Текст книги "Без страха и сомнений"

– Да, не нравятся. – Охрипший голос матери удивил Эллу. – Я устала, папа. – «Бедная мама. Она тоже знала эту историю и вспомнила о ней, увидев красный шифон».

Когда она вошла в комнату, глаза ее были завязаны.

– Элла. – Та, что держала ее взаперти, сняла повязку с глаз девушки. – Пришла пора снять накидку.

Элла вцепилась в завязки бархатной накидки, но тот же голос раздался у нее над ухом:

– Элла девственница. Это редкий приз. Сними же накидку, дитя мое.

Женщина, завязавшая ей глаза, предупредила:

– Делай что говорят. И поживее. Тебе же лучше, если не будешь сопротивляться. Будешь упорствовать, горько пожалеешь.

– Сними накидку.

Она стащила с девушки плащ и бросила его на пол.

Мужчины и женщины, увешанные драгоценностями, пьяные, некоторые полуодетые, громко ахнули. Мужчины просили ее подойти к ним. Женщины подзадоривали своих кавалеров, желая видеть больше, на что кто-то расхохотался и сказал, что и так уже видно все, что только можно увидеть.

Одетая в платье из прозрачного красного шифона, она стояла посреди комнаты, наполненной похотливой публикой.

– Элла?

Она очнулась от воспоминаний, услышав, что отец произнес ее имя, и с трудом выдавила из себя улыбку. Гнев исказил его красивое лицо.

– Уже поздно? – спросила она отца, не придумав ничего другого.

– Да, очень поздно, – ответил он.

– Бальное платье из красного шифона, моя дорогая, – сказал Помрой, полуприкрыв тяжелые веки. – Восхитительное зрелище.

– Будем с нетерпением ожидать бала, – весело подхватил Девлин. – А ты что скажешь, Сейбер?

Сейбер ответил не сразу. Едва взглянув на Эллу, он промолвил:

– С вашего разрешения, мы удалимся. Я должен проводить Марго домой.

И он ушел под руку с графиней Перруш. Элла долго смотрела им вслед.

– Я бы ни за что не надела красное платье на бал, – заявила Пришес. – Мои родители сказали бы, что это неприлично.

Миссис Эйбл наконец улучила момент для своего запоздалого появления. Вместе с ней подошел высокий сутулый мужчина, одетый в черное.

– Мама и папа, – прощебетала Пришес. – Прошу вас, отговорите Эллу надевать на бал красное платье. Папа, скажи это Элле и ее маме и папе.

Воспользовавшись тем, что вокруг гремела музыка, Девлин наклонил голову и тихо промолвил, обращаясь к Элле:

– Не знаю, что тут происходит, но послушай внимательно, что я скажу. Что-то здесь не так, и я должен понять, что именно.

Элла зажмурила глаза и слабо покачала головой. Лучше бы он не пытался. И никто не должен этого делать. Остается одна надежда, что Девлин нашел всего лишь чей-то шарф.

– Поручи это мне, – настойчиво продолжал Девлин. – И не суди строго о Сейбере. Он тебя обожает.

«Обожает!» Так обожает, что ушел с женщиной, которая для него наверняка гораздо больше, чем объект обожания. Он ушел с другой, даже не попрощавшись с ней, Эллой, после всего того, что было между ними сегодня вечером.

Ну хорошо же, лорд Эйвеналл. Он ее еще не знает. Она без устали преследовала его до сегодняшнего дня. А теперь у нее на это еще больше причин – ему не будет покоя, пока он не наберется храбрости сказать Элле, что не любит ее.

Сейбер не говорил, что не любит ее. Но он и не говорил, что любит. Как друг – да. Но она не собирается сдаваться. Ей, конечно, мало что известно о подобных вещах, но она знает, что мужчины часто ищут общества женщин определенного сорта, с которыми удовлетворяют известные потребности. Мысль о том, что Сейбер ищет утешения с кем угодно, только не с ней, терзала сердце. Но Элла решила быть стойкой и доказать Сейберу, что ему можно и не искать куртизанок, поскольку у него будет она, Элла.

– Элла погрузилась в задумчивость, – заговорщически промолвил Помрой Уокингем. – И так бледна, несмотря на свою золотистую кожу. Позвольте мне принести вам что-нибудь освежающее. Как это приятно – вновь зажечь румянец на прелестных щечках.

– Ну, это другое дело, – вмешалась Пришес. – А вот красный цвет не поможет оживить такой болезненный цвет лица, правда, мама?

Девлин предложил Элле руку, и она благодарно оперлась на нее. Родители направились сквозь толпу к выходу, и Девлин с Эллой вслед за ними.

– Нет, определенно красный цвет ей не идет, – сказала Пришес. – Так ты принесешь мне чего-нибудь освежающего, Помми?

Последнее, что услышала Элла, – это слова Пома: «Заткнись, Пришес!»

Глава 8

Отец Помроя Уокингема рыгнул и раскинул ноги, развалясь в кресле.

– Ты дурак, – пренебрежительно бросил он сыну. – Не надо мне было тебя слушать. Пошел бы с тобой – глядишь, все бы по-другому обернулось.

Помрой, сидя на алом бархатном диване, потянулся, чтобы налить себе еще мадеры. Вино перелилось через край и запачкало его панталоны.

– К дьяволу! – крикнул он. – Это не моя вина, говорю тебе. Откуда я знал, что появится этот проклятый Норт и вскружит ей голову. А потом и Эйвеналл, черт бы его побрал! Эйвеналл, с его-то изуродованным лицом. А она смотрит на него так, словно он сам Господь Бог!

Отец поддернул полы вышитого шелкового китайского халата, обнажив худые ноги.

– Надо было мне с тобой пойти, – повторил он, опрокинув бокал в рот и жадно высосав остатки вина. – Посылать мальчишку – последнее дело.

Если бы он мог избавиться от этого старого ублюдка, подумал Помрой. Если бы только он мог найти способ обрести свободу. Он бы жил так, как ему нравится. И никто больше не называл бы его мальчишкой.

В комнате было жарко. Окна закрывали зеленые бархатные портьеры. Богато украшенные хрустальные лампы освещали отцовскую коллекцию скульптур – обнаженные женщины в чувственных позах.

Помрой тоже бы сейчас не отказался от обнаженной девицы в чувственной позе. Ему нужна живая и сию же минуту.

– Ты должен был найти способ выманить ее на улицу, – сказал отец и закашлялся, брызгая слюной. – Ты говорил, что Хансиньор был занят беседой с Кэстербриджем, – и ты не смог справиться с этой девчонкой?

– Я же объяснял, все испортил Норт. Отец пренебрежительно махнул рукой:

– Норт ничего собой не представляет. Деньги, Пом, деньги! Такие, как Хансиньор, не продают даже своих так называемых дочерей за деньги. Мне следовало… Черт, что там за шум?

В холле слышались возбужденные голоса – один женский, а другой, без сомнения, принадлежал Боггсу, дворецкому, от которого не было никакой пользы, но которого отец не хотел увольнять.

– Три часа утра, – проворчал отец. – Какая наглость – наносить визиты среди ночи.

– Уже утро, – поправил его Пом.

Отец попытался погрозить ему пальцем, но лишь яростно рубанул воздух.

– Уважение, мальчишка. Я требую от тебя уважения.

– А я требую то, что ты мне обещал, – возразил Помрой, устав изображать смирение. – Я хочу получить эту девчонку. Она моя.

– Ну конечно, она твоя. Мы ее получим – чего бы это ни стоило. Скажи Боггсу, чтобы он прекратил шуметь. Скажи ему, что он продажная задница. Скажи ему это.

– С удовольствием, – заверил его Помрой, но в этот момент в комнату вошел объект его ненависти.

Нечистый цвет лица, нос картошкой, запавшие глаза под нависшими бровями, жирные щеки – Боггс явился перед хозяином, пыхтя и отдуваясь.

– Что за шум, дьявол тебя раздери? – воскликнул отец, махнув рукой в сторону вестибюля. – Ты, Боггс, ни на что не годишься. Продажная задница, вот ты кто.

– Как вам угодно, милорд, – прогнусавил Боггс, поклонившись. – Там к вам молодая дама. Я сказал ей, что вы не принимаете, но она меня не слушает. Очень настаивает, милорд. Лорд Уокингем будет рад ее видеть, говорит. У нее к вам очень важное дело.

Боггс был словоохотлив – никогда не ограничивался одним словом, где можно было сказать пять. Помрой выпрямился в кресле.

– Молодая дама, говоришь? Как ее имя? – Элла наконец-то образумилась и решила пасть в его объятия. Ее праведный папаша убедил ее, что лучше покориться.

– Ее зовут Пришес, – хихикая, провозгласила Пришес, входя в комнату. Увидев лорда Уокингема, она нахмурилась и остановилась. – А это еще кто? Я думала, это твой дом, Помми.

– Убирайся, Боггс! – рявкнул отец. – Объяснись, Пом. Кто эта нахалка?

– Нахалка? – взвизгнула Пришес. Боггс, все еще кланяясь, удалился, прикрыв за собой дверь. Огненно-рыжие волосы Пришес были уложены заново, она накинула голубой плащ поверх бледно-голубого платья. – Этот старикашка назвал меня нахалкой, Помми.

– Этот старикашка, – произнес Помрой, улыбаясь, – лорд Уокингем. Мой отец.

– О! – Она склонила голову набок и выпятила губки. – Мне следовало приглядеться повнимательнее. Теперь я поняла, от кого ты унаследовал благородные черты лица и физическое совершенство, Помми. Добрый вечер, милорд. Я забыла, что вы здесь. Я в общем-то пришла переговорить с вами обоими. Мы с Помми подружились. Я его очень высоко ценю.

– Неужели? – Глаза отца были прикованы к ее груди, что выпирала из низкого выреза платья. Ряд мелких пуговок с голубыми камешками натянулся на лифе платья.

– Мы с Помми хорошо понимаем друг друга, правда, Помми?

– Это так, Помми? – спросил отец, обнажив зубы в похотливой усмешке, которую Помрой так хорошо знал. От предвкушения развлечения свидетельство его возбуждения стало еще заметнее.

– Вы были у нас дома в Ланкашире и нанесли визит моему отцу – преподобному Эйблу из…

– Моего отца не интересуют эти подробности, – поспешно перебил ее Помрой. – Я хотел присоединиться к вам тогда, отец, но повстречался с Пришес, когда отводил лошадь в стойло и… и немного задержался.

Лорд Уокингем усмехнулся, живот его затрясся под шелковым халатом.

– И что же дочка священника делает в Лондоне во время сезона? Я полагаю, вы здесь именно ради сезона?

Пришес отстегнула плащ, сняла его и бросила на спинку кресла.

– Родители понимают, что мне нужны перспективы. Я их единственный ребенок, и они решили, что можно пожертвовать многим, – только бы я подыскала себе выгодную партию.

– Ты имеешь в виду, они надеются, что найдется дурак, который купит эти огромные титьки и таким образом обеспечит благополучие их семьи.

Помрой вскинул брови. Пришес коротко кивнула.

– Да, что-то в этом роде, милорд. Но ведь их нельзя за это винить, правда?

– Конечно, нет, – согласился отец. – Надо сказать, не очень-то они заботятся о своем капитале, позволяя тебе шляться по Лондону в такой час.

– Они ничего не знают. Я решила взять все в свои руки. Я нашла то, что мне надо. – Она улыбнулась Помрою. – Мы прекрасно поладим. А здесь, в этом огромном доме, найдется местечко, где мои родители смогут свить свое уютное гнездышко. Тогда они успокоятся. Если, конечно, вы правильно используете мои возможности.

Помрой посмотрел на нее с интересом. Девчонка была отнюдь не глупа. Она вела себя так, будто обладала еще чем-то, кроме пышных форм, что могло бы дать ей власть над ним.

– И почему, скажи на милость, ты уверена, что мы заинтересуемся твоим предложением? – спросил он ее.

– Мы? – повторила она, подойдя к камину, соблазнительно покачивая бедрами при каждом шаге.

– Лорд Уокингем и я. Мы все делаем вместе, Пришес. – Он встретился взглядом с блестящими глазками отца. Без пудры и румян лицо старика превратилось в маску из красных прожилок.

Пришес обернулась и оглядела их обоих поочередно.

– Мне это подходит. Меня с избытком хватит на двоих.

Помрой уже успел попробовать то, чем Пришес обладала в избытке, – и в Ланкашире, и сегодня вечером в саду у Иглтонов. Он заерзал на диване. Ему не удалось вкусить всего и потому было скучно.

– Чего ты хочешь? – спросил он. Ему надоело разговаривать с Пришес Эйбл. Ее можно было вовлечь в несколько иной стиль общения, а потом вышвырнуть вон. Никто не поверит ее жалобам – она сама виновата, поскольку по собственной глупости отправилась гулять ночью.

– Я уже сказала, что мне нужно.

– Вот вздор! – промолвил Помрой. – Но почему бы нам не насладиться ее визитом, а, отец?

– Согласен, – сказал лорд Уокингем, облизав губы. Он расставил ноги, халат распахнулся – он был готов вкушать удовольствия.

– Не все так просто, как вам бы того хотелось, – сказала Пришес, подойдя поближе и беззастенчиво разглядывая лорда Уокингема. – Ваш инструмент в порядке, милорд, – заметила она, лениво поглаживая левую грудь.

– Раздевайся! – хрипло приказал отец.

Помроя всегда удивлял отцовский аппетит к чувственным развлечениям – даже когда тот был пьян.

– Сейчас, сейчас, – сказала Пришес. Ее соски просвечивали сквозь полупрозрачный муслин, и она принялась поглаживать их подушечками пальцев. – Вы думаете, я просто развратная девица. О да, я хочу отчасти того же, что и вы, это так. Возможно, даже больше, чем вы сможете оба мне дать. Но мне нужно и кое-что другое, и я это получу.

Помрой встал и снял сюртук.

– Подойди сюда, Пришес.

– Всему свое время. Дела у вас сейчас неважные. Говорят, вы вот-вот обанкротитесь. Вы по уши в долгах – у вас нет и пенни за душой. В кошельке у вас пусто.

Помрой, который уже расстегивал панталоны, так и застыл, внутренне похолодев.

– Черта с два! Все ты лжешь.

– Нет, это сущая правда, – возразила Пришес, склонив голову набок. – Мой папа все про вас знает. К нему приходили за советом, как вытянуть из вас долги.

Лорд Уокингем грязно выругался.

– И священник нарушил тайну исповеди! – рявкнул он.

– Нет, милорд, – сказала Пришес. – Вам не обязательно знать, как это стало ему известно. Вам повезло, что об этом знаю я, поскольку я собираюсь вам помочь.

– Убирайся! – сказал Помрой.

Пришес с улыбочкой проплыла мимо него и уселась на диван, откинувшись на локти.

– Я хочу, чтобы вы были со мной оба сразу.

– Опасная девка, – заметил отец. Пришес стала расстегивать пуговки лифа.

– Я-то? Ошибаетесь. Вы хотите получить Эллу Россмара – ведь за ней дают богатое приданое, которое сможет поправить ваши финансовые дела. И я помогу вам этого добиться.

Помрой глотнул, в горле у него пересохло.

– Лорд Хансиньор не скрывает того, как ему дорога эта незаконнорожденная девчонка. Мы должны сделать так, чтобы ты и твой отец получили ее деньги. Ты, твой отец – ну и я, конечно.

Тяжело дыша, отец поднялся. Не отводя глаз от Пришес, он налил вина в бокал, выпил и налил следующий. Протянул бокал Пришес.

– Пей, – приказал он.

К удивлению Помроя, та залпом осушила бокал и вернула его отцу.

– Еще, – потребовала она.

– А ты-то тут при чем? – спросил ее Помрой. – Если, конечно, то, что ты говоришь, правда.

– Это правда, – сказала она. – Я получу свою долю, поскольку я то, что вам надо. Я ведь не похожа на эту цыганку, что родилась под забором. Я знаю, что вы живете, занимая крупные суммы. У вас куча долгов, и рано или поздно придется их оплатить или все ваше имущество пойдет с молотка.

Лорд Уокингем налил ей еще мадеры и приказал:

– Подними-ка свои юбки, девочка.

Она проигнорировала его слова и осушила очередной бокал.

– Мама и папа знают, где я. Если я не вернусь, они позовут констебля. Я оставила им письмо с адресом. А если вы не сделаете то, что я вам скажу, я всему Лондону расскажу, что вы без пяти минут банкроты. И что вы пытаетесь запустить руки в карман к лорду Хансиньору.

Помрой дрожал от ярости.

– Ты не можешь мне помочь с дочерью Россмара.

– Нет, могу, – возразила она. – Подойди ко мне. Оба подойдите. Вот увидите, мы отлично поладим. А потом я объясню вам, что надлежит делать. Мой план сработает, можете мне верить.

Отец опустился рядом с ней на диван и задрал ей юбки.

Пришес не выказала ни капли смущения – словно ее сокровенные места не были открыты взорам двух мужчин. Она похлопала рядом с собой по дивану и поманила Помроя.

– Тут и для тебя найдется местечко, – сказала она ему.

Ему не терпелось содрать с нее одежду и колотить до тех пор, пока она не взмолится о пощаде и не попросит прощения за то, что осмелилась угрожать ему. Вместо этого он сделал так, как она сказала, и сел с ней рядом.

– Ну вот, – сказала она. – Так уже лучше. Какой тесный лиф.

Отец загоготал и стиснул ее груди.

– Давненько не видал я таких сосков. Да еще чтобы их предлагали бесплатно. Держу пари, ты не одного мальчишку научила всяким штучкам.

Она многозначительно посмотрела на него и ответила:

– Только после того, как меня саму научили всяким штучкам.

– Острый язычок, – усмехнулся отец, расстегивая ее лиф. – Мне это нравится. Теперь ты и нас научишь, правильно я говорю, Пом? – Он подмигнул сыну.

У Помроя снова пробудился интерес.

– Возможно, мы тоже кое-что добавим к репертуару юной леди, – заметил он, помогая отцу расстегивать ее лиф.

Пришес опустила голову, глядя, как ее груди постепенно обнажаются. Их розовые серединки были величиной с блюдца, на каждом из которых красовалась огромная красная ягода.

Помрой взял один сосок двумя пальцами и ущипнул.

Пришес ахнула и поморщилась.

Лорд Уокингем забавлялся с другой грудью.

Помрой и его отец стукнулись лбами, когда склонились, чтобы взять зубами ее соски.

Отец Помроя, который всегда любил придать остроты ощущениям, задрал юбки Пришес выше талии и толкнул ее на диван. Затем вылил остатки мадеры ей на живот и на курчавую рыжую поросль и похотливо ухмыльнулся, подмигнув Помрою:

– Хочешь пить?

Помрой стал слизывать вино у нее с живота, не отпуская полную грудь Пришес. Она захохотала, извиваясь, и раздвинула ноги.

Лорд Уокингем решил пить из более глубокого места. Он шумно и жадно чмокал между гладкими складками, сбрасывая халат.

Вскоре голубое платье присоединилось к халату. Помрой ничего так не желал сейчас, как спустить панталоны.

Она была неутомимой в наслаждении. И действительно знала несколько штучек. Его отец предпочитал получать удовольствие, лежа на спине, что вполне устраивало Помроя. Зажатая между ними на полу, Пришес хрипло стонала и визжала, металась и умоляла дать ей больше и больше.

Помрой был счастлив ей услужить.

Когда он наконец откинулся, мокрый от собственного пота, то перевалился на ковер, слушая, как его отец толкается в нее снизу. Старику энергии не занимать, хотя с годами ему стало требоваться больше времени. Помрой усмехнулся. Неплохо – девчонка громко выражает удовольствие.

Вскоре стоны и вскрики затихли. Они вытянулись на полу друг против друга, тяжело дыша.

Помрой повернулся и снова принялся поигрывать грудями Пришес.

– Итак, – промолвил он, наклонившись и захватив ртом сосок, что снова вызвало у нее сладострастные вскрики. – Итак, чего же ты хочешь, Пришес? Что же тебе нужно на самом деле? – Как будто он не понял, что ей нужно. Она хочет то, что желает каждая девица в Лондоне, – выйти за него замуж.

– Сперва я намереваюсь устроить наше будущее, – ответила Пришес, приподнимая грудь, чтобы Помрою было удобнее заниматься ею. – Я знаю кое-что.

– Ты нам это уже доказала.

– Я имела в виду другое. Я разбираюсь в людях. А теперь я нашла то, что нам надо. Элла Россмара – или как ее там на самом деле зовут – даст нам всем то, что мы хотим. У нее не будет выбора – только так она сможет спасти свою жизнь.

Лорд Уокингем подпер рукой свою напомаженную голову и взглянул на Пришес сверху вниз.

– Как ты намереваешься этого добиться?

– Узнаете.

– Скажи сейчас.

Она холодно взглянула на него.

– Я скажу только тогда, когда сделаю то, что должно быть сделано. Не раньше. И не раньше, чем вы дадите мне то, что я хочу. Это для того, чтобы вы не вздумали вдруг расторгнуть сделку.

Помрой вздохнул.

– Ну-ка поразмыслим. Ты, верно, хочешь подцепить женишка?

– Совершенно верно. – Она округлила свои голубые глаза. – Я хочу занимать высокое положение в обществе. И мне было бы приятно, если бы эта Элла находилась у меня в подчинении. Мужчины смотрят на нее так, словно она какая-то особенная. Я с нее мигом спесь собью. Помрой готов был пожалеть ее и ее несбыточные мечты. Но у нее есть какой-то план, который может им с отцом пригодиться.

– Почему бы тебе не сказать нам, как ты собираешься провернуть это дельце. И что ты требуешь от нас в обмен на свой план. Тогда увидим.

– А вы уже видели, – сказала Пришес, садясь и прижав колени к груди. – Именно так все и будет. Помми женится на Элле, и у нас будет куча денег.

Помрой сузил глаза и сунул руку ей между ног. Она оттолкнула его.

– И я стану светской леди. – Повернувшись к отцу Помроя, она добавила: – Вы слишком долго вдовели, милорд. Пора вам обзавестись новой женой.

Глава 9

– Вы преувеличиваете, – произнес отец. – Только и всего. Вы обе преувеличиваете.

– Струан, – нежно промолвила мать. – По-моему, это ты преувеличиваешь. Ты только об этом и говоришь со вчерашнего вечера.

Он развел руками и принялся ходить взад и вперед по маленькой комнатке Эллы.

– Откуда он взялся? – в который раз спросила Элла. Джастина разгладила на колене кусочек красного шифона.

– Мне хочется поверить объяснениям Девлина. Но ни одна леди не наденет такую повязку на волосы. – Она откинулась на спинку кресла и уставилась на огонь в камине. – Какая жестокая шутка.

– Это всего лишь совпадение, – взорвался отец. – Вы что, совсем не способны размышлять здраво? Этот лоскут оторвался от подола платья, говорю вам. На подол наступил какой-нибудь неловкий олух, и кромка оторвалась, а хозяйка платья, готов поклясться, ничего не заметила.

Элла провела ладонями по лицу.

– Нет, этот лоскуток появился совершенно незаметно. Появился, как по мановению волшебной палочки.

– Ты не знаешь этого наверняка.

– Нет, знаю. Мы бы заметили его, как заметил Девлин. Он ведь такой яркий.

– Никто не знает о том… о том, что произошло, – сказала мама, сжимая шифон в кулаке. – А те, кто знал, уехали из страны или сидят в тюрьме.

– Наша семья тоже знает, – мрачно заметил отец. – И еще очень многие. Вокруг нас была такая толчея, когда это произошло. Кто угодно мог случайно обронить этот лоскут.

– Или не случайно, с намеком, – добавила мать. Она нахмурилась и взглянула на отца. – А вдруг это как-то связано с теми посетителями…

– Нет, – отрезал Хансиньор. – Это же очевидно, моя дорогая.

– О чем вы говорите? – тревожно спросила Элла. – Какие посетители?

Леди Джастина пожала плечами и покачала головой:

– Ничего, Элла. Я просто очень за тебя волнуюсь. Возможно, я чересчур беспокоюсь. Мы должны забыть эту историю.

Элла потянула отца за рукав.

– Ты только что сказал, что это совпадение.

– Так оно и есть, – подтвердил он. – Я говорил о тех, кто присутствовал тогда. Даже если некоторые из них являются нашими теперешними знакомыми, вряд ли они помнят тебя – ведь ты была еще совсем ребенком.

Не помнят? Она темная, как цыганка, шептались в толпе. Графиня Бэллард заметила, что у нее очень необычная внешность. Может, папа и прав, а может, и нет. Вдруг кто-нибудь ее помнит? И кому-то надо дать ей понять, что он помнит ее. Зачем? Чтобы предостеречь? Или потому, что он хочет, чтобы она исчезла?

– Элла? – позвала леди Джастина. Ты не должна так переживать, моя дорогая. Это всего лишь шутка. Давай лучше выберем платье, которое ты наденешь на бал в Пэл-Мэл.

– Только не красного шифона, – твердо промолвила Элла. Она затеребила складки своего светло-зеленого платья. – При одной мысли об этом мне становится дурно.

– Ну конечно, ты не наденешь красный шифон, – согласился отец.

– Нет, именно красный шифон. – Леди Джастина по-прежнему смотрела на огонь, но ее тонкие черты приобрели решительное выражение. – И не спорь. Красное тебе очень к лицу.

Элла отбросила в сторону пяльцы с вышивкой.

– Терпеть не могу красный цвет. И никогда не буду носить красное. Ты сума сошла, мама? Как ты не поймешь!

– Это что еще такое, юная леди! Извинитесь немедленно!

– Нет, – сказала мать, покачав головой. – Ей не нужно извиняться. Я должна была объясниться сразу. Если ты наденешь платье красного цвета, с помощью которого тебе пытаются – заметь, я сказала «пытаются» – угрожать, то это превратит их угрозы в ничто.

Только тиканье часов на каминной полке нарушало наступившую тишину.

– Вы не согласны со мной? – Она обратила к ним взор своих прекрасных янтарных глаз. – Элла будет выглядеть прелестно и вдобавок отведет от себя злые помыслы.

Ответа не последовало, поскольку в эту минуту в комнату вошел Крэбли. Он кашлял и отдувался, всем своим видом показывая, как ему тяжело было взбираться по ступенькам.

– Ее светлость вдовствующая герцогиня Фрэнкхот, милорд, – провозгласил он, обращаясь к хозяину дома. – Я предложил ее светлости подождать внизу в приемной, но…

– Но я не такая уж дряхлая старуха и вполне могу подняться по ступенькам. – Небольшого роста, убеленная сединами, вдова вплыла в комнату. Одетая, как всегда, в черное, она подняла свою трость с набалдашником из слоновой кости, указывая на Крэбли. – Я вами недовольна, сударь. Никогда еще не видела дворецкого, который бы так долго взбирался по ступенькам. Просто позор, вот что я вам скажу. Ты их избаловала, Джастина. Но чего же еще, спрашивается, ожидать! Ты никогда не отличалась здравым смыслом.

– Добрый день, бабушка.

Вдова уставилась на Джастину и повторила:

– Добрый день, бабушка, – передразнивая внучкину интонацию. – И это все, что ты можешь мне сказать, девочка? Я на волосок от могилы, а ты меня даже поцеловать не хочешь при встрече? Хм. – Она взмахом руки отослала Крэбли. – Принеси нам чай. И скажи моей спутнице, пусть подождет внизу. И отнеси ей туда чай. Я тут надолго не задержусь. У меня полно дел в Пэл-Мэл.

Леди Джастина поднялась с кресла и, положив руки герцогине на плечи, расцеловалась с ней.

– Ты еще всех нас переживешь, бабушка, – сказала она, пряча улыбку. – Присядь в мое кресло.

– Чепуха, – проворчала вдова. – Сами садитесь в свое кресло, мадам. Это ты немощная, словно калека.

Элла не смела взглянуть на отца, который тут же вмешался, резко заметив:

– Будьте любезны, возьмите свои слова обратно, ваша светлость. Вы знаете, что это неправда, и так вы оскорбляете всех нас.

– Ерунда! – Вдова устремила испытующий взгляд на Эллу. – Так. Ну что, уже подцепила кого-нибудь?

– Кого-нибудь?

– Не изворачивайся, дитя мое. Ты здесь для того, чтобы найти себе жениха. И чем скорее ты выполнишь свою задачу, тем лучше. Чем дольше ты будешь копаться, тем меньше будет выбор, и в конце концов ты рискуешь оказаться в постели какого-нибудь негодяя.

– Бабушка!

– Молчи, Джастина, – приказала вдова. – Мы тут все взрослые люди. А ты со своей книгой и подавно не должна возмущаться, что бы я ни сказала. Никогда не думала, что доживу до того времени, когда моя внучка издаст книгу. Позор! Как я еще не умерла от стыда! И какова тема! Позор, позор! – Она затрясла головой, и отсветы огня засверкали на черных бусинках по краю шляпки.

– Элла была приглашена на вечер, – сообщил Хансиньор. – И мы получили одно предложение.

Элла в ужасе раскрыла рот.

– Предложение? – Вдова проплыла через комнату к стулу с прямой спинкой и уселась на край. – Это обнадеживает.

– Вовсе нет! – вспылила Элла. – Помрой Уокингем не тот человек, который…

– Помрой Уокингем? – Трость грозно приподнялась. – Надеюсь, больше я не услышу от вас это имя. Заурядный хлыщ. Как и его отец. Ничтожество.

– Я же не сказал, что мы приняли его предложение, – робко поправился отец. – Я всего лишь докладываю вам, как продвигаются дела.

– Я хочу вернуться в Шотландию, – неожиданно объявила Элла.

Наступила зловещая тишина.

Элла вздернула нос к бледно-розовому потолку, кое-где тронутому плесенью.

– Мне кажется, нам всем стоит разъехаться по домам – немедленно. Нечего попусту терять время.

– Что она говорит? – прошептала вдова с таким видом, будто Элла была не в своем уме. – Может, случилось нечто ужасное, о чем вы мне не хотите рассказывать? Может, кто-то из мужчин ее оскорбил? Принудил ее против ее воли?

– Ерунда! Ничего подобного! – Слова вылетели сами собой, прежде чем Элла успела подумать.

Все разом умолкли. Вдова постукивала тростью о ковер.

– Я должна была это предвидеть, – промолвила она. – Как ее мать, как отец, так и она сама. Такая же взбалмошная, как и вы оба. – Она перевела взгляд на Джастину и Струана. – Кто ее скомпрометировал? Скомпрометировал и бросил?

– Никто! – в один голос воскликнули родители Эллы. Вдова окинула Эллу изучающим взглядом.

– Это так, девочка моя?

В какой-то момент Элла готова была сказать правду, что она любит и всегда будет любить только одного человека.

– Меня никто не скомпрометировал. – Говорить правду бессмысленно – это только навлечет на Сейбера неприятности.

Крэбли снова появился на пороге, держа в руках тяжелый серебряный поднос. С ним на этот раз была Роуз, горничная Эллы. Роуз, такая же шустрая и маленькая, как и вдовствующая герцогиня, занялась приготовлениями к чаепитию.

Она стала разливать молоко по чашкам.

– Это сделает Элла, – сказала вдова, взмахом руки отсылая светловолосую девушку.

Роуз кинула быстрый взгляд в сторону Эллы и, заметив, что та одобрительно улыбается, опустила глаза. Крэбли уже удалился. Роуз повернулась, чтобы уйти, и чуть не столкнулась в дверях с Сейбером.

Он держал в руке шляпу, на нем был все тот же длинный плащ с пелериной. Если он и заметил бабушку, то не подал виду. Сейбер смотрел на Эллу.

– Простите за вторжение, – промолвил он. Его длинные темные волосы доходили до воротника черного плаща. – Я обещал прийти, но мы, кажется, не обсуждали, в котором часу.

Он ничего не обещал. Он ушел от нее вчера так, словно вовсе забыл о ее существовании.

– Ты нам не помешал, – сказала она ему, чуть дыша. – Как ты можешь нам помешать?

Впервые за несколько лет Элла видела его при дневном свете. Его застывшая фигура заполнила комнату. Белоснежная сорочка сверкала на фоне черного плаща и темного сюртука. На его чертах лежал отпечаток угрюмости, высокие скулы покрывала тень. Шрамы, наполовину скрытые под его длинными волосами, казались вызывающе жестокими на этом красивом лице.

– Так-так, – промолвила вдова. – Вот и мой внук Сейбер. Прямо выходец из могилы – по крайней мере так кажется.

Он обернулся к ней, только сейчас заметив ее, и слегка поклонился.

– Добрый день, бабушка. Вы хорошо выглядите.

– Я знаю. А ты тоже чертовски хорош – красив, как дьявол. Жаль только, шрамы тебя немного портят. Почему мне ничего об этом не говорили?

– Да мы и сами ничего не знали, – коротко заметил Струан. – Снимай же плащ, старина. Я прикажу подать еще чаю.

Элла прямо посмотрела в зеленые глаза Сейбера. Он взглянул на нее – и не двинулся с места. Струан смущенно откашлялся. Джастина встала и принялась разливать чай.

– Тебе, как обычно, бабушка? Чай с…

– Не трещи, Джастина. Дама моего возраста вряд ли станет менять свои привычки. Сейбер, ты, верно, знаешь всех достойных джентльменов в Лондоне.

Он неохотно обернулся к ней, отведя взгляд от Эллы.

– Когда-то знал, бабушка, – ответил он.

– Ты как твой батюшка, – заметила она ему. – Никогда не ответишь прямо.

Отец Сейбера был женат на тетушке Джастины и Кэлума. Оба, он и его жена, давно умерли и никогда не были в числе любимцев суровой вдовы. У герцогини вообще не было любимчиков.