Текст книги "Семейка Адовых"

– А что-то произошло? – переспросила вопросом на вопрос Блоди. – А, вы про люстру? Стандартные крепления не подошли. Надо укреплять анкерами. Чтобы можно было детям качаться. Дети такие непоседы. Пока плохо не закрепишь, сами не упадут. Помогать надо. Муж повесит как надо.

– Кого повесит? – почесал лоб в задумчивости участковый и почему-то представил висящих на люстре детей. А у него планшетки нет, чтобы оформить преступление века.

– Как кого? Люстру. – удивилась Блоди. – Ему нужно немного времени, чтобы со всем разобраться. Нет воды, как назло. Он проводку меняяет.

Участковый озадаченно поднялся, огляделся по сторонам.

– А вы…

– Только вселяемся. – слегка улыбнулась Блоди. – Как жаль, что вы не видели весь бардак. Поразительный бедлам. Эталонный. Сколько раз пытались такой нарочно создать, ни разу не получалось. До этого я думала, что лучший в мире хаос творят дети. Но нет – век живи, век учись. Вам кстати, сколько веков?

Петрович хмыкнул.

– Хм, шутку понял. Но вы мне, гражданочка, на возраст не пеняйте. Если везде молодых да ранних на дело отправлять, то все за границу уе… – и тут он оборвал себя. Поскреб лоб под фуражкой, снова осмотрелся. Квартира как квартира: пыль, паутина, стены готовят под покраску, замазать бы пару швов, но никаких следов от пожара. И на чай не зовут. Чего им, жалко что ли?

«И планшетки нет», – с тоской додумал участковый.

Откуда-то сверху доносились удары молотка. Видимо, тот самый муж лазил по крыше над потолком, чтобы закрепить массивную люстру как надо, чтобы детей вешать… тьфу ты, да какие еще детей. Привязалось же. Просто укрепляет, чтобы юных шалопаев на пришибло. Мужика понять можно. Или заливал крышу бетоном, чтобы не было новых подтёков. На управляющую компанию надеяться – себе дороже. Там Палыч давно всё ценное утащил. На дачу. Ему нужнее.

А здесь дом и так выстоит. Ну, зальёт от первого дождя. Засыплет первым снегом и все – снова тепло. А потом снова зальет, когда снег растает, но с этим жить можно. Старое здание, что ни говори. Того и гляди развалится. И голубям жить негде будет.

При мысли о голубях почему-то очень захотелось на рыбалку. А там взять Палыча за шкирку и спросить, глядя в глаза: «что гад, воруешь?». И он бы конечно воровать перестал сразу. Ибо – власть приказала. Кого погоны, тот и власть. А всякие там слесари пусть подчиняются. Место знать должны.

Участковый с усердием расчесал голову, стараясь тем самым разложить мысли по полочкам. Получалось неважно. Да и полочек в мозгу у него никаких не оказалось. Все смешалось в сплошную кашицу: реновация, Нюрка, пёсик… С большим трудом из сумбура выудил он нужную мысль и вспомнил, зачем вообще сюда явился.

– Тут, гражданочка, – покашляв, обратился он к хозяйке, – соседка жаловалась.

– Это на что же? Шумим? – изобразила удивление Блоди. – Так как иначе при переезде?

– Нет, то дело внятное. Говорит, природу попортили. – во рту Петровича стоял поразительно гадкий привкус. Словно разбудили его не нашатырем, а… кстати, чем? Афанасий даже огляделся, но не увидел ни тряпки, ни флакончика из спецаптечки. Чая и тот всё ещё не предлагали. А терпение ведь не резиновое. Кто власти поможет, как не народ?

– Мы портим? – Блоди вскинула бровь и приложила руку к груди. – Да что Вы? Мы и вещи ещё расставить не успели. Когда нам природу портить? С этим заводы в городе не плохо справляются. Нам до их уровня никак не дотянутся.

– А пёсик… – участковый посмотрел на притихшего пса, но не решился спросить про планшетку. Подадут ещё заявление, что не в себе участковый. Начальство загоняет по инстанциям, заставят кровь сдавать. А во рту привкус не хороший. Не к добру это. Мало того, что чая не дают, так если самому попросить – еще и ложкой немытой сахара положат. А оно ему надо?

Афанасий Петрович в задумчивости посмотрел на качающуюся люстру и даже припомнил, что жена дома тоже просила много чего повесить. А то дети не приезжают, внуков не отдают – боятся. И задабривай рыбой одних и других или нет – делу не поможет.

Петрович всё же уточнил:

– Так что, никаких происшествий не было?

– Как это никаких? Вы пришли. Проведать нас, наверное. Вы заходите ещё. Как только бардак наведём. А пока найн-найн. И немного нихт! Даже близко никаких происшествий не было, – она ненавязчиво, но упорно подталкивала участкового к выходу. – Сами видите, ремонт затеяли. Дел у нас тут теперь, – хозяйка квартиры провела ногтем по горлу. – Вот сколько. И у Вас, наверное, дел полно?

– А чего это вы на горло показываете?

– А это у нас в Германии так показывают, что дел по горло.

Петрович сам не заметил, как натолкнулся спиной на входную дверь в коридоре. Он хотел возразить, что ему бы объяснения взять, да только сам не понял, как оказался выпровожен за дверь. И дверь эта захлопнулась перед его носом. А перед глазами стояли уже не качающиеся на люстре дети, а качающиеся участковые. И все исключительно с рыбой и чаев в руках.

– Да что же это такое? – возмутился он себе под нос, ещё немного постоял, растерянный, а потом всё же побрел вниз по лестнице.

«Нет, спрашивать про планшетку точно не стоит. Как-нибудь в другой раз», – решил Петрович, даже не думая заглянуть к бабе Нюре по соседству.

Неторопливо спускаясь по лестнице, Петрович гнал всеми силами странные мысли и почти справился с этим и без чая. Но тут на него снизу-вверх помчался здоровый рыжий мужик с объёмным мешком на плече, красным ребёнком в руках и маленькой девочкой на шее.

Так, стоп, как это мужик там на крыше проводку менял и люстру крутил, если он отсюда вниз бежит. Упал что ли?

– А вы собственно… – приподнял было руку Петрович, желая остановить странного гражданина и дознаться обо всех подозрительных падениях. Мужик даже резко затормозил, готовый сотрудничать с властью. Да так быстро, что у девочки на его шее от такой неожиданности выпал правый глаз.

Петрович несколько секунд смотрел в чёрную глазницу безучастно, а затем отчетливо услышал раскатистый бас:

– Подержи-ка глазик!

И столько ощущений и непередаваемых эмоций взыграло вдруг в участковом, перед глазами снова проплыли участковые. В чае в размашку. Затем рыба на качелях. Затем дети, что точили ножи.

– Глазик. – слабо повторил Петрович и ощутил, как снова падает в обморок…

Очнулся Петрович от того, что валялся на лестнице. Ступенька больно впивалась в правую почку. Перед ним стоял старый знакомый – Серёга. Знакомый Палыча. Со стремянкой наперевес и ранней проплешиной, которую давно жена проела.

– Петрович, тебя что из участка выгнали? – спросил Сергей и хмыкнул. – Ну, даёшь! Тут люди жизнью рискуют, чтобы нам воду горячую дали, а он лежит тут прохлаждается. Иди работай в другом месте!

– А вы не воруйте с Палычем! И у нас работы будет меньше. И чаю нальют. И рыбу подарят. Глазастую. – неожиданно даже для самого себя выпалил участковый и понял, что надо в жизни что-то менять. Сегодня ступенька в почку колит, и планшетки в расход идут, а завтра на районе беспорядки начнутся? Не в его смену!

– Петрович… запах от тебя конечно интересный. А речи чудны. – добавил Сергей, принюхиваясь. – Как у купленного эксперта-академика из вражеского стана. Или тех, кто гороскопы зачитывает. Или составляет…. Ты бы шёл всё же, людей не пугал.

– Людей? – неуверенно переспросил Петрович. – А они точно люди? Новоприбывшие эти.

– Люди. – подтвердил знакомый и показал палец вверх. – Люди – во!

– А глазик? – ещё более неуверенно переспросил участковый.

– Что глазик? – не понял Серёга. Руку он так подавать и не спешил. Отмазка есть – стремянку держит.

– Глазик у них выпадал? – сурово спросил Петрович.

– Ты, Петрович это… завязывай чаёвничать. Иди, что ли, проветрись. А то надышался тут испарениями. Несёшь ахинею. – Серёга зашарил по карманам в поисках смартфона. – А может мне тебя на видео записать? Повторишь?

– Ты мне, Серый, не шути. А то быстро на пятнадцать суток комнату отдыха присядешь. Не надо никаких видео! Соседи… те… новые. – тихо заспорил служивый, понимая, что расчесал лоб до крови, а понимания так и не было. И чая. И этот тоже на чай не зовёт. Что вообще с людьми не так?

– Соседи – во! – стойко повторил сосед и продолжил подниматься вверх. – Пойду проверю, всё ли в порядке с их мальцом. Может нужно чего? А то тоже надышался поди испарениями. В обморок падает. А таким соседям помогать надо… – Сергей сделал паузу и вздохнул, переступая через Петровича, – … пока органы спят. Не, ну я понимал, что у вас тоже всё плохо, но чтобы настолько.

Участковый подскочил, отряхнулся и, чертыхнувшись для субординации, медленно вышел из подъезда. Взгляд вперился в тёмный грузовик на парковке и поваленное дерево неподалеку. Афанасий даже подошёл поближе, чтобы разглядеть, чем всё-таки завалили дерево. Срез был ровный, но на пилу не походил. И будто обугленный по краю. Но не прижигали же его.

«Лазером его, что ли? А если лазером, то кто? Хотя каким лазером? И вообще, что я про планшетку-то инвентарную в отделе скажу?» – такие невеселые мысли были в голове участкового.

Сколько он так простоял, Петрович не решался бы сказать и сам себе. В голове всё плыло. Да только когда он очнулся, Сергей уже стоял рядом. Но без стремянки.

– Ты чего это тут как вкопанный застыл?

– Это кто ж учинил-то? – вместо ответа поинтересовался Петрович у Серёги, подозревая дерево в самоотломе, самого Серёгу (пусть ещё алиби составит) и самого себя до кучи в происшествии.

– Дык, – ответил мужик, – из ЖУКа, наверное. Дерево-то высохшее совсем. Вот и спилили заодно.

– А лазер?

– Какой ещё лазер?! Тебе кифира принести что ли? – возмутился Серёга. – Я им всю неделю за водопровод нагоняи делал. Решили обновить фасад заодно, выходит. Задабривают, пока мы коллективную жалобу всем подъездом не подали. Этот ЖУК тот ещё жук.

И действительно, листва у дерева совсем пожухла, скукожилась. Участковый наклонился, обломил одну из веток. И впрямь высохшее совсем. Хоть сейчас на дрова его пили. А ведь он мог поклясться, что когда входил в подъезд, листья на дереве были зелёными! Ну, может, едва тронутыми осенней желтизной. Но никак не сухими.

Мистика какая-то. Или технологии инопланетные. Всё равно про это всё на одном и том же канале показывают. Иногда вперемежку.

– Точно, из ЖУКа? – недоверчиво переспросил участковый.

– Ну а кто ещё тебе деревья пилить будет? – пожал плечами рано лысеющий Сергей. – у нас пока народ дровами не топит. Хотя с тарифами этими… чёрт его знает.

– Ты это… не умничай мне. Что с жильцами то? – Петрович всмотрелся в почти честные глаза Серёги. – Соседи, новые которые. Ничем себя не проявили странным?

– Да ещё как проявили! – радостно заявил сосед, не выдав беспокойства, а напротив – отразив восхищение. – У нас же в подвале беда какая была. Трубу прорвало так, что и войти было страшно. А Миха, значится, туда сам полез.

– Миха? Сам? Рыжий, который?

– Самый рыжий из всех, кого я знаю. – не стал спорить сосед. Что снова задело. – И воду безжалостно перекрыл. Жизнью рисковал, как его только кипятком не обварило. Никто ж из слесарей лезть не желал. А Миха не побоялся. Весь подъезд спас, считай. Вот такой мужик! – Сергей снова поднял вверх большой палец. – И сын у него – во! Помощник хороший вырастет.

– Миха, значит… – повторил Петрович и многозначительно замолчал, хотя так и подмывало снова добавить: «а глазик?». Но за такие вопросы кефира точно не принесут. Только доложат куда следует. Да вот баба Нюра первая и доложит. У ней много телефонов в записной книжке. Глянуть бы хоть разок.

– Ага, хороший мужик, это ж сразу видно. – продолжал выражать странный позитив Серёга, как будто премию выдали. – Жалко, что дом расселяют. Нам такого соседа ой как не хватало. А теперь уж недолго всем нам тут осталось.

Петрович вздохнул. Точно, реновация. Все хрущёвки под снос. А чего взамен будет – никто ещё и не знает толком. Одним хорошие квартиры дают. Другим те, что остаются после чиновников.

– По телевизору говорили, что к концу года все пятиэтажки снесут. – погрустнел наконец и Серёга. – Вот и наш дом попал под раздачу. Хрущёвки это уже та часть истории, о которой поскорее хотят забыть. Оставят две-три по стране. Для наследия. И всё тут. Новая жизнь.

– Это ж весь участок получается… – пробормотал еле слышно Петрович, вдруг осознав коварный замысел преобразований. – … тоже закроют?

– Ага, и новый штат наберут. Молодых и бойких. – распылялся в своём воображении старый знакомый. – Или вообще камеры и роботов поставят. По всему миру роботизация. И…чипизация.

Петрович до того не хотел всей этой чипизации, что на всякий случай и перекрестился, и склюнул три раза через плечо. Что-нибудь должно помочь.

Серёга ушел подобру-поздорову. Участковый заметно занервничал. Видно дел для планового отчёта не хватало. Как бы не придрался.

Но Петровичу было уже не до плана. У него вдруг появилась проблема посерьезней, чем новые жильцы. Если весь район снесут, придётся новое место осваивать. А будет ли оно, это новое место – ещё большой вопрос. Могут и на пенсию отправить. А он так и не успеет раскрыть никакого громкого дела. Хоть Палыча закладывай.

В раздумьях, заметил трещину на стене дома, уползающую вверх. Совсем недавно её не было. С другой стороны, подумал участковый, если сейчас не снести старый дом, то ведь не ровен час рухнет совершенно самостоятельно. И кого тогда ему ловить, если все преступники окажутся под завалами?

Нет, эту реновацию следовало хорошенько обдумать. Взвесить все за и против.

Петрович сел на скамеечку и даже сам почувствовал, будто принимает решение – сносить или не сносить?

Как назло подошёл черный котик и принялся тереться о штанину. Отмахнулся, поднялся и поспешил в отделение. Ну её, эту реновацию вместе с бабкой Нюркой и её выдумками! Надышался паров из подъезда, вот мозг и подклинило. А ему разум беречь надо. Это ж его самая сильная сторона. То есть, самая умная, другой нет и не выдадут.

А тут… придумал себе… глазик. Подумать только!

* * *

Едва Блоди закрыла дверь за участковым, как пришлось снова открывать. В этот раз обошлось без сюрпризов. Просто вернулся супруг с детьми. Мара сидела на шее Михаэля глазиком в руке заглядывая себе в ухо. А на руках рыжий суженный держал варёного Даймона. Тот уже успел прийти в себя, но кожа его всё еще оставалась розовой.

– Что с ним?

– Чувствами ошпаренный. – томно вздохнул отец и поставил ребёнка на ноги. – Ему бы во льду полежать. Остыть. Тут столько эмоций вокруг. Того и гляди – током ударит от напряжения.

– Ничего я не ошпаренный. – насупился демонёнок и ушёл в зал. – Рано мне ещё в лёд. Сам разберусь. Как что, так в лёд сразу. Вы бы сами в этом льде полежали. – демонёнок вдруг повернулся и спросил. – Отец, ты вот не волк, а почему на луну воешь? Медведи не воют.

– Я не вою. Я пою. Ты с мое по пещерам посиди. Сам запоёшь.

– А почему ты в спячку не впадаешь?

– Так некогда. Ты мы за людьми бегаем, то сами от инквизиторов убегаем… ты иди, отдохни. Остынь.

– А ты, Мара, верни глаз на место! – строго сказала мать, погрозив пальцем младшенькой. – Потеряешь, потом у кого глазик будешь выдирать? Части тела – не игрушки. Свои беречь надо.

– У Пукса заберу. – девочка указала на пуделя и рассмеялась. Сначала тихонько. Потом зловеще.

Песик жалобно заскулил и попятился от таких перспектив. Мара злобно оскалилась и спрыгнула на пол. Пукс ускорился в своём желании ретироваться. Оставляя глубокие царапины на старых деревянных полах, он скрылся за диваном в гостиной. Мара ещё раз подкинула глаз и ловко поймала его пустой глазницей. Затем потёрла кулачками оба глазика и заморгала, восстанавливая бинокулярное зрение.

Блоди уже ушла к демонёнку на разговор. Сын взрослел и всё чаще задавал любопытные вопросы родителям. А при случае и показывал нрав. Особенно, когда разогревался. Тогда во всей красе проявлялась его демоническая суть.

– Воду дали. Прими ванну. Отец прав, охладись. А то снова устроишь пожар. – посоветовала мать сыну. Несколько раз семье пришлось переезжать из-за того, что демонёнок разогревал себя до такой степени, что жильё не выдерживало такого соседства. А в страховых случаях Адовым давно отказывали. Эту семью не брала на учёт ни одна страховая компания в мире.

Даймон шатаясь, побрел в ванную. Но на полпути замер. Откуда-то сверху раздался стук. Медведь-оборотень тоже заинтересовался источником, подняв голову.

– Это ещё кто? – удивился Михаэль.

– Я думала, это ты стучал в прошлый раз, – пожала плечами Блоди.

– Я был внизу.

– Кто же тогда повесил люстру? – удивилась супруга.

– О, её уже кто-то повесил?

Блоди быстро потеряла интерес к потолку.

– Я уговаривала диван перестать гореть. Он уже слишком стар, чтобы тушить себя самостоятельно. Новая обшивка не спасёт. Хоть жертву ему приноси. Или экокожу. Это сейчас модно.

– Никакой обшивки и жертв, пока не приведём всё жилище в порядок. – подчеркнул отец, и тоже попытался забыть про крышу. Но тут по доскам над люстрой застучали. Затем их отодвинули.

И тут оба поняли, что Даймон то в ванной.

Чета самых взрослых представителей Адовых приблизилась к пролому, ведущему на чердак. Оттуда сыпалась пыль. Но никто не показывался. Зато сверху снова постучали. На этот раз по потолку.

– Именем забродившего мёда, кто там? – спросил отец семейства. – Ещё соседи?

– Люди на чердаке не живут, – категорично заявила Блоди. – Они по подвалам селятся. Лофт. Хотя по обстановке как лифт. И запах схожий.

– А как же пентхаус?

– Ну это же не чердак… – подчеркнула Блоди. – Хотя там тоже живёт немало демонов.

– Эй, кто там? – громко крикнул Михаэль. – А ну вылезай!

Сначала послышался шорох, потом топот, будто бегает кто-то на маленьких ножках, а затем покашливание.

– А там кто? – раздался вопрос сверху, а затем упрёк. – Это вы там мне дом портите? Я вам покажу перепланировку без согласования! – и из дыры показался маленький кулачок, чуть больше, чем у Мары. Но мохнатый, как у обезьянки.

– Чего хотим, то и разрушаем. – ответил Михаэль. – Чудища подкрышные нам не указ.

– Я не чудище. – вновь зашуршало в ответ. Затем из дыры в потолке показалась голова: чумазая, бородата, лохматая, с маленькими колючими глазками ядовито-зелёного цвета и большим крючковатым носом. – Я домовой.

– Да какой ты домовой? Они рубашки носят и умываются. А ты весь в грязи и сажи. Заросший, как пырей в саду Шотландии. – заспорил оборотень. С домовыми до создания семьи он дел не имел, но как-то вёл дружбу с пещерным и даже берложным. Никчемные создания, как ни посмотри.

– Я другой домовой! – огрызнулось низкорослое существо, – Я – чер-черт… – он вдруг начал заикаться.

– Чёрт? – уточнила Блоди в лёгком удивлении. С чертями она имела дело, и новый собеседник на них не походил. Был он не из хвостатых. И рогов при нём не наблюдалось.

– Тьфу ты, какой ещё чёрт! – махнул человечек кулачком в нетерпении, – черд-чердачный я! Мы среди домовых самые мастеровые. Нам только дай чего подлатать.

Чердачный домовой повис на длинных руках на люстре, и спрыгнул вниз:

– А вы пошто безобразничаете? – погрозил он кривым пальцем хозяевам. – Я тут всё строю-обустраиваю, а тут приходят всякие… ломают. – он хотел сказать люди, но, окинув новых жильцов взглядом, твёрдо заявил. – Нелюди вы. А мне чинить потом. – он указал пальцем на пролом. – Ваша работа же, а? Ну, а? Ну а, же?

– А Вы, значит, специалист по ремонту? – улыбнулась Блоди. – Как мило. Мы как раз искали кого-нибудь мохнатого и рукастого.

– А Вы, значит, специалист по ломанию, – проворчал чердачный. Он расхаживал по комнате, нарезая круги. Рост у него был не высокий, около метра, да ещё и сутулился сильно из-за горба. Профдеформация.

Но Адовым он сразу понравился. Было в нём что-то такое ворчливо-непостоянное. Как во всей их семье. Главное, что существо дела. А значит, по духу подходил.

– Как звать? – спросил Михаэль, сменив гнев на милость. Одно дело идти в бой с ребятами покрепче. И другое – драться с теми, кто ниже сына.

– Топот. – голос его был довольно низким из-за небольших габаритов тела, но в то же время достаточно твёрдым, чтобы перестать считать себя ребёнком после первого же апчхи.

– А ты неплохо справляешься с молотком. – приметил Михаэль. – Поможешь мне выложить камин?

– Камин? Вы что с ума сошли? – в удивлении переспросил чердачный. – Но эта мысль мне нравится. Но зачем помогать? Я сам выложу. Ты кирпичи только принеси. И цемент. Песка не забудь. И замазку.

Михаэль кивнул и расстелил на полу мешок с костьми. Ремонт ремонтом, но про учителей забывать не следовало.

– А это что, в цемент перемалывать будем? – не понял чердачный. – или вы камин из костей хотите?

Пудель попытался подхватить кость и даже рванул с ней к выходу. Но Мара ловко запрыгнула на него и перехватила эту попытку. Затем довольная собой, вывернула косточку из пасти пса в два счета и объяснила, как прапорщик новобранцам:

– Дарья Сергеевна учит считать. Дарья Сергеевна должна быть вся! Или какой-то пёс против?

– Что ещё за Дарья Сергеевна? – спросила Блоди, но глава семейства уже достал из дивана старую ритуальную урну. Позаимствовав у чердачного молоток, Михаэль принялся долбить по костям, перемалывая их на глазах в труху.

Спустя полчаса долбления, в стену со стороны бабы Нюры била клюка и крики:

– Да сколько можно, ироды?!

Стучали и в потолок. Симфония добавилась и по трубам, и по батареям. Но Михаэль не успокоился, пока не перемолол все кости в муку и не собрал её в ту самую урну. Лишь после этого он вернул молоток Топоту и, прокашлявшись, произнёс:

– Блоди, ужас дней моих, не могла бы ты воспользоваться своим даром и призвать из этого праха духа к нам на службу?

– Духа? – Блоди приподняла одну бровь. – Мой гот, ты уже успел кого-то убить без меня? Как не стыдно заниматься самодеятельностью? Мы же семья!

– Увы, это случилось ещё до нас, – спокойно ответил супруг.

Мара рядом вздохнула сокрушённо в подтверждении.

– Хочу, чтоб Дарья Сергеевна учила меня считать трупы! – подпрыгивая рядом с урной, заявила она же.

– Ну, хорошо, – кивнула Блоди. – Тогда попрошу освободить помещение для ритуала. – Вампирэсса сделала характерный жест руками, будто желала вымести из комнаты домочадцев. – Шнеля, шнеля! Побыстрее, пожалуйста, кто не понимает майн язык.

Михаэль улыбнулся. Акцент в Блоди появлялся лишь тогда, когда ей нужно было изображать иностранца. Или, когда вспоминала прошлую жизнь. Сейчас он готов был поспорить, она вспоминала свою дружбу с ковеном из Берлина, где с подругами-ведьмами обсуждали паучью диету или то, как плохо одеты духи прошлых эпох.

Едва Блоди приступила к делу, как снова раздался настойчивый стук. Теперь уже в дверь. Не обратив внимания, она взяла урну и принялась сыпать прах прямо на пол, выводя рунические знаки. Хорошо поставленным голосом она читала заклинание на распев. Голос у неё был красивый и глубокий, бархатное меццо-сопрано, от которого дрожали стекла, животные и соседи.

В дверь вновь настойчиво постучали. Михаэль, скрывшийся от заимствованного у подруг колдовства супруги в прихожей, чуть приоткрыл дверь, желая выпроводить незваного гостя… пока жив. Но он не знал, что за дверью его ждёт кара в виде разгневанной бабы Нюры.

Магия и ритуалы ей были до лампочки. Соседка тут же сунула свою трость в щель, чтоб её так просто не выставили и собралась высказать всё, что она думает о переселяющихся. От старушки крепко пахло корвалолом, и кортизолом. Гормоны гнева пропитали её всю. Участкового-то они вывели из строя, но только не её, ответственную коммунистку со стажем! Октябрёнком была, пионеркой была, комсомолкой была, так что же карой господней сложно побыть?

– Ну, знаете, что, – начала она с порога, – Я этого так не оставлю! Деревья ломаете, Петровича обвели вокруг пальца, но меня так просто не взять. Грохочите как стадо слонов, пожилым людям и подремать нельзя! А отдыхать, когда? Ночью что ли? Вы в своём уме? А сериалы? – воспользовавшись клюкой как рычагом, она надавила на дверь так, что та открылась нараспашку даже при сопротивлении Михаэля.

– Так ремонт у нас… – попытался пуститься в объяснения оборотень, но было поздно. Баба Нюра оттолкнула его, прошла по коридору и теперь прекрасно видела, что происходит в зале.

– Я призываю тебя служить нам, Дарья Сергеевна! – пропела тем временем Блоди, даже не собираясь прерывать ритуала из-за всяких любопытных бабок.

Баба Нюра застыла, узрев как словно из пыли образуется человеческая фигура. От впечатлений, приоткрыла рот и выронила трость, наблюдая за процессом материализации. Но тут из ванны вышла маленькая девочка. Баба Нюра не сразу поверила своим глазами, сняла очки, протерла, снова надела.

Не помогло. Девчонка вышла без головы!

Мара действительно несла свою голову в руках, тщательно вытирая золотистые локоны полотенцем после того, как её искупал уже давно охлаждённый брат. По запчастям он её всю вытирать не собирался, вот Мара и помогала – сняла голову, чтобы было удобнее орудовать полотенцем самой.

Соседка схватилась за сердце и привалилась к стене, припоминая сразу обереги, заговоры, присказки и всё, что говорил телевизор на этот счёт.

– Божьи заступники! Свят меня, тебя и всех сразу. Да ни по разу. Партбилет мне в омлет! Главпочтамта на вас нет! Это когда уже страна отдохнёт от действий Сатаны?

– На том свете отдохнёшь! – пробасила девочка. Приделывая голову на место, проверила работоспособность связок.

– Нас Сатаной не проймёшь, наше дело правое! – заявила крепкая от постоянного созерцания новостей бабка. И вместо того, чтобы грохнуться в обморок, сжала кулаки и выкрикнула: – Я буду жаловаться! В опеку! Над ребёнком издеваются! Голову последнюю снимают. Где это видано?

С последней фразой она пулей выскочила за дверь, едва на опрокинув Михаэля, что как раз засмотрелся на призыв.

Дух Дарьи Сергеевны тем временем полностью воплотился. Поправив очки на носу, училка тактично поинтересовалась:

– Служить, говорите? А ставка? Должна отметить, деньги меня больше не интересуют. Я беру только детишками. Уж очень я их поучать люблю! Учить то поздно. Умные все стали. И так меня достали.

Михаэль подхватил на руки Мару, миновал короткий коридор и переглянулся с женой. Блоди кивнула, взяв слово:

– Может нашу малышку в аренду брать будете? Есть у нас тут одна потеряшка. Учиться будет так, что никого в округе в живых не останется. Вас и доставать будет некому.

Отец вздохнул, утер слезу украдкой и добавил:

– Наша гордость семьи.

Мара улыбнулась, обнажив клыки, и добавила:

– Раз, два, три, четыре, пять, вместе будем убивать! Чур я бью первая!

А в это время баба Нюра за стеной, накапав себе ещё полрюмки корвалола, исполняла свою угрозу.

– Алло, органы опеки? Соседи у меня детей мучают! Меры примите срочно!.. Да, не воспитывают! Голову им открутить готовы. Нахамили мне! А может, и бьют их… Как что делать? Голову малышке оторвали же! И ножку!.. Да живая она! Спорит со старшими, Сатаной пугает. Каким-каким?.. Адским. Не та нынче молодежь пошла… Не состою я ни на каком учете в диспансере! Меры примите! Срочно!.. Садовая улица. Дом 13. Квартира? Да вы тут сами всё увидите.

Глава 4

«Египетская сила»

И дали мне силы тёмные

ни сына, ни дочь,

а неведому зверюшку.

Из полуночных рассказов Блоди

Четыре года назад. Где-то возле пирамиды Гизы.      

Ночь безлунная. Низкие тучи скрыли звезды. Абсолютная тьма опустилась над пустыней. Ничего не видно, хоть глаз выколи. Впрочем, с этим неплохо справлялась и пыльная буря, засыпая песка под веки.

То затихая, то обрушиваясь на всё живое с новой силой, буря неплохо скрывала всё, что плохо лежало под ночным небом. Ветер гонял тучи песка, разогнав всех туристов у злачных мест на многие километры вокруг. Люди попрятались от стихии, пережидая непогоду по гостиницам и жилым домам, курорты закупорились. Природа очистилась в своем гневе разгоняя людей.

Это означало лишь одно – никто и ничто не могло помешать романтической прогулке нелюдей, что решили устроить путешествие в честь годовщины свадьбы.

Михаэлю такая погода даже нравилась. Было в буре что-то дикое, первозданное и даже неистовое. Он орал бы этой буре навстречу или пел песни, кабы рот песком не забивало. Пыльная буря была неумолима, как вызов, который он однажды принимал от спутницы жизни – Блоди. Конечно, когда любимая была не в духе, с ней было не так легко справиться, как пережить бурю в пустыне.

Взяв под руку вампирэссу, оборотень-медведь в своей неполной трансформации, водил её вокруг пирамиды. Медвежьи ноги позволяли меньше проваливаться в песок. А медвежий нос чуять приближение новых порывов ветра. Порой глава новообразованного семейства покрикивал маленькому Даймону, что бегал неподалеку:

– Ложись!

И демонёнок плюхался на песок, прикрывая лысую головёшку маленькими ручками. А когда пыльная буря утихала, и все трое откапывались от песка, можно было продолжать прогулку. Тогда Михаэль сажал названного сына на шею, снова брал человеческой рукой жену за ладонь и продолжал экскурсию по старине.

Выковыривая песчинки между зубов, вампирэсса даже пыталась улыбаться и делать вид, что её все устраивает. По крайне мере, рядом не было людей. И на том спасибо.

– Сдаётся мне, египтянам со специями первыми повезло. Им сюда в еду могло намести хоть соли, хоть сахара. А то и перца. Именно поэтому египтяне… – она снова сплюнула песок. – … первыми и придумали стоматологию.

– Правильно, зубки от песка беречь надо, – кивал муж.

– А там и сито изобрели, чтобы всё подряд не есть. Да, дорогой? Ты же для этого меня сюда привёл? Про развитие человеческой цивилизации рассказать?

Михаэль покраснел, но виду не подал. Когда всё идёт насмарку, лучше вида не подавать и идти до конца. Куда-нибудь да придёшь. По крайней мере, рядом не бегали инквизиторы. И на том спасибо.

– Проклятье души моей, сдается мне, не пугать нам сегодня людей. Не видеть страха в их глазах. – с ореолом романтика, признал оборотень, отплевываясь от песка не так явно, но украдкой, как и подобает шотландскому интеллигенту, когда ветер килт поднимает.

– Тем хуже для них. – улыбалась Блоди, выковыривая песок из зубов и снова улыбаясь.

Сегодня ничего не могло испортить ей настроение. Она была вдвоем с мужем. Демоны их не казнили восемь лет назад. Даже подарили яйцо. Ну а что все эти восемь лет так с вылупившемся киндер-сюрпризом и бегают то от вампиров, то от оборотней, то от людей при случае – так это все мелочи жизни. Вот, наконец, в свадебное путешествие удалось выбраться.

– НИЧТО НЕ ИСПОРТИТ ЭТОТ МОМЕНТ. – сквозь зубы добавила Блоди.

– Ничего, дорогая. Ничего, – поспешно закивал Михаэль. И даже несмотря на то, что он как всегда выбрал самое неудачное место для её охоты, ситуация была полезна для семьи в целом. Даймон взрослел, проводить время с семьей ему было полезно в любых условиях. Отсюда маленький демонёнок по крайней не мог убежать или что-нибудь здесь поджечь. Надо будет у демонов ему питомца попросить на новый день рождения. Огнеупорного. И штаны огнеупорные сделать. Чего не сделаешь ради любимых детей?