Текст книги "Цивилистическая наука России: становление, функции, методология"

Таким образом, третий период отечественной цивилистической науки не случайно совпал с выделенным для всей юриспруденции этапом, названным «золотым веком». За 80 лет развития отечественная цивилистическая наука сформировалась в самостоятельное научное направление, частично освободившееся от влияния запада и римского права, начали формирование собственные научные школы, методы исследования серьезно расширились, пожалуй, до такого числа применяемых методов отечественная наука так и не дошла более. Предмет исследования перестал быть монистичным, научный результат представлялся в самых разных формах. Цивилистическая наука активно выполняла критическую и в меньшей степени объяснительную функцию в отношении текущего законодательства. Цивилистическая наука как социальный институт активно взаимодействовала с государством, выступая для него и поддержкой, и советчиком, и критиком.

Четвертый этап цивилистической науки. Разрушение дореволюционной цивилистической науки

Четвертый, самый короткий по времени, этап развития цивилистической науки, протяженностью всего несколько лет – с 1917 по 1922 г., можно назвать периодом разрушения. На такие особенности данного периода неоднократно указывали исследователи. Так, И. Б. Новицкий отмечал, что «общая линия развития советского гражданского права в первый период… была направлена на ликвидацию правовых институтов, соответствующих разрушаемому старому базису»[256]256
  Новицкий И. Б. Указ. соч. С. 62.


[Закрыть]. То же обстоятельство отмечают и современные исследователи. По справедливому замечанию Т. Е. Новицкой, «в ходе создания советского права, уничтожались целые правовые институты старого гражданского права»[257]257
  Новицкая Т. Е. Гражданский кодекс РСФСР 1922 года. М., 2002. С. 9.


[Закрыть], особенно это касалось вещного права, права наследования (последнее было полностью упразднено), при этом отдельные нормы о сделках и нормы обязательственного права продолжали действовать. Новое государство имело сходные задачи кодификации законодательства, что и в предыдущий период, однако в отличие от предыдущего, когда соответствующая задача была поставлена перед учеными (что привело бы в том числе и к тому, что работы над Уложением растянулись на пару десятилетий: в обстоятельных дискуссиях, исследованиях зарубежного и исторического опыта, обобщении обычаев, наблюдении за юридическим бытом), в рассматриваемом периоде Кодекс готовился без научной проработки, спешно. Не обнаружено сведений о том, что соответствующее указание давалось Наркомюсту или отделу законодательных предположений[258]258
  Новицкая Т. Е. Указ. соч. С. 27.


[Закрыть]. Однако имеется множество признаков, свидетельствующих о том, что эта деятельность позднее в какой-то мере направлялась лично В. И. Лениным. Считается, что ГК РСФСР 1922 г. начали готовить в конце 1918 г. в качестве «Кодекса экономических законов». 8 апреля 1920 г. вопрос о разработке Гражданского кодекса был поставлен перед Всероссийским съездом деятелей юстиции, где доклад сделал А. Г. Гойхбарг, который обосновал нецелесообразность такового, поскольку гражданских дел больше нет, «договорное право уничтожено». Съезд согласился с докладчиком, поэтому идея о разработке Гражданского кодекса съездом не была поддержана. К 1921 г. увеличивается число сделок, соответственно возникает потребность в правовом регулировании, и вопрос о Кодексе возникает снова. С лета 1921 г. Наркомюст начинает работы по кодификации обязательственного права, причем к концу августа общая часть была готова, ее направили на обсуждение всем наркомам, установили пятидневный срок для представления замечаний (т. е. как таковое обсуждение не предполагалось – вряд ли за пять дней можно вникнуть в содержание проекта). Лишь в начале 1922 г., накануне его планируемого принятия, проект попал к В. И. Ленину, который сделал некоторые замечания. Когда стало очевидно, что из кодекса об обязательствах вполне может получиться Гражданский кодекс, В. И. Ленин предложил создать комиссию из трех юристов и спешно доработать Кодекс. Сведений о том, была ли такая комиссия создана или нет и в каком составе, не сохранилось. Интересно отметить, что хотя использование исторического метода попало под запрет, новый ГК 1922 г. во многом основывался на проекте Гражданского уложения. В. И. Ленин специально указывал применительно к деятельности по разработке Гражданского кодекса, что «НКЮст «плывет по течению»… А он обязан бороться против течения. Не перенимать (вернее, не дать себя надувать тупоумным и буржуазным старым юристам, кои перенимают) старое, буржуазное понятие о гражданском праве, а создавать новое. Не поддаваться Наркоминделу, который «по должности» тянет линию «приспособления к Европе», а бороться с этой линией, вырабатывать новое гражданское право, новое отношение к «частным» договорам и т. п.»[259]259
  Ульянов (Ленин) В. О задачах НАРКОМЮСТА в условиях новой экономической политики. Письмо Д. И. Курскому 20 февраля 1922 г.


[Закрыть] (курсив и пунктуация – как в цитате В. И. Ленина). В том же письме он отмечал, что следует «расширить применение государственного вмешательства в «частноправовые» отношения; расширить право государства отменять «частные» договоры; применять не corpus juris romani к «гражданским правоотношениям», а наше революционное правосознание»[260]260
  Там же.


[Закрыть]. Как видим, «теоретическая база» под новое право была создана в работах В. И. Ленина, он же определил методологию будущих научных исследований частного права, негативно оценив исторический, сравнительно-правовой методы и дав отрицательную оценку тенденции учета положений римского права. Значение данного руководящего разъяснения применительно к ключевым вопросам как гражданского права, так и гражданско-правовой науки будет простираться значительно дальше, нежели хронологические рамки данного, очень короткого по протяженности периода.

В. И. Ленин давал руководящие и направляющие указания и относительно содержания регулирования, хотя в текст самого Кодекса по причине болезни почти не вникал[261]261
  См.: Серник И. Б. В. И. Ленин о правотворческой работе // Советское государство и право. 1968. № 7. С. 92.


[Закрыть]. Эти указания сохранились в виде ряда писем Д. И. Курскому. В таких письмах он ставил за – дачу «оживлять торговлю, мелкое предпринимательство, капитализм, осторожно, постепенно овладевая ими и получая возможность подвергать их государственному регулированию лишь в меру их оживления»[262]262
  Цит по.: Пашуканис Е. Основные проблемы марксистской теории права и государства. С. 12.


[Закрыть]. Вместе с тем он рекомендовал взять непременно все, что есть в литературе и опыте западноевропейских стран в защиту трудящихся[263]263
  См.: Ленин В. И. Полное собрание сочинений. 5-е изд. М., 1970. Т. 44. С. 411–412.


[Закрыть], чем легализовал некоторую ограниченную рецепцию. Несмотря на такое дозволение, ни о какой детальной научной проработке отдельных положений Кодекса речь не велась. 22 мая 1922 г. была принята «Декларация основных частных имущественных прав, признаваемых РСФСР», идея издания которой пришла В. И. Ленину после ознакомления с основными положениями Гражданского кодекса, который, по его мнению, следовало доработать. Этот закон вполне соответствовал названию, не содержал конкретной регламентации отдельных прав. Принятие Гражданского кодекса от данной декларации отделяет полгода, соответственно во многом декларативный характер и непроработанность отдельных институтов сохраняется и в ГК 1922 г. По замечанию Е. Пашуканиса, «в 1922 г., когда вводился гражданский кодекс, мы ставили перед собой задачу добиться подъема продукции, дать толчок развитию производственных сил, даже – ценой допущения частной торговли, мелкого предпринимательства и капитализма… наладить торговую смычку между городом и деревней»[264]264
  Пашуканис Е. Основные проблемы марксистской теории права и государства. С. 12.


[Закрыть].

От юридической науки не ожидалось собственного творческого вклада в новое право – вышеописанный процесс разработки Гражданского кодекса не оставлял места научному осмыслению, да и, строго говоря, осмысливать было особо нечего, – Гражданский кодекс 1922 г. не явился результатом систематизации гражданского законодательства, которого попросту не было. Неизвестно, кто входил в рабочую группу по подготовке Кодекса, и вообще была ли она создана после соответствующего замечания В. И. Ленина. Фактически в Кодексе нашли отражение идеи А. Г. Гойхбарга, сыгравшего наиболее значительную роль в разработке Кодекса[265]265
  См. об этом: Новицкая Т. Е. Гражданский кодекс РСФСР 1922 года: История создания, общая характеристика, текст, приложения. М., 2002. С. 7.


[Закрыть] (который явно выражал свое отрицательное отношение к разработке Гражданского кодекса).

Вся деятельность по разработке Кодекса была подчинена его идеям, с которыми он выступал на съезде деятелей юстиции. Соответственно в нем получила развитие идея о скором отмирании гражданского права как ненужного. Условия принятия ГК, личные воззрения А. Г. Гойхбарга, указания В. И. Ленина объясняют схематичный характер Гражданского кодекса 1922 г. Во многом эти обстоятельства скажутся на развитии цивилистической науки в последующем периоде.

Многие российские правоведы не восприняли нового состояния права и выступали с критическими работами, завершение этого этапа сопровождалось арестом и высылкой из страны более 200 ученых-правоведов, что, конечно, явилось невосполнимой потерей для цивилистической науки. В этот же период вновь была введена цензура, и работы, содержащие критические замечания в адрес действующего законодательства, к печати не допускались. Потребности в монографических исследованиях не было, монографии не издавались, юридическая литература этого периода в основном представлена комментариями к законодательству. Можно констатировать, что на этом этапе достижения отечественной цивилистической науки прошлых периодов были востребованы слабо. Некоторое распространение получили пособия и научно-практические комментарии отдельных положений законодательства.

Заметим, что социокультурный контекст этого периода цивилистической науки тоже очень специфичен. Характерным является расцвет именно в эти годы направления супрематизма в отечественной живописи, состоявшего в полной утрате ею изобразительной функции. В литературе это соответствует периоду абсурдизма (Д. Хармс, и др.). Можно констатировать формирование нигилизма в качестве идеологической основы цивилистической науки как основной результат данного периода.

Таким образом, старые стандарты научной практики были разрушены, новые еще не сформированы. Этот период является своего рода бифуркацией отечественной цивилистической науки, после которой ее развитие пойдет совсем по другому направлению, перед наукой будут поставлены другие задачи.

Пятый этап цивилистической науки. Пропаганда социалистического гражданского права

Пятый этап, протяженностью с 1922 (1925) по 1961 (1964) г. ставил перед наукой новую методологическую задачу формирования новых стандартов научной деятельности, а в части научного результата – привычные задачи описания и объяснения гражданского права, а также новую задачу, состоящую в создании теоретического обоснования «правильности» отечественного права, его преимуществ, отличия советского гражданского права от буржуазного, причем в пользу советского права. Кроме того, именно наука должна была заняться пропагандой советского государства и права и соответствующим правовым воспитанием. Пожалуй, именно данный период характеризуется самым большим количеством разноплановых задач, стоящих перед цивилистической наукой. Сам по себе этот период имеет значительную временную протяженность и не вполне однороден. Некоторое оживление научных исследований можно наблюдать в 20-х гг., соответствующих временам нэпа, когда цивилистическая наука осмысливала капиталистические элементы экономики и искала адекватные формы правового воздействия на них, далее тематика исследований меняется, теперь основной проблемой является объяснение участия государства в экономике. Появляется и становится очень популярным такой жанр научных работ, как очерк. Неоспорима ценность опубликованных в 20-х гг. работ М. М. Агаркова[266]266
  Агарков М. М. Учение о ценных бумагах. М., 1927.


[Закрыть], В. И. Серебровского[267]267
  См.: Серебровский В. И. Очерки советского страхового права.


[Закрыть]. Тематика снова меняется в военные и послевоенные годы, когда требуется осмысление совершенно новых феноменов (влияние войны на исполнение обязательств, решение проблем содержания вдов, признания религиозных браков и фактических брачных отношений и пр.). Вместе с тем, несмотря на некоторую внутреннюю неоднородность, фундаментальные черты цивилистической науки этого периода, выполняемые ею функции позволяют говорить о том, что все произведения этого периода относятся к одному ее этапу.

Цивилистическая наука в этот период приобрела партийный характер. Новой актуальной задачей стало обоснование самостоятельности советского гражданского права, невозможности отыскать в нем дореволюционные или зарубежные корни. Негативно оценивались случаи «некритического перенесения на советскую почву буржуазных юридических конструкций»[268]268
  Иоффе О. С. Развитие цивилистической мысли в СССР. С. 183.


[Закрыть]. Доказательство самостоятельности советского гражданского права осуществлялось за счет описания особенностей советского общественного строя. Так, в предмет цивилистических исследований были включены нетипичные элементы – помимо норм права еще и идеологическая основа социализма, а также политические обстоятельства.

Хронологические рамки этого периода не так однозначны. Одним из признаков данного этапа явилось постепенное осмысление нового гражданского права, его освоение – через описание, объяснение и пропаганду, фактически речь шла о новом построении науки. Однако исследование библиографических справочников привело к выводу, что периодические юридические издания в послереволюционный период начали появляться только после 1922 г. В 1922 г. основан первый журнал – «Еженедельник советской юстиции», в дальнейшем – «Советская юстиция», в том же году начал издаваться журнал «Право и жизнь». Остальные советские юридические журналы стали появляться несколько позже. Исследование публикаций первых лет после кодификации привело к выводу, что самое начало периода явно носило переходный характер, основные функции данного этапа наука не выполняла. Крайне незначительное число публикаций, в том числе и по причине отсутствия специальных юридических изданий, несколько размывает момент начала этого периода. Совершенно точно к началу 30-х гг. все его свойства и тенденции проявляются в полной мере, выработаны все ключевые положения стандарта нормальной науки, но с какого момента следует считать этот период начавшимся, достоверно установить затруднительно. Имеются сложности также и с моментом его окончания, причины этому будут приведены далее.

В процессе изучения периодических юридических изданий этого периода обнаружилось интересное обстоятельство. Исследование, как было обозначено во введении к настоящей работе, проводилось путем сплошного изучения всех периодических юридических изданий с 1831 г. по настоящее время. Рассматриваемый период характеризуется постепенным угасанием интереса к юридическим публикациям (к середине периода). Проявлениями такого угасания стали два обстоятельства. Согласно библиографическим указателям с 1940 по 1949 г. в СССР издавались всего три юридических издания общего профиля – журнал «Социалистическая законность», журнал «Советское государство и право» (журнал менял название), журнал «Советская юстиция» (журнал менял название). При этом во время Великой Отечественной войны в период с 1942 по 1944 г. юридические журналы вовсе не издавались. В период с 1950 по 1954 г. ситуация не улучшилась кардинально. Согласно Летописи периодических изданий СССР 1950–1954[269]269
  Летопись периодических изданий СССР 1950–1954 гг. М., 1955.


[Закрыть] в этот период появилось еще четыре журнала: 1) «Вестник государственного контроля»; 2) «Известия академии наук, отделение экономики и права» (до 1952 г.); 3) «Социалистическая законность»; 4) «Судебная практика Верховного Суда» (до 1952 г.). Таким образом, к середине 50-х гг. XX в. число специальных юридических журналов сравнялось с довоенным. Вместе с тем в сравнении с довоенным резко (почти в 10 раз!) снизились тиражи юридических изданий. Так, тираж журнала «Советское государство и революция права» снизился с 20 000 до войны до 3000 экземпляров в послевоенные годы. Такое снижение тиражей коснулось всех юридических журналов. Тиражи юридических изданий вновь увеличатся к концу 60-х гг., когда достигнут нескольких десятков тысяч экземпляров (до 62 000 экземпляров одного номера самого читаемого советского юридического журнала – «Социалистическая законность» – к концу рассматриваемого периода) Ссылок на публикации в юридических изданиях начала этого периода (до середине 50-х гг.) в более поздних статьях и монографиях практически не встречаются. Журналы часто издавались сдвоенными и даже строенными номерами. И еще одно весьма печальное наблюдение. При проведении исследования большинство журналов этого периода из фондов Российской государственной библиотеки были мне выданы с неразрезанными страницами. Можно надеяться, что лучшей была судьба остальных экземпляров тиража журнала, однако само то обстоятельство, что за более чем 80 лет после издания эти журналы ни разу не были востребованы в центральной библиотеке страны, вызывает размышления на тему общей востребованности юридической периодической печати того периода.

Применение сравнительно-правового метода в этот период имело четкие границы и задачи. Так, в одной из монографий, касающихся вопросов отношения к советскому праву за рубежом, автор указал, что не империализм как таковой враждебен к СССР, а лишь отдельные реакционные его элементы, а также «осмелился» похвалить германскую судебную практику, занявшую «правильную линию» по отдельным спорам. Такая публикация вызвала жесточайшую критику. Отмечали, что «никак нельзя допустить такой упрощенной и антимарксистской постановки вопроса, которая в книге, напечатанной для советского читателя, не может иметь даже и той тени оправдания»[270]270
  Раевич С. О современном состоянии советской литературы по международному частному праву // Советское государство и революция права. 1931. № 9. С. 146.


[Закрыть]. Такое отношение очень ярко характеризует данный этап науки и объясняет практически полное отсутствие отклоняющейся науки в этот период, особенно ближе к его завершению. Идеологизированность, партийность цивилистической науки этого периода фактически выхолащивали собственно юридическое ее содержание.

Для цивилистической науки этого периода характерна резкая критика использования догматического метода, который объявлялся пережитком буржуазной и дореволюционной науки, однако никакой замены ему еще не было создано. На это обстоятельство обратим особое внимание, поскольку в современных публикациях зачастую указывают на преобладание догматического метода в течение всего развития отечественной цивилистической науки, а отказ от этого метода иногда представляют как абсолютную методологическую новеллу. Исследование образцов науки такого вывода не подтверждает. Как было отмечено, сам догматический метод стал применяться в отечественных исследованиях к тому моменту относительно недавно – лишь в третьем периоде, – т. е. менее полувека назад; стандарты применения этого метода только начинали складываться. С революцией и периодом разрушения стандартов научной деятельности и эти зачатки методологии были отвергнуты. Нормативный метод, на смену которого пришел догматический, для пятого периода цивилистической науки был неактуален в связи с особенностями действующего позитивного права. Отсутствие адекватных способов исследования позитивного права замещалось усилением аксиологической (политико-правовой) и социологической частями науки.

Весьма своеобразен стиль публикаций этого периода. Появляются несвойственные дореволюционной науке переходы на личность оппонента. Такой стиль сначала используется только применительно к критике буржуазных и дореволюционных концепций, но постепенно распространяется и на современную научную дискуссию, рассматриваясь в качестве нормального способа ее ведения.

Приведем типичные образцы работ нормальной науки этого периода.

Образец 1928 г. Вольман И. С. «Залог будущих вещей»[271]271
  Вольман И. С. Залог будущих вещей // Еженедельник советской юстиции. 1928. № 33. С. 908–910.


[Закрыть]. Актуальность проблемы автором констатируется без обоснования. Начинается статья с изложения норм позитивного права (действующего Гражданского кодекса), приводятся ссылки на Устав Центрального сельскохозяйственного банка, пересказ спора, рассмотренного в Высших арбитражных комиссиях. Отмечается, что «при обсуждении вопроса и даже в решениях делались ссылки на римское право и на иностранные законодательства», такой подход автором критически оценивается. Для этого автор обращается к римскому залоговому праву, законам Эстонии, Латвии, как основанным на римском праве, затем к англо-американскому праву и иным правилам «буржуазных законодательств». Это исследование автор именует «юридической стороной дела». Далее он обращается к «социально-хозяйственной стороне», отмечая, что именно эта сторона представляет для автора наибольший интерес. Эта социально-хозяйственная сторона для автора сводится к описанию сложностей, с которыми сталкиваются предприятия и банки при залоге будущей продукции – невозможности обеспечения ее опечатывания, перевозки, хранения и пр. Автор обосновывает принципиальное различие между советской и буржуазной системой кредитования, на этом принципиальном различии строит свои выводы. Обнаружение римских корней у института автором негативно оценивается: «Не пахнет ли здесь римскою генеральною ипотекою?» – язвительно пишет автор. Предлагаемый им вывод содержит несколько вариантов изменения законодательства.

Исследование образца приводит к выводу, что еще сохраняет значение догматический метод, хотя он не является превалирующим. Исторический и сравнительный метод используются, однако с четким выполнением идеологической и пропагандистской функции науки – с обоснованием идеи о преимуществах отечественного советского гражданского права по сравнению с зарубежным «буржуазным» и римским. Исторических параллелей с дореволюционным отечественным правом не проводится. Способом доказательства сделанных выводов является обращение к хозяйственной практике и идеологическим противоречиям между отечественным и зарубежным гражданским правом. Научный результат состоит в предложениях по совершенствованию законодательства.

Образец отклоняющейся науки 1927 г. Агарков М. М. «Учение о ценных бумагах»[272]272
  Агарков М. М. Учение о ценных бумагах. М., 1927.


[Закрыть]. Актуальность обоснована ссылкой на то обстоятельство, что «теория ценных бумаг имеет большое значение и для советского права. Все главные виды этих бумаг восприняты советским законодательством и хозяйственной практикой как составные части финансовой и торговой техники, заимствованной у капитализма. Особенности советского строя проявляются не столько в самом механизме функционирования различных ценных бумаг, сколько в тех целях, ради которых они используются, в тех границах, которые создаются для их обращения в условиях преимущественного значения государственного хозяйства». При исследовании автор обращается преимущественно к германской литературе и предложенным ею объяснениям сущности ценной бумаги, ее функций. Для сравнения автор обращается также к французскому, итальянскому, швейцарскому законодательствам и доктрине, а также сопоставляет отдельные положения с правом США и Англии. Автор строит классификацию ценных бумаг, выявляет соотношение прав на ценную бумагу и из ценной бумаги, рассматривает отдельные виды ценных бумаг.

Работа относится к отклоняющейся науке (как и практически все иные работы этого автора), поскольку она выполнена по стандартам научного исследования, выработанным дореволюционными учеными. В том же направлении отклоняющейся науки (устаревшей по стандартам научной деятельности) в этом периоде был опубликован еще ряд работ, в основном авторства ученых, получивших образование до революции. На момент ее опубликования, пришедшийся на начало периода свертывания нэп, тема исследования утратила актуальность. Автор активно использует догматический и сравнительно-правовой методы, не выдерживает идеологической направленности исследования. Стиль, методы, использованные в данной работе, не соответствуют свойствам науки этого периода, не выполняют ее функций. По всем параметрам произведение не может считаться вкладом в науку пятого периода. При этом ни одно из произведений нормальной науки всего дореволюционного и советского периода не оказало такого влияния на формирование современного учения о ценных бумагах XXI в., как приведенное произведение. На примере этого произведения можно заметить, что отклоняющееся от текущей нормальной науки, не соответствующее актуальным задачам и методам произведения, несмотря на это, может, оказать существенное влияние на исследования определенного направления, вклад может проявиться через десятилетия, когда изменятся актуальные научные задачи.

Образец 1931 г. Кожевников Ф. «К некоторым вопросам монополии внешней торговли»[273]273
  Кожевников Ф. К некоторым вопросам монополии внешней торговли // Советское государство и революция права. 1931. № 8. С. 80–95.


[Закрыть]. Актуальность обоснована огромным политическим и экономическим значением монополии внешней торговли, вызывающим внимание к этому вопросу в юридической литературе. Начинается статья с цитаты из резолюции XII съезда партии, подтвердившего монополию внешней торговли, необходимость развития хлебного экспорта, обеспечения активного баланса внешней торговли. Приводятся ссылки на доклады по этому поводу В. И. Ленина, И. В. Сталина. Далее автор оценивает имеющиеся публикации, обосновывающие отказ от монополии внешней торговли, сопоставляет их с приведенными цитатами, выявляет противоречия. Автор сопоставляет монополию внешней торговли в СССР и в отдельных странах, приходит к выводу, что «как по содержанию, так и по форме» монополия внешней торговли «является новым историческим феноменом, ни в истории Запада, ни в прошлом России мы не находим и не можем найти «прецедента»… Монополия внешней торговли представляет собой необходимый продукт на определенном этапе развития победоносной пролетарской революции». Автор обращается к законодательному материалу. Он приводит декреты 1917, 1918 и 1920 гг., отмечает, что «монополия внешней торговли не сразу получила свое конкретное законодательное оформление». Он сравнивает монополизацию и национализацию, критически оценивает подходы, изложенные в литературе, о том, что монополия установилась сразу после революции. Автор приходит к выводу, что окончательно монополия внешней торговли установилась в 1921 г.

Исследование образца приводит к выводу, что идеи, изложенные в докладах В. И. Ленина, И. В. Сталина, рассматриваются в качестве постулатов и служат основой для дальнейших рассуждений. В статье основное внимание уделено исследованию и обоснованию политической целесообразности монополии внешней торговли, а также критике научных оппонентов, которых именуют «классовыми противниками». Отмечу, что именно в это время складываются основы новых стандартов научной деятельности этого периода в части определения предмета, методов, обоснования актуальности, в том числе в части стилистики научных публикаций. В дальнейшем подобный весьма специфический стиль оппонирования будет встречаться на протяжении всего периода, далее эти моменты будут отмечены при описании других образцов. В статье критикуется догматический метод, сам автор догматического метода не использует. Использование исторического и сравнительно-правового методов осуществляется через призму идеологической составляющей. Научная проблема не имеет выхода на практику (решен вопрос о том, с какого момента можно считать установившейся государственную монополию внешней торговли). Основной тип используемой аргументации – ссылка на авторитеты.

Образец 1937 г. Сапгир И. «Охрана прав личной собственности граждан»[274]274
  Сапгир И. Охрана прав личной собственности граждан // Социалистическая законность. 1937. № 9. С. 16–23.


[Закрыть]. Актуальность проблемы обозначена автором через указание на то, что от форм собственности зависит соотношение классовых сил в стране. Начинается статья со следующего тезиса, сопровождающегося ссылкой на доклад И. В. Сталина: «Сталинская Конституция, Конституция нашей великой социалистической родины «представляет собой итог пройденного пути, итог уже добытых завоеваний», является «регистрацией и законодательным закреплением того, что уже добыто и завоевано на деле»». Далее в статье констатируется отсутствие в советском государстве антагонистических классов, осуществление порядка, направленного на удовлетворение интересов трудящихся. Приводится еще одна цитата Доклада И. В. Сталина: «Только в СССР… мы имеем теперь новую, социалистическую экономику, не знающую кризисов и безработицы, не знающую нищеты и разорения и дающую гражданам все возможности для зажиточной культурной жизни». Буржуазные юристы идентифицированы в статье «врагами», в отношении их высказываний, которые в статье не приводятся, дается комментарий: «нагло врали». В опровержение доводов «врагов» приводятся ссылки на труды Маркса и Энгельса. Социалистическое право собственности противопоставляется буржуазному, отмечается, что «господство принципа частной собственности находит свое выражение во всех без исключения буржуазных конституциях», далее приводятся тексты этих конституций. В отношении всех этих определений отмечено, что «господство частной собственности есть господство эксплуатации человека человеком». Проводится сопоставление права собственности в феодальной и капиталистической России. Дается следующая оценка буржуазного права: «Эти же буржуазные лжеученые, замалчивая, что в капиталистическом обществе ничтожная кучка эксплоататоров угнетает большинство населения, утверждали и утверждают, что между собственностью кучки эксплоататоров и личной собственностью трудящихся нет никакой разницы. Буржуазные конституции провозглашают все виды собственности равными перед законом, замалчивая о праве трудящихся на продукты личного потребления и прикрывая господствующий в капиталистическом обществе узаконенный грабеж. Капиталистический строй содержит в себе непримиримое противоречие между теоретическими принципами, провозглашаемыми буржуазными конституциями, и практической действительностью». Указывается, что в отличие от буржуазных государств в социалистическом государстве нет непримиримых противоречий между индивидуумом и коллективом. Отмечается, что, охраняя интересы личности, социализм обеспечивает удовлетворение ее потребностей. Приводятся ссылки, подтверждающие гигантский рост народного дохода, в том числе и поступившего в личное распоряжение граждан. Делаются заявления о существовании «изобилия» в хозяйстве колхозников. Осуждается «кулацкая агентура». Научные работы, содержащие выводы, противоположные изложенным автором в статье, осуждаются: «Сознательным пособничеством врагам народа является попытка противопоставить личную собственность колхозника собственности общественной, как это сделано в «Курсе советского хозяйственного права» под редакцией Пашуканиса и Гинзбурга в 1935 году». Рассматривается институт наследования, который также противопоставляется буржуазному праву, при этом сопоставляются положения советского права, французского и права германского фашизма. Буржуазный порядок наследования объявлен сопряженным со свойственным буржуазному строю тунеядством. Ключевым отличием советского права собственности названо следование принципам революционной социалистической целесообразности. Лица, посягавшие на личную собственность трудящихся, названы «недобитым классовым врагом».