Текст книги "Кукла для Палача"

Глава двадцать пятая. Ярослава

– Хорошо играешь, девочка. Профессионально, – опять эта ухмылка пренебрежительная. Взглядом острым режет меня, думает о чём-то пару долгих минут, а после выдаёт. – Давай так: сегодня мне нужно показаться на одном благотворительном мероприятии. На пригласительном «плюс один» нарисовано. Со мной пойдешь. Не опозоришь – завтра бабки будут на карте. Считай это своим испытательным сроком.

А что, если мне именно так относиться ко всей этой затее?

Работа.

Просто моя должность не зарегистрирована в официальном реестре.

– И ты вернёшь меня в центр. Мне не нужна новая должность – сделаешь так, чтобы я смогла преподавать тем же группам. С той же ставкой.

– По рукам, Куколка. Постарайся за это время не раскрутить свои аппетиты. Мне нравится определённость, – мне нужна лишь озвученная ранее сумма. С расписками Влада я расквитаюсь своими силами.

Чем меньше мне заплатит Марат, тем короче будет срок моего заточения в клетке из его рук.

– Я оставлю тебе карту: купишь себе приличное платье, сделаешь прическу. Чего вам, женщинам, ещё требуется в таких случаях.

– У меня всё есть…

– Без обид, девочка, но… – перебивает. – Если в твоём гардеробе все туфли похожи на те, что ты потеряла во дворе ночью – у нас большие проблемы. Я предпочитаю видеть рядом с собой тонкую элегантность, а не пошлый разврат.

– У меня всё есть, – стою на своём. Я думала, мужчинам его круга нравится подобное. Танцуем в клубе мы примерно на такой же высоте каблуков.

– Разберешься. Надеюсь, вкусы у нас примерно на одном уровне. Здесь останешься или тебя в город подбросить?

– В город, – осекаюсь, осознав, что придётся сидеть рядом с этим мужчиной. – Если можно, просто вызови мне такси.

– Не вариант. Слишком долго ждать, я сам тебя отвезу. Штанишками разжиться не хочешь, Куколка? – у меня вода носом идет от такого простого вопроса. Марат посмеивается и понимающе кивает.

Оставляет меня одну на некоторое время, пока я продолжаю перекатывать омлет в тарелке, а возвращается уже со спортивными брюками в руках и в полурасстегнутой рубашке.

– Поможешь мне с этим? – на протянутой ладони пойманными солнечными лучами бликуют серебряного цвета запонки, я поджимаю губы и отрицательно мотаю головой из стороны в сторону. – Упрямая…

– Я не умею, – пожимаю плечами, быстро выпалив чистую правду.

Понятия не имею, как вся эта система работает. Мне не приходилось раньше помогать кому-то с манжетами.

– Постарайся научиться. С пуговицами хоть справишься? – ещё шаг в мою сторону, а я со стула высокого соскальзываю, потому что в сидячем положении его футболка на мне задирается неприлично высоко по бёдрам.

Глупо думать об этом, когда мужчина уже трогал меня между ног. Очень глупо.

– Справлюсь. Не маленькая, – тянусь к пуговицам дрожащими пальцами, начинаю где-то с середины, лишь с пятой попытки попав в первую петлю.

Чёрт. Когда это стало таким сложным?

– Для меня даже очень. Между нами целый пятиклассник. Не торопись, девочка, – горячая ладонь ложится на талию, я замираю и на инстинктах перестаю дышать. Чувствую себя в опасности. Стоит в ближайшее время привыкнуть к этому липкому ощущению.

– Сколько тебе? – хочу отвлечься. Цепляюсь за самый обыкновенный вопрос.

– Тридцать один. В твои годы я думал, что после тридцати жизнь заканчивается, – медленно собирает ткань на пояснице, обнажая мои ягодицы. Скользит пальцами ниже, гладит кожу под искусным кружевом и слегка наклоняется, опаляя ушную раковину своим тёплым щекочущим дыханием. – Не отвлекайся.

Я продолжаю свои манипуляции с мужской рубашкой, а Марат продолжает взвинчивать моё тело до предельной точки кипения, когда настолько сложно сосредоточиться на чем-то кроме мужских пальцев, что ноги подгибаются и совершенно невозможно становится сохранять спокойствие.

И взгляд его так глубоко забирается, что даже сильнодействующей кислотой не вытравить.

Рано или поздно он внутри меня будет. Физически.

Смириться остается.

Подчиниться бессовестному натиску, за края рубашки ухватившись, когда первый стон с губ сорвётся.

Их жечь начинает. С нижней на верхнюю покалывания переходят и кажется, что единственным спасением могут стать лишь мужские губы на моих – грубый, совершенно дикий поцелуй, через который он всю мою душу вывернет…

– Нам пора. Если бы не время – я бы тебя прямо здесь разложил, Кукла. Запах твой, изгибы плавные… Заводишь меня до одури, – слова порочные, но меня лишь сильнее скручивает. Я чувствую это возбуждение, когда Марат резко меня в своё тело литое вжимает.

Ягодицы сминает ладонями широкими, губы на шею обрушивает, рычит что-то невнятное, а я никак не могу тело своё под контроль взять.

Волнами тягучими карамель желания разливается. По венам каждый уголок окутывает, в голову ударяет, лишнее вытесняя из сознания, заволакивая всё сладкой дымкой.

Сама не ведаю, что творю. В волосы его пальцами зарываюсь, голову откидываю, горло хищнику подставляя сильнее.

Не я это.

Не я.

Не могу я так просто его ловким трюкам сдаться. Не могу дышать сейчас через раз, когда язык по влажным меткам ударяет. Не могу продолжения хотеть.

Наваждение какое-то. Словно подменили меня.

Ласка его все воспоминания стирает. Касания до мурашек вытесняют всю злость на этого мужчину, превращая меня в пленницу добровольную, которая от одной лишь мысли о добавке урчать довольной вибрацией готова.

– Останови меня, – на ухо хрипит, мочку зубами тянет, а руки вразрез со словами всё глубже в бельё полувлажное ныряют.

За чудом уцелевшие остатки разума хватаюсь отчаянно. По крупицам себя возвращаю из эйфории, мгновенно подступившей, ногтями через всю ту же злосчастную рубашку в плечи мужские впиваясь с такой силой, что Марат воздух резко втягивает.

В глаза мне смотрит.

Черноту глубокую удавливаю, которая мне сорванный от криков голос обещает. Вечером сегодня.

Сама раздразнила.

Собственноручно к телу своему подпустила, в водоворот сильнейший нас обоих столкнув.

– Одевайся. Я в машине буду, – бросает слишком резко и быстро исчезает в дверном проёме, в полной растерянности меня оставив.

Штаны его спортивные натягиваю, резинку затягиваю на талии, подворачивая их несколько раз, чтобы по дороге не потерять. В прихожей плащ свой обнаруживаю и туфли, аккуратно рядом с тапочками оставленные.

Подхватываю каблуки, сама в очередную вещь из его гардероба ногами ныряю, ручку дверную провернув.

Ветер сразу ударяет – в плащ сильнее кутаюсь, представив, насколько комично сейчас со стороны выгляжу. В салон уже нагретый забираюсь на заднее сидение, весь путь в окно поглядываю, делая вид, что внимательно слежу за меняющимися пейзажами.

Каждый из нас в своём молчании.

Глава двадцать шестая. Марат

Это просто гребанная комната.

Стены, потолок, пол, немного мебели и воспоминания, которые изнутри сжирают.

Железом каленым на грудь давят будто. Через кожу, нервы и кости пробираются, пока я возле двери глухой стою и с силами собираюсь.

В кабинете ничего не изменилось.

Он остался в таком же виде, каким я его запомнил, лёжа в собственной крови и задыхаясь от болезненных волн пульсации, которые от затылка по всему телу растекались, постепенно сознание и без того путаное заволакивая.

Отец вообще любые изменения не особенно жаловал. Исключение женщины составляли. Приедались быстро. Даже удивительно, что мать он ни в какую глухую деревню от себя не отослал – репутация порядочного семьянина оказалась дороже собственных порывов. В политике небольших городов разводы не поощряются.

Кто свой голос отдаст за человека, решившего взять себе модель новее?

Модель, которая ему в дочери годится.

Бумаг здесь сотни: бухгалтерия, личные записи, поставки и отгрузки. На отце несколько фирм задним числом записаны были: в документации стоят левые имена, а на практике управленцем отец являлся. Где-то единоличным, что-то они с друзьями делили.

С отцом Алиевых у него тоже какие-то дела были. Ввязались в один проект, но что-то пошло мимо первоначального плана, насколько мне известно. Прогорели.

«Бастион» пал, так и не увидев свет.

Дышать тяжело становится, когда взгляд на пол падает: несколько едва заметных пятен на покрытии. Если не знать, что они там должны быть – никогда и не разглядишь.

Только вот я знаю.

И в очередной раз меня поражает мой ублюдок отец, который за все эти годы не удосужился обновить паркет, каждый день любуясь на творчество своих рук.

Каким ненормальным извращенцем надо быть для этого?

Горло будто сдавливает кто-то. Я особо не верю в существование разной потусторонней дичи, но прямо сейчас не могу отрицать наличие мизерного шанса: отец даже на том свете не может допустить осквернения своих «покоев».

Сгребаю всё в один большой ком и решаю разобраться со всем на моей территории. Понятия не имею, что именно я буду делать с родительским домом, но точно знаю одно: никогда я по собственной воле не перееду в эту кирпичную коробку, побег из которой праздновал неделю в своё время.

А продать рука не поднимется.

Так и будет в списке моего имущества бременем висеть.

Вечером возле ювелирки торможу. Никогда раньше таких порывов не было – женщины мои сами себе подарки выбирали, а я просто доставку оплачивал и получал свой ночной бонус в виде щенячьих преданных глаз от покупки.

– Девушка, оставьте штамповку женатикам для восьмого марта. Мне нужно что-то особенное, – консультант уже, наверное, проклинает меня последними словами, но я не готов взмахнуть карточкой ради первого попавшегося брюлика, который, по моему мнению, Куколка запустит мне в рожу.

Как минимум, стоит присмотреться к чему-то без острых углов.

В машине ещё долго разглядываю рельефный полумесяц из белого золота со звёздами на разной длине цепочек.

Ночное небо.

Спокойствие, но в то же время ураган эмоций внутри, когда ты ставишь привычную жизнь на паузу и позволяешь себе вдох без лишних примесей отравы.

Девчонка спускается почти сразу после моего звонка.

Играю в джентльмена и огибаю машину, жертвуя локтем, когда Ярослава пытается со всей своей элегантностью забраться на переднее сидение. Выходит у неё отвратительно, потому что малышка делает это лишь со второй попытки – в первый раз она не смогла нормально расправить платье и, готов спорить, я даже слышал парочку неприличных для леди слов.

– Открой, – коробка в её руках, но Кукла не спешит взглянуть на содержимое. – Расслабься, я не собираюсь вычитать из твоего гонорара бабки за подарки. Считай это инвестициями в имидж. Неплохое платье, кстати. Только я ожидал чего-то более…

– Шлюшьего? – перебивает, стреляя в меня глубоко презрительным взглядом.

– Открытого, Ангелочек. Ты замуровала себя со всех сторон.

– Я не собираюсь светить своим телом перед кучкой богатеньких папиков и их свитой. Если не нравится – могу остаться дома, – рычит, но это больше похоже на трепыхания едва раскрывшего глаза котенка перед закалённой немецкой овчаркой.

Мило, но заведомо проигрышный вариант.

– А меня ты тоже так в своих мыслях называешь? – подначиваю, заводя мотор, откинувшись на спинку переднего сидения. Спина отваливается из-за привычки складываться неведомой буквой за рабочим столом. Доску бы к плечам прибить, да, боюсь, подчиненные не поймут.

– Не рассчитывай на что-то ласковее «сволочи».

– Можешь не стараться, девочка. Меня это лишь заводит, – ставлю точку в словесной перепалке и включаю первую попавшуюся радиостанцию, изредка бросая взгляд на упрямую злючку, которая так и не взглянула на мой подарок.

Руки чешутся свернуть с пути и уже за городом в моей спальне преподать ведьме несколько уроков приличных манер.

У неё просто какая-то чертова способность, посланное мне в проклятие, разжигать желание щелчком своих миленьких пальчиков, которые в ближайшие пару-тройку часов точно окажутся обёрнутыми вокруг меня в паху.

И она будет не отрабатывать свою зелень на карточке, а сама захочет доставить мне удовольствие в ответ.

Потому что я не идиот.

Потому, что утром она дрожала абсолютно искренне. Хотела меня до дымки перед глазами, в которых я готов был утонуть.

Или выныривать ради новой порции кислорода, но лишь для того, чтобы продлить ощущение её кожи под пальцами.

Я пытался не думать о Кукле.

Пытался выкинуть из головы её учащенное взволнованное дыхание во время моих прикосновений.

Стереть воспоминания о тихих стонах, которыми девочка меня наверняка против своего же желания наградила. Стремился воссоздать образ любой другой девки из прошлого – а их было немало – только перед глазами раз за разом всплывали белокурые волосы и румянец спелой вишни на щеках.

И взгляд её, от которого током двести двадцать бьёт так, что умираешь каждый раз мгновенно от тяжести глубокой и невыносимой.

Всю дорогу девочка коробку бархатную в руках вертит и лишь на стоянке решается внутрь заглянуть.

В темноте сложно понять, но в первые секунды я всё же улавливаю неподдельный восторг.

Пальчиками к тонкому плетению тянется, но вовремя себя одёргивает, выбрав одну из масок своего арсенала: что ты, мол, хочешь от меня – я и дороже вещи на себе носила.

– Я помогу? – Кукла на это лишь плечами пожимает и волосы собирает аккуратно, шею мне открыв.

Застёжка щёлкает, а я не могу отказать себе в удовольствии губами прижаться к позвонкам чуть выступающим, которые вырез на спине открывает.

Не всё оказалось тканью затянуто.

– Сегодня. Сегодня ночью я сниму с тебя это платье и заставлю забыть обо всех предыдущих любовниках. Отныне, Куколка, только я.

А вместо ожидаемых протестов малышка всхлипывает и пальцами на ладонь повреждённую надавливает – отвлечься пытается от воздуха раскалённого и предательства собственного тела, которое дрожать в ответ на мои поцелуи начинает.

В ад мы падаем оба.

Глава двадцать седьмая. Марат

– Что за чудесная спутница у тебя? Мой брат, наконец, решил остепениться? Она не похожа на обычные твои приложения, – сестрёнка выпорхнула из-за моей спины, а я тут же захотел стянуть с себя пиджак и укутать эту маленькую женщину.

Нет, смотрелась Дарька, бесспорно, очень эффектно, но на груди могло бы быть и больше ткани.

– Ты же говорила что-то о делах. Очень важные, да? Никак не перенести? – покраснела, зараза вредная, взгляд по гостям бегает. Алиева высматривает, здесь особым интеллектом обладать не нужно.

– Эмин оказался более убедительным. Я не очень люблю читать в СМИ после наших с тобой выходов заголовки о собственной связи с братом. Пусть даже они и не знают всех деталей – я всё равно довольно живо представляю это в своей голове, – скривилась, тут же превратившись из роскошной женщины в забавную девчонку из соседнего двора.

Здесь сложно спорить. Любят мне кости перемыть за спиной. Кукле ещё предстоит удивиться завтра, когда её фотографии во всех местных изданиях мелькать начнут. И хорошо, если по верхам вскользь пройдутся и не станут глубже её биографию копать.

– Решил переманить мою даму? Одной тебе уже мало? – старый друг подоспел к нам после разговора с каким-то лысеющим меценатом, однажды предложившим мне финансирование реставрации старинного здания в центре, проект на снос которого уже был на стадии подписания.

Никогда нельзя расслабляться.

Малейшую поблажку себе дашь – не заметишь, как на самом дне окажешься с огромными долгами и не самыми лучшими перспективами в виде больничной койки и отбитых почек.

– Моя отправилась слегка подправить фасад, но у меня создаётся стойкое ощущение, что она там лицо по полной перекроить решила, – Алиев понимающе кивает, а Дарька нос морщит и ловит у официанта бокал шампанского, демонстративно повернувшись спиной к нам.

– Хорошо, что твоя сестра предпочитает природную красоту. Вы и без макияжа шикарны, моя Королева.

– По-твоему, сегодня я без него? – Дарька всё же смилостивилась и теперь Алиев может рассмотреть лицо сестренки ещё раз.

– Без. На сто процентов уверен, – я не могу сдержать усмешку после его ответа.

Как-то раз мы спорили с сестрой на тему естественной красоты. Я тогда с пеной у рта доказывал, что мужчины с лёгкостью могут отличить наличие краски на лице. Не сделал я ставку на прогресс всех этих женских баночек с косметикой – оказывается, они уже давно вышли на полностью не заметный обычному человеческому глазу уровень.

Вот и сегодня Дарька точно потрудилась у зеркала, а Алиеву ещё многое предстоит узнать о женском поле. Как минимум: утро не щадит никого.

Уверен, он привык к идеальным девочкам, которые специально на несколько часов раньше просыпаются, чтобы мешки под глазами замазать – это всё-таки их работа.

Соответствовать красивой картинке глянца.

– Нам с твоим братом поговорить бы, красавица. Не против погулять здесь минут двадцать? А я компенсирую каким-нибудь лотом, – сестра на это кивает с коварной улыбкой на лице, а я понимаю, что со счёта бывшего друга сегодня слетит кругленькая сумма.

Если бы только Куколка могла подарки принимать с такой же простотой…

– Ярославу мою поймай, когда она в зале появится, – напоследок бросаю и сам же себе хочу язык вырвать за это жалящее «моя», когда сестра хитро прищуривается и активно головой в знак согласия кивает.

Вырвалось, мать твою.

На улице отходим в зону для курения и рубим сразу без прелюдий.

– Достал документы?

– Всё выгреб. Ничего подходящего там не было. Твоя да моя фамилии, государственный проект, насколько я понял. Квартал социального жилья: стройка начиналась, но в итоге почва оказалась непригодной. Всё быстро свернули, деньги вернули, на том месте так обвалившийся каркас и стоит, – я каждую бумажку вдоль и поперёк практически под микроскопом изучил.

Ни-че-го.

Ни единой зацепки, всё абсолютно легально.

– Как отец твой? – спрашиваю Эмина.

– Без изменений. Ожоги по всему телу, сам не дышит. Врачи и десяти процентов не ставят на его выздоровление.

– А ты уверен, что мы копаем в нужном направлении? – затягиваюсь, но от дыма никакого эффекта. Переламываю тлеющую сигарету и отправляю в урну, надеясь избавиться уже от этой привычки. Раньше хоть понимал, зачем это делаю.

– Он вернулся. Это последние слова, которые я от отца услышал. Собственными руками из машины его вытаскивал – думал, что скорая уже ничем помочь не сможет. Перед этим он что-то про застройку бормотал и отца твоего, но я особо не вслушивался, не до этого было, сам понимаешь. Сначала мама твоя, потом наезды на отцовскую фирму, дальше тачка его – чудо, что остался на этом свете. За братом моим слежка велась. Сняли, но информации по-прежнему ноль. Нихера в происходящем не понимаю, но в одном уверен: мы связаны.

Здравый смысл есть в этом.

У отца вообще врагов много было, но всех их его смерть удовлетворила – капитал и дела только поделили справедливо с моей подачи. Семью никто не трогал, мать в спокойствии жила.

Давно уже страница перевёрнута.

В редкие моменты о нём вспоминал – мама иногда любила о своём прошлом рассказать, когда я время выкраивал и к ней приезжал. Слушал истории родительской молодости и старался кривиться хотя бы через раз, когда слух имя отцовское улавливал.

На самом деле, всегда боялся превратиться в собственного папашу.

О семье, о детях своих, наверное, из-за этого никогда не задумывался.

Племяха свихнуться не даёт.

Я скорее руку себе отпилю, чем подниму её на создание, которое меня меньше в несколько раз, но никто в будущее заглянуть не может. Вдруг это на генетическом уровне заложено? Отклонения какие, не знаю.

Дарька считает, что я накручиваю.

В первое время благодаря навязчивым мыслям не особенно с Миркой любил один на один оставаться, но после разговора с сестрой отпустило немного. Она мне себя в пример поставила: мать Дарьку бросила, но сама она свою дочь ни за что на свете чужим людям не отдала бы. Тащила на своих плечах, улыбалась дочери, когда у самой желудок от голода такими спазмами сводило, что сдохнуть хотелось.

– Ладно, будем разбираться, – подытоживает Эмин. – Возвращаться пора. Уведут ещё наших девочек, пока мы тут клювами щёлкаем.

– Если ты ещё раз в моём присутствии назовешь сестру «своей девочкой» – я тебе врежу, – Алиев лишь по плечу меня хлопает и лыбится так, что угрозу свою уже сейчас осуществить хочется.

Вцепился же в Дарьку клешнями своими – оторвать бы, честное слово.

Кукла успела вернуться из дамской комнаты.

Меня не заметила, когда я со спины подошёл, а сестре жестами молчать велел.

Руку на талию кладу, к животу скольжу и ладонью его накрываю, чувствуя, как девчонка в миг напрягается, а голос дребезжать начинает.

Бокал к губам подносит для излишне щедрого глотка, отстраниться активно пытается.

Будто нарочно опять вызов мне бросает.

– Не прикасайся, – шипит едва слышно, но я улавливаю.

Уговор же был, вести себя хорошо пообещала. А теперь вместо обычной светской беседы Дарька меня глазами сверлит, намекая на изменившееся поведения девчонки, что со мной пришла.

Что я, блять, уже пропустить успел?

До этой заминки шло всё весьма неплохо: Кукла хорошо держалась, улыбалась моим партнёрам и позволяла себя трогать. Не шугалась, не ворчала и не кривилась, когда я маленькие фривольности себе позволял. Бельё, например, нащупал под гладким шёлком – мне этот вопрос с самого начала покоя не давал.

Из спячки вышла? Шампанское в голову ударило?

– И как это понимать? – на ухо Кукле шепчу, пока Алиев какую-то свою историю удачно вворачивает и внимание сестры на себя перетягивает.

Молчание.

Девчонка откровенно меня игнорирует. Осталось только отмахиваться начать. Как от мухи жужжащей.

– Мы на минуту, – парочке рядом бросаю, а сам в запястье женское стальной хваткой впиваюсь – ей не вывернуться при всём желании.

В комнату для персонала Куклу вталкиваю, официантке опешившей что-то рявкаю.

Одни с девчонкой в тесном помещении остаёмся.

Опять этот затравленный взгляд. Чувствую, выпади ей сейчас шанс воткнуть мне в шею что-то острое – ни минуты не раздумывала бы. Несколько раз для достижения лучшего результата провернула бы.

– Что за перепады настроения, Ангелочек? – максимально мягко. Деликатничаю с ней, хотя любую другую уже отодрал бы у стены за такие выступления на публике.

– Я просто вспомнила, с каким чудовищем мне приходится иметь дела.

И ведь боится.

Горло драть в криках помощи уже готова, но всё равно желчью плюёт в мою сторону.

– Знаешь что, девочка? Все мои спутницы на таких мероприятиях обычно работали ротиком в подобных этому помещениях – отлично отгоняет скуку, – понимает отлично, к чему я клоню. Руками себя обнимает и стену позади меня разглядывает. – На колени, Куколка.

Давай же, приди в себя.

Расскажи мне всё, и мы попробуем что-то с этим сделать. Не могло же на ровном месте так переклинить.

Но она лишь медленно ко мне подходит и коленями о пол ударяет, пальцы к ремню моему протягивая.

Контрольный в голову.