Текст книги "Боже, спаси Америку! Наблюдая за американцами"

7

Часов до шести вечера все шло гладко. Вечеринка была в разгаре. Косяком шли офисные работники, с удовольствием пили чай с тортом, и ни один из них не угрожал иском в суд и не валился на пол в аллергических спазмах.

Футболка Ми с объяснением в любви к Америке приковывала повышенное внимание, особенно со стороны репортера, который пришел освещать мероприятие для крупнейшей городской газеты. Он так внимательно разглядывал эмблему сердца, словно искал в ней скрытый смысл – видимо, затерявшийся в области ложбинки между грудей. Алекса тем временем следила за направлением моего взгляда, проверяя, не вступают ли в диалог мои глаза и грудная клетка Ми.

Алекса, как обычно, получила свою порцию внимания и теперь успешно привлекала гостей к участию в лотерее «Выиграй футболку» (с последующей рассылкой спама по электронной почте). В общем, все складывалось как нельзя лучше.

И вот, примерно без четверти шесть, наш корабль напоролся на первый небольшой айсберг.

– Нужны еще этикетки, – подбежал ко мне Бабар.

– Пардон?

– Для чашек, – произнес он, не разжимая губ. – Я забыл, что нужны этикетки на чашки: «Осторожно: может содержать горячий напиток». Мой сын уже пишет их на кухне. А пока, пожалуйста, предупреждай всех устно. И обязательно проследи, чтобы рядом был независимый свидетель.

Так что в течение следующих десяти минут мы с Алексой вместе обходили зал, расспрашивая гостей, всем ли они довольны, и непринужденно вворачивая в разговор фразу о том, что чай может быть горячим. Хорошо еще, Бабар не попросил нас брать с каждого расписку в отсутствии претензий.

Часы пробили шесть, на улице уже было темно, и наш островок света и тепла, казалось, привлекал все больше и больше бостонцев, как вдруг в зале ощутимо возрос градус напряжения. Я обернулся и увидел небольшую группку мужчин и женщин в стильных пальто и шикарных шарфах, перед которой непроизвольно расступалась толпа, образуя коридор для прохода. Бабар тотчас оказался на месте. Он приветствовал дорогих гостей с распростертыми объятиями, словно те пересекли континенты, дабы поприсутствовать на крестинах его новорожденного сына. Репортер тоже наконец оторвался от сердечка на груди Ми и бросился к вновь прибывшим.

Как я догадался, это были местные сановники. Что ж, пора было и мне зарабатывать свой бонус. Я должен был лично засвидетельствовать им свое почтение, а потом произнести душещипательную речь о том, почему Британия настолько любит американцев, что приглашает их всех приехать и провести в нашей замечательной стране свои каникулы – или отпуска.

Но когда я стал пробиваться к ним, то вдруг почувствовал отчаянное сопротивление толпы: казалось, меня оттирали куда подальше. И снова шум усилился. У дверей ресторана кто-то скандировал:

– Нет английским колонизаторам! Нет английскому чаю!

Поверх людских голов я смог разглядеть пару черных треуголок и несколько дешевого вида париков с конскими хвостами.

– Нет английским колонизаторам! Нет английскому чаю!

Толпа напирала все сильнее, кто-то запаниковал, в том числе и высокие гости, которых прижали к длинному столу с угощением, и они опасливо косились через плечо.

– Нет английским колонизаторам! Нет английскому чаю!

Теперь я смог увидеть возмутителей спокойствия – это были пятеро парней в костюмах восемнадцатого века. Я не узнал в них никого из тех гидов, с кем встречался в пабе, и к тому же в их костюмах было нечто странное. Они не выглядели грубыми и самодельными и больше подходили для бала. Похоже, их взяли напрокат.

Кто-то из гостей смеялся, решив, что эта демонстрация – часть шоу. Кто-то явно трусил, подняв чашки повыше, чтобы не расплескать чай. Судя по всему, предостережение о горячей жидкости было воспринято ими близко к сердцу.

– Нет английским колонизаторам! Нет английскому чаю!

Бабар прорвался вперед и поднял руки в примирительном жесте.

Но и это не помогло. Непрошеные гости пробились к столу и опрокинули его содержимое на пол. Один из сыновей Бабара бросился в драку, но его отпихнул здоровенный детина, с которого слетел парик, обнажив ежик темных волос.

Вечеринка все больше напоминала фантасмагорию: хор криков и воплей, летящие во все стороны торты, звон посуды. Громилы в последний раз победно прокричали свой лозунг и стремительно покинули помещение.

– Что это было, черт возьми? – спросил я у Бабара, который распинался в извинениях перед одним из чиновников, хмурым человеком в кашемировом пальто, которому (пальто и чиновнику) пришлось выдержать попадание чашкой чая с молоком.

– Это ублюдки из бара напротив. Мы, видите ли, нарушили их «час удачи».

Выходит, как и в случае со знаменитым Бостонским чаепитием, весь сыр-бор разгорелся из-за денег.

Бабар рявкнул что-то по-азиатски своим сыновьям и племянникам, которые помогали гостям передвигаться по влажному, усыпанному кондитерским месивом полу. Словно по команде, парни бросили своих подопечных и рванули к выходу.

– Что они собираются делать? – спросил я. – Мы не можем ввязываться в драку. Это же международная вечеринка дружбы. Вечеринка мира.

– Нет, ты ошибаешься. Я же говорил тебе, что Америка ненавидит пацифистов. – Бабар последовал за своей молодой гвардией к двери.

– Постой… разве Ганди этому вас учил? – взмолился я.

– К черту Ганди, это война. – И он выбежал на улицу.

Что ж, подумал я, пожалуй, мне лучше пойти и проследить за тем, чтобы никто не погиб во имя британского туризма.

После жаркой бойни в ресторане ночной воздух был обжигающе холодным, но, поскольку я бегом преследовал банды потенциальных неприятелей, мороз не успел меня искусать, разве что пощипал пальцы, нос и уши.

Ряженые самозванцы бежали в сторону паба, куда мы заходили с Майком. Армия индусов, выделявшихся в темноте своими белыми рубашками, отставала ярдов на двадцать – тридцать. Репортер поспешал вместе с нами. Между тем Бабар сдался, не выдержав темпа, и сейчас стоял, прислонившись к витрине магазина одежды.

– Ты должен остановить их, – сказал я. – Мы против насилия.

– Это мой ресторан, – тяжело дыша, произнес он. – Я не могу спустить им такое.

Мне было непонятно, как может помочь делу сердечный приступ, и я посоветовал ему вернуться обратно и охранять свое заведение.

Вдруг мимо нас пронеслась Алекса, снимая погоню на камеру, которую держала в вытянутой руке, как эстафетную палочку. Я бросился за ней.

Вскоре мы оказались в итальянском квартале, где за каждой второй витриной находился ресторан. Мне ужасно хотелось остановиться и получить дымящуюся тарелку пасты, ну или хотя бы просто погреть руки у печи для пиццы. Но я вынужден был догонять войска, чтобы предотвратить начало гражданской войны.

Погоня продолжилась в переулке; мы всей толпой пронеслись мимо старой церкви из красного кирпича; индусы орали что-то, явно не христианское, в спину костюмированным вандалам.

Потом мы взобрались на невысокий холм, где находилось старое кладбище. Мне бросилась в глаза вывеска «Алкогольные напитки не распивать», и мелькнула мысль, что в этом пуританском городе мертвые обречены навеки остаться трезвенниками.

Вприпрыжку спустившись с холма, мы свернули направо, к металлическому мосту, зловещим скелетом нависающему над рекой. Алекса притормозила на берегу, чтобы запечатлеть на видео сцену нашего марш-броска. Ботинки громко цокали по мосту, заставляя его содрогаться. Мне совсем не хотелось думать о том, что будет, если хлипкая металлическая конструкция не выдержит и все мы отправимся в незапланированный заплыв в ледяной воде.

Репортер зашелся от смеха.

– Я знаю, куда они направляются, – сказал он. – Это здорово.

– И куда же? – спросил я, но в ответ он лишь прибавил газу. Как на грех, я пригласил шустрого и спортивного репортера, а не какого-нибудь увальня, предпочитающего творить, не отрываясь от стула.

Теперь мы бежали в гору – уже не так резво – по узким улочкам с аккуратными дощатыми домиками, и единственными звуками, которые я различал, были время от времени раздававшиеся воинственные вопли, ритмичный топот и мое собственное тяжелое дыхание.

– Я был прав, – сказал репортер, когда в поле зрения нарисовался высокий белый обелиск.

– Что это? – задыхаясь, вымолвил я.

– Банкер-Хилл. – Алекса уже поравнялась с нами и теперь выставляла свет для следующей съемки. – Я снимала здесь сегодня утром с Майком.

– Ты была здесь? – Мне не терпелось допросить ее с пристрастием – ведь она говорила, что всего лишь перекусила с ирландцем, – но меня отвлек журналист, который опять хохотал.

– Они воссоздают сцену битвы, – сказал он. – Бостонское чаепитие и Банкер-Хилл – все в один день. Так они и Декларацию независимости зачитают, не успеешь и глазом моргнуть.

Звучало не слишком многообещающе для моей пробританской кампании.

Гиды-самозванцы перелезли через ограду парка, окружавшего обелиск. Индийцы стали просчитывать свои дальнейшие действия.

– Пошли накостыляем этим уродам, – предложил самый высокий из сыновей Бабара.

– Нет, – остановил я его. – Давайте не будем. Они, конечно, натворили дел, но твой отец знает, кто они, и решит проблему законным путем. Он подаст на них в суд. – Что может быть страшнее для американцев?

– Да, – поддержала меня Алекса. – Насилие – это не выход.

– Все, давайте их нейтрализуем, – прорычал один из младших. – Надоели мне эти педики.

Короче, ну его на фиг, это европейское миротворчество.

Мы все перелезли через ограду и начали осторожно взбираться по лестнице к обелиску. До нас доносились злобные насмешки противника, который окопался на вершине холма.

На верхней площадке лестницы мы укрылись за статуей полковника Уильяма Прескотта. Это тот самый парень, который оборонял холм от нападения англичан. Храбрец, подумал я, потому что, если скульптур сохранил историческую точность, из защитных средств у него были лишь очень короткий меч и бесчеловечно узкие брюки.

В отсвете уличных фонарей видны были силуэты ряженых. Парни стояли у подножия обелиска и зазывали индийцев подняться и принять бой.

Старший сын Бабара, Вижай, вышел вперед. Как оказалось, он прихватил с собой разбитую чашку и сейчас запустил ею в неприятеля. Чашка эффектно рассыпалась, ударившись об обелиск, что вызвало взрыв ярости со стороны противоположной армии.

Индийцы возрадовались.

Брат Вижая тоже был вооружен – в руке у него просматривался черепок фарфоровой тарелки.

Я попытался остановить его, но он все-таки шагнул вперед и занес руку, намереваясь выпустить свой снаряд в цель. Он вложил в удар всю силу, но уже в следующее мгновение как подкошенный рухнул на землю. Темный предмет, вылетевший из тени, поразил его прямо в грудь; когда он отскочил от скорчившегося тела, плескаясь пеной, я увидел, что это бутылка «Сэма Адамса». Истинно бостонское оружие!

Ранение товарища привело в ярость индийскую армию.

– Не отвечайте на агрессию, – взмолился я. – Ваш отец все уладит.

Но, как и предупреждал Бабар, на этом континенте не было места пацифизму. Сыновья Бабара бросились в атаку. История действительно повторялась – европейцы и индийцы снова схватились в бою. Только на этот раз географическая ошибка Колумба была исправлена. Это были настоящие индийцы.

Как всегда, европейцы, казалось, имели превосходство в силе. Индийцы были юркими и обладали кое-какими познаниями в восточных единоборствах, но белые ребята оказались физически крепче, к тому же они применяли тактику американского футбола и зажимали соперника в клинче, не давая индийцам работать конечностями.

Я вдруг заметил, что Алекса куда-то пропала. О нет, подумал я, неужели она стала жертвой обстрела со стороны своих, как это часто происходит с американцами?

Я долго выкрикивал ее имя, пока не увидел ее целой и невредимой, вместе с репортером. Они ожесточенно спорили возле статуи в узких брюках – очевидно, о правах на фильм о бойне. К чести Алексы и моему облегчению, она, кажется, говорила «нет».

– Это ведь никакие не новости, не так ли? Потасовка не стоит того, чтобы посвящать ей статью, – попытался я урезонить парня. – Мы не хотим возбуждать межнациональные распри в городе.

– Ты что, шутишь? Я должен пойти и взять интервью у тех ребят. Это же отличная хохма.

– Что? Я пригласил тебя на чаепитие, а теперь ты собираешься делать рекламу подонкам, которые сорвали его?

Его ноздри раздулись от журналистского негодования.

– Вы, бритты, что же, против свободы прессы? Мы отвоевали свою независимость, а теперь снова должны вам кланяться?

Чертовски несправедливое обвинение.

– Послушай, моей вины в этом нет, – сказал я. – Ты думаешь, мне такого праздника хотелось? Я пытаюсь угостить людей вкусным чаем, а в результате провоцирую колониальную войну?

Даже произнося эти слова, я ловил себя на мысли, что именно так можно в общих чертах описать историю Британской империи.

8

Мои бостонские неприятности на этом, разумеется, не закончились.

В этом городе у меня как будто наметился флирт с особой по имени Неприятность. Я даже пригласил ее на первое свидание, но обнаружил, что она довольно страшная, и прервал отношения, стараясь, насколько это возможно, не ранить ее чувства. Но нет, она вернулась, да не одна, а с двумя сестрами – Неразберихой и Катастрофой, – и они-то уж расстарались. После сражения при Банкер-Хилл я пребывал в таком мрачном настроении, что даже начал придираться к Алексе. Как это так вышло, захотелось мне знать, что она рассказала мне лишь про ланч с Майком, а сама провела с ним целый день, да еще осматривала местные достопримечательности?

Она тут же взвилась от ярости. Как я смею быть таким подозрительным? Разве не я предложил Ми надеть самую короткую в истории человечества мини-юбку и присоединиться к нашему чаепитию? И разве она, Алекса, в чем-то меня упрекнула?

– В общем-то нет, – сказал я, оставив без напоминания, что моя подруга позволила себе несколько язвительных реплик. – Но в любом случае, меня не в чем подозревать. Ты же видела ее в ресторане. Она демонстрировала свои обнаженные формы всем подряд, не только мне. Похоже, просто насмотрелась эротики.

– Вот и хорошо, у тебя с ней ничего не было, а у меня с Майком.

– Ладно, – сдался я, – но ты должна признать, что была несколько скрытна, когда я стал расспрашивать тебя о съемках. К тому же как это ты все организовала? Значит, меня ты пилила за то, что я дал Ми свой телефон, в то время у Майка уже был твой телефон?

– Нет. Это он дал мне свой телефон.

– Отлично. Это в корне меняет дело.

– О! – Она возмущенно фыркнула.

Мы спускались с холма, возвращаясь в центр города, репортер шел сзади, по дороге интервьюируя индийцев. После первой стычки враждующие армии довольно быстро разошлись, и единственным пострадавшим оказался тот младший брат, в которого попали бутылкой. Он держался за ребра, а идти ему помогал Вижай, который нацепил бедолаге снятый с вражеского скальпа парик в качестве трофея.

Алекса дождалась, пока они нас нагонят, и снова завела с репортером разговор об авторских правах.

На следующее утро самая популярная бостонская газета вышла с репортажем на две страницы о том, как заезжий британец устроил посмешище из Священного чаепития, за что был справедливо наказан на поле нового сражения при Банкер-Хилл. Репортер даже издевательски пошутил, что повстанцы слышали приказ своего командира: «Не стреляйте, пока не увидите белки их чайных чашек».

Статья была иллюстрирована зернистыми снимками, напоминавшими настоящие военные фотографии. Кстати, авторские права на них принадлежали Алексе, которая не испытывала ни малейших угрызений совести за то, что продала их врагу. Пролистывая газету, она даже выглядела довольной своим первым опытом новостной фотографии, к тому же, как выяснилось, весьма прибыльной – на каждом стоп-кадре своего видеофильма она заработала несколько сотен долларов.

Мы с Алексой завтракали в кафе при книжном магазине. Заказанные оладьи выглядели не слишком пышными, чтобы соблазнить меня, даже с двойным кленовым сиропом и горсткой органической клубники.

– Ты хотел войны – ты получил ее, – сказала Алекса.

Войны? Я с горечью подумал о том, что она в этой вой не повела себя очень по-французски. Участия в боевых действиях не принимала, зато вовремя подсуетилась в конце схватки, чтобы извлечь прибыль.

Хотя в данном случае я был неточен в своей иронии. Как выяснилось, прямое французское участие в военных действиях все-таки имело место.

Репортер профессионально поработал над статьей. Он взял интервью у всех, кто так или иначе был вовлечен в конфликт, включая менеджера винного бара напротив индийского ресторана, того самого парня, что угрожал Бабару, – некоего Дени Лефевра, тридцати одного года, обладателя грин-карты, родом из Тулузы. Акцент, который я слышал, был не итальянским, а южнофранцузским. Да-да, так же, как и в подлинной колониальной войне, Франция помогла спихнуть бриттов.

Но это были еще не все плохие новости. В разделе экономики горячо благодарили французское правительство за обещание прислать, причем бесплатно, группу лучших инженеров, чтобы консультировать Бостон в решении проблем Биг Дига. На картинке мэр пожимал руку типично французскому инженеру, охламону в идиотском прикиде, явно подобранном профессиональным комиком. Француз криво усмехался в камеру, и мне стало понятно, что я ошибался в отношении этого парня и его соплеменников, – некоторые находят галльских инженеров в высшей степени сексуальными. Мэр, открывши рот, с обожанием таращился на француза, словно тот благоухал самым эротичным ароматом, когда-либо состряпанным прованским парфюмером. Можно было не сомневаться в том, за кого проголосует Бостон во Всемирном туристическом конкурсе – уж явно не за организатора неудачного чаепития.

Да ладно, уговаривал я себя, проиграна всего лишь одна битва, а не война. Майами, по определению, настроен более пробритански, нежели Бостон, который – не стоит забывать – был колыбелью революции. Такие же надежды я возлагал и на Лас-Вегас. Ведь мы, бритты, заядлые игроки, что не может не вызвать ответных чувств со стороны местного населения. И если к тому времени, как я доберусь до Вегаса, ситуация будет складываться не лучшим образом, можно будет на бюджетные средства прикупить немного фишек и попытать счастья в казино – вдруг удастся выиграть денег на оплату долга? И справедливость наконец-то восторжествует.

– Когда ты позавтракаешь, – сказал я Алексе, – двинем на вокзал. В Нью-Йорке нас ждет «мини».

– Покинуть Бостон, Пол? Но здесь так здорово. Ты не будешь есть свой завтрак? – Она потянулась через стол и подцепила вилкой мою клубнику.

Несмотря на свои антиамериканские заявления, она, похоже, прекрасно адаптировалась к стране больших возможностей.

От Нью-Йорка до Флориды
Бросок на юг

1

– Ну, вот, теперь это английский флаг. – Механик Дуайт, тыча обоими указательными пальцами на свежевыкрашенную крышу «мини», был похож на быка, который собирается пронзить рогами матадора.

– Да, точно, – подтвердил я.

– Можешь выбросить свой паспорт. Теперь все будут знать, что ты англичанин до мозга костей.

– И тут ты прав. – Я жестом изобразил, как выбрасываю свои документы в мусорную корзину.

– Будешь проезжать на своей малышке мимо Букингемского дворца, и гвардейцы будут отдавать тебе честь.

– Да, и, возможно, откроют для меня ворота, чтобы я мог припарковаться у входа во дворец.

– Да уж.

У Дуайта были причины гордиться своей работой. Юнион-Джек был настолько ярким, что его, наверное, можно было разглядеть из космоса. Но я чувствовал, что парень чересчур усердно нахваливает себя, поскольку видит, что я не вполне счастлив.

Он был прав. Впрочем, его вины тут не было. Дело в том, что я заметил еще одну особенность своей машины. Конечно, мне следовало сразу обратить на нее внимание. Машина была – собственно, как и предполагало название – ну очень мини.

Нет, я вовсе не упирался головой в потолок и, чтобы уместить ноги, мог запросто отодвинуть сиденье назад – правда, за мной уже мог пристроиться разве только безногий пассажир. Но, как и в любой квартире-студии, кладовки предусмотрено не было. И ни при каких обстоятельствах мне бы не удалось втиснуть в так называемый багажник наши с Алексой вещи. Это было равносильно тому, чтобы пытаться запихнуть в задницу мышки суппозиторию для слона.

– Хочешь настоящий багажник – бери настоящую машину, – услужливо подсказал выход Дуайт. – Эта игрушка, конечно, стильная, но она больше годится для поездки в центр города, но никак не во Флориду. Я бы сказал, что она для дамочек из Верхнего Ист-Сайда, которые не хотят брать такси, чтобы доехать до парикмахерской. Багажник им нужен, чтобы лакей положил туда коробку с туфлями.

– Я видел и мужчин за рулем этих машин, – сказал я, не столько для того, чтобы защитить свой имидж будущего водителя «мини», сколько для того, чтобы опередить Алексу, прежде чем она набросится на него с обвинениями в сексизме и шопингизме. Но вместо этого она выразила свое раздражение тем, что принялась впихивать в багажник дорожную сумку. Та застряла, и со стороны это выглядело так, будто «мини» пренебрежительно высунула бульдожий хвост.

– Должен быть выход, – сказал я, вытаскивая сумку и пытаясь раскинуть мозгами. – Никто не конструирует машину с багажником, в котором помещается лишь обувная коробка. И если ее создавали для шопоголиков, должны были предусмотреть место для платьев, пальто и сумок.

Я не успел договорить, как мои пальцы нащупали защелку, которая позволяла складывать заднее сиденье, образовывая довольно вместительный отсек для багажа.

– Вуаля. – С торжествующим видом я разместил наши дорожные сумки и захлопнул дверцу багажника.

– А что будет на парковке? – не унималась Алекса. – Мы оставим свои вещи и лэптопы у всех на виду – мол, валяйте, берите, что хотите?

– Просто придется ценные вещи всегда носить при себе, – сказал я. – И, если остановимся пописать, будем делать это по очереди. Лейдиз фёрст, конечно.

С закрытым багажником, открытыми боковыми ярко-красными дверцами и британским флагом на крыше, переливающимся в ярком свете ламп автомастерской, «мини» была неотразима. Дуайт любовно похлопал ее по крыше и сказал, что, если даже он и подшучивал над ее статусом, ему будет грустно расставаться с этим чудом.

– Она – как моя жена, – сказал он. – Маленькая фигуркой, но с о-го-го каким взрослым характером.

Поначалу все было просто замечательно. Двигатель завелся с первого раза, печка превратила «мини» в уютный кокон, и мне удалось вывести машину из лабиринта паркинга без ущерба для лакокрасочного покрытия. И вот, преодолев последнюю колдобину, мы взяли курс на Флориду, навстречу солнцу.

По крайней мере, чисто теоретически.

– Это Канал-стрит, – сказал я.

– Да.

– Выходит, мы снова на Манхэттене.

– Ты уверен?

– Почти. – На самом деле я был не просто уверен, а уверен на все сто, как и Алекса, поскольку мы только что снова проехали через туннель Холланд, уже заучив наизусть миллионы дорожных указателей, информирующих о том, какие достопримечательности Манхэттена ожидают нас по ту сторону Гудзона. – Если только в Джерси-Сити нет такой же Канал-стрит, Западного Бродвея и, – я кивнул направо, – Бруклинского моста.

Ну, положим, с последним я загнул, потому что никакого моста и в помине не было, но Алекса не стала комментировать, лишь по-парижски пожала плечами, что было самым красноречивым выражением безразличия и/или высокомерия. Если высший разум призывает нас вернуться на Канал-стрит, то кто я такая, чтобы спорить с ним? Во всяком случае, ее жест можно было истолковать и так.

Да и сказать-то ей больше нечего было. За дорожный атлас отвечала она, и мы, следуя указаниям Дуайта, спустились берегом реки к туннелю Холланд, вынырнули по ту сторону Гудзона, в Нью-Джерси, а потом каким-то чудом снова оказались на Манхэттене.

– Там в атласе разве не сказано, как выехать из туннеля на платную автостраду? – взмолился я.

– Нет.

Я был готов поверить в это. Дело в том, что дорожный атлас я отыскал в богом забытом углу гигантского супермаркета на Манхэттене, рядом с какими-то замшелыми почтовыми открытками и сборником кроссвордов.

– Он достаточно подробный, чтобы с ним ехать во Флориду? – спросил я у девушки на кассе.

– Понятия не имею, я там никогда не была, – ответила она, и, похоже, не обманывала.

И все равно, я не мог поверить, чтобы сложно было найти на карте такую громадину, как Атлантический океан.

Как выяснилось, я ошибался, и по очень простой причине, которую наконец озвучила Алекса.

– Я не умею читать карту, – невозмутимо обронила она, когда мы в очередной раз поприветствовали Бродвей.

– Ты не умеешь читать карту? – Мы как раз остановились на светофоре, и я успел в ужасе уставиться на нее.

– Нет, совсем не умею.

– Ну хотя бы попытаться можешь?

– Нет. Это обнаружилось еще в школе. У меня отсутствует ориентация в двухмерном пространстве.

– В чем в чем?

– В картах и атласах. – Она снова пожала плечами: в этом пороке не виноват великий французский инженер, создатель Вселенной.

Светофор зажегся зеленым, и мы уехали еще дальше от Нью-Джерси.

– Но, Алекса, как же ты можешь соответствовать этому женскому стереотипу? Это ведь то же самое, что жена футболиста.

– Хватит поучать меня, Пол. Ты мне не отец.

– Ты хоть понимаешь, к чему я веду? Сама же начнешь пилить меня за то, что я, мужчина, не спрашиваю, куда ехать.

– Так почему же ты не спрашиваешь?

– Потому что я точно знаю, где туннель – мы только что из него выехали, – сказал я, мастерски совмещая свой убийственный аргумент с левым поворотом, который мог бы в очередной раз вывести нас на обратную дорогу к западу. – Сейчас найдем место, где можно остановиться, и ты пересядешь за руль. А я буду читать карту.

– О нет, я не умею водить автомат, – сказала она. – Я никогда не водила.

– Это очень легко. Просто нажимаешь педаль газа, когда хочешь ехать, и тормоз, когда ехать не хочешь. Это как игрушка.

– Ты хочешь, чтобы я осваивала новый стиль езды посреди Нью-Йорка? Ни в коем случае. Я разобью машину, и твой тур по Америке закончится, не начавшись, а в Англии тебе устроят разнос. Или в Индии, неважно.

Насколько я мог судить по ее улыбке, это была действительно смешная шутка.

– Хорошо, – сказал я, без всякой надобности прибавляя газу при повороте на Канал-стрит. – К черту атлас, будем читать вместе дорожные указатели.

Что было легче сказать, чем сделать.