Текст книги "Эхо Миштар. Вершины и пропасти"

– Надо заметить, мечом ему размахивать нелегко было: стан девичий, руки как тростинки, весь в матушку пошёл, в Зиту, – продолжала Эсхейд с тёплой улыбкой. – Но вот упорства и ума ему было не занимать. Как он понял, что простой силой многого не добьётся, стал изучать морт-оружие и так преуспел, что я ему, пожалуй, доверила бы и Белые горы оборонять. Да и государь из него хороший бы получился…

– Несмотря на характер? – удивилась Фог. – Не то чтоб это моё дело было, но о его вспыльчивости и гордости легенды ходят.

Эсхейд фыркнула только:

– Вот потому он и был бы хорошим государем, что при таком скверном нраве умудряется поступать по справедливости, бедных не обирать, а слабых не обижать… Есть, правда, за ним один грешок, – чуть понизила она голос, скосив взгляд на дружинников, скакавших следом за ними. – Не терпит он, когда его дразнят «красавицей», уж больно натерпелся этого по юности во дворце; бывало, что и лорга ради шутки заставлял его надевать женское платье и подавать хмель на пиру… Так что если теперь какой воин брякнет, что, мол, Мирра похож на девицу, то быть бою насмерть; если женщина это скажет, Мирра ответит: «А ты похожа на бревно». Ну, а на дитя несмышлёное разве что сердито глянет, ну да когда ребятня взглядов-то боялась?

– Дразнятся?

– Ещё как дразнятся! Говорят, Мирра потому набрал к себе в дружину таких же красавиц и красавцев, чтоб не больно-то выделяться…

Так, за разговорами, дни пролетали незаметно.

Огорчало разве, что видеться с Сидше теперь получалось лишь по вечерам: он управлял дирижаблем и спускался вниз лишь тогда, когда отряд останавливался на ночлег. Время песен и плясок, высоких костров и шумных пиршеств прошло, Эсхейд торопила своих людей, и за день все слишком уставали. Наконец даже Телор не выдержал и спросил, зачем так спешить, на что она пожала плечами и ответила коротко:

– Да как-то беспокойно.

Иногда ощущала тревогу и Фог, особенно ближе к ночи, после ужина, когда все, кроме часовых, начинали уже засыпать. Может, потому что где-то рядом бродили грозы и воздух казался спёртым и влажным; может, потому что на пути стали чаще попадаться люди, оставшиеся без крова – сироты, погорельцы и скитальцы, обездоленные войной… И хотя Эсхейд твердила, что ни Кальв, ни Мирра никогда не отдадут приказ сжечь деревню, кто-то всё же это делал – иначе откуда взяться пострадавшим? Из-за тревожных мыслей и духоты Фогарта подолгу не могла уснуть, и, когда одним вечером Сидше лёг рядом и осторожно обнял её, она не сказала ничего, только нашла его руку и сжала – и уснула, крепко-крепко, впервые за несколько дней.

Следующим утром – необыкновенно ясным и спокойным, ни ветерка, ни облачка на небосводе – вдали, на горизонте, показалась тёмная громада.

– Кимень-гора, – сказал Телор, указывая на неё. – Если поторопимся, то послезавтра к вечеру будем там.

«И что тогда?» – хотела спросить Фог, но промолчала.

…а ночью, перед самым рассветом проснулась вдруг с ощущением надвигающейся беды.

– Что такое? – пробормотала, привставая на локте и стараясь не разбудить Сидше, обнимающего её со спины. – Лиуре кошмар приснился? Или садхам чудит, которая ящерка?..

Вокруг было тихо, даже слишком. В высоком небе, слегка посветлевшем на востоке и почти что чёрном на западе, мерцали звёзды – мириады неверных, колеблющихся огней; умолкли ночные птицы, молчали и насекомые, обычно стрекочущие в траве. Погасли костры, даже сторожевые, и стало зябко.

«Морт, – осознала вдруг Фогарта. – Морт отхлынула, совсем, ни капли нет… А ещё все спят слишком крепко, и дозорные тоже».

Ей стало страшно, она кое-как растолкала Сидше, сонного, осоловелого, точно пьяного – а затем увидела, как из шатра, пошатываясь, выходит Телор, которого тоже что-то разбудило… И в голове у неё точно щёлкнуло, картина сложилась.

– Землетрясение! – выдохнула Фог, подскочив на ноги. Не устояла, повалилась обратно на ложе из одеял, к Сидше, который тряс головой, точно в ушах у него была вода. – Учитель рассказывал! Перед большим землетрясением морт уходит глубоко в разлом! Как на горе Анцу! И оттого бывает слабость, и удушье, и…

Телор, ещё мгновение назад заспанный и вялый, сообразил, что делать, едва ли не быстрей, чем она договорила.

– Вверх! – крикнул он. – Поднимай их! – и раскинул руки, вытягивая морт из трав и деревьев вокруг.

Фог растерянно оглянулась по сторонам – и последовала его примеру, только силу зачерпнула из низких грозовых облаков к югу, откуда дотянулась, сколько смогла… Спящие люди и гурны медленно, плавно воспарили, а с ними котелки, шатры и повозки. Себя и Сидше она подняла на одеяле, хмурясь от напряжения и прикусывая губу.

«Лишь бы не уронить».

Они едва успели обезопасить всех, как послышался вдруг гул, постепенно нарастающий – и земля заходила ходуном, трескаясь, точно сахарная корка на пироге. А морт, исчезнувшая было, хлынула обратно – жёсткий, плотный поток, невидимый глазу.

Люди начали просыпаться; кто-то закричал, увидев растущие трещины и оползающие склоны; послышался плач, и причитания, и воззвания к Аю-Насмешнику, и крепкая брань… Эсхейд парила в воздухе, крепко прижимая к себе обоих котов, и её ночная рубаха чуть просвечивала в звёздном свете, а заплетённые на ночь косы завивались кренделями.

– Помрём мы, что ли? – спросил кто-то удивлённо – и тут же рассмеялся; Тарри, верно, или кто-то из его приятелей из табора. – Ух, так хоть полетаем перед смертью!

Когда с треском наклонилось и обрушилось в пропасть старое, кряжистое дерево, не по себе сделалось даже Фог. Грохот из-за обвалов и треск разверзающихся земных недр перекрывали крики и плач, постепенно сливаясь в монотонный, оглушающий рокот.

«Скорей бы прекратилось, – думала она, обливаясь холодным потом; рубашка неприятно липла к телу, а ворот царапал шею. – Скорей бы успокоилось всё, пока я ещё держу… пока могу…»

…и всё-таки они выстояли.

Само землетрясение продлилось недолго – меньше минуты, но какое-то время грохотали с разных сторон оползни и обвалы, возникали вдруг огромные ямы в неожиданных местах. Кое-где появились расщелины, из которых валил… нет, не дым, как померещилось сначала, а облака морт, густой и чёрной. Пейзаж вокруг, ещё вчера умиротворяющий и величественный, изменился, а силуэт Кимень-горы стал рогатым, точно она раскололась надвое.

– Боюсь, это не конец, – произнёс Телор, приблизившись к Фог. Выглядел он изрядно потрёпанным, а душистые лесные цветы, из которых был сплетён его венок, высохли и почернели – как и трава под ногами, и ближние деревья. – Землетрясения у нас случались и прежде, но таких сильных я не припомню. А ведь говорят, что когда открываются недра…

– …приходят беды, – закончила за него Фогарта. По спине у неё мурашки пробежали. – Да. У нас тоже так говорят. Надо проверить, что со снаряжением. Никто не ранен?

– Вроде бы нет, – ответил он. И улыбнулся. – Ты хорошо справилась. Знаю, что ты взрослый киморт и в одобрении старших не нуждаешься…

Фог вспыхнула.

– Нет! Спасибо, я… я рада, – ответила она, запинаясь немного. Телор не напоминал её учителя ни обликом, ни манерами, только ростом немного, но его похвалы были приятны; может, ей недоставало долгое время именно этого – услышать, что она делает всё правильно. – И, к слову, пока я с мысли не сбилась! Нет ли у твоих людей или в дружине Эсхейд простого оружия, которое можно использовать как заготовку?

– Я спрошу, – кивнул он. И спохватился: – А какое нужно?

– Один короткий меч, – прикинула она, вспомнив, что носил Иаллам в Дабуре. Затем обернулась к Сидше. – А ты чем пользуешься обычно?

– Удавкой, – нехорошо усмехнулся он. – Это шутка была, не хмурься. Лёгкий кинжал подойдёт, с клинком вот такой длины. – Он постучал себе по запястью чуть пониже ладони.

– Да я и не хмурюсь, – растерянно ответила Фогарта, когда Телор, пообещав подыскать что-нибудь подходящее, ушёл. – Просто задумалась, куда в удавку встроить самоцвет или мирцитовую капсулу, а то у меня заготовки такие только, крупные, я ведь для Ачира делала их… Разве что в рукоять; но если вместо рукоятей у удавки кольца, то получается, что вовсе некуда. Почему ты смеёшься?

– Потому что ты полна сюрпризов, моя госпожа, – тихо ответил Сидше и привлёк её к себе мягко. – Так много знаешь – и так мало.

Он мягко коснулся губами её лба; вокруг переговаривались, причитали и плакали люди, гурны тревожно фыркали в отдалении, светлело небо на востоке, а ветер тормошил уцелевшие на склоне деревья, но всё это было неважно.

Сердце у Фог колотилось часто-часто.

– Если я чего-то не знаю, то научи, – сказала она, беспомощно стискивая у него на груди рубаху из нежного и тонкого полотна, и чуть повернула голову в смятении.

– А если ты испугаешься? – щекотно улыбнулся Сидше ей в макушку.

– Значит, повторяй, пока не привыкну.

…наверное, она бы сама его поцеловала, приподнявшись на цыпочки, если б не заголосил вдруг Сэрим в отдалении:

– Садхам! Куда побежала, поганая ты ящерица! Ей-ей, держите её, она к расщелине улепётывает!

Когда алую ящерку удалось поймать – и впрямь, недалеко от пролома в земле, который словно притягивал её, – Фогарта изрядно взмокла, проголодалась, устала и разозлилась. А Сидше успел накинуть плотную чёрную хисту поверх рубахи, и это разочаровывало едва ли не больше всего остального.

Солнце взошло – начинался новый день, и он обещал стать весьма беспокойным.

Насчёт бед, приходящих за землетрясением, Телор угадал.

Первую тварь они встретили у подножья горы – огромного серого паука с человечьими руками. Быстрей всех его обнаружила, как ни странно, Онор, ехавшая в середине отряда. Она обернулась вдруг вправо и наотмашь рубанула морт, как большим клинком; располовиненный паук свалился с дерева под изумлённые вопли и брань кьярчи – и лязг мечей, которые дружинники разом вытащили из ножен. А Онор смотрела не на паука, и на собственные руки и повторяла недоверчиво:

– Какой большой – и так легко умер… Значит, я могу?..

Сэрим, который ехал на телеге с кьярчи и, похоже, не особенно был этим доволен, ворчливо откликнулся:

– Ты, милая моя, киморт. Ты горы двигать с места на место можешь, что тебе какая-то уродливая тварь… Как там она зовётся, к слову?

– Прядильщик, – ответила Фог, подлетев на сундуке поближе. Коты, до тех пор безмятежно дремавшие на крышке, проснулись и принялись выгибать спины, вздыбливая шерсть. – Их иногда встречают в глубоких шахтах, особенно там, где раньше был мирцит… А раз мы не в шахте, то похоже, что он вылез из разлома.

– Да, вероятно, – согласился Телор хмуро. – Надеюсь, что он один такой, но вряд ли. Сожгу-ка я его на всякий случай: бывает, что подобные твари таскают в собственном брюхе живых детёнышей.

– Я сожгу! – неожиданно вызывалась Онор, по-прежнему бледная, но необычайно оживлённая – и впервые за многие дни бодрая. – Я могу!

– Попробуй, – разрешил Телор с улыбкой.

Огонь вспыхнул в три человеческих роста, жаркий, бездымный, белесовато-синий; выражение лица у Онор на миг стало свирепым, и дальше она уже ехала не в середине отряда, сонная и печальная, а с краю, хищно высматривая, кого б подпалить ещё.

Долго ждать не пришлось.

Следующее чудовище сразила Эсхейд – огромного червя, прозрачного, точно выточенного из хрусталя. Он метался в тенистой низине, круша всё на своём пути; тонкие деревца были поломаны, как трава, а в земле виднелись глубокие рытвины. Копьё одного из всадников отскочило от чешуйчатой шкуры, как от металлической болванки, но наместница не растерялась – и, воздев меч, обрушила на тварь пурпурную молнию.

– Червь Шалпана, – опознала чудовище Фог, холодея. – Очень опасное существо! Питается морт, которую извлекает из живых существ, а когда насытится – разделяется надвое. Нам ещё повезло, что мы повстречали его днём, в сухую погоду, ночью и в дождь он был бы почти непобедим… Не надо его трогать, оно ядовитое!

– А сжечь можно? – коротко спросила Онор.

Ей единственной, кажется, было весело.

Чем ближе к Кимень-горе, расколовшейся надвое, тем чаще встречались твари – а вскоре стали попадаться и люди. Мёртвые; растерзанные; изувеченные и умирающие. Больше всего запомнился отчего-то мужчина, лишившийся нижней половины тела. Он полз и полз по тракту упрямо, оставляя за собой кровавый след, а когда увидел впереди отряд, то вдруг завыл по-звериному. Помочь ему было уже нельзя; Фог хотела попытаться, но Телор велел ей отойти и отвернуться.

Она послушалась, но стало тошно.

Окрестности горы бедствие изувечило куда сильнее, чем склоны в половине дня пути отсюда: похоже, что его источник находился где-то неподалёку. Местами пласты слоистых скал вывернуло из-под земли и вспучило так, что дорога стала непроходимой, и передвигаться приходилось медленней – и осторожней из-за чудовищ. Несколько человек из табора были уже ранены, и Эсхейд приказала дружине окружить кьярчи со всех сторон и не терять бдительности. С тех пор всадники ехали, обнажив морт-мечи, и это спасло немало жизней.

Последнюю тварь, огромную чёрную многоножку с пастью, в которой поместился бы гурн целиком, пришлось загонять почти дюжине воинов во главе с Телором в перекошенном венке – и рубить по частям.

– Откуда же они прут? – в сердцах бросил Иаллам, который успел уже испытать подарок, воспламеняющий меч, который Фог наскоро сделала в лагере. Точность у меча немного страдала, но это с лихвой искупалось мощью. – Конца им не видно!

– Из-под земли, – ответила она, пользуясь короткой передышкой. Отряд вышел на относительно неповреждённый участок дороги, где о недавнем бедствии напоминали только поломанные деревья и небольшие провалы, там, где почва осела в глубинные пустоты. – Потому, кстати, летучих существ среди них и нет, кроме жуков.

– Мне и их хватило, – содрогнулся Иаллам и машинально почесал шею, куда недавно пришёлся укус ядовитого жука. И глянул вверх, на дирижабль. – Везёт твоему капитану, летит себе в вышине, горя не знает. Можно и мне к нему?

– Можно. Я тебя морт вверх подкину, ты постучись в окошко, может, он откроет… А может, и нет.

– Тьфу ты, шутки твои, – откликнулся Иаллам, нисколько не обидевшись, впрочем. – Лучше прокати меня на своём сундуке, а то мне опостылело уже месить грязь… Ох.

«Что – ох?» – хотела спросить Фог, но тут и сама увидела.

Лесная дорога вильнула в очередной раз, нырнула прямо в арку под сросшимися ветвями двух исполинских деревьев и влилась в луг. Прежде, наверное, зелёный – а нынче пёстрый от множества тел в примятой, истоптанной траве. Здесь были и воины в зелёных плащах с золотой вышивкой по краю, и в синих плащах со знаком в виде двух перекрещенных мечей над цветком… А больше всего – в неприметных тёмно-коричневых и грязно-серых плащах без гербов, зато с меховой опушкой.

– Те самые! – заорал вдруг Тарри, привставая на телеге, и приложил ладонь над глазами, словно от солнца их защищая. – Гляньте, те самые воины, что нам тогда встретились!

– У них раны от мечей и копий, а не от клыков и когтей, – хрипло произнёс Иаллам, бледнея, и даже его серые глаза, кажется, посветлели ещё больше. – Тут человек человека убивал…

Он почти не ошибся.

Тела, изувеченные подземными тварями, тоже попадались, но не так много. Телор осмотрел их и пришёл к выводу, что чудища появились намного позже, чем началась битва, и пожирали уже мертвецов, а не живых. Впрочем, раны от морт-оружия выглядели даже хуже, чем от когтей и зубов: иные покойники обгорели так, что человеческого в них почти не осталось, другие были наполовину заморожены, третьи – точно частой сетью рассечены… Фог многое уже повидала, но вскоре и ей стало дурно; она вернулась к сундуку и привалилась боком к его стенке, мелко дыша и прихлёбывая холодную воду из фляги, пока дружинники, спешившись, осматривали поле в поисках выживших и изучая следы.

– Сперва сюда явились всадники из Беры, примерно пять дюжин, на закате, – подвела итог Эсхейд, выслушав все доклады и хорошенько оглядевшись. И указала мечом на тракт, теряющийся в роще на другой стороне луга. – Вон оттуда. Через час или два со стороны холма пришли воины из Орма, почти шесть дюжин, частью пешие, частью на гурнах; среди них точно был Кальв – такого огромного скакуна больше ни у кого нет. Остановились они вон там. И, похоже, что готовились не к битве: посреди луга установили жаровню, принесли серебряные кубки и вино.

– Примирение, – кивнул Телор, приблизившись. Один из кубков, погнутый и закопчённый, он как раз вертел в руке, рассматривая с разных сторон. – Земля там порядком обгорела, но кое-какие следы остались. Думаю, что Кальв и Мирра поехали навстречу друг другу, затем спешились. Вино не пили, им напоили землю в знак клятвы, а часть пролили на жаровню. Но завершить обряд не успели: по ним ударили из засады. Вот эти, в сером, – кивнул он на воинов в плащах без гербов. – Видимо, хотели избавиться разом от двоих наместников, а объяснить всё междоусобицей… А потом вспыхнула битва.

– И пошла не так, как задумывалась, – вздохнула Эсхейд. Перекинула косу через плечо, потеребила задумчиво. – Сердцу неспокойно, как бы не было беды с Миррой и с Кальвом…

– Среди мёртвых я их не нашёл, а искал хорошо, – улыбнулся Телор и, ободряя её, осторожно прикоснулся к плечу. – Рано печалиться, пока мы правды не знаем. Отсюда ведут два следа. Один в холмы, а дальше в лес – туда дружину Кальва теснили воины в плащах без гербов. Другой – к озёрам: там один отряд всадников преследовал другой. Судить не берусь, далеко я по тому следу не прошёл, но, похоже, это Мирра за кем-то погнался.

Эсхейд помрачнела:

– Разделились. А затем земля вздрогнула и разверзлась… и полезли твари.

Она хотела что-то ещё добавить, но тут Тарри, помогавший осматривать место сражения, закричал с самого края луга, где начинался лес:

– Живые! Тут живые есть! Ступайте сюда быстрей… Ба, да тут не лекари – колдуны нужней!

Выжившие были из дружины Мирры, и их оказалось двое: молодая мечница с густыми светлыми кудрями, сейчас слипшимися от крови и грязи, и трубач, слепой на один глаз, совсем мальчишка ещё, лет четырнадцати, не больше. Вот ему-то и досталось сильнее: спина была рассечена от плеча и до бедра, позвоночник оказался повреждён, а крови вытекло столько, что сомнения брали – осталось ли хоть что-то в худеньком тельце? Мечница выглядела чуть лучше, хоть и почти лишилась правой руки, висевшей буквально на лоскуте кожи, и ноги у неё обгорели до колен.

– Спасите моего господина, – повторяла она почти беззвучно, пока Фог пыталась срастить ей кости. – Я… я ему ничем не помогла, подвела только…

Позже мечница рассказала, как всё было, подтвердив предположения Эсхейд и Телора. Наместники юга и востока действительно решили положить конец бесцельным стычкам и доискаться до правды: они давно подозревали, что их стравливают между собой, а последняя поездка Мирры в Свенн, к наместнику Биргиру, лишь укрепила эти подозрения. Собрав самых доверенных воинов, братья встретились втайне здесь, у Кимень-горы, и поклялись вместе найти подстрекателя и отомстить.

Но когда они обнялись, скрепляя клятву, на них обрушилась волна пламени.

– Господин Мирра укрыл брата своим плащом, – рассказывала мечница тихо, и взгляд у неё был стеклянный: Фогарта сумела избавить её от боли, но долгие часы нестерпимых мук не прошли бесследно. – Его плащ… его плащ ни стрела, ни огонь, ни молния не берёт, он особыми камнями расшит. И началась… началась битва. Мы сразили многих… но нас теснили. Я билась с пятью противниками разом, к Яльку не пускала, он… он трубач наш и знаменосец… ребёнок ещё…

– Это который чернявый и одноглазый? – спросил Телор, выплетая себе венец заново из трав и луговых цветов: мелких белых, напоминающих звёзды, и крупных лиловых метёлок. – Да ляг ты, ляг, оголтелая, цел твой мальчишка. Не знал, что Мирра берёт в свою дружину увечных.

– Он красивых берёт, – улыбнулась мечница, слепо глядя в небо. – А Яльк… Яльк поёт красиво. Господин… господин сразил моих врагов и укрыл нас своим плащом, сказал, затаиться… сберечь мальчика и себя… я подвела… Господин Мирра! – вскинулась она вдруг, выгибаясь дугой, и Фог поспешно усыпила её.

«Разум так быстро не исцелить, как тело, – растерянно подумала она, касаясь спутанных кудрей мечницы, едва-едва отчищенных от крови. – Дольше болит».

А вслух спросила, обернувшись к Телору:

– Что будем делать? За кем прежде пойдём, за Миррой или за Кальвом?

– Разделимся, – ответил тот задумчиво, покачивая на пальце недоплетённый венок. – Иначе, боюсь, быть беде. Помнишь ту многоножку? Вот в округе она, видно, прочих тварей и пожрала, ненасытная, а раненых не нашла лишь потому, что они были укрыты плащом Мирры. Так-то, может, и другие выжившие были… Кальв отступал не бездумно, в той стороне, в самой чаще, у него есть тайное укрытие – лесная крепость; с другой стороны, за ним-то большинство вражеских воинов и пошли, если по следам судить – почти сотня. Даже если там не у каждого врага морт-меч есть, сила не на его стороне. Мирра же бросился вдогонку за кем-то важным, как бы не за командиром этих, в серых плащах. Его воины вооружены хорошо, но их всего лишь дюжина. Я прошёл по следу, но всё, что нашёл – несколько мертвецов в плащах без гербов и большую расщелину поперёк дороги, шириной пятьдесят шагов, не меньше. И если Мирра не на её дне, то он на другой стороне.

– А там могут быть твари, – кивнула понятливо Фогарта и поднялась. – И скоро ночь; с наступлением темноты появятся все, кто сторонится дневного света… Мы полетим на дирижабле к озёрам и попробуем отыскать Мирру с воздуха, так быстрее.

– Мы двинемся к лесной крепости вместе с табором, не бросать же их здесь… Повезло же бедолагам связаться с нами, – ответил Телор. И оглянулся в поисках наместницы. – Ступай, не медли. Я всё объясню Эсхейд. Как доберёмся до крепости и выручим Кальва, я запущу в небо зелёные огни, видимые лишь кимортам. К ним и полетите.

Условившись так, они расстались.

Осмотревшись, Фогарта отыскала Иаллама: пользуясь случаем, тот задремал в телеге у кьярчи, не смущаясь ни мертвецов вокруг, ни близости расщелины, откуда могли вылезти новые твари. Она его растолкала и вкратце объяснила суть дела, а затем спросила, отправится ли он с ней или с Телором.

– Ну, если ты не станешь меня и впрямь вверх подкидывать, чтоб я постучался в люк, то на дирижабле, конечно, передвигаться сподручней, – хмыкнул он, потягиваясь и жмурясь. – Ох, и чудной сон мне приснился! Как будто покатилась по небу звезда – и упала мне прямо в руки. И красивая, и колючая – и удержать нельзя, и бросить страшно, вдруг разобьётся… Как думаешь, к чему?

– А мне откуда знать? – Фог пожала плечами. – Я учёная и киморт, а не предсказательница. Забирайся на сундук. Надо успеть отыскать Мирру с его отрядом до темноты… А где Сэрим, кстати?

Поначалу всё шло гладко, даже слишком. Они беспрепятственно добрались до дирижабля; Сидше, вовремя заметивший их с земли, открыл большие дверцы, через которые обычно заносили груз, и сундук с тремя седоками влетел прямо через них. На борту Сэрим сменил подуставшего Чирре в кресле пилота, а Фогарта принялась копаться в вещах, разыскивая запасной окулюс, более мощный.

– Я могу опустить «Штерру» ниже, чтобы легче было заметить всадников, – заметил Сидше. – До самых верхушек деревьев. Летучих тварей до сих пор мы вроде бы не встречали…

Он стоял у стенки, прислонившись к ней и скрестив на груди руки; солнце, клонившееся к закату, зажигало тёплые искры в волосах и притворно разрумянивало бледную кожу. Ворот чёрной хисты и нижней рубахи из тонкого красного шёлка был распахнут ровно настолько, чтобы видны были ключицы, а грубоватые сапоги, подходящие для путешествий по северным лесам, капитан сменил на ишмиратские бархатные туфли, тонкие и надетые на босую ногу.

«Если б я его не знала, – подумала Фог, невольно заглядываясь на изящные очертания обнажённых щиколоток, – то решила бы, что он принарядился для меня».

– Лучше оставаться чуть выше верхушек, – вслух ответила она и отвернулась, чтобы сохранить ясность мыслей. – И попробуй остановиться над расщелиной. Хочу кое-что сделать.

– Что именно?

– Сомкнуть её.

Сэрим за штурвалом раскашлялся и пробормотал себе под нос что-то неразборчивое; различить получалось лишь отдельные слова, вроде: «молодёжь», «чего удумала» и «мы-то такими не были».

Расщелины они достигли за четверть часа, не больше – как Телор и говорил, она находилась недалеко. Землетрясение натворило здесь много бед, и с высоты это было видно как на ладони: кое-где верхний свой почвы пошёл складками, как ковёр, образовалось множество провалов, а русло небольшой лесной речушки перегородило вспучившимися породами. Сама расщелина на первый взгляд казалась пропастью без дна, протянувшейся на тысячу шагов, но в действительности по-настоящему глубоких участков было немного.

«Должно получиться, – размышляла Фогарта, свесив голову в люк и рассматривая через окулюс движение морт и положение слоёв песка, глины и камня. – Ага… вот здесь непрочно. Если подтолкнуть немного, то разлом сомкнётся. А там?»

– Голова не кружится, красавица? – бархатные чёрные туфли остановились в ладони от края люка. – Может, придержать тебя за плечи?

Самым трудным было не обернуться в тот момент и не посмотреть на него – снизу вверх.

«Я ведь сейчас у его ног», – подумалось вдруг, и стало неловко.

– Не надо, – ответила Фог и притронулась к колёсику на окулюсе, хотя и так настроила уже его безупречно. – Лучше подай мне пару колб с мирцитом… нет, пока одной хватит, наверное, он достаточно чистый.

Послышался смешок.

– Как пожелаешь.

Продолговатая колба из тёмного стекла была заполнена на две трети. Серебристый металл внутри казался сгустком жидкости, но если бы кто-то зачерпнул и растёр его между пальцами, то он рассыпался бы тончайшей пудрой с чёрным отливом. С некоторым трудом выпрямившись, Фогарта села у люка, поджав под себя ноги, и осторожно вытащила пробку, одновременно наполняя мирцит своей волей – и морт.

«Странно, – пронеслось в голове. – Раньше мне приходилось взвешивать металл на самых чувствительных весах, чтобы прикинуть, какое количество морт понадобится… А теперь я гляжу – и понимаю, и никаких весов не надо. Совсем как учитель».

В груди кольнуло, и она нахмурилась, отгоняя несвоевременные мысли… а затем медленно опрокинула колбу над люком. Мирцит на мгновение завис в воздухе серебристой каплей – и брызнул в стороны мельчайшей пылью, смешиваясь с облаком морт, а затем устремился вниз невесомым дождём.

Одной колбы объёмом в две чашки для чая хватило, чтобы покрыть почти треть расщелины. Отслеживая изменения через окулюс, Фогарта осторожно проталкивала облако глубже: песок, насыщенный водой; плотная слоистая глина; снова песок, глина и известняк… Наконец добравшись до нужного участка, она аккуратно распределила мирцит – и резко увеличила количество морт.

Послышался глухой удар, точно взрыв где-то в глубине.

В глазах на миг потемнело.

– …так и знал, что стоит придержать тебя за плечо.

Когда Фог очнулась, то обнаружила себя на полу, головой на коленях у Сидше. Он осторожно гладил её по волосам, очерчивал ногтями кромку лба, проводил пальцами по губам.

Окулюс лежал рядом.

– Я… – в горле резко пересохло, и она отвернулась, но сделала только хуже, потому что теперь прижималась к чужим ногам щекой, и жар, исходящий от тела, сквозь тонкую ткань ощущался болезненно остро. – Я в порядке, не устала даже. Просто разом вложила много морт, это как встать резко… Не как тогда, с бурей.

– Вижу, – согласился он спокойно и коснулся её щеки. – Тогда ты была бледнее смерти и бредила три дня, а сейчас у тебя румянец.

«Это потому что ты меня трогаешь».

Она выпрямилась и села; затем подвинулась к люку, снова надела окулюс – и взглянула в пропасть.

Потоки глубинной морт были теперь надёжно отсечены; расщелина сомкнулась – там, в глубине, а поверхностный разлом опасности не представлял.

«Я смогла, – в груди стало тепло. – Я правда сделала это!»

– Получилось! Теперь на можно не бояться тех, кто вылезет из бездны, – улыбнулась Фог, оборачиваясь.

Сидше ответил ей такой же улыбкой, точно в зеркале отразил:

– Да. Будем бояться только тех, кто уже вылез.

Поначалу Сэрим ворчал, что, мол, с высоты следов на земле не разглядеть, но вскоре вынужденно признал, что ошибался. Наместник юга отмечал свой путь не столько примятой травой и отпечатками копыт в глине, сколько поверженными врагами: каждую тысячу шагов – по изломанному телу в сером плаще. Морт-оружием он явно владел превосходно, ощущая его как продолжение собственной руки, и редко бил в полную силу – так, чтоб убить, но не разорвать в клочья. Там, где мертвецов не было, верное направление указывала взрыхлённая земля, дымящиеся обломки и расколотые деревья… Убитых из отряда Мирры долгое время не попадалось, пока Сидше не заметил сразу двоих, точнее, два кургана из камней, застеленных зелёными плащами, со сломанными мечами у изголовья.

– Задержался, чтобы похоронить их, – помрачнел Сэрим. – Даже зная, что так может упустить врагов. Впрочем, если уж такой, как он, тебе на хвост сядет, то пощады не жди – и под землёй найдёт… Ох, да вы ж посмотрите только!

В отдалении вспыхнул столб пламени почти до небес, отчётливо выделяющийся на фоне темнеющего неба.

А Фог ощутила сильную вспышку морт.

– Туда! – Она неосознанно вжалась лбом в стекло, словно пытаясь переместиться к источнику огня, яростного, но быстро затухающего. – Можно быстрее? Кто б там ни сражался, думаю, что противники его – не люди.

– Да, против человека такая силища – перебор, – пробормотал Сэрим, поёжившись, точно он тоже мог ощутить колебания морт. – Капитан?

– Иди пока отдохни, – ответил Сидше, не глядя на него. – Я сяду за штурвал.

Стоило ему занять кресло пилота, как «Штерра», точно почувствовав, полетела резвей – даже раньше, чем он прикоснулся к рычагу.

«Быстрее, – повторяла про себя Фог, прижимая ладони к стеклу. – Пожалуйста, быстрее».

Ей казалось отчего-то, что они ужасно, невосполнимо опаздывают.

Не увидеть с высоты нужное место не вышло бы даже при желании. Слишком уж приметным оно было. Изломанные, точно щепки, древние деревья, взрытая землю, тлеющая трава и валежник… и целая орда прядильщиков, огромных пауков с человечьими руками, наседающих на небольшой отряд всадников в зелёных и в серых плащах. Враги ещё день назад, они сейчас бились бок о бок.

И проигрывали.

Трое или четверо воинов уже пали – и вдвое больше скакунов. Когда дирижабль завис над полем боя, два прядильшика как раз вырывали друг у друга мёртвого гурна, пронзительно вереща. Дыхание у Фог перехватило – одновременно и от омерзения, и от ужаса, и от желания немедленно что-то сделать, вмешаться, спасти.