Текст книги "Узнать, хранить, не умереть"

Лиана по-прежнему смотрела на него с недоверием. Неужели не врёт? Если врёт, то зачем? Непонятно. Ладно, лучше с этим толстячком не ссориться, пока не разберусь.

– Какой‐то мужик прикатил в офис «Трастинвеста». Начался переполох, все забегали…

– Ого! Какой мужик? – встрепенулся Заикин.

– Костлявый такой, как Кощей Бессмертный…

– А-а-а, – понял Юрий Дмитриевич, – Бурдт. Шестерка.

– Наверное, – кивнула она и продолжала, – приехал с четырьмя быками. Зачем, не знаю. Мой человек сказал, что кто‐то пытался взломать главное хранилище, вот всех и начали трясти. Все жутко напряглись. Этот, что приехал, всех допрашивал.

– Интересно, – задумчиво протянул Заикин, – пытались или взломали?

– Не знаю, – она развела руками, – он говорит, вход был в виртуале, но в реале в хранилище никто не заходил.

– Теперь всё то же самое, только нормальным языком, – попросил он, сдерживая раздражение.

– Что непонятного? – удивилась Лиана. – Кто‐то ввёл код доступа, снял все блокировки в системе, устроил день открытых дверей, но в хранилище никто не заходил.

– И кто этот «кто‐то»?

– Откуда я знаю? – она снова удивилась. – Может, с улицы залез, а может, те двое, что пропали.

– Лианочка! – вскричал Заикин. – Ты не перестаёшь меня удивлять! Мы уже двадцать минут толчем воду в ступе, и ты только сейчас говоришь об этом. Кто, кто эти двое?!

– Да я откуда знаю! – вспылила она. – Кто‐то из охраны. Пропали, и всё!

Заикин нервно заходил по палубе. Он лихорадочно размышлял. Вот он, путь к контролю Фонда и, главное, к огромным, нелегальным деньгам.

– Нужно их найти! Понимаешь? Они знают, а значит, скажут нам, как войти в хранилище. Ты не представляешь, какие там деньги! Там горы нала! Твой человек ничего больше не говорил?

– Говорил, – призналась Лиана нехотя, – я просто не придала этому значение. Одного из них зовут Чеботарёв. Охранник.

– Это всё? – с подозрением поглядев на Лиану, спросил Заикин.

– Всё! Всё! – огрызнулась она. – Больше ничего не говорил!

Её бесило, что она как бы оправдывается перед этим толстяком. А толстяк тем временем молчал, размышляя. Потом заговорил:

– Чеботарёва я найду. Есть спецы, найдут. А вот разговорить его придётся тебе. Женщине, тем более такой красотке, как ты, это сделать проще.

– Да чего уж проще – утюг на живот, электропровода к причинному месту, и сразу заговорит! – фыркнула Лиана.

– Нет. Он напуган, где‐то прячется. А тут ты такая с проводами! Он забудет всё, что знал.

– Как скажете, – она скривила красивый рот, – но я тоже не про разговоры.

– Ты себя недооцениваешь, – Заикин усмехнулся, – в общем, сообразишь, что делать. Ты, кстати, прибереги своего человечка в офисе. Пригодится.

Глава IX

Бурдт позвонил Уварову, когда тот разговаривал с отцом Михаилом. Коротко бросив: «Приезжай! Да, я здесь», – Павел Максимович продолжил нелепый, на его взгляд, разговор. Уваров запомнил поповский упрек о грехе гордыни и захотел расставить все точки над i.

В церковь Животворящей Троицы он явился не для исповеди, а потому что… Глупости какие! Никакого желания исповедоваться не было! Дело в другом! Он увидел в детских глазах отца Михаила боль и страдания о его, Уварове душе. Казалось бы, юродивый этот батюшка, юродивый! Мало ли о чём печалятся и льют слезы юродивые?! Но нет, какое‐то беспокойство, необъяснимое и странное стремление говорить с этим попом сидело в Уварове, не давая ему заснуть. Спасибо личному врачу, который в ответ на его брюзжание по поводу сна прописал лекарство. Прописал, успокоив Павла Максимовича, что в его возрасте проблема с засыпанием – обычное дело. Лекарство помогло – он засыпал, едва коснувшись головой подушки, но проснувшись, вновь думал об этом юродивом, о своем стремлении объяснить тому или объясниться… Нет, не оправдаться, а объяснить с аргументацией, с примерами… объяснить, что нет никакой гордыни, что всё дело в другом, и то, что отец Михаил принимает за гордыню, и не гордыня вовсе. Он глубоко заблуждается, если считает так!

– Павел Максимович, – продолжил прерванную беседу отец Михаил, – что есть человек, стремящийся к власти? Он дерзновенно мечтает стать властителем над себе подобными, вершителем людских судеб. А что случается, если кто‐то не соглашается принять чью‐то власть над собой, противится власти? Что последует? Насилие, смерть и людское страдание.

– Без власти, – хмуро ответил Уваров, – будет бардак! Стоит власти начать заигрывать с несогласными, сразу возникают бардак, мздоимство, ложь, предательство и самое страшное – разрушение души.

Уваров замолчал, подбирая слова ответа на брошенный упрек:

– Страдания, смерть… Даже физическая смерть менее страшна, чем смерть духовная. Неужели вы не видите, как тысячи, сотни тысяч душ гибнут в этом бардаке?!

Отец Михаил всегда робел громких речей и яростных взглядов, но тут расхрабрился:

– Спасение души и насилие ходят разными дорогами, Павел Максимович! Господь через любовь христианскую вразумляет детей своих, а гордец огнем и мечом заставляет нас следовать за собой! Как говорится, почувствуйте разницу, Павел Максимович!

– Грех, говорите? Насилие, гордыня… – он замолчал, нахмурив брови. – А может, искупление?

Он поднял глаза на батюшку и неожиданно улыбнулся:

– Добьюсь порядка и передам всё вам. Учите любви! А пока, извините, война!

В храм стремительно вошел Бурдт, торопливо перекрестился и поискал глазами Уварова. Тот, заметив его, кивнул батюшке, мол, прощайте, и направился к Бурдту.

– Вход в хранилище заблокирован, – понизив голос, сообщил Лев Михайлович.

– Дальше, – мрачнея, поторопил его Павел Максимович.

– Владлен, – Бурдт оглянулся и, придвинувшись ближе, стал нашептывать, – Владлен перевел управление всеми замками на центральный пульт. Перевёл и заблокировал стандартный вход, вход по токену. Есть только одна причина, почему он это сделал.

– Ну?

– Угроза несанкционированного проникновения в хранилище. Кстати, исчезли люди из охраны.

– Погоди ты с охраной! Доступ в хранилище можно разблокировать?

– Можно. Нужны трое из президиума Бюро. Снегирёв и мы с вами. По отпечатку пальцев получаем авторизацию, вводим мастер-пароль – и вуаля! Прежний режим, то есть случайная генерация чисел по токену восстанавливается. Но…

– Да не тяни ты!

– После восстановления любой посторонний, если он знает мастер-пароль, сможет проникнуть в хранилище и без токена – напрямую. Вводит пароль прямо на пульт бронированной двери.

– Посторонний? Какой такой посторонний? Кто?

– Двое сбежавших. Начальник службы безопасности – баба, другой – охранник.

– Бонни и Клайд, мать их! – сквозь зубы выругался Павел Максимович. – Где они сейчас?

– На северо-западе. Ментов я уже напряг. Найдем!

– Давай. Я звоню Снегирёву. Встречаемся в Бюро.

Через час Снегирёв сидел в пустой комнате Бюро и в задумчивости щелкал выключателем настольной лампы. Щелчок – зеленый абажур вспыхивает, льется свет, играя на тёмной бронзе, очерчивая чёткий овал света на зелёном сукне. Выключил – и всё тонет в полумраке. Снова включил – и снова отчетливо видны стол, комната, задернутые тяжелые шторы и стулья.

«…Как бы ни развивались события, но пройдет время, и взоры новых поколений будут обращены к делам и победам нашего социалистического Отечества… Свое будущее они будут строить на нашем прошлом»[12]12
  И. В. Сталин. Беседа с А. М. Коллонтай, ноябрь 1939 (ПСС, том 19).


[Закрыть], – всплыла в памяти фраза, вычитанная им, подростком, в найденной на дачном чердаке книге.

Летом 57‐го года при переезде за город – родители по устоявшейся традиции снимали дачу недалеко от Ленинграда – загрузили вместе с подушками и одеялами связки книг, от которых решено было освободить домашнюю библиотеку. В те времена книги, в каком бы состоянии они ни находились, не выбрасывались и не сжигались (боже упаси, мы же не фашисты!). Их дарили школам, относили в городские библиотеки. Были, правда, книги, которые не принимали ни там, ни там. Поэтому их отвозили на дачу или загружали на антресоли подальше от глаз людских.

Институтский ПАЗ был доверху набит дачным скарбом, а среди дребезжащих кастрюль и сковородок на переднем сидении подпрыгивали от дорожной тряски несколько связок одинаковых темно-красных томов с золотыми буквами: «И. В. Сталин». Весь путь до дачи кастрюли с посудой позванивали, а книги подпрыгивали. Так и запомнилось.

Снегирёв выключил свет, и всё пропало – детство, автобус со скарбом, лето.

– Ты чего в потемках? – раздался голос Уварова. Его силуэт был отчетливо виден в проеме двери. За ним маячил ещё кто‐то. Наверное, Бурдт. Снегирёв включил свет и вместо приветствия спросил:

– Что за спешка? Что случилось?

– Угроза несанкционированного входа в хранилище. Бонни и Клайд местного разлива! Пусть Лев доложит.

– Хорошо. Прошу садиться. Значит, угроза… Это точно? Хорошо! Заседание президиума Бюро считаю открытым. Товарищ Бурдт, доложите. Я сам составлю протокол.

– Клим Андреевич, так не положено, – запротестовал Бурдт, – как же это? Не по уставу. Протокол – дело секретариата. Сейчас доложу и всё запротоколирую.

– Давай, – махнул рукой Снегирёв.

– По поручению Бюро, – начал Бурдт, – я, как положено, провел расследование. Результаты таковы. Раскрыт мастер-шифр доступа в хранилище. Я пока ещё не знаю детали. Для прояснения всего комплекса уязвимостей системы понадобятся время и помощь специалистов. Пока нам известно, что шифр взломан. По всей вероятности, Шлыков обнаружил взлом и закрыл доступ, заблокировав всю систему. Остается невыясненным, почему он не оповестил об этой угрозе президиум.

– Этого мы уже не узнаем, – заметил Уваров.

– Да, не узнаем, – кивнул Бурдт.

– Постойте, – Снегирёв постучал карандашом по зеленому сукну, – мы что, останавливаем все операции?

– Лев, поясни, – попросил Уваров.

– Нет, межбанковские и прочие безналичные транзакции идут без проблем. Под угрозой только наличные авуары, но и к ним возможен доступ. В этом вся проблема. Мастер-шифр известен злоумышленникам. Он откроет им доступ ко всем деньгам. Понимаете, ко всем деньгам!

– Не томи, Лев Михайлович, кто они?! – воскликнул Снегирёв.

– Двое из охраны. Начальник службы безопасности – Сысоева. Только она уже в морге. Ночью за городом на автомагистрали её сбил грузовик.

– Просто так взял и сбил? – недоверчиво переспросил Снегирёв.

– Не знаю. Мне из полиции доложили. Второй – охранник… Его фамилия Чеботарёв – жив. Я думаю, жив. Тело не найдено. Он где‐то на северо-западе. Найдем!

– Откуда такая уверенность, что на севере? – спросил Снегирёв.

– Грузовик сбил Сысоеву на Мурманском шоссе в ста километрах от Онежска.

– Понятно. Они были вместе, значит, охранник где‐то там, – кивнул Снегирёв.

– Лёва, у нас есть что‐нибудь о нём? – спросил Уваров.

– Личное дело. Информации мало. Пацан ещё! Слава богу, есть фотография.

– Уже хорошо, – удовлетворенно кивнул Уваров.

– Товарищи члены президиума! – Снегирёв выпрямился за столом. – Моё мнение. Налицо очевидная угроза Фонду. Согласно Уставу угроза должна быть минимизирована, а лица, причастные к ней, ликвидированы незамедлительно. Есть возражения по существу? Возражений нет. Голосуем за приведение в действие четвёртой статьи устава. Кто за?

Все трое подняли руки. Бурдт быстро написал протокол, расписался как секретарь заседания и пододвинул лист бумаги Снегирёву. Тот внимательно прочел, поднял голову и посмотрел на Уварова.

– Паша, поручаю это тебе, – Снегирёв поставил подпись в графе «Председатель», – твой человек в прошлый раз был очень эффективен.

Уваров кивнул. Он достал из портфеля папку и положил на стол перед Бурдтом:

– Лев Михайлович, в таком случае я попрошу взять это на себя. Вот список, который передала Смородинская. Это раз. Программа занятий по слаживанию групп – это два. Ни тебе, ни мне там светиться не стоит. Вот данные человека, который проведет занятие. Найди его и договорись. Он в Москве. Это три. Я займусь Чеботарёвым.

Снегирёв покрутил головой:

– Не нравится мне всё это! Как‐то всё наперекосяк! Ладно, Господь не выдаст, свинья не съест. Информируйте меня обо всём!

Глава X

Мимо поста ДПС, поднимая тучи брызг, проносились машины. Грузовики, легковушки мчались одна за одной. Когда возникала пауза в движении, над асфальтом медленно струился пар. Тусклое солнце время от времени пробивалось сквозь дымку, и тогда солнечный зайчик скользил по стене за спиной гаишника. Инспектор, отдежуривший ночь, в ожидании сменщика нетерпеливо поглядывал на часы на стене. Временами он яростно растирал лицо ладонью, отчего оно становилось сине-багровым, и диктовал сидящему напротив него Чеботарёву:

– Пиши, остановился на обочине по причине дождя…

– Да нет, – Чеботарёв поднял голову от листа бумаги, – меня так рубило! Заснуть боялся! Конечно, и дождь тоже…

– Ладно, – соглашался инспектор, – пиши, причина остановки – хотел спать. Куда едешь?

– В Онежск в командировку.

– Так и пиши. Следовал в командировку в город Онежск. Пиши через «о», – поправил он.

– Это «о»… У меня почерк такой, – покраснел Чеботарёв.

– Ладно. Теперь подпись, расшифровка и дата, – инспектор дождался, когда Чеботарёв заполнит объяснительную, взял лист бумаги и спросил: – Где будешь проживать?

– Зачем это? – беспокойно откликнулся Чеботарёв.

– Затем! – инспектор открыл журнал и приготовился записывать. – Дознаватель тебя что, по всей Карелии будет искать?

– Гостиница «Капитан Кук». Адрес не помню. Можно загуглить.

– Не нужно. Без вашего Гугла́ знаю. Взяли моду все в интернете смотреть! А запомнить, а выучить? – вяло сердился дежурный. – В восьмой класс ходит, а за всякой мелочью в интернет лезет! «Капитан Кук», говоришь? Дорогущая! Это ж какие вам командировочные платят?

– Могу идти? – Чеботарёв поднялся.

– Давай. Только из гостиницы ни ногой, пока дознаватель не вызовет. Понял?

Чеботарёв вышел. Дождь закончился. Облачную дымку слегка растянуло, и стало совсем светло. Переступая лужи, Чеботарёв добрался до машины. Сидя за рулём и глядя на приборную доску, на мокрые от дождя унылые сосны за окном, он снова вспомнил, что произошло пару часов тому назад. Вот не прикольно ни разу! Всего два часа назад!

Мокрое, искаженное звериным оскалом лицо Майи, взгляд, полный животной ярости; облако газа, от которого он пытается увернуться; побелевшие от усилия костяшки пальцев; его рука, с трудом сдерживающая бешеные рывки двери; последний рывок – и шквальный ветер вместе со стеной дождя врываются в кабину, заливая лицо и плечи; отлетевшая от машины и мгновенно пропавшая в темноте Майя; внезапно с бешеной скоростью налетевший весь в огнях самосвал; глухой звук удара и пронзающий мозг скрежет заблокированных, скользящих по мокрому асфальту колес; ровный шум ослабевшего дождя; всполохи проблесковых огней машины ДПС; мерное мигание аварийки самосвала; неподвижное и бесформенное тело Майи на дороге; струи дождя в полосе света…

Чеботарёв достал телефон. Тренеру нужно сказать. Может, у неё какие родственники есть, в общем, сообщить. Он набрал номер Большакова.

– Михалыч, извини, что рано. Тут такое дело… Майя… ну, это… Сысоева. Под машину попала. Насовсем. Да… Наверное, родственникам нужно позвонить. Нет? Да я нормально. Случайно был рядом. Нет, только гаишники… Сказали, дознаватель вызовет. Шутишь? А что, могут? Ладно, если повяжут, позвоню. Пока.

То, что у Сысоевой так же, как и у него, нет родни, его расстроило и вызвало жалость к женщине, которая несколько часов тому назад пыталась его убить. Майя, понятное дело, не Рапунцель и тем более не Белоснежка, но была адекватной тёткой, пусть чуть не в себе. Что у нее в голове переклинило, что она прям стала зверь зверем? Бывают, конечно, у одиноких всякие странности. Может, секса долго не было, может, гормональное что‐то. Она ведь не от хорошей жизни котиков в мобильнике держала. Сам как‐то, совершенно случайно, увидел заставку у нее на мобильнике – фотка трех котят. Пушистых, мими-мишных таких! Себе бы не поставил, но все же лучше, чем Дарт Вейдер или Шварценеггер.

Как она вообще оказалась ночью на шоссе? Выходит, следила за ним? Зачем? Тут он вспомнил встреченного старика на дороге, прохудившийся тормозной шланг, и ему стало страшно. Он, конечно, не автослесарь, и именно поэтому до него только сейчас дошло, что на мокрой дороге с несправными тормозами он мог улететь в кювет и ему могло не повезти, как в прошлый раз с автобусом. Чёрт! Именно потому, что не автослесарь, он не придал тогда этому значения. Что же получается? Его прямо вытолкали из офиса ехать на неисправной машине пятьсот километров по ночной мокрой дороге. Отправили, зная, что он устал и может заснуть за рулем. Это раз. Майя следила за ним. Наверное, хотела удостовериться, что он убьётся. Это два. Она точно, сто процентов за ним следила и видела, что шланг ему заменили. Поэтому и напала на него. Неужели она хотела его убить?

Его запаниковавший мозг никак не мог свыкнуться с мыслью, что вот только что кто‐то, кого он знал, хотел его смерти! Нет, такого не может быть! Ведь он молодой, ведь он никому ничего!..

Наконец сквозь панику стала пробиваться другая мысль – за что? За что, за что?! Первое, что пришло в голову, – за Аню. За то, что они с Аней знают друг друга с детства. Нет, за это не убивают. За то, что он был её первым мужчиной? Поэтому муж из ревности захотел его убить? Эту мысль, хоть она и была привлекательна и тешила самолюбие Чеботарёва, он быстро отверг, как совершенно нереальную. Не девятнадцатый век, сейчас такое сплошь и рядом. Причина должна быть очевидной, но он её не видит! Потому что смотрит не так, как смотрит, например, Сысоева или тот, кто её послал. Не могла Майя сама просто так решить – и убить его. Не могла! Она все ж хорошая тётка! Наверное… Тогда кто же? Остается Владлен Сергеевич… опять он. Так, я уже решил, что ревность тут ни при чем. Остается косяк во время дежурства. Серьёзно? Типа, что‐то там сработало не штатно, и парня – в расход?!

Что такого? Взяли перегрузили комп или почистили сервер, и всё! Никаких проблем! Сами не могут, позвали бы хорошего айтишника! Нет, не катит. Эта версия не катит. Что там на экран выскочило в третий раз? Main deposit… access approved[13]13
  «Главный депозитарий. Доступ разрешён» (англ.)


[Закрыть]. Доступ одобрен… куда? В какой‐то депозитарий. Депозитарий в банке – это круто! Ага, круто, вот за это и хотят убить. Из-за того, что он знает эти чертовы двенадцать цифр. Наверное, очень секретный шифр. В кино в таких случаях жертва говорит, мол, я никому не скажу! Но убийца не верит, его это не останавливает. Черт, реально страшно… Хорошо, что так закончилось. Постой! Нет, ничего не закончилось. Майя того… мертва, но ничего не закончилось. Приказ наверняка отдавал генеральный. Значит, он просто поручит это другому.

Чем больше Чеботарёв вспоминал и сопоставлял, тем больше им овладевал страх. Он отъехал от поста ДПС и через несколько километров остановился возле придорожного кафе. Нужно было поесть, успокоиться и решить, что делать дальше.

После еды он уснул прямо в машине. Проснувшись через полтора часа, проверил навигатор и выехал на шоссе. До гостиницы «Капитан Кук» оставалось ещё восемьдесят два километра.

Глава ХI

Вывеска придорожного кафе ещё виднелась в зеркале заднего вида, когда Чеботарёв позвонил Глебу – угреватому охраннику. Тот спал и спросонья никак не мог взять в толк, кто ему звонит.

– Ты, что ли? – Глеб наконец проснулся. – Где тебя носит? Тут начальство шмон устроило! Где, спрашивают, Чеботарёв, куда дели!? Кстати, Майи тоже нет. Да! Владлен помер, прикинь! У нас тут все в таком ах… в смысле, обескуражены!

Чеботарёв сидел, подавленный услышанным. Мысли его, как перепуганные куры, в испуге разбежались в разные стороны, и собрать их вместе удавалось с трудом. Он решил, что не будет называть место, куда едет. Начальство подождет. Глеб, чего доброго, ещё сболтнет кому не надо… Лучше отсидеться, потом все уляжется, а там… там посмотрим…

Что же получается, он теперь в безопасности? Майя лежит где‐то в районном морге, Владлен тоже… не страшен. Только как‐то всё это… Оба – и за одну ночь! Ладно Майя, несчастный случай! А этот‐то почему? Может, есть третий, который теперь охотится за ним? Как‐то совсем не прикольно…

– Так ты где? – кричал ему в ухо Глеб. – Тебя все обыскались!

– В командировке, – глухо ответил Чеботарёв, – слушай, тут связь плохая… – и отключился.

«Нужно отсидеться, нужно отсидеться, – повторял он себе, – не высовываться, не высовываться!» Начальство его ищет. Ну, пусть ищет. Гаишник тоже будет разыскивать. Лучше пусть его гаишник найдет. Найдет и, может, защитит. Он все же власть! Нет, глупости это! Спрячусь, спрячусь…

Он уже ехал по трассе, обгоняя груженые самосвалы и лесовозы. Спустя полтора часа «Шкода» съехал с магистрали. Лесная асфальтированная дорога петляла среди высоких сосен и поросших мхом плоских скал. Ещё через полчаса машина выехала на ровную прибрежную низину, затянутую туманом, и остановилась на парковочной площадке перед приземистым, в один этаж бревенчатым зданием. Где‐то рядом в белесой непроглядной дымке угадывалось озеро. Совсем близко, к самому краю парковки подходил лес. Выбравшись из машины, Чеботарёв огляделся, подхватил сумку и направился к крыльцу здания. Рядом со входом высился щит с нарисованным остроносым профилем на фоне трехмачтового парусника и слово «Welcome». Светодиодная лента вилась вдоль фасада, складываясь в вывеску «Отель «Капитан Кук»».

Войдя, Чеботарёв положил паспорт на стойку. Девушка-администратор была занята – она быстро щелкала по клавиатуре и не сразу подняла голову. Некоторое время он разглядывал неровный пробор, рассекающий уложенные гладкие пряди темных волос, и гадал, окажется ли девушка привлекательной или нет. Наконец, дежурная подняла голову.

– Доброе утро! – она приветливо улыбнулась. – У вас бронь?

Миловидное лицо, открытый взгляд, небольшой рот с тонкими губами – девушка оказалась просто милой. Привлекательность, подумал Чеботарёв, шаря в дорожной сумке в поисках сертификата, это что‐то другое, вероятно, обещание приключения.

«Мне вот приключений уже точно хватит! Предостаточно! – продолжал он свои размышления. – Хватит, тем более с миловидной, но не привлекательной».

Тут же его кольнуло воспоминание об Анне. Почему бы ей не позвонить? Нет-нет, теперь надо меньше звонить, то есть вообще никому.

Он вытащил «Сертификат на проживание» и положил на стойку. Пока девушка погружалась в изучение цветной картонки на сумму в десять тысяч рублей, Чеботарёв окинул взглядом комнату, служившую вестибюлем гостинцы.

Прямо перед ним за спиной администратора висел морской барометр в тяжелом деревянном футляре с латунным ободком. Прибор был очевидным «новоделом» и стилизацией – неправдоподобно ярко блестел циферблат. На нем красовались имперский двуглавый орел и название – «Погодникъ» с твёрдым знаком на конце. Рядом мелким шрифтом: «Российское метеообщество» и «Годен пожизненно». Стены были окрашены в глубокий зеленый цвет и увешаны репродукциями морских баталий. Над барометром, занимая полстены, висела копия «Чесменского сражения».

«Слава богу, хоть «Девятого вала» нет», – подумал Чеботарёв и поинтересовался у склоненной девичьей головы: – Что‐то не так?

Девушка оторвалась от чтения и снова улыбнулась:

– Вы сотрудник «Трастинвеста»? – и, когда он энергично кивнул, продолжила: – Тогда все в порядке, господин Чеботарёв! Чуть вы меня не запутали! Ужас! – доверительно продолжила она, округлив глаза. – Тут у нас мероприятие проходит. Я думала, вы на него приехали, а в списках вас нет! Понимаете? Ну, я и растерялась.

– Ничего страшного, – ободрил её Чеботарёв, – бывает!

– Я почему медленно? Обычно я быстро! А тут вас в списках нет, – продолжала она объяснять, – а главный по мероприятию строгий! Я и растерялась.

– Все в порядке, – он начал уставать от её болтовни, – не волнуйтесь, я свой!

– Тут вчера женщина одна, городская, ему что‐то наговорила, он просто зеленый стал! Будто его только вырвало! У меня сосед такой же был, когда у него ротавирус нашли. Представляете!? Ужас! А если бы он агрессировать стал?

– У меня и командировочное удостоверение есть, если что, – он полез во внутренний карман, – я свой!

– Я-то здесь при чём?! – всплеснула она руками и вдруг неожиданно закончила казенным голосом: – Гостиница корпоративная, и мы просто так не селим.

– Я свой! – повторил он, теряя терпение.

– Добро пожаловать в «Капитан Кук»! – заученно выпалила администратор, кося глазом на проходившую мимо дородную женщину с папкой под мышкой, и торжественно вручила ему ключ с тяжёлой металлической бляхой. На бляхе было выбито «Каюта № 6» и уже знакомый острый профиль. Вероятно, это все же капитан Кук, решил Чеботарёв. Он повертел в руках тяжелый кусок металла, разглядывая бляху, и спросил:

– Точно каюта? Не палата?

Девушка прыснула, опасливо оглянулась и сообщила:

– Каюта. Не волнуйтесь. Это на дебаркадере.

Она указала ему за спину. Чеботарёв оглянулся. За окном там, где должно быть озеро, висела густая белая завеса тумана, и далеко в ней, то проявляясь, то исчезая, возникало неразборчивое темное пятно.

– Давайте поселим меня на берегу, – он наклонился к девушке и значительно пояснил: – Понимаете, меня разыскивает полиция. Будет неловко заставлять их искать меня вплавь.

Девушка внимательно посмотрела на него, потом глаза её заискрились смехом:

– Мы им выдадим плавки и купальные полотенца, – и уже серьезно добавила: – Понимаете, ваш сертификат рассчитан на дебаркадер. Номера на берегу другого класса и того… дороже.

Чеботарёв огорченно вздохнул:

– Я плавать не умею. Не доберусь.

– Вас отвезут, – успокоила его девушка и, мгновенно покраснев, добавила: – Если хотите, я научу вас плавать.

Чеботарёв протянул ей руку и представился:

– Чеботарёв. Было бы прикольно!

– Настя, – она пожала ему руку, – рада знакомству.

– Давайте обменяемся телефонами, Настя, – предложил Чеботарёв.

Настя черкнула несколько цифр на желтом листке post-it и положила на стойку:

– Здесь нет связи, – и пояснила: – Все вышки далеко, сигнал не достает. Мы с дебаркадером общаемся через оптоволокно. Это мой внутренний номер. Звоните… когда появится желание. И тут же неожиданно громко крикнула в открытую дверь подсобки:

– Николай Семеныч!

Вылезший из подсобки дядька лет под семьдесят был хмур, загорелое лицо его покрывала седая щетина, а сам он коренаст и жилист. Это был местный Харон – перевозил гостей на дебаркадер. Озеро, конечно, не Стикс, да и, слава Богу, не Коцит, подумал Чеботарёв, но вид у старика устрашающий. Лодочник мрачно окинул Чеботарёва взглядом, молча кивнул, приглашая за собой, и вышел. Чеботарёв направился было за ним, но Настя его окликнула:

– Может, вы хотите позвонить кому? – она поставила на стойку красный пластмассовый дисковый телефон. – Мол, добрался, жив-здоров. У нас проводная связь‐то есть.

Чеботарёв задумался, потом отрицательно помотал головой.

– Нет, давайте лучше вы меня будете учить плавать, Настя.

Лицо девушки залил румянец, она кивнула и спрятала телефон. Потом совсем откровенно взглянула на Чеботарёва, отчего тот растерялся и поспешил уйти.

Тяжелая, выкрашенная в голубой цвет шлюпка, в которую шагнул Чеботарёв, дернулась из стороны в сторону и какое‐то время нервно приплясывала на воде, пока он примащивался на влажную скамью. Старик оттолкнул лодку от причала и тут же легко вскочил сам.

– Что, хорошо ли там, на воде? – вежливо поинтересовался Чеботарёв, кивнув в сторону угадываемого в тумане дебаркадера.

– А как же! Непременно хорошо! – помолчав, прогудел лодочник. – Отчего ж не хорошо?

Голос у него был низкий, глухой. «Правильный голос для его занятия, – подумал Чеботарёв, – отбивает желание разговаривать».

– Конечно, хорошо, – продолжил старик, – раньше был санаторий. Ну… навроде санатория. Умно придумали! Забора не надо, опять же охрана тоже без надобности. Да и сделали добротно. Конечно, хорошо! На нем партийцы всякие… больших чинов партийцы отдыхали. Культурно так! Все больше чтением занимались и ещё пели. С утра, значит, читают, а вечером – поют. Под рюмочку-другую как не спеть? Некоторые очень хорошо пели. На два голоса. Вечером сидишь посреди озера в лодке, а их далеко слышно – звук над водой стелется чистый, ясный. Заслушаешься! Я тогда совсем мальцом был. На зорьке им рыбы привезешь, а они уже по креслам сидят и читают. Мне книжки тоже давали.

– И что, читали? – с трудом справляясь с зевотой, спросил Чеботарёв.

– А как же?! Что я, неграмотный какой? Конечно, читал. Брюсов там, Мандельштам… Были и заумные книжки… Как они страну просрали? – неожиданно сменил тему старик. – До сих пор удивляюсь! Говорят, умники всякие понаехали и давай им советы давать! А те слов таких и не слыхивали! Видно, оттого всё и попутали! Как не попутать, коли ты другие книжки читал, совсем другие? Вот и просрали всё! В общем, живи своим умом! Советов, которые не понимаешь, не слушай! Не понимаешь – не делай! Я вот в интернете узнал, Хусейн‐то, которого повесили, говорят, в последнее время романы писал, а не страной правил. Зря! Не своим делом не занимайся! Записался в диктаторы? Не лезь в писатели! То‐то американцы его голыми руками взяли! Нет, коли ты правитель, то не балуйся фантазиями. Вот и эти тоже, взялись новые слова учить, а сами понять ничего не могут. Потому как чужое всё, с чужого ума! Вот и просрали страну! Жалко! А ведь хорошо пели, песни тоже были хорошие…

Чеботарёв сквозь дрему и усталость слушал негромкое бормотание возницы.

– Дебаркадер жалко, – продолжал старик, – гнил в камышах года два… Затонул по самую палубу. Потом, известное дело, починили…

Чеботарёв вяло встрепенулся.

– Так эта посудина тонула?

– А как же, – оживился лодочник, – тонула. Кто ж тут не тонет? Тут знаешь какие шторма бывают? Всякий утонуть может. Стихия! Кто по ней плавает, а кто и в ней. Это ж диалектика!

– Послушайте, – забеспокоился Чеботарёв, – а он того, снова не потонет?

– Да ты не боись, – ухмыльнулся старик, – что судьбой предназначено, то и будет. Не боись!

Мерное поскрипывание уключин, шелест воды за бортом, обволакивающий туман со всех сторон – всё это успокаивало, убаюкивало. Чеботарёв глядел на воду, на исчезающие в белесой мгле волны, поднимаемые лодкой, и старался не заснуть.

Вскоре в разрывах тумана стал проглядывать дебаркадер.

Понтон, на котором покоилось деревянное строение, был скрыт сизой, бестелесной пеленой, и оттого казалось, что дебаркадер парит над водой. Цвет построек только усиливал впечатление воздушности и легкости. Нижняя и верхняя палубы, а на дебаркадере оказалось их всего две, были окаймлены рядами узких белых колон, между которыми тянулся частокол изящных балясин, выкрашенных в такой же белый цвет. Сами постройки, обитые толстой вагонкой, имели цвет лазоревый. Оттеняли небесную голубизну белоснежные наличники небольших окон кают.