Текст книги "Повести и рассказы"

Письмо Алисы

Меня зовут Алиса, Алиса Глебова, мне десять лет. Папа называет меня Лисенок или Лиса-Алиса, а мама зовет меня просто Аля. Но когда что-нибудь натворю, мои родители зовут меня: «Алиса Викторовна, подойдите сюда». А мой старший брат дразнит меня и просто зовет меня Морковкой. Наверное, потому что у меня кудрявые рыжие волосы цвета моркови и веснушки у носа. А я в ответ его ‒ Редиской. Уж очень вредный. Говорят, что я рыжая в бабушку, но я ее никогда не видела. Думаю, правда, так как у мамы темные волосы, а у папы седые. Мой папа рано поседел.

Мою маму зовут Рита, а папу Виктор. Папа работает писателем в редакции, часто сидит за работой допоздна и даже дома вечно сидит у себя в кабинете. Там у папы большая библиотека, где много умных, интересных, скучных и не очень книг. Папа постоянно ходит с блокнотом и карандашом за ухом и что-то пишет. Я постоянно хожу за ним и спрашиваю: «Что?» ‒ а он говорит: «Еще не готово». Я рано начала читать, меня папа научил. Моей первой и самой любимой книгой был «Карлсон, который живет на крыше». Я сама ее прочитала. Папа брал меня на руки и кружил, и я представляла, что лечу. Я очень люблю читать, как папа. Дошло даже до того, что меня мама ловила под одеялом ночью с фонариком за чтением и строго говорила, что пора спать.

Мой папа высокий и худой, носит очки, но очень сильный. Вообще, я рано начала не только читать, но и ходить, говорить, причем говорить предложениями. Мама до сих пор умиляется, как однажды, посмотрев картинку с тучами и дождем, когда мы были у логопеда, я сказала: «Осадки идут».

Моя мама работает акушеркой, помогает деткам появляться на свет. Поэтому я точно знаю, что дети не появляются в капусте, их не приносит аист, и их не покупают в магазине. «Дети рождаются в любви», ‒ так сказала мама.

Еще у меня есть старший брат, Егор, но он уехал далеко-далеко. Мы все вместе живем на пятом этаже, на улице Строителей, дом пятнадцать дробь один ‒ не люблю дроби, ‒ а номер квартиры я вам не скажу.

Мои мама и папа очень интересно познакомились. Папа, когда был молодым, гостил у друга, дяди Сережи, на работе ‒ тот работал фотографом ‒ и папа увидел маму на одной из фотографий и влюбился. Папа долго искал девушку с фотографии ‒ красивую брюнетку, но не мог найти. А однажды, когда шел к знакомому на день рождения, папа ошибся квартирой, перепутал дома, позвонил в звонок, и ему открыла дверь та самая девушка с фото. С тех пор мама и папа не расставались, скоро поженились, и у них родился мой брат, Егор. Вот такая история, как в кино.

Чуть не забыла, я учусь в четвертом классе. Мне нравится литература и физкультура. Мама говорит, что я гуманитарий, а папа ‒ что я рассеянная и немного ленивая для точных наук. Обидно немного, я не рассеянная, я мечтательная, и у меня богатая фантазия. Кроме «Карлсона», мне нравится мультфильм «Ну, погоди». Но я более не за наглого зайца, а за бедного волка, которого заяц постоянно обижает. А моему брату, когда ему было три года, очень нравилось смотреть Чарли Чаплина. Он был еще большим непоседой, чем я. Но, когда начинался фильм с Чарли, он застывал, как памятник, и, не отрываясь, смотрел до самого конца. Чудеса! Иногда мой брат брал меня на колени, и мы вместе смотрели старые черно-белые фильмы без слов ‒ фильмы с Чарли, смешным коротышкой с маленькими усиками в огромных ботинках, коротких штанах и помятой небольшой шляпе. Мы так смеялись, смеялись вместе от души.

Мой брат Егор водил меня в школу каждый день по утрам. А я не люблю вставать рано, я люблю спать и признаюсь честно ‒ я ужасная соня. Могу спать на ходу. Так что мой брат каждый день будит и тормошит меня. Он говорит, что легче мертвого поднять. В такие минуты я с головой заворачиваюсь в одеяло, но мой брат не сдается и даже пару раз капнул на меня водой. Представляете, какой упрямый, прямо как я. А однажды на уроке английского я просто положила голову на тетрадь и уснула. Вот так. Но меня не ругали, Лариса Витальевна ‒ она добрая. Уроки, честно говоря, я тоже не всегда делать хочу, но мой брат меня заставляет и воспитывает. Он очень ответственный. Папа и мама заняты на работе. Как-то раз я залезла под маленький столик с головой, что только ноги торчали в знак протеста против домашнего задания. И стыдно признаться, но это не первый раз, когда пряталась под столом. А мой брат, когда был совсем маленьким, любил играть в прятки, но прятался за прозрачной занавеской и говорил: «Ищите меня». А мама и папа делали вид, что ищут его. Вот умора!

Кстати, у меня есть кот. Да, кот, настоящий кот. Кот ‒ матрос, он полосатый, поэтому я так его назвала, как будто он носит тельняшку. Кота нашел дядя Миша, наш дворник. Он очень веселый и добрый человек. Всегда шутит со мной и дает конфет. Да, я ужасная сладкоежка, могу одна съесть целую вазу сладостей или килограмм конфет и глазом не моргну. Это, конечно, ужасно вредно, и мои мама и папа постоянно прячут от меня сладости, говорят, что я не знаю меры. И это правда, сладкое ‒ моя страсть. Кроме того, я до смерти боюсь зубного врача, у них много иголок, и еще этот неприятный звук. Помню один раз, я пыталась добраться до вазы с конфетами. Папа специально убрал ее повыше. Но случилась беда, я не могла до нее достать, тянулась как струнка, даже встала на цыпочки и оступилась, но не упала, а разбила вазу. Я боялась, что мне дико попадет, но мой брат, мой старший брат, взял вину на себя, и все были рады, что со мной ничего не случилось, на ковре лежала россыпь осколков.

В другой раз у меня зашатался молочный зуб, и даже кровь была. Я, конечно, скрывала, как могла, что у меня болит зуб. Но терпеть я уже не могла, и Егор меня спас. Он сказал, что нельзя быть такой трусихой, взял меня за руку и отвел к стоматологу. И не отпускал мою руку, пока зуб мне не удалили. Мой герой. А однажды во дворе меня напугала стая собак, но Егор снял рюкзак и отогнал их. Мой брат очень смелый. Я люблю собак, но небольших и на расстоянии. Мне больше нравятся кошки, они пушистые и ласковые. Хотя я люблю всех животных, особенно слонов, потому что они умные и спокойные. В субботу папа отвел нас в зоопарк, и мы даже смогли покормить слона. Это был один из самых лучших дней.

Ах, да, простите, дворник дядя Миша нашел кота. Кот был грязный и голодный. Мне стало его жалко, и я взяла его домой, естественно, втайне от родителей. Я его отмыла в ванной и спрятала в коробке из-под маминых туфель. Естественно, сделала дырочку для воздуха и спрятала.

Так неделю кот-матрос прожил инкогнито в нашей квартире. Я тайком поила и кормила его по ночам. И только брат что-то подозревал, но молчал. Каково же было удивление мамы, когда в коробке вместо туфель она нашла кота. С того дня кот-матрос ‒ наш общий любимец, после меня, конечно. Он толстый и ленивый, любит поесть и поспать. В этом мы с ним похожи, поэтому и дружим. Но вы не думайте, я учусь хорошо, мне помогает мой брат. Егор каждый день делает со мной уроки. Он строгий, но справедливый учитель.

А когда я была совсем маленькой, Егор научил меня ходить. Помню, мы с ним часами гуляли по комнате. Я держала его за пальцы и топала, как медвежонок. Брат говорит, что тогда я напоминала хромую утку, и смеется.

И это еще не все: нередко мой брат рассказывал мне сказки на ночь, и они были очень интересными. Он не читал мне сказки, а придумывал их сам, на ходу. То золушка приехала на бал на летающем такси, то Илья Муромец богатырь занимался каратэ. А баба-ягу вообще оштрафовали за полеты на метле без прав. Мы очень смеялись, и я долго не могла уснуть: как тут уснешь, когда мальчик-с-пальчик ел мало моркови и от этого не вырос.

Кстати, Егор сам занимался каратэ, и у него даже был этот черный пояс. Он даже меня пытался научить каким-то приемам, но научилась я только шпагату, а брат сказал, что я больше похожа на балерину, чем на каратиста. Он всегда меня защищал и не давал в обиду. В классе я была самой маленькой. Брат дразнил меня дюймовочкой, но я не обижалась.

Маленькая Алиса не знала об аварии в Чернобыле в 1986 году, а если что-то и слышала о ней, то ничего не поняла.

Так мы и жили, но однажды все изменилось. Все началось в понедельник утром, когда дворник, дядя Миша, как всегда слушал радио во дворе.

Голос много чего говорил, но я запомнила только одну фразу ‒ Интернациональный долг. А потом был странный телефонный разговор между Егором и его подругой Наткой, Наташей ‒ это его девушка. Наташа очень красивая, у нее большие серые глаза ‒ у меня зеленые ‒ и светлые волосы. Брат иногда использовал меня в роли посыльного, и я должна была передать Натке записку. Тем более, это несложно ‒ мы учились в одной школе. Он, конечно, взял с меня клятву записку не читать. Но я не могу удержаться. Один раз я сама себя выдала и спросила: «А ты женишься на Наташе?» А он ответил: «Много будешь знать, скоро состаришься, и читать чужие записки нельзя, Морковка». Я знаю, что подслушивать нехорошо, но я очень любопытная и ничего не могу с собой поделать. Поэтому я позвала Егора к телефону, а сама взяла трубку в прихожей, пока никто не видит. Егор спросил: «Ты будешь меня ждать?» А Наташа ответила: «Нет», ‒ заревела, и пошли длинные, глухие гудки, и тишина. Егор бросил трубку, а потом несколько дней ходил хмурый и сам не свой. И Наташу я больше не видела.

Потом в кабинете отца Егор и папа долго и громко о чем-то спорили. До моих ушей долетело только: «Мне уже восемнадцать, я взрослый человек!» «Ты мальчишка!» ‒ злился отец. «За рекой и наши ребята гибнут!» А отец: «Университет, отсрочка». После отец и мой брат весь вечер и весь следующий день не разговаривали друг с другом. А потом мой брат уехал. Я не хотела его отпускать; он высокий, я обняла его ноги и плакала, чтобы он никуда не уезжал. Я говорила, что буду убирать в своей комнате и что больше не буду приставать к нему с дурацкими вопросами. Но он уехал. На прощание он взял меня на руки, обнял и поцеловал в лоб. Потом пожал руку отцу и обнял маму. Я скучала по старшему брату, но он это знал и часто писал нам. Он писал, что там, где он сейчас, очень жарко, зной невыносимый, повсюду песок и голые, немые скалы. Песок забивается в сапоги, под воротник, он везде, и камни кругом. «Это место называется Афганистан», ‒ писал он. «Надо посмотреть на глобусе, где это, наверняка, далеко. А водятся ли там слоны?» ‒ подумала я и уснула.

Через месяц Егор прислал новое письмо, уже с рисунками. На одном была змея с высунутым языком, на другом ‒ какой-то странный жук или паук, подпись «Скорпион», у него длинный хвост с жалом на конце, как у пчелы. Егор написал, что скорпионы очень ядовиты, и от их укуса можно даже умереть. Я показала рисунки своему другу Кольке, он мой лучший друг, после моего брата и кота-матроса. А он сказал, что я все придумала, и никаких скорпионов в природе не существует. Я обиделась сначала, а потом простила его ‒ это же Колька.

Скоро уже Новый год, и я очень ждала первого снега. Он мне даже снился. Без дела я не сидела и готовила стихи и песни для Деда Мороза. Да, вы будете смеяться, но я до сих пор верю в Деда Мороза. Хотя брат сказал мне по секрету, что Дед Мороз, который приходит к нам в гости каждый год, ненастоящий. И что в прошлом году это был папа, а в позапрошлом ‒ дядя Сережа.

Но я ему не поверила и сказала, что он все врет. А он сказал, что я еще не выросла, и что, если ты веришь, значит, он существует. Я уже и письмо Деду Морозу написала:

«Дедушка Мороз, я хорошо вела себя в этом году. Отчасти, это так. И поэтому я хочу ‒ нет, не так ‒ могу ли я? Нет, я просто хочу, чтобы мой брат вернулся домой. Алиса, 10 лет. Заранее спасибо!»

Дед Мороз не ответил мне, но я думаю, что все получится. Тем более, что мама лично обещала отнести письмо на почту с пометкой «Деду Морозу». Я бы и сама отнесла, но у меня школа.

Маленькая Алиса, как и вся семья Глебовых, еще не знала, что рядовой Егор Глебов был тяжело ранен в бою, защищая колонну от боевиков. Талибы устроили засаду в узком месте пути по дороге в крепость. Рядовой Глебов вынес раненого товарища из боя в безопасное место, но вскоре сам был ранен. На выручку нашей колонне, точнее тому, что от нее осталось, хоть и в последний момент, пришли на помощь вертушки, то есть вертолеты. Рядового Глебова в последний момент затолкали в одну из них. Но, не доехав до госпиталя, рядовой Глебов скончался по дороге, потеряв много крови.

А вертолет, прозванный «черным тюльпаном», с грузом «двести» ‒ с телом рядового Глебова на борту ‒ так и не достиг места назначения. Пролетая над горами, вертолет был сбит снарядом, выпущенным из стингера. Рядовой Глебов погиб второй раз.

Ему было восемнадцать лет.

А однажды мы поссорились с Колькой, он сказал, что идет война и что мой брат умер. А я сказала, что он мне больше не друг и больше с ним не разговаривала. Его мама, тетя Тома, работала на почте и знала все слухи и сплетни. Но через неделю к нам домой пришел солдат, у него не было одной ноги, и он опирался на костыль. Мама отвела меня к себе в комнату, а папа и странный гость закрылись в кабинете.

Алиса не знала, что этот солдат и есть тот самый, которого спас ее брат в бою. Во время обстрела рядовой Евгений, Женя Томин, подорвался вместе с первой машиной в колонне, и ему оторвало ногу. Его контузило, и он потерял сознание от болевого шока. Его подобрал боец Глебов. Томину повезло ‒ он выжил. Томин передал Виктору Глебову похоронку о смерти его сына, он считал это своим долгом и на всю жизнь запомнил бойца, который вынес его из боя, и всю жизнь был ему благодарен.

Рядового Глебова хоронили в закрытом гробу, наскоро дав проститься с ним его семье.

Алиса была в истерике и не могла поверить в происходящее. Ее брат, ее любимый старший брат, мертв. Его больше нет, и не будет. Чтобы ее успокоить, пришлось вызвать врача, ей сделали успокоительный укол. Алиса крепко-крепко зажмурилась от боли, обиды и страха. Егор обещал ей, что вернется к Новому году. Он обманул ее и предал, так думала девочка в ту минуту. Алиса долго спала, а когда проснулась, заперлась в своей комнате, поплакала, а потом думала о сне, который ей приснился.

Ей приснился ее брат Егор, они оба были в какой-то пустыне. Солнце сильно печет, песок кругом. Егор стоял перед ней в военной форме. Он сказал ей, что он жив: «Никому не верь, я живой и всегда буду рядом с тобой. Я просто уехал надолго и далеко, но я буду присматривать и помогать тебе, моя маленькая сестренка».

Алисе показалось, что у брата за спиной, выросли крылья. А потом он растаял в слепящей искрами солнечной дымке.

После Алиса, счастливая, выбежала из комнаты с криками: «Он жив! Мой брат Живой!»

Мама и папа обняли ее и сказали: «Конечно, живой. Он жив, пока мы о нем помним».

В понедельник Алиса сдала сочинение по русскому языку, озаглавив его «О моем брате». А в выходные был субботник, и дети с учительницей зарыли во дворе школы под деревом колбу времени. И каждый, в том числе Алиса, написал письмо будущим потомкам. Жизнь продолжается. Алиса вложила туда свое сочинение «О моем брате» и написала пожелания, чтобы ее брат вернулся домой и чтобы никогда не было войны. На кладбище Алиса никогда не ходила, и родители не настаивали.

«Натка не стала тебя ждать, а я дождусь», ‒ думала девочка.

Заканчивался 1989 год, наши войска ушли из Афганистана. Впереди были девяностые. Однажды Алиса возвращалась с мамой домой из цирка. Там шло представление со слонами. И увидела знакомого солдата в метро, инвалида с одной ногой. У рядового Томина еще долгое время болела нога, которой не было. Врачи называют это фантомными болями. Спиной он опирался о стену, в левой руке был костыль. Он играл на гитаре, а под ногами перед ним была шапка. Война кончилась, и ветераны были никому не нужны. Егор тоже умел играть на гитаре. Он играл, а Алиса подпевала. До сих пор в комнате брата стояла одна фотография. Комнату никто никогда не трогал. Однажды Алиса спросила брата: «Что это за старик с гитарой?» Брат ответил, что это Владимир Высоцкий. «А кто это?» ‒ спросила Алиса. «Мировой мужик», ‒ ответил Егор. Алиса подбежала к солдату и вместе с ним запела: «В Афганистане, в Черном тюльпане…»

А потом был Новый год, елка, куранты и снег, первый снег, который так долго снился маленькой девочке.

Абрек 21 века

Предисловие

Все персонажи и события вымышлены. Совпадения исключены.

Список персонажей: Руслан (Рус) – главный герой

Мария Андреевна ‒ мама Руслана

Абрек ‒ персонаж из снов Руслана

Шакар ‒ конь Абрека

Аца ‒ мальчик, которого спас Абрек

Виссарион (Бесо) ‒ надзиратель в шахте

Бибо ‒ отец мальчика

Отец Николай – священник, которого Абрек нашел в лесу

Зелим ‒ бывший напарник Абрека

Алия ‒ дочка Зелима

Амиран Дадиани ‒ князь

Лейла ‒ девушка, которую украл Абрек,

Азамат ‒ возлюбленный Лейлы

Друзья Руслана:

Генка (спичка, он же рыжий)

Жека (Джексон) мулат ‒ лучший друг Руслана

Тимур (Тима, он же солдат) ‒ старший брат Руслана

Костя (Август)

Миша Пушкарев (Миха, он же Пушка)

Кирилл (Кира, он же мажор)

Анархия ‒ группа, организованная Русланом и его друзьями

Алиса ‒ сестра Киры

Глеб Маркович ‒ отец Киры и Алисы

Снежана (Снежка) ‒ знакомая Руслана

Зоя Федоровна ‒ покойная бабушка Снежаны

Александра (Саша, Шура) – подруга Руслана Искандер ‒ кот Саши

Микаэла (Мики) – мулатка, танцовщица клуба «Парадиз»

Паулинка ‒ танцовщица клуба «Парадиз»

Виктор Красин ‒ покровитель Снежаны

Игорь Нилов ‒ следователь

Дядя Георгий ‒ дядя Руслана

Маруся (Мариям) ‒ девочка, нуждающаяся в помощи

Нина Сергеевна ‒ мама Маруси

Борис Буханов ‒ профессор в университете, где учится Руслан, преподает судмедэкспертизу

Яков Осипович ‒ адвокат

Глава 1

 
Связанные одной целью,
Скованные одной цепью…
 

Это была система каменных лестниц и ярусов, выдолбленных прямо в скальной породе. Сеть подземных коридоров была подобна паутине. Свет солнца и свежий воздух никогда не проникали внутрь. Катакомбы, уходящие на километры вглубь. Настоящие серебряные копи, порождение человеческой алчности. Тьму и тишину то и дело нарушал глухой неприятный звук ‒ кашель каторжника, пыль забивалась в легкие и постепенно оседала там. Ради серебра люди не жалели себе подобных. Кандалы и цепи бряцали в темных углах подземного царства, а в тусклом свете факелов мелькала кирка ‒ орудие каторжника.

В темном, плохо освещенном помещении, где на стенах горели факелы, был слышен глухой шум. Помещение походило на нору или на пещеру. Каменный пол и земляные стены. Крутые и узкие лестницы, выдолбленные прямо в скале. Лабиринт, уходящий все дальше вниз. Слышались голоса людей. Голоса шли как будто из глубины. И это неудивительно, ведь это была шахта, рудник. И одновременно тюрьма под землей, где заключенные отбывали наказание на каторге. Трудились на благо тех, кто их сюда заточил. Руки и ноги каторжников сковывали тяжелые цепи и кандалы. Они работали день и ночь без отдыха и дневного света. Добывали серебро, выколачивая ценный металл из камня.

‒ Говорят, его схватили, когда он уводил корову, ‒ сказал надзиратель, сидящий на бочке.

‒ Да, ‒ подтвердил другой, худой и длинный, как жердь. ‒ Он заявил, что крестьянам корова нужнее, видите ли, они голодают. И знаешь, что он бросил жандармам? Пару медяков за корову и сказал, что больше у него нет.

‒ Он сумасшедший. Никто не знает его имя. Но простой люд его любит, они называют его Абреком.

‒ Да он просто обычный разбойник, ‒ возразил второй.

‒ Хватит языками чесать, ‒ громко пролаял старший надзиратель. Его звали Виссарион или просто Бесо. ‒ Слишком много чести для этого проходимца. Пусть сгниет в яме.

‒ Да уж ‒ сгнить в яме из-за коровы, ‒ хохотнул длинный. ‒ Ну и дурак, ему не позавидуешь.

‒ Ему и так повезло, ‒ ответил Бесо, ‒ его могли и повесить. Качался бы на виселице. Ну, хватит об этом, бросай кости.

Длинный ловко подбросил кости. Выпало семь.

Абрек не знал, сколько провел в яме дней или ночей.

Здесь всегда было темно и сыро. Его поймали на тракте, как раз когда он собирался вернуть корову хозяевам-крестьянам, у которых ее изъяли за долги в качестве налога, но власти были против. Десятка два жандармов окружили его. Потом был суд, и Абрек оказался сначала в шахте, а потом в яме. Приставы пытались его заткнуть, но не вышло. На суде Абрек заявил, что хотел помочь людям. Но Фемида была не только слепа, но и глуха. Яма ‒ место для тех, кого даже шахта не в силах исправить. Абрек отказался от работы и призывал других узников к саботажу. Он сидел в яме, казалось, уже месяц, год ‒ может, больше ‒ практически без еды и воды, но не жаловался и не сдавался на милость тюремщиков. Плен плоти не означает плен духа. Счастье, свобода, одиночество ‒ все это чувства внутренние. Но чтобы не сойти с ума в четырех стенах каменного мешка, Абрек повторял одно стихотворение:

***

 
В квадрате света, у небес,
Я умер, как приговоренный,
И узником уже воскрес,
Где день как ночь,
А ночь как вечность,
И только вера в человечность
Мне не дала сойти с ума.
 

Адель Гольденвейзер

***

Прозвенел будильник, и вырвал меня из сна. Как по команде я вскочил с кровати. Рефлекторно натягиваю джинсы ‒ одна нога, вторая. Мне пора, я опаздываю на учебу. А часы, как назло, показывают восемь ноль-ноль. Похоже, я опоздал на первую пару.

И не просто на первую пару. Первой парой у нас должен быть зачет по судмедэкспертизе. Похоже, у меня неприятности. Кстати, меня зовут Руслан, я студент Международного Института Права. Сокращенно МИП. Ох, уж эти аббревиатуры. Я обычный провинциал, приехавший в столицу, чтобы учиться и получить диплом. Я живу со старшим братом в тесной съемной квартире. Хозяйка заходит редко, но нас всех устраивает. Но времени мало, я как пуля вылетаю на лестничную клетку, на ходу запираю дверь и вызываю лифт. Кнопка, как назло, западает. В кармане пикает телефон, смс от Жеки: «Ты где?» Слишком долго. Такое ощущение, что лифт идет прямо из девятого круга ада. И я бегу по лестнице, перепрыгивая через две, а то через три ступеньки. Нельзя это пропустить, зря я что ли всю ночь зубрил учебник по судмедэкспертизе. Опять аббревиатуры. Правда, чтиво было не таким уж и скучным. Мне особенно запомнился абзац про несчастный случай с двумя работниками пищевой промышленности. В общем, один поспорил с другим, что сможет запихнуть в рот целую картофелину. Но подавился насмерть. Злосчастный плод застрял в горле, и бедолага умер от асфиксии, проще говоря, задохнулся. Какая нелепая смерть. Я как бешеный влетаю в вагон метро. Ну, думаю, успею под конец. Другой случай был не лучше: в одной военной части два солдата разгружали тушенку. Один солдат сидел за рулем грузовика, другой помогал ему заехать в гараж, сдать назад, и тот все говорил: «Еще назад и еще». Ну, водитель и сдал назад, припечатав и задавив незадачливого штурмана. Задняя парковка ‒ сложный маневр. Сам сдавал на права, знаю. Все мы можем умереть, когда угодно и где угодно. Внезапно и бессмысленно. Какая разница ‒ через час, через год или через десять лет. Главное, что ты успеешь сделать за это время. В метро, как всегда, давка и столпотворение. Я живу тут уже год и привык к высоким потолкам, стенам с выразительными картинами и блестящему мраморному полу. Но когда я в первый раз прокатился в метро ‒ это казалось маленьким чудом. Словно аборигену показали зажигалку. Ну, а теперь я полноправный житель подземки. Человек ‒ такое неблагодарное создание, что привыкает ко всему: и хорошему, и плохому. Поэтому я уже не обращаю внимания на величие и красоту этого объекта и еду, как все ‒ тихо и недовольно. Главное ‒ не проспать свою остановку. Станция Красная, Станция Народная, Звезда, Станция Музейная и прочие.

***

‒ Эй, ты! Ты еще не сдох? ‒ громыхнул грубый и хриплый голос, прокуренный и сиплый до самых корней. ‒ Не дождетесь, ‒ отозвался голос из ямы.

‒ Опускайте лестницу, ‒ приказал Бесо. ‒ Комендант требует этого мерзавца к себе.

Веревочная лестница, как змея, послушная факиру, упала к ногам Абрека.

‒ Вылезай, ‒ рявкнул старший надзиратель, ‒ или тебе здесь понравилось?

Абрек медленно поднялся наверх. За время, проведенное в яме, он несколько ослабел и заметно похудел. Комендант так комендант.

Как оказалось, комендант не собирался встречаться с Абреком лично и публичное наказание в назидание другим каторжникам поручил старшему тюремщику Виссариону. Два надзирателя тащили Абрека к месту экзекуции под руки. Кандалы клацали и оставляли след на земле. В большом зале, похожем на полукруг, по периметру горели факелы. Каторжников собрали по бокам в кольцо у стен и даже ради зрелища освободили от работы.

‒ Воды…воды, ‒ попросил узник. В центре круга на цепи под потолком висел большой крюк, напоминающий крюк для мяса.

‒ Вода тебе уже не пригодится после того, как я отхожу тебя плетью, как паршивую овцу, ‒ Бесо сплюнул на землю.

‒ Подвесить его повыше, ‒ скомандовал Бесо младшим надзирателям.

Они послушно подвесили Абрека наручными кандалами на крюк и потянули. Тело повисло в воздухе. На спине Абрека с хрустом разорвали рубашку.

‒ Комендант назначил тридцать плетей, но я дарю тебе еще десять от себя, ‒ Бесо чмокнул. Он достал из-за пояса хлыст, дернул и расправил его несколько раз. Кожаная змея разрезала воздух и издала зловещее шипение, как будто железом царапали по стеклу. Время замерло. Толпа каторжников задержала дыхание. Раз ‒ удар хлыста по спине. Словно жало огромной осы проникло под самую кожу, до костей. Два, три, четыре… Удары сыпались один за другим. Старший надзиратель не жалел ни себя, ни жертву. Абрек сжал зубы до предела, казалось, они сейчас рассыпятся от напряжения. Главное ‒ не проглотить язык. На спине не оставалось живого места, и кожа превращалась в одно красное пятно. Но Абрек не издал ни звука. Он не доставит палачам этого удовольствия. Боль звенит в ушах, отдается в ноги. Все тело дрожит и готово разорваться, как струна. Но он не сдается.

Бесо запыхался, он устал мучить пленника, и это его очень разозлило.

‒ Ты думаешь, ты сильный и не чувствуешь боли? Но это не так! ‒ Еще несколько ударов, плеть свистит в воздухе.

‒ Вы все думаете, что он герой, но это не так. Он обычный каторжник. Червь, блоха такой же, как вы, ‒ кричал Бесо, тяжело дыша, обращаясь к толпе узников.

Двадцать девять. Абрек потерял сознание. Толпа ахнула. Старший надзиратель был весьма доволен собой. Но вдруг произошло что-то невероятное. Абрек открыл глаза, все его тело напряглось, как пружина в один последний бросок. Крюк и цепь натянулись и лязгнули. Он подтянулся одним резким броском, собрав всю силу в одной точке. Поднял ноги и раскачался, как маятник. Соскочил с крюка и подобно акробату приземлился на песок рядом с надзирателем. Бесо открыл рот, и у него округлились глаза. Он попытался замахнуться кнутом еще раз, но было поздно. Абрек перехватил хлыст и сломал его о колено. Одним быстрым движением, словно кот, Абрек зашел за спину тюремщика и взял его за шею.

Он давил будто кобра, сжимая кольцо все сильнее.

Надзиратель слабел и оседал в руках Абрека. Казалось, он тонул.

‒ Братья, мы не рабы, идите за мной к свободе, ‒ провозгласил он.

Наконец, другие надзиратели пришли в себя, но было уже поздно, толпа поглотила их как море. Походило на то, что глаза надзирателя выпадут из орбит и лопнут, но они всего лишь закрылись. Душитель отпустил жертву. Старший тюремщик упал на песок и зашелся кашлем каторжника, глухим и глубоким.

‒ Убьешь меня? ‒ прошипел Бесо.

‒ Нет, я никого не убиваю, даже таких, как ты.

Убийство ‒ это грех. Но толпа освободившихся каторжников думала иначе. Они от души били своих мучителей, не жалея сил. Абрек поднял руки.

‒ Хватит, остановитесь. Мы не убьем их! Если вы их убьете, то вы ничем не лучше, чем они! ‒ Толпа остановилась, повинуясь своему спасителю. В толпе пошел шепот, многие кивали головами.

‒ Ты тоже свободен, Бесо, иди, куда хочешь, ‒ сказал Абрек сидевшему на земле надзирателю.

***

Я открыл глаза. Я уснул, и чуть было не проспал свою остановку.

Я нередко засыпаю в метро, это у меня с детства. В детстве, когда мы с мамой куда-то ехали, меня всегда укачивало, и я засыпал.

Пора на зачет. Кажется, что я чудом успел. Какой странный сон. Хотя ‒ почему странный? Для меня это вполне нормально. Мне с детства снятся цветные сны. Дядя Георгий говорил, что я фантазер и мне надо книги писать, когда вырасту. А мама качала головой. И даже однажды отвела меня к доктору. Мою маму зовут Мария Дмитриевна, она завуч в школе. Помню, я где-то читал, в какой-то статье, что цветные сны снятся только психам. Но врач-педиатр, насколько я помню, сказал, что это нормально и что у меня просто богатая фантазия.