Текст книги "Эхо Миштар. Вершины и пропасти"

Всё это охотно рассказал рыжий северянин, Иаллам, которого наконец освободили от повинности няньки и позволили немного отдохнуть перед тем, как тронуться дальше в путь.

– К тому же у Сидше на руках Садхам тут же затихает, – добавил он, наставительно подняв палец, и с подозрением оглянулся: не слушает ли кто посторонний. – Что первая, что вторая… Кстати, ты знал, что у садхама, который смертоносный пустынный вихрь, внутри ма-аленькая ящерка? Милая такая, умненькая.

– Не знал, – растерянно ответил Алар, принимая из рук у северянина флягу. Внутри на удивление обнаружился всего лишь бодрящий травяной настой, резковатый на вкус, но неплохой. – Нет, знал, – исправился он, быстро посмотрев на звезду спутника. – Но забыл.

– Да уж, вы, эстры, народ забывчивый, – поддел его Иаллам необидно. Лицо у него было приятное: островатый подбородок, прямой нос, ясные серые глаза; черты крупные, но не грубые – простые ровно в той мере, чтобы вызывать доверие. Шутил он едко, но беззлобно, и над собой даже чаще, чем над другими, а ещё легко сходился с незнакомцами – может, потому и подсел к Алару первым. – Слушай, я всё в толк не возьму. Что ты сам-то за ней не пошёл? За Фог.

Алар чуть не поперхнулся настоем.

«Простоватый, значит?»

– Так ты понял?

– Тут много ума не надо, – не стал отрицать Иаллам. – К тому же у нас с Фог друг от друга секретов нет… Не смотри так, она как сестра мне. Младшая, – рассмеялся он коротко и почти сразу умолк. Повозился на месте, вздохнул. – И всё же? Учитель из Шимры, Алаойш Та-ци.

Имя резануло, как кинжал. Алар отвернулся, глядя на чёрную стену замка, на которой словно бы повис туманный клок, на крикливых птиц, кружащих в дымке…

Сложней всего было признаться самому себе.

– Потому что я – не Алаойш, – произнёс он наконец. – Я другой человек. И не могу посягать на место, которое полагается кому-то… кому-то иному. Тому, кто уже исчез. И глупо давать надежду, если оправдать её никогда не сможешь.

Иаллам потешно выгнул брови:

– Да ну? Чудак ты. Какой же ты другой человек, если она тебя узнала тотчас же, как взглянула? Да и если бы ты и стал совсем чужим, что мешает заново узнать друг друга? Зачем самому мучиться – и её мучить? Хотя не моё это дело. Скажи лучше, ты с младенцами нянчиться умеешь?..

Когда Фог вернулась, то по-прежнему была бледна и шарахалась от собственной тени; взгляд у неё словно обратился внутрь, к собственному сердцу. Сидше вёл её за руку, но также выглядел растерянным – и потерянным; на Алара он больше не смотрел.

Телор же, дождавшись, когда все будут в сборе, сообщил, что из города надо уходить.

– Эсхейд задерживается, – сказал он коротко. – А нас слишком мало. Я послал кьярчи знак, они тоже покинут Ульменгарм. Есть у кого вопросы?

Тон не подразумевал, что вопросов быть не должно, однако Сэрим поспешно вскочил с места:

– У меня, у меня есть! А ничего, если я приятеля приведу?

– Ждать не станем, – отрезал Телор.

– Да как-нибудь догонит! – обрадовал его Сэрим – и сам просиял, точно вспомнив нечто приятное. – Он мастер спрямлять дороги… А как на семиструнке играет? Закачаешься!

Из Ульменгарма уходили спешно – и тайно. Телор окутал улицы плотным туманом – таким, что из седла даже уха гурна было не видать – и направил свой небольшой отряд прямо к городской стене, чуть восточнее южных ворот. Там в древней кладке проступал едва заметный узор, высокая арка; стоило напитать её морт – и камень обратился в две створки, медленно, со скрипом отворившиеся.

Когда последний всадник миновал тайный ход, дверь снова затворилась – и стала камнем.

От стены путь лежал сперва по едва заметной тропе меж холмов, под деревьями, а затем – по широкому тракту, пусть и порядком заросшему. Здесь туман поредел. Из низин сильно пахло незнакомыми цветами, сладкими и терпкими одновременно, а в кустарнике по бокам от дороги заливались трелями птицы. В какой-то момент, когда стало уже смеркаться, справа показался большой куст, сплошь в розовых бутонах в мужскую ладонь величиной, где-то полураскрытых, а где-то уже и опадающих. Внизу, на земле, впрочем, увядших лепестков видно не было, и Алар сразу заподозрил, что перед ним морок.

Так и оказалось.

Телор, ехавший первым, смело направил гурна прямо в куст – и проехал насквозь. За ним последовали и остальные. Рейна с восторгом наблюдала за процессией и о чём-то оживлённо перешёптывалась со светловолосой всадницей, взявшей её в седло… Когда на тракте оставалось всего трое человек, не больше, послышался вдруг нежный перебор семиструнки – сперва издали, затем ближе и ближе, пока наконец не вынырнул из тумана странник в светлой хисте, высокий, с белыми волосами почти до середины спины, частично убранными в пучок на затылке; остальные удерживались несколькими прядями, перевитыми с синей ниткой – незамысловатая причёска, распространённая в Ишмирате.

– Друг Дёран! – тут же высунулся Сэрим из куста. Половина его туловища, утопающая в цветах, смотрелась одновременно жутковато и смешно. – Ты всё-таки пришёл!

– Друг Сэрим, – любезно ответил бродяга. Черты лица у него оказались по-женски изящные, губы – нежно-розовые, глаза – ярко-голубые, раскосые, в тени от длинных ресниц; в полумраке, пожалуй, его можно было принять за юную деву с широковатыми плечами. – Не скрою, меня вела надежда, что ты всё-таки вернёшь кошель, который одолжил пару дней назад… Но, вижу, причина была иная. Так или иначе, рад видеть тебя – и тебя, друг Алар, – улыбнулся он неожиданно, обернувшись. – Вот мы и встретились снова, хотя путь из Беры был неблизок.

Продолжить он не успел – всадник, ехавший замыкающим, поторопил их.

Сразу за миражом сделалось теплее и тише. Исчезли птицы; сладко-пряный аромат цветов сменился смолистым, островатым, словно от нагретой за день хвои. Слева и справа виделись ряды красноватых стволов-колонн, а кроны терялись в темноте где-то высоко; узловатые мощные корни выпирали из земли, точно огромные змеи, укрытые зеленовато-коричневым мхом. Вскоре запахло дымом, послышался смех, голоса, звон посуды – кубков и бутылок…

Табор уже был на месте, умудрившись опередить Телора на добрых несколько часов.

– Мы сразу почти и уехали из города, как ты ушёл, приятель, – пояснил Тарри довольно, покачивая птичьей ножкой, жаренной в ароматных специях. – К сестре моей бедной подобрался некий мерзавец, дружинник Ульменгарма, судя по его усатой роже и эмблеме на плаще, и попытался расспросить её об Аларе. Когда она отвечать не стала, так пригрозил…

– Где он? – хмуро спросил Телор, легко спрыгивая с неосёдланного гурна, на котором ехал. – Твоя сестра не пострадала?

– Очень пострадала – юбку порвала, пока ногами махала, – охотно просветил его Тарри. И фыркнул: – Если пожелаешь, можешь возместить, отказываться не будем… Что же до того дружинника, то он лежит в канаве, наверное. У сестры, знаешь ли, удар сильный – как у норовистого гурна, ей-ей, иные невезучие, бывало, только к вечеру и прочухивались. Ну да полно об этом! Пожалуйте к столу, добрые господа – скромному, чего уж там, да и стола-то, в общем-то, нет… Зато дичь отменная, и лепёшки хороши, а пьяный мёд и настойки и сам Аю бы попробовать не побрезговал, я клянусь!

После суда, долгого ожидания под стенами замка лорги и утомительного путешествия ужин и впрямь пришёлся кстати. Вскоре, утолив голод, кьярчи достали музыкальные инструменты – дудки и бубны; семиструнка Дёрана тоже оказалась к месту. Полилась мелодия, разухабистая и бойкая. Тарри, нисколько не смущаясь, первым бросился в пляс, а потом умудрился как-то вытащить в круг светловолосую всадницу, которая днём везла Рейну на своём гурне, и уговорить потанцевать. Тайра тоже была не прочь сплясать и уже вовсю искала Алара глазами, и он испытал постыдное облегчение, когда к нему подсел Телор с чашей разведённого тёплого вина – и важным разговором.

«Хоть сейчас объясняться не придётся».

Фог нигде не было видно – а ещё Сэрима, и на сердце было неспокойно.

– Послушай, что я скажу, и сразу не отказывайся, подумай, – начал тем временем Телор. В тёплом оранжевом свете костра его волосы выглядели грязноватыми, а глаза – тёмными. – После того, что ты сегодня сказал, лорга тебе покоя не даст. И выхода два. Первый – идти вместе с нами. С Эсхейд, с дружиной, – перечислил он спокойно. И добавил тише: – С моими учениками… и с их спасительницей.

Алар отвернулся к огню. Пламя дрожало, извивалось – а оторваться от обугленной древесины не могло.

– С Фогартой.

– Да, – не стал отрицать Телор. – Потому что мои ученики её от себя отпустить не хотят – пока, по крайней мере, а она их не бросит. Не таков её нрав.

– Не таков, – тихо согласился Алар, не отводя от костра взгляда. – А второй выход?

Телор не стал медлить с ответом.

– Отправиться на юг – и доискаться там до правды. У меня в Кашиме есть верный человек; если б ты нашёл его, то он бы помог разузнать, с которыми из наших купцов связались работорговцы. Одно имя мы знаем – Дурген. Но есть и другие; и кто-то ведь создаёт дурман…

– Я согласен, – быстро ответил Алар, чтоб не передумать. И сразу стало стыдно за свою трусость – и одновременно спокойно. – Только дай мне день или два, нужно с Рейной попрощаться… и с остальными. Наверное.

«Если смелости хватит – у Тайры-то удар и впрямь сильный».

Телор похлопал его по плечу, не то ободряя, не то благодаря:

– Понимаю. Тебя никто не гонит прямо сейчас… Спасибо, что согласился.

Отвечать он не стал – слишком скверно себя чувствовал. Отставил недопитую чашу – и пошёл прочь, в лесную прохладу, в сырой туман.

«Видно, такая у эстры судьба, – билось в висках. – Бросать и забывать, забывать и бросать… Оно и к лучшему. Того-то я и заслуживаю».

Фог появилась перед ним внезапно, выбралась из зарослей, вынимая на ходу паутину и листья из волос, и застыла, до полусмерти перепугавшись, кажется.

– Я… – выдохнула она, прижимая руки к груди, и отступила.

И тут же снова сделала шаг вперёд, навстречу.

Выглядела она бледной, но здоровой, точнее, оставившей боль в прошлом. Глаза смотрели твёрдо и ясно; спина была прямой.

«Сейчас или никогда, – понял Алар. – Если теперь не объяснимся, то, может, больше не встретимся».

Нащупал камень на шнурке сквозь рубаху… и решился.

– Я тебя не помню, – сказал он мягко, как только мог, но всё равно глаза у Фог заблестели. – Прости. И боюсь, что не вспомню никогда. Я не знаю, что значил для тебя Алаойш Та-ци, но он ушёл навсегда.

Она прерывисто вздохнула. Отвела взгляд – и посмотрела снова, в упор.

– Да. Понимаю.

Алар помедлил; дальше было сложнее.

– Я не знаю, что значил Алаойш для тебя, – продолжил он тише. – Но знаю, что ты значила для него. Больше, чем что бы то ни было ещё; настолько много, что его чувства пробиваются даже сквозь забвение, даже сквозь запреты спутника, и я… я ощущаю…

Дышать отчего-то вдруг стало сложно.

Фог смотрела на него широко распахнутыми глазами – а затем осторожно провела пальцами по щеке.

На них осталась влага.

– Ты…

Где-то невероятно далеко, словно в иной жизни, вспыхнул ярче костёр, выбрасывая в небо сноп искр, и кто-то расхохотался. Алар вздрогнул, и Фогарта тоже, и они шагнули друг к другу – и остановились в последний момент.

– Я не смогу заменить тебе того, кого ты потеряла, – произнёс Алар, едва размыкая губы – и тоже коснулся пальцами её лица, как давно хотел, очень давно, с того момента, как увидел её в замке у лорги. – Но мы можем… можем стать друг другу кем-то ещё. Когда… когда переживём это. Ты… ты хочешь?

Фог опустила глаза на мгновение, точно задумавшись, затем кивнула:

– Да. И… можно твою подвеску?

В её руках, окутанных мягким сиянием, растрескавшийся камень снова стал цельным. Вот только знаки с него исчезли – совсем, и гладкая поверхность теперь отражала только звёздное небо да отсветы от костров.

Пела флейта; летел над лесом, над ночью, грустный перебор семиструнки.

– Так лучше, – тихо сказала Фогарта, отпуская кулон. – Что захочешь, то и напишешь. Но я рада буду, если ты меня всё-таки вспомнишь, так что постарайся, пожалуйста, Алаойш… Алар.

Сказала – и ушла к кострам, музыке и песням.

Алар остался один в темноте.

Утром, сразу после рассвета, он разбудил Телора, выслушал всё, что полагалось за неурочную побудку – и то, что требовалось знать о Кашиме, о дороге на юг и об опасностях в пути. Затем собрал дорожную суму – лёгкую, с одной сменой одежды и небольшим запасом воды, нашёл Тайру, спящую бок о бок с Рейной, и положил ей у изголовья пять золотых монет – ровно столько, сколько обещал когда-то давным-давно.

– Прощайте, – шепнул он. – И не сердитесь. Правду ведь говорят, что нет у эстры ни рода, ни дома.

Лагерь он покидал в безмолвии и чувствовал себя не лёгким даже, а невесомым, как птичий пух, как белое облако.

Дунет ветер – и унесёт.

3. Дева и воин

Фогарта Сой-рон, где-то между Южным и Восточным Лоргинариумом

Утро началось с рёва.

«Садхам», – сквозь сон подумала Фог, но это была не она.

Плакала Рейна.

– Ушёл, – заливалась она, пока с одной стороны ей подтирал сопли Сэрим, а с другой дразнил сахарной рыбкой на палочке Иаллам, оба растерянные и несчастные. – У-у-учитель ушёл… Меня бросил!

Солнце успело подняться довольно высоко над горизонтом, и теперь просачивалось наискось между красноватыми стволами-колоннами; рыжеватые пятна света ложились на зеленовато-коричневый мох, тёплые и неровные, и ящерки выползали туда погреться. Пели птицы. Пахло хвоей, дымом от занимающихся костров и хрупкими лесными цветами. Лагерь ожил уже, и кьярчи снимали с кольев высохшие за ночь котлы, обменивались припасами с дружинниками и выясняли, кто пойдёт за водой. Шатёр, где легли спать Онор с Лиурой, стоял ещё закрытый, но их учитель Телор, который ночевал с ними же, проснулся уже и умывался чуть в стороне: большой глиняный кувшин парил рядом с ним в воздухе, изредка наклоняясь над подставленными ладонями.

Алаойша – Алара – нигде не было видно.

«Действительно ушёл», – подумала Фог.

Ощущалось это больно – и в то же время правильно, словно иначе и быть не могло.

С некоторым трудом поднявшись, она поправила одежду, стряхнула сухие иголки и прочий сор – и направилась прямиком к Рейне. Девчонка выглядела чуть старше своих лет – довольно высокая, с широкими плечами, как у многих северянок, кареглазая и темноволосая, с двумя коротковатыми, но пышными косичками. На носу, сейчас покрасневшем от рёва, виднелась россыпь тёмных, мелких веснушек; ногти на руках были округлыми и короткими. Морт крутилась вокруг неё, как лёгкое, зыбкое облачко – на большее сил пока не хватало, и по всему выходило, что девочка из тех кимортов, что своё берут не врождённым талантом, а трудом и упорством.

«Вот какая теперь у него ученица… – Зависть кольнула сердце, жгучая и злая – и исчезла. – Ей, пожалуй, сейчас хуже, чем мне».

– Привет, – сказала Фог, присев на корточки рядом с девчонкой.

Та удивилась настолько, что перестала даже всхлипывать.

– Привет… – откликнулась она, заворожённо наблюдая за вихрями морт, окутывающими Фогарту с ног для головы; не особенно густыми и вязкими поутру, в дружественном лагере, но достаточными, чтоб остановить шальную стрелу, и не одну. – А ты Фог? Которая ясноокая дева? Я про тебя сказку слышала! А ты правда бурю укротила? И духа-искусителя подчинила?

Фогарта хотела было решительно опровергнуть клевету, но Сэрим погрозил ей кулаком и сделал страшные глаза: мол, попробуй только мою историю испортить.

Пришлось соглашаться.

– Вроде того, – уклончиво ответила она. – Сама ведь понимаешь, что со стороны оно всегда иначе выглядит, чем изнутри… Почему ты плачешь?

Рейна застыла, хлопнула ресницами, густыми, как мох – и в уголках глаз у неё вновь собрались слёзы.

– Потому что у-у-у-учитель…

– Нет, – мягко перебила её Фог. – Я спрашиваю, почему ты плачешь здесь, вместо того чтобы идти за ним.

Девочку мысль поразила настолько, что слёзы враз высохли.

– А… можно?

– Я же пошла, – резонно ответила Фогарта. И добавила, поколебавшись: – Не спорю, тебе никто не подскажет, какие опасности встретятся на пути. И можно пожалеть о том, что вообще отправилась в путь… Но всё лучше, чем жалеть себя. К тому же ты киморт! Кто тебе может что-то запретить?

– Ну… Другой киморт? – неуверенно спросила Рейна, и взгляд у неё стал задумчивый.

– Вот и не спрашивай тогда другого киморта. Я же не спрашивала.

Когда она отошла от девочки, Сэрим догнал её в три шага и зашипел, как змей, в самое ухо:

– Ты ей чего насоветовала? Алар на юг отправился, в пустыню! Тебе ли не знать, что там беда на беде и бедой погоняет!

После вчерашнего разговора с учителем, вытянувшего, кажется, все силы, зыбкого сна и неурочного пробуждения Фог не чувствовала себя достаточно доброй, чтоб оправдываться за каждое слово.

– Чему сама научилась, то и посоветовала, – огрызнулась она. – Скажи лучше, что за история такая о ясноокой деве, буре и порабощённом духе-искусителе? Сидше-то знает?

Лицо у Сэрима вытянулось.

– Э-э… Я тут вспомнил, что котелок обещал почистить… воды натащить… каши наварить… Разве ж без меня справятся? Пора идти, что уж там!

Когда он улизнул, Фогарта успела сделать всего несколько шагов в одиночестве, прежде чем дорогу ей преградила высокая чернокосая женщина-кьярчи с тёмно-зелёными глазами, точь-в-точь похожая на Тарри, предводителя табора. Платье она носила мужское: штаны, сапоги и вышитую чёрно-синюю рубаху, а поверх длинный, до колена, жилет с поясом. На раскрытой ладони незнакомка подкидывала золотые монеты, в сапоге прятала кинжал, в поясе – металлическую удавку… а ещё была обычным человеком, совсем, не мастером даже.

– Я Тайра Леворукая, – представилась она, поглядывая с вызовом, точно надеясь на ссору. – С Аларом путешествовала.

«Будто бы злится на меня за что-то и хочет уколоть», – пронеслось в голове.

От костров тем временем запахло едой – свежими лепёшками, поджаристыми, хрустящими, кашей сытной, с дичью, и сладкой, с ягодами и мёдом… Телор закончил умываться и теперь неспешно заплетал волосы, а его нетленный венец из цветов и трав лежал рядом, на земле. Близнецы, только-только проснувшиеся, выглядывали вдвоём из шатра, издали неотличимые друг от друга; Иаллам, пристроившись в стороне, на брёвнышке, сосредоточенно кормил маленькую Садхам смесью из особой бутыли…

Ссориться не хотелось – хотелось добраться поскорее до ручья и искупаться, чтоб проснуться окончательно.

– Фог, – коротко ответила она, собираясь обогнуть кьярчи и пройти дальше.

Но не тут-то было.

– Я тебя не отпускала, – дерзко сообщила Тайра, снова заступая ей дорогу. – Что ты ему вчера сказала, что он утром сбежал, даже не попрощавшись?

– Вот у него и спросишь, когда догонишь, – ответила Фог, скрещивая руки на груди. – Ты же это собиралась сделать?

– А твоя какая забота? – тут же нахохлилась кьярчи. – Ишь, какая, всё ей расскажи и покажи! Поди, ещё отговаривать станешь?

«Ага. Точно пойдёт за ним».

– Нет, – нахмурилась Фогарта. В голове крутилась какая-то идея, но ни во что дельное оформляться не спешила. – Удачи пожелаю – на юге люди коварны; не зная пустынного наречия и местных обычаев, легко угодить в западню, а одинокому страннику путешествовать ещё опаснее… А, вспомнила! Пойдём за мной! – и, ухватив оторопевшую Тайру за рукав, потянула её за собой.

– Эй-ей, ты куда? Я разве ж соглашалась с тобой идти? Погоди-погоди, я сама пойду, не надо меня тащить! Что ж ты бешеная-то такая?

Добравшись до места ночлега, Фог отпустила свою невольную спутницу и, откинув крышку сундука, перегнулась через край, шаря на дне – и руками, и морт, чтоб было быстрее. Отыскав нужное, выпрямилась – и протянула Тайре серебряное кольцо с большим полым кабошоном красивого бледно-лилового цвета.

– Вот, держи, – сказала она. Прищурившись, сравнила изящные пальцы кьярчи с размером серебряного ободка, досадливо качнула головой. – Великоватое. Погоди, исправлю… вот так-то лучше.

Тайра вытянула руку, разглядывая кольцо; затем обернулась задумчиво.

– Это что, отступные? Чтоб я здесь осталась, за Рейной приглядывать?

– Во-первых, Рейна сама его найдёт и тебя не спросит, – ответила Фог, стараясь не думать о том, что именно с этой женщиной учитель провёл последние полгода, если не больше. Её учитель. – Во-вторых, кольцо сделал Алаойш… верней, Алар, когда был ещё Алаойшем Та-ци, давно, лет двести тому назад, наверное. Ко мне оно попало случайно, уже сломанное; я его починила и заново наполнила силой. Если камень соприкоснётся с отравой, то вспыхнет, где бы она ни находилась: в еде, в питье, в купальне… или в воздухе. В пустыне встречаются ядовитые курильницы; бывает и дурман, который киморта или эстру лишает силы, так что не снимай кольцо и следи за цветом камня. Обещаешь?

– Обещаю, – растерянно ответила Тайра, отступая на шаг. Всю свою ершистость она растеряла и выглядела теперь… уязвимой, пожалуй. – Но зачем?

«Уязвимой, напуганной и брошенной».

– Если не ты, то кто о нём позаботится? – тихо сказала Фог, отворачиваясь. – И ты бы с девочкой поговорила, а то с неё станется одной убежать, не дожидаясь тебя.

– А… Я поговорю! – пообещала Тайра, поглаживая кольцо на пальце. – И, это… спасибо!

Последние слова она уже прокричала в спину.

Когда лагерь остался вдалеке, и вокруг расстилался только лес – смешанный, хвойники пополам с лиственными деревьями, а внизу, в овраге, призывно журчала река, дробясь на порогах, путь Фогарте заступили в третий раз.

– Что на сей раз? – в сердцах воскликнула она, поднимая глаза. – Ой…

– Что «ой»? – поддразнил её Дёран беззлобно. – Не ждала? Ну-ка, подойди ближе, я гляну на твои брови… Как, заросли подпалины?

Стало смешно – и горько, потому что слова и воспоминания были словно из другой жизни, счастливой, где всех-то тревог и было, что взорвавшаяся реторта. А Дёран остался прежним, не изменился совсем, только волосы отрезал чуть покороче, до середины спины. Глаза, чуть вытянутые к вискам, были изящно подведены тонкой кистью – серой и красной краской; за минувшие полгода они разве что посветлели немного, стали в точности как весеннее небо… а может, так казалось просто. На бледных губах играла знакомая улыбка, тёплая и будто бы подначивающая немного: ну-ка, поглядим, на что ты способна, юная дева-киморт.

– Я про них и забыла уже, – прошептала Фог, обнимая его и утыкаясь в плечо. Белая хиста знакомо пахла солоновато-свежим морским ветром – вернее, мылом, которым сказитель выстирывал одежду. – Заросли, наверное… Ты здесь откуда? Я слышала вчера твою семиструнку, думала, что померещилось.

– Друг позвал, – ответил Дёран, отстраняясь и снова заглядывая ей в лицо, точно выискивая что-то. – Кое о чём позаботиться, кое за кем приглядеть, так что скоро мне уходить.

– За Аларом, – догадалась Фог, и ей стало вдруг спокойно и легко, точно целая гора с плеч свалилась.

– За ним, – согласился он. И подмигнул. – Не оставлять же его на растерзание двум бойким девицам? К тому же, готов спорить, выпивку-то они с собой и не взяли, а в долгом пути без хорошего вина ой как тяжело… Ты тоже кое-что забыла, между прочим.

– Я? – растерялась она.

– Ну-ка, протяни руки, – приказал Дёран, деловито покопался в сумке – и Фог на ладони лёг бледно-розовый полупрозрачный брусок, источающий аромат цветов чийны и тягучих сластей из Шимры, сделанных из вываренного молока. – Идёшь купаться, а мыла не взяла, как так? Вот и как глаза с тебя спускать?

– Подглядывать нехорошо, – не растерялась она, принимая подарок. Как прежде, в другой жизни, когда всё было устроено куда проще – а горести и испытания ждали ещё впереди. – Когда ты уйдёшь из лагеря?

– Скоро, – вздохнул Дёран и погладил её по голове, бережно и ласково. – Как же ты выросла… Не девчонка – девица уже. У вас с этим капитаном-разбойником волосы пахнут одинаково, – добавил он словно невзначай, и Фог вспыхнула.

– Мы… я… он просто мыло у меня одолжил! – выкрикнула она. Сказитель отступил, посмеиваясь. – Ничего такого! Ну, пока… Не то чтобы я… чтобы он… – и тут ей некстати вспомнились горячие, жадные поцелуи на задворках чёрного замка лорги, и язык присох к нёбу.

– Так это же разве плохо? – спросил Дёран, продолжая улыбаться, и взгляд у него стал лукавым. – Что ж, до встречи, Фогарта! Если повезёт, свидимся ещё.

Она махнула рукой в знак прощания и, лишь оставшись наконец в одиночестве, поняла, что сказитель совершил снова невозможное: развеял её печаль и тревогу – и отвлёк наконец от мыслей об учителе, Алойше.

Об Аларе.

…мыло, зажатое в кулаке, чуть скользило и одуряюще благоухало пьяными, медовыми цветами и молочной сладостью.

«А ведь Сидше, – подумала Фог, – этот запах бы подошёл даже больше, чем мне».

Вернулась она, когда завтрак уже подошёл к концу. Ни Рейны, ни Тайры, ни тем более Дёрана видно поблизости не было – похоже, что они уже сбежали. Сидше тоже собирался в дорогу: он хотел до прибытия дружины с севера подогнать дирижабль поближе. Иаллам неожиданно вызвался помочь, кажется, только для того, чтоб передохнуть от заботы о младенце… В остальном лагерь жил своей жизнью. Кьярчи или рукодельничали, готовя безделушки на продажу, или чистили и вычёсывали гурнов – или просто ленились в теньке, как Тарри, которого исчезновение сестры ничуть не смутило. Всадники из дружины Эсхейд делали примерно то же самое: отдыхали, заботились о снаряжении или тренировались, а одна сероглазая светловолосая воительница вызвалась помочь женщинам из табора добыть чего-нибудь съедобного к обеду.

– К вечеру мы должны вернуться, – пообещал Сидше, поставив перед Фог блюдо с полудюжиной лепёшек, копчёным мясом и горсткой кислых болотных ягод. – Если не получится, то догоню вас позже: сверху отряд всадников разглядеть нетрудно.

– А если Телор нас опять облаком прикроет?

– Облако, которое идёт против ветра и стелется по самой земле, ещё заметней, чем отряд, – усмехнулся он… и, склонившись, поцеловал её ладонь, едва касаясь кожи губами. – Отдыхай, госпожа. Вчера был нелёгкий день.

По спине мурашки пробежали – не то от прикосновения, не то от тона, которым произносил капитан самые обыкновенные слова.

– И правда, – согласилась Фог со вздохом, медля, прежде чем отнять руку. – С тобой точно не надо пойти? Нет? Тогда береги себя, ладно?

– Обязательно сберегу, если это доставит удовольствие моей госпоже.

Она залилась краской и отвернулась, пряча смущение; Сидше, посмеиваясь, отступил.

После завтрака делать было решительно нечего. Сэрим нянчился с ребёнком, и соваться к нему означало обречь себя на возню с пелёнками, а никого из табора или дружины Фогарта не знала. Возвращаться к дневникам Миштар не хотелось, особенно теперь, когда в конце появилась таинственная приписка…

«И к чему они, если там нет ни ответов на вопросы, ни даже надежды? – пронеслось в голове. – Да прочитай я их раньше, может, и вовсе на поиски учителя бы не отправилась… Или он этого и хотел?»

На мгновение стало страшно.

– Нет, – пробормотала она, вскакивая на ноги. Открыла крышку сундука, перегнулась через край, едва не свалившись внутрь, вытащила разом охапку одежды, аккуратно сложила и сунула обратно – просто так, чтоб руки занять. – Учитель бы не стал. Он не такой. Он…

«А какой он был? – подумалось вдруг. – И знала ли я его вообще? Чем он занимался, пока не осел в Шимре? Путешествовал много, это точно… А где? И что вообще заставило сына древнего рода, последнего в своей семье, покинуть столицу на долгие десятилетия? Что стало с его наставницей? Где он познакомился с Дёраном? Когда успел побывать на севере?»

Ничего из этого она не знала – и никогда уже не смогла бы узнать.

– О чём задумалась, ясноокая дева? – прозвучал звонкий голос за спиной, и Фог резко обернулась.

Телор подошёл совершенно беззвучно, скрывая своё присутствие морт. Вблизи он выглядел совсем иначе… и, пожалуй, немного пугал: высокий, бледный – ни следа румянца на лице, с прозрачно-зелёными глазами, холодными, словно горное озеро ранней весной. И то, что такой человек вмешался и спас её на суде, лишь заставляло чувствовать себя ещё более неловко.

– О прошлом, – ответила она честно. И опустила взгляд. – Как там Онор и Лиура?

– То, что произошло, до сих пор довлеет над ними, – мягко произнёс Телор. – Но они справятся. Онор нужно осознать, что она в безопасности и никто больше не посмеет тронуть её, никогда; Лиуре – смириться с тем, что киморты не всесильны и не всегда получается защитить то, что дорого. Однако я верю в них.

– А Садхам?

Вопрос был скользкий. Онор хватало сил, чтоб не ненавидеть дочь и не винить её за то, что произошло там, в подземельях у Радхаба – но и только. Может, искра любви и зажглась в сердце, но лишь искра, и её не хватало, чтобы обогреть их обеих.

– Мы отдадим её на воспитание в семью мастеров в Хродде, когда вернёмся на север, – ответил Телор, помолчав недолго. – Так будет лучше для всех. Скорее всего, девочка унаследует лишь часть дара – или вовсе останется простым человеком. Птицам лучше с птицами, а рыбам – с рыбами. Не печалься, – улыбнулся он вдруг, и это было похоже на то, как если бы солнце показалось из-за туч хмурой зимой. – Садхам не почувствует себя заброшенной или нелюбимой: обычай передавать детей на воспитание у нас, в Хродде, очень старый. Так поступают воины, отправляясь в дозор к Белым горам, и киморты, уходящие в странствие… Женщина, потерявшая мужа, или овдовевший мужчина также могут попросить кого-то разделить с ними заботы о ребёнке. Видишь Хильму? – указал он незаметно на светловолосую мечницу, как раз возвращавшуюся из леса с женщинами табора; с плеча у неё свисала связка подбитой дичи – птиц и мелких ушастых зверьков с локоть длиной. – Два года назад она родила тройню. Отца не назвала даже мне: видно, расстались они не по-доброму… А для неё нет ничего важнее, чем совершенствовать своё воинское искусство и побеждать в бою. Поэтому мальчишек взяла к себе семья гончаров – у них-то своих детей четверо, но все девицы. Хильма их навещает и отдаёт деньги на содержание. Мальчишки будут расти и знать, кто их мать, а там сами решат, чем захотят заниматься, мечами размахивать или гончарное мастерство изучать. И таких много.

Фогарта не знала, что ответить, и просто присела на край сундука. Телор сел рядом, придержав свой зелёный плащ, чтоб не наступить, таким обыкновенным, человеческим жестом, что сразу стал чуть ближе и понятней.

– Наверное, это хорошо… Ну, насчёт Садхам.

– Всё лучше, чем им обеим мучиться, – улыбнулся он снова. – Вижу, ты повеселела. Рассказать тебе ещё об обычаях Хродды? У нас интересная земля, непохожая на остальной север.

«Уж вижу», – подумала Фог. Помялась, разглядывая кьярчи, бахвалящихся перед табором добычей – птицей, съедобными кореньями, рыбой из ручья и даже прошлогодними орехами… И спросила, решившись: