Текст книги "Повести и рассказы"

Глава 2

Нельзя служить Христу и Мамоне…

Я тихо, как мышь, проскользнул в аудиторию 412, самую большую и просторную в главном корпусе. Да, между прочим, я учусь в главном корпусе. Аудитория была набита до отказа. Здесь, если не ошибаюсь, собралось вместе несколько потоков. Мы были похожи на горошины в банке. Зачет обещал быть жарким. Я падаю на заднюю парту, в конце, рядом с Джексоном – Жекой ‒ у окна.

‒ Где ты был, я тебе звонил и писал, ‒ спросил Жека. До конца пары оставалось минут пятнадцать.

‒ Я просто проспал, ‒ ответил я.

‒ Ну, тебе, как всегда, везет. Профессора еще нет. Тоже опаздывает.

Профессор ‒ так мы называли нашего преподавателя, Бориса Буханова. Он действительно был профессором, кандидатом наук. Преподавал нам судмедэкспертизу. В прошлом работал патологоанатомом. Но потом его то ли попросили уйти, то ли он сам ушел на пенсию и стал преподавать. Время шло, все студенты ждали зачета как Страшного Суда, а приход профессора Буханова как второе пришествие, но ничего не происходило. Среди потока прошел волной недовольный шепот, переходящий в ропот.

‒ Почему не отвечал? ‒ Кажется, Жека сейчас уснет.

Телефон сел. Никуда не денешься от этой штуки. Мы вечно ищем зарядку. Маленькая плоская коробка решает за нас все: что есть, что смотреть, куда ходить и с кем дружить. Мы служим ей, а не она нам. Воистину, бесовская машина. Если инопланетяне однажды после конца света обнаружат останки нашей цивилизации, то наверняка найдут последний золотой айфон.

Снова сны. Да, снова сны. Жека знал мою тайну, и это неудивительно, ведь он мой лучший друг, и долгое время он был моим единственным другом в этом городе, который, согласно классику, не верил слезам. Жека, Джексон ‒ мой лучший друг, а может, даже брат, но мы с ним совершенно не похожи. Мы разные, и это касается не только внешности. Жека ‒ негр, его кожа напоминает кофе или шоколад. Поэтому мы с пацанами дали ему прозвище Джексон. Обычный, такой отечественный негр. Его отец когда-то приехал к нам учиться, потом забрал диплом и оставил Жеку. Вот такая дружба народов.

Познакомились мы просто ‒ в подземном переходе. Джексон, как и я, спешил навстречу неизвестности ‒ на первое предварительное факультативное занятие в нашей будущей тюрьме, то есть альма-матер. Группа молодых, крепких и бритоголовых парней в черных кожаных куртках и тяжелых армейских ботинках окружила Жеку.

‒ Эй, Чунга-Чанга, тебе здесь не место, ‒ рявкнул главарь бритоголовых.

‒ Отвалите от меня, ‒ резонно заметил Жека.

‒ Что ты сказал, обезьяна? Вали домой, ‒ подхватили прихвастни рябого главаря. Круг вокруг Жеки сужался. Его собирались хорошенько избить, и в ход шли руки, ноги и локти. Рябой достал из-за пазухи кастет. Другие люди просто проходили мимо. Прохожие даже не смотрели в ту сторону. Никого не интересуют чужие проблемы. Все мы одиночки в толпе, и каждый одинок по-своему в этом каменном и сером муравейнике. Пожалуй, равнодушие страшнее, чем предательство. Я тоже, как и все, хотел просто пройти мимо, но мне стало любопытно, и я остановился.

‒ Эй, чего уставился, иди куда шел. ‒ Жека упал, и его били ногами.

‒ Глядите, так это же чурка, ‒ крикнул рябой, глядя на меня.

‒ Как ты меня назвал?! ‒ я не на шутке разозлился. Это маленькое слово меня просто взбесило, вывело из себя. ‒ Пятеро на одного ‒ нечестно, ребята, не по-мужски! Оставьте его в покое, бандерлоги!

Завязалась драка, двое против всех. Я не мог поверить своим глазам ‒ я, человек, который последний раз дрался в школе в четвертом классе, сам, по своей воле, ввязался в драку из-за незнакомого мне негра. Если сказать честно, мы еле тогда отбились и помятые, в синяках и ссадинах, с разбитой губой и красными костяшками на пальцах, но счастливые от победы, отправились в институт на встречу с судьбой.

‒ Ты помог мне, потому что я черный? ‒ спросил Жека.

‒ Нет, потому что я белый, ‒ и мы оба рассмеялись.

‒ Не волнуйся, брат Джексон, для них я такой же черный, как и ты. Человека нельзя ненавидеть из-за религии или цвета кожи. Можно ненавидеть только его личность и его поступки.

***

 
Не смотри на меня, как на кусок мяса,
Разве имеет значение цвет кожи и раса!
 

***

Я продекламировал стих.

‒ Да ты философ, Рус, ‒ удивился Жека.

‒ Есть немного.

‒ А кто это написал? ‒ поинтересовался он.

‒ Это написал я, пойдем, нам пора. ‒ Он черный, я белый, все мы люди.

Другая сторона медали толерантность. Есть терпимость и доброта, а толерантность ‒ нечто фальшивое, искусственное и лицемерное.

Жека, как и я, был одинок в этом огромном городе. Мы оба были потеряны на каменном острове из асфальта в окружении моря небоскребов и автомобилей, где метро и его линии соединяло все воедино, как артерии, словно кровеносная система, только глубоко под землей.

А бесконечные дорожные пробки были словно закупорки в этом гигантском организме из бетона и кирпича. Но у этого титана было каменное сердце и хрупкие ноги. Жека, как и я, учился на втором курсе. Мы с ним братья по несчастью. Миллионы и миллионы юристов и экономистов выпускаются в мир и пропадают. Чтобы стать просто безработными, либо работать не по профессии, или, и того хуже, стать рабами офисных помещений. Сатрапами ноутбуков и кулеров. Прожить и умереть у принтера, печатая тысячную копию бумаги, не дороже туалетного рулона. Аудитория потихоньку пустела, старосты уводили своих подопечных, похоже, зачета не будет, или я ошибаюсь. Видимо, Буханов умер либо заболел.

Наконец, в дверях появилась староста нашей героической группы ЮР-522, оставшейся в аудитории последней. Остались только мы, покинутые и обреченные. Вика Симонова ‒ наша староста, высокая блондинка. Она закрыла за собой дверь и с лицом человека, который должен сообщить пренеприятнейшее известие, повернулась к нам. Тревога была неспроста, в воздухе чувствовался душок. Профессор Буханов не придет, но зачет состоится ‒ это хорошая новость. Теперь плохая ‒ зачет пройдет в заочном порядке, и за него нужно будет заплатить по курсу: один зачет ‒ один рубль. В переводе на русский, один рубль равнялся одной тысяче. Удар по кошельку ‒ откуда у студентов деньги. По нашим тесным рядам полетел шумок, но делать нечего. Кто не сдаст, пролетит, и никаких пересдач. Вы не подумайте, я всегда сдавал все сам, лишних денег никогда не было, а кроме того, не хочется быть просто дураком с дипломом. Репутация профессора подтвердилась. А меня учили, что крепостное право все-таки отменили. Наша староста с лицом эскулапа, наклонившегося над больным чумой, собирала зачетки. Ей это не по душе, но все молчат, как рыбы. Коррупция ‒ чума двадцать первого века.

‒ Подожди, Джексон, убери, ‒ твердо произнес я.

‒ А как же зачет?

‒ Есть идея! ‒ Жека недоуменно взглянул на меня, но убрал зачетку обратно в карман.

***

Поздним вечером того же дня я караулил профессора Буханова на парковке. Она находится через одну остановку от университета. Трехуровневая парковка, лабиринт для автомобилей. Я подготовился, надел капюшон, шарф и черные очки. Кроме того, у меня в кармане куртки было секретное оружие. Сегодня Борис Вадимович засиделся, на часах 21:00, наверное, принял заочников. Седой грузный мужчина с белой бородой, похожий на Фрейда, направился к машине цвета металлик. На этот раз я готов к зачету. Повезло ‒ на парковке, кроме нас двоих, никого. Нет свидетелей.

Фрейд считал, что человеком движут инстинкты. Я думаю, человека гонит вперед страх и надежда или, как в моем случае, недовольство собой и миром. Больше миром.

‒ Стоять старик! ‒ я выскочил, как черт из табакерки.

‒ Что Вам надо? Деньги? Возьмите мой бумажник. Только не трогайте меня, ‒ засипел профессор.

‒ Да, мне нужны деньги, ты угадал, ‒ я изменил голос, как мог. ‒ Отдай мне черный чемодан. ‒ Черный чемодан Борис Вадимович всегда носил с собой, и не зря. В нем он хранил все собранные со студентов, непосильным трудом заработанные взятки.

При слове о чемодане Буханов даже осмелел и крикнул: «Нет!»

‒ Что тебе дороже, старый, здоровье, жизнь или чемодан? ‒ Профессор сделал правильный выбор. Тем более, что дуло черного пистолета смотрело прямо на него в упор. Конечно, он не знал, что пистолет не настоящий, а игрушечный. Нужно не забыть отдать игрушку хозяину. Блеф удался.

‒ И еще одно, ‒ скомандовал я, ‒ мы запишем одно видео. ‒ Профессор совсем поник. Никогда я не видел профессора таким неуверенным и раздавленным, мне стало его жаль.

Я записал на видео признание Буханова во всех грехах, как он обирал бедных студентов. Современные гаджеты ‒ никакой личной жизни. Хорошо, что на парковке было темно, а у страха глаза велики. Не зря я читал детективы. Впервые в жизни я знал, что делать и как. Куда делся тот тихий, спокойный и замкнутый Руслан. Он умер и родился новый человек. Окрыленный успехом, я прогулялся по ночному городу. Ночью краски и запахи меняются, все становится другим. У меня в руке был черный кожаный чемодан. Кто был никем, тот станет всем. Домой я пришел пешком. С детства я не знал, что я хочу. Но теперь я знал точно, чего я не хочу.

‒ Ты на часы смотрел? Где ты шлялся? ‒ ворчал мой старший брат. Он старше меня на десять лет, ему двадцать девять. ‒ Мама мне голову оторвет, если с тобой что-то случится.

Я вернулся домой позже Тимура ‒ это что-то новое. Наверное, снег пойдет. Мой брат уходил рано, а возвращался поздно. Он работал охранником, стоял на фейс-контроле в одном модном клубе. Кроме того, бомбил по городу, работал в такси.

‒ Отвечай, чего молчишь? ‒ негодовал мой брат. ‒ Что происходит?

И я все ему рассказал. Мой брат поддержал меня. Добро должно быть с кулаками. В ту ночь я спал сном праведника, исполнившего свой долг. А у меня под кроватью лежал черный кожаный чемодан.

Глава 3

И последние станут первыми…

Мне снова приснился странный сон, будто все происходило наяву.

Тот человек ‒ Абрек. Откуда я его знаю? Кто он? Я знаю, с чего все началось в детстве, когда я только научился самостоятельно читать. Дядя Георгий подарил мне одну интересную книгу ‒ сборник новелл и рассказов. Главным героем книги был абрек, благородный разбойник. Он грабил богатых и отдавал бедным. Боролся за справедливость. Защищал слабых и невинных крестьян от гнета коварного князя и его людей. Помогал простым людям. Я сидел на диване и рассматривал портрет, который нарисовал по памяти.

Статный, крепкий мужчина, гордый профиль, орлиный нос, черные брови, черные глаза, черная борода с рыжиной, вески слегка тронула седина. Мы с ним даже чем-то похожи, хотя нет, мы совершенно разные. Сегодня я встал очень рано. Я пытался вспомнить свой сон, снова и снова прокручивая его в голове, словно фильм. Пазлы складывались во фрагменты. А фрагменты собирались воедино, вырисовывалась целая картина, как кадры на кинопленке.

***

Солнце показалось из-за облаков, утренний туман расступился, и из синей дымки проступила могучая фигура снежной вершины. Тишину и покой нарушал только родник, который брал начало высоко на вершине, ближе к снежной шапке. Черпая силу от ледника, родник бежал вниз по теснине, по камням, наслаждаясь свободным падением. Бурные воды набирали мощь внутри скал, в самых недрах горной породы, и мчались вниз, сметая все на своем пути, постепенно успокаиваясь, приближаясь к земле, даря живительную влагу всему живому. Всей горной долине. Волны ловко звенели по камням. Река была неглубока, но течение было сильным и непредсказуемым, дно коварным, а камни предательски скользкими. Один неверный шаг ‒ и тебя навсегда унесет в неизвестность. Только местные жители знали, как найти брод и в каком месте можно перейти на другой берег. Абрек смотрел на свое отражение в воде, набрал воду в ладони и умылся. Он был в пути уже несколько дней подряд без отдыха. Снял флягу с пояса и зачерпнул. Сделал несколько глотков и снова опустил флягу в воду.

Рядом лежал огромный валун, настоящий каменный великан. А рядом с валуном спал стоя лучший и единственный друг Абрека ‒ Шакар. Красивый, черный, вороной конь, отличавшийся буйным и независимым нравом. Никто не мог его приручить и обуздать. Тогда нерадивый торговец решил пристрелить коня, так как не мог его продать, а если коня и покупали, то он всегда возвращался назад. От него были одни убытки. Но Абрек остановил торговца, сказав, что тот тогда должен убить и его самого. Это случилось на ярмарке. Он заслонил лошадь собой, встав между ним и хозяином. Торговец просто покрутил у виска и бросил пистолет на землю. Только Абрек смог оседлать Шакара. Конь был благодарен человеку и с тех пор стал верно служить ему. Со временем они стали друзьями и даже братьями. Не раз Шакар выносил Абрека из огня, унося его от опасности. Сражался вместе с ним. Терпел вместе с ним голод и лишения. Когда Абрек был ранен или болен, Шакар всегда был рядом. Зачастую оставаясь единственным, кто его не бросил.

Абрек решил передохнуть, прежде чем отправиться дальше. Путь был неблизкий.

‒ Нам нужно отдохнуть, мой друг, ‒ обратился он к Шакару. Шакар помотал головой в знак согласия.

‒ Жаль, что ты не говоришь. Ты бы мог многое рассказать, ‒ Абрек посмотрел в умные и грустные глаза лошади. Лошади лучше людей, и абрек знал это не понаслышке. Конь не обманет и не предаст. Внезапно мир и покой, общую идиллию нарушил громкий и отчаянный детский крик. Безмолвные воды родника несли мальчика, унося его все дальше и дальше. Ребенок барахтался и кричал.

‒ Помогите! Помогите! А!

Абрек бежал за ним по берегу параллельно. Надо успеть, пока волны не унесли его слишком далеко, к водопаду. Мальчик беспомощно махал руками. Наконец, повезло ‒ на повороте был узкий участок, и бедолагу несло к берегу. Абрек вошел в воду.

Течение было сильным, одно неверное движение, и он тоже отправится в водоворот. Две сильные руки схватили мальчика и подняли вверх. В последний момент вырвали его из лап коварных вод реки. Дальше начинался водопад. Успел. Уже на берегу Абрек поставил спасенного на землю. Тот был весь мокрый и дрожал. Кашлял и сморкался. Абрек развел небольшой костер.

‒ Садись, согрейся, а то заболеешь. Воды родника ледяные.

‒ Спасибо тебе, добрый господин, ‒ всхлипнул мальчишка.

‒ Я не господин, ‒ рассмеялся Абрек. ‒ Я такой же, как и ты. Все люди равны. Кто ты и откуда? Как оказался в реке?

Мальчик объяснил, что он водонос, а его отец рыбак. Они живут в деревне за рекой. И когда он помогал взрослым, другим водоносам, то слишком сильно наклонился, и его понесло. Он очень испугался и думал, что уже конец.

‒ Как тебя зовут? ‒ Храбрый мальчишка, он не плакал.

‒ Меня зовут Аца, добрый человек.

‒ Пошли, я отведу тебя домой. Наверняка уже вся деревня ищет тебя.

‒ Ты абрек? ‒ с опаской спросил мальчик.

‒ Не бойся, я не обижаю женщин, детей и стариков. Так поступают только трусы.

Высоко в небесах, под самыми облаками появился орел. Гордая птица расправила могучие крылья и парила. Орел сделал круг, потом еще один.

‒ Смотри, орел ‒ это хороший знак.

***

 
Я жалею лишь о том,
Что не родился я гордым орлом,
Но я горжусь и дорожу родным гнездом.
 

***

Мальчик и Абрек шли по извилистой и крутой тропе. Деревня мальчика была уже близко. Навстречу им вышел широкоплечий мужчина с загорелым лицом и густой бородой. Ему было не больше сорока. – Слава Богу, ты нашелся, сынок. Жив и здоров! ‒ мужчина бросился к мальчику и крепко обнял его. Это Бибо, отец мальчика. ‒ Благодарю тебя, добрый человек. Что мы можем для тебя сделать? ‒ сказал Бибо, пожимая руку Абреку.

‒ Мне ничего не надо. Простого спасибо будет более чем достаточно, ‒ ответил Абрек.

‒ Ну, тогда скажи хотя бы свое имя.

‒ У меня нет имени. Я отказался от него много лет назад ради высшей цели. Ради справедливости. Берегите друг друга! ‒ Абрек вскочил на коня и уже собирался уходить, но мальчик подошел к нему.

‒ Когда я вырасту, я тоже хочу стать абреком, ‒ проговорил Аца.

‒ Нет, мальчик, лучше быть водоносом. Вода дарит жизнь. Вода и есть сама жизнь. Прощай.

‒ Стой, почему твою лошадь зовут Шакар?

‒ Потому что он любит сахар, ‒ Абрек ловко достал кусочек сахара и дал коню.

***

‒ Я тебе даже завидую, ‒ сказал я неизвестно кому, смотря на лицо, нарисованное на белом листе. ‒ Сегодня ты нам нужен, как никогда. Людям нужен такой человек, абрек, сильный и благородный. Чтобы защитить тех, кто не может это сделать сам. Но новому времени нужен новый абрек, современный. ‒ У меня созрел план.

‒ Мне пора, я ухожу на работу, буду поздно, ‒ сказал Тимур, стоя у двери. ‒ А ты, салага, остаешься за старшего, и еще ‒ разве тебе не пора на учебу?

‒ Мне сегодня ко второй паре. Сегодня пятница.

‒ Что физрук заболел? ‒ поинтересовался Тимур.

‒ Нет, забеременел и ушел в декрет. Это она. Оксана Дмитриевна вела у нас физкультуру.

‒ Ну, смотри, ‒ строго сказал Тимур. ‒ Если ты прогуляешь хоть одно занятие, я тебе уши оборву.

‒ Договорились, брат, ‒ ответил я. Входная дверь захлопнулась.

Мне надо было тоже идти. У меня сегодня важное дело, у меня под кроватью лежал кожаный чемодан, полный денег. Их надо было вернуть. Неожиданно включился телевизор, его экран загорелся. Видимо, когда я вставал с дивана, то задел пульт. Новости все как обычно: бедные беднеют, богатые богатеют; все это перемешивают дурацкими реалити-шоу и клипами. Большинство современных СМИ и мультимедиа призваны сделать из нас обывателей и рабов потребления, грубо говоря, манекенов или, того хуже, овощи. Экран потух. Я его выключил, всегда предпочитал книги телевидению. Более того, не электронные ‒ таких, как я, можно смело было заносить в Красную книгу. Я еще раз посмотрел на портрет абрека. Сложил его и положил в рюкзак. Раньше люди обращались к шаманам, но сегодня для этого существует поисковик. Как мне удалось узнать в Интернете, абреки ‒ это особая каста людей. Они отказывались от дома, от возможности иметь семью и детей, от права собственности и всех мирских благ. Главным образом, абречество было распространено на территории Северного Кавказа. И еще часть одной статьи гласила: «Горе тому, кто встретит абрека на дороге». Конечно, жизнь отличалась от фольклора. Спускаясь по лестнице, я встретил своего маленького соседа Артема, Тему. Не терплю лифты. Люблю ходить пешком. Лень ‒ двигатель технического прогресса, а слабость и немощность ‒ плата за него.

‒ Держи, ‒ я передал ему черный пистолет. – Возвращаю.

‒ А правда, он как настоящий, ‒ сиял Тема.

‒ Да, правда.

Тема нажал на курок, из дула брызнула струйка воды. Современные игрушки поражают, у меня таких не было.

– Я никому не сказал, ‒ гордо произнес мальчик.

– Молодец, Тема.

***

Как мне удалось узнать из надежных источников, профессор Буханов уволился и с почестями ушел на пенсию в срочном порядке. И на радостях, по такому случаю, поставил всем своим студентам зачеты. Не без моей помощи, конечно. О случившемся на парковке он, конечно, никому ни о чем не рассказал, ведь у меня была страховка ‒ его чистосердечное признание.

Как высоко ‒ я сидел на корточках на крыше нашего любимого вуза. В руках тот самый кожаный чемодан. У меня был план: Жека должен был нажать кнопку пожарной тревоги, чтобы запустить цепную реакцию. Нажать на красную кнопку. Да, его могли бы засечь камеры, которые сейчас повсюду. Все следят за всеми. Но наш охранник, точнее, сторож дядя Толя мирно спал на своем посту у себя в маленьком офисе. Как у любого цербера, у него была своя слабость. Слабостью дяди Толи была тяга к спиртному и, выпив огненной воды, которую мы с Жекой любезно подарили ему в честь Взятия Бастилии ‒ порой бартер ‒ самая надежная сделка ‒ дядя Толя просто уснул. Не судите строго, разве не страсти и слабости наряду с добродетелями делают нас людьми. Так что он просто храпел на кресле перед мониторами. Естественно, лишней кусок записи был стерт. Идеальное преступление.

Внутри здания начался переполох. Тревога гулом зазвучала везде: в аудиториях, кабинетах, в столовой, в ушах и мозгах и даже в деканате.

Студенты неровными рядами двинулись по лестнице на волю, то есть к выходу. Это была не первая пожарная тревога в нашем институте. Конечно, и раньше ‒ и не раз ‒ проводили учебную тревогу, не говоря уже о телефонном терроризме, но решили не рисковать.

Мало ли? Огромная толпа, студенты и преподаватели, массы высыпали на улицу, а точнее, во двор университета. Раз, два.… На счет три я встал и распахнул заветный чемодан. Деньги посыпались вниз как из рога изобилия. Это чудо ‒ деньги падают прямо с неба.

Десятки рук и глаз тянутся к купюрам в едином сумасшедшем порыве. Сцена окончена. Я ухожу в тень и прячусь за трубой.

Мавр сделал свое дело. Мавр свободен. А Жека ‒ настоящий друг.

Меня никто не заметил, и чему удивляться ‒ им совсем не до меня.

Деньги падают с неба, надо же. Старые боги умерли, и на их место пришел один ‒ деньги.

После того как все было кончено, мы с Жекой встретились вечером на пустыре за старым Макдональдсом.

‒ Ну, ты и навел шороху, Рус, ‒ провозгласил Жека.

‒ Спокойно, без тебя у меня бы ничего бы не получилось. Мы сделали это вместе. ‒ Мы ждали ребят, наших друзей. Пацанов из нашей компании. Из темноты переулка возникло трое молодых ребят. Как раз вовремя.

‒ Что за срочность? ‒ спросил коротко стриженный парень с родинкой на щеке. Это Миша, он же Миха Пушкарев, он же Кудрявый ‒ сейчас это незаметно, но он недавно вернулся из армии, и кудри еще не отросли. А раньше у него на голове торчала целая копна вьющихся завитушек. Мы звали его Пушкиным и даже дразнили Кудряшкой. Но, вернувшись из армии, он хвастался, что служил в артиллерии, и мы стали называть его просто Пушкой. Логика проста: Пушкин ‒ Пушка.

‒ Что за пожар, Рус, а? ‒ добавил долговязый, худой, рыжий парень с веснушками на лице. Он, как факел, возвышался над нами. Его звали Генка, просто Генка или Рыжий, а точнее, Спичка ‒ у него не только волосы огненного цвета, но и характер. В нашей компании он самый вспыльчивый и нервный. Легко воспламеняется, как спичка.

‒ Надеюсь, вы не зря оторвали меня от игры, ‒ вставил брюнет среднего роста. Брюнета звали Костя, но все думали, что его зовут Август, но это не так. У него просто татуировка на запястье с надписью «Август» латиницей. И как он ни объяснял всем во дворе, что Август ‒ это римский император, а не месяц и не его имя, для всех он был Август. Даже мать и отец иногда звали его Августом. Вы спросите, откуда я их знаю? Все просто, мир тесен. С Генкой, Августом и Михой я столкнулся в военкомате на медкомиссии. Август и Генка не сдали экзамен, а до пересдачи было еще далеко. По правде говоря, я медкомиссию не прошел, а жаль. Возможно, по причине моих цветных сновидений. Кто знает?

Августа не взяли, прицепившись к его татуировке. Генка нагрубил психиатру, но вместо того, чтобы отправить его в стройбат, медик просто выгнал его из кабинета. Ну, про Миху вы уже знаете ‒ он единственный из нас прошел отбор.

Мы потерянное поколение нулевых, выросшее без войны. Воспитанное МТВ и Ютубом. Мы в группе риска, нам от 17 до 20. Лермонтов погиб в 26, Курт Кобейн застрелился в 27. Телевизор заменил нам природу, а Интернет ‒ свободу. У нас есть все, и ничего нет, кроме зарядки от телефона. Но сегодня мы положим этому конец и заложим начало новой жизни, как первопроходцы, словно новые апостолы.

«Мы бросим вызов культуре потребления и ее главному идолу ‒ золотому тельцу. Мы будем грабить богатых и помогать бедным, ничего не оставляя себе. Мы не ждем награды или благодарности, у нас есть только цель». Это были первые слова в манифесте нашей группы «Анархия». И главное правило № 1: «Мы никого не убиваем. Никто не должен пострадать». Главное правило № 2: «Никто не должен знать о группе «Анархия», кроме нас».