоянной требовательной любви.

Надо скорее уезжать. Может быть, это и Тони поможет скорее завершить сделку без оглядки на нее. Вряд ли она сможет дать ему больше. Хотя нет. Она может принести ему чашку теплого сидра и яблочно-коричный кекс, которые она стащила на кухне. Подбодрить его.

Ужин Тони пропустил. В его кабинете горел свет. Отэм вошла без стука, толкнув дверь, жонглируя тарелкой и горячей кружкой. Он даже не поднял головы. Раздражение сменилось пониманием. Он настолько поглощен чем-то, что даже не видит ее. Какой-то лист бумаги в руке. Похоже, написанное от руки письмо.

– Тони, – тихо позвала она, – поешь.

Он поднял глаза, моргая в слабом свете лампы.

– Я пропустил ужин?

– Несколько часов назад. – Отэм поставила кекс и сидр на стол и посмотрела на него с беспокойством: – Что случилось?

Бросив письмо лицевой стороной на стол, он потер усталые глаза и потянулся за сидром.

– Мне звонил агент. Поступило предложение купить Уишклифф.

Отэм опустилась в кресло напротив. Как можно скучать по тому, что на самом деле никогда ей не принадлежало? Но от мысли, что Уишклифф может принадлежать кому-то, кроме Тони, а люди, которых она здесь встретила и полюбила, будут зависеть от того, кто предложит самую высокую цену, у нее внезапно скрутило живот.

– Это хорошо, правда?

Она понимала, что Тони не так уж и уверен. Возможно, передумал и тоже хочет остаться. И если останется…

Но он резко кивнул:

– Так и есть. Я уже начал беспокоиться, что мы не успеем сделать это вовремя. Им потребовалась какая-то документация, чтобы отправить адвокатам, и когда я полез в стол… Вот, нашел это.

Он потянулся за письмом, его рука на секунду заколебалась, потом он схватил письмо и протянул ей, видимо, пока не передумал. Ее одолели плохие предчувствия. Однако бабушка учила встречать плохие новости в лоб. Она прочитала, перечитала снова.

«Мои сыновья, это письмо – самое трудное в моей жизни, и я боюсь разрушить ваше уважение ко мне. Но когда я уйду, кто-то должен знать правду, и я с сожалением возлагаю эту ответственность на вас».

– У тебя есть еще один брат.

– Незаконнорожденный. Выходит, я не знал отца, и он не таков, как я думал. Брат, о котором никто, кроме меня, не знает.

– И он не знает о тебе, раз отец в письме просит связаться с ним.

– Барнаби знал?

– Не думаю. На тот момент письмо было запечатано. В любом случае он бы сказал Виктории, а она – мне.

– Что собираешься делать?

Еще один наследник, законнорожденный или нет. Конечно, это должно повлиять на продажу. В письме отец просил «поступить правильно», так, как сам, очевидно, был не в состоянии. Отэм не сомневалась, что Тони поступит правильно. Такой уж он человек. Правда, она не знала, что именно правильно. Похоже, Тони тоже. Он повернулся к ней с широко раскрытыми, потерянными глазами.

– Понятия не имею.

Отэм успокаивающе сжала ему руку.

– Я все время спрашиваю себя, что бы сделал Барнаби. Чего бы хотел отец. Оказалось, понятия не имею, кем был мой отец. И Барнаби.

– Его здесь нет, – закончила за него Отэм, – выбирать тебе.

Тони глухо рассмеялся и отвернулся.

– Мне бы не пришлось делать это, будь они живы. Ответственным человеком был Барнаби. А я был сыном, который больше заботился о том, чтобы хорошо проводить время.

Отэм не сомневалась, что он кого-то цитирует. Если бы не английский акцент, это могла бы быть ее бабушка, говорящая о ней.

– Тони, у тебя бизнес – очень успешный, по словам Финна. Тебя вряд ли можно назвать бездельником, неудачником.

Именно так бабушка всегда описывала ее маму. Так она, вероятно, описала бы ее жизнь за последние несколько лет, если бы была жива и видела это.

Он покачал головой:

– Не имеет значения. В их головах я – пятнадцатилетний подросток, попавший в неприятности с соседями, или пьяный студент университета, которого выгнали из паба. Даже в бизнесе. Они думали, что мы с Финном ищем оправдания, чтобы бродяжничать по всему миру. Для них значение имел только Уишклифф. И ответственность за него. Все остальное просто… имело меньшее значение.

В том числе и он, судя по горечи в его голосе. Отэм хотела рассказать, как много он значит для нее, но слова застряли в горле.

– Они любили меня, и я любил их. Я скучаю по ним каждый день. Но мы были такими разными.

Отэм не могла не улыбнуться этому.

– Мне знакомо это чувство, поверь. То же самое было с бабушкой и дедушкой. Мы смотрели на мир по-разному, но это не значит, что не любили друг друга.

Он поймал ее взгляд.

– Что сделала бы ты, узнав о том, что у тебя есть брат или сестра?

Она догадывалась, что такое возможно. Мать полностью исчезла из ее жизни, и Отэм никогда не искала ее. Она думала об этом время от времени, путешествуя по миру. Но не была уверена, что хочет знать. Либо случилось худшее, либо, возможно, мама остепенилась. Отказалась от кочевого образа жизни. Завела семью и детей. Отэм инстинктивно понимала, что для нее там не будет места.

– Не знаю. Я росла одна, а у тебя уже был брат.

– Может быть, этот новый брат не захочет иметь со мной ничего общего?

– Я думаю, ты не узнаешь, пока не спросишь.

После недели осторожных расспросов, деликатного отстранения агента и адвокатов покупателя серией все более неправдоподобных оправданий, отсутствия документов, ночных споров с самим собой о том, что делать, Тони не приблизился к решению проблемы.

Макс. Его главная проблема теперь. Сын отца и местной барменши, насколько он понял. Всего на два года моложе Барнаби и на два года старше его самого. Письмо отца не содержало ничего, кроме информации о том, что этот человек существует, он – его сын, а другие сыновья должны поступить правильно.

Больше всего Тони хотел, чтобы брат был жив и помог решить, что делать. Это семейный вопрос, который они должны решить вместе. Барнаби погиб, проблема досталась Тони. Он нашел письмо. И не смог проигнорировать его. Знал, что нужно поступить правильно.

Его уверенность пошатнулась. Раньше у него был только один брат, его отец – честный и верный человек, а у его семьи нет темных секретов, кроме истощающихся счетов и дыры в крыше. Все рухнуло с тех пор, как Тони нашел письмо.

И он сомневался в себе.

Не говоря уже о том, что это может разрушить его планы по продаже недвижимости. Ему бы хотелось, чтобы Барнаби оказался рядом, разделил с ним этот груз. Или, по крайней мере, одобрил его планы.

За неимением брата Тони поговорил с Викторией.

– Я знаю, что ты поступишь правильно, как поступил бы Барнаби. – С этими словами она повесила трубку, прежде чем он спросит, как бы поступил «святой Барнаби».

Тони связался с Финном, тот сочувствовал, был шокирован, удивлен, но, в конечном счете, бесполезен.

– Боюсь, приятель, в таких вещах нужно разбираться самому. Но когда решишь, что делать, я буду здесь, чтобы поддержать тебя. Что бы это ни было.

Больше всего ему нужен был совет Отэм. С той ночи, когда он нашел письмо, она стала более дружелюбной, настоящей, хотя по-прежнему держала дистанцию. Это причиняло боль всякий раз, когда она отодвигалась от него или улыбалась улыбкой, которая не касалась глаз. Он хотел чувствовать, что она действительно с ним, а не в своих мыслях на полпути через Атлантику. Ее отъезд неумолимо приближался. Она не упоминала об этом, но, судя по всему, явно считала дни до истечения трех месяцев, предусмотренных контрактом. И она уедет, даже если поместье еще не будет продано, а Тони не решит, что делать с новоявленным братом. Было бы проще, если бы мозг не был забит мечтами об Отэм. Влюблен, как первый раз, как школьник.

Пора прекращать колебаться и переходить к решению проблем. Тони потянулся к телефону и заказал столик на вечер. Потом записал в блокнот телефонный номер, который никогда раньше не набирал, и поступил правильно.

– Не могу поверить, что живу здесь целых два месяца и никогда не пробовала этого раньше. – Отэм зажмурилась, съев тарталетку с козьим сыром, грецкими орехами и свеклой.

Тони улыбнулся и поздравил себя с хорошей идеей.

– Я рад, что тебе нравится. Жаль, что не привел тебя сюда раньше. Большая часть мяса, овощей и сыров в меню из поместья Уишклифф.

Ее лицо стало более серьезным.

– Ты ведь привел меня сюда не из-за еды, так?

– Нет.

Тони оглядел паб. Здесь он выпил первую легальную пинту и несколько нелегальных до этого. Тогда это место было скорее местной забегаловкой, чем гастропабом.

И здесь работала мать его сводного брата. Макс теперь успешный бизнесмен, много лет назад уехал из Уишклиффа в Сити. Но это не означает, что он не заслуживал права голоса в будущем семейной земли, бизнеса и денег. Барнаби никогда бы не продал Уишклифф, не обсудив это сначала с Тони. Правда, Барнаби никогда бы и не подумал о продаже. Теперь они с Максом – единственные Блайты, и он не имеет права решать, не обсудив тему со сводным братом. Но сначала нужно дать понять этому Максу, что он знает о его существовании.

– Ты собираешься поговорить с Максом. – Отэм наблюдала за ним.

– Откуда ты знаешь?

Она пожала плечами и одарила его улыбкой:

– Я знаю тебя. Знаю, что ты все делаешь правильно.

– Надеюсь.

Макс, если бы захотел, мог доставить неприятности, отложить продажу на месяцы, годы. У него есть деньги, власть и влияние, чтобы через суд довести дело до конца. Юридически, заверили адвокаты Тони, он в безопасности. Но дело не в этом. Неизвестно, захочет ли какой-нибудь покупатель иметь с ним дело, учитывая длительную судебную тяжбу? Его нынешняя заинтересованная сторона уже жаловалась на задержку с оформлением документов.

– Я позвонил ему сегодня днем. Спросил, можем ли мы встретиться в Лондоне в ближайшее время.

Он на мгновение заколебался, прежде чем задать вопрос, ради которого привел ее сюда.

– Ты поедешь со мной в Лондон, чтобы встретиться с Максом? – спросил он.

Глаза Отэм расширились.

– Как твоя жена?

– Да.

Правда, отношения у них деловые. А он хочет, чтобы она сопровождала его в качестве спутницы жизни.

Отэм задумалась.

– Я поеду как твой друг, если к тому времени еще не уеду.

– Конечно, – Тони выдавил из себя улыбку, – если все еще будешь здесь.

Отэм уставилась на себя в зеркало в дамской комнате паба. Ее глаза какие-то дикие и слишком большие, лицо бледное, кудри взъерошены, будто Тони запустил в них руки. Неужели она уже сдалась? Нет. Она не могла. Но было чертовски близко. Она прислонилась к раковине, отказываясь смотреть себе в глаза, и вспомнила тот момент, когда все изменилось. Конечно, дело в том проклятом письме. Его отец, явившийся из могилы с последним секретом. Тони выглядел так же, как в ту ночь, когда она вышла за него замуж. Потерян и нуждается в заботе. Частично она испытывала облегчение оттого, что пока не нужно отказываться от всего этого.

Однако это лишь вопрос времени. Едва справившись с этим последним ударом, Тони снова будет в порядке, а она сможет двигаться дальше.

Это ненадолго. Только вот теперь Отэм ощущала, насколько глубоко увязла.

Когда это произошло? Возможно, в тот же день, когда сияющий Тони встретился во второй гостиной с Викторией по поводу уишклиффского светского календаря на следующие несколько месяцев и пригласил ее на ужин. Отэм все больше чувствовала, что после ночи с ним они – пара. Даже понимая, что это будет как-то связано с Максом или продажей Уишклиффа, чего Тони не хотел обсуждать в доме.

Или, может быть, сыграла роль встреча с Викторией, когда они обсуждали планы на сезон отпусков. Служба рождественских гимнов в церкви, рождественский венок, который поместье всегда дарило викарию в начале декабря, праздник во дворе старой конюшни, где местные ремесленники продавали рождественские подарки. Украшения для самого Уишклифф-Хаус.

У Виктории была целая папка с заметками на эту тему, контрольные списки, контакты и напоминания. Прямо как бабушкина библия. Отэм отшатнулась при виде этого, а Виктория рассмеялась, предположив, что ее отпугнула мысль о таком объеме работы.

– Все практически работает само по себе. Все здесь знают, что нужно сделать, – заверила Виктория.

Но проблема не в этом. Отэм знала, что может научиться всему, и делать это компетентно, и, если включится, будет делать это каждый год до конца жизни.

И если бы Тони попросил ее остаться на Рождество, она бы осталась. А потом был бы день Святого Валентина, или Пасха, или праздник огня Белтейн, о котором он упоминал. Здесь всегда найдется, чем заняться, если он в ближайшее время не продаст поместье. А если сохранит и попросит ее остаться, достанет ли ей сил уйти? Или она останется и позаботится обо всем, пока Тони вернется к кочевой жизни по всему земному шару? Останется, пока он не влюбится по-настоящему и не выгонит ее? Или Макс завладеет поместьем?

Даже самый лучший сценарий, который только можно придумать, ужасен. Отэм осталась, позволила себе влюбиться в Тони и обнаружила, что он любит ее… До тех пор, пока она не сошла с ума, застряв на одном месте, сбежала и разбила ему сердце.

Он хочет взять ее в Лондон, как свою жену, чтобы встретиться со сводным братом. И она сказала «да», а как иначе! Да, Тони нуждается в ней. Но она больше ценит собственную свободу. В ее жизни это всегда было наследием двух женщин, мамы и бабушки. Обе говорили одно и то же. В кои-то веки их голоса звучали в унисон.

«Детка, все не вечно, двигайся дальше».

«Отэм, ты всегда прыгаешь, не можешь остановиться на чем-то одном».

Она пообещала себе, что больше не будет привязываться. И да, нужно перерезать удерживающие ее нити.

Уйти. Прямо сейчас. Но… Отэм еще раз встретилась со своими глазами в зеркале и увидела правду.

Она слишком сильно любит его, чтобы уйти, не проведя с ним хотя бы еще одну ночь. Разве она не может?

Заключив сделку с зеркальным отражением, Отэм кивнула и направилась обратно в паб соблазнять мужа.

В последний раз.

Глава 12

Позднее осеннее солнце – или уже наступила ранняя зима – слабо пробивалось сквозь занавески. Женщина в его объятиях прижалась ближе, чтобы согреться.

Тони недоумевал, что заставило ее передумать, но был искренне благодарен за это. Отэм вернулась к столику в пабе, улыбнулась знакомой по первой ночи и ночи фестиваля огня улыбкой. Он знал, что означает эта улыбка, и благодарил каждую счастливую звезду на своем пути, находясь на грани безумия, желая ее снова.

Тем не менее Тони не торопился, доел ужин, поговорил еще немного о Максе, о деревне и о том, как они росли. Когда они перешли к пудингу, разговор стал более раскованным.

По дороге домой она прислонилась к нему, он обнял ее за талию. Когда они подошли к воротам дома, она поцеловала его, прислонив спиной к каменным столбам, которые поддерживали кованые железные ворота.

– Ты уверена? – спросил он.

В прошлый раз, в ночь фестиваля огня она поддалась тому, что горело между ними.

– Очень, – ответила она.

И вот наступило следующее утро. Отэм все еще пребывала в объятиях Тони, а когда ее зеленые глаза распахнулись, он не заметил паники, которую видел всякий раз, когда они просыпались вместе. Ее взгляд казался… спокойным. Конечно.

Его сердце успокоилось, когда Отэм улыбнулась ему.

– Доброе утро, – пробормотал он ей в губы, и она ответила на поцелуй так мягко, что у него защемило в груди.

– Привет, – ответила она, когда он отстранился.

– Итак, что ты хочешь сделать сегодня?

Это была суббота, день досуга для обоих. У Тони возникли идеи о том, как провести день. Но он хотел услышать, что думает она. Может быть, хочет романтическую прогулку по окрестностям. Или они могли бы поехать в ближайший город на обед. Вернуться и провести остаток дня в постели.

Ее улыбка на долю секунды застыла. Но Тони уже понял, что дальнейшее ему не понравится.

– Мне пора уходить.

Нет. Не после такой ночи, когда она заставила его чувствовать себя дома, чего он не ждал от Уишклиффа, и когда он подумал, что влюбляется в нее.

– Тони, мне пора.

Ее тон не допускал возражений, но он собирался спорить изо всех сил.

– У нас был контракт. Три месяца еще не истекли.

Ему нужно больше времени. Чтобы разобраться, что, черт возьми, происходит в его жизни. С поместьем, с Максом, со своим будущим, со своим сердцем. Он ничего не сможет, если она сейчас откажется от их сделки.

– Все почти закончилось, и ты знал, что я уйду, – мягко заметила она.

– Да, но…

– Но что? Таковы условия нашей сделки.

Она пожала голыми плечами, будто для нее это вообще ничего не значит, будто ей так легко уйти. Хотя, может быть, для нее это так. Просто он не осознавал, что решает свое будущее голым, в постели с ней. Снова. Его обручальное кольцо казалось тяжелым и напоминало о том, как все началось. Казалось, все другое в жизни утратило смысл с той ночи в Вегасе.

– Так что было прошлой ночью? – спросил он, отчаянно пытаясь понять.

– Я думаю, прощание.

Значение ее слов медленно доходило до него. Он похолодел.

Вчера она знала, что уедет, просто не сказала ему. Она флиртовала с ним, целовала его, затаскивала в постель, зная, что это в последний раз.

Нет. Он не хочет и не может принять это. После такой-то ночи!

– Ты сказала, что поедешь со мной на встречу с моим братом.

Теперь он терзал ее чувством вины и знал это. Судя по тому, как она смотрела на простыни, прикусив губу, казалось, это может сработать. Он был в отчаянии, чувствовал фальшь. Если бы она действительно хотела уйти, он бы ей позволил. Но последняя ночь, похожая на начало чего-то нового, доказывала обратное. И если она просто убегала, опасаясь этого… Ну, это совсем другая история.

– Я действительно так сказала, – призналась она, глядя вниз. – И мне жаль, что я не могу сдержать обещание. Думаю, это к лучшему. В конце концов, если бы я появилась там с тобой, он бы ожидал, что мы будем настоящей парой, верно? Но мы-то знаем, что я скоро уйду. Ты же не хочешь начинать отношения с братом с очередной лжи.

Впервые за очень долгое время пребывание в Уишклиффе и брак с Отэм казались более реальными, чем что-либо, хотя и начались как ложь.

– Прости, – повторила она.

– Ты так сильно ненавидишь это место?

Он наклонил голову, чтобы увидеть ее глаза. Судя по всему, этим ярко-зеленым глазам никогда не удавалось ничего скрыть от него. Как бы сильно Отэм ни связывала себя правилами, контрактами и ложью, глаза всегда выдавали ее.

Сегодня утром они излучали грусть.

– На самом деле наоборот, – прошептала она.

Тони покачал головой.

– Ты же знаешь, в этом нет никакого смысла, верно?

– Для меня это имеет значение.

– Тогда объясни. Пожалуйста.

– Здесь, с тобой, в Уишклиффе, я почувствовала себя как дома.

Она глубоко вздохнула, заглянула ему в глаза. То, что он в них увидел, поразило его.

– Тогда почему?

– Это твой дом, а не мой. Поэтому я не могу остаться.

Замешательство на лице Тони ранило ее сердце, но она не видела другого способа объясниться. Отэм подошла к окну, пытаясь найти правильные слова, чтобы он понял.

– О чем ты говоришь, Отэм? Клянусь, я не понимаю. Я влюбляюсь в…

– Не надо, – она развернулась и уставилась на него, – не говори так!

Если бы он сказал это, она бы никогда не ушла. Как она могла? Они долго молча смотрели друг на друга, наконец Тони отвел взгляд, потянулся за брюками, надел их. Такие разговоры не ведутся голышом.

– Я усвоила уроки обеих, мамы и бабушки. Это понятно? Бабушка научила меня быть верной себе. Она знала, что я всегда буду искать новые приключения.

– А мать? Чему она тебя научила?

В голосе Тони таилась горечь, которую Отэм не могла игнорировать.

– Ничто не вечно, – тихо сказала она, – мир вращается, все меняется. Я могу остаться здесь, но надолго ли? Ты продашь все и уедешь, или я захочу вернуться к путешествиям по миру, и что тогда? – Она пожала плечами. – Лучше покончить с этим сейчас, чем ждать, пока что-то другое положит этому конец за нас. Как это случилось с Барнаби и Викторией. Как это было с моими родителями.

Она надеялась, что теперь он понял. Не только смерть может испортить отношения и положить им конец. Он поймет, что она приняла правильное решение. За них.

– Знаешь, после смерти бабушки и дедушки я пообещала себе, что буду жить по собственным правилам. Продолжать двигаться, верная своей кочевой природе, как моя мать. Буду наслаждаться всем, что может предложить жизнь, ведь, как знать, не притаилось ли за углом новое приключение. – Она глубоко вздохнула. – Жизнь за пределами Уишклиффа гораздо интереснее, чем в нем, и я не хочу оставаться здесь навсегда.

«Я боюсь, что останусь здесь навсегда. И мое сердце разобьется, когда это кончится. Я не могу пережить это снова».

Она потеряла мать, когда та оставила ее, бабушку и дедушку, когда они умерли, и даже Робби, когда он оказался не тем человеком, которого она любила.

Она не могла потерять и Тони!

Тони повернулся к ней лицом, бледным и осунувшимся.

– Так вот в чем дело. Тебе надоел Уишклифф, надоел я, ты решила двигаться дальше, даже если нужна мне.

Он говорил абсолютно ровно, бесстрастно. Такого Отэм раньше не слышала от него.

– Если так, то, думаю, ты права. Тебе нужно уйти.

Он предложил идеальный выход, однако она не могла оставить все вот так. Это явно причиняло ему боль. И он почти признался в том, что любит ее.

И она теперь поняла, что тоже любит его. Истина эта открывалась в течение нескольких дней. Отэм всякий раз казалось, что она осознает масштаб всего этого. Но только сейчас, ощутив его боль, она поняла, насколько увязла.

Нужно убегать, наполнить жизнь свежими впечатлениями, приключениями, неожиданными возможностями и удовольствиями. Пока не стало слишком поздно.

– Тони…

– Не надо, – отрезал он и посмотрел на нее. Она впервые увидела пылающий гнев в его глазах. – Ты уходишь не потому, что я люблю тебя, а потому, что ты боишься любить меня. Я тоже боюсь, Отэм. Я в ужасе оттого, что от меня хотят в этом мире. Я пережил это. Черт возьми, я напился и женился в Вегасе, пытаясь избежать ответственности за любовь к этому месту, этим людям, моему наследию.

– Тем не менее ты продаешь его, – резко заметила Отэм, – значит, по-прежнему боишься ответственности.

– Ты убегаешь, потому что напугана так же, как был напуган я. Ты боишься хотеть слишком многого, быть недостаточно хорошей, страдать от сильных чувств, ошибаться в них. Твои взгляды на все это неправильны.

Скрестив руки на груди, она подняла бровь.

– Пожалуйста, объясни мне мои чувства.

Он покачал головой.

– Это мои чувства. Может, я ошибаюсь и у тебя не так. Но ты изменила мое отношение к вещам. Я сначала женился на тебе, а уж потом влюбился в тебя. И не позволю тебе уйти вот так, без объяснений.

– Тогда говори, а то мой самолет скоро взлетит.

Тони вскочил, несколькими длинными шагами преодолел расстояние между ними и схватил ее за руки, серьезно глядя ей в глаза.

– Я боялся вернуться домой, ибо не подходил на роль виконта. Барнаби был рожден для этого. Я не планировал вернуться, но он погиб.

Отэм хотела забрать хоть немного его боли. Но заставила себя промолчать. В конце концов, она обещала выслушать его.

– Ответственность пугала меня. Я думал, что не справлюсь.

«Это его жизнь, а не моя», – напомнила себе Отэм, а значит, ее не касается. Тогда почему, когда умерла бабушка, она не смогла оставаться в доме ни одной лишней минуты? Почему думала о Робби, ясно осознавая, что он никогда не полюбит ее так, как она хотела?

Теперь она знала, что Робби – негодяй. Но это не изменило убеждения, что она была недостаточно хороша.

– Ты показала мне, что я другой, – продолжал Тони, и ее поразила убежденность в его голосе, – ты приехала сюда, ничего не зная об этом месте, и тем не менее вписалась, будто принадлежала ему. Я начал понимать, что тоже смогу. И вовсе не обязательно, чтобы было так, как при жизни отца. Я тоже мог бы сделать это место своим.

Отэм ничего не могла с собой поделать.

– Так ты остаешься в Уишклиффе?

– Не знаю. Все зависит от тебя.

Внутри ее нарастал гнев, горячий и яростный, как летнее солнце Невады.

– Поэтому-то я и не могу остаться! Ты возлагаешь на меня ответственность за будущее. Я не хочу этого! Разве ты не понимаешь, что все непостоянно? А если я останусь и ничего не выйдет, ты же продашь поместье? Если я уйду, ты продашь поместье? Это нечестно, Тони!

Отэм загнала гнев внутрь, пока тот не перерос в кипящий огонь. Напоминание о том, почему она не хочет любви и уезжает… Ей еще пригодится этот огонь. В будущем. Пока она не выстроит собственную жизнь.

– Это и есть брак, не так ли? Он привязывает к тебе другого человека, даже после того, как тот должен уйти. Ты просто задерживаешь меня здесь, пока не будешь готов к тому, что все это закончится.

Лицо Тони сделалось пепельно-серым.

– Ты так думаешь обо мне? Тогда тебе правда лучше уйти.

– Мне не нужно твое благословение, даже не нужны твои чертовы деньги. Заработаю собственные. Все, что мне нужно, – твоя подпись на документах о разводе.

– Ты получишь это, – пообещал он глухим голосом и направился к двери, задержавшись лишь на секунду и тихо проговорив: – Ты думаешь, что ничего не длится вечно. Может быть, просто уходишь до того, как появится шанс?

И дверь за ним с щелчком закрылась. Отэм больше не могла его слышать.

И тогда она наконец дала волю слезам.