Текст книги "Узнать, хранить, не умереть"

– Ты чего?

– Стремно как‐то, – поежился Иван.

– Идем, идем! – поторопил его старший. – Служба, брат.

Младший вдруг стал вглядываться в темноту. Его лицо испуганно вытянулось. Напарник резко повернулся в сторону раздавшегося звука шагов. По дорожке из глубины разросшихся кустов сирени и жасмина прямо к ним быстро приближалась фигура полуголого человека. Темнота скрадывала детали фигуры, и охранникам показалось, что они видят лишь быстро мелькающие обрубки голых ног. Иван в испуге отступил ближе к двери, а старший непроизвольно сжал кулаки и засопел тяжело, словно тянул грузовой состав. Через несколько мгновений фигура оказалась в кругу света совсем рядом с ними. Это была женщина в черном закрытом купальнике. Когда она подошла совсем близко, старший охранник с облегчением произнес:

– Анна Евгеньевна, случилось что?

Аня подошла к ним. Глаза её были круглые от испуга, губы тряслись.

– В моем доме убийца! – выпалила она. Голос её прерывался от страха.

Глава VI

Ромашин поднимался по темной лестнице. Лифт опять не работал. Временами, когда он оказывался на очередной лестничной площадке, вспыхивал свет – это срабатывал автомат «бережливого освещения». Не успевал он миновать площадку, как свет поспешно гас. Наконец он добрался до своего этажа, вошел в квартиру и, стараясь не шуметь, прошел на кухню. На столе ждал остывший ужин. Он без интереса ковырял вилкой котлету, когда вошла жена. Ромашин задумчиво посмотрел на неё.

– Только давай не будем о работе, – попросила жена.

– Давай, – вяло согласился Ромашин, – пацаны когда приедут?

– Мама говорит, пусть сидят на даче. Зачем ехать в загазованный город?

– Дай бог маме здоровья на долгие годы! – вздохнул Ромашин.

– Ты по ним совсем не скучаешь?

– Скучаю. Зверски скучаю, но меня на них сейчас просто не хватит.

– Тебя так занимает этот отравленный?

– Заметь, не я начал разговор о работе! – он отодвинул тарелку. – Начнем с того, что у меня новый начальник. Этот новый начальник взял дело под личный контроль.

– Ага, я слышала, – жена убрала грязную посуду со стола и присела напротив, – мать-одиночка, двое детей… Из прокурорских, около пятидесяти, с большими связями, но с психологической деформацией – не терпит мужиков. Берегись, советник!

– Да ладно… чего мне бояться? Я исполнитель. Сказали – сделал, не сказали – не сделал.

– Ты всё ж чай с ней не пей. Мало ли…

Ромашин уже не слушал, погрузившись в свои размышления. Потом он встрепенулся.

– Представь, объявился ещё один наследник покойного. Сын от предыдущего брака. Судя по тому, что я заметил, они с вдовой в контрах.

– Слушай, – оживилась жена, – а сынок не мог отца укокошить? Типа месть за мать или, я не знаю… Эдипов комплекс?

– Не думаю, – Ромашин снова стал исследовать котлету, – развелись давно, лет двадцать назад. Так себе мотив.

– Тогда жена! Она всё время была там. Легко могла плеснуть отраву в перчатки.

– Да… я об этом уже думал. Она, правда, говорит, что все время была не одна – с домработницей, и никуда не отлучалась из гостиной. Завтра опрошу домработницу. Наследство, как ни банально, – самый очевидный мотив. Если так, то под подозрением жена и сынок.

– Если они начали цапаться, как ты говоришь, то жди нового отравления. Либо сын мачеху, либо мачеха сына.

– Было бы хорошо узнать, что за токсин, и покопать в ту сторону, – грустно заметил Ромашин, отодвигая тарелку. Он так и не осилил котлету.

– Потерпи три дня, – собирая посуду со стола, ответила жена, – пойдём спать. Выключи телефон, прошу тебя.

– Никто мне среди ночи звонить не будет.

Ему позвонили в половине третьего. В трубке звучал взволнованный, с истерическими интонациями женский голос:

– Товарищ следователь? У меня в доме убийца! Приезжайте скорее!

Совершенно зачумленный и не понимающий, где находится, Ромашин сел в постели.

– Вы кто? – наконец сформулировал он вопрос.

– Я? – опешила от неожиданности женщина. – Анна… вы что, спите? Приезжайте скорее! Его поймали!

Ромашин приехал в полицейский участок спустя сорок минут и к этому времени почти проснулся. Уже подъезжая, он обругал себя, что поддался этому истеричному голосу. Нужно было сперва позвонить в участок, выяснить, что произошло и есть ли стопудовая причина ехать среди ночи через весь город. Ну ладно, приехал и приехал! Может, у них кофе есть!

В дежурке старлей как раз заливал кипятком растворимый кофе. Увидев Ромашина, он от удивления чуть не пролил кипяток себе на брюки.

– Майор Ромашин, – майор показал удостоверение и попросил: – И мне кофе, пожалуйста. Провожу предварительное дознание по трупу в посёлке «Озерный». В курсе? Мне звонила жена, в смысле, вдова Шлыкова… В общем, кто‐то забрался к ней в дом…

– Теперь понял! – облегченно заулыбался старлей. – А то я прямо был обескуражен, когда вы это… да, точно! Сейчас вот, ага! В два пятнадцать поступил звонок с КПП посёлка, в два сорок четыре группа были на месте. При осмотре дома номер один две семерки по улице Сосновой на втором этаже обнаружен мужчина без сознания. Вызов поступил от гражданки… да… Шлыковой, которая и обнаружила злоумышленника в бессознательном состоянии. Задержанный доставлен в участок.

– А это что? – Ромашин показал на предметы, лежащие на отдельном столе: респиратор, резиновые перчатки и флакон темного стекла.

– Вещдоки, которые были при задержанном, – обстоятельно, как экскурсовод, объяснил старлей, – респиратор Аура, производства фирмы 3М, может быть использован при работе с химическими веществами. Перчатки резиновые технические одна пара и емкость стеклянная объемом 250 миллилитров. Содержимое – предположительно карбофос.

– Почему думаете, что карбофос? – спросил Ромашин.

– Да точно он! – заверил старлей. – Тёща на даче клопов травила. Запах два дня стоял. Такое разве забудешь? Я сейчас, если этот запах слышу, сразу теща перед глазами. И наоборот.

– Кто задержанный, выяснили? Пришёл в себя? Что говорит?

– Задержанный – Шлыков… Прикольно! Они однофамильцы, что ли? Ярослав Владленович, двадцати девяти лет. Оклемался уже в патрульной машине, – дежурный взял лист бумаги, исписанный неровным почерком, и зачитал: – «По поводу обнаружения его в доме гражданки Шлыковой пояснил, что шел домой, а дальше ничего не помнит. По поводу найденного при нем пояснил, что знать ничего не знает, не его вот это всё. Хотя обнаружен был в респираторе, а на руках перчатки».

– Понятно, а где заявительница?

– Да тут она, тоже пишет, – старлей показал на соседнюю дверь.

Ромашин кивнул и вышел на улицу. В дежурке стоял плотный устоявшийся запах несвежего белья, старой мебели и чего‐то ещё, напомнившего следователю его службу в армии. Он с облегчением вдохнул чуть влажный воздух, напоенный запахами трав и листвы. Хорошее слово «напоенный», улыбнулся про себя Ромашин. Открылась дверь, вышла Анна и, увидев Ромашина, обрадовалась.

– Здравствуйте! – она тут же смутилась. – Вы уж извините, что разбудила! Можно было, конечно, утром позвонить, но я так запаниковала, что… в общем, простите, пожалуйста!

– Здрасте-здрасте, – скороговоркой ответил следователь, – скажите, Анна, как все было? Как вы его обнаружили?

– Да ужас! – Аня передернула плечами. – Я вечером на пляже была. Задремала на солнышке. Проснулась от звука дрона. Соседские мальчишки запускают, подглядывают. Юные вуайеристы! Уже вечер, прохладно. Ну, я пошла в дом. Поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Сумерки, в доме темно. Вижу, кто‐то лежит прямо возле моей комнаты. В маске, в перчатках. Я запаниковала! Стала всем звонить, за охраной побежала… ну вот! Здесь только узнала, что это Ярослав… Ну, вы его видели! Как он?

– Я его не видел… Дежурный говорит, гость ваш ничего не помнит. Зачем он вообще к вам пришел? Ночью‐то?

– Думаю, ночевать пришел. Он ещё днем сказал. Мол, дом отцовский и всё такое… Не пойму только, зачем тогда маска и перчатки?

Ромашин пожал плечами и пошел к машине.

Домой он вернулся под утро. Прошел на кухню, поставил варить кофе. Сзади послышались шаги, и жена обняла его теплыми руками.

– Разбудил? Я вроде тихо, – он потерся щекой о её руку.

– Запах кофе громче всякого будильника…

– Погоди, а то убежит, – он убавил огонь под туркой, – сын покойного с флаконом карбофоса явился в дом к вдове.

– Опять фосфорорганика. Послабее, но отравить можно.

– Правильно, – разливая кофе и рассуждая вслух, продолжил Ромашин, – и там, и там фосфорорганика. Сначала папеньку, потом вдову. Наследство и всё такое. Мотив железобетонный. Способ убийства один и тот же. Вроде складывается против сына. Но его не было на вечеринке!

– Ну? Может, он всё же был? Знаешь, на фуршетах много случайной публики. Никто друг друга не знает. Пришел, затерялся в толпе. Потом улучил момент и…

– Допустим, что на вечеринке он всё продумал, он молодец, – согласился Ромашин и разлил кофе по чашкам, – но в этот‐то раз он повел себя как лох! Приходит, как тать в ночи, крадется и в самый нужный момент бац! Теряет сознание! Прямо на пороге спальни жертвы.

– Может, он не сам, может, его по голове огрели чем‐нибудь. Типа вдовий ангел-хранитель…

– Следов от удара нет. Припадочный он, что ли? – Ромашин устало привалился к спинке дивана.

– Можно проверить по медицинской карте. Слушай, а может, сына подставляют? – она остановилась перед мужем. – Кто ещё знает про отравление?

– Кроме убийцы? Мы с тобой.

Глава VII

Анна беспокойно проспала до полудня. Она вернулась из полицейского участка, когда уже рассвело, повалилась на широкий диван прямо внизу, в гостиной, и моментально уснула.

Ей снилась вечеринка. Владлен окатывал гостей брызгами шампанского и заливисто смеялся. Ему доставляло удовольствие, зажав пальцем бьющую из горлышка тугую струю, носиться среди гостей с фонтанирующей бутылкой. На брызгах светилась радуга, и капли игристого щипали губы. Гости радостно разбегались, уворачивались от пенных струй и прыгали, спасаясь, в озеро. Аня сперва видела это глазами мужниной матери – Нины Петровны, с которой она, Аня, никогда не встречалась, потому что старушка три года как умерла. Аня во сне слегка удивилась этой странной метаморфозе, но продолжала грозить «сыну» пальцем, что‐то ругательно кричала, типа «не позорь отца!», а потом сама бросилась вслед за гостями в озеро. А когда она вынырнула, все вокруг закричали: «Аня, Аня» – и она поняла, что опять стала сама собой. Аня весело выбежала на берег и обнаружила, что совсем голая. И кричали «Аня!» вовсе не ей, а какой‐то старушке. Никто из толпы, в которую она вбежала, не обращал внимания на её наготу, и она пришла к выводу, что её либо не видят, либо уже все привыкли, что она всегда голая. Тут загрохотал салют, и разноцветные ракеты взвились в ночное небо, вспыхнув наверху, они осыпались вниз мелким-мелким, как бусинки, стеклом. Стекло медленно, словно снег, падало на землю, со звоном ударяясь о песок, подпрыгивало, будто резиновые мячики, высоко взмывало вверх и снова со стеклянным дребезжанием падало на берег.

Анна проснулась от назойливого дребезжания стекла – кто‐то стучал в дверь. Она села и увидела на пороге улыбчивого, поджарого и розовощекого толстячка, который требовательно стучал по стеклу. Аня поднялась с дивана и впустила гостя.

– Заикин Юрий Дмитриевич, – представился толстячок, – сослуживец вашего покойного мужа.

Аня пригласила его войти и проводила в зимний сад, где помимо рояля стояли ротанговые кресла и круглый стол, тоже ротанговый и со стеклянной столешницей.

– Примите мои глубочайшие соболезнования, уважаемая Анна Евгеньевна, – проникновенно начал Заикин, – поверьте, весь наш коллектив скорбит о потере. Мы чрезвычайно глубоко сочувствуем вашему безмерному горю, Анна Евгеньевна, и хотим оказать всестороннюю помощь в скорбных, но, увы, необходимых мероприятиях.

– Вы о похоронах? – уточнила Аня. После тяжелого пробуждения она соображала не очень хорошо, но уловила, что этот вертлявый толстячок очень хочет расположить к себе.

– Именно, именно, Анна Евгеньевна! В своем горе вы не сможете, да вам и не нужно, вникать в детали процесса. Для вас наиболее существенной, главной составляющей прощания или, скажем так, последнего «прости», должны быть достойная церемония и благородная скорбь. И всё это в кругу близких и друзей. Типа, горе наше безмерно, а память о тебе, дорогой Владлен, бесконечна. Организация, разумеется, берет все расходы на себя!

Будь Аня постарше, например, лет на сто, она могла бы ужаснуться – боже мой, какая пошлость, какой убогий язык! Но она смотрела и думала, что этому уроду реально от неё надо? Конечно, будет проще, если её избавят от тягомотины отношений с похоронной конторой, но не это главное. Зачем этот мужик здесь?

– Анна Евгеньевна, – продолжал с приличествующим обстоятельствам сочувствием Заикин, – мне, как близкому товарищу Владлена, важно знать, как он провел последние часы. Какие строил планы на будущее, о чем мечтал? В память о друге я хочу продолжить начатое им, воплотить, так сказать, его замыслы в блистательную реальность!

Он замолчал, выжидающе и с улыбкой глядя на неё. Аня тоже молчала. Так они просидели, рассматривая друг друга, минуты полторы. Первым не выдержал Заикин:

– Говорят, смерть настигла Владлена в машине. Куда он мог направляться в такое время? У нас были с ним планы на следующий день… важный проект. Неужели сердечко подвело?

– Да-да, – закивала Аня, подстраиваясь к роли безутешной и бестолковой вдовы, – я понимаю, проект, важный… не знаю! Торопился, нервничал… Сказал, дело срочное! От чего он умер, почему он умер – никто мне ничего не сказал! Ах, боже мой! Ну почему? Он умер, а я осталась жива!? Скажите, почему?

Аня пододвинула к себе коробку с салфетками, выдернула одну и приложила к сухим глазам. Заикин подсел поближе и по-отечески взял её за руку.

– Анечка, можно я буду вас так называть? – он заглянул ей в глаза. – Вы станете продолжателем его дела, Анечка. Это непросто, вас будут окружать разные люди, но вы всегда можете рассчитывать на мою дружескую поддержку! Любой совет, любая помощь! Я всегда рядом, стоит только…

– Кто это? – неожиданно раздался голос. В дверях стоял Ярослав и подозрительно глядел на Заикина. – Тоже хочет моего наследства? – продолжил он, подходя ближе.

– Вы, – приосанился, поднявшись с кресла, Заикин, – вы, извините, кто?

– Я-то известно кто! – продолжал наступать на него Ярослав. – Я сын и прямой наследник. Ярослав Владленович Шлыков.

– Ах вот в чём дело! – заулыбался Заикин. – Примите мои соболезнования… От меня лично, как от сослуживца вашего отца, и в целом от всего коллектива организации. Юрий Дмитриевич Заикин.

– А нечка, – обратился он к вдове, подавая свою визитную карточку, – я всё устрою, не волнуйтесь. Буду держать вас, так сказать, в курсе дела. Звоните в любое время дня и ночи. Всего наилучшего!

Последнее относилось не только к Анне, но и к Ярославу. Тот проводил гостя до двери недобрым взглядом.

– Как тебе спалось на нарах? – Аня с улыбкой смотрела на помятого Ярослава. Рубашка на нём была неряшливо заправлена в мятые брюки, борода и волосы на голове всклокочены, лицо из щекастого превратилось в одутловатое. Он угрюмо посмотрел на неё, подошел к барной стойке, налил в стакан виски, выпил.

– Ты зачем ночью приперся в мой дом, припадочный? – зло веселясь, спросила Аня.

– Дом, между прочим, и мой тоже! – Ярослав стукнул кулаком по стойке.

– Без решения суда он только мой, и я тебя в любой момент вышвырну и сдам в полицию за вторжение в частную собственность!

Ярослав отвел взгляд и снова налил. Аня терпеливо ждала, что он ещё скажет.

– Можно я хотя бы душ приму? – тихим голосом спросил Ярослав.

– Валяй, – она кивнула, – полотенце на полке возле кабины.

Ярослав выпил и пошёл к лестнице.

– Тебя совсем отпустили или только в душе помыться? – спросила Аня.

Он остановился, сел на ступеньки.

– Под подписку о невыезде. Подозрение на покушение. Я другу позвонил, он юрфак закончил, говорит, улики против тебя косвенные, типа, всё рассосётся. А то, что отца отравили, – я, короче, не при делах.

– Погоди-ка, – Аня подошла к нему, – как отравили?

– Да, – Ярослав широко зевнул, – он позвонил дружбану в отдел, и тот слил инфу. Экспертизы там, спектральные чего‐то… В общем, боевое отравляющее вещество. Слушай, можно я тут на диване посплю?

Ярослав потащился к дивану, по дороге скинул туфли и повалился на мягкие подушки. Аня быстро прошла за ним, тряхнула за плечо и рывком подняла с дивана.

– Не спи! Как отравили? В стакан подсыпали или он надышался чего‐то?

Ярослав сел и с трудом открыл глаза.

– Аня, я совсем мёртвый… не знаю… какой‐то «новичок».

Она отпустила Ярослава, тот ткнулся лицом в диван и засопел. Аня подошла к барной стойке, к тому месту, где стояла в тот вечер. Отсюда до двери, в которую вышел Владлен, метров десять-двенадцать. Запах она не почувствовала, да его могло и не быть. С ней самой тоже всё хорошо. Значит, это не аэрозоль…

Глава VIII

На самой оконечности Петровской косы, там, откуда открывается вид на Финский залив, расположена небольшая гавань, отгороженная от Петровского фарватера каменистой насыпью. Небольшая яхта со звучным названием “Eminentia” – совершенство – покачивалась возле одного из причалов. В каюте яхты на кожаных подушках дивана в ленивой полудреме раскинулся Заикин. Рядом с иллюминатором плескалась волна, снаружи доносились крики чаек, внутри ровно гудел вентилятор.

До встречи с Лианой было ещё около часа, и Заикин обдумывал произошедшее.

Владлен своей нелепой смертью нанес ему сразу два, как говорят американцы, обезглавливающих удара. Во-первых, встреча с ним в тот вечер не состоялась, и Заикин зря прождал полночи в условленном месте. Перед этим среди бела дня Владлен позвонил по защищенной линии и попросил о срочной встрече. В тот злосчастный вечер именно по этой причине так спешил Владлен. Заикин, отправляясь к нему на свидание, был уверен, что Владлен, наконец, принял его условия. Кроме того, Заикин рассчитывал, что Владлен прояснит, наконец, что на самом деле хранится в сейфах Фонда. Наличность, драгметаллы, ОФЗ, акции монополистов – что? Заикин не верил в современные «копи царя Соломона», но необходимо было в этом убедиться. Не получилось! Со смертью Хранителя Заикин оказался на исходном нулевом уровне выполнения задачи – получить контроль над Фондом.

Во-вторых, на сегодняшнем заседании его «развели» как малолетку, введя в состав эту девчонку, жену Владлена. Этим троица Снегирёв – Уваров – Бурдт лишила его малейшей возможности подобраться к капиталам Фонда. Это был своего рода «контрольный выстрел» в него, крах или почти крах на пути к его цели. В общем, заседание Бюро оказалось для него полным фиаско.

В группе финансистов и банкиров, которая отрядила Заикина на выполнение задачи по приручению Фонда, Уваров считался опасным и умным противником. В планы группы не входило его физическое устранение, хотя и раздавались голоса в пользу такого примитивного решения. Слава богу, нашлись трезвые умы, которые посчитали, что для нейтрализации Уварова достаточно лишить его денежного ресурса. Без него он перестанет путаться под ногами. А он действительно путался. Его усилия примкнуть к «патриотической» группе в президентской администрации были настолько энергичны, что его там заметили. Сам по себе Фонд Снегирёва – Уварова не представлял угрозы, но влившись в группу чиновников Фонд мог этих самых чиновников значительно усилить. Если то, что говорил Владлен об огромных наличных деньгах, правда, то у группы в президентской администрации мог появится сильнейший козырь в борьбе с финансистами – возможность проведения неформальных действий с использованием нелегальных и потому неподконтрольных банкирам ресурсов.

Задача, которую поставили перед Заикиным, заключалась в блокировании Фонда и нейтрализации Уварова.

Заикин не вникал в причины раздора между этими двумя группами – его заказчиками и группой в президентской администрации. Ему важно было выполнить задание и получить за это деньги. Он ясно понимал свой «шесток» и не лез наверх к «жирным котам», довольствуясь простым объяснением, что причина борьбы разных кланов всегда кроется в деньгах или в доступе к деньгам. Это укладывалось в его понимание мироздания и всеобщей гармонии.

На самом деле причина яростной закулисной борьбы была сложнее – борьба за власть.

Сокрушительное и победоносное окончание «холодной» войны вызвало в стране проигравшего социализма послевоенную эйфорию надежд. Люди поверили, что теперь все будет по-новому, что можно начать жизнь с «чистого листа», что диктатура КПСС разрушена и наступило время всеобщей радости. Нет больше лжи и пропаганды, «все флаги в гости к нам!», прекрасный мир от Лиссабона до Владивостока, «мир – дружба – жвачка»! Казалось естественным, что строительством прекрасного здания открытой для всех России занялись люди харизматичные, весёлые и удалые – полная противоположность чопорным, мертвым лицам с портретов на первомайской демонстрации. Потом, спустя тридцать лет, им придумали название «либералы», «либерда» и «либерасты». Их эти обзывалки нисколько не трогали, потому что были они крепки в своей вере, пассионарии и стремились к единственной цели – сделать Россию частью Цивилизации. На этом пути, как они считали, имелось серьезное препятствие – проблема «совка». Иначе говоря, люди с советской ментальностью, нутряной тягой к справедливости, странной болезненной «любви к родному пепелищу и отеческим гробам», многонациональность и прочий «дым Отечества», – в общем, много такого, что исправлять долго, и нет уверенности, что получится. Эдакое болото, из-за которого Цивилизация могла и не взлететь с этих равнин и гор. Чтобы вытащить Россию из дремучести и трясины, они применили проверенный способ – контроль денег, которые зарабатывала страна. Просто и надёжно. Кто контролирует финансы, тот контролирует всё. Самый лучший способ контроля – внешний, лучше назвать его международным. Чем он хорош? Он лишён местной национальной окраски, а значит, предсказуем и понятен. Ни рефлексий, ни сомнений, ни самостоятельности, ни проклятых вопросов «что делать?» и «кто виноват?». Особенно последнее мешало. Цивилизация уже нашла ответы на все ваши вопросы, господа! Вы просто присоединяйтесь! Вам же лучше! Поэтому люди, нанявшие Заикина, этакие прогрессоры, как в книгах Стругацких, только сидящие не в космолетах, а в банках и финансовых институтах, устраняли всех, кто не присоединялся и стоял на пути к Цивилизации. Вот и с Уваровым они действовали решительно и радикально, чтобы не было ни единого шанса на сближение этого, как они его воспринимали, атавизма советской эпохи с чиновниками из администрации президента.

В противоположность банкирам эта небольшая, но набирающая силу группа в недрах президентской администрации считала, что Россия находится в процессе колонизации. Процесс оказался стремительным, и Россия находилась на грани необратимых изменений. Они были убеждены, что распад СССР был лишь началом разрушения великого государства, превращения его в беспомощное и послушное недогосударство, которому уготована судьба колонии, где Метрополией являлся «град, сияющий на холме». Не важно, на Капитолийском холме или в Вестминстере. Кроме того, их самих не устраивала роль колониальных чиновников. Это унизительно и лишало их власти. Но было ли главным в противостоянии? Неизвестно. Так или иначе группа привлекла к себе как «патриотов-государственников», так и честолюбцев, ищущих славы и денег, которые они готовы были добыть на современном поле битвы. «Чиновники» с помощью интриг и манипуляций – приемах, известных тем, кто ориентируется в коридорах власти, – шаг за шагом избавлялись от контроля, исходившего от международных финансистов и их институтов. Ими уже была одержана первая победа – изгнание чужеземцев, «мягкой силы», вроде фонда Сороса и USAID. Однако после этой победы противостояние мгновенно приобрело характер гражданской войны и стало во сто крат ожесточеннее. Друг против друга встали вчерашние однокашники, коллеги, иногда друзья, ставшие в одночасье врагами. Стояли каждый на своем крае широкого поля, каждый под своим стягом. На одном полотнище сверкал светлый лик Цивилизации, на другом – лик Сергия Радонежского. Правда, некоторые, кто стоял под этим знаменем, не помнили, зачем и что это за стяг, но верили, что «правда не в силе, а правда в Боге». У каждой из сторон была вера в свою правоту, была пассионарность, а значит, война только до победы, где компромисс – не вариант, и пленных не брать.

Если бы Заикину кто‐нибудь принялся разъяснять хитросплетения этой войны, то есть куда он попал и ради чего крутится как уж на сковороде, он бы, вероятно, выслушал весь этот бред, эту заумь, отвел бы взгляд в сторону, хитря и прикидываясь дураком, включил бы на всю катушку Шнуровскую «О мани-мани на кармане…» и, не говоря худого слова, закинулся бы «соточкой». Что тоже вариант для русского человека.

К счастью, никто Заикину ничего не объяснял, и он в своем неведении дремал на диване под вентилятором, размышляя, чем в его ситуации может быть полезна Лиана.

Со смертью Владлена все подходы к Фонду были обрублены. Попытка сблизиться с вдовой Владлена не внушала ему оптимизма. Однако оставалась одна зацепка – Лиана. Заикин при этой мысли улыбнулся. Уваров неожиданно сделал ему подарок – попросил свести его с Лианой. Этот человек просто так ничего не делает, думал Заикин. Любое действие – продолжение мысли. Значит, узнав, что затеял Уваров, можно понять его планы.

Снаружи послышались шаги – кто‐то шел по гулкому деревянному настилу причала, потом ступил на палубу, и вот на трапе, ведущем в каюту, появились женские ноги в кроссовках, а затем и сама Лиана целиком – в шортах и розовой парусной куртке.

– Прекрасное видение! – воскликнул Заикин, поднимаясь с подушек.

Лиана спустилась с трапа, подозрительно оглядела каюту и осторожно присела прямо на ступеньки.

– Ты всё в шпионов играешь? Трудно было в офисе встретиться? – сварливо заметила она и закурила.

– Душа моя, Лиана! – заулыбался Юрий Дмитриевич. – Осторожность в нашем деле – продолжение мудрости! Как прошла встреча со стариком?

– Если не считать болтовни о Малевиче, то всё норм. Он, кстати, конкретный мужик. Без ужимок и идиотских комплиментов.

– Я не об этом, – улыбнулся Заикин, стараясь скрыть нетерпение, – чего он хочет?

Лиана затянулась и выпустила долгую струю дыма. Было очевидно, что этот самовлюбленный толстячок хочет сунуть свой нос в её дела. Ну что ж, того, кто подставляет свой длинный нос, можно за этот нос и поводить.

– Хочет? – переспросила она. – Кто сказал, что он хочет?

– Он ведь зачем‐то с тобой встретился, – улыбнулся Юрий Дмитриевич.

– Поболтали немного об искусстве.

– Лианочка, душа моя, я знаю, что старик интересуется твоими людьми. Зачем?

– Ах да! Вспомнила! Действительно, хвалил. Сказал, что под большим впечатлением.

– Слушай, – Заикин начал терять терпение, – я знаю, ему понадобились твои люди. Что еще?

– Точно! Откуда ты все знаешь? – она ухмыльнулась. – Ещё денег предлагал на общее дело. В отличие от тебя.

Пелена сигаретного дыма не могла скрыть озорной блеск её восточных глаз. Тонкие холеные пальцы, державшие сигарету, немного подрагивали. Это возбуждало Заикина, и одновременно в нем росло желание её ударить. Слов нет, красивая, стерва! Пальцы отчего дрожат? Кокаин? Наглая стала… Нужно вывести её из себя… Вспыльчивая, проговорится.

– В содержанки хочет взять? – он понимающе подмигнул. – Богатый, одинокий. Оплата почасовая или сдельная?

– Нет на свете человека, который меня купит! – она вскочила, с трудом сдерживаясь. – Ты зачем звал? Чтобы оскорблять?

– Лианочка, и в мыслях не было! – Юрий Дмитриевич засуетился, бросился к стоящей на столе бутылке с водой, налил стакан, протянул Лиане. – Я ведь почти обрадовался! Он одинокий, ты тоже разведенная. Почему нет? Это так естественно! Тебе нужны деньги, а у него…

– Замолчи! – Лиана оттолкнула от себя стакан. Тот упал, расплескав воду, на ворсистый ковер.

– Прости, моя драгоценная, прости! Давай успокоимся. Просто поговорим, по-дружески, – хлопотал он вокруг разъяренной молодой женщины.

Лиана неожиданно расхохоталась.

– Ты всё‐таки мерзавец! – сказала она, успокаиваясь. – Ладно, чего ты хочешь? Хочешь знать, что он затевает?

Юрий Дмитриевич перестал суетиться, снова сел на диван и серьезно посмотрел на нее. Лиана вновь опустилась на ступеньку трапа.

– У него в планах устроить шум в Онежске. Нужны мои люди. Вероятно, очень нужны – даже не торговался. Согласился, не раздумывая.

– Любопытно, любопытно, – Юрий Дмитриевич задумчиво разглядывал темное от пролитой воды пятно на полу, – у тебя офшор или криптокошелек? Как ты деньги получишь?

– Я уже получила, – она усмехнулась, – кавалер платит налом.

– Прости, налом? – волнуясь, переспросил он. – Много?

– Прилично. Несколько миллионов. Плюс еврики.

Заикин поднял на неё глаза. Он был потрясен услышанным. Значит, слухи о том, что у Фонда огромные деньги в наличной валюте, – вовсе не слухи! Выходит, Владлен был не просто Хранителем, он был хранителем всей наличности!

– Я слышала, у Фонда проблемы? – Лиана заметила, какое впечатление произвели её слова на Заикина, и решила выведать побольше об этом таинственном Фонде. Вот только непонятно, что именно поразило Заикина – планы Уварова или то, что он платит за это огромные деньги?

Юрий Дмитриевич несколько раз прошелся по тесной каюте – ему не хватало воздуха. Бесцеремонно отодвинув Лиану, он выбрался на палубу, прошел на корму и отдышался.

– Ты откуда знаешь про Фонд? – задал он вопрос высунувшейся из дверей каюты Лиане.

– Человечек в офисе банка есть, инфу для меня качает.

– Что тебе ещё известно? Выкладывай! Давай-давай! Нам теперь вместе держаться надо, – он нетерпеливо помахал рукой, словно подгонял нерасторопного официанта.

– С чего бы это? – Лиана удивленно вскинула брови.

– Господи, ты прямо как вчера родилась! – он с кормы перешел на палубу ближе к Лиане. – Если что, старик никого не щадит. Слыхала, что парень из Фонда умер? Внезапно умер. Так вот, он не первый. Пару лет тому назад он взял и вышвырнул человека из окна. Представил всё как несчастный случай, но все и так знают, что было на самом деле. Прикинь?

– А я тут при чём? – Лиана недоверчиво смотрела на Заикина. Она действительно знала о смерти Владлена, но не могла взять в толк, почему ей что‐то может угрожать.

– При том! – досадливо от её непонимания поморщился Заикин. – Все эти покойники выполняли определенные задания старика. Как только дело заканчивалось, старик от них избавлялся. Так он заметает следы. Понятно? Выполнишь его задание, он и тебя сольет.