Электронная библиотека » Станислав Хабаров » » онлайн чтение - страница 16


  • Текст добавлен: 25 апреля 2014, 12:27


Автор книги: Станислав Хабаров


Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика


Возрастные ограничения: +6

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Мы пахали

Летом уйти в отпуска не удалось, как не пришлось в них пойти и в предыдущие годы. В августе готовился к старту второй грузовой корабль. Теперь, когда аппаратура была принята и проверена, казалось, можно было вздохнуть посвободней. Однако не все вспомогательные детали были готовы, задерживалось изготовление якорей, в которых фиксируется в открытом космосе космонавт, кронштейны нашего производства для установки французской телекамеры. Ещё мешали всяческие контролеры, специалисты в области различных бумаг, виртуозы бумаготворчества.

Один из них, упомянутый человек-вол («человек-дятел» по Катаеву) не расставался с идефикс – доказать собственную необходимость проекту. При встречах он долго и строго смотрит тебе в глаза, выспрашивает методично и цепко. При занятости не хватает времени на политес, из-за вошедшей в кровь манеры рассказываешь все по делу «как есть», и только позже понимаешь, как оборачивается это против тебя.

«Мне кажется, что вам понравилось бы быть волом… У них очень покойная жизнь. Они всегда молчат, трутся возле быков…» Если бы так. Они сначала трутся возле тебя, а получив информацию, со всех ног бегут и тотчас пускают её в ход. Докладывают, жалуются, сигнализируют, раздувают что-то, превращая твою жизнь в кошмар, когда работа вдруг уходит на второй план, а впереди ты – «несчастный, запутавшийся», нежданно-негаданно угодивший под ассенизационный фонтан. Уже в конце разговора в голосе человекадятла-вола слышится металл, и прокурорским тоном он спрашивает: «А вы докладывали об этом руководству?» (Имеется в виду Триер.) И любая техническая мелочь, угодив на предметный столик, выглядит слоном и требует времени и внимания.

Деятельность человека-дятла-вола похожа на обвал: начинается камешком, а разрастаясь и обрушиваясь, погребает под собой всё. Но когда всё, вопреки помехам, сделано, человек-вол заявляет громко «мы пахали», и начальство точно вспоминает, что он был при том, гдето рядом со вспаханной целиной, и вследствие этого несомненно, конечно, принимал участие, и кому ещё пахать, простите, если не волам. Три человека из армии рядом стоящих тормозили воз проекта, подобно лебедю, раку и щуке, замедляя его ход. Один – в эшелоне власти, другой мешал работе на выходе, третий вертелся рядом и всё примечал. Когда они порой забывали о нас, становилось легко дышать, жить и работать.

Однако ничто не проходит даром. Преодоление внутренних барьеров требовало многих сил, и организм среагировал: у меня появились тромбы, из тела выперли, словно светлые проволоки, сосуды, которые казались белыми из-за того, что на входе в них закупорилась кровь. К врачам пойти я не мог, меня бы тотчас уложили, и это в финальный момент. Старался поднимать меньше тяжести, но в наших условиях это не очень получалось, когда единственная двигательная сила – руки и ноги.

Внутренние трудности были основными. Правда, и внешние тоже были. Партнеры словно провалились. Испытания рождали вопросы, а ответы не приходили. Тренировки космонавтов в скафандрах с реальной аппаратурой требовали устранения дефектов, а ответы на телексы не приходили. В конце июля у нас был длинный телефонный разговор. Получился он не очень продуктивным. Я тогда с педантичностью автомата излагал во всех тонкостях очередной технический вопрос, а в ответ слышал повторы и обиды. Впрочем, встав на место наших партнеров, их тогдашние обиды можно было понять. Трудились, трудились, подстегивая себя, и вот «поезд аппаратуры от них ушёл», а они ещё на вокзале: готовят документацию, разбирают отказы, а поезд гремит уже где-то далеко на окрестных мостах. И именно «в поезде» возникают реальные проблемы и ощущается причастность к движению. И хочется быть хотя бы работником штаба, куда приходит отчёт о действиях на передовой.

– Вы нас не известили о запуске грузового корабля, и мы узнали о старте «Прогресса» из газет.

– Мы тоже так.

– Но наши газеты разное пишут.

Да, видимо, не всегда хватает ума. «На всякого мудреца довольно простоты», а, может, и культуры, времени, чтобы всё отследить и чего-нибудь не забыть впопыхах. Коллеги правы, но у нас только главное в голове: испытать, доработать, успеть.

Нам понятно и их желание участвовать в заключительных испытаниях аппаратуры. К сожалению, у нас просто нет времени, загрузка последнего грузового корабля на носу. А до этого необходимо убедиться, что всё идёт, переделывать уже будет некогда. На наши телефонные упреки коллеги обиженно отвечали:

– Отказы? К сожалению мы не присутствовали на ваших испытаниях и не можем судить, что явилось причиной их.

Хорошо, сами обойдёмся и всё решим. Но вот что настораживает:

– Мы об этих отказах знали.

Ну, а это уже ни в какие ворота. Они знали об отказе аппаратуры и не сообщили нам. Словом, плохо, когда диалог разлаживается и всему придаются не соответствующие акценты. Об одной мелкой доработке флажка предварительной фиксации на поручнях, доработке, что от силы займёт полчаса, говорится в телексе как о фундаментальной проблеме, а то, что замки фиксации не всегда открывались в ходе испытаний, игнорируется.

«Фундаментальной» – звучит смешно. Мы понимаем желание коллег присутствовать, но нам некогда, а при теперешней организации само по себе их присутствие отнимет массу времени, и будем не только работать, а слушать и тормозящую критику со стороны.

– … Ну, нет, не дадим добро на эти операции, и если так, то лучше совсем их не проводить при вашем обезвешивании…

А нам некогда, и мы последним рывком выходим вперёд, выбирая наименьшие из возможных бед, напрягая силы, беря ответственность на себя, лишь бы уложиться в сроки. И даже спорить некогда, и тратить несколько часов на обед, как это с присутствием французских специалистов. Мы зачастую вообще не обедаем, а, выходя вечером, с удивлением оглядываемся, что день прошёл, а для нас прошло ещё одно, завершающее испытание.

Мундир с оборками

Понять французов можно. Они неуютно чувствуют себя на периферии событий, к тому же опыт работ в скафандре в открытом космическом пространстве – бесценный опыт, поистине золотые самородки, за него заплачено временем, трудом, деньгами. Это так дорого, если просить американцев, а вот с русскими, кажется, легче: стоит нажать чутьчуть, и копилка раскроется.

Мадам Тулуз давно использует метод «нажать». В последних встречах она прибегала к нему многократно: «… Ну, нет… в таком варианте я протокол не подпишу…» – и это тогда, когда каждая сторона вправе записать свое мнение, просьбу, оценку. И нашу уступчивость (ну, хорошо, мы здесь изменим и здесь подправим), проявляемую и из вежливости, и чтобы «поезд шел», она понимала неправильно. Бог с ней, время докажет, кто был прав, но, видимо, она считала, что если на русских надавить… только, где эти скрытые пружины?

Такой подход пока ещё сохраняется. Приходит телекс, вопросы в капризном тоне и утверждения: мы считаем, что это приведёт к необходимости второго выхода… учитывая сложность ситуации… решить (опять-таки!?) фундаментальные вопросы…

Что за фундаментальность? И все-таки с французами неплохо работать, они – хорошие партнеры, хотя и любят иногда покапризничать. Пожалуй, все из-за того, что во главе проекта женщина. Но мы их прощаем и в большинстве случаев берем ситуацию на себя. А наивное мнение мадам Тулуз о цепи своих мелких побед, о нашей уступчивости пусть остается проявлением сложного женского характера.

Да, и нам ли судить её? Может, у неё в крови потребность создавать (и в отношениях) непонятные гигантские сооружения, как и у её предков, усеявших менгирами и кромлехами землю Бретани.

Жан Элизе Реклю истолковывал характер французов, выходцев из разных мест, по их малой родине. Да, и что это такое – малая родина? Неповторимый уголок, где состоялось токодвижение твоей души, открылся родник – необходимое начало, что питает и движет тебя.

Географическая Франция объединила в себе разное: открытое океаническое побережье и берег внутреннего моря, равнины и долины рек, горы и плоскогорья с кратерами потухших вулканов. Расположена она на сравнительно невеликом пространстве Земли, но особенно удивителен её самый западный полуостров.

«Природа Бретани, – писали в энциклопедии Брокгауз и Ефрон, – мрачна и дика, туманы и сильные ветры – обыкновенные явления; на громадном пространстве тянутся большие степи и невозделанные земли, поросшие только степными травами…»

И хотя сто лет приведенным описаниям, не многое изменилось здесь с тех пор, и уроженцев этих мест по-прежнему тянет сюда.

У каждой нации есть гордый маленький народ. Тулуз – бретонка и этим многое сказано. И в ходе проекта она отправлялась сюда, на свою родину – самую западную оконечность Европы – мыс Ра.

«…В древности Бретань была населена чисто кельтическими племенами, – добавляет энциклопедический словарь Гранат. – Суровая природа страны, бурное море наложили отпечаток на характер её обитателей. Бретонцы меланхоличны, замкнуты, но нередко скрывают живую, поэтическую фантазию и страстность натуры под внешней грубостью и бесчувственностью. Они превосходные моряки, отличаются большим гостеприимством, но в то же время упрямы и скупы…»

Больше всего мы работали вместе с Обри. Только потом я узнал, что он выходец из малоимущей семьи и сделал себя сам. Это – открытие для меня. В Тулузе на многих углах реклама семейства Обри: на парикмахерских, кафе, магазинах. Но богач – однофамилец, а наш сначала своими руками зарабатывал себе на хлеб, и эти навыки у него остались, а потом по ступенькам образования он поднялся на верх избранной специальности. Достаток тоже пришёл не сразу. Патрик им, видимо, дорожит и даже подчеркивает его несколько кричащей одеждой, его отдых – виндсерфинг – тоже свидетельство достатка. С ним хорошо работать. Он корректен, работоспособен, глубоко вникает в вопрос, и если бы мы встречались почаще… Но время не терпит. Дебаты на расстоянии напоминают сказку про белого бычка, и получается как бы связь с запаздыванием. К чему это приводит в управлении, известно, и поневоле приходится решать и только потом извещать, обсуждать.

И все-таки молодцы Лабарт и Обри, хотя порой и с недоумением глядят: зачем дорабатывать? Но таковы теперь условия игры, и возникающие доработки приходится брать на себя.

Не очень правильно мыслилась компенсация. Французы старались многому научиться у нас. Мы щедро делились с ними опытом. За это нужно нашу страну поблагодарить. Ведь очень дорого дается в космонавтике этот опыт. А если требуются к тому же дополнительные сведения, то извольте платить. И обижаться здесь нечего, хотя мы сами пока – плохие коммерсанты и часто требуем не за то, что заслуживает внимания.

При всех недомолвках у нас не возникало буквального «зуб за зуб». За время проекта масса и размеры французских приборов неизменно росли. На первых порах мы только лишь пожимали плечами, а сами мучительно думали: уложимся ли? Мы брали эти проблемы на себя. У французов было немало забот с аппаратурой, а мы пытались решить задачи доставки её и размещения. Но аппетит, увы, приходит во время еды. Если в исходном первом совместном документе за номером ООО масса отдельных блоков «ЭРЫ», выносимых в открытый космос, составляла: самой раскрывающейся конструкции 45 килограммов, а её основы с начинкой из электроники – 10, то к концу проекта она для конструкции выросла вдвое, а для платформы – в десять раз, несоизмеримо возросло и усилие на поручни, появилось много вспомогательных операций, требующих бортового времени. Это были свои проблемы, которые следовало решать. Не всё разом, а поочередно, как воевал Наполеон в итальянской войне. На каждом этапе был свой укреплённый пункт, на котором следовало сосредоточить огонь. Но вот наступило время, когда ничего нельзя уже откладывать на потом.

Это время оказалось не худшим для проекта. Но тот неприятный телефонный разговор, с непониманием: «Да, мы хотим участвовать в последних испытаниях, но вы решите сами, нужны мы или не нужны вам, хотя мы считаем…», – и опять всё сначала. «Да, мы встречались с подобным несрабатыванием ручек крепежной платформы, когда при их повороте она не расфиксировалась с поручней. Из этого простой выход, но мы должны присутствовать и сами посмотреть». Нет, в любом случае не годится, зная о скрытых дефектах, отказах в испытаниях, не сообщить об этом нам. Такое не годится никак, но теперь некогда, и всю дальнейшую доработку мы берём на себя.

Принцы и нищие

Во второй наш приезд на космодром к загрузке второго «грузовика» опять-таки не было изнуряющей жары. В воскресение, купив в Ленинске на рынке дыни и арбуз, мы отправились на местный пляж к Сырдарье. Крутые глинистые берега были усеяны народом. У берега в микроводоворотах крутилась пена то ли моющих средств, то ли химии полей. А дальше, чуть отступив от берега, неслась коричневая вода. Купание заключалось в том, что нужно долго идти по берегу, заходя вверх, а затем «сплавляться» по реке в бурном потоке, несущем тебя до пологих берегов.

Мы провели у воды весь день, беседуя о делах и о трагедии у станции Бологое. И в заключение дня, пройдя через парк, в зале дома культуры смотрели французский фильм с Пьером Ришаром. Домой добирались сложно: несколько часов дежурили у выезда из города. И вот мы в гостинице, здесь тихо, солидно, спокойно.

На этот раз нас поселили в другой гостинице, где жили большинство специалистов, вблизи испытательных залов «Бурана». Незабываемы жаркие вечера, когда в свете окон гостиницы звучала гитара виртуоза-любителя, а в ней тоска по оставленному дому и родным, по привычным северным местам. А утром, когда ещё длинные, но жаркие лучи вытягивались между домов, начинался поток красивых и удивительно подтянутых людей к своему рабочему месту, готовящемуся в полёт «Бурану». Автобус привозил нас на нашу площадку. Затем по короткому, ослепительно освещенному шоссе мы отправлялись в МИК.

За проходной, у фонтана, стояли скамейки у маленького зеленого оазиса – круглой цветочной клумбы, и наблюдательный Лёша увидел «местных колибри». Действительно, странное дело – над клумбой летали, трепеща крыльями, крохотные существа, вытягивали клювхоботок, погружая его в нектарные недра. Это были не птички, а крупные насекомые, так похожие на знаменитых пернатых тропических лесов.

Весь день в сумрачных комнатах МИКа мы занимались испытаниями, вечером на кафельном бортике бетонированной чаши бассейна обсуждался ход подготовки изделий. В просторном зале МИКа рядом стояли готовящиеся грузовой «Прогресс» и транспортный «Союз», который через пару недель повезет на орбиту советско-афганский экипаж. Лёша здесь был на месте. Мы вместе с ним выполняли функции такелажников, поднимали блоки аппаратуры по сотне с лишним килограммов, вели предстартовый осмотр и испытания. Про тромбы пришлось забыть, хотя в глубине души я понимал, что любой подъём мог оказаться для меня последним. Ребята по возможности опекали меня. И вот испытания закончились. Огромный кран, подхватив крепежную платформу за ручки, вознес её на верхнюю площадку загружаемого «Прогресса». А мы вертелись и старались, чтобы не стукнуть и не задеть деликатную французскую конструкцию и не перечеркнуть всё в последний момент.

Вот она наверху, и её снимает телевидение, вот уже опускается в люк грузового корабля, и мы руками ограждаем её от соприкосновения с другими грузами. А рядом лежат на площадке только что доставленные якоря, из-за которых мы так волновались и которые так запаздывали. Корабль был уже полностью загружен, как говорится, «под завязку», и чтобы якоря всё-таки вместить, их пришлось разобрать.

А кончив загрузку, мы долго гуляли по степи. Под ногами была серебристая, словно лунная, пыль, и небо хмурилось, и даже случилось для этих мест необычное – с неба закапало чуть. Мы шли по степи, взглядывая на торчащие вышки стартов, и вспоминали последний год и предыдущий, и тех, кто нам так сильно мешал: один изощренный ум выдумывал каверзы. То будем работать, не фиксируясь, без якорей, то в космос выйдет не тот, кто готовится, а из летающего уже экипажа, то… Впрочем, к чему перечислять. И всё было с обоснованием и подписями, с логикой, и много усилий требовалось, чтобы восстановить нормальный ход.

Теперь мы радовались, что большой этап позади, и хотелось говорить только приятное, а не ругать, и мы хвалили Лёшу за то, что приехал сюда, на Байконур, а не только во Францию, где был и не очень нужен, а здесь необходим и как рабочая сила и потому что знал ровесников-проектантов по кораблю, а это облегчало работу.

Он был проектантом по станции. Ах, проектанты, проектанты… При Королёве они были инициирующей силой, а теперь зачастую превратились в придворных, утверждающих собственную необходимость справками для руководства.

В заграничных поездках публика особая. В них собирается зачастую квинт-эссенция пройдох и блатников. Одни доказали свою необходимость и изворотливость, но не по делу. Другим и доказывать не нужно, они и так «на коне», плесенью на любой среде (так и не став пенициллином). А объяснения просты (как говорил составлявший списки отъезжающих человек-вол) – включены по личному указанию Триера.

Нет, не любитель я полоскать грязное белье. Но в этих крохах есть вирус эпидемии, что поразила затем у нас всё. «Дал – взял» – слишком куцая политика; многие оставили дела и передавливанием горловины процесса добивались своего. Тихий рэкет, почище разбойничьего.

Я не имею ничего против Лёши, лично против него. Мне самому он доставил массу удовольствия – самостоятельным взглядом, знанием английского, и всё же нёс он в себе страшное разрушение, как СПИД, что сопутствует прекрасному.

Лёша – Маленький принц по нашим понятиям, его современный вариант. Жизнь ежедневно воспитывала его, отправляя в житейский колледж. Он сдержан, ладит с начальством, в партии, и отнюдь не рядовым, а оттого в курсе событий, владелец автомобиля… и хотя он в укусах судьбы, но это и даёт ему право кусать других. Главное, он – молод, по-своему обаятелен, в жизни закаленный сукин сын и патологически жаден. Не скуп и прижимист, а жаден, как кощей.

По воле случая (потерял документы Горшков; потеря шефа оказалась для Лёши находкой) он обнаружил пруд, где водятся золотые караси, попал во Францию и был потрясен: любой красивый пакет, пустая пластмассовая бутылка приводили его в восторг. И птичка увязла. Теперь он готов был на всё, за всё цепляться, но угодить в отъезжающий состав, вся его деловая изобретательность и изворотливость сводились к тому, чтобы доказать свою насущную необходимость. И снова ходить супермаркетами и лавочками, разжимая потный кулак, и зоркость его пригодилась. Он видел явное и скрытое, и интуитивно постигал суть, находил ножи, например, с небывалой заточкой, на тридцать лет, которой ему бы хватило до пенсии. Не всякий способен так самозабвенно отстаивать личный интерес, бесстыже пялить глаза, взывать «я нужен, нужен» с делом и без дела.

Но хватит о принцах. Есть ещё люди, на которых держится мир. Самое время сказать спасибо и Жене Лохину, и Паше Мазурову, и Саше Гусаченко, и многим другим, заложившим основание дела, на котором всё стоит. Им, не всегда счастливым, но всегда надежным, скромным – мои и общие симпатии. Все они по сути своей – работники как и Володя Осипов, и Толя Пациора, и Олег Бабков; славные, работящие люди, работники. Их бы я вывозил для показа, для демонстрации образа жизни, именно они для меня – «праздник, который всегда со мной».

Вернувшись в гостиницу, мы накинулись на газеты и продолжали читать в самолёте, стараясь переварить массу сведений и событий, в которых отразилось изменение мира за время нашей предстартовой подготовки, оторванности от всего.

По-прежнему нестабильно положение в Степанокерте, сессия депутатов Областного Совета постановила выйти из состава Азербайджана, а Президиум Верховного Совета Азербайджанской ССР посчитал решение незаконным и не утвердил.

Умер летчик-испытатель и космонавт Анатолий Левченко. Всего восемь месяцев прошло с тех пор, как, по свидетельству врачей, он был абсолютно здоровым человеком, взлетел в космос на корабле «Союз ТМ-4». Он летал на 80 типах самолетов. С 1981 года, продолжая испытывать самолеты, был включён в отряд космонавтов-испытателей. Все они готовились укрощать создаваемый «Буран».

Пять месяцев длилось следствие по делу семьи террористов Овечкиных. К своему последнему выступлению музыканты Овечкины готовились полгода, генеральной репетицией для них был полет в Ленинград; обрезы, взрывное устройство были спрятаны в футляр контрабаса. Беспечность контролеров аэропортов и дали «добро» их семейной акции. Перед судом предстанут оставшиеся в живых Ольга и Игорь Овечкины.

Да, свято место пусто не бывает. Главкосмос требует солидной компенсации, а «добрый дядя» – Академия наук – успешно заполнил брешь в контактах с Францией. В июле состоялась поездка туда президента Академии наук СССР Г.И. Марчука. И он и другие, сопровождающие его ученые, не нашли в области космических исследований ничего более насущного, как участие стран в подготовке пилотируемой экспедиции на Марс.

В Париже обнаружили нефть. Прогноз глубины залегания нефти около двух тысяч метров.

В Москве, в Историческом Проезде, у Красной площади, во время строительных и земляных работ открылся фундамент ворот Китайгорода, основания бревенчатых изб Московского посада времен Дмитрия Донского и найдена первая в Москве берестяная грамота.

Исторический Проезд – один из рукавов, по которым на Красную площадь выходят колонны демонстрантов. Предлагают к ноябрьским праздникам восстановить брусчатку, а раскопки засыпать песком и накрыть плитами до лучших времён.

В параде в честь национального праздника Франции участвовал новый французский бомбардировщик «ядерного проникновения „Мираж-2000”». Несомая этим носителем ядерная боеголовка в 15 раз мощнее атомного заряда, разрушившего Хиросиму.

И все-таки Франция вооружается. Президент Миттеран, приветствуя сокращение обычного вооружения в Европе, осуществляет наращивание ядерных сил. Правительство социалистов унаследовало ядерное совершенствование от правительства Ширака.

Служебный наш самолет ещё стоял на жаркой и сухой земле аэродрома, когда в него, полный усталых, измученных людей, впавших во всеобщий сон ещё до взлёта, провели двух молодых женщин (жен ракетчиков) с детьми. Они летели, вроде бы, отдыхать на юг, на море, но, как у нас часто бывает, должны были прежде достичь Москвы, чтобы снова двинуться на юг. Не знаю, то ли космодромная оторванность тому виной, то ли действительно так, но мне они показались самыми красивыми женщинами, встреченными за годы проекта.

Прекрасно одетые: одна в белом, другая в желтом, с ангелоподобными маленькими детьми – они выглядели сошедшими в жизнь мадоннами. Конечно, можно представить, сколько усилий отнимает у наших женщин поддержание достойного внешнего вида. Жоэль Тулуз прибывала в Москву всегда с элементами шарма, но стоило ей задержаться у нас, и он неумолимо убывал обратно пропорционально сроку пребывания. Да, не способствует поддержанию красоты наша жизнь. Прилетел в Москву самолет, шел дождь, встречающего нас автобуса не было. «Мадонны» под самолётным крылом надевали на «ангелочков» плащи, и наша обыденная житейская неустроенность стирала с их крылышек яркую пыльцу.

Из всех французских памятников первым по праву нужно назвать Париж.

Знаменитая КГК – Эйфелева башня видна с разных точек Парижа. Вид с площади Согласия.

Другая известная КГК – Нотр-Дам де Пари.

Гигантскими кристаллами выплывали из-под парижских мостов речные КГК.

Бывший путь через скромную рощу – Елисейские поля стал центральным проспектом города.

На блошином рынке.

Одно из тысяч кафе Парижа: все вместе и каждый по себе.

Тулуза – славный исторический город, центр французской космонавтики.

Красная площадь Тулузы

Французский космический корабль «Гермес» так и не полетел в космос.

Неугомонный А. Лабарт – заместитель директора проекта с французской стороны.

Институт космических исследований (ИКИ) служил нам временным прибежищем. На ступеньках ИКИ слева направо: Т. Табакова, П. Пикар, А. Лабарт, Вс Иванов, А. Успенский, П. Обри.

В ИКИ поступала французская аппаратура. Блоки «Эры» были рекордными по массе и габаритам.

Изящная конструкция «Амадеус» разворачивалась в станции.

В эксперименте «Образцы» изучалось воздействие на материалы внешней космической среды.

Главной интригой проекта стала конструкция «Эры», распахивающаяся в открытом космосе. На Земле «Эра» раскрывалась без проблем.

В бассейне гидроневесомости отрабатывались действия на внешней оболочке станции.

Самые веские доказательства в «деле Ариан»: «Буран» и ракета-носитель «Энергия».

В КИСе Научно-производственного объединения «Энергия»

У Франции – своя космическая история.

Временная невесомость. Раскрытие «Эры» в аэробусе «А-300».

Триумфальная арка – символ военных успехов Франции.

Станция метро «Сталинград».

Замок Консьержери.

Крепёжная платформа была опорой раскрывающейся конструкции в открытом космосе.

На морских испытаниях отрабатывалась посадка на воду.

«Дедушка» Кретьен. Командир сказал: «Когда полетит французский космонавт, ты будешь дедушкой». Первый космонавт Франции Жан-Лу Кретьен с Генеральным директором КНЕС Жан-Мари Лютоном.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации