Текст книги "Мотив Х"

– Да, и вы можете быть абсолютно спокойны. Запись останется у меня, по крайней мере, пока. – Она кивнула полицейским, чтобы они его арестовали.

– Подождите, давайте поговорим, черт возьми, – закричал он в тот момент, когда его окружили полицейские, а потом прижали к стене. – Я не сделал ничего противозаконного! Ни хрена я такого не сделал, что дает вам право повязать меня!

– Я бы, наверное, назвала вашу милую маленькую речь разжиганием этнической розни, за это можно получить до двух лет. Но вы правы. Скорее всего отделаетесь штрафами. Подстрекательство к поджогу, с другой стороны, это уже более серьезное дело, даже если оно касается собственного офиса.

Ландерц, на руки которому в этот момент надели наручники, не мог понять, о чем она говорит.

– Не надо изображать удивление. Вы не хуже меня знаете, что это были ваш сын и один из его друзей. – Она повернулась к одному из полицейских. – Кстати, вам стоит сходить и забрать его, пока он все свое какао не выпил.

21

Он посмотрел через окно автобуса в сторону торгового центра Хюллинге с супермаркетом «Ика Макси» на цокольном этаже и заметил, что облака скопились в одном месте. Скоро начнется дождь. Но это не имело никакого значения. Учитывая все то, что ему предстояло, это должен был быть просто удивительный день.

Он не мог припомнить, когда в последний раз так ждал чего-то. Даже тот день, когда он сбежал из дома со своими сбережениями, которые будто горели у него в кармане, не мог сравниться с сегодняшним. Тогда ему было всего семь лет, и он в одиночку проделал весь путь из Поарпа, через пролив и потом до Копенгагена, чтобы добраться до парка развлечений «Тиволи».

Ощущение полной свободы, возможности делать что хочешь тогда наполнило его с такой силой, что он покачнулся, как на облаках, и не повернул в сторону дома, пока не кончились последние монеты и солнце не зашло за линию горизонта.

Все, что он предпринял с тех пор, было различными попытками вновь пережить то же самое опьяняющее чувство счастья. Даже если это будет последний раз в жизни. Он пробовал ездить в парки развлечений, делал это несколько раз. Экспериментировал с алкоголем и наркотиками. Много путешествовал и испытал больше, чем многие могли только мечтать. Но он никогда даже близок не был к тому, чтобы снова ощутить тот бурлящий порыв, который едва не оторвал его от земли.

До нынешнего момента.

Торговый центр Хюллинге был не только первой остановкой, это был парк развлечений, более захватывающий, чем все остальные вместе взятые. Вложения были на порядок больше, чем в других случаях, и следовательно, высота падения была выше. Могло случиться все что угодно, и ничего не зависело от него. Благодаря костям он так же мало знал о том, что его ждет в следующий час, как и в тот момент, когда он в первый раз сел на американские горки и полетел вниз в своей вагонетке.

Кости.

Именно их он должен был благодарить за все. По какой-то неизъяснимой причине они привели его именно сюда, в торговый центр Хюллинге, выбрали это место из миллиона других, скоро они поведут его дальше, прямо в неизвестность, и выберут жертву.

Автобус свернул и остановился на остановке на улице Осторпсвеген. Выйдя из автобуса, он помог одной мамочке вытащить коляску и охранял ее до тех пор, пока ей не удалось привести своего протестующего трехлетку, который делал все, чтобы окончательно разозлить мать. Она села в автобус через две остановки после него, и малыш кричал практически всю дорогу. Каждая из ее все более отчаянных попыток успокоить его разноцветными смузи заканчивалась тем, что они оказывались либо на полу автобуса, либо на ней самой.

Кроме того, он был вынужден сидеть рядом с толстой женщиной в тренировочной одежде с неприятным запахом изо рта. Он никогда не понимал, почему люди, которые никогда в своей жизни не тренировались, упорно носят отвратительно сидящую синтетическую одежду кричащих цветов.

Но он был в слишком хорошем настроении, чтобы поддаваться эмоциям, хотя и предпочел бы, чтобы игральные кости выбрали автомобиль, скутер или хотя бы велосипед, а не автобус. К тому же, торговый центр был построен для автомобилистов. Там не было даже приличного тротуара, ведущего через стоянку, на которой две трети мест уже заняты, хотя было всего двадцать минут одиннадцатого.

Он подождал, пока женщина с коляской отойдет достаточно далеко, затем сел на исцарапанную деревянную скамейку на автобусной остановке и вытащил шестигранный кубик из тканевого мешочка.

Он взвесил его на ладони и потер каждую из сторон между пальцами, чтобы согреть.

Торговый центр Хюллинге состоял из трех разных зданий. «Ика Макси» и «Баухаус» размещались в двух отдельных корпусах, а остальные магазины ютились в третьем. Первый вопрос заключался в том, какое из трех зданий он должен будет выбрать. «Ика» соответствовал единице и двойке, «Баухаус» – тройке и четверке и, наконец, последний корпус – пятерке и шестерке.

Он сложил ладони так, чтобы между ними образовалось пространство для кубика, и тряс до тех пор, пока окончательно не убедился в том, что у кубика было достаточно времени, чтобы сделать выбор.

Двойка.

Начал моросить дождь, поэтому он натянул на голову капюшон, вышел из-под крыши автобусной остановки и пересек парковку, потом проскользнул в автоматические двери «Максиз», взяв одну из красных тележек по пути в магазин.

Других покупателей в первом отделе с кухонными принадлежностями и бессмысленными пластиковыми штуковинами, которые никто никогда не покупал, видно не было. Поэтому он прошел дальше в овощной отдел, который, несомненно, нравился ему меньше всех остальных. Настолько, что он начал полностью избегать свежих овощей.

Ведь нужно было не просто выбирать овощи и складывать в пакеты. Кроме этого стало все более распространенным взвешивать и приклеивать ценник на это дерьмо. Как будто ты здесь работал, но зарплату тебе при этом не платили. Даже просто найти нужный вид салата среди всех вариантов – уже занимало целую вечность.

Еще и другие покупатели… Например, пожилая женщина, стоявшая немного в стороне от него, которая щупала одно манго за другим, а потом еще и обнюхивала, как какая-нибудь собака.

Он подошел к молодой картошке и стал одну за другой складывать ее в пакет, одновременно разглядывая эту женщину. Та была одета в синее с головы до ног. Синий плащ, синие шорты и синие резиновые сапоги. Даже дужки ее очков, висящих на ниточке на груди, были ярко-голубые.

Другими словами, у нее были все шансы остаться в живых.

Пять из шести возможных исходов были в ее пользу. Единственное, чего она не пережила бы, так это пятерки, именно эта цифра отвечала за синий цвет. Очередность цветов и то, какой цифре каждый из них будет соответствовать, это то, о чем ему пришлось немного подумать, прежде чем он пришел к выводу, что единственным логичным решением было следовать цветам радуги.

Это означало, что красный цвет соответствовал единице. Затем шли оранжевый, желтый, зеленый, синий и, наконец, фиолетовый, которому соответствовала шестерка. Белый, черный, коричневый и серый были нейтральными и не участвовали в игре.

Итак, ему нужна была пятерка.

Он взял еще одну картофелину, завязал пакет и положил его в тележку. Затем сунул руку в карман, взял кубик и начал трясти его в руке, пока шел к витрине с красным луком. Оказавшись у витрины, раскрыл ладонь и посмотрел.

Тройка.

Кубик выбрал желтый цвет, и он отчетливо видел, что на той женщине не было ни одного желтого предмета одежды, а это означало, что она все же попробует манго, если, конечно, когда-нибудь выберет подходящее.

Рядом с горой клубники стоял мужчина, на вид лет сорока, он перебирал ягоды в попытке найти идеальные. На нем была фиолетовая рубашка поло и белые шорты. К несчастью, его туфли были коричневыми. Но свитер, рукава которого он повязал вокруг шеи, был в красно-белую полоску, что давало кубику по меньшей мере два цвета для игры. Единица и шестерка. В сравнении со старушкой с манго его шансы уменьшались вдвое.

Может быть, поэтому он так поспешно закончил отбирать ягоды и поспешил дальше в мясной отдел. Как будто ему это поможет.

Сам же он подошел к холодильнику с селедкой, оттуда ему был отлично виден этот мужчина, который явно собирался сегодня вечером жарить мясо на гриле. Он снова потряс кубик и вновь почувствовал волну удовольствия, когда разжимал руку.

Пятерка.

В каком-то смысле он испытал облегчение. Все это было гораздо веселее, чем он ожидал. Он совсем развеселился, когда увидел мальчика, которому на вид было около десяти лет. Мальчишка подошел к так тщательно выбиравшему клубнику мужчине, держа в руке журнал про компьютерные игры, и положил его в тележку.

– Папа, в этом торговом центре есть магазинчик с мобильными телефонами. Мы не могли бы пойти туда, когда закончим здесь?

– Нет, нового телефона не будет, я же тебе сказал.

– Почему нет? И как же мне тогда…

– Потому, что ты за два месяца уже потерял три телефона.

– Ну пожалуйста, я обещаю быть осторожнее.

– Рутгер, что я говорил про нытье?

– Я могу заплатить сам, только возьму у тебя…

Рутгер. Имя было просто потрясающим.

– А теперь прекрати клянчить, иначе тебе придется выйти отсюда и ждать меня в машине.

Папаша, можешь быть абсолютно спокоен. У тебя есть все шансы в самом ближайшем будущем навсегда избавиться от этого нытья.

Рутгер, несомненно, любил все цветное. Помимо зеленой кепки на нем был красный дождевик с синим капюшоном и синей отделкой вокруг карманов. Серые брюки немного нарушали гармонию, но это компенсировалось широким пурпурным поясом с золотыми заклепками. Возможно, пояс подходил к свитеру под курткой, или Рутгер был просто маленьким мятежным педиком и весь его наряд дополнялся розовой рубашкой с блестками? С другой стороны, высшие слои общества всегда питали слабость к розовому цвету, что было так же необъяснимо, как и второй любимый цвет золотой молодежи – мятно-зеленый.

Но черт бы с ними. В дополнение ко всей цветастой одежде на мальчике еще были желтые кроссовки со встроенными под подошвами колесиками, таким образом, в его одежде были представлены пять из шести цветов, и бедный Рутгер, скорее всего, никогда не получит возможность рассказать миру о своей сексуальной ориентации.

Если бы не отсутствие оранжевого, он был бы уже приговорен к смерти. Теперь у него был один шанс из шести. Двойка – то единственное, что было ему нужно, чтобы продолжать дышать. Ни больше, ни меньше. Настал час Х! Бог любит троицу.

Он вытащил кубик и потряс его в руке, на этот раз намного дольше, хотя это не имело особенного смысла. Вопреки распространенному мнению, у костей не было памяти, и каждый новый бросок был независимым от всех предыдущих и полностью находился в их власти. Здесь решал только случай.

Однако случай был подчинен шансам. Даже если бы кто-то захотел выкинуть десять шестерок подряд, не очень вероятно, что это получится. И сейчас ни вероятность, ни шансы не были на стороне маленького Рутгера.

– Вы что-нибудь хотели?

Он сжал кубик в руке и повернулся к невысокому, но мускулистому мужчине с бородой и в одежде байкера.

– О, извините…

– Все в порядке. Можешь убраться с дороги?

– Да, конечно. – Он быстро отступил в сторону и одновременно почувствовал, что его пульс участился. Скоро он наверняка начнет потеть. Кроме того, он не взял ни одной банки селедки, хотя стоял у витрины и блокировал проход в течение нескольких минут. Так можно ведь и вызвать подозрения у других покупателей. Черт!

Он отошел от витрины и сразу же обнаружил, что и мальчик, и его отец ушли. Вот дерьмо! Он огляделся по сторонам и с трудом удержался, чтобы не начать бегать по магазину. Камеры слежения, вероятно, уже начали приближать его фигуру с помощью зума. Все может закончиться прежде, чем он начнет действовать по-настоящему.

Поэтому он старался следить за тем, чтобы постоянно класть товары в тележку, пока быстрыми шагами продвигался к кассам. В людях, которые были напряжены и спешили, по крайней мере, не было ничего необычного.

Во всем виноват этот гребаный бородач. Если бы не он, кубик уже вынес бы свой вердикт, и ему оставалось бы только проследить за ними до машины, чтобы записать регистрационный номер. Теперь все настроение было испорчено, и, конечно же, ни Рутгера, ни его отца у касс видно не было.

Где, черт возьми, они могли быть? Они же не могли просто исчезнуть. Никто не мог ослушаться воли костей. Никто. И это он был тем, кто держал кубик, а это означало, что судьба мальчика была и в его руках тоже. Так было решено, и так оно и должно было быть.

И тут он понял, где они. Это же очевидно. Почему он об этом не подумал? Чем больше родителей раздражает нытье, тем легче им приходится сдаваться. Наверняка маленький Рутгер давно это понял. И если оно не проходило с одним из родителей, то, очевидно, отлично работало со вторым.

Там они и стояли, у одной из полок отдела с бессмысленными пластиковыми игрушками, и мальчик брал с полки большую упаковку с пластмассовой гитарой. Он вытащил кубик, потряс его, но на этот раз совсем недолго, и разжал ладонь.

Может, у него обман зрения?

Неужели выпали только две маленькие точки, а не три?

Возможно, он слишком мало потряс кубик.

Нет, это не имеет значения. Во всяком случае, не должно иметь. Но что, если у случая не было достаточно времени для принятия решения? Ведь он долго тряс кубик, когда внезапно его отвлек бородач, так что независимо от того, насколько сильно он хотел, у него не было никакого оправдания, чтобы начать все заново. Костям было дано столько времени, сколько требовалось, и две маленькие точки были их решением. Надо просто успокоиться и позволить тем неблагодарным ублюдкам продолжить путь к кассам.

Его охватило разочарование, хотя он и понимал, что это совершенно бессмысленно. Ведь в этом-то и был смысл всего действа. Незнание того, кто это будет, когда и как. Его личные предпочтения не имели к этому никакого отношения. Он был не более чем пассажиром, который только что сел в вагонетку американских горок с завязанными глазами, и впереди у него была лучшая в мире поездка.

Так почему же он больше не чувствовал того самого возбуждения? Это тот бородач испортил все веселье или дразнившая его двойка, которую выдал кубик? Он и сам не знал. В любом случае, настрой был испорчен, и он уже просто хотел оставить тележку с едой и поехать домой. Но так не пойдет! Уже завтра кто-то должен был потерять свою жизнь, а он все еще не знал, кто это будет.

Может быть, он просто проголодался. Прошло уже почти три часа с тех пор, как он поел, и небольшой перерыв был вполне оправдан. Это поможет собраться с мыслями и вернуть тот замечательный настрой, который был у него утром. Жареная куриная ножка. Вот что он возьмет. Он почувствовал ее запах, еще когда торопливо проходил мимо прилавка с колбасными изделиями в поисках мальчика. Куриную ножку, помидор и минералку с лимонным вкусом.

Уже по дороге к нужной витрине он почувствовал, как возвращается хорошее настроение, а когда взял бумажку со своим номером и увидел, что двое, стоявшие перед ним в очереди, были одеты один в серое, а другой в черное, то окончательно осознал, что был абсолютно прав насчет перерыва.

Продавщица за прилавком, которая, кстати, была почти полностью одета в белое, вызвала очередной номер и начала обслуживать мужчину в черных джинсах, черной футболке и темном пиджаке. Это выглядело достаточно красиво и стильно, так что в некотором смысле он заслуживал остаться в живых.

– Чем я могу вам помочь?

Только сейчас он заметил, что красные цифры на табло показывают его номер, и что за прилавком стоит еще один продавец. Леннарт Андерссон, судя по табличке, приколотой к его рубашке. На вид ему было далеко за пятьдесят, хотя он делал все, чтобы выглядеть лет на десять моложе. Он был необычайно накачанным для своего возраста, а низкая линия роста волос и загар из солярия заставляли думать, что ему лет сорок. Но он всегда смотрел на руки людей. Именно они выдавали реальный возраст человека. И никакие операции не могли это изменить. Как и его коллега, Леннарт был одет в белое, но с небольшой, хотя и существенной разницей.

Красный галстук.

Правда, виден был только узел, но и этого было более чем достаточно.

– Жареную куриную ножку, – сказал он, вытащил кубик и потряс его в руке, в то время как продавец пошел к витрине с горячей едой.

Единица.

Одна маленькая точка посередине.

Большего ему и не требовалось, чтобы перейти к следующему этапу.

Кубик с легким стуком упал на прилавок и покатился к корзине с использованными номерными бирками, где в конце концов и остановился.

– Что-нибудь еще? – Продавец прикрепил ценник к пакету с курицей.

Единица.

Черт возьми, выпала единица!

Решение назревало очень долго, но сейчас оно было принято, и теперь, спустя время, оно казалось абсолютно очевидным.

– Нет, спасибо, все в порядке, Леннарт. Отлично. – Он улыбнулся, сунул кубик в карман и взял пакет с курицей.

– Ну, тогда желаю вам хорошего дня.

– И вам того же. Никогда не знаешь, сколько он продлится, – сказал он и направился к кассам.

22

– Хорошо, у меня больше нет вопросов. – Лилья встала.

– Мы что, уже закончили? – спросила женщина, которая был замечена на одной из записей с камер на Норра Стургатан в Бьюве. Она спешила куда-то, переходя улицу, всего через несколько минут после того, как кто-то включил программу полоскания в прачечной в ста метрах оттуда.

– Да, – сказала Лилья, провожая женщину до двери. – Но если возникнут еще вопросы, мы, конечно, свяжемся с вами снова. – Она не видела никаких оснований не верить в историю женщины о том, как та закупалась в «Нетто», ей не хватило денег на карточке, и она поспешила домой, чтобы принести наличные. Она даже предъявила квитанцию с отказом в покупке.

Эта женщина была третьей, кого она могла вычеркнуть из списка лиц, которые так или иначе привлекли их внимание во время просмотра записей. Честно говоря, они привлекли внимание только Утеса. Сама она считала, что это пустая трата времени. Но она обещала, и после того, как совсем испортила отношения с ним, пробравшись на нацистскую встречу без его ведома, не собиралась ссориться еще и по этому поводу.

По крайней мере, он был зол. Он так разозлился, что повесил на дверь бумажку с надписью «Занят» и упорно отказывался отвечать на ее звонки. Она трижды пыталась дозвониться до него после ареста Ландерца и его сына, и каждый раз он сбрасывал звонок.

Один раз он все же переборол себя и отправил СМС, что занят и они поговорят позже. Как будто только у него одного много дел.

Но она не собиралась опускаться до его уровня и злиться в ответ. Это он пусть так делает. Тем более, у нее оставался только мужчина с машиной, взятой в прокат, после его опроса она сможет заняться реальным делом – наконец проштудирует базу данных «Шведских демократов».

Она не смогла удержаться, чтобы не начать просматривать список членов партии в перерыве между допросами. В основном для того, чтобы убедиться, что флешка не была пустой. И она была далеко не пустой.

Оказалось, по всей Швеции партия имела в составе восемь тысяч членов. Около двух тысяч пятисот из них жили в Сконе, и если сузить поиск до Бьюва и соседних муниципалитетов, то их число сокращалось до восьмисот сорока семи человек, из которых двести двадцать девять человек были женщинами. Персональные номера также были указаны в базе, и она смогла отфильтровать всех людей младше двадцати пяти и старше шестидесяти соответственно и, наконец, получила список из трехсот восьми имен. Каждый из них мог оказаться человеком с улыбкой, которую она видела перед собой всякий раз, когда закрывала глаза.

Не было никаких гарантий, что он будет включен именно в этот список, но исследования показывали, что даже те, кто имеет более ультраправые и даже чисто нацистские взгляды, часто отдавали свой голос за все более рафинированных «Шведских демократов», чтобы через них попасть в парламент.

Кроме того, она была убеждена, что Зиверт Ландерц узнал человека на фотороботе, хотя продолжал упорно отрицать это во время допроса сегодня утром. Он пригрозил подать в суд, если его немедленно не отпустят. Более того, он обещал подать в суд не только на полицию, но и на нее лично за то, что она намеренно загубила его политическую карьеру.

Не было никаких сомнений в том, что именно Ландерц устроил пожар в своем кабинете. Но несмотря на то, что была использована его машина, по словам Хегсель, этого было недостаточно, чтобы начать судебное преследование. А так как сын отпирался так же упрямо, как и отец, то по сути можно было сказать, что любой мог воспользоваться их машиной, потому что у них, как они утверждали, была привычка оставлять ключ в замке зажигания.

Неудивительно, что Хегсель потребовала его освобождения. Но Ирен могла бы еще согласиться отпустить сына, но отца – ни при каких обстоятельствах. Она сослалась на главу двадцать четыре Уголовного кодекса, которая позволяла держать его под стражей до трех полных суток в случае, если он представлял большую важность для следствия.

Так что теперь ему придется пробыть за решеткой до полудня понедельника. Одно это подняло ей настроение. И оно ничуть не ухудшилось от того, что газетчики уже успели пронюхать об аресте Ландерца.

Оставалось еще несколько минут до прихода Понтуса Хольмвика, того мужчины с камер слежения. Ирен подвигала компьютерную мышь так, чтобы экран с именами всех «Шведских демократов», которых она отфильтровала, ожил. По какой-то причине они были отсортированы в обратном алфавитном порядке с такими фамилиями как Эстлунд и Захриссон в самом начале.

Она начала прокручивать список вниз, когда зазвонил телефон. Конечно, это Утес. Что ж, самое подходящее время. Но теперь она занята, и на этот раз уже ему придется подождать. Поэтому она нажала кнопку сброса вызова и вернулась к именам на экране.

Первой мыслью было, что ей это привиделось.

Второй, что это был кто-то другой с таким же именем.

Третью она не смогла додумать до конца.

Уолссон.

Сама по себе фамилия была необычной.

Хампус Захариас Уолссон.

Только один человек носил такие имя и фамилию.

Ее Хампус был членом партии «Шведских демократов». Черт возьми! Ее чуть не стошнило прямо на экран.

– Добрый день. Вы Ирен Лилья?

Она подняла глаза и увидела мужчину, одетого в черную облегающую кожаную куртку и такие же черные джинсы. Он стоял в дверях и разматывал клетчатый шарф, который был повязан вокруг шеи.

– Да, совершенно верно. – Она встала, чтобы поздороваться. – А вы, должно быть, Понтус Хольмвик. Добро пожаловать, присаживайтесь. Кстати, хотите чаю или кофе?

Она не могла сказать, была ли в шоке, рассержена или огорчена. Наверное, все и сразу. По имеющимся на экране данным, он вступил в партию два года назад в связи с парламентскими выборами 2010 года. Он не сказал ей об этом ни слова. Ни единого гребаного слова.

– Нет, спасибо, я дома попил. – Мужчина рассмеялся и сел в кресло для посетителей. – Может быть воды, или… я имел в виду чая. – Он снова рассмеялся. – Извините, я немного нервничаю. Меня впервые вызвали в полицию на такого рода допрос.

– Вы можете быть совершенно спокойны. Мы просто хотим получить ответы на некоторые вопросы, и надеюсь, вы сможете нам в этом помочь.

Они с Хампусом почти никогда не говорили о политике. Но она помнила, как однажды во время дебатов лидеров партий он заявил, что будет голосовать за социалистов.

– Кстати, сколько времени это займет? У меня скоро важная…

– Максимум пятнадцать-двадцать минут, – перебила его Лилья и открыла чистую страницу в своем блокноте. Так что давайте начнем.

Этот сукин сын лгал ей прямо в лицо.

– По нашей информации, вы арендовали автомобиль в компании «Херц» на улице Густав Адольфсгатан здесь, в Хельсингборге, в эту среду. Это правда?

– Да, – сказал мужчина, кивая.

– Утром вы поехали в Бьюв и припарковали машину на Норра Сташунсгатан у торгового центра.

– Я не знаю, как называется эта улица, но уверен, что так и было. – Мужчина улыбнулся и снова кивнул.

Конечно, если пара живет вместе в одной квартире, то партнеры не обязаны голосовать за одну и ту же партию.

– Вы кого-нибудь навещали?

Напротив, она почти презирала пары, которые всегда голосовали одинаково и соглашались друг с другом в каждой мелочи, просто чтобы не думать каждый своей головой.

– Нет, я никого не знаю в Бьюве.

– Так что же вы там делали?

Но голосовать за «Шведских демократов», это было что-то из ряда вон. Это переходило все мыслимые границы.

– Я думаю, вы вряд ли взяли напрокат машину только для того, чтобы поехать в торговый центр Бьюве и поесть пиццу в «Аморе».

Если человек голосовал за них, то, значит, у него имелся взгляд на мир, который настолько сильно отличался от ее взгляда, что она просто не представляла, как они могли продолжать быть парой.

– Пицца? Нет, тогда бы я поехал в другую пиццерию. Я просто искал хорошую натуру, – рассмеялся мужчина.

– Какого рода натуру?

У нее не было другого выбора, кроме как уйти от него. Как только она доберется до дома, ей останется только собрать вещи и уехать.

Мужчина пожал плечами.

– Все места в городе или на природе, которые могут служить фоном для фотографий собак.

– Фотографии собак? Извините, но я не уверена, что поняла вас, – сказала Лилья, сбрасывая еще один вызов от Утеса. – Это то, с чем связана ваша работа?

– Да, люди присылают фотографии своих собак или кошек. Я вырезаю их и накладываю на новый фон. Фоном может служить место на горе, лугу или за рулем автомобиля. Все зависит от пожеланий клиента. Потом я использую фильтры и обрабатываю фото в специальной программе, после чего распечатываю и вставляю в рамку новую фотографию. – Он расплылся в улыбке, как будто все это было более чем очевидно.

– И люди платят за это деньги?

– Да. Это отлично оплачивается.

– Как называется ваша фирма?

– «ПэтФрэйм». Сначала она называлась «БьютиПэт», но все думали, что это салон красоты для животных, поэтому я придумал «ПэтФрэйм», название, которое точно рассказывает о том, чем мы занимаемся. Так ведь?

Дверь открылась, и прежде чем Лилья успела среагировать, прямо перед ней возник Утес.

– Хегсель только что сказала мне, что у нас недостаточно оснований, чтобы удерживать Ландерца. Просто чтобы ты была в курсе – мы его отпускаем.

– Нет, я не собираюсь быть в курсе. Мы знаем, что он участвовал в поджоге, и я также подозреваю, что он знает, кто убил Мунифа. Так что Ландерц остается у нас. И вообще, я занята.

– Ладно, поговорим об этом позже, – вздохнул Утес. – Я здесь не поэтому.

– О̕кей, но что бы это ни было, придется подождать, пока я не закончу.

– Или нет, – сказал Утес и подошел вплотную к ее столу.

Она понимала, что безумно устала, и ее реакция на любую ситуацию сейчас была слишком импульсивной. Но сколько же можно терпеть его выходки? Еще и суток не прошло с тех пор, как он стал руководить расследованием, а он уже вел себя так, будто ему принадлежит весь этот чертов полицейский участок.

– Прошу прощения, – сказал мужчина. – Мы уже закончили или у вас есть еще вопросы?

Лилья жестом дала понять, что ему следует немного подождать, и встала, чтобы задать Утесу такую взбучку, которую в обычной жизни от нее получал только Хампус. Но когда она увидела фотографию, которую он положил на стол, замолчала.

– Ассар Сканос, сорок восемь лет, холост, детей нет. – Утес встретился с ней взглядом. – Это не тот парень, которого ты ищешь?

Как, черт возьми, он это сделал? Она достала изображение улыбающегося мужчины, информацию о котором пыталась найти уже двое суток, чтобы сравнить с фотографией Утеса.

23

В первом треке по большей части звучали приглушенные голоса на фоне пианино. И, прослушав вторую композицию с барабанным маршем и мелодичным бэк-вокалом, Фабиан решил, что группа «Apparatjik» была исключением, которое подтверждало правило.

Он впервые с момента покупки слушал эту пластинку-миньон, и так как по навигатору оставалось девять минут до пункта назначения в Рингшестранде, решил прибавить громкость.

Вообще-то он не любил так называемые «супергруппы». Термин говорил сам за себя – из такого коллектива не может выйти ничего, кроме безвкусного компромисса.

«The Power Station» с Робертом Палмером и членами «Chic» и «Duran Duran» была, пожалуй, одним из самых неудачных примеров супергрупп, хотя «Traveling Wilburys» с такими гигантами, как Джордж Харрисон и Боб Дилан, честно говоря, была ненамного лучше.

Но когда дело дошло до «Apparatjik», все оказалось наоборот. С входящими в его состав музыкантами из «Mew», «A-ha» и «Coldplay» этот коллектив оказался значительно интереснее, чем его члены по отдельности.

Он еще раз уменьшил громкость, когда пришлось затормозить, чтобы не сбить кого-нибудь из туристов с мороженым в руках, бросавших вызов типичной пасмурной июньской погоде. Через пятьдесят метров он проехал по узкому мосту, припарковался у обочины и продолжил последний отрезок пути пешком.

Бывал ли здесь Хуго Эльвин, определить по его скудным заметкам на полях было невозможно. Во всяком случае, он отреагировал на это. Какой именно из множества деталей он заинтересовался, однако, сказать было трудно. Может, оказалось достаточно того, что жертва была тестем Муландера, и он пришел к выводу, что это не что иное, как несчастный случай, хотя и необычный.

Небольшой белый дом стоял посередине холмистого участка всего в двадцати метрах от озера Рингшен. Здесь было бесспорно красиво – небольшой уголок рая, полностью спрятанный от взглядов соседей и прохожих.

Тесть Муландера, Эйнар Стенсон, был ранен собственным кухонным ножом здесь, в летнем коттедже супругов. Теперь в доме круглый год жила вдова Флора Стенсон. Обогнув дом, он увидел, как эта почтенная дама, которой было уже за восемьдесят, стоит на коленях и пропалывает грядку.

Рядом с ней был установлен старый транзисторный радиоприемник, в котором Джессика Гедин рассказывала в программе «Наблюдатели» об идеальном завтраке и о том, какой толщины должна быть кожура апельсина при приготовлении джема, чтобы он получился невероятно вкусным.

– Извините, это вы – Флора? – крикнул он еще издали, чтобы не напугать ее, но все же было видно, как она вздрогнула, прежде чем убавить громкость радио.

– Здравствуйте, меня зовут Джон. – Фабиан протянул руку женщине, которая встала, вытерла руки о фартук и пожала его руку.

И это не было ложью. Его звали Джон, или, точнее, его полное имя было Джон Фабиан Гидеон Риск. Джоном он был назван в честь деда, который в 1963 году сменил свое имя Йохан на Джон после убийства американского президента. Однако он понятия не имел, откуда взялось имя Гидеон, и когда однажды, будучи подростком, спросил об этом у своих родителей, реакция была настолько неоднозначной, что с тех пор никогда больше не касался этой темы.