Текст книги "Повести и рассказы"

Ну что, начинаю обратный отсчет ‒ 9,8,7,6,5… В банке много посетителей, охранники, клиенты, кассиры. 4,3,2… Один!

Сумка резко открывается, мы начинаем «дезинфекцию». Почему нет, деньги ‒ это вредители, нет ‒ даже хуже ‒ деньги, как вирус, заражают всех одной неизлечимой болезнью ‒ алчностью и жаждой наживы.

Вирус передается воздушно-капельным путем, а особенно ‒ через купюры и банкноты. Плохо, когда денег нет, но еще хуже, когда их слишком много.

‒ Все на пол! На пол ‒ это ограбление! Если вы сделаете все правильно, то никто не пострадает!

Ставим нашу бомбу на пол, включаем таймер. Время пошло.

‒ В пол лицом ‒ быстро!

Я показал так, что было хорошо видно ‒ у меня в руке красная кнопка детонатора. Конечно, это не так. Просто переделанный брелок. Но они об этом не знают.

‒ Не доводите до греха! ‒ Все лежат на полу, все идет по плану.

Но все слишком хорошо. Один охранник, видимо, припозднился с обеда. Спортивная сумка полная, нам нужно только 7 миллионов рублей на операцию. Пора уходить, пока все не оцеплено. Чертов охранник ‒ он стреляет. Он ранил Спичку (Генку).

Генка падает, зажимая кровавое пятно на животе, пятно растет.

В памяти невольно всплыло стихотворение Дегена.

***

 
Мой товарищ в смертельной агонии,
Ты не плачь, не стони,
Ты не маленький,
Ты не ранен, ты только убит,
Дай на память сниму с тебя валенки,
Нам еще наступать предстоит.
 

***

На шум прибегает Мажор (Кира). Он должен сидеть в машине. Черт! Все становится только хуже. Мажор (Кира) достает пистолет и стреляет в ответ ‒ в охранника ‒ боевыми. Позже я узнал, что это был пистолет его отца. Он взял его дома в сейфе. Охранник падает, он ранен в ногу. Начинается паника, перестрелка. Мы с Джексоном хватаем Генку. Солдат (Тимур) бросает дымовую шашку.

‒ Уходим, уходим!

Вы, наверное, хотите знать, как мы вышли. Мы вышли по вентиляции на крышу, своеобразный паркур, а уже потом спустились вниз, в канализацию. Хорошо, что у нашей полиции нет вертолетов. Но это все ерунда. Генка умирал, ему надо было в больницу. Он потерял много крови. Мы перевязали его, как могли. Надо было что-то решать. Я беру Генку, и мы идем в больницу. Тимур берет сумку с деньгами, после передаст ее матери девочки. Остальные расходятся и лягут на дно.

Так больше шансов выжить. Разделиться на время. В городе объявлен план-перехват, но мы не собираемся покидать пределы города. В СМИ уже активно муссировалась версия о теракте и захвате заложников. Грязная бомба все-таки взорвалась, но она не причинила вреда. Хорошо, что никто не пострадал в перестрелке во время паники, и охранник выжил ‒ просто ранение в ногу. Единогласно мы исключили Киру из группы. Он подверг опасности всех.

Уже в больнице меня арестовали. Огнестрельное ранение ‒ они обязаны были сообщить. Генка умер на операционном столе. Он потерял слишком много крови. Я никого не выдал и взял все на себя. Сказал, что я один. Я сказал, что это я застрелил Генку и что он был моим заложником. Родители Генки прокляли меня, но однажды они узнают правду. Мое дело вел следователь Игорь Нилов, он сказал, что я уникальный случай в его практике ‒ «идейный преступник». Я подписал чистосердечное признание и взял все дела группы на себя. Некоторое время я находился в СИЗО. Процесс был закрытым. Дело получило громкий общественный резонанс. Некто выложил в сеть и распространил мою настоящую историю с измененными именами, кроме моего. Как я и группа помогали людям. Как мы помогли больной девочке, достав деньги. Думаю, это был Костя Август. В городе поднялся целый митинг в мою защиту. Люди кричали и требовали смягчить наказание, а некоторые ‒ даже отпустить. Но мне дали пожизненное. Тюрьма кричала мое имя, зеки стучали стальными кружками и гудели. Теперь я один из них. Я сделал выбор и должен за него отвечать. Это я всех в это втравил. Перед тем как умереть, Генка сказал, что жизнь ‒ это игра, где нельзя перезагрузиться. Но если бы меня спросили, если можно было все изменить, я бы сделал все тоже самое. Марусе-Мариям сделали операцию, и она уже проходила курс реабилитации. Сильная девочка. Семь миллионов рублей… Неужели так мало стоит человеческая жизнь, жизнь ребенка? Нет, она бесценна. Как буддийский монах, я дал обет молчания. Когда Саша пробилась ко мне на свидание всеми правдами и неправдами, я просто молчал и отвернулся. Просто передал ей записку: «Не надо меня ждать, я тебя не люблю и никогда не любил». Сашка плакала, а у меня внутри все переворачивалось. Но так надо, она не должна ломать свою жизнь из-за меня. Я хочу, чтоб все у нее было хорошо, чтобы она была счастлива со мной или без меня. Без меня ей будет лучше. Саша порвала записку и сказала, что это неправда, что мое равнодушие ‒ просто маска, и убежала в слезах.

Снежана мне написала, адвокат передал мне письмо при последней встрече, его нанял Кира. От услуг адвоката я отказался. Яков Осипович покачал головой и вышел. Это был седой еврей в больших очках и с крючковатым носом. Он никогда не задавал вопросов. Итак, письмо от Снежаны: «Я знаю, что с тобой и где ты. Знаешь, малыш, жизнь ‒ это лотерея, может, и нам когда-нибудь повезет. Что бы ни случилось, я буду ждать тебя, благородный разбойник».

Суд отказался пересматривать мое дело. В сети поднялся бунт, который вырвался на улицы. Толпа жгла автомобили и магазины.

Великий и ужасный Интернет.

Бойся гнева тихого человека. В тюрьме тоже начался бунт.

Алиса, сестра Киры, уехала учиться в Англию. А Кира сидел один под домашним арестом. Это наказание родителей. В роскошном загородном доме. Взял пачки денег из сейфа отца и сжег их во дворе, облив внушительную горку бензином. Костер было видно даже сверху.

За то, что я все время молчал и устроил молчаливый протест, немой бойкот, меня отправили в карцер. Я приткнулся к холодной стене и попытался уснуть. Из маленького окошка то и дело на меня смотрит надзиратель. Боится, что я исчезну.

***

Абрек стоял в шаге от пропасти. Люди князя Дадиани и жандармы окружили его. Был здесь и сам князь Амиран. Обликом он был похож на стервятника. И вел себя так же нагло, обирал собственный народ, облагая крестьян все новыми налогами. За спинами жандармов и людьми князя толпился простой люд.

Абрек склонился над телом друга. Они убили Шакара, верного коня и спутника Абрека. Он заслонил собой хозяина. Некоторые зеваки в толпе, подговоренные коварным князем, бросали в Абрека камни и объедки.

‒ Абрек, поклонись мне, встань на колени передо мной. И ты получишь жизнь и свободу. Что ты выбираешь, Абрек? Чего молчишь?

‒ Ты даешь мне выбор между смертью и позором, предательством и честью.

‒ Они умрут, Абрек‒ либо ты, либо они ‒ выбирай.

Жандармы и люди князя держали ружья наготове. Они создали цепь, внутри этой цепи, в центре, оказались крестьяне.

‒ Я выбираю честь, ‒ крикнул Абрек и бросился в пропасть.

Крестьяне подняли бунт и свергли князя. Спустя много лет Абрек стал мифом, легендой. Одни говорили, что он благородный герой, другие ‒ что он просто обычный разбойник, а третьи утверждали, что его никогда не было. Но потомки тех крестьян до сих пор верят, что, когда к ним в дом придет беда, Абрек вернется и поможет.

***

Огромный город гудел, как осиное гнездо после спячки. На стенах города писали: «Анархия ‒ мать порядка». Из искры разгорится пламя, достаточно только поджечь фитиль. Подобно Прометею, мы дали людям свет и огонь. Больше Абрек мне никогда не снился, наверное, он действительно умер. Если я смог помочь этой девочке, я не зря прожил свои девятнадцать лет.

***

 
Горе, горе тебе,
Великий город
Вавилон
 

Зверь

Человек ‒ животное политическое

В семье я самый младший, у меня было четверо братьев и сестер. Я не только самый младший и маленький, хуже всего то, что я не похож на других. Я отличаюсь от всех в стае. Мы волки и живем стаями. У каждого в стае своя роль и свое место. Мы вместе охотимся, вместе едим, спим рядом, живем и умираем. Мы все братья и сестры. В стае волки все, как один, а лес, как живой организм. У меня с рождения белая, как снег, как облака, шерсть. Я альбинос ‒ белый волк. Такие, как я, редко выживают в лесу и редко выживают вообще. Мой белый цвет легко заметить, негде спрятаться или скрыться, я как большое белое пятно в зеленой листве среди деревьев. Большая белая мишень в огромном темном лесу. Лес ‒ это наш большой общий дом, он нас кормит и защищает. Я родился очень слабым и слепым щенком. Помню, как впервые открыл глаза. Они были как будто склеены, и я боялся их открыть.

Надо мной в небе зависло большое желтое пятно.

Большой желтый круг слепил меня. Потом я узнал, что это солнце, оно дарит свет и тепло. Мама, волчица с белым пятном, облизала, почистила меня и пригрела. Ее шерсть такая теплая и мягкая. А отец, братья и сестры меня обнюхали. Так я был принят в семью. Маленький ничтожный белый комок. И поначалу мои старшие братья и сестры легко отпихивали меня от материнской груди. «Он белый, как молоко». Законы леса, законы природы жестоки, наверное, легче было меня бросить или убить. Но моя мать, волчица со светлой шерстью и белым пятном, решила по-другому. Отец, серый волк, поддержал ее. «Если этот щенок переживет зиму, будет хорошо», ‒ сказал он. Мы общаемся не как люди. Волки не используют слова, у нас свой волчий язык ‒ лай и вой. Мы тоже плачем и смеемся. А когда злимся, рычим и скалим зубы, то есть клыки. Клыки и когти ‒ наше орудие и оружие выживания. Клыки нужны, чтобы вцепиться в шею добыче на охоте или укусить врага. У нас нет имен, как у людей. Больше, чем имя, нам друг о друге скажет запах. Если в чем-то не уверен, доверься своему носу, то есть нюху.

Как ни странно, я выжил и пережил эту зиму. Мою первую зиму. Я родился зимой, может быть, поэтому я белый, шутил мой отец. Мои переживали, как стая примет меня. Альбиносы не такие как все, привлекают слишком много внимание и, как правило, никому не нужны. Мне нравилась зима. Я любил снег, он пушистый, белый и мягкий. Белый, как я. Зимой я был счастлив и не чувствовал себя одиноко. Легко и просто сливался с этим белым молочным морем, был частью этого белого мира. Мой отец говорил, что нельзя быть одиночкой. Одинокий волк умирает, только стая может выжить. Нельзя быть альбиносом, нельзя быть одиночкой, но ничего не поделаешь. Мой отец когда-то был одиноким волком, пока не нашел мою мать и свою стаю. Волки создают пару на всю жизнь. Зверь не обманет и не предаст. В стае он вожак или, как говорят люди, альфа-самец. Он главный защитник и отец стаи. Вожак должен заботиться обо всех. Если охота удалась и все сыты, значит, стая работала хорошо, а если все остались голодными, виноват вожак. Одинокий олень несся как бешеный через лесную чащу, не разбирая дороги. Ветвистые рога то и дело цеплялись за торчащие крючковатые ветви и ветки мимо мелькающих деревьев. Оленя отбили от стада, он потерял свою стаю. Загонщики гнали жертву в засаду, был слышен гулкий вой ‒ это сигнал, мол, пора. Олень в панике спасал свою жизнь, мчась на всех порах куда глаза глядят, и не подозревал, что загоняет себя в ловушку. Порой инстинкт самосохранения подводит своего хозяина. Большой серый волк, вожак, и еще два охотника гнали оленя в засаду. Серый волк был уже совсем близко, погоня изматывала его, но он только прибавлял, готовясь к решающему броску. Он уже обогнал своих братьев по охоте. Олень уставал и выбивался из сил. Похоже, его гнал вперед уже один только страх. Но загонщики чуяли этот страх, этот вязкий неприятный и липкий запах страха. Звери уже чуяли вкус крови, и дичи уже не уйти. Олень споткнулся и провалился в сугроб. Снова над лесом разнесся волчий вой. Из кустов полукругом оленю навстречу вышло еще трое хищников. Жертва в западне.

Олень в панике пытался прыгать и выбраться из сугроба. Кольцо волков смыкается, бежать некуда. Добыча окружена. Но оленю удается высвободить задние ноги. Он выстреливает ими: удар ‒ крепкие ноги, как пружина, выстреливают. Кругом рычание и оскал. Оленя окружают, и с каждым шагом кольцо смыкается и становится все уже и уже. Олень выставляет вперед рога в последней попытке принять бой и спастись. Вожак, большой серый волк, поджимает задние лапы и с разбега бросается в горло добыче. Вожак должен нанести решающий удар. Невинный белый снег, как белое полотно, окрасился кровью. Причудливыми алыми красками. Все было кончено. У каждого хищника есть инстинкт убийцы, он помогает выживать. Сегодня стая не будет голодать. Либо ты, либо тебя. Ты либо добыча, либо охотник, я усвоил урок. Сначала к туше подошел вожак, потому что сначала ест вожак, потом подтягиваются остальные. Мы дети леса, и лес заботится о нас. Мой отец, большой серый волк ‒ вожак и лучший охотник в стае. Он еще ни разу не промахивался на охоте. Он силен и удачлив. Зимой это особенно важно. Зима злая, холодная и голодная. Мой отец был лучшим охотником в стае, но однажды все изменилось. Он бродил по лесу один, принюхиваясь и осматривая наши угодья ‒ территорию, где живет и охотится наша стая. Большой серый волк чуял запах легкой добычи, где-то рядом должна быть закопана мясная туша, по запаху ‒ немалая. Она должна быть укрыта где-то под снегом, незаметная для глаз, но нам нос заменяет глаза, и его не обманешь. Глаза могут подвести, а нюх ‒ никогда. Хищник уже долгое время шел по следу. Зимой лишний кусок мяса ‒ это вопрос жизни и смерти, причем всей стаи. Вожак шел, опустив лохматую голову и принюхиваясь в снег ‒ в белую, холодную толщу. Идти было нелегко, лапы то и дело проваливались в снег. Внезапно зверь начал проваливаться, тонуть в снегу, как будто опора совершенно пропала из-под ног. Зверь проваливался все глубже и все дальше. Перебирая лапами и рыча, он сопротивлялся, но тщетно. Внизу под задними лапами что-то с диким и глухим свистом лязгнуло и сомкнулось. Это капкан.

Большая железная пасть без лап схватила вожака за ногу. Он попался, металлические челюсти с зазубренными клыками крепко держали левую заднюю лапу. Охотник сам стал добычей. Он провалился в волчью яму. Вожак завыл от боли и бессилия, как бы он ни вырывался, железная пасть держала только сильнее. Железные клыки впились в ногу, разрывая шерсть и мясо до кости. Вожак чуял свою собственную кровь. На миг его охватило отчаяние, и желтые глаза на мгновение потухли, но тут же загорелись опасным желтым огнем. Волк слабее медведя, тигра и льва, но волк никогда не будет игрушкой в руках человека. Никогда не покорится ему. Зверь завыл отчаянно и истошно, как в последний раз, и оскалился; дикий желтый огонь мелькал в сумерках вечернего леса. Превозмогая невыносимую боль, вожак отгрыз себе лапу и выбрался на свободу. С тех пор мой отец уже не был большим серым волком. Он стал хромым волком, хромым охотником и уже не мог быть вожаком, не мог догнать добычу и нанести смертельный удар. Новым вожаком стал черный и крупный волк помоложе. Бывший вожак сам оставил стаю и ушел в логово под водопадом ‒ в тихое, укромное и красивое место. Мы: моя мать, мои братья, сестры и я ‒ мы все ушли за ним. Это была наша маленькая стая, наша семья. Мы не были изгоями, просто ушли. Мой отец не мог быть вожаком с хромой лапой и не захотел быть обузой для стаи.

Править способен только сильный. Выживает сильнейший. В природе нет ничего лишнего, только жизнь и смерть. Красота ‒ это когда нет ничего лишнего.

Он уже не мог охотиться так, как раньше, и в основном охотилась мать, а когда мы подросли, мы помогали охотиться ей. Сперва мы питались, как и все щенки, материнским молоком, но мы росли, и вместе с нами росли наши клыки. Моей первой жертвой, первой добычей стала маленькая серая мышь. Но я был очень горд собой. Сначала я не мог ее убить, но голод взял свое. Либо ты, либо тебя. Так началась наша новая жизнь ‒ без стаи и остальных. Мы были друг у друга, и нам никто не был нужен. Отчасти вся моя семья, как и я, стали альбиносами. «Человек ‒ самый опасный зверь», ‒ учил нас отец. Мы убиваем, чтобы есть, чтобы выжить, а человек способен убивать ради забавы. Ради удовольствия. Он не щадит никого, даже своих. У людей нет клыков и когтей, они слабее нас, они боятся нас, поэтому презирают и ненавидят. Но они коварны. Люди ‒ враги волков, и, чтобы убивать нас, они придумали ружья. Это такие огненные копья, они изрыгают огонь. Из пасти вылетают железные клыки, и от них невозможно убежать или уклониться. Они жалят в тысячу раз сильнее пчел и ос ‒ без жалости, без пощады. «Человек ‒ это вирус», ‒ говорил отец. Люди, как микробы, заразили землю, наш лес, природу. Все живые существа меняются и живут в гармонии с миром, но только не человек. Человек уродует и портит все, к чему прикасается. Отравляет воду и воздух, вырубает наш лес и убивает, берет то, что ему не принадлежит, забирает то, что не его, не думая о последствиях. Страшнее человека разве что огонь. Помню, как однажды летом в лесу разразился пожар. В лесу, как в огромном муравейнике, началась паника. Языки пламени бушевали повсюду и пожирали все на своем пути. Огонь голоден и ненасытен. Птицы покинули свои гнезда. Звери ‒ все, как один, неважно хищники или нет ‒ бежали из леса. Наш дом горел. Деревья и земля обуглились, стали черными и мертвыми. Наша семья тоже бежала, спасая свою жизнь. Я навсегда запомнил этот животный страх перед красным безжалостным цветком, уничтожающим всех и все. И во всем виноваты люди. Это они пришли в наш лес, на нашу территорию и разожгли красное чудовище. Я бежал изо всех сил, мои мускулы были напряжены как никогда. Желтые лепестки пламени отражались в моих янтарных глазах. Но во время погони, смертельной гонки за жизнь я потерял сестру из виду. Уже после мы нашли ее тело на черной земле среди головешек. Обугленное и безжизненное. Она лежала, вся черная ‒ в горстях пепла. Повсюду воняло дымом. Мой нос забил этот запах, запах горящего мяса, запах смерти. Мои мать и отец, мои остальные братья и сестры жалобно завыли, отдавая дань памяти нашей сестре. Я заскулил горько и отчаянно и ненавидел себя за слабость. Ненавидел людей, из-за которых погибла моя сестра. Она была веселая и, когда мы были еще волчатами, играла со мной. Нежно и осторожно кусала меня за ухо и называла меня Снежком, но я не обижался. Но не все люди плохие. Прошлой весной к нам пришли странные люди. Тогда я впервые столкнулся с человеком. У людей две лапы, а не четыре, как у нас, поэтому мы быстрее. Но у них есть еще две конечности, как у обезьян. Весной лес полностью меняется, наполняется новыми свежими звуками и красками, чувствами и ощущениями, по-другому дышит, по-другому живет. Зимой лес спит, как медведь в берлоге. В белом ленивом сне, а весной воскресает с новой силой.

У нас нет понятия времени как у людей. Мы проживаем лето и зиму, весну и осень, день и ночь. Днем светит круглое желтое пятно по имени Солнце, а ночью, когда темно, Луна ‒ бледное и холодное пятно. Мы живем здесь и сейчас. Ночью даже лучше, мои глаза лучше видят в темноте. Звезды ‒ бесчисленные огоньки на черном полотне ночи, как тысячи и тысячи диких глаз, смотрящих сверху вниз.

В калейдоскопе запахов мой нос уловил новый, незнакомый и странный ‒ это запах человека. Но это были странные люди, их называют учеными. Они изучали нас, а я изучал их. Я затаился неподалеку и наблюдал, словно на охоте в засаде, хоть отец и запретил подходить к людям близко. Люди тоже живут стаями, у них тоже есть альфа, бета и омега. Они вместе охотятся, вместе едят и спят в логове, которое называют палаткой. Мы удивительно похожи. Но отец говорил, что людям нельзя доверять. Люди охотятся на нас, и помогают им в этом собаки. Собаки когда-то были волками и были свободны, но стали рабами человека. Хотя я в это не верю. И еще ‒ люди сажают зверей в клетки и заставляют выступать в цирке, на потеху толпе. А один из людей был совсем странный и даже сумасшедший. Он хотел присоединиться к нашей бывшей стае. И вел себя как волк ‒ это было смешно. Сначала стая его не принимала, но человек не сдавался, и со временем стая его приняла. Дураки.

Человек ходил на четвереньках, то есть на четырех лапах, пытался лаять, кусаться и даже выть, безумец. Человек как-то залез в малинник, и его нашел медведь. Косолапый встал на задние лапы, подобно человеку, и заревел. Человек испугался и спрятался за камень.

Но стая вступилась за человека и отбила его. Неужели он стал одним из нас?

Потом люди улетели на железной птице.

В конце лета я остался совсем один. Мы снова бежали, как стадо загнанных оленей. Спасая свою жизнь, свои шкуры. За нами охотилась огромная железная стрекоза. Она высоко в воздухе, и от нее не скрыться, и ее не убить.

Черный вертолет прочесывал лес в поисках добычи. Он охотился на волков.

Он летел за нами, поражая огнем. Я потерял свою семью, на моих глазах огромная стрекоза убила мать, отца, брата и сестру. И я ничего не мог сделать. Я, как большая белая мишень, на зеленом поле. Я затаился и ничем не мог им помочь. Большая черная стрекоза села неподалеку, видимо, чтобы забрать добычу. Я сидел в кустах, прижав уши к голове. Из огромной железной птицы вышел человек, охотник, и направился в мою сторону. Им нужны были шкуры, только шкуры, как трофей. Они не голодны, они просто убийцы ‒ забавляются, играют в охоту. Охотник сел на корточки, разглядывая тела волков. Вертолет завис низко в воздухе. Подавив инстинкт самосохранения, белый волк одним прыжком сбил человека с ног и вцепился в горло мертвой хваткой. Человек пошатнулся и упал, я разорвал ему глотку.

Черная стрекоза зажужжала и зашумела, снова огонь и дым, но я убежал, было уже поздно. В пасти чувствовалась кровь убийцы. Убийцы моей семьи. Меня преследовал его запах. Он был невкусным. С тех пор я решил мстить людям, если подвернется возможность. Но был еще один запах, еще один вкус. Меня слегка зацепило. Скрывшись в дебрях и добежав до ручья, я зализал свою рану. Меня немного ужалили.

Снова пришла зима, кругом все стало белым, как моя шерсть. Я брел один, по привычке обошел старые и хорошо знакомые мне места. Но я всегда искал новые. Мне всегда было мало. И я нашел ледяное и большое озеро. Я опустил морду и огляделся, на меня смотрели мои янтарные глаза. Я прислушался ‒ запах, пахло людьми. Они кричали и махали руками на другой стороне озера, на другом берегу. Много людей, что им здесь надо? Я оскалился и зарычал. Мои глаза хорошо видели в темноте, не то что людские. Где-то на середине озера я заметил маленький сверток. Что это? Я осторожно, как кошка, ступил на лед. Он был тонким, слишком тонким для человека.

Я обнюхал странный сверток ‒ пахло теплом, человечьим теплом. Но человек был очень маленьким. Маленький, беспомощный комок с крошечными лапками. Комок из плоти и крови, живой. Маленькое нечто потрогало мой нос и не боялось. Забавный человечек. Он смешно дергал лапками ‒ человечий щенок, человечий детеныш. Что он тут делает ‒ один посередине ледяного озера? Наверное, толпа ищет его, но не видит и боится зайти на лед. Всего одно движение ‒ и нет человечка. Но нет, звери никогда не бросают детенышей. Волк укусил конец свертка и потащил его к берегу. А потом громко завыл, чтобы его услышали на том берегу. Малыш улыбнулся и еще раз дотронулся до носа зверя, а потом рассмеялся. Смелый маленький волчонок. Волк лежал в кустах и видел, как толпа людей окружает маленького человека и берет его на руки.

Той же зимой я вернулся в свою стаю. Стая приняла меня холодно. Я бросил вызов новому черному вожаку. Он был силен, но я был сильнее и моложе. Я повалил его на землю и положил на лопатки. Вся стая окружила нас и замерла в ожидании, когда я перегрызу черному горло, но я только укусил его за ухо и прижал его голову к земле. Он сдался. Он занял место моего отца ‒ я вернул долг. Я стал новым вожаком, но оставил стаю и больше никогда туда не возвращался. Я должен найти свою территорию, свою стаю и свою пару. Одинокий волк умирает, поживем, увидим. Я снова брел по белой и холодной пустыне один. Изгой по своей воле. Волк-одиночка. Белый волк. Неужели быть свободным значит быть всегда одному?

Внезапно сугроб подо мной провалился, и стальные челюсти захлопнулись. Моя лапа была в ловушке. Я был в ловушке на краю белой пустыни. Я вырывался, хоть и знал, что это бесполезно. Мой отец когда-то отгрыз себе лапу, и это была цена свободы. В конце концов, силы меня покинули, и я лег на снег, рядом рассыпались красные пятна. Я задремал, а когда очнулся, передо мной стояли два человека. Один из них наставил на меня ружье.

Я посмотрел прямо в глаза человеку, наши взгляды встретились, как будто мы разговаривали или пытались прочесть мысли друг друга. Он нажал на курок, и я провалился в темноту. А когда открыл глаза, моя нога была свободна и лишь немного хромала. Я не понял, о чем говорили люди, человечий язык странный и грубый. Я расслышал только «много браконьеров». Что это?

И еще ‒ «егеря». Не знаю, что произошло, но люди не только отпустили меня, но и подлечили мою лапу. Да, не все люди плохие.