Текст книги "Русский Харьков"

Фотограф Ее Императорского Величества

Знаете ли вы, что первый кинофильм в Российской империи снят харьковским фотографом Альфредом Константиновичем Федецким (1857–1902), создавшим немало блистательных фотопортретов известных людей России, в том числе членов императорской фамилии. Мастер являлся владельцем собственного, хорошо оборудованного фотоателье в Харькове, имел высокий статус «фотографа Ея Императорскаго Величества».

В целом харьковская фотография в 1880-х гг. получила европейское признание благодаря работам таких мастеров, как В.Д. Зайцев (фактически первый харьковский мастер фото, выходец из бывших крепостных основателя Харьковского Императорского университета В.Н. Каразина), А.М. Иваницкий, В.С. Досекин, М.И. Овчиников, Ю.К. Бильдт, Н.А. Дурново. В этом ряду достойнейшее место принадлежит А.К. Федецкому.

В новейшее время, а именно в 2008 г., экспозиция работ Федецкого (по преимуществу портретов) прошла в фойе перед Малым залом оперного театра, в рамках III Международного фестиваля короткометражного кино «Харьковская сирень – 2011», гостями которого стали знаменитые французские актеры Жан-Поль Бельмондо, Шарль Жерар, Пьер Ришар и почетный президент фестиваля всемирная красотка с харьковскими корнями Милен Демонжо, из Москвы прибыли режиссеры Алла Сурикова и Владимир Фокин, уроженец Харькова и выпускник ХПИ, а также актер Алексей Петренко, получивший в Харькове теаральное образование, композитор Максим Дунаевский, чей знаменитый отец в свое время работал в Харькове. А неподалеку, на улице Рымарской, на старом здании оперного театра (ныне Харьковская областная филармония), была открыта памятная доска А.К. Федецкому, показывавшему здесь горожанам первое русское кино.

Первое кино Российской Империи

Член жюри кинофестиваля «Харьковская сирень» Владимир Миславский, автор книги «Кинематографическая история Харькова.1896–2010 год. Имена. Фильмы. События», утверждал, что в 1896 г. Федецкий снял первый документально подтвержденный русский фильм и это была первая на территории России съемка, произведенная ее гражданином. До того была только работа француза Камилла Серфа о коронации императора Николая II Александровича и императрицы Александры Феодоровны. Это было последнее в Российской империи священное коронование императора и его супруги. Состоялось оно во вторник 14 (26) мая 1896 г. в Успенском соборе Московского Кремля, на следующий день после Духова дня.

Значимость первого запечатленного Федецким на киноленту события отражена в названии, как тогда говорили, «фильмы»: «Торжественное перенесение чудотворной Озерянской иконы из Куряжского монастыря в Харьков 30 сентября 1896 г.», заснятой возле ателье мастера на улице Екатеринославской (ныне Полтавский шлях) на протяжении полутора минут. Более значительное событие для Харькова в духовном смысле и придумать было невозможно.

В своё время тиражировался кадр киносъемки, выполненной А. Федецким в 1900 г. в Борках (Спасов скит, Змиевской уезд, Харьковская губерния) на месте крушения императорского поезда. На нем запечатлены император Николай II и его супруга Александра Феодоровна, а также губернатор Харьковской губернии Герман Августович Тобизен.

Однако не только первый, но и второй и третий русские фильмы также снял Федецкий в том же знаменательном году: «Джигитовка казаков Первого Оренбургского полка на харьковском скаковом ипподроме 15 октября 1896 г.» и «Смотр Харьковского вокзала в момент отправления поезда с начальством, которое находится на платформе» (около 4 ноября 1896 г.). В дальнейшем Федецкий снял еще несколько сюжетов – «Народное гуляние на Конной площади в Харькове», «Катание на Красной площади в Москве» и др. Эти фильмы он показывал горожанам в 1897 г.

Симптоматична вообще вся деятельность Альфреда Федецкого, как видно, внятно понимавшего и принимавшего основные, фундаментальные ценности русского общества.

Например, на Лондонской международной фотовыставке он представил 24 фотографии, рассказавшие об архитектуре русских монастырей. Это стало даже и политическим, и просветительским актом, открывшим европейскому сообществу русскую храмовую архитектуру как высокое искусство. Федецкий был удостоен медали, а денежное обеспечение приза потратил на две кинокамеры, принесшие ему потом имя первого русского кинематографиста. В частности, приобретенный «хронофотограф» Жоржа Демени был универсальным – позволял снимать, печатать и проецировать фильмы.

Известно, что деятели зарождавшегося киномира, такие как Патэ и братья Люмьер, готовы были покупать ленты Федецкого, однако на авторское право смотрели «по-европейски», отказываясь демонстрировать русское кино под именем его создателя.

Потому Федецкий открыл в Харькове собственный кинозал. Его картины имели ошеломляющий успех, но кем-то подожженный кинотеатр сгорел со всеми пленками. Эта диверсия возвратила Федецкого к фотографии. Цель недоброжелателей была достигнута: успешный и талантливый русский мастер нового жанра был выведен из кинопроизводства.

Самые знаменитые портреты

В сентябре 1888 г. на Всемирной выставке в Брюсселе А. Федецкий получил золотую медаль. В ноябре того же года он удостоился «Высочайшей благодарности» императора Александра III за фотоснимки с места крушения императорского поезда в Харьковской губернии. Эти снимки потом сыграли важную роль в судьбе фотографа.

Точная дата съемок Федецкого на месте крушения поезда пока неизвестна. Предполагают, что это было либо в день катастрофы, либо на следующий день утром. Один из альбомов с видами места крушения императорского поезда фотограф преподнес великому князю Сергею Александровичу на фотовыставке в Москве 7 января 1889 г. Такой же альбом подарил королю Дании Христиану IX, за что получил, единственный из российских фотографов, от датского монарха золотую медаль.

По одной из фотографий этой серии в 1913 г. в Петербурге была написана картина-икона, изображавшая спасение царской семьи во время катастрофы. В 1894 г. художник М. Рашевский изготовил несколько гравюр с видами храма Христа Спасителя в Борках по фотографиям А. Федецкого.

Несколько фотографий Александра III Федецкий сделал во время приезда императора в Харьков 14 июня 1894 г., запечатлев государя во время освящения Спасового скита и связанных с этим событием торжеств, за что удостоился от монарха перстня с изумрудом и бриллиантом.

Император Александр III неоднократно посещал Харьков в связи с различными мероприятиями на месте крушения поезда, посвященными чудесному спасению царской семьи. Фотографии Александра III, сделанные Федецким, пока не найдены, но о них остались отзывы в прессе. Зато уцелели три снимка Николая II (в Харькове и Борках), которые в настоящее время хранятся в США в частной коллекции.

Императором Николаем II фотографу «был пожалован золотой перстень с великолепным голубым сапфиром, окруженным крупными бриллиантами». Драгоценные награды от августейших особ России и Европы мастер получал неоднократно, как и престижнейшие призы на крупных европейских фотовыставках, всех не перечислить.

20 сентября 1898 г. в Париже Федецкий преподнес президенту Французской республики Феликсу Фору «альбом со снимками различных моментов пребывания Их Императорских Величеств в Спасовом Ските 20 августа этого года».

Альфред Федецкий оставил и фотопортреты святого праведного Иоанна Кронштадтского, на которого, по словам Чехова, тогда «с надеждой были обращены взоры всего народа». Отец Иоанн пробыл в Харькове с 15 по 30 июля 1890 г.; приезд батюшки получил огромный резонанс. Первая служба состоялась 16 июля в Успенском кафедральном соборе «в сослужении с соборным духовенством при пении архиерейского хора под управлением Ведринского». С 18 по 24 июля знаменитым русским священником были проведены богослужения в других храмах города и губернии. Фотопортреты о. Иоанна были сделаны, разумеется, по благословению батюшки.

В мастерской А. Федецкого побывало много знаменитых людей того времени: П.И. Чайковский, М.Л. Кропивницкий, Н.К. Садовский, М.К. Заньковецкая и др. Весьма лестно отзывался об искусстве харьковского фотомастера и художник-маринист И.К. Айвазовский. Четыре фотопортрета, сделанные Федецким во время пребывания прославленного мариниста в Харькове, сегодня хранятся в фондах Национальной картинной галереи имени И.К. Айвазовского в Феодосии.

Стоит лишь глянуть на лица, запечатленные мастером, – будь то знаменитость или «рядовой» харьковец, современник, порой с семьей, – мы увидим уважительно-любовное вглядывание фотографа в портретируемых, что прямо отсылает нас к русской портретной художественной традиции, идущей от живописи (кстати, Федецкий выставлял в салонах и живописные портреты собственной работы). Было с кого брать пример: современниками Федецкого были большие мастера русского живописного портрета, например Иван Крамской (1837–1887), Василий Суриков (1848–1916), Валентин Серов (1865–1911), а также земляк Федецкого, чугуевец Илья Репин (1844–1930).

В 1893 г. по приглашению директора Харьковского музыкального училища И.И. Слатина в Харьков из Москвы приехал П.И. Чайковский. Четыре снимка композитора Федецкий сделал в своем ателье 14 марта после окончания концерта, приблизительно в 17 часов. Пресса писала: «…Молодежь из публики и учащиеся музыкального училища вбежали на эстраду, посадили Петра Ильича в кресло и на руках понесли его, сидящего в кресле, через весь зал, сопровождаемые приветствиями и аплодисментами. Члены музыкального общества во главе с И.И. Слатиным посадили Петра Ильича в фаэтон и отвезли его во фраке с белым галстуком к фотографу Федецкому».

Еще два снимка Федецкий сделал в музыкальном училище 15 марта, в первой половине дня. На этих фотографиях Чайковский запечатлен с деятелями харьковского отделения Русского музыкального общества и преподавателями музыкального училища.

Уже на следующий день, при отъезде, композитор раздавал у поезда быстро изготовленные фотоотпечатки, несколько дюжин, – и не хватило всем желавшим, поскольку провожать кумира пришли сотни людей. В своих письмах друзьям он весьма лестно отзывался о фотоработах Федецкого: «Я лучшего ничего не видел», «Ввиду превосходного качества работ Федецкого, я не нахожу цены его дорогими», «Меня еще никто так не снимал, как Федецкий. Это – положительно лучший мой портрет. Это – не фотография, а поистине художественное произведение!».

В ноябре 1896 г., к 25-летнему юбилею Харьковского музыкального училища, Федецкий сделал крупный фотопортрет директора И. Слатина, музыканта, почитаемого в Харькове и ныне.

В авангарде технических достижений

В 1896 г. Федецкий увлекся экспериментами в областях звукозаписи, рентгеновской фотографии и кинематографа. По сообщениям газет, первый опыт по «фотографированию невидимых объектов» Федецкий провел 21 января 1896 г. В начале марта 1896 г. Федецкий у себя на квартире вместе с Г. Фон-Варганех записал на фонограмму голос артистки харьковской оперы Брыкиной.

Мастер освоил технологию цветной и рельефной фотографии, а также различные методы нанесения фотоизображений на ткань, кожу и фарфор. А в 1901 г. изобрел новую технологию фотосъемки, позволявшую тонко имитировать офорт.

Фотограф много сил отдал своему проекту устроения первого в России учебного заведения высококвалифицированных отечественных специалистов фотоискусства. Но этому начинанию не суждено было сбыться, требовались немалые финансовые кредиты.

Отправившись в очередную поездку в Берлин, Федецкий, страдавший наследственной болезнью сердца, скончался 21 июля 1902 г. от сердечной болезни – в Минске, в возрасте 45 лет, осиротив трех малолетних детей и старушку-мать, правда, унаследовавших немалые материальные ценности.

Альфред Константинович был, по отзывам, высоко духовным и глубоко верующим человеком, и показателен факт встречи на харьковском вокзале тела Федецкого католическим духовенством. Оттуда по Александровской улице многолюдная траурная процессия направилась в римско-католический храм для отпевания усопшего.

Уроженец Житомира, выходец из польской семьи не утвержденных герольдией дворян (по одной из версий, его отец был театральным антрепренером, принимал участие в строительстве Киевского драматического театра), окончивший в 1880 г. фотографический институт при Венской академии художеств, стажировавшийся в профессии у киевского мастера Влодзимежа Высоцкого, знаменитый еще при жизни «фотограф Ея Императорскаго Величества» Альфред Федецкий упокоился на католическом кладбище Харькова (ныне городское кладбище на улице Пушкинской) – в фамильном склепе рядом со своей женой Ядвигой, скончавшейся во время родов третьей дочери.

Генерал Келлер: «Объединение россии – великое дело»

…Вмерзшая в лед рядом с памятником Богдану Хмельницкому кровь генерала Келлера через несколько дней оттаяла, и по Киеву стала распространяться легенда, что, умирая, граф проклял своих палачей и пролитая кровь падет на их голову. В тот смутный 1918 год ужас нарастал стремительно, и уже скоро стали говорить, что эта кровь впредь «не высохнет и ляжет на голову Украины»…

Вот и легла. Какой современный летописец скажет, что Киев – всё ещё «матерь городов русских»!

«Этот человек достоин киноэпопеи. Вся его жизнь – череда героических эпизодов, прекрасно отображающихся на страницах сценария и на экране», – пишет публицист М. Тюренков в статье «Последний защитник русского Киева: памяти генерала Федора Келлера», рассказывая потрясающую биографию «глубоко верующего христианина (лютеранина по рождению, однако пришедшего к православию), убеждённого монархиста, истинного патриота единой и неделимой России, генерала от кавалерии графа Ф.А. Келлера.

Федор Артурович Келлер – военачальник Российской Императорской армии, «первая шашка России», командир 2-го Восточно-Сибирского армейского корпуса в Маньчжурии, прославившийся не только отвагой во время Первой мировой войны, был одним из двух генералов, командовавших корпусами, что остались верны присяге. Граф открыто высказался в телеграмме на запрос генерала Алексеева против отречения государя Николая II.

Собрав представителей от каждой сотни и эскадрона вверенных ему частей, генерал сказал им: «Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал Царю (цитирую по памяти): «3-й конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от Престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя».

Когда в штаб Келлера прибыл начальник соседней 12-й кавалерийской дивизии генерал Маннергейм (тот самый), который попытался уговорить Федора Артуровича «пожертвовать личными политическими убеждениями для блага армии», тот ответил: «Я христианин. И думаю, грешно менять присягу».

16 марта 1917 г., когда генерал был отправлен в отставку за отказ приводить корпус к присяге Временному правительству, он отдал последний приказ своим полкам за № 28: «Сегодняшним приказом я отчислен от командования славным 3-м кавалерийским корпусом. Прощайте же, все дорогие боевые товарищи, господа генералы, офицеры, казаки, драгуны, уланы, гусары, артиллеристы, самокатчики, стрелки и все служащие в рядах этого доблестного боевого корпуса! Переживали мы с вами вместе и горе, и радости, хоронили наших дорогих покойников, положивших жизнь свою за Веру, Царя и Отечество, радовались достигнутыми с Божьей помощью неоднократным успехам над врагами. Не один раз бывали сами ранены и страдали от ран. Сроднились мы с вами. Горячее же спасибо всем вам за ваше доверие ко мне, за вашу любовь, за вашу всегдашнюю отвагу и слепое послушание в трудные минуты боя. Дай вам Господи силы и дальше служить также честно и верно своей Родине, всегдашней удачи и счастья. Не забывайте своего старого и крепко любящего вас командира корпуса. Помните то, чему он вас учил. Бог вам в помощь!»

Генерал был уволен из армии с формулировкой «за монархизм», попрощался с проходившими мимо него войсками под звуки гимна «Боже, Царя храни!» и уехал в Харьков, где жил несколько лет перед Великой войной во время своего командования 10-й кавалерийской дивизией и где все годы войны оставалась его семья.

Так в апреле 1917-го генерал оказался в резерве чинов при штабе Киевского военного округа. В телеграмме из Харькова в Петроград министру-председателю Керенскому он писал: «Ввиду того что моя служба Отечеству в армии очевидно более не нужна, ходатайствую перед Временным правительством о разрешении мне последовать за Государем Императором Николаем Александровичем в Сибирь и о разрешении мне состоять при Особе Его Величества, оставаясь по Вашему усмотрению в резерве чинов или будучи уволен с причитающейся мне пенсиею в отставку. Согласие Их Величеств иметь меня при Себе сочту для себя за особую милость, о которой ввиду невозможности для меня лично о ней ходатайствовать очень прошу Вас запросить Государя Императора и в случае Его на это согласия не отказать в приказании спешно выслать мне в Харьков пропуск на беспрепятственный проезд и проживание в месте местопребывания Их Величеств».

Дом графа в Харькове, стоявший на улице Сумской, не сохранился. Зато выжили мемуары о нем. В хранящейся в Госархиве РФ рукописи воспоминаний генерал-майора Б.А. Штейфона, под названием «Харьковский Главный Центр Добровольческой армии», изложены такие впечатления: «Ни одна мелочь, ни один портрет из прежней обстановки не был им убран в угоду революции. Кабинет Ф.А. полностью сохранял свой «контрреволюционный» вид: многочисленные портреты Государя и особ Императорской фамилии, фотографические группы сослуживцев, стяг, под сенью коего воевал генерал, библиотека преимущественно военного содержания (граф был известным военным писателем) и много вещей и безделушек – сувениров прежних дней. В углу иконы, полученные графом благословения… А за письменным столом, занимавшим половину небольшой комнаты, всегда сидел и работал Ф.А., всегда в генеральской форме с погонами и с Георгиевскими крестами. Огромного роста, сухощавый, породистый, с властным энергичным лицом, с блестящими молодыми глазами. Глядя на него, я часто представлял его в шлеме, в латах и с громадным мечом, в уборе средневекового рыцаря».

Исследователь Артем Левченко, комментируя эти записки, отмечает, что величественный образ графа поражал воображение. Горожане оборачивались ему вслед, зачарованные. И не только из-за гигантского роста, кажущегося еще большим из-за высокой волчьей папахи. Апофеоз популярности графа Келлера в Харькове пришелся на лето 1918 г., когда в занятый немцами город дошла скорбная весть о мученической гибели государя и его семьи. Харьков стал одним из первых городов, где прошла всенародная панихида по убиенному царю. Панихида была назначена в одно из воскресений в кафедральном соборе, о чем было заранее объявлено в газетах. Офицерам указывалось присутствовать в полной парадной форме. Вот как вспоминал об этом дне инициатор панихиды Б.А. Штейфон, тогда полковник:

«…Ф.А. был при орденах, я тоже. Наш проезд на автомобиле по Сумской улице и Николаевской площади, то есть по самым многолюдным местам, привлек общее внимание. После литургии духовенство проследовало на Соборную площадь и в присутствии массы народа отслужило торжественную панихиду. В благоговейном молчании молились русские люди за своего царя-мученика. Редко у кого не было слез. Оплакивали царя, оплакивали и погибающую Родину! …живым воплощением близкого прошлого являлась фигура графа Келлера. Средь огромной толпы, в мундире и орденах Императорской Армии, престарелый и величественный, на голову выше других, он так ярко олицетворял величие и блеск Империи! С тяжелой душевной болью сознавалось, что русские люди на русской земле могли свободно молиться о русском царе только потому, что город был занят вражескими войсками. Какая ужасная нелепость жизни!

По окончании панихиды граф Келлер мог лишь с трудом пробраться к автомобилю. Толпа обезумела: люди плакали, крестили графа, старались дотронуться до его мундира, шашки… Всенародно, но, увы, поздно, каялись в вольных или невольных прегрешениях перед покойным Государем, перед загубленной, поверженной в уныние, еще недавно великой Россией… Потрясенные возвращались мы домой. Молчали. Да и что мы могли сказать друг другу в те минуты, когда так остро, так больно переживали национальное горе, национальный позор?»

Следует сказать, что вторым крупным военачальником, не предавшим царя, был генерал от кавалерии Гусейн Хан Нахичеванский, который будет расстрелян в Петропавловской крепости 29 января 1919 г. вместе с великими князьями Павлом Александровичем, Николаем Михайловичем, Георгием Михайловичем и Дмитрием Константиновичем.

Писатель, православный публицист Ю. Милославский прислал нам в частном письме такой комментарий: «Полковник Феликс Най-Турс в известном романе М. Булгакова – имя собирательное: условно германско-мусульманское. Граф Келлер не был православным от рождения, но принадлежал к протестантам. Само собою, генерал Хан Нахичеванский был магометанином. Предположительно был еще третий верноподданный, отказавшийся предать своего Государя: это отставной высокопоставленный чиновник министерства иностранных дел, а впоследствии – Гахам караимский, т. е. духовный глава караимской общины. В этом зияющем отсутствии Православных – дерзаем видеть грозное знамение от Господа».

Отказавшись служить в Добровольческой армии, генерал Келлер в июне 1918 г. писал генералу Алексееву: «Объединение России великое дело, но такой лозунг слишком неопределенный, и каждый даже Ваш доброволец чувствует в нем что-то недосказанное, так как каждый человек понимает, что собрать и объединить рассыпавшихся можно только к одному определенному месту или лицу. Вы же об этом лице, которым может быть только прирожденный, законный Государь, умалчиваете…»

Высказался Ф.А. Келлер и о другом лидере Белого движения: «Корнилов – революционный генерал… пускай пытается спасать российскую демократию… Я же могу повести армию только с Богом в сердце и с Царем в душе. Только вера в Бога и мощь Царя могут спасти нас, только старая армия и всенародное раскаяние могут спасти Россию, а не демократическая армия и «свободный» народ. Мы видим, к чему привела нас свобода: к позору и невиданному унижению».

Еще будучи в Харькове, генерал Келлер приступил к формированию штаба «Северо-Западной Псковской монархической армии». В выпущенном «Призыве старого солдата» он писал: «Во время трех лет войны, сражаясь вместе с вами на полях Галиции, в Буковине, на Карпатских горах, в Венгрии и Румынии, я принимал часто рискованные решения, но на авантюры я вас не вел никогда. Теперь настала пора, когда я вновь зову вас за собою, а сам уезжаю с первым отходящим поездом в Киев, а оттуда в Псков… За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы – настало время исполнить свой долг… Время терять некогда – каждая минута дорога! Вспомните и прочтите молитву перед боем – ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божьей помощью вперед за Веру, за Царя и за целую неделимую нашу родину Россию».

По приезде в Киев в 1918 г. генерал продолжил собирать вокруг себя офицеров. За несколько дней до планируемого отъезда Келлера во Псков митрополит Антоний (Храповицкий) отслужил в Киево-Печерской лавре молебен, дав графу свое благословение. Благословил генерала и патриарх Тихон, приславший через епископа Камчатского Нестора (Анисимова) – на возглавление Северной армии – «рыцарю чести и преданности Государю» шейную иконку Державной Богоматери и просфору. Но генералу не суждено было исполнить намерение «через два месяца поднять Императорский Штандарт над Священным Кремлем».

Пора сказать, что Ф.А. Келлер родился 24 (12 по ст. ст.) октября 1857 г. и происходил из дворян Смоленской губернии, был воспитанником приготовительного пансиона Николаевского кавалерийского училища. В двадцать лет нижним чином был принят в 1-й лейб-драгунский Московский Его Императорского Величества полк (1877). Брал у турок болгарскую Плевну, оборонял Шипку. Сорок лет поистине блестящей военной карьеры, включающей бой с превосходящими силами противника под чешской деревней Ярославице (1914), названный военными историками «последним конным боем» мировой истории.

М. Тюренков приводит и такой эпизод 1905 года из феерической жизни героя: «В период Первой русской (а по сути, антирусской) революции граф Келлер был назначен временно исполняющим обязанности Калишского генерал-губернатора во входящем в состав Российской империи Царстве Польском. Келлер жёстко расправился с польскими революционерами, учинившими народные волнения. После чего на графа были совершены два покушения. Первое, поистине приключенческое, следующим образом описано в одной из книг, посвящённых генералу: «Келлер выехал из ворот штаба полка, его коляску подкараулил революционер, выбежавший из мебельного магазина Шипермана, и бросил завернутую в газету бомбу. Келлер поймал бомбу на лету, предупредив этим взрыв, положил ее на сиденье, а сам с револьвером бросился в магазин преследовать убегавшего террориста». Второе, драматическое, завершилось серьёзным ранением ноги Фёдора Артуровича, в которой осталось около 40 осколков. Солдаты Келлера, зная, что террорист был из еврейского квартала, пытались устроить погром, но, истекая кровью и превозмогая боль, граф отдал распоряжение остановить беззаконную расправу».

Уже будучи полковником, граф командовал охраной Ливадийского дворца во время крымского жительства в нем царской семьи.

А в 1914 г. государыня Александра Феодоровна отзывалась о воине: «…Граф Келлер делает что-то невероятное. Со своею дивизиею он перешел уже Карпаты и, несмотря на то, что Государь просит его быть поосторожнее, он отвечает Ему: «Иду вперед». Большой он молодец…» С 1915-го граф Келлер – генерал-лейтенант, командир 3-го кавалерийского корпуса.

…В начале ноября 1918 г. Ф.А. Келлер получил приглашение от гетмана Скоропадского возглавить войска и был назначен главнокомандующим «всеми вооруженными силами, действующими на территории Украины», с подчинением ему гражданских властей.

Однако уже 13 ноября он был снят с должности и назначен помощником нового главнокомандующего – князя А.Н. Долгорукова. Графа Келлера отправили в отставку за слова о переходе к нему всей власти до восстановления монархии, высказанные им в тот день на Лукьяновском кладбище в Киеве во время похорон убитых 33 офицеров Киевской добровольческой дружины генерал-майора Л. Кирпичева. Кроме того, ему поставили в вину, что он «говорит об единой России, игнорируя вовсе Украинскую державу».

Но Келлер и не думал о перевороте. Его целью были Москва и восстановление монархии. Он вообще не понимал «самостийников» и того, что русские офицеры могли пойти на компромисс с немцами. «Мне казалось всегда отвратительным и достойным презрения, когда люди для личного блага, наживы или личной безопасности готовы менять свои убеждения», – писал он. Да и власть в Киеве он мог взять легко, ибо пользовался огромным авторитетом среди военных, однако выполнил приказ Скоропадского. Что же касается «Украинской державы», Келлер, уходя с должности, в своём приказе объявил, что готов положить свою голову исключительно для возрождения великой нераздельной единой России, а «не за отделение от России федеративного государства».

В результате этой интриги, затеянной гетманом, было упущено драгоценное время, которого и без того не хватало для создания армии. Единственное, что Келлеру удалось, – немного отсрочить крах «скоропадщины».

Менее чем через три недели власть гетмана пала. Когда к Киеву подошли петлюровцы, Ф. Келлер взял на себя руководство обороной города, но ввиду невозможности сопротивления распустил вооруженные отряды. Немцы предложили ему снять форму и оружие и бежать в Германию, но русский генерал Келлер ответил отказом и открыто поселился в Михайловском монастыре с двумя верными адъютантами – полковником А.А. Пантелеевым и ротмистром Н.Н. Ивановым. Когда петлюровцы явились в монастырь с обыском, вопреки уговорам монахов он сам через адъютанта сообщил о себе пришедшим.

В 4 часа утра 21 (8 по ст. ст.) декабря 1918 г. был получен приказ о переводе генерала Келлера и его спутников в Лукьяновскую тюрьму. Их вели вдоль стен Софийского собора мимо памятника Б. Хмельницкому, когда из ближайшего сквера раздался залп по арестованным – стреляли сечевики Коновальца. Но убить генерала и офицеров сразу не удалось, пришлось конвою их добивать.

Обращает на себя внимание и место убиения генерала – у памятника с надписью «Богдану Хмельницкому Единая Неделимая Россия», у самых стен Святой Софии.

Царскую саблю подло убитого генерала Е. Коновалец преподнёс «головному атаману» Петлюре. Выкованная под богатыря Келлера, она совершенно не подходила под рост Петлюры, который с этой саблей выглядел полной карикатурой. Интересно и то, что Коновалец позднее заявлял, что расправа над графом случилась без санкции Директории, однако конвой, который чинил злодейство, также был из сечевиков, что однозначно указывало на причастность их руководителя, произведённого Директорией в казачьи атаманы, к преступлению.

Останки Федора Артуровича Келлера покоятся в киевском Покровском монастыре. Похоронен был полководец под чужой фамилией – его тело усилиями епископа Нестора было найдено и предано земле.

А палачи и вправду не умерли своей смертью. Петлюре недолго пришлось любоваться в Париже вывезенной им саблей с бриллиантами – его настигли пули мстителя, а Коновальца разорвала бомба, спрятанная асами НКВД в коробку конфет.

Петр Шабельский-Борк в 1928 г. опубликовал в Париже стихотворение «Витязь славы» – посвящение Ф.А. Келлеру, приводим здесь фрагменты:

 
Когда на Киев златоглавый
Вдруг снова хлынул буйный вал,
Граф Келлер, витязь русской славы,
Спасенья в бегстве не искал.
 
 
Он отклонил все предложенья,
Не снял ни шапки, ни погон:
«Я сотни раз ходил в сраженья
И видел смерть», – ответил он.
…………………..
Наглядно родине любимой,
В момент разгула темных сил,
Он о Единой – Неделимой
В противовес им говорил.
Пред этой шайкой арестантской,
Крест православный сотворя,
Граф Келлер встал в свой рост гигантский,
Жизнь отдавая за Царя.
^{……………..}
 

Подвиг воинской доблести и верности присяге генерала Ф.А. Келлера остается ярким, высоким примером для русского человека.

В Петергофе не столь давно был открыт первый в России памятник генералу – при Военном институте железнодорожных войск и военных сообщений, где некогда был расквартирован лейб-гвардии Драгунский полк, которым граф Федор Артурович фон Келлер командовал с 1906 г.