Текст книги "Путь Тесея"

Амфитрита захихикала, а Посейдон выговорил покровительственно:

– На самом деле ты ни в чём не виноват, сынок. Мы, мужчины, изменчивы – и ты в этом ещё убедишься, а женщины – переменчивы, но бывает, что и от зла к добру.

– На следующую встречу, красавчик, я обязательно принесу тебе подарок, – улыбнулась Амфитрита и плеснула в ладошки. Лобастый бычок, проплывавший мимо, испугался и вильнул в сторону.

А Посейдон отпустил наконец руку сына и предложил:

– Я слыхал, что тебя снова собираются учить ездить верхом и управлять колесницей. Хочешь покататься на моей квадриге из гиппокампов? Я буду рядом и помогу тебе, если потребуется, сынок.

– Здорово! Конечно же, я с радостью… отец.

И хотя он с некоторой затяжкой добавил «отец», бог не обиделся и добродушно пояснил:

– Я их, морских коней, отпустил попастись за островом Порос, но стоит мне свистнуть – тотчас примчатся!

И Посейдон свистнул – да так, что распугал всю морскую живность залива Сароникос, а Тесей осмелился спросить:

– Отчего бы это, отец? Я ничего не боюсь, а как сел на нашу кобылу Псиллу, меня просто зажало страхом, словно между двумя камнями.

– Боюсь, моё наследство. Я ведь, как всем известно, ударил трезубцем на афинском Акрополе – да и создал ненароком первого на свете коня. Что было делать? Пришлось приручить его, я научился ездить верхом. Потом построил конюшню и принялся лошадей разводить. Однако бросил с ними возиться, когда меня понёс первый мой конь. Его испугал бык – тут-то и началось! Вот это была скачка, врагу не пожелаешь! Я вцепился в гриву, каждое мгновение ожидая, что свирепый конь сбросит меня на каменистую тропу. Теперь многие знают, что в таких случаях надо выбрать повод и заставить лошадь пойти по кругу, постепенно сужая его. Однако у меня и поводьев не было – уздечку племянница моя Афина придумала только через столетие! Я чудом жив остался, с тех пор к сухопутным коням больше и не подхожу. А вот и они, мои морские скакуны!

Движение воды едва не сорвало Тесея с ног, а в толще её возникли четыре быстро приближающиеся тени…

Очнулся Тесей на песчаной ленте у берега и, полежав, вспомнил всё, что с ним произошло. А когда снова посадили его на Псиллу, не проявил никакого страха и быстро научился ею управлять. Вскоре он и колесницей уверенно правил, только стоял на ней рядом с Коннидом, готовым прийти на помощь.

Приближалось время, когда Тесею надлежало в знак прощания с детством посетить Дельфы и посвятить Аполлону часть своих волос. Оказалось, что эта поездка и связанные с нею сакральные деяния волновали не его одного. За неделю до намеченного дня выезда подросток лёг спать на голых досках ложа, а проснулся снова на дне моря. Утреннее солнце весело просвечивало зеленоватую солёную воду, Тесей легко дышал ею, будто рыба, и богини Афина и Амфитрита также не испытывали в воде никаких трудностей с дыханием. Афину он сразу узнал – кем же ещё могла быть эта строгая красавица в коринфском шлёме с высоким гребнем и в эгиде с головой Медузы Горгоны? Стоящая, опершись на копьё и пронизывающая его своими большими серыми глазами? В сравнении с нею Амфитрита, пышно разодетая, вся в складочках и кружевах, розоволицая, румяная и с кроваво-красными губами, казалась приятной молодицей, почти домашней, и уж, во всяком случае, не опасней кошки. Тесею некогда было задаваться вопросом, откуда взялся на дне моря роскошный позолоченный табурет, чтобы воссесть на нём жене Посейдона, а вот ларец с ручкой, стоявший у ближней ножки табурета, она вполне могла принести с собой.

Тут Тесей почувствовал под правой ступнёй неясное шевеление, а под левой – жесткие волосы, одновременно его подвинуло в воде вверх, и его лицо оказалось на уровне только немногим ниже лица Афины, и несколько выше головы Амфитриты. Скосившись вниз, увидел царевич, что его двумя руками и головой поддерживает некое существо с плечами бородатого мужчины, а ниже подмышек с завершением тела, как у рака, но с полумесяцем на конце вроде бы хвоста. Правая ступня у Тесея зачесалась, но он решил не возникать, если уж такие у них тут в море порядки.

– Благоденствуйте вечно, великие богини! – поклонился он. – Хотелось бы узнать, зачем я вам понадобился, страшная и премудрая Афина, и тебе, прекрасная и добрая Амфитрита?

Богини переглянулись, при этом Афина перенесла тяжесть тела с одной крепкой ноги на другую, и Тесею показалось, что голова Медузы на её груди недовольно скривилась. Афина заявила:

– Во всяком случае, язык у малого неплохо подвешен. А я для него не прекрасна.

– А сам он красавчик-то какой! – всплеснула ручками Амфитрита. – И в том замечательном возрасте, когда почти не опасен для девиц.

Афина откинула голову назад, хоть и без того стояла прямо, будто аршин проглотила, и дёрнула краем красиво очерченного рта:

– Если ты намекаешь на меня, то нет возраста, в котором мужчина был бы опасен для моей девственности. Но если бы мне было суждено… Я предпочла бы с очень опытным мужиком, вроде моего неувядаемого отца.

Тесей навострил уши. Все попытки пообщаться на такие безумно привлекательные темы Коннид пресекал одинаково:

– До жертвенника, что на площади перед храмом Муз, и обратно – бегом! Если ты прибежишь, а тень сосны будет уже за этим камнем, побежишь снова!

А тогда, на дне моря, Тесей позволил себе постоять молча, на богинь уставившись, потому что он задал вопрос, а они не отвечали. Богини, впрочем, тоже беззастенчиво разглядывали его. Наконец, заговорила Амфитрита.

– Просто жаль отрезать такие миленькие волосы… О! Ты же спрашивал, дитя, чего нам от тебя надобно? Тебе предстоит очень важный обряд, а у племянницы мужа моего есть виды на тебя, и ей не хотелось бы, чтобы твоё вступление на порог взрослой жизни сопровождалось плохими предзнаменованиями… Афина, если захочет, сама тебе скажет.

– Афина захотела сказать, что ты болтушка, – отчеканила та без улыбки.

– А я вообще не понимаю, почему запрещено открывать людям их грядущие судьбы. Мы же, бессмертные, знаем, что мы бессмертны – и что в этом плохого, мудрая Афина? А кроме того, я ведь обещала тебе подарок, красавчик.

– Вот почему все важные вопросы на свете решают мужчины, – пробормотала дева-воин – и вдруг подмигнула Тесею. – А наш первый вопрос – о длине твоих волос, племянник.

– А ну-ка, повернись… Так-так, для Аполлона можно отрезать сзади, ну, эти пряди, что падают на спину, и дело с концом. По-моему, то бишь по бабьему тупому разумению.

– Только сзади, Амфитрита? А я предлагаю состричь их везде на голове, полностью. И не из почтения к Аполлону, а подражая лихим бойцам абантам.

– А кто такие абанты, великая богиня? – оживился Тесей. Мимо его носа проплыла большая макрель. Еле удержался, чтобы не поймать её за хвост.

– Это обитатели острова Эвбеи, свирепые ратоборцы в ближнем бою, мастера рубиться на мечах. Они стригутся очень коротко, чтобы враги не смогли ухватить их за волосы.

– Вот здорово! Как-то мы подрались с Буйком, так он сумел вцепиться мне в волосы – мало тогда не показалось! Потом я исхитрился пнуть Буйка локтем в живот – он и отпустил.

– Кто такой Буёк? – спросила Афина небрежно.

– Это по-уличному, а зовут пацана Эрихтонием, сыном Пифона.

Афина ударила тупым концом копья о песчаное дно, распугав мелкую рыбёшку.

– Терпеть не могу, когда простолюдины дают своим детям имена известных людей!

– А ты, Тесей, запомни, что прежде чем разговаривать с богами, смертному следует побольше узнать о них у знающих жрецов, – пожурила его Амфитрита. – У Афины был сын по имени Эрихтоний. Афина хотела сделать его бессмертным, а ей не удалось. Вот и злится до сих пор.

Тесей вытаращил свои красивые, как у Посейдона, глаза и развёл руками.

– Но разве я мог подготовиться, великие богини? Это ведь вы явились мне, а не я к вам пришёл! И откуда у богини-девицы может взяться ребёнок? Ой, прости, дева Афина, я этого не говорил…

Однако вместо того, чтобы отправить Тесея в пробежку до ближайшего затонувшего корабля и обратно, Афина только отвернулась от него и топнула ногой. Амфитрита промолвила примирительно:

– В общем-то, младенца Эрихтония родила Гея, Афина его лишь воспитывала. Да только неважно это. А ты, Тесей, откинь-ка волосы со лба рукой.

Тесей послушался, а жена Посейдона задумалась. Вдруг царевич воскликнул:

– Я понял! Если все будут стричься коротко, как те бойцы, то никто не сможет схватить противника за волосы. Все снова окажутся в равном положении, как и тогда, когда все ходили с длинными волосами. Поэтому я выиграю только в том случае, если буду единственным налысо подстриженным среди трезенских пацанов.

– Замолчи, балаболка, только с мыслей меня сбиваешь! – Амфитрита отмахнулась от него обеими руками. – Послушай, Афина, лоб у Тесея красивый и чистый. Что, если нам, не открывая его полностью, сделать чёлку среднего размера? «Педагог» именно так острижёт волосы для посвящения Аполлону в Дельфах – и причёска войдёт в моду.

– А ну-ка, парень, замри! – приказала Афина и, воткнув копьё в песок, принялась твёрдыми и холодными пальцами подгибать волосы на лбу мальчика. Взглянула на Амфитриту вопросительно. Та кивнула и улыбнулась.

– Вот это я и имела в виду, Афина! Обитатели Дельф и их гости сбегутся посмотреть на новую стрижку, назовут её «чёлкой Тесея». Наш подопечный прославится во всей Элладе, и пальцем для того не пошевелив.

– Можно мне сказать, прекрасные богини? – поднял тут руку Тесей. Богини переглянулись и дали разрешение кивками. – Я намереваюсь прославиться не какой-то глупой причёской, а победив чудище вроде этого.

И он показал пальцем на голову Медузы Горгоны, чуть было не ткнул в неё.

– О! Речь не мальчика, но мужа, – улыбнулась Афина. – Однако твой образец неудачен. Я потратила бы не меньше получаса, рассказывая, какие трудности нам с храбрецом Персеем пришлось преодолеть, прежде чем ему удалось отсечь эту голову. Да и после того она обращала в камень всех, кого ей Персей показывал. А ты, Тесей, свои подвиги ещё совершишь. Вон наша Амфитрита даже приготовила тебе заранее награду за них.

– Ах! А чуть не забыла с этой чёлкой… Но прежде, Афина, давай обсудим длину хитона, чтобы Тесей мог с уверенностью в нём показаться на людях в храме Аполлона Пифийского. Как по-твоему, этот, что на пареньке, не коротковат ли?

– Быть может и коротковат, дорогая Амфитрита, зато открывает красивые ноги. Прямые, накаченные, с соразмерными ступнями. Быть может, они и маловаты для мужчины, эти ступни, однако Тесей ещё подрастёт.

– Если он подрастёт, но будет продолжать носить короткие хитоны, то и смотреться будет моложе, чем будет на самом деле.

– А разве это плохо? – рассмеялась Афина. – Вон ты, Амфитрита, неужели не хотела бы выглядеть моложе, чем на свои года?

Амфитрита захихикала и обратилась к Тесею:

– Афина пошутила, красавчик. Мы, бессмертные, не стареем вовсе. А вот земные женщины и мужчины, те спят и видят, чтобы выглядеть моложе.

– Глупые какие! А вот я хотел бы не только выглядеть, но и вправду стать постарше, – насупился Тесей. – Страшно надоело жить бесправным ребёнком.

– Не ценишь ты своего счастья, – погрустнела Афина. – Все мальчишки такие. Но детство у смертных проходит само, незаметно, как и жизнь… Так что мы, подруга, решили с длиной хитона?

– Думаю, оставим эту. Ножки стройненькие, крепкие такие… Слышишь, Тесей? Перед церемонией в храме Аполлона надень хитон такой же длины, только чистый и из ткани получше. Не забудешь?

– Я-то не забуду… – проворчал Тесей. И вдруг решился, заканючил. – А подарок где? Ты же обещала подарок, жена моего могучего отца…

– И впрямь… – широко улыбнулась Амфитрита. – Подай-ка мне вон тот ларец.

Она отщелкнула крышку бронзового ларца и достала из него подобие лаврового венка, замысловато склёпанное из золота. В морской воде отдельные его листья то вспыхивал неярко под солнцем, то снова темнели.

– Возьми его, Тесей, просто подержи в руках и верни мне. Обещаю, что этот венок окажется на твоей голове, как только совершишь первый подвиг.

Глава 5

Трезен, Коринфский перешеек, Аттика

Героическое путешествие в Афины

Путешествие в Дельфы и впечатлило Тесея, с рождения не покидавшего маленький Трезен, и несколько разочаровало. Впечатлило его это горное селение всем, чем поражало каждого грека, впервые посетившего Дельфы, а разочаровало тем, что вопреки ожиданиям, почти не обратило внимания на трезенского царевича. Он ведь с трудом заставил Коннида подстричь ему волосы на лбу именно так, как велели богини, однако, вопреки обещанию Амфитриты, важные обитатели Дельф и приезжие не сбежались восхищаться его чёлкой, хоть удивлённые взгляды ему и доводилось встречать. Кроме того, в очереди перед храмом Аполлона пришлось им с Коннидом услышать, что посвящение первых волос Фебу устарело и что многие уважаемые люди пренебрегают этим ритуалом, когда у них вырастают сыновья. Правду сказать, Тесей даже и не попытался понять, для чего было дарить прядь волос богу, зачем чужие волосы Аполлону, на статуях отменно волосатому, и какую пользу от обряда стоит ожидать самому юноше.

Однако примерно через месяц после того, как ему исполнилось шестнадцать, начались по-настоящему значимые события. Как-то после обеда к Тесею с Коннидом, лихо рубившимся на деревянных мечах, подошли царь Питфей и Эфра. Тесей, исхитрившись, удачно выбил меч из руки у Коннида, и пока тот бегал за деревяшкой, успел присмотреться к родным. Царь Питфей выглядел торжественным, как в первый день Больших Дионисий, мать приоделась и накрасилась, словно на выход в город.

– Похоже, уважаемый Коннид, ты учишь орла летать, – усмехнулся царь в седую бороду. – Поигрались, и довольно. Нам предстоит совершить действительно важное дело.

Немного времени потратив, они вышли к тому самому белому камню, которым некогда ворочали цари Эгей и Питфей. Через семнадцать без малого лет огромный известняк по-прежнему лежал на обочине прежней дороги из Гипереи в Анфию, только на поле между акациями успели подняться белые жилища трезенцев.

Царь Питфей поймал взгляд дочери и кивнул. Эфра проговорила:

– Если ты достаточно силён для этого, сын мой, переверни камень!

Тесей, успокоившийся после учебного боя, только плечами пожал. Присмотрелся. Определив точку приложения сил, без особого напряжения перевернул камень – и…

– Деда, а это что такое? – спросил растерянно, глаз не отрывая от позолоченного навершия, светящегося в кучке гнилой кожи. Над находкой взметнулось облачко моли.

– Пусть тебе мать твоя объяснит, – не без яда распорядился царь Питфей.

Эфра объяснила, потупившись. Тесей выглядел разочарованным.

– А как же…? – пробормотал. – Вы же мне говорили всегда, что мой отец – Посейдон. Я и сам…

Царь Питфей пожал плечами. Произнёс, будто давно продуманное:

– Слабый радовался бы, что у него два отца, две опоры в жизни. Согласен я, что для сильного и одного властного отца бывает многовато. Эгей, царь Афин – мой давний приятель. Он славный боец и добрый, справедливый человек. Тебе же, Тесей, надо принять свою судьбу. Вот передала тебе мать распоряжение твоего земного отца – выполняй его. Бери мой хорошо просмоленный личный корабль и плыви в Фалер, порт Афинского царства.

– Погоди о корабле, дедушка, пока мы не разобрались с этим вот добром, – показал Тесей на остатки оставленного царём Эгеем под камнем. – Сандалии носить невозможно, и кожа ножен тоже испорчена.

– Это не беда. Я сегодня же закажу тебе новые сандалии в дорогу, а ножны для меча подберём мы вдвоём, покопавшись в моей оружейной палате. Главная примета твоя для царя Эгея – это меч, а он только заржавел немного. Подними его, Тесей.

Крепкие сандалии по ноге были готовы, и ножны они успели подобрать, но не был решён вопрос, каким путём добираться Тесею до Афин – сушей или морем. Предстояло начать путешествие в конце летнего месяца таргелиона, когда море, как правило, безопасно. На это обстоятельство в особенности напирала Эфра, хотя, насколько известно, она прежде никогда не плавала по морю. Царь Питфей, тот, поддерживая выбор дочери, исходил из оценки обстановки, сложившейся по маршруту пешего похода. Славный Геракл, гроза разбойников, в те времена расплачивался за нечаянное убийство Ифита добровольным рабством у царицы Омфалы, поэтому всяческие злодеи расплодились, законы попирались преступниками, и путнику было весьма небезопасно странствовать даже по Пелопонессу.

Однако Тесей настоял на своём, отправился в путь по суше и один – отвергнув уговоры взять с собою Коннида, если не слугой, то оруженосцем. Несколько лукавя, он оправдывался желанием забрать всю славу себе, но на самом деле мечтал не то, чтобы избавиться наконец-то от какой бы то ни было опеки, но просто побыть в дороге одному.

Старый Коннид плакал навзрыд, прощаясь с воспитанником, Эфра ревела белугой, а царь Питфей, смахнув скупую мужскую слезу, отвёл внука в сторону и зарокотал:

– По юности лет тебе сейчас безразлична наша разлука, Тесей. Я и не знаю, когда мы снова увидимся. Но придёт время, и ты вспомнишь нас с матерью, и придурковатого твоего Коннида вспомнишь. И если ты тогда решишь, что мы с матерью недостаточно любили тебя, ты ошибёшься. Боги, когда раздавали людям по толике беззаветной, самоотверженной и жертвенной любви, обделили меня, и мне мало чем было поделиться с твоей матерью. Но знай, что данную мне меру я исчерпал на тебя. Берегись, будь осторожен. Жизнь дороже славы. И не вздумай огорчать нас с матерью! Прощай!

И с этими словами царь Питфей оттолкнул от себя внука на пустынную дорогу, ведущую в Эпидавр, и вскоре Тесей, так и не обернувшийся, скрылся за её поворотом. Солнце поднялось уже высоко, когда вдали, между небом и землёй, блеснуло голубым. Дорога змеилась вдоль моря, повевал свежий ветерок, шагать было легко. Встречные, бедняки с самодельными посохами, обходили его по большой дуге, а кое-кто из них, завидев юношу с мечом на поясе, прятался в кустах. Одна телега с амфорами его обогнала, две с грузом, обвязанным холстом, попались навстречу.

После первого дня пути Тесей заночевал в Калони, деревушке на берегу. Чувства его охватывали смутные, столь долгожданное счастье полного одиночества и неподчинения никому на свете он испытывал очень недолго. Домашняя снедь в узелке уменьшилась, а он не умел добыть себе пищи. Царь Питфей снабдил его, конечно, мешочком со статирами, но вот покупать что-нибудь самому Тесею не доводилось – а Коннид на что? Смущало также, что за весь первый день похода он ни разу не встретил никого, кто хотел бы его обидеть, и он начинал уже заранее стыдиться своего прихода в Афины с одним мечом, как доказательством родства – нет, чтобы привести с собой толпу побеждённых и связанных разбойников…

Однако за несколько стадий до Эпидавра, когда город забелел впереди продолговатым пятном на горизонте, из платановой рощи вышел перед Тесеем, явно желая перекрыть ему путь, неопрятный здоровяк. На плече он держал дубинку, медная оковка её поблёскивала на солнце.

– Эй, ты! Я – славный воин Перифет! – заявил он, из пренебрежения к прохожему не договаривая до конца слова. – Всё твоё, сосунок, теперь принадлежит мне – и твоя ничтожная жизнь тоже!

Меч Тесей предпочёл пока не обнажать, но измерил взглядом расстояние до забияки. Сбросил шляпу и узелок на траву обочины. Кроме того, стряхнув гиматий, обмотал им левую руку. Предложил срывающимся от волнения голосом:

– Не лучше ли тебе, славный воин, пойти своей дорогой, а мне продолжить мой путь?

В ответ Перифет резко поднял дубину над плечом и замахнулся. Тесей отскочил на пару шагов. К счастью, он почти тотчас же догадался, что парировать мечом удары тяжёлой дубинки выйдет себе дороже: стальное лезвие может сломаться – и что тогда? Вот и начался достаточно неуклюжий танец. Тщательно избегая свистящей в воздухе дубинки, Тесей описывал мечом кривые фигуры, при этом ловко отступал по кругу перед разбойником. Вскоре царевич совершенно успокоился и теперь успевал посматривать вниз, чтобы не споткнуться невзначай о камень.

Между тем Перифет размахивал дубинкой всё небрежнее, было очевидно, что меча он не страшится и готовится к решительной атаке. И Тесей давно припомнил, как должен поступить, когда распознает её начало. Стоило только Перифету снова, как в начале стычки, размашисто замахнуться дубинкой, как обученный юноша скользнул вперёд и коротко резнул острием меча над чреслами противника, обмотанными грязной тряпкой. Тотчас же он отскочил назад – быстро, но не совсем ловко, потому что споткнулся-таки и покатился на каменистой дороге. Вот именно с земли, лёжа, как гость на пиру, только вместо килика держа меч, он наблюдал оторопело за Перифетом. Тот ещё в замахе выпустил дубинку, и она упала у него за спиной. Обеими руками, сидя с вытянутыми перед собою ногами, разбойник подбирал с земли и запихивал в разрезанный живот сизые, слизью поблескивающие кишки. Лужа чёрной крови натекла и ширилась под ним.

Тесей вдруг осознал, что лежит в облаке едкой, кислой, тошнотворной вони. Его вывернуло на дорогу, и приступы рвоты были так сильны, что он на мгновение потерял сознание. Очнувшись, услышал бормотание разбойника:

– Гефест, отец мой, спаси… Гефест, не давай умирать…

Умирающий повторял эти слова раз за разом, словно молитву. А это и была, наверное, молитва. Тесей подхватился на ноги: ему показалось, что чёрная лужа уже возле его локтя. Тут же он ощутил, что хитон неприятно прилип к телу спереди. Пренебрегая нечистотой одежды, юный герой присмотрелся к Перифету: не отрубить ли ему голову, чтобы долго не мучился? Но разбойник замолчал: он, похоже, кончался, хоть голова и оставалась на плечах. Тут победитель вспомнил о дубинке, упавшей за спину Перифета, и обошёл полутруп, чтобы взглянуть на неё. Удачно вышло, что оружие откатилось и не запачкалось в крови. И сама дубинка понравилась Тесею: выстроганную, конечно же, из самого твёрдого дуба, мастер оковал её медью очень ловко, можно сказать, изящно и, на взгляд понимающего человека, даже красиво.

Тесей наклонился, поднял дубинку – и удивился, когда она пришлась ему по руке. А не оставить ли себе? Ведь и Геракл не всегда же орудовал мечом, иногда и дубиной. Да и противник, бывает, не стоит того, чтобы обнажать против него царский меч. Подпоясался Тесей заново и воткнул дубинку за пояс. Руки при этом выпачкал во рвоте, острый запах снова рванулся в ноздри. Нет, стирки теперь никак не избежать…

Царевич прошёл большой дорогой ещё половину стадия, никого не встретив, а завидев внизу на берегу удобную бухточку, спустился к морю, вымылся сам и неумело отстирал хитон. Разложил мокрую одежду на траве, а сам раскинулся ниже по склону, нагой, положив меч рядом. Под затылком пружинил островок полыни, горькой травы Артемиды, тело горячил раскалённый песок, ноги лизал прохладный прибой. Заснуть ему не давали маячившие перед глазами сизые кишки разбойника. Пытаясь избавиться от них, припомнил Тесей, что где-то невдалеке логово Перифета, там он прятал награбленное, и сокровища принадлежат теперь победителю. А если у злодея осталась семья, то требуется совсем небольшое усилие, чтобы её поработить. Уже в полусне вообразил Тесей, что его нежелание воспользоваться принадлежащим разбойнику будто бы уравновешивает само убийство, и поэтому очищения не требуется. Эта иллюзия позволила ему отогнать от внутреннего взора кишки, заплывающие кровью, и задремать…

Однако долго поспать не удалось. Сквозь полусон услышал он, как полынь шуршит под лёгкими шагами. Шорох замолк, и женский голос произнёс:

– Вот унесут воры твой хитон, молодой человек, и поминай как звали.

Спросонья решил было Тесей, что Амфитрита пришла наградить его золотым венком – после первого подвига, как обещала. Вот только какое дело богини до его хитона и с чего бы это ей охрипнуть?

Он раскрыл глаза – и торжественное приветствие замерло на его губах, а чресла он прикрыл, не сильно торопясь. Потому что над ним стояла очень уж земная бабёнка – толстушка лет тридцати, дочерна загорелая, босая, грубо накрашенная. Обвислые груди открыты, тряпки на ней слишком коротки для порядочной женщины, следовательно…

– Да, юноша, я гетера Омфала. Когда-то известная в Истме, а теперь, увы, шлюшка придорожная. Нет, я не думала на тебе заработать монетку-другую, просто любопытство одолело. Кто этот юный симпотяжка, что раскинулся столь беспечно над обычном местом моих омовений, и почему среди его вещей валяется дубинка моего приятеля Перифета?

Отвечать Тесей не торопился. Проще всего было бы нахалку прогнать, да и стояла она в такой позе, будто с любой момент готова слинять, если шуганут. Однако в образовании, дарованном юноше честным Коннидом, зияла обидная лакуна: Тесей не имел никакого опыта плотских утех, да и огорчительно мало знал о них. Приходилось довольствоваться отрывочными и корявыми рассказами сверстников, а именно тех, кого отцы, повинуясь обычаю, успели сводить в гости к гетерам. Один из таких трезенских подростков, увалень Пилад, сын Диксоса, сумел даже побывать у храмовой щлюхи в Коринфе и поделился впечатлениями с пацанами, но Тесей ему не поверил, заправскому лгунишке. Теперь появилась возможность восполнить этот пробел в образовании, но как решиться на опыт, если шлюшка такая страшненькая? Тесей откашлялся.

– Я Тесей, внук Питфея, царя Трезена. Твоему приятелю Перифету я сегодня выпустил кишки, так что дубинка теперь моя.

– Зачем, царевич, ты лишил меня выгодного клиента? А дубинкой владей, мне до неё дела нет.

– Тогда скажи, Омфала, знаешь ли ты, где у покойника берлога? И ещё – твой приятель жил в ней в одиночестве или с семьёй?

Глаза у шлюшки загорелись, и стало заметнее, что правый подбит.

– Ты хочешь сказать, благородный юноша, что прикончил Перифета и не ограбил его? Да, конечно, я знаю, где его хижина, этого бирюка! И какой он мне приятель – тумаками расплачивался, глаз вот едва не выбил....

Омфала принялась переминаться с ноги на ногу, только разговор сдерживал её, не давал умчаться за наследством разбойника. Быстро сообразила, однако. Тесей выговорил солидно:

– Выслушай меня внимательно, женщина. Я позволяю тебе забрать из логова Перифета имущество и деньги в количестве… Да, чтобы покрыть твои убытки. Но с одним условием: ты должна будешь возвратиться сюда и кое-что мне рассказать. Можешь идти.

Омфала поклонилась и убежала, замелькала розовыми пятками. Тесей отметил, что со спины и на бегу она выглядит куда лучше. Да и на хитоне сзади пятен поменьше. Он вернулся на своё лежбище, но сон не возвращался. Вначале царевич разобрал и принялся оценивать своё поведение. Вроде бы правильно поступил. Проявил себя мужем не жадным, это раз. Сумел не показать шлюшке своего испуга перед нею, это два. Он и робость свою тогда оправдывал. Если пацану не страшна окованная медью дубинка в деснице лесного силача, а грязной девки он побаивается, то это ещё не значит, что трусишка. И он вовсе не боится каких-то баснословных стыдных болезней, коими пугал старина Коннид – тоже мне Асклепий нашёлся! Противна и страшна эта новая для него, неизведанная область отношений, столь привлекательная для взрослых – однако почему тогда они стыдятся её и высмеивают при каждом удобном случае? Если и ему суждено присоединиться к постыдным конвульсиям, что ж, так и будет. Но разве не имеет он права выбрать, с кем? А ему судьба подсовывает это потасканное страшилище. Вот если бы Омфала оказалась точной копией Амфитриты – наивной, милой, приятно грудастой и такой чистенькой! Но это, наверное, грех – мечтать о соитии с земной копией богини, жены своего божественного отца. И чтобы отвратить удар молнии гневливого Зевса, принялся Тесей гадать, вернётся ли в бухту шлюшка: ведь ей ничто не может помешать просто спрятаться вместе со своим бедным сокровищем в роще и переждать, пока он уйдёт… Уплывёт на колеснице, влекомой по волнам четырьмя гиппокампами, стоя рядом с загадочно улыбающейся Амфитритой…

– Эй, благородный юноша! Ты снова заснул? Вставай, я принесла хорошую новость. И пойдём со мной, если не желаешь на свою голову неприятностей. Там возчики, оттаскивая тушу Перифета с колеи, прокляли тебя и пожелали тебе невзгод на тысячу лет вперёд, в Аиде тоже.

– Бедствия в Аиде подождут, – пробормотал он. Закутался в гиматий, обмотал волгким хитоном плечи, подпоясался, пристроил к поясу меч и дубинку, поднял с травы свой узелок. – Куда зовёшь?

– Да куда ж ещё, как не в свой лесной дворец, хе-хе… – показала Омфала остаток зубов. – Зову тебя добычу делить.

Они пересекли дорогу, и шлюшка вывела царевича на тропку в миртовой роще. Вскоре показался холм, густо заросший кустарником. Омфала отставила в сторону щиток, сплетённый из засохших ветвей, открывая лаз в пещеру. На коленках заползла внутрь, потом высунула из дыры голову:

– Эй, благородный юноша, входи, не бойся!

Не бойся? Было бы чего бояться… И вот Тесей уже в пещерке. Свет попадал сюда только через вход, но глаза быстро привыкли, и он рассмотрел, что хозяйка сидит на ложе, выстланном из ветвей и покрытом выцветшим ковром и похлопывает ладонью по ковру, предлагая сесть рядом. Слишком широкий для одной, настил занимал половину пещеры. У противоположной стены приткнулся грубо сколоченный низкий столик. На кривой земляной, в космах паутины и древесных корнях, стене что-то блеснуло.

– О! Так ты владеешь зеркалом? – изумился Тесей.

– Да, остаток прежней роскоши. В него можно увидеть занятные вещи, без зеркала такое не разглядишь… А ты, благородный юноша, не желаешь ли посмотреться?

Тесей помотал головой. Сызмальства не доверял он зеркалам. Запустишь глаза в полированную бронзу – и вдруг не увидишь там себя? Или увидишь, что за твоей спиной кривляется злой демон? А если зеркала – это окна в иной мир, есть ли смысл заглядывать в него, не познав толком этот и не прославившись в нём?

Тем временем Омфала сунула руку за пазуху и высыпала на стол кучку серебряной и золотой мелочи. Женские украшения, в основном: шпильки для волос, цепочки на шею, браслет. Несколько монет, драхмы и статир. Ещё фибулы. Скользнув взглядом по наследству Перифета, царевич выпрямил спину и свысока усмехнулся.

Омфала предложила торопливо:

– Вот, выбирай, щедрый юноша, что понравится тебе. Я возьму остаток.

– Женщина, я бился с разбойником не за добычу, – искренне, хоть и немножко, больше перед самим собой красуясь, пояснил Тесей. – Я бы унизил себя, если бы позарился на часть этих цацок. Перифет снимал их со своих жертв, и надо бы, если по справедливости, вернуть всё родственникам убитых.

– Да где их найдёшь теперь, тех родичей?!

– Согласен, женщина, теперь это трудно. Я не рассердился на тебя, когда ты перепрятала часть найденного в жилье Перифета, потому что сам предназначил всё тебе. Забирай и это. Но как я и предупреждал, кое-что для меня тебе придётся сделать.