Текст книги "Русский Харьков"

Борис Чичибабин: «Я на́ землю упал с неведомой звезды…»

Поминальное слово в Чичибабин-центре, куда мы по традиции отправлялись с харьковского морозного кладбища 9 января, в день рождения поэта, начиналось обычно с чтения именно этого стихотворения Бориса Алексеевича, написанного в 1980 г.

 
Я на́ землю упал с неведомой звезды,
с приснившейся звезды на каменную землю,
где, сколько б я ни жил, отроду не приемлю
ни тяжести мирской, ни дружбы, ни вражды.
….
Что делать мне, звезда, проснувшись поутру?
Я с ближними в их рай не мечу наудачу,
с их сласти не смеюсь, с их горечи не плачу
и с ними не игрок в их грустную игру.
….
И как мне быть, звезда, на каменной земле,
где телу земляка люба своя рубаха,
так просто обойтись без воздуха и Баха
и свету не найтись в бесколокольной мгле?
 
 
Как жить мне на земле, ни с чем земным не споря?
Да будут сны мои младенчески чисты,
и не предам вовек Рождественской звезды,
откуда я упал на землю зла и горя.
 

Стихотворение является эпиграфическим к судьбе поэта, хотя написано им в 57 лет. Эти строки очерчивают, самоопределяют феномен, носящий имя Борис Чичибабин.

Некоторые, в частности поэт Александр Межиров, называли его гениальным графоманом. Не буду спорить с мнением Александра Петровича, чьи стихи высоко чту. С одной стороны, лично я не вижу в этом спорном суждении ничего уничижительного. С другой – в конце концов, история сама определит место каждому. В знаменитом стихотворении «Сними с меня усталость, матерь Смерть» (1967) Чичибабин воскликнул: «Одним стихам – вовек не потускнеть. Да сколько их останется, однако!» Действительно, никто не знает судеб, в том числе судеб поэтических строк.

Уроженец Кременчуга воспитывался в семье офицера, начштаба эскадрильи Чугуевской школы пилотов Полушина (это и фамилия поэта по паспорту; псевдоним Чичибабин – фамилия матери – в честь двоюродного деда по материнской линии, выдающегося химика-органика, академика Алексея Чичибабина). Школу окончил в известном давними воинскими традициями городке Чугуеве Харьковской области, на родине художника И. Репина. В 1940 г. поступил на исторический факультет ХГУ, в ноябре 1942 г., за месяц до девятнадцатилетия, был призван в Красную армию – рядовым 35-го запасного стрелкового полка. На передовой молодому солдату Полушину побывать не привелось, однако службу воинскую в годы войны он нёс. Служил в Грузии, где в начале 1943-го в городе Гомбори поступил в школу авиаспециалистов и с середины того же года до Победы служил механиком по авиаприборам в разных частях Закавказского военного округа. Несколько месяцев после Победы занимал такую же должность в Чугуевском авиаучилище, затем был демобилизован по болезни.

Солдат войны, он стихов о войне не оставил.

В 1945 г. поступил на филологический факультет того же университета, но уже в июне 1946 г. был арестован и осужден на пять лет лагерей «за антисоветскую агитацию». Как считал он сам, срок (действительно странный по тем временам) был «смехотворным». Два года провёл в тюрьмах – Лубянка, Бутырка, Лефортово. Остальное отбывал в Вятлаге Кировской области. Затем вернулся в Харьков, где и книги у него потом выходили, где его исключали из Союза писателей СССР (те же лица потом, как водится, и восстанавливали спустя много лет), где он, окончив соответствующие курсы, долгие годы работал бухгалтером в трамвайно-троллейбусном управлении.

Уже в Бутырке Чичибабин написал знаменитые стихи – «Красные помидоры» и «Махорка».

 
Кончусь, останусь жив ли, —
чем зарастет провал?
В Игоревом Путивле
выгорела трава.
 
 
Школьные коридоры —
тихие, не звенят…
Красные помидоры
кушайте без меня.
 
 
Как я дожил до прозы
с горькою головой?
Вечером на допросы
водит меня конвой.
 
 
Лестницы, коридоры,
хитрые письмена…
Красные помидоры
кушайте без меня.
 

Непостижимый эпический гул катится по этим строкам: «выгоревом-путивле-выгорела-трава…» Пророческий? И как диссонирует с этим почти салонное «кушайте»!

Непонятный, какой-то иррациональный рефрен «Красные помидоры кушайте без меня» имеет эпохальную Эзопову подсветку. И подсветку будущей личной судьбы. Не только если иметь в виду отсидку в Вятлаге до 1951 г., но и социальное иночество всей жизни. «Без меня».

«Я так устал. Мне сроду было трудно, / что всем другим привычно и легко», – скажет он в своем шедевре «Сними с меня усталость, матерь Смерть», по сути являющемся псалмом или стоном Иова и включаемом в самые взыскательные антологии русской поэзии.

Нередко встречается в стихах Чичибабина-Иова слово «плач». В частности, в шедевре 1968 г.

 
И вижу зло, и слышу плач,
и убегаю, жалкий, прочь,
раз каждый каждому палач
и никому нельзя помочь.
…..
Меня сечёт Господня плеть,
и под ярмом горбится плоть, —
и ноши не преодолеть,
и ночи не перебороть.
….
Я причинял беду и боль
и от меня отпрянул Бог
и раздавил меня, как моль,
чтоб я взывать к нему не мог.
 

Выполнивший некрасовскую заповедь о поэте-гражданине, Чичибабин остался в наших сердцах «страстно поднятым перстом» (Достоевский), с истовством, подобным Аввакумову, утвердившим и скрижальные зэковские строки, и пробуждавшие нашу совесть: «Давайте делать что-то!..» Когда неразумная масса визжала и улюлюкала на обломках почившей советской империи, не понимая, что любые скачкообразные изменения ведут только к ещё большему бесправию и притеснению человека, Чичибабин написал в «Плаче по утраченной родине»: «Я с родины не уезжал – за что ж её лишён?» Вот две последние строфы этого стихотворения:

 
При нас космический костёр
беспомощно потух.
Мы просвистали свой простор,
проматерили дух.
 
 
К нам обернулась бездной высь,
И меркнет Божий свет…
Мы в той отчизне родились,
Которой больше нет.
 

Невероятная сила этого текста вызвала слёзы у известного европейского филолога, весьма, кстати, ироничного человека Жоржа Нива, услышавшего, как Борис Алексеевич читал его в доме-музее Волошина в Коктебеле. А, казалось бы, что ему наша советская страна!

Горек чичибабинский афоризм «Мы рушим на века и лишь на годы строим».

Думается, новейшее время – непрерывнотекущих общественных катаклизмов и потрясений, эпоха всё большего обнищания большинства и безоглядно-ненасытного жирования дорвавшейся до кормила горстки, «золотой век» эгоизма, алчности и спеси – убеждает нас в том, что не прейдёт на Руси боль о простом, «маленьком человеке», поскольку именно она-то и есть сострадательна, а нам завещано быть на стороне гонимых и несчастных. Гражданственность у нас следует читать как любовь к «бедным людям», «униженным и оскорблённым», коим у нас, как водится, несть числа. «Я не люблю людей…» – сказал Бродский, и его очень даже можно понять. А вот Чичибабин людей любил.

В большом харьковском посмертном трёхтомнике Чичибабина опубликовано сочинение октября 1993 г., написанное, когда по указанию Ельцина было расстреляно здание российского парламента. Умер поэт через год, 15 декабря 1994 г., морозной зимой, словно закольцевав свой зимний, холодный приход в сей мир.

 
Вновь барыш и вражда верховодят тревогами дня.
На безликости зорь каменеют черты воровские…
Отзовись, мой читатель в Украине или в России!
Отзовись мне, Россия, коль есть ещё ты у меня!
 
 
Отзовись, кто-нибудь, если ты ещё где-нибудь есть, —
и проложим свой путь из потемок бесстыжих на воздух.
Неужели же мрак так тягуче могуч и громоздок!
Я и при смерти жду, что хоть кем-то услышится весть.
 

Мне привелось вести в Харьковской муниципальной галерее вечер, посвящённый 45-летию знаменитой литстудии ДК работников связи, которой руководил Чичибабин и которая просуществовала ровно два года – с 1964 по 1966-й, пока её не запретили. Писатель Юрий Милославский (Нью-Йорк) рассказал: «Я никогда с ним не спорил, но мы никогда с ним не соглашались… Литстудия Чичибабина намного превышала как время, так и место, где она проводилась. Чичибабин был природный учитель; учитель тех харьковских мальчиков и девочек, которые тянулись к литературе. Всё, что я знаю о русской литературе, всё, что понимаю в ней, началось с почина Чичибабина. И я не один такой. Я знаю и других людей, в которых этот импринтинг, то есть первое впечатление, – о русской литературе – пошло от Бориса Чичибабина. И так для меня по сей день, я не скрываю. Я всегда думаю: как бы Борис прочёл тот или иной текст, то есть смотрю на текст словно его глазами… Однажды после студии мы шли, чуть выпив, по лужам возле Зеркальной струи (а я перед тем напал на какого-то возрастного автора, читавшего на студии слабые стишки). И шлёпая по лужам своими «журавлиными» ногами, Чичибабин сказал мне: «Вот что ты, Юрка, так остро критикуешь графоманов? А если б они не писали стихи, то что бы делали? Они бы пили водку, били жён или хулиганили. Или сидели бы дома, травились хоккейными репортажами, гадкими фильмами, а так они всё-таки тянутся к прекрасному. И как ты этого не понимаешь?» Но я ведь ничего тогда не понимал, мне было 16–17 лет. И лишь через много лет понял, насколько он прав! Что литература – вытягивание из довольно скучного и жалкого человеческого бытия, где б оно ни было; это не зависит ни от государственного строя, ни от страны, ни от эпохи; человеку трудно сносить жизнь в чистом виде, как она есть. Так мы задыхаемся от слишком крепкого спирта, так нас жизнь сжигает… То духовное средостение, которое обеспечивала литература, тяготение к ней – его-то Чичибабин как-то создавал, давал его нам. Я это не забываю… Не головой, я не забываю это костями».

Рядом с Чичибабиным и вослед ему в Харькове взошла целая плеяда ярких стихотворцев, чьи сочинения наряду с чичибабинскими регулярно публикуются в крупнейших антологиях русской поэзии Украины, России, дальнего зарубежья, в толстых литературных журналах разных стран. Это явление некоторые поэты и исследователи назвали «постчичибабинским кругом» и до 2014 г. говорили о Харькове как о третьей (наряду с Петербургом и Москвой) столице современной русской поэзии.

Однако поэзия поэзией, а главное послание литературы, думается, – в Добре и Красоте. «Во имя Красоты, и больше ни во чьё!» – воскликнул Чичибабин. Наивно звучат эти слова в начале XXI в.

Влияние на русскую литературу Чичибабин оказал и далеко за пределами Харькова. Не только, разумеется, потому, что широкую (уже не андеграундную) известность он приобрёл в последние годы «перестройки» и стал чуть ли не последним лауреатом Госпремии СССР (1990). Кстати, беспрецедентный факт: лауреатства поэт удостоен за книгу, изданную за свой счёт, – «Колокол».

У Чичибабина немало стихов о русской истории (о городах Древней Руси – Киеве, Чернигове, Пскове, Новгороде, Суздале), о русской словесности (Пушкине, Гоголе, Толстом, Достоевском), мировой культуре («Не дяди и тёти, а Данте и Гёте / Со мной в беспробудном родстве…»).

Часто цитируют его строки о малой родине: «С Украиной в крови я живу на земле Украины…», «У меня такой уклон: я на юге – россиянин, а под северным сияньем сразу делаюсь хохлом…». Реже вспоминают слова более жёсткие, пророческие: «Не будет нам крова в Харькове, Где с боем часы стенные. А будет нам кровохарканье, Вражда и неврастения».

Поэт даровал нам немало поэтических шедевров, таких как «Ночью черниговской с гор араратских…», «Судакские элегии», «Между печалью и ничем…» и других. А кто так много, вдохновенно и космично писал о снеге? Вот финал лучшего, на мой взгляд (наряду с «Элегией февральского снега»), из «снежных» стихотворений Чичибабина – «Сияние снегов»:

 
…О, сколько в мире мертвецов,
а снег живее нас.
А всё ж и нам, в конце концов,
пробьёт последний час.
 
 
Молюсь небесности земной
за то, что так щедра,
а кто помолится со мной,
те – брат мне и сестра.
 
 
И в жизни не было разлук,
и в мире смерти нет,
и серебреет в слове звук,
преображённый в свет.
 
 
Приснись вам, люди, снег во сне,
и я вам жизнь отдам —
глубинной вашей белизне,
сияющим снегам.
 

Жизнь поэта – отдана. Отдана – нам. Но хватает ли у нас духа, чтоб принять этот дар?

«Цыганочка» с выходом и светлая печаль Леонида Быкова

Актёр Михаил Ульянов писал о Леониде Быкове: «Есть люди, в которых живёт солнечный свет. Природа оделила их особым даром: они ведут себя спокойно и просто, а почему-то с ними рядом тепло и светло. И нет в них вроде ничего особенного, и не говорят они и не делают ничего выдающегося, но какой-то внутренний свет освещает их обычные поступки. Это свет доброты. Человек, наделенный таким даром, оставляет по себе особенную, греющую тебя память. Таким был Леонид Быков. Лёня. Роста небольшого, с утиным носом, добрейшими и какими-то трагическими глазами, с удивительной мягкостью и скромностью в общении. И это не вышколенность, не лукавое желание произвести приятное впечатление. Есть и такие хитрецы. Нет, природа характера Леонида Фёдоровича была проста и открыта».

Простые и проникновенные слова, конгениальные дарованию Леонида, нашёл коллега Ульянов, сам выдающийся русский актер, из подлинно народных, любимых.

Всенародным любимцем был и Леонид Фёдорович Быков, известный советский актер, режиссёр, сценарист, заслуженный артист РСФСР и народный артист Украинской ССР, родившийся 12 декабря 1928 г. в селе Знаменском Донецкой области и трагически погибший в автокатастрофе в Киевской области 11 апреля 1979 г.

Отец и мать Л. Быкова – оба родом из этого села, прежде относившегося к Черкасской волости Изюмского уезда Харьковской губернии. Фёдор Иванович родился в 1898 г., Зинаида Панкратьевна в 1907 г., оба, согласно советским документам, украинцы. Девичья фамилия Зинаиды тоже была Быкова, так бывает у односельчан.

В 1929 г. родители Быкова переехали в донбасский Краматорск, где парень окончил среднюю школу № 6, там же впервые вышел на сцену местного ДК. Во время Великой Отечественной войны вместе с семьёй находился в эвакуации в Барнауле. Свою первую кинороль сыграл в 1952 г. в фильме «Судьба Марины». Затем ярко проявился в роли Пети Мокина в фильме «Укротительница тигров». А в 1955 г. уже получил главную роль в фильме «Максим Перепелица».

Он полюбился зрителям с первых же ролей в кино. Среди лучших работ Быкова в кинематографе справедливо отмечают роль Богатырёва («Дорогой мой человек», 1958), Акишина («Добровольцы», 1958), Алёшки («Алёшкина любовь», 1960), Гаркуши («На семи ветрах», 1962). Оказывается, Э. Рязанов приглашал Л. Быкова на роль Деточкина в ленту «Берегись автомобиля», но актер после первой же пробы от роли отказался. И главную роль в фильме «Шинель», по Гоголю, у А. Баталова сыграл другой Быков – Ролан, поскольку Леонида не отпустили из Харькова на съёмки.

Последние его работы, особенно «В бой идут одни «старики» (и в меньшей мере «Аты-баты, шли солдаты»), конечно, умножили популярность, которая не ослабевает и после кончины актёра.

* * *

Ульянов продолжил воспоминание: «…В нашей молодой и угловато-острой группе Лёня занимал какое-то своё, никак им не защищаемое, но только ему принадлежавшее место. Природная интеллигентность, вежливость, уважительность, что ли, сквозили во всех его словах, рассказах, беседах. Эта обаятельнейшая человеческая черта освещала и его актёрские работы. Его герой, комсомолец-доброволец Акишин, – смешной, добрый и очень чистый человек. «Негероичный» с виду, может быть, излишне мягкий, в трагическую минуту гибели подлодки, на которой служил, он проявляет поразительное мужество. Таким играл его Быков… Полно, играл ли? Просто был им в предполагаемых обстоятельствах, подарив ему свой светлый характер.

«Добровольцы» – единственный фильм, где мы играли вместе. Такова уж наша актёрская судьба. Я даже всех его фильмов не видел. Но, посмотрев картину «В бой идут одни «старики», искренне-горячо порадовался успеху в ней Быкова. Что-то было в этом фильме певуче-украинское и нежно-наивное. Что-то звучало в нём отголоском, эхом от «Добровольцев» – та же распахнутость, романтика, песенность. Но главное и самое прелестное в фильме – образ, созданный Леонидом Быковым с такой влюблённостью, с такой душевной щедростью! Он будто спел, а не сыграл свою роль. И дело не в музыкальности всего фильма. Секрет – в певучей душевности, в бьющей через край талантливости, влюблённости в песню этого лихого геройского лётчика».

Героический и щемящий фильм. Сколько мальчишек, глядя на комэска Титаренко, сыгранного Быковым, решили связать свою жизнь с авиацией! Именно это произведение стало триумфом Л. Быкова и как актёра, и как режиссера.

Быков мечтал быть и лётчиком, и музыкантом. И кто теперь скажет, что он не стал ими, ведь миллионы советских людей запомнили его поющим лётчиком, героем неба, асом. В этом смысле актёрская планида бывает счастлива – позволяя проживать несколько жизней в одной.

Быков стал лётчиком и в посмертной бронзе: недалеко от Аллеи Славы в Киеве, в поле зрения Киево-Печерской лавры и Вечного огня, а также днепровских далей, 6 ноября 2001 г., в дни празднования 58-й годовщины освобождения Киева от немецко-фашистских захватчиков, был открыт памятник: Л. Быков в образе капитана Титаренко. Надпись на постаменте сделана на украинском языке: «Військовим льотчикам присвячується. Леонід Биков». Герой словно только что вернулся из полёта и присел на кабину самолета. Вокруг памятника открытое пространство – словно взлётное поле. Автор памятника – В. Щур (им созданы также другие памятники Киева: фигуры Прони Прокоповны и Свирида Голохвастого на Андреевском спуске, Паниковского на Прорезной и архитектора Городецкого в Пассаже).

Скульптор ухватил и тоску Быкова по небу и добру и отразил народное восприятие Быкова в нашем кино. Множественный получился образ: словно и сам Леонид посвятил свой памятник, свою жизнь советским военным героическим лётчикам.

Многих поражает удивительное портретное сходство актёра и бронзового «маэстро». Обратим внимание на одну тонкую художественно-психологическую деталь: рядом с ногой Быкова-Титаренко на кленовом листе сидит кузнечик. Эта деталь делает памятник ещё более трогательным, создавая доверительно-интимную интонацию, приглашение вдуматься и вчувствоваться в контраст войны и мирной тишины, вспомнить о «музыкальности» не только кузнечика, но и образа, созданного актёром. И вспомнить ещё одного военного соратника капитана Титаренко, молодого одарённого лётчика по кличке Кузнечик, настолько ярко сыгранного 21-летним киевским актёром Сергеем Ивановым (1951–2000), что он получил это прозвище и за пределами экрана.

Не забудем, что актёр С. Иванов, сыгравший за недолгую жизнь в шестидесяти картинах, похоронен, как и Л. Быков, на Байковом кладбище в Киеве, и ему тоже есть скульптурный памятник в столице Украины, где он запечатлён в образе Лариосика, харьковского студента из экранизации пьесы «Дни Турбиных» М. Булгакова (реж. В. Басов, 1976). Помним также, что Михаил Булгаков – уроженец Киева.

* * *

Быков стремился в лётчики, но, когда его из-за маленького роста отчислили из Ленинградского лётного училища, он, не поступив в Киевский театральный институт, смог пройти по конкурсу в Харьковский театральный.

Зато его лучший друг Виктор Щедронов боевым лётчиком стал и погиб 11 апреля 1945 г. в Чехословакии. А через 20 лет Быков написал (вместе с Е. Оноприенко и А. Сацким) приношение памяти друга – сценарий к фильму «В бой идут одни «старики», где погибшего товарища воплотил в образе Смуглянки, сохранив герою подлинную фамилию.

Сценарий цензура долго не пропускала из-за его «негероичности». Приходилось за поддержкой обращаться к героям-лётчикам. Эту ленту защищал в бюрократических коридорах прототип Маэстро – Виталий Попков, дважды Герой Советского Союза. Буквально за одну ночь прославленный советский ас, трижды Герой Советского Союза, сбивший в 156 воздушных боях 59 фашистских самолётов, маршал авиации Александр Покрышкин прочёл сценарий и распорядился выдать киношникам 5 самолётов: четыре истребителя Як-18 и чехословацкий 2—326, внешне похожий на «Мессершмитт-109».

Вот как вспоминал об этом участник киносъёмок – оператор В. Кондратьев: «Для удобства воздушных съёмок я придумал особое устройство, которое крепилось между первой и второй кабинами и позволяло брать кадр крупным планом прямо во время полета. Быков моё изобретение одобрил и тут же решил первым подняться в воздух, чтобы испытать его в деле. Пилот выписывал в небе «бочки» и «мёртвые петли», а Леонид Фёдорович включал камеру, давил на гашетку и кричал в объектив: «Серёга, прикрой! Атакую!» После нескольких дублей самолёт садился, я менял кассету с плёнкой, и машина снова поднималась в небо. В конце съёмочного дня Быков буквально вывалился из самолёта и плюхнулся на зелёную траву аэродрома. «Ну, как дела?» – спросил я, подбежав к нему, и услышал в ответ: «Проявим плёнку – увидим!»

В начале июня стали снимать эпизоды «на аэродроме». Поскольку Быков не любил, когда его дублировали, он все трюки старался делать сам. И за время съёмок вполне прилично освоил управление самолётами. Правда, в воздух он их не поднимал, но зато самостоятельно запускал двигатель и рулил по аэродрому.

* * *

Картину «В бой идут одни «старики» Быков планировал снимать в Ленинграде, на студии «Ленфильм», где проработал девять лет, но режиссёра настойчиво позвали в Киев, и в 1966 г. он вернулся в УССР. Однако на киностудии имени Довженко его встретили характерными для Киева словами: «Понаїхали тут генії! Своїх вистачає! А хто такий Биков?!» В итоге за девять лет работы на киевской киностудии ему было позволено снять только два фильма. К пятидесяти годам он сыграл 22 кинороли, снял три фильма и перенёс три инфаркта.

Этот киевский, «местечково-малороссийский» подход имел место и по отношению к гению кино С. Параджанову, который, натерпевшись и нахлебавшись киевской зависти и хамства, уехал в конце 1980-х в Тбилиси, где настигнувшей его украинской журналистке сказал в интервью, что ничего хорошего на Украине не будет – по причине непреодолимой зависти и хуторянства. Как в воду глядел: подтверждением его словам служат «успехи» Украины не только в культуре, но и во всех областях жизнедеятельности за истекшие тридцать «незалежных» лет. А об украинском кино грустно вспоминать. Мне довелось участвовать во встрече творческой интеллигенции Украины с В. Януковичем в марте 2006 г., когда режиссёр Николай Мащенко, генеральный директор и художественный руководитель киностудии имени Довженко, с горечью воскликнул: «Кина нэ будэ!»

На Всесоюзном фестивале в Баку в 1974 г. фильм Л. Быкова о поющей боевой эскадрилье получил почетный приз. На том же фестивале демонстрировался фильм В. Шукшина «Калина красная», вызвавший недовольство чиновников. Поэтому украинской делегации было предложено: «Ваша картина может стать первой вместо «Калины красной». И вот в два часа ночи в номер гостиницы, где проживал Быков, пришли его украинские коллеги по кинематографу «уговаривать». На что получили ответ, поражающий скромностью, а также трезвостью и адекватностью самооценки: «В списке, где будет Василий Шукшин на первом месте, я почту за честь быть хоть сотым. Ведь моя картина – это рядовой фильм о войне, а его – это настоящий прорыв в запретную зону, прорыв в сферу, о чём раньше и думать-то не позволялось. Так и передайте мои слова руководителям фестиваля».

На широкий экран фильм вышел 12 августа 1974 г. и уже к концу года собрал 44,3 млн зрителей, неожиданно заняв высокое четвёртое место.

* * *

Н. Мащенко вспоминал, как они с Леонидом жили в одной комнате общаги Харьковского театрального института, где оба учились на актёрском факультете, как остались на всю жизнь друзьями: «Это был нежной души человек, к Лёне больше всего подходило пушкинское «печаль моя светла…». И фильмы у него такие же. В чём их обаяние? Бог его знает. Наверное, в личности Быкова».

В Харьковский академический театр имени Т.Г. Шевченко молодого актёра пригласил актёр, режиссер и педагог Марьян Крушельницкий, один из основателей украинского советского театра. Быков был востребован в труппе, в течение 11 лет на харьковской сцене занят во многих спектаклях. Харьковчане-театралы до сих пор вспоминают финальную сцену в спектакле «Как закалялась сталь», где он играл роль Корчагина. «Сейчас Павка, прикованный к постели, слегка приподнимется и произнесёт свой финальный монолог: «Жизнь даётся человеку только один раз…» Корчагин отрывает голову от подушки, опирается на локоть – и вдруг… встает. Всматривается в зал. Ещё шаг вперед. Глаза в глаза: «Жизнь дается человеку только один раз…» И зрители бесшумно поднялись с мест и выслушали монолог стоя. Потом была тишина. Сколько она длилась?! Актёр не знает, не помнит. И внезапно, как обвал, – гром аплодисментов… «Что меня подняло тогда и повело к рампе, – не могу объяснить, – вспоминал актёр. – Вероятно, интуиция».

Первая в Харькове мемориальная доска Л. Быкову была установлена 23 февраля 2002 г. – на доме, в котором он жил, на улице Культуры, 12. Есть и доска на главном фасаде Театра имени Шевченко, которую открывал 21 августа 2003 г. губернатор Харьковщины Евгений Кушнарёв; на церемонию из России приезжала дочь актера Марианна Быкова, очень похожая на отца.

* * *

Л. Быков был похож на своего отца, который, страдая пороком сердца, переживал только о том, что с таким «приговором» его не возьмут на фронт. Подобно отцу, Леонид, будучи студентом, неудержимо рвался в Корею спасать гибнущих корейских детей.

И ещё свидетельство о его человеческих чертах киноведа Л. Шахматовой: «Держится предельно просто, глаза смотрят приветливо, дружелюбно и чуть-чуть насмешливо, говорит охотно, с полной доверительностью, как будто мы давно знакомы. Во всём облике – ничего специфически актёрского, никакого знака профессии, а тем более «звёздности». Нормальная доброжелательность человека, привыкшего с уважением относиться к чужой работе. Свой отказ смягчил извиняющейся улыбкой и какими-то очень естественными мотивами – ни малейшего намёка на позу, рисовку: вот, мол, глядите, какой я отличный парень, скромница, вне общественной суеты и тщеславных забот. …Редкое зрелище человеческой доброкачественности».

Актёр Иван Миколайчук (ему и режиссеру Н. Мащенко, свои друзьям, Быков оставил письмо-завещание) рассказывал о том, как умел Леонид помочь людям в трудную минуту и делал это столь ненавязчиво, «случайно», что человек только позже спохватывался: да ведь это была тщательно продуманная акция помощи! «Почти забытая ныне, вымирающая добродетель: стыдливость даже в добром поступке – из боязни ранить чужую гордость или чужую предполагаемую стыдливость».

* * *

Всенародно любимый актёр погиб в автомобильной аварии под Киевом.

Фильм Л. Осыки о Быкове «…Которого любили все» (1982) кончается такими словами: «Хочется верить, что Леонид Быков не умер, а улетел на другую планету. И вернётся». Через 12 лет последовал своего рода отклик: Международный астрономический союз присвоил одной из малых планет имя Быков.

Л. Быков не любил пафосных мемориалов и мраморных надгробий. Говорил когда-то, что не хочет лежать ни на одном из киевских кладбищ: «На любом сельском погосте. Холмик, крест и трава». Писал после инфарктов: «Никаких студий, Дома кино (союз) – Боже сохрани. Из дома – прямо туда, куда положено. Это мой крик, мольба».

Тем не менее на Байковом кладбище в Киеве, где актёр упокоился, установлен его бюст (скульптор А. Фуженко), а в апреле 2002 г. в Краматорске открыт бронзовый бюст Л. Быкова работы скульптора С. Гонтаря. Коллегия отдела культуры Краматорского горисполкома учредила медаль имени Л. Быкова «За содействие развитию культуры», она изготовляется из серебра 925-й пробы, весит около 20 г.

Утверждают, что на всём постсоветском пространстве нет такого количества памятников какому-либо советскому актеру, сколько их на Украине установлено Быкову. Лётно-небесную тему отразил и маленький обелиск, установленный на месте гибели актера на одной из трасс под Киевом. Мы видим и крыло пропеллера, и гравировку на камне с кадром из фильма «В бой идут одни «старики».

Кроме надднепровского лётчицкого памятника с известным актёром и режиссером связано ещё множество киевских мест. Киев, словно заглаживая свою вину за то, что надорвал сердце художника, посвятил его памяти бульвар на Вигуровщине-Троещине, на одном из студийных корпусов повесил памятную доску с портретом Быкова, как и на фасад высотного дома над Русановским каналом, в районе метро «Левобережная», улица О. Туманяна, 8, где художник жил с 1975 г.

Семья Быкова не публикует архивы безвременно ушедшего актера и режиссёра, полагая кончину его неслучайной. Его сын Лесь после смерти отца эмигрировал в Канаду.

* * *

Леонида Быкова называли героем неба. Не ставший военлётом, он всё же летал – на съёмках своего лётного фильма. И управлял на земле штурвалами боевых машин, которые выделил для съемок командующий ВВС СССР.

Он удивительно продлился в небе: именем Л. Быкова названа одна из звёзд, а в Краматорске так был назван самолёт Су-27, и в Василькове – МиГ-29, на борту которого было написано «Маэстро. Леонид Быков». У этого МиГа даже имелся бортовой журнал Леонида Быкова и лётная книжка. На этом самолёте летал лучший экипаж Украины. И было в ВВС Украины лётное звено, которое носило имя Леонида Быкова. Как с этим дела теперь, после «декоммунизации»? В каком кошмарном сне могло привидеться донбассцу Быкову, что для стрельбы по мирному Луганску в 2014 г. боевые самолёты будут взлетать с васильковского аэродрома!

Героем неба Леонид Быков является прежде всего в духовном смысле, ведь именно туда, к возвышенному, героическому, жертвенно-патриотичному и человечному, он устремлял сердца сограждан большой страны.