Текст книги "Повести и рассказы"

Глава 4

 
Посмотрел я на дела,
Творящиеся под солнцем ‒
Все суета сует…
 

На следующий день наступила суббота. Я вернулся домой раньше, у нас по субботам всего четыре пары. В гостиной какой-то шум. Белый шум. Кто-то не выключил телевизор. Реклама, опять реклама и снова реклама. Ненавижу рекламу. Реклама ‒ проповедник новой религии, культа потребления. Реклама призвана заставить вас купить то, что вам совершенно не нужно. Заставит поверить в то, что без этой вещи вы не проживете, а с ней вы станете лучше, умнее и красивее ‒ все это чушь. Переключаю на первую попавшуюся кнопку. Магазин на диване еще хуже. Только сегодня и только сейчас продается Библия в золотом переплете и на шелковой бумаге. Даже религия продается.

Все продается. И если верить блаженному в переходе, Конец Света близок. Штрих код на товаре 666. Я нажимаю красную кнопку. Экран гаснет. Меня это уже не волнует. Я больше не раб системы. Мы бросили вызов миру потребления и восстали против конформизма. Никогда раньше я не чувствовал себя настолько живым. Впервые в жизни мы все были по-настоящему свободны. Кто-то скажет, что это максимализм, нигилизм, нонконформизм, фанатизм, идеализм и даже идиотизм. Ну, нам было все равно.

И как когда-то давно марксисты-утописты, мы хотели осчастливить и освободить весь мир. Осталось только сделать первый шаг.

Вчера ночью Тимур плохо спал, его опять мучила бессонница. Иногда такое случалось и раньше, но вчера был рецидив. Тимур ворочался и разговаривал во сне. Он снова сражался. Снова вернулся на войну.

***

Над зеленым полем низко, прямо над высокой травой, завис черный вертолет. Вокруг были горы, впереди лес. Двое мужчин в военной форме отстреливаясь, отступали к вертолету. Они сливались с травой. Пули свистели над головой, мимо ушей.

Со всех сторон их преследовали и окружали боевики. Все ближе и ближе. Кажется, еще чуть-чуть, и огненное кольцо замкнется. Зеленые и черные флаги торчат из травы. Вертолет поднимается немного выше. Слишком опасно. Кажется, он собирается улететь.

Время летит, как пули. Вертолет все дальше, а боевики все ближе. Они лезут из всех щелей. Но пилот раздумывает, что делать: «Они не успеют. Пора улетать, мы подобрали всех, кого могли. Еще чуть-чуть, и вертолет не взлетит, возможен перегруз». ‒ Товарищ майор, у меня кончились патроны.

‒ Сержант Магаев, приказываю оставить меня. Уходите в вертолет. ‒ Они оба ранены: один в ногу, другой в плечо. Идут, поддерживая друг друга, шаг за шагом.

‒ Я Вас не брошу, майор! ‒ Майор силой заталкивает Тимура в вертушку.

Больше мест нет. Тимур падает внутрь и от потери крови теряет сознание. ‒ Улетай, я прикрою, ‒ кричит майор Степанов пилоту.

Вертушка улетает. Боевики окружают майора. Степанов считает до трех и разжимает кулак. Взрывается последняя оставшаяся у майора граната. Он и боевики исчезают в вечности. Майор забрал их с собой. Позже, намного позже, майора Степанова наградят посмертно Орденом за отвагу. А потом о герое забудут. Как и о его семье. Банк заберет у них квартиру за долги. А жена, старая мать и дочь майора Степанова уедут в другой город и пропадут. Как оказалось, прежде чем втолкнуть в последний момент полуживого Тимура в вертолет, майор положил ему в карман записку, которую давно написал на случай смерти. И последней волей майора Степанова было передать это письмо его семье. После мой брат очень долго искал семью Степановых, но не нашел. Скорее всего, они, как и многие, пропали в долговой яме, и, может, даже сменили фамилию. Раньше мой брат никому об этом не рассказывал. Но теперь мы не просто братья, мы братья по оружию в борьбе с общим врагом.

***

Мой брат ‒ морпех. Тимур был контужен и комиссован. Списан в запас. Когда я спрашивал его, где он служил, он всегда отвечал: «За рекой», ‒ без подробностей.

А однажды от него я услышал фразу ‒ «горы стреляют». Для меня горы всегда были прекрасным местом. Кто-то мечтал о море, кто-то о космосе, а у меня были горы, и я не понимал, как они могут быть опасны. Сегодня мой брат вернулся домой намного раньше обычного, он был зол и сказал, что уволился. Я рассказал ему про нашу группу «Анархия», и он к нам присоединился. Теперь в нашей группе был еще один брат, более того ‒ морпех. На общем собрании мы дали ему прозвище ‒ Солдат. Хоть он и был самым старшим из нас, но все-таки новичок. У нас в группе не было главных и второстепенных. Первых и последних. Мы все были равны, решали все вместе и отвечали за то, что делали, все вместе. Все как один.

Тимур, как профессионал, взялся за нас всерьез. Мы тренировались целый месяц в свободное от работы и учебы время. Мы прошли экспресс-курс молодого бойца. Так началась наша двойная жизнь.

В первой ее части каждый из нас был всего лишь единицей в системе. Ходил на работу, учился. Был студентом, курьером, официантом, а во второй, в настоящей ее части, мы все были «анархистами» и борцами за свободу. Тренировки были нелегкими, после них мы засыпали под боль в мышцах. Но с каждым днем наши мускулы становились все крепче и сильнее. Мне было еще не так тяжело, как некоторым. Генка и Август ‒ заядлые геймеры, так что тренировки на силовую выносливость давались им с трудом. Где-то Тимур достал потрепанную газель, как он сказал, на свалке.

И каждые выходные Тимур водил нас на стрельбище за городом. Стрелять по банкам. Естественно, шариками с краской. Первое правило группы «Анархия» гласило: никто не должен пострадать.

Стрельба у Генки и Августа получалась намного лучше, уж точно лучше, чем у нас с Михой. Сказывались часы практики в «стрелялках». Но скоро подтянулись и мы. Миха признался, что во время прохождения срочной службы ни разу до этого не стрелял. Джексон стрелял почти так же хорошо, как и они. Может, его отец был охотником. Но никто не стрелял так же, как наш инструктор ‒ сержант морской пехоты Тимур Магаев. Мы здорово уставали, но это стоило того. Месяц пролетел быстро, и мне даже ничего не снилось. Я спал как убитый.

В гаражном кооперативе «Колесо» ‒ на окраине, в маленьком старом и местами проржавевшем гараже ‒ мы готовили и лелеяли свои великие планы. Это было наше логово, наша штаб-квартира.

‒ Кто не хочет или не готов, может уйти сейчас. Дальше дороги назад не будет. ‒ Но никто не ушел.

Мы провели месяц спецподготовки и были готовы к действию. Нет ничего хуже, чем ожидание. Группа «Анархия» готова была нанести первый удар возмездия. Нашей первой мишенью стала микрофинансовая организация с говорящим названием «24 часа».

Двадцать четыре часа, шесть дней в неделю эта контора раздавала кредиты всем подряд. Достаточно было принести паспорт и все. Под астрономические проценты, конечно. Они не щадили никого: ни безработных, ни пенсионеров. Кредиты ‒ это заповеди новой религии, культа потребления. У нас все было готово: мы все надели одинаковые маски; оружие, естественно, с холостыми патронами, пути отхода и т.д. Главное ‒ действовать четко, быстро и без суеты.

Утром в пятницу, а точнее в 10 часов, мы наведывались в эту контору. Белые полы, белые стены, былые потолки ‒ это заведение своей стерильностью напоминало морг или, на худой конец, больничную палату. На меня смотрело маленькое окошко-касса.

Тут таких было три. Из окошка на меня поглядела женщина в очках. Зевнула и со скучающим видом спросила:

‒ Желаете оформить займ?

‒ Да, ‒ ответил я. Джексон открыл черную сумку.

Он стоял рядом и прикрывал мне спину. Наконец, кассирша очнулась и поняла, что происходит.

‒ Милая девушка, ‒ сказал я мягко, ‒ даже не думайте. ‒ Она подняла руки. Подальше от красной, тревожной кнопки. Помните, как в фильме, вежливость ‒ главное оружие вора. Но у меня в руках для солидности был обрез, конечно, заряженный вхолостую, но об этом знали только мы.

‒ Все на пол, быстро! ‒ скомандовал Солдат, крепко сжимая «Калашников», ‒ и не вставать, пока я не скажу.

Охранники, их было двое, послушно легли на пол. Кому хочется умирать за чужие деньги. Остальные: Спичка, Август и Пушка ‒ рассредоточились по периметру конторы. Пушка следил за дверью, то есть стоял на «шухере», Джексон помог кассирше избавиться от денег.

‒ Все готово, ‒ отрапортовал он. Мы исчезли в никуда, откуда и появились. Все это заняло не больше трех минут.

У нас было «правило пяти» не больше пяти минут, и чем быстрее, тем лучше. Большой город ‒ настоящие каменные джунгли. А мы дети этих джунглей. Город был серым каменным лабиринтом из бетона и кирпича. В нем можно было легко затеряться. Мы уходили дворами и переулками, проще говоря, «огородами». Когда все было уже кончено, Август достал пистолет, поднес к лицу и закурил. Это была зажигалка.

Перед экспроприацией у нас было всего несколько правил:

1. Мы не называем друг друга по именам, только прозвища.

Например, для Августа этот пункт вообще был легким, потому что его настоящее имя помнил разве что он сам.

2. Страхуем друг друга.

И третье правило ‒ уходим по двое. Вы спросите, откуда у нас оружие? С оружием помогли армейские друзья Тимура. Мир не без добрых людей. Теперь надо было решать, как использовать добытые средства. Но у меня уже была идея. Когда я гулял один по городу ‒ всем нам иногда необходимо побыть одним ‒ я проходил мимо небольшой часовни. Она выбивалась из общего пейзажа серых уродливых небоскребов, как посланница иного мира. Часовня Святого Сергия. На улице рядом, у входа, всегда стояла урна для пожертвований на ремонт. Полупустая и прозрачная. Ранним утром в воскресенье настоятель не верил своим глазам: урна была полна до краев. В новостях священник заявил, что это чудо Господне; потом пришла очередь криминальной хроники ‒ разбойное нападение на фирму микрозаймов «24 часа». Надо же ‒ она обанкротилась!

То, что осталось, мы пустили на благотворительность. Совершили рейд по городу в разных местах. Просто раздавали деньги бедным, нищим и страждущим. Мы помогли тем, от кого обычно отворачиваются. Когда мы видим человека с протянутой рукой, на улице все обычно быстро проходят мимо, пряча взгляд. Презирают, ибо боятся оказаться на его месте. Когда я дал десять тысяч бабушке, стоящей на углу, на рынке, она чуть в обморок не упала, а потом долго провожала меня крестным знамением.

После короткого перерыва ‒ борьба со злом никогда не заканчивается ‒ нам подвернулось следующее дело.

Но до того я посетил хорошо знакомую нам часовню и поставил свечку Святому Георгию. Так дядя Георгий меня научил, когда я был еще мал, он объяснял: «Твою маму зовут Мария, так звали мать Христа. А это, племянник, Святой Георгий, ‒ указывая мне на икону. ‒ Он победил дракона». В детстве моя мама всегда водила нас в церковь по воскресеньям. Моя мама была завучем в моей школе, так что воскресенье было единственным днем, когда я мог отложить домашнее задание на потом. Она была строгой, но справедливой. Образцовая учительница. Когда отец погиб, мама сказала, что он погиб на войне, и больше мы об этом никогда не говорили. Мы остались одни: я, мама и брат ‒ но скоро Тимур уехал в столицу на заработки. Конечно, еще был дядя Георгий, он работал плотником при храме. Он говорил, что плотник ‒ самая лучшая профессия и что сам Христос тоже был плотником. У дяди были золотые руки: если что-то надо было починить, просили помочь его. Нередко он занимался реставрацией и ремонтом. Помню свой первый поход в церковь. Я испытывал трепет, удивление и восторг одновременно с волнением. Все мое тело приятно покалывало. Наверное, когда отца не стало, маме помогла выжить вера и работа. Когда мне сказали, что папы больше нет, я ревел целый день, а потом целую ночь, когда мне стало еще и стыдно за то, что я реву, как девчонка. Тогда дядя Георгий положил руки мне на плечи и сказал: «Ты уже мужчина, а мужчины не плачут».

А потом я однажды проснулся и больше не плакал никогда. Потом ходил угрюмый и ни с кем не разговаривал, а потом все прошло. Привык. Так я и жил со сжатыми кулаками.

В тот день дядя подарил мне иконку Святого Георгия на цепочке.

‒ Носи, племянник, он поможет тебе. ‒ С тех пор я ее никогда не снимал. Георгий-Победоносец ‒ меня назвали в его честь, говорил дядя. С того дня началась моя другая жизнь. Я взял себя в руки ради мамы и брата. Ради семьи.

Я с детства много болел и не отличался здоровьем, что даже моя рациональная мать однажды отвела меня к знахарю. Но я быстро понял, что врачи и лекарства мне не помогут. Я сам воспитал себя, и наряду с мамой и дядей моей второй семьей стали спорт и книги. Я лихорадочно читал по ночам с фонариком, так что маме приходилось забирать у меня книжку. Я стал ходить на турники и подтягиваться, отжиматься на брусьях. Я постоянно бегал и даже стал обливаться ледяной водой. Я развивал свое тело и волю.

В наше время формула добра и зла давно подменилась простой схемой успеха и неуспеха, а грань между ценой и ценностями почти стерлась и стала тонкой, как волосок.

Формула успеха и неуспеха ‒ главная заповедь религии потребления. Новый культ породил ложных богов и ложных святых. На огромном рекламном щите, возвышавшемся над автострадой подобно маяку, знаменитая поп-звезда рекламировала красный кабриолет. Вот они ‒ иконы ложной религии.

Но вернемся к нашему новому делу. В одном из городских дворов, в ново отстроившемся районе ‒ каких были сотни в огромном мегаполисе ‒ поставили платную парковку. Ну и что с того? Резонный вопрос. Вся суть в том, что местный чиновник и администрация вместе со спонсором обещали построить детскую площадку, но вместо этого построили платную парковку. Нельзя обманывать детей.

Глухой ночью мы, как заговорщики, собираемся во дворе, у парковки, под окнами многоэтажек. Выбираем из числа машин те, что попафоснее и подороже. Рядом стоят два джипа ‒ черных, тонированных, с хромированными колесами. Большие и громоздкие, они напоминают танки. Элитные колесницы современных патрициев, не доступные плебеям. Сегодня ночью вы станете жертвенными идолами.

Солдат (Тимур) достает коктейль Молотова из рюкзака. У меня в руке тоже бутылка с зажигательной смесью и фонарик. Август вытаскивает из кармана зажигалку. Все готово для фейерверка.

Мы все отходим немного назад, окружая наших немых жертв полукругом. Бутылки летят в жертвенные металлические идолы. Наверное, именно так инквизиция святой церкви сжигала деревянных языческих идолов. После короткой вспышки языки пламени пожирают железо. Огонь ненасытен и беспощаден. Теперь это просто груда железа. В домах загораются окна. Нам пора уходить, месть свершена. На следующее утро на асфальте найдут надпись: «Долой платные парковки. Верните детям карусели».

Полиция, конечно, искала нас, но у нас было преимущество. Ни у кого из нас не было криминального прошлого. Ни в каких базах и картотеках ни один из нас не значился. Не было отпечатков пальцев, мы всегда работали в перчатках. Не было свидетелей. Никто не знал наших лиц и имен. Кроме того, мы были очень осторожны, учитывая ошибки других преступников. И главное ‒ мы ни копейки не тратили на себя. В отличие от других разбойников, мы не имели тяги к красивой жизни, к картам, вину и женщинам.

Многие грабители погорели именно на этом, спуская все на наркотики и дорогие вещи. Но только не мы ‒ все полученное мы тратили только на благое дело.

Мы были аскетами, хотя через наши руки проходили немалые суммы. Да, мы преступники, но закон и справедливость ‒ разные вещи.

От размышлений меня отвлек телефон. Он все трезвонил и трезвонил. Звонил Август, он сказал: «Зайди в Интернет». Я уже отвык от этой сети для незрелых душ и неокрепших умов. Делал первые шаги на пути к просветлению, как ребенок, когда он только учится ходить. Истина где-то рядом. Но потом еще и Миха кинул ссылку. Видео с горящими джипами набрало много просмотров и, что еще хуже, лайков. И заняло в топе второе место, уступив только ролику «Деньги падают с неба». Вот она слава. Но нам не нужна дешевая популярность. Слава ‒ это пыль.

Одни называли нас народными мстителями, другие ‒ просто вандалами. Правы были и те, и другие.

Глава 5

 
Благими намерениями
Вымощена дорога в ад…
 

Слава Богу, экзамены подходили к концу. Сегодня последний день сессии. Впереди были каникулы. Как ни странно, я по-прежнему волнуюсь перед экзаменами. Мне не забыть мой первый раз. Единый государственный экзамен, если описать вкратце ‒ это ад на земле.

А тесты и тестирования ‒ это интеллектуальная мастурбация.

Аудитория понемногу пустеет. Остался я и еще несколько студентов. Уголовное право ‒ как раз моя тема. Преподаватель Лидия Сергеевна разрешала пользоваться всем, но ей нужно отвечать устно. Неплохой подход. Девчонки на предпоследней парте, первокурсницы, о чем-то хихикают ‒ странные, прелестные создания.

Вместо того чтобы повторять, я беру блокнот и пишу:

***

 
О, женщина,
Чудесное создание,
Загадка мироздания…
 

Одна из них повернулась и с любопытством посмотрела на меня и на вырванный из блокнота листок. Наши глаза встретились, и она повернулась обратно. Никто друг с другом не общается, все заняты своими телефонами. Уткнулись в них, не поднимая головы. Над чем это они там хихикают? Подружки сели кучнее и ближе, решили сделать селфи. Эволюция сыграла сама с собой злую шутку. Когда-то на заре времен, по теории Дарвина, обезьяна взяла палку и начала развиваться в человека. Сегодня у человека появилась селфи-палка, и он деградирует. Хомо сапиенс, человек разумный, уже в прошлом. В эпоху потребления родился новый человек ‒ Селфи сапиенс. Селфи ‒ ярмарка тщеславия, а Инстаграмм ‒ кривое зеркало. Социальные сети создавались для того, чтобы люди из разных мест, стран и культур могли свободно общаться друг с другом. Но эксперимент провалился. Никто не мог предположить побочный эффект. Мы поколение одиночек, зависящих от своих телефонов и лихорадочно следящих за уровнем заряда в батарее, постоянно ищущих зарядку от телефона. Мы просто батарейки. Я положил под голову уголовный кодекс и уснул. Тяжело вести двойную жизнь, когда в сутках всего 24 часа.

***

Абрек сидел на камне посреди огромного зеленого луга, плавно переходящего в холмы повыше и пониже. Рядом с ним, держа руки за спиной, стоял задумчивый молодой человек. Стройный статный юноша, одетый в крестьянскую жилетку из овечьей шерсти. На голове сидела пастушья шапка. Нахмурив густые широкие брови, он, наконец, прервал молчание.

‒ Я убью его! Ну и что, подумаешь ‒ князь. Вор он ‒ вот он кто, обирает собственный народ почище многих разбойников. Водит дружбу с гяурами, жандармами в голубых мундирах. И думает, Всевышний и все люди слепы.

‒ Спокойно, Азамат. Никого не надо убивать. Тем более, это же отец твоей невесты, ‒ спокойным голосом сказал Абрек.

‒ Он никогда ее за меня не отдаст. Выдаст ее за кого-то старого богача и все. А я простой пастух, но гордый, и Лейла меня любит. Он меня оскорбил, понимаешь, Абрек, опозорил при всех. Высмеял и прогнал! Сказал, что я либо безумец, либо глупец. А он ‒ князь Амиран Дадиани ‒ еще не настолько стар и не выжил из ума, чтобы отдать свою единственную дочь какому-то оборванцу. «У тебя даже сватов нет, мальчишка!» А я мужчина!

‒ Вот и веди себя как мужчина, Азамат, не оскорбляйся, ‒ ровным тоном произнес Абрек.

‒ Помоги, Абрек, без тебя нам не справиться. Лейла и я, мы погибнем без твоей помощи, ‒ Азамат снял шапку.

‒ Ну, хорошо, гордый пастух, я помогу вам, ‒ сказал Абрек, вставая с камня. ‒ Посмотри мне прямо в глаза: любишь ее?

‒ Да, ‒ ответил Азамат.

‒ А она тебя любит?

‒ Да, – уверенно ответил юноша.

‒ Тогда я помогу тебе.

Внезапно мимо пролетел ворон, сделал круг и сел Абреку на плечо.

‒ Ну, что ‒ отнес послание Лейле? ‒ Ворон каркнул и кивнул. Азамат открыл рот от удивления.

‒ Нечему удивляться, ‒ хмыкнул Абрек. ‒ Вороны умнее большинства людей.

***

Как ни странно, я успешно сдал последний экзамен. Я пришел в себя, как раз вовремя ‒ была моя очередь. Лидия Сергеевна спрашивал по алфавиту: М – Магаев. Мне попался легкий билет. Все вопросы были мои: «Организованная преступная группа», «Разбой», «Вандализм» и «Порча чужого имущества».

После последнего экзамена, перед каникулами, группа «Анархия» успела сделать еще одно доброе дело. В центе города уже лет пять, а то и семь, стоял за колючим забором мертвым грузом долгострой.

Он и раньше строился с переменным успехом, а в последнее время совсем затух. Строительная фирма ИП «Икар» обещала построить новую, самую высокую жилую высотку. Жильцы вложились, а деньги кончились, и стоит теперь тень высотки, длинная-длинная, заслоняя солнце. Если в Древнем Египте рабы строили пирамиды, то сегодня гастарбайтеры ‒ это современные рабы: и те, и другие работали за еду и жили в бараках. Но если Моисей вывел евреев из рабства и Египта, то мы вывели гостей из Азии со стройки и из-за колючей проволоки на волю.

Более того, вернули им паспорта и невыплаченную зарплату за три года вперед. Если раньше у рабов отнимали свободу, то в 21 веке еще и паспорт. Учредители ИП «Икар» были против, но кто их спрашивал. Они слишком близко подошли к солнцу. Кстати, несколько смуглых работников, которых мы освободили, двинулись в офис, чтобы лично выразить свою «благодарность» своим бывшим рабовладельцам.

***

Шакар скакал, как никогда в жизни. Все его мускулы был напряжены до предела. Конь высунул язык. Вороной устал, но не сдавался и, наоборот, ускорил в беге. Погоня не отставала, пять всадников буквально преследовали Абрека по пятам.

‒ Лети как ветер, Шакар, ‒ Абрек прижался к ушам лошади. ‒ Затопчи свою тень.

Но пятеро всадников не собирались сдаваться так легко. Они безжалостно били коней плеткам и гнали их все дальше, вперед. Долго это продолжаться не могло. Оставался один выход. Абрек резко повернул и помчался к обрыву, оставляя за собой облако пыли.

‒ Он безумец! ‒ кричали всадники.

Но Шакар на полной скорости взмыл вверх через пропасть на другую сторону. Внизу лежала бездонная темная дыра. Эхо пронеслось по ущелью. Шакар словно Пегас, на мгновение казалось, будто он завис в воздухе, между небом и землей. Все было кончено. Передний всадник из пятерых на силу остановил своего коня у самого края за шаг до падения. Гонка проиграна: ну, куда им тягаться с Шакаром.

‒ Воистину, брат, ты умеешь летать, ‒ Абрек потрепал коня за холку и дал кусочек сахара в награду, ‒ заслужил. ‒ Конь радостно заржал.

В назначенное место и в условленное время Абрек прибыл на встречу с Азаматом. Молодой пастух сгорал от нетерпения. Абрек остановил коня, слез. Расстегнул ремни у седла, снял бурку. Поставил ее на землю и ‒ о, чудо! ‒ под буркой скрывалась Лейла ‒ дочь князя и возлюбленная пастуха. Молчаливая девушка с глазами дикой лани. Влюбленные взялись за руки.

‒ Будьте счастливы и берегите друг друга, ‒ напутствовал Абрек. ‒ Но вам лучше уехать. Князь не простит этого и не забудет. Я все продумал, мы переночуем в старой сторожевой башне, а завтра я провожу вас на пароход.

Молодые влюбленные уплыли в неизвестность на корабле, но они были вместе. За голову Абрека была объявлена награда, кроме того, его искали жандармы и люди князя. Розыск беглого каторжника.

***

‒ Отец Николай, а это правда? ‒ спросил самый маленький мальчик.

‒ Эта история ‒ правда. Святая правда, ‒ ответил отец Николай, ‒ я сам встречался с Абреком. Это произошло в лесу. Тогда я был еще молодым священником.

‒ Но Вы еще не старый, отец Николай, ‒ перебил мальчик.

‒ Не перебивай! И отправился я один в горный монастырь. Тот, что за лесом. Говорили, что в этом монастыре есть колодец. Кто выпьет воды из того колодца, вылечится от всех болезней и хворей. В том числе от лени и упрямства, ‒ священник хмыкнул в усы. Мальчик опустил голову и принялся разглядывать свои сапоги.

***

‒ Как Вы там, святой отец? ‒ На спине у Абрека сидел священник в походной рясе. Его звали отец Николай, он заблудился в лесу, чуть не попал в капкан и сломал ногу. Абрек охотился и наткнулся на него в лесу. Священник распугал всю добычу.

‒ Ничего, спасибо. Тебя мне сам Бог послал. А я уж думал, пропаду в лесу один. А то и того хуже ‒ звери загрызут. Одному мне до горной обители не добраться. Я не знаю, как тебя благодарить. Мне неловко, что ты меня несешь. Ты не устал, сын мой?

– Все в порядке, отче, ‒ ответил Абрек.

***

‒ Отец Николай, а правда, что Абрек спас детей? Вынес их всех на руках из горящей церкви? ‒ спросила девочка.

‒ Правда, дитя мое, все, правда. Чистая, правда. ‒ Отец Николай вспомнил этот страшный день. Самый страшный день в его жизни. Это случилось в воскресенье, все было готово для вечерней службы. Детский хор уже занял свои места. Но вдруг в церкви разразился страшный пожар. Начался хаос. Отец Николай и горожане делали все, что могли. Но двери не открывались, их как будто заклинило. Отец Николай приказал детям молиться и молился сам. И спасение пришло в виде черного всадника. Абрек проезжал мимо и заметил дым, идущий от купола. Абрек с большим усилием отодвинул от дверей огромный и тяжелый деревянный крест и распахнул двери настежь. Слава Богу. Как оказалось, в крышу, в самую верхушку на колокольне, ударила молния. Порой Господь посылает нам испытания.

После чудесного спасения и молнии Абрек поехал дальше, у него еще было одно важное дело.

***

Абрек ждал Зелима в старой башне на краю деревни. Очень давно Зелим тоже был разбойником и напарником Абрека. Но предал его и оставил раненого умирать, а сам взял золото и уехал. С тех пор Зелим стал кровником Абрека. Дверь башни отворилась. Абрек уже ждал за дверью с кинжалом наготове. Он схватил Зелима и приставил к горлу клинок, но тот и не сопротивлялся.

‒ Да, я виноват, я предал тебя, Абрек, подожди, не убивай.

– Чего ждать, трус? ‒ в голосе абрека звучал металл.

‒ Я за тем и пришел, что признаю вину.

Зелим колебался, его голос дрожал.

‒ Ты бросил меня умирать, а сам забрал золото себе. Предал наше братство, предал нашу клятву. Молись, клятвопреступник. ‒ Лезвие все ближе ползло к горлу.

‒ Прости меня, Абрек, я не сдержал клятву и потратил все золото.

‒ На что, змей?

‒ На хорошую жизнь, ‒ Зелим закрыл глаза.

Вдруг дверь башни снова со скрипом отворилась, и внутрь вошла маленькая девочка ‒ Алия, дочка Зелима ‒ шустрая девочка проследила за своим отцом, пока весь дом спал. У девочки были огромные зеленые глаза, как два изумруда, и рыжие волосы ее отца.

‒ Здравствуйте, ‒ сказала девочка, обращаясь к Абреку. ‒ Вы убьете моего папу? ‒ Абрек молчал, Зелим тоже.

‒ Нет, девочка, я никого не убью, ‒ после паузы сказал Абрек. ‒ Может быть, ты права, дитя. Милосердие выше справедливости.

Абрек опустил клинок и отпустил Зелима, тот бросился к дочери.

‒ Теперь я понимаю, о какой хорошей жизни ты говорил, ‒ Абрек смотрел на девочку. ‒ Простите меня, ‒ и повернулся к двери.

‒ А у меня будет братик или сестричка, ‒ сказала Алия.

Девочка взяла Абрека за руку и пригласила в дом. И они втроем пошли, оставив башню и прошлое позади. С того самого дня Абрек никого не убивал, это стало его новой клятвой.

***

Лето и каникулы ‒ теперь мы стали свободны и от учебы.

Но группа «Анархия» не знает ни сна, ни отдыха. Она просто затаилась и выжидает удобный момент для удара по системе.

Впервые на мой телефон за все годы, как я его получил, пришла хорошая новость. Саша Суворова, Сашка, моя Сашка приехала.

Если первым моим недугом были цветные сны, вторым ‒ поэзия, то третьим, наверное, была Сашка.

На неделю, правда, приехала, и ей остался всего один день, но все равно я очень рад. Мы не виделись, кажется, сто лет.

Моя старая добрая подруга. Мы знаем друг друга чуть ли не с детского сада. Мы всегда дружили, были вместе, как только я себя помню. Более того, наши родители дружили и даже шутили, что, когда мы вырастем, обязательно поженимся. Рус и Сашка, мы всегда ходили друг за другом, и нас во дворе дразнили «хвостиком».

Мы с ней ровесники. Мы вместе учились в школе, правда, до 9 класса, потом Сашка с родителями переехала в другой город, и связь оборвалась. У каждого своя жизнь, свои заботы. Саша Суворова ‒ спортсменка, комсомолка и просто красавица. Естественно, в школе она была отличницей, но не зубрилой. Я же учился скромно, да и хулиганом не был. Она прислала сообщение и фото. «Жду тебя в кафе, в парке». Она с детства была хорошенькой. С фото на меня смотрела очень симпатичная девушка. Стройная блондинка с большими голубыми глазами, аккуратным курносым носиком и милыми детскими ямочками. Она улыбалась, у нее была солнечная улыбка. Есть такие люди, когда они тебе улыбаются, ты просто не можешь не улыбнуться в ответ. И это совершенно искренне. Саша была именно из таких. Я был отчаянно и безнадежно влюблен в Александру Суворову с 8 класса. Но она говорила, что чувства и романтика могут разрушить дружбу. Может, она и права. Как гласила восточная пословица, любовь ‒ это искра, а дружба ‒ это пламя. Я очень волновался, как в детстве, и с нетерпением ждал встречи с ней. С чего бы это?

Уже через четыре часа мы сидели в кафе и болтали обо всем. Как в старые добрые времена.

‒ Ты по-прежнему занимаешься балетом? ‒ спросил я.

‒ Да, танцы и балет ‒ по-прежнему моя жизнь. ‒ Тихо подошел официант.

‒ Два кофе, пожалуйста, ‒ заказала Саша.

‒ Я заплачу ‒ на кофе у меня хватит. Студент студента видит издалека.

‒ Что Вы ищете в столице, Шура? ‒ Она улыбнулась.

‒ Представляешь, я поступила в Художественную Академию искусства без конкурса.

‒ Поздравляю, Саш, это здорово.

Замолчали. Время летело быстро, мы будто снова окунулись в беззаботное детство. Мы гуляли и смеялись, шутили, вспоминали забавные случаи. Например, когда у Сашки был день рождения. Я и Тима согласились прийти пораньше и помочь с украшениями на вечеринке. Точнее, Тима пришел со мной в качестве моей няньки. В общем, я придумал один розыгрыш. Мы с Тимой звоним в дверь, он держит воздушные шары, а у меня в руке рулон туалетной бумаги. Саша открывает дверь, мы дружно говорим: «С днем рождения!» ‒ и я протягиваю рулон бумаги с фразой: «Прости, цветной не было». Другая бы захлопнула у нас перед носом дверь, но только не Сашка. Мы все от души над этим посмеялись. Да, чувство юмора у меня на любителя. Или другой случай ‒ с ее котом. Его звали Искандер, в честь Александра Македонского. Кота так назвал ее отец, он был переводчиком с фарси. Мне позвонила Саша, и чуть было не со слезами сказала, что ее любимый кот пропал. Она его очень любила, даже я к нему ревновал, а кот, кстати, тоже ревновал ко мне и вечно на меня шипел. Мы тогда искали его везде, наконец, нашли его за гаражами, у него голова застряла в какой-то кружке. Мы испугались и посмеялись. Бедный кот ‒ и смех и грех. Она очень любила животных. А однажды она меня в шутку чмокнула в щеку, а у меня уши покраснели. Каюсь, я был застенчивым. А как я мог забыть, сегодня же у Саши день рождения!