Текст книги "Фледлунд"

– Ну и дыра, – заявила она, оглядевшись.

Девчонка была в своем репертуаре.

– Добрый день, – усмехнулся Киран. – Могу как-то помочь?

– Забей, я не читаю, – отозвалась она, равнодушно оглядывая заголовки. – Эрик сказал, где ты прозябаешь. Пришла тебя проведать, горемычного… Друзей ведь у тебя нет.

Как и у нее, судя по всему, но подтрунивать над ней все же не стоило. Он уже понял, что Дагмар обидчивая и нервная. Скорее всего, из-за возраста. Но ее поведение его откровенно веселило.

– Спасибо. Мне приятно. Как там Эрик?

– А, нормально, – беззаботно отозвалась она, пришвартовываясь к стойке кассы. – Он сам к тебе зайдет потом. Не переживай, если он взялся за что-то, то обязательно до чего-нибудь докопается.

– Вы с ним хорошо ладите, – заметил Киран, подвигая к себе стопку книг, которые не успел рассортировать. – Еще тогда заметил.

Дагмар с шумом втянула губами чай и лениво отставила полупустой стакан. Ее явно не смущало, что Киран был занят.

– Да, он самый лучший, – безапелляционно заявила она. – Лучше стремного папочки, чокнутой мамочки, лучше вообще всех!

Мгновенно она превратилась в ребенка, у которого есть кумир, и Киран уже не мог скрыть улыбку. Но ее заявление в очередной раз подтвердило, что в семье куча проблем.

– Я так понял, ты живешь отдельно от матери…

Дагмар скривилась, как от горечи во рту.

– Я с ней и не жила никогда. Ты ее можешь встретить на улице. Бегает в одном и том же вытянутом свитере и клянчит у людей деньги на наркоту.

Прозвучало довольно лично, но Дагмар, как и брат, делилась странными вещами. Или же они с Эриком увидели в Киране посланного Богом психолога.

– Ее периодически сгребает полиция, но что толку держать бомжиху? Они отпускают ее, и она рыщет в поисках меня по городу… Видишь ли, папочка по дурости обрюхатил ее, когда она была у него секретаршей, потом уволил. Сара решила сделать ему сюрприз, когда я уже родилась. Скажи она раньше, что ребенок от него, он, конечно, заставил бы ее сделать аборт. Она-то думала, что загонит его в угол и урвет себе что-нибудь, а он просто отобрал меня, а ее выкинул отовсюду. Ну, она и пошла по наклонной, стала бездомной. Теперь мне покоя не дает… Ненавижу ее.

Взгляд Кирана непроизвольно остановился на Дагмар, а та, облокотившись о стойку, скучающе глядела на улицу за окном. После этого спича всем перекосам в ее поведении вдруг нашлось объяснение. Хотелось как-то поддержать ее, но он не знал как.

– Если бы не Эрик, я бы спятила, – вздохнула она. – Жалко, что он редко приезжает.

– Здорово, что вы друг у друга есть. Он о тебе действительно заботится. Это видно.

Она хмыкнула и снова пошуршала своим «бабл ти».

– Ну да… И на этом спасибо. Если бы он возненавидел меня за интрижку отца так же, как Сумире, я бы, наверное, вообще дома жить не смогла.

– Сумире? – среагировал Киран на необычное имя.

– Мать Эрика. Ты ее не видел, но она есть. Эта фраза точно характеризует ее способ существования.

Дагмар вдруг встряхнулась, поняв, что наболтала лишнего, повернулась к Кирану и уже более деловито добавила:

– Я вообще-то не просто так пришла. Не думай, что я типа жалобщица какая-то.

– Я и не думаю ничего.

Без переходов она положила перед ним смартфон в блестящих наклейках и запустила видео. Это была та самая сцена в караоке-баре. Теперь Киран смотрел на нее еще и глазами Дагмар, торчавшей в закутке на втором этаже. Он увидел свою фигуру и то, как его опрокинули за крыльцо. Затем эти отморозки начали отбивать ему почки. В какой-то момент один из них попал в свет фонаря, и Дагмар остановила видео. Может, и к лучшему. Смотреть на себя дальше Киран не хотел.

Тем временем она достала из рюкзака утреннюю газету и сунула ему под нос.

– Статью посмотри здесь. Видишь рыло того, кто тебя бил? Ну? Узнаешь?

Съемка велась издалека, но телефон у Дагмар был навороченный, и при увеличении можно было разглядеть кое-какие детали. Тот, что попал под свет фонаря, носил шапку бини, из-под которой торчали неопрятные седые пряди, и жилетку North Face. Конечно, так одевалось пол-Германии, но все вместе складывалось в образ. Дагмар даже заботливо приписала на полях газеты краткий перевод новостной заметки, памятуя, что Киран не говорит по-немецки. Патриотический отряд «Плутон» нашел кости солдат Первой мировой войны и собирался захоронить их подобающим образом. На фото застыли мужчины с лопатами и горделивыми ухмылками. Крайний справа был именно тот, кто выбивал из Кирана душу. Над губой отчетливо выделялся уже знакомый шрам. Концы сошлись быстрее, чем он думал.

– Вот и думай теперь, чем ты им насолил.

– Отряд, который занимается раскопками… – пробормотал Киран, неотрывно глядя на снимок.

Мужчина будто смотрел прямо на него и бросал вызов.

– Да вранье это все, – заявила Дагмар. – Не знаю, что они там раскопали в этот раз, но, по-моему, они ищут какой-то клад, а исторической брехней прикрываются, чтобы никто ничего не заподозрил.

Похожее мнение уже высказывал Эрик. Киран пока не знал, какой версии держаться. У Фергюсонов на них явно был зуб. Но пресловутый «Плутон» теперь не на шутку его заинтересовал.

– Круто я заметила, да? – стала напрашиваться на похвалу Дагмар, и он кивнул.

Колокольчик над дверью снова дрогнул, зашли знакомые близняшки. Вероятно, чтобы снова что-нибудь распечатать.

– Я сейчас… – сказал он Дагмар и скрылся в подсобке.

Неожиданно грудь сдавило, и он не понимал почему. По ощущениям в венах будто вскипела кровь. Лицо мужчины, которого он недавно душил, снова встало перед ним, как наяву.

«Еле выследили тебя…» – вспомнились его слова.

Они были знакомы. До той ночи, до его прибытия на центральный вокзал, до всего, что произошло с ним здесь.

Некоторое время Киран смотрел в одну точку, облокотившись о стену. К реальности его вернула какая-то перепалка в магазине. Он словно очнулся и пошел назад. Разговор был на немецком: судя по всему, Дагмар что-то предъявляли, а та хорохорилась с презрительным лицом.

– Что тут происходит? – спросил Киран, возвращаясь к кассе.

Близняшки застыли напротив его гостьи, враждебно сложив руки на груди. При виде Кирана чуть сдали назад, но их лица ничего хорошего не выражали. Дагмар же перевесилась через стойку и вдруг чмокнула Кирана в щеку.

– Спасибо за помощь! Ты мне как второй старший братец! Мне пора! – произнесла она неслыханным ранее приторным голосом.

«Какая еще помощь?» – чуть не вырвалось у него.

С безмятежным видом Дагмар вышла из лавки, а близняшки проводили ее таким взглядом, будто их вот-вот вырвет. Киран против воли оказался на минном поле каких-то подростковых разборок.

– Что она тут делала? – хмуро спросила одна из девчонок.

– Да просто зашла…

Еще не хватало оправдываться, но сестры явно решили устроить ему страшный суд.

– Гони ее, она с прибабахом, – сообщила вторая. – С ней никто в школе не общается.

– Ага, а еще она тупая второгодница! – злорадно добавила сестрица. – Она тебя, небось, просто клеит.

– Ну! Обнаглела…

До Кирана стало доходить, что девочки, похоже, переругались из-за него. Видимо, половое созревание. Комментировать это вообще не стоило. Он чуть откашлялся и спросил:

– Чем могу помочь?

Близняшки расплылись в улыбках.

* * *

«Плутон» действительно был известен только среди местных. В интернете про организацию почти ничего не было, за исключением упоминаний на фледлундском новостном портале. Зато удалось расспросить о ней Бартоша, когда они вместе пили чай после закрытия магазина. Бартош хоть и был слаб, но читал газеты и любил посудачить о том о сем с другими старичками, захаживавшими к нему раз в неделю.

– Угомонились бы они уже… – скрипуче заявил хозяин лавки. – Ничего они не накопают.

– Да?

Каждая новая версия о них была все интереснее. Бартош вздернул косматые брови и проворчал:

– Отто Граммель, их руководитель, хочет усилить свое влияние на уровне общины[8]8
  Община – низшая ступень в структуре государственного администрирования Германии.


[Закрыть]. И чтобы больше людей голосовало за их сраную партию. Кто-то из них нашел под пнями ржавые доспехи, и теперь они не знают, как еще привлечь к себе внимание. А вообще, они все националисты и бездельники.

– Но они популярны… – заметил Киран, уже успев пробежаться по старым газетам. В каждом третьем выпуске о них что-нибудь да писали.

– Просто мутят воду. Молодежь за ними не пойдет, а старики, которые их поддерживают, скоро перемрут, и слава богу.

Даже не вникая в местную политику, Киран понял, что ничего хорошего эти копатели не пропагандировали. Отто Граммель, крупный пожилой мужчина с нарочито доброжелательным лицом, на всех снимках был в центре отряда. Выглядел он безобидно, но Бартош просто так никого не ругал.

Разбираться с «Плутоном» напрямую, не зная, за что они на него взъелись, было глупо. Хотелось надеяться, что Дагмар права и Эрик действительно что-то разузнает. В ту ночь, ворочаясь на своей узкой продавленной кровати, Киран отчетливо ощутил, что его спокойные дни закончились. Предчувствие перемен пропитало все вокруг.

Следующий день выдался неожиданно солнечным и чуть развеял мрачные мысли. Голубое небо преобразило Фледлунд, а северный ветер принес с собой привкус моря. Город сразу оживился, и площадь за окном лавки было не узнать. Столько людей сразу вышло на улицу, что даже Бартош выкатился следом. Прохожие зачастили в их магазин, и в суматохе Киран не сразу заметил долгожданного визитера.

Эрик стоял у стойки в темных дизайнерских очках. На нем было элегантное пальто, а угольные волосы он слегка зачесал назад. Вездесущие близняшки таращились на него через окно и о чем-то взволнованно шушукались. Пара девушек в магазине кокетливо поглядывала на Эрика поверх томиков, служивших им плохим прикрытием. Но он словно ничего не замечал.

– Привет, – бросил ему Киран. – Держу пари, если ты купишь пару книг, они скупят следом все.

– Ты о чем? – не понял Эрик, рассеянно поднимая голову.

Он ушел в себя и даже не осознавал, сколько шороху навело его присутствие.

– Проехали, – решил не объяснять Киран. – Спасибо, что зашел. Дагмар вчера тут тоже была.

В ответ мелькнула скупая ухмылка, видимо, он уже знал. Эрик запустил руку в карман пальто и положил на стойку конверт. С недоумением Киран достал из него плотный зеленый лист с немецким гербом. Гость бросил на него быстрый взгляд поверх очков и приглушенно пояснил:

– Это официальный документ, заменяющий твое удостоверение.

Согласно бумажке, звали его по-прежнему Кираном, но откуда-то вылезли фамилия Джонс и номера каких-то документов, которых у него не было. Адресом проживания стоял магазин Бартоша.

– Если понадобится срочная медицинская помощь или еще что-то пустячное, его должно хватить, но только при условии, что они не будут глубоко копать, – негромко продолжил Эрик. – Полиции его не давай. Бумажка просто для отвода глаз. Твоя официальная версия: ты утерял свой австралийский паспорт с видом на жительство. Этот временный документ выдан немецким ведомством, и он настоящий. Но данные в нем липовые, как ты понимаешь. Если начнут искать тебя по всем реестрам, их ждет сюрприз. Конечно, австралийское посольство должно было выдать тебе свой документ, но этого я, к сожалению, организовать не могу.

Киран не мог произнести ни слова. Подарок оказался более чем щедрым. Гербовая бумага выглядела очень убедительно.

– И как ты это добыл? – тихо спросил он.

По лицу Эрика расползлась улыбка, натянув кожу на острых скулах.

– Ну а как богатенькие добывают себе все? Хоть какая-то польза от связей отца должна же быть.

– Не стоило. Но я очень благодарен. Тебе пришлось заплатить? Может, я могу вернуть…

– Не задавай столько вопросов, – хмыкнул Эрик. – Это мне ничего не стоило. Слушай, мы с Дагмар решили тебе помогать. Ты нам понравился.

Киран осторожно кивнул. Наряду с врагами он нашел и главных фледлундских ангелов. После получения временного документа стало ясно, насколько эти ангелы могущественны.

– Дагмар кое-что выяснила, – заметил Киран, аккуратно убирая в ящик драгоценный конверт. – Она опознала одного из тех ребят… Он – «плутонец».

Лицо Эрика не изменилось, но в глазах мелькнуло секундное недоумение. По всей видимости, сестра с ним еще не успела поделиться выводами.

– И что, думаешь, ты из них?

– А зачем они тогда пытаются меня убить?

– Хм, ну да. Или ты им нехило насолил.

Лавка незаметно опустела, и стало легче говорить. Эрик словно очнулся и наконец снял свои дизайнерские очки. Тонкий излом бровей придавал лицу чуть капризное выражение, и Киран непроизвольно задался вопросом, осознает ли тот, какое убийственное впечатление производит на девушек.

– Узнал и про караоке, – продолжил Эрик. – К сожалению, твои драчуны пришли в себя и слиняли. Камеры только их спины захватили. Но похоже, Дагмар уже сделала всю работу за секьюрити. Сам-то вспомнил что?

– Нет, – соврал Киран, решив не упоминать про свой недавний сон. – Я сам для себя ребус. Даже татуировки ничем не помогают.

Глаза Эрика скользнули по его оголенным запястьям, и он поинтересовался:

– А это что?

Киран уставился на тыльную сторону левой ладони.

– Цифра четыре. Выцвела сильно. Видимо, давно ее набил.

– Японцы считают четыре числом смерти, – усмехнулся Эрик. – Моя бабка даже отказывалась жить на четвертом этаже отеля, когда приезжала в Германию.

Прежний Киран явно не был суеверен. Но в любом случае «Плутон» превратился в единственную реальную зацепку.

– Где именно они копают? Ты говорил, что недалеко от города был обвал.

– Они любят ошиваться у нашей фабрики. В перелеске неподалеку, говорят, и нашли те злосчастные доспехи. А обвал был у границы. Примерно месяц назад. Дыру после провала грунта до сих пор не закрыли, – отозвался Эрик и снова надел свои очки. – Все думают на них, потому что там нашли лопаты и чей-то труп, который так никто и не опознал… Но доказательств нет. Ладно, пора мне. Понадобится помощь – звони, я написал на конверте свой телефон. Мы тебя еще проведаем. Если Дагмар будет докучать, скажи, что мне пожалуешься. Она бывает прилипалой.

Эрик махнул ему и вышел. Когда колокольчик отзвенел, лавка погрузилась в тишину.

8. Тот, кто снится

«Где ты, Ребекка?»

Повторяющийся сон стал любимым переживанием Ханны. Словно уловив смену ее настроения, сновидение стало приходить каждую ночь. Больше всего она ждала конца, когда жуткий лифт доезжал до нее, застывшей у дыры в стене, и выходил он.

У него не было имени, и даже его лицо почти сразу теряло четкость, но ощущение его и их связи были сильнее. Ханна распутывала каждый оттенок, как нить, впитывая в себя его шепот, иногда переходящий в крик, его отчаяние, злость и нечеловеческую тоску. За этими смутными образами кровоточили чьи-то настоящие раны.

Она уже не отделяла себя от той, что ждала своего гостя. Это было ее волнение. Ее восхищение. Во сне она становилась Ребеккой, а Ханна превращалась в усталое, больное тело, спрятанное под одеялом. В те моменты в ней не было нужды.

Иногда сон длился дольше. Мужчина вдруг обнимал ее сильно, до боли, и она ощущала его сухие губы на своем лице. Это было больше чем физический контакт – они принадлежали друг другу. Его дыхание становилось ее. Их связь ощущалась без слов, достаточно было одного прикосновения. Ханна даже могла описать его запах – абсолютная, сладкая чистота. Так пахнет только кожа любимого человека. Фрагменты их близости незаметно переходили в новую сцену: страшная квартира вдруг превращалась в чудесный сад, и вокруг них в одно мгновение расцветали яркие нездешние цветы. Он сидел перед ней на коленях и держал за руки. В его лице было что-то молитвенное, а губы шевелились в некой беззвучной просьбе. Ханна ощущала себя напуганной и сломленной, но знала, что он на ее стороне. Он – ее главный защитник; тот, кто поймет и оправдает любую ее слабость. Его беззвучная речь растворяла ее собственный стыд за то, кто она есть.

Вдруг ее рывком выбрасывало из тела, и райская поляна удалялась от нее со стремительной скоростью. Мужчина все еще сидел перед ней, а ее лицо скрывали длинные черные волосы. Тогда Ханна понимала, что все это происходило не с ней. Это Ребекка там с ним, и все это время он говорил с ней. Ханна же – паразит под ее кожей и жадно вбирает в себя чужие секреты, пока ее не изгонят. Но в этих украденных сновидениях она становилась счастливее, чем в жизни.

По пробуждении ее встречала картина ее донора на комоде у кровати. Налитый глаз в курильнице, как наяву, следил за ней. Изображение будто стало проводником, и казалось, что только благодаря ему она с каждым разом получает все больше образов. В левом углу картины имелись загадочные инициалы «Дж. М.», отличавшиеся от имени художницы. Или здесь скрывался какой-то другой смысл.

Сон просил, чтобы его распутывали дальше. Поэтому визит по адресу, удачно перепавшему от Кампфа, планировался в ближайшие выходные. Неделя, как назло, тянулась, и когда наконец наступила пятница, Ханна была уже сама не своя от нетерпения. Но, как это с ней обычно бывало, в последний момент накатил страх всего неизвестного, и в одиночку отправляться на окраину Фледлунда не хотелось. Поэтому она стала упрашивать Лекана.

Разговор проходил в пятницу вечером в его квартире. Всюду висело постиранное белье, и было влажно, как в парилке. Лекан мыл посуду, и вопрос Ханны сначала потонул в звоне тарелок.

– Куда пойти? – переспросил он, уменьшая воду.

– К моему донору.

– Который уже умер?

Серьезная просьба начала превращаться в фарс.

– Да, но не на кладбище, а к ней домой, – терпеливо пояснила Ханна. – Я решила взяться за свой сон, и это, похоже, связано с моим новым сердцем.

– А к врачу ты не хочешь сходить со своими галлюцинациями?

Лекан вытер руки о фартук с изображением торса спартанца и подозрительно уставился на Ханну. Но она только отмахнулась.

– Не представляю, что они могут поделать с этим. Даже Магда не помогла. Это сложно объяснить, потому что я буду выглядеть как сумасшедшая, но… дело не во мне. Сон не мой, а моего донора. Тот мужчина постоянно произносит ее имя. Только не смейся надо мной опять. Мне кажется, это из-за пересадки.

– Сердечко оказалось с сюрпризом, – хмыкнул Лекан. – Ладно, не буду настаивать на медицинской помощи, потому что не мое это дело. Если ты спятила, могу тебя только поддержать в твоей эпопее вспомнить все. И не хочу даже знать, как ты откопала ее адрес. Но скажи честно, что ты, вообще, там надеешься найти? Как эта затея прояснит твою проблему?

Пока она могла только развести руками. Все это было очень интуитивно. Ответы проступали подобно изображению на поляроиде – медленно, по частям, и до сих пор не было ясно, что в итоге выйдет.

Дверь спальни открылась, и в коридор медленно вышел дед Лекана. Личность Амари находилась в стадии распада, он почти ни на что не реагировал, но имел склонность к блужданиям. Причем если Лекан не успевал уследить, то и за пределами квартиры. Однажды Ханна натолкнулась на Амари на улице в мороз: тот в одной майке и трусах метался от прохожего к прохожему, цеплялся за их куртки и что-то неразборчиво бормотал. Его взгляд будто углублялся, но, по сути, старик никого из них не видел. Амари вцепился и в Ханну, эхом повторяя: «Надо! Девять! Шесть!» Она привела его обратно, он особо и не сопротивлялся, продолжая отрывисто выкрикивать свои цифры. Домоправитель брезгливо высказал Лекану, что старика пора отправить в соответствующее учреждение. Однако подобные советы не на шутку злили парня. Лекан только из-за Амари пошел учиться на медбрата в надежде заменить ему всех сиделок, но с каждым днем старику становилось все хуже.

– Погоди, я его уложу, – вскочил он с места и пошел укладывать деда.

Ханна по-прежнему не могла забыть ту встречу с Амари на улице. Бред, который он нес, буквально отражал разлаженный механизм в его голове, и починить уже ничего было нельзя.

Когда Лекан вернулся, он даже забыл, о чем они говорили. Пришлось напомнить.

– Ну, пошли, – всплеснул он руками. – Побудем детективами. Где это вообще?

Ханна назвала улицу.

– Дыра, – протянул Лекан. – Это же фледлундское гетто. Пол моего училища оттуда. К гадалке не ходи, твой донор была непопулярной девчонкой. И явно нищей.

С учетом того, как продавались ее картины, все это было похоже на правду.

* * *

Район Ребекки из новостроек мало походил на традиционный багровый Фледлунд с флюгерами.

Местные многоэтажки в народе называли муравейниками. Здесь было довольно много социальных квартир, просто каморок за гроши, а на пустыре неподалеку то и дело возникал палаточный городок бездомных. Рядом также находилась фабрика, и из-за нее здесь даже в солнечные дни витала какая-то тонкая дымка. Но то, что они на правильном пути, Ханна поняла сразу. Еще издалека она приметила, что здания опоясывали балконы, на которые выходили двери квартир.

Онлайн-карта показывала ерунду: при ближайшем знакомстве «муравейники» оказались настоящим лабиринтом, и подъезд Ребекки нужно было еще найти. Они двигались вдоль обшарпанных стен с непристойными надписями и обрывками объявлений, вполголоса обсуждая колорит. Упросить соседа все же была хорошая идея, в одиночку тут не стоило бродить даже днем.

– Вспомнил теперь все россказни об этом районе, – буркнул Лекан. – Тут еще где-то живет бабка, которая кидается из окна говном.

С опаской они подняли головы вверх. Двор-колодец замкнул их в свой круг. В сырых проходах и так стоял отчетливый запах нечистот. Неудивительно, что на первых этажах не открывали форточки. Это был теневой Фледлунд. Такие места никто специально не создает, но любой, даже самый маленький город однажды ими обрастает. Ту легендарную бабку они, к счастью, не встретили, но по дороге их облаяли невидимые собаки, и они вляпались в какую-то непонятную кучу.

Переходы из одного двора в другой все не заканчивались, и только спустя двадцать минут блужданий Лекан нашел нужный дом. Вокруг валялись опрокинутые контейнеры с мусором, всюду летали полиэтиленовые пакеты.

– Дай угадаю, мусорщики сюда не приезжают, потому что тут и есть свалка! – не удержался он от очередного комментария.

Дверь ее подъезда была нараспашку, и никто не заботился о том, кто входит. Ханна на мгновение задержалась на крыльце, изучая имена на почтовых ящиках. На одном из них все еще была наклейка «Лейнц», но, судя по торчащим наружу письмам, его не опустошали с момента ее смерти.

– Ты что делаешь? – зашипел Лекан, когда она выдернула пару писем, чтобы посмотреть, кто пишет.

– Просто смотрю, я не собираюсь вскрывать, – почему-то шепотом отозвалась Ханна.

Это были коммунальные счета. Человек умер, а счета все приходили. В этом сквозила какая-то мрачная ирония. Ханна аккуратно вставила конверты обратно в ящик, и они направились к лифту, который, как назло, не работал.

– Курнуть не найдется? – поинтересовался чей-то хриплый голос в полумраке подъезда.

Лекан подозрительно вгляделся и заметил на подоконнике неопрятную женщину в одной комбинации.

– Мы не курим.

Женщина потеряла к ним интерес и опять скучающе уставилась в окно.

Ханна почувствовала себя странно. Кончики ее пальцев внезапно похолодели и словно стали чужими. Все в этом месте было ей знакомо. С каждой минутой все больше становилось не по себе.

– Что, лифт совсем умер? – поинтересовался Лекан. – Не хочу переть на седьмой этаж пешком.

– Да, недавно встрял. Все ждем, когда ремонтная компания до нас доберется, – снова вклинилась нежданная собеседница. – А другой лифт никогда не работал. Точно сиг нет? А то я дверь захлопнула, теперь до вечера тут придется торчать.

– Только леденцы, – отозвалась Ханна, почему-то ощущая себя должной. – Хотите?

Местная подумала и кивнула. Лекан смотрел на Ханну как на чокнутую. У него не было никакого желания вести пустые беседы с обитателями «муравейника». Ханна отсыпала женщине горсть конфет в ладонь и добавила:

– В первый раз встречаю дом с двумя лифтами.

Их собеседница закинула в рот сразу все и рассказала даже больше:

– Да у нас все вверх тормашками! А второй лифт всегда какой-то дурной был. Прикиньте, он только на седьмой этаж и ездит, но там квартира.

Теперь уже и Лекан навострил уши. Женщина неожиданно оказалась бесценным источником информации. Она подобралась к ним поближе и с энтузиазмом зачастила:

– Строители напортачили и вывели лифт прямо в квартиру, представляете? Та долго прозябала, а потом домоуправление решило, что пропадает место с удобствами, и сдало его задешево. Лифт, говорят, там заложили, но ненадолго. Тут год назад одна дамочка померла. Как-то этот лифт приехал на первый этаж, раскрылся, а внутри женщина в крови лежит. Вскрылась, говорят. Сама видела. Да не тряситесь, тот лифт в другом конце здания.

Лекан и Ханна переглянулись. Все сошлось неожиданно быстро, но от таких подробностей волосы дыбом вставали.

– А… известно почему?.. – с промедлением спросила Ханна, не в силах оторвать взгляд от дверей обычного лифта.

Теперь в сомкнутой вертикальной полосе чудилось что-то хищническое. Женщина пожала плечами и вернулась на свой подоконник.

– Да черт знает. Я ее нечасто видела. Симпатичная, конечно, но не от мира всего. Ходила как на цыпочках, а глаза с блюдца. Небось, наркоша. А вы к кому?

– В гости, – ответил за Ханну Лекан, чтобы та простосердечно не выложила ей историю своей жизни. – Пора нам.

И он потащил ее наверх, хотя той явно хотелось расспросить женщину еще о чем-то. На втором этаже они замерли и невольно выдохнули.

– Ты знала, как она… – осторожно начал он.

– Слышала про самоубийство, но чтобы так…

Оба уставились на створки главного лифта, который теперь навевал дурные мысли. Даже представлять не хотелось, как она при смерти умудрилась приехать вниз, а главное – зачем…

Не очень понимая, что их ждет, Лекан с Ханной вскоре добрались до седьмого этажа. От открывшегося вида ее душа ушла в пятки. Так начиналось ее сновидение. Они стояли на длинном балконе, и по левую сторону вытянулись узкие однотипные двери. Каждая из них была ей знакома, а небо над головой вдруг стало живым. Редкие облака словно понеслись чуть быстрее, и где-то запустился невидимый механизм.

Ветер принес и запахи чужих жизней. Напротив был такой же «муравейник», опоясанный балконами с бесконечными дверьми. То тут, то там колыхалось разноцветное белье. Эта деталь вернула Ханне ощущение реальности.

– Ну, посмотрим на ее дверь и пойдем, – поежился Лекан. – Не знаю, что ты получила, но, надеюсь, ты счастлива.

Ханна двинулась вперед. Она с уверенностью могла сказать, что идти нужно было до самой последней двери. Пол буквально улетал из-под ног. В конце площадки был некий магнит, и он тащил к себе ее одну. Уже не было сомнений в том, что новое сердце сотворило с ней какую-то чертовщину. Незнакомое нечто, прятавшееся все это время внутри нее, в этот момент по-настоящему ожило.

Ветер со свистом огибал здание, будто раскачивая все, и в ее глазах на мгновение потемнело. Когда Ханна пришла в себя, она уже была перед той самой дверью. «Лейнц» – написано над звонком. Лекан же взглядом давал понять, что на этом их приключения должны закончиться.

– Ты же не будешь ломиться? – вкрадчиво спросил он, замечая, что у подруги сорвало тормоза. – Сама видела ее почтовый ящик, никто тут не живет.

Ханна едва походила на себя. Глаза раскрылись и потемнели, жадно высматривая что-то в дверной обшивке.

– А что, кому-то есть дело до этой квартиры?

– Ханна…

Неожиданно она опустилась на пол и аккуратно перевернула один из пустых цветочных горшков. На дверной коврик выпал ключ.

– Только не говори, что ты это знала… – опасливо произнес Лекан.

– Она знала… – эхом сказала Ханна.

Догадка про ключ возникла словно из ниоткуда. Будто кто-то подсунул этот фрагмент в нужный момент. Друг сглотнул, не зная, что делать. От происходящего становилось жутко. Ему ничего не стоило ринуться за Ханной в эту хибару, но ведь был еще здравый смысл. Она заметила его сомнения и чуть улыбнулась. Некто чужой в ней пропал так же неуловимо, как и появился.

– Подожди тут, если не уверен. Ты не обязан впутываться во все это.

Лекан кивнул, отчасти испытывая облегчение, но ситуация становилась все более непредсказуемой. Ключ тяжело провернулся в замке, и дверь открылась.

«Где ты…» – призрачно пронеслось в ее голове.

На них дохнуло тяжелой затхлостью, и свет с балкона пролился в темную, захламленную прихожую. Сама квартира будто просыпалась от долгого сна.

– Ну… я пошла, – сказала она, обернулась и неуверенно ему улыбнулась.

Почему-то Лекану показалось, что она уходит куда-то на другую сторону, туда, куда ему хода нет.

* * *

В страшном районе недружелюбного города жила-была одна странная девушка. Была да сплыла. Именно так следовало начать сказку о Ребекке. Ее квартира напоминала жилище какого-нибудь хикикомори[9]9
  Хикикомори – так японцы называют людей, отказывающихся от социальной жизни и зачастую стремящихся к крайней степени изоляции и уединения.


[Закрыть]. Окна были заклеены бумагой, а на кухне громоздились заплесневевшие тарелки и бесчисленные плошки растворимой лапши. Ханна напомнила себе, что этому свинарнику уже год. Никто не пришел сюда после, чтобы убраться. Только сейчас начало доходить, что спустя столько времени ее имя все еще значится на почтовом ящике, а вещи остались нетронутыми.

Не верилось, что жадное домоуправление забыло про квартиру на седьмом этаже.

Может, никто и не хотел ее снимать, особенно после ее самоубийства?

Все помещение было одной большой комнатой, которую разграничили ширмой с китайским орнаментом из драконов. По одну сторону находилась кухня, а по другую было подобие спальни. Свободное пространство заполняли мольберты, картины и рамы.

Выключатель издал мертвый щелчок: счета-то никто не оплачивал. Свет снаружи едва доходил до середины комнаты. На пороге застыл встревоженный Лекан, то и дело поглядывавший на другой конец балкона. Ханна включила фонарь на телефоне и повернула одну из картин. Мелькнули какие-то щупальца, и так почти на каждом изображении. Ребекка продолжала рисовать свои ужасы, и только ей одной было ведомо, что они значили.

Ханна ощущала растущую одержимость. Хотелось просочиться в каждую щель, чтобы узнать о Ребекке все. Объяснить это состояние она не могла; просто чувствовала, как от нее разбегаются связи и крепятся ко всему вокруг. Как те же щупальца. Это было и ее место. Знакомое и чужое одновременно. Все превращалось в одно долгое дежавю.

Ящики Ребекки были свалкой всего и вся. Особой аккуратностью она не отличалась. Но ее одежда вызвала настоящее недоумение. Гардероб висел под пластиковыми чехлами на открытой вешалке, и, несмотря на то что некоторые вещи все же поела моль, нельзя было не отметить их красоту и великолепное качество. Это плохо вязалось с лапшой за девяносто девять центов и заклеенными окнами. Человек, носящий такие платья, должен любить выходить свет, в то время как тот, кто жил в этой квартире, этот свет, похоже, ненавидел.