Текст книги "Стокгольмский синдром"

3. Ред Булл и Егермейстер

Стоя у зеркала, Майя чувствовала, как душа расстается с телом.

Ей предстояло захлопнуть дверь и исчезнуть, оставив вместо себя только воспоминания и пятна на простыни. Она не выспалась, она самоощущалась совершенно разбитой: ее тело было исцарапано, вместо платья у нее по-прежнему была только чужая майка не по размеру – и только пальто хоть как-то спасало. Разве пассажиры в метро думают о том, что девушка в черном, сидящая напротив, практически не одета там, под коконом из мягкого кашемира?

Колени действительно дрожали. Вспоминая вчерашние слова Саймона, Майя кусала губы, чтобы не вспоминать остального.

Ей хотелось бы подсластить чем-то реальность, чтобы не потянуться за красненьким, едва за ней закроется дверь привычной, но такой ненавистной сейчас квартиры в Седермальме. Умом она понимала, что сбежать сейчас – это единственный шанс сбежать вообще. Двое суток без сна еще долго будут мстить роскошному телу Хеллстрема, да и проснется он совершенно без настроения.

Если это вообще случится сегодня.

Глянув на дисплей айфона, Майя вздохнула. Десять утра.

Как по закону подлости, он тут же зажужжал, а потом взорвал тишину песней о мальчике-монстре.

Только звонка от Петера ей и не хватало! Пытаясь вспомнить, какого черта она могла пообещать ему, что он звонит в ее отсыпной в такую рань, девушка сбросила вызов – только бы унять неуместный рингтон.

Спи, Саймон. Даже не вздумай просыпаться…

Отключив телефон, Майя съехала вниз по стене, чувствуя, что ее ноги действительно не настроены держать тело, опираясь на каблуки. Ей хотелось бы поступить правильно, но ее собственная логика, вышатанная месяцами самокопаний, подсказывала ей, что единственный правильный выход – в окно.

Хеллстрем спал, разметав по подушкам голубые, как у сойки, перья могавка. Точнее, того, что от него осталось после ночного захода в душ, когда ее пальцы буквально продирались сквозь его мокрые, намертво залаченные волосы. Майя искренне надеялась на то, что утренний взгляд будет трезвым и расставит все по местам.

Первое, что попалось ей на глаза – бледно-розовая отметина у него на лбу. Ее взгляд метнулся ниже, застывая на плотно прижатых к щекам длинных черных ресницах. Такие бывают только у мальчиков… Трезвости не получилось – вышел аперитив, разгоняющий кровь по венам и слегка ударяющий в голову.

Осторожно сев рядом, Майя потянулась, чтобы поцеловать его на прощание – легко, почти по-сестрински, оставляя все, что их хоть как-то связывало, здесь, на постели, где одна из подушек все еще хранила отпечаток ее головы. Дыхание Саймона было теплым, а на щеках – от висков вниз – проступали пятна лихорадочного румянца.

На десятую долю мгновения она прижалась сомкнутыми губами к его колючей щеке, вообразив себя доброй феей, которая вот-вот улетит, оставив плохого парня без сладкого. Просто потому что иначе быть не должно… Попытка встать была обречена на провал – Хеллстрем успел перехватить ее за руку, даже не открывая глаз.

– Стоило мне отрубиться на пять минут – ты уже сваливаешь? Не помню, чтобы я тебя отпускал. Помню, что обещал тебе кофе. Значит, ты никуда не пойдешь, пока этот сраный кофе не выпьешь…

Спорить с его энтузиазмом было сложно и даже больно: он слишком настойчиво тянул ее к себе, игнорируя пальто и видимую готовность Майи свалить сию секунду.

– Уже утро, Симме. И мне пора.

– Какое, на хер, утро? Сейчас недостаточно утро даже для финского алкопарома… Не выебывайся и вернись в постель, пока я не передумал быть добрым. Могу и заставить.

– Саймон, я уже в пальто…

– Меня это не ебет совершенно.

Майя попыталась еще раз, но он только усилил хватку. На самом деле, ему стоило просто открыть глаза – и она сдалась бы. Но он оставлял ей шанс. Может, потому что утро для него действительно еще не наступило. Взяв его лицо в ладони, девушка легонько встряхнула его голову, не давая ему провалиться в сон снова.

– Саймон, серьезно…

По-прежнему не открывая глаз, он нервно поднял бровь и поджал губы. Майя почувствовала, как сердце, кувыркаясь, летит куда-то вниз. Удушливая волна жара прошила ее с головы до пят, будто кто-то не слишком добрый вкатил ей добрую дозу хлористого кальция в магистральную вену.

– С Саймоном всегда все чертовски серьезно, детка. Хочешь, чтобы было серьезно по-настоящему – ты довыебываешься, и я тебя зафиксирую. И мне срать, что дальше будет. Потому что спать я могу хоть сутки… Снимай свое пальто на хуй. Тем более, я прекрасно знаю, что под ним ни хера-то почти нет.

– Саймон… – она сказала это почти ласково, и он коротко улыбнулся, прежде чем продолжить.

– Надо быть ебанутой, чтобы в таком виде ходить по городу… Скажи еще раз: «Саймон» – и я тебя придушу, мамой клянусь. Твоей.

– Она умерла, – зачем-то сообщила Майя.

– Насрать… Меня хватит, чтобы посчитать до десяти. И если ты не ляжешь – я встану. Потом не плачь.

– Ну…

– Раз…

Он разжал руки, и она всерьез прикидывала свои шансы добежать до двери до того, как Хеллстрем произнесет свое «десять». Пока она думала, он произнес: «два», а затем и «три». На «четыре» ее дрожащие пальцы пробежались по большим пуговицам пальто, запнувшись на «пять». Когда в воздух взлетело угрожающе хриплое «шесть», Майя стаскивала уже привычную майку, а на «семь» и «восемь» – скатывала чулки, молясь всем богам, чтобы они сохранили хоть какой-то вид. Если, конечно, ей доведется их еще раз надеть. «Девять» стало отличным аккомпанементом к стуку падающей на пол обуви. Нырнув под одеяло, она зажмурилась, уткнувшись лбом в его плечо, очень надеясь, что успела.

Почувствовав его цепкие пальцы у себя на подбородке, Майя судорожно сглотнула. Мерный прибой его дыхания коснулся ее щеки, и она открыла глаза, чувствуя на себе взгляд.

Тот самый. Наглый, пронизывающий до самых костей.

– Десять, – закончил отсчет Саймон, недобро прищурившись. – Ты хотела поцеловать меня?

– Да. На прощание.

– Так попрощайся со мной. Хуй знает… Может, я вообще не проснусь больше.

– Ты придурок, – обняв его за плечи, Майя прижалась лбом к его щеке прежде, чем поцеловать его в губы. Несколько более прохладно, чем ей хотелось бы. – И ничего такого с тобой не случится.

– Проследи за этим, детка. И, может быть, я займусь тобой. После кофе.

– Ты только снялся…

– Могу закинуться снова. Но вообще-то меня и без этого долго уговаривать не надо.

– Да ты секс-машина, Грешник!

Усмехнувшись, он демонстративно поиграл колечком в губе.

– Типа того. Может статься, я позволю тебе порулить еще немного…

– Спи, Саймон.

– Ага… – он прихватил ее рукой, придвигая к себе максимально близко. – Не вздумай…

– Я уже поняла, что сон у тебя чуткий.

– Школа нашего гитариста, Микке Полссона, мы зовем его Марс. Ну, как Мик Марс[2]2
  Мик Марс, он же Роберт Алан Сил – гитарист американской рок-группы Mötley Crüe.


[Закрыть], поняла? Он как-то раз на гастролях вытряхнул меня из койки вместе с матрасом, просто, потому что был не в духе, – дав ей три секунды на реакцию и не получив никакой, Хеллстрем рассмеялся. – Ладно… Меня слегка нахлобучивает с отходняков, а это всегда нервы. Сплю как собака, и набрасываюсь так же. Кстати, ты как насчет догги-стайл?

– Ты всерьез спрашиваешь? – поинтересовалась она, проводя короткую черточку вдоль его выпирающей скулы.

– Неа… Мысли вслух. Прикидываю, как будет смотреться твой голый зад при дневном свете.

На этот раз они рассмеялись вместе, и это звучало так странно, что Майе стало немного не по себе. И от этого забирало круче, чем от крепкого алкоголя.

Она не могла вспомнить момента, когда была влюблена в последний раз. Когда это вообще с ней случалось. Ей хотелось натянуть на собственное сердце какую-нибудь предохранительную мембрану, чтобы не втюриться в лежащего рядом мужчину. Да, трахается он как господь бог, но это еще не повод…

Майя хотела бы избежать магии. Но всерьез боялась, что опоздала с этим.

Если по-хорошему, то у нее вообще не было поводов кому-либо доверять и доверяться. Еще недавно она планировала покончить с собой, и мысль о том, что это – вопрос решенный, приводило ее сложную душевную конструкцию в некоторое подобие зыбкого равновесия. Она привыкла к мысли, что все практически кончено, и не стоит думать о завтра всерьез. Перспектива взвалить на себя крест в виде эмоциональной зависимости от кого-то, вроде Саймона Хеллстрема, не казалась ей радужной.

Прямо сейчас это буквально брало ее за горло.

Майя осталась не потому, что боялась его реакции: в конечном итоге, даже если бы он убил ее, она достигла бы своей сомнительной цели. Ей хотелось остаться рядом с ним, так же точно, как вчера вечером в клубе ей вдруг захотелось подойти к нему, совершенно недвусмысленно напрашиваясь в компанию. Как он там сказал? Снять его, именно. Оба этих желания, – умереть или почувствовать жажду жизни снова – разнесенные во времени, казались ей совершенно естественными, будто базовые потребности тела.

Интересно, разбирая наведенный ими бардак, уборщик выстроил хоть сколько-нибудь логичную цепочку?

Саймон пообещал ей кофе. Это смахивало на грубоватую заботу или тщательно замыленную нежность, но Майе хотелось другого.

Выпить с ним. Возможно, даже вмазаться – чем черт не шутит…

Ей хотелось химии. Может, потому, что он мог бы ей это дать. И, отчасти, потому что вероятность магии между ними ее слишком пугала.

Утро для Грешника наступило ближе к закату, и добрым это утро не было. Майя сделала вид, что спит, хотя проснулась минут на пятнадцать раньше, чем он.

Нарываться сейчас ей не хотелось категорически.

Спрятав лицо в подушку, она будто бы не нарочно повернулась к нему спиной, чтобы не мешать ему встать. Стоять на пути у Саймона – все равно, что пытаться обнять танк, – в этом она уже убедилась. Закрыв глаза, она попыталась дышать ровно даже тогда, когда он отбросил свой край одеяла и провел твердыми пальцами длинную линию вдоль ее позвоночника. Сцепив зубы, она не вздрогнула – просто потянулась, как сонная кошка, позволяя ему пройтись по коже ладонью, очерчивая изгиб ее тела.

Она была готова к тому, что он разбудит ее, но Хеллстрем только поправил ее подушку, щекотно коснувшись тыльной стороны шеи. Позиция Майи была идеальной для обзора: прикрывшись локтем, она могла наблюдать за доброй половиной квартиры.

Минут пятнадцать Саймон провел в душе. Сквозь шум воды не доносилось ни единого звука – никакого пения, ничего. Она едва не спалилась, когда почти привстала, чтобы разглядеть его получше.

Черные плавки, голубые волосы гладко зачесаны назад и совершенно точно пахнут шампунем. Рельефное тело, расписанное крестами и скелетами… Вспомнив его концертную куртку с надписью «Грешник 13» через всю спину, Майя закусила губу.

В фигуре Хеллстрема было что-то неуловимо медвежье.

Широкие ступни и кисти, не слишком длинный торс и достаточно широкие плечи, явно правленные тасканием железа в зале.

Чуть неуклюжие повадки даже тогда, когда он расширял сознание или оказывался на сцене.

Любоваться им было сложно, но она по-прежнему не могла спокойно смотреть в его лицо. Впалые щеки Саймона искупили бы даже убийство. Ей хотелось потрогать эти подвижные тени на его лице прямо сейчас.

Интересно, он в самом деле будет варить кофе?

Для начала, Хеллстрем натянул джинсы, тихо матерясь, когда пальцы его ног запутывались в живописной рванине. Выпрямившись, наконец, он завел руки назад, потягиваясь и выгибаясь до хруста.

Майя хотела видеть, каким он может быть, когда его не видит никто. И она знала, что это – слишком личное, чтобы он сам захотел делиться с ней. Сама идея такого подглядывания будоражила ее воображение, заставляя вжиматься в подушку и имитировать ровное дыхание спящей.

Вдох. Выдох. Вдох…

Это было нечестно, но ей нравилось наблюдать за тем, как он маячит у плиты, сверкая голой спиной. Пестрый дракон был до половины скрыт под мокрыми волосами. Не выдержав, Майя встала и подошла к Саймону сзади, осторожно переступая на цыпочках.

Она поняла, что сюрприза не будет, когда он ехидно фыркнул, не оборачиваясь. Тем не менее, девушка обхватила его за пояс, прижимаясь грудью к его спине, целуя между лопаток.

– Привет, Симме. К тебе можно?

– Нужно. Обвариться не очково было? Мог психануть и развернуться с джезвой в руке.

– Плеснул бы?

– А то! Скажи мне, ты стоишь позади меня голой?

– Совершенно.

– Ебануться… В ванной висит халат. Он мой собственный, если что. Можешь надеть его.

Пробежавшись пальцами вверх по жесткому прессу Саймона, Майя нащупала теплое металлическое колечко, продетое в его правый сосок.

– Спасибо.

– Не за что. И не копайся там… Кофе почти сварился, а мне нужны руки, чтобы выпить.

Халат Саймона был идеально темно-синим, из плотного скользкого ацетатного шелка, приятно холодящего тело. Его ворот остро пах мужским одеколоном, – дым и кожа, – и этот запах Майе понравился. Прошерстив полку над зеркалом, она нашла пузатый флакон.

Baudelaire от Byredo. Значит, «Бодлер». Сочный запах кожи и пряностей, начинающийся цитрусом и уходящий в черный перец. Кто бы мог подумать, что этот дикий мужчина носит претенциозный нишевый аромат?

Не удержавшись, она взбрызнула исцарапанный живот чуть повыше пупка, выдыхая, когда спирт прожигал тонкие линии от ногтей Саймона.

Снова вспомнился Петер, который наверняка оборвал ее телефон и уже несколько раз позвонил в дверь, тщетно пытаясь разыскать подружку. Прислонившись к стене, Майя закрыла глаза, запахивая халат и чувствуя, как аромат вызревает, растекаясь по коже. В итоге, у нее вышло что-то на манер домашнего платья, в котором могла бы ходить злая колдунья – с вызывающим глянцем шелковистого блеска и дерзостью босых ступней.

Вернувшись, она застала его за приготовлением «Егерь-бомбы»: в пивном пинтовом стакане уже плескалась порция Ред Булла, явно больше положенных сотни граммов. Теперь он вливал Егермейстер из литровой бутылки. Все перепутал! Цвет готового продукта мало чем отличался от кофе, который уже ждал Майю в маленькой чашке.

Как и вчера…

– Это «Егерь-бомба» или «Черная кровь»? – поинтересовалась девушка, садясь на высокий стул и непроизвольно выставляя голые коленки на полное обозрение. Посмотрев на нее исподлобья, Саймон добавил еще немного ликера.

– Это «Хеллстрем».

– Сам придумал?

– Угадала. Вотпрямщас.

– Остроумно. Попробовать дашь?

– Не имею дурной привычки делиться завтраком, – огрызнулся он. – Хочешь есть – сама знаешь, где холодильник. Пей свой кофе.

Усевшись напротив, он демонстративно хлопнул едва ли не треть свежеприготовленной смеси, даже не морщась. Сам Хеллстрем выглядел куда бледнее, чем его алкогольсодержащий тезка.

– Тебе плохо?

– Меня кумарит, – сообщил Саймон очевидное, и тут же добавил. – Да, плохо. Надеюсь, что попустит.

Кофе был прекрасен, и некоторое время Майя просто пила его молча, поглядывая на своего визави. Он отвечал ей неразбавленной яростью во взгляде: всякий раз, прикладываясь к своему стакану, Грешник мрачно улыбался.

– Ты разговорчив, когда пьян? – поинтересовалась девушка.

– Я разговорчив, но не болтлив. Сечешь?

Она кивнула, опуская взгляд в чашку и чувствуя, как кровь отливает от лица так, будто ей довелось смотреть в костер и отвернуться от пламени. Протянув руку, Саймон ободрительно погладил Майю по коленке.

– У тебя есть вопросы, на которые я могу ответить, только надравшись?

– Возможно.

– Тогда тебе придется подождать, пока я повторю.

И он повторил, сбрасывая черную кровь биттера в шипящую бездну из полупинты энергетика. Отставив чашку, она наблюдала за тем, как ликер медленно растворяется, делая импровизированный коктейль все темнее.

– Спасибо за кофе, – коротко сказала Майя таким тоном, будто собралась уходить. Ничего не ответив, Саймон убрал ее посуду в раковину и выразительным жестом указал на рейлинг над барной стойкой, предлагая самостоятельно выбрать посуду.

– Определяйся. Я не пью один.

– Ой ли?

– Реже, чем ты себе нафантазировала. Соображай быстрее…

– Вино?

– Не вопрос, – сняв ей бокал, Хеллстрем выудил из бара бутылку «Пино Нуар» и потянулся за штопором. – Такой компотик тебе по нраву?

По-хорошему, она согласилась бы даже на дешевый портвейн, а от первоклассного красного полусладкого в такой-то компании отказываться было грешно. Даже притом, что от красного любой сладости и в любом количестве у Майи могла разболеться голова, она понимала, что от чего-то покрепче на голодный желудок ее гарантированно развезет. Пара протеиновых коктейлей, которые обломились ей волею судеб вчера ночью, уже наверняка усвоились без остатка. Кому это нужно? Да и просить любезного хозяина поискать белое было как-то некомильфо…

Майя послушно кивнула.

Глядя, как Саймон выкручивает пробку из бутылки, она не могла отвести взгляда от его побелевших от напряжения пальцев.

Уже через минуту в ее бокале переливалось фруктовое вино, а Саймон снова навис над своей порцией шипящей чернильной жижи. Приняв с кондачка половину стакана, он сощурился на закатное солнце, заглянувшее в его огромные окна.

– Я далек от кондиции, но спрашивай.

– Что так? Отпустило?

– Нахлобучило, – огрызнулся он. – Ты меня заинтриговала.

– Не терпится поделиться своими грязными секретиками, Симме?

– Охуеть, я трахнул ясновидящую, – он осклабился, отпивая еще. – Сладость моя, а ты не подумала о том, что мои грязные секретики станут последним, о чем ты в этом больном печальном мире узнаешь?

– Настолько грязные? Ваши акции растут очень стремительно, герр Хеллстрем… – ее голос снова упал на самое бархатное дно грудного регистра. – Тебе помощь не нужна? Труп спрятать, например?

– Я буду иметь тебя в виду, детка. Если, конечно, труп будет не твой. Давай серьезно?

– Давай, – пригубив вино, Майя оценила нетривиальный букет: в многоголосице фруктов переливалась отчетливая нота сливочного масла. Впрочем, голова будет болеть все равно.

Встав, она обошла Саймона по касательной и остановилась у него за спиной, положив руки ему на плечи.

– Поговорим о твоих секретах, Симме.

Ее пальцы сперва поднялись вверх, разминая его затекшую шею, а потом снова вернулись к плечам, с легким нажимом разбирая узлы спазмированных мышц и просто ласково касаясь его кожи. Выждав минуту, он чуть откинулся назад, укладываясь затылком к ней на грудь.

– Какого черта ты делаешь?

– Тебя же кумарит. Хочу, чтобы ты расслабился…

– Сперва ты напрягаешь меня, а потом пытаешься расслабить. Ты, сука, как «Антверпенский коктейль"[3]3
  «Антверпенский коктейль» – также «Спидболл» и «Качели». Крайне опасный наркотический микс из веществ с прямо противоположным эффектом, усиливающих свойства друг друга (стимуляция резко переходит в седацию).


[Закрыть]… Спрашивай или иди на хер, – и тогда не смей меня трогать.

– Это ты жестко, Саймон. Не трогать тебя я не могу…

– Ты знаешь, что делать. Просто открой рот, не томи.

В очередной раз затеянная ею игра становилась его собственной, и это было даже немного обидно. Тем не менее, она склонилась к его уху, стараясь почти не дышать.

Шепот сам по себе мог быть очень щекотным.

– Расскажи мне, Симме… Ты же знаешь, что способен завести даже мертвого?

– Знаю. И?

– Расскажи мне предельно нелепую историю о своих похождениях. Смешную и пошлую одновременно.

Пальцы Хеллстрема на стакане дрогнули, выдавая слабое место. Его кадык с гулким звуком дернулся вверх-вниз, и Майя поняла, что попала в точку. Это маленькое открытие прошлось по ее собственному нутру грубой наждачкой. Сделав долгий глоток, Саймон посмотрел на неё: даже направленный снизу вверх этот взгляд был неуютным. Напоминающим ей, кто на самом деле хозяин положения. Тем важнее ей было услышать ответ.

– Ммм… Зачем тебе это?

– Люблю стриптиз. Покажешь мне себя голым? Может, грязным? Или нелепым?

– Прикури мне сигарету, пока я думаю.

Майя чиркнула зажигалкой, стараясь не затягиваться. Все это время она чувствовала на себе его пристальный ядовитый взгляд. Передав сигарету Саймону, она улыбнулась, обнимая его.

– Надумал?

– Не знаю, насколько эта история смешная, но грязная и нелепая – точно. Пару лет назад таскался за мной один парень… – затянувшись, он выдохнул дым в сторону. – Не старше двадцати. Я не особенно секу в толпе, даже в первых рядах. Но он примелькался мне так, что начал бесить одним своим появлением.

– Правда?

– Он смотрел на меня влажными глазами Бэмби, детка. Так делают только пидоры, даже если они одеты как рокеры. Я повсюду натыкался на этого пацана: когда спускался в бар, когда снимал баб, когда позировал с Эксом, Марсом и Лапулей… Однажды я даже видел его возле нашей репетиционной базы у черта на рогах, где не каждый местный дорогу подскажет.

– Достал он тебя, – констатировала Майя. Саймон запил очередную затяжку и не возражал. – Дальше?

– Ненавижу педиков… Нет, пусть живут, но мальчиков снимать совершенно не в моем стиле. А этот чудак однажды набрался смелости и подошел попросить совместное фото. Даже думать не хочу, что он с ним сделал.

– Может, у него дома – алтарь, оформленный в стиле Rush of Terror, – она плеснула масла в огонь его откровений. – Откуда тебе знать?

– Такое достойно сочувствия, – Хеллстрем посмотрел ей в глаза, и его улыбка показалась ей кривой, как у злого клоуна. – Но тогда я быканул. Может, потому что был пьян в стадии подвига, в очередной раз зол на Марса или немного перебрал с обезболом поверх вкусной водочки. Уже не помню…

– Ты поступил как козел?

Закрыв глаза, Саймон сглотнул.

– Хуже, детка. Как сраный мудак.

– И что же ты сделал?

– Для начала – не засветил ему в глаз, когда его нервно дрожащая ладонь прошлась по моей заднице. Я позволил мальчику почувствовать себя на месте моих групиз. Почему нет? Это часть моей работы…

– Это подсказывал тебе внутренний мазохист или, может, что-то латентное?

– В жопу иди… Мне просто хотелось, чтобы он отвязался от меня, наконец. Или чтобы понял, на что может нарваться. Поверь, стояк в его штанах меня ничуть не порадовал бы.

– Даже самую малость?

– Может, мое самолюбие. Я не помню. Помню, что я догнал его в какой-то подворотне. Походу, он решил, что я хочу его убить – такой ужас был у него на лице. Пришлось пробежаться за ним до ближайшего тупика, в котором я и поймал его.

– Зажал, как девчонку?!

– Да иди ты, Майя! Просто взял его за кадык двумя пальцами… Знаешь, как посудную тряпку в детстве берут. На другой руке у меня был кастет, и она была где-то на отлете. В тот момент я бы сам себя испугался, клянусь.

Она прошлась по его груди, разглаживая пальцами шероховатые черно-синие узоры. Его кожа снова горела, а дыхание пахло лакрицей и анисом. Все это будоражило ее воображение ничуть не меньше глупостей, которые он выкладывал прямо сейчас. Интересно, это было взаправду или он удачно импровизирует?

– И что он?

– Ну, как тебе сказать, королевна… Штаны обмочил. Я смотрел в его пустые глаза и понимал, что он вряд ли услышал то, что я ему говорил.

– И что же ты говорил, Папочка?

Саймон посмотрел на нее снова, на этот раз словно прикидывая, стоит ли она следующего этапа его откровений. Еще через мгновение он будто бы нехотя разлепил губы, выдавая с чувством, толком и расстановкой:

– Ибо сказано: не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют[4]4
  1Кор. 6:9-10


[Закрыть], – выдохнув дым через ноздри, Саймон усмехнулся. – Первое послание к Коринфянам, шестая глава, да… В общем, посмотрел я на это недоразумение, и мне даже бить его расхотелось. Стало смешно. И я заржал. Громко – так, что мусорные баки загремели. Пацан этот сполз на колени, а я ржал, стоя над ним, как полный псих.

Притихшая, немного под впечатлением от вина и такого вот поворота событий, Майя поцеловала его в макушку, пока Хеллстрем нервно тушил окурок.

– А потом?

– Суп, блядь, с котом… Потом я пошел пить дальше, оставив его в покое. Больше мне эта шлюха в штанах на глаза не попадалась.

– Жалеешь, что не ударил? – она знала, что ему не понравится, но понимала, что он ждет этого вопроса, который так и вертелся у нее на языке.

– Неа. Но не жалею, что сделал то, что сделал. У меня вообще нет такой привычки.

Ее ладони лежали почти у него на висках, и его пульс стучал как будто под ее кожей. Между тем, он достаточно легко выудил из закромов собственной памяти если не историю, которой вряд ли хвастался в курилках, то полноценную цитату из Книги книг.

Борясь с головной болью и полируя лакуны памяти алкоголем.

Превращая затеянную ей провокацию в ненавязчивую демонстрацию своих достоинств.

Сливая раунд, чтобы взять реванш?

Есть вещи, которые не стоит держать в себе долго. Лучше рассказывать о них людям, которые не задержатся в твоей жизни хоть сколько-то долго, отдавать, как кошмарные сны – проточной воде. Понимая эту нехитрую жизненную закономерность, Майя ловила себя на противоречивых чувствах. С одной стороны он доверял ей, с другой – возможно, не собирался впускать ее дальше порога. И она пока не знала, стоит ли ей печалиться из-за этого.

Тем более что и отпускать ее от себя он пока точно не собирался.

– По-моему, у тебя болит голова, Симме.

– Так точно, кэп. Слегка болит, да. Но это нормально, когда ты два дня жжешь нейроны всяким дерьмом. Давление тоже ебошит – будь здоров.

– Что ты чувствуешь?

– Что меня прожевали и выплюнули. Или что я болен гриппом безо всяких шансов раздуплиться как минимум до завтра. Это дерьмовое чувство в четырех стенах, нахлобучивает конкретно. Обычно я сплю, чтобы не делать глупостей. Но сегодня я почему-то очень хочу накидаться. Таким я тебе как? Нравлюсь?

– Нравишься, – просто, не ломаясь, сообщила Майя.

Он не сразу нашел, что ответить.

– Тогда открой этот чертов холодильник и съешь уже хоть что-то, Майя Нордин. А я выпью еще…

Наверное, впервые в жизни Майе хотелось расплакаться при виде простого болгарского йогурта. Хотелось оказаться дома, но не в пустой стокгольмской квартире. Где-то, где ее ждут. Где кому-то так же точно не все равно, поела ли она сегодня утром… Но такого места у нее по-прежнему не было.

Фруктовое вино было сладким и не слишком крепким, но фрекен Нордин чувствовала легкую слабость во всем теле. Красный эликсир звал на подвиги, но его голос был слишком робким, чтобы послушаться. Между тем, Саймон перешел на виски, сменив стакан и повышая градус.

Она хотела вернуться на прежнее место, но Хеллстрем был против.

– Иди ко мне, – выдал он, усаживая ее к себе на колени. Зажав чадящую сигарету в углу рта, он осклабился. – Расслабься…

Майя совершенно искренне хотела бы расслабиться, но что-то ей не позволяло это сделать. Возможно, медленно растущий бугор в его штанах, усидеть на котором было не то чтобы просто. Вместе с этим, мыслей о сексе в ее голове не возникало.

Теперь Майя Нордин жалела себя саму. Не потому, что она вот уже сутки вела себя как групиз Rush of Terror, а потому, что вся ее жизнь – и до, и после Саймона, – казалась ей бессмысленной. Казалось, смысл имеет только момент его присутствия в ее жизни.

Его хриплый, чуть сорванный неумелой подачей, голос.

Его расписная кожа. Его безумные голубые глаза.

Оттолкнуть его и никогда не вспоминать больше – вот, что было бы правильным выбором. Вместо этого Майя уткнулась лицом в его шею, ничуть не переживая из-за того, что фактически дышит выдыхаемым им дымом.

– У меня тоже есть один вопрос, детка. И ты мне на него ответишь…

– Спрашивай – увидим, – отозвалась она, касаясь его губами.

– Кто звонил тебе сегодня утром? Мне понравился этот рингтон. Тот же, что и вчера вечером, не так ли?

Еще одно открытие: она понятия не имела, как отрекомендовать Петера. И стоило ли вообще говорить о том, что это был он. Когда дело касалось Бригитты или отца, все было просто – они знали его как старого друга Майи. Отец подробностей не просил, а сестра ничего не имела против секса по дружбе. Впрочем, теперь назвать перепихон с Петером сексом язык не очень-то поворачивался.

Пауза затягивалась, Саймон курил. Напряжение в воздухе почти звенело.

– Мой парень, – выбрала она самое неуклюжее определение, имеющее мало общего с действительностью. Но ее голос не сфальшивил, нет. Он звучал чертовски убедительно.

– Вот как… Мне кажется, или он дохуя уверен в себе? Ты еще здесь.

– Ну… Я отключила телефон еще утром.

– И?

– Что ты хочешь услышать, Симме?

Взяв ее за подбородок, он выдохнул дым прямо ей в лицо.

– Хочу историю о том, что у тебя за парень.

Майе всегда казалось, что рассказывает она более чем неплохо, но сейчас она чувствовала непонятный ком в горле, будто кто-то не слишком тактичный заткнул ее тугим кляпом сомнений. Петер был неплохим человеком, но далеко не из тех, кем принято хвастаться. Типичный середнячок, шведский швед, не самый высокий и не самый интеллектуально одаренный парень в округе. Майя могла легко перечислить все его недостатки, но поиск его достоинств – чего-то кроме абстрактных категорий «хороший сын для мамочки», «заботливый брат», «старый друг», – завел ее в тупик.

– Она будет неинтересной. Его зовут Петер…

Саймон приложил к ее губам пахнущий сигаретами палец, разочарованно цыкая.

– Детка, меня не ебет, кто он и как выглядит. Я хочу знать, как он тебя трахает.

Тонкие ноздри Хеллстрема трепетали, и он был слишком похож на готовую к атаке змею, чтобы нарушать его правила. Майя сглотнула, понимая, что ответ очевиден.

– Быстро и без затей. Совсем недавно меня это почти устраивало.

– А что теперь?

– Теперь – нет.

– Вот как… – повторил он. – Значит, быстро и без затей?

– Да.

Взяв со стойки початую бутылку вина, он сунул ее Майе. Она сама была неприятно удивлена тем, как дрожат ее пальцы.

– Пей.

– Симме…

– Я сказал – пей! – с этими словами Саймон резко задрал дно бутылки вверх, одновременно толкая ее вперед, норовя ткнуть Майю в зубы, если она не послушается. Твердое темное горлышко чувствительно задело губу, но девушка сделала два или три глотка до того, как поняла, что остановиться он ей не позволит.

Придерживая дно, он смотрел на нее с такой злостью, что ей стало страшно. От этого ее горло будто сжали рукой. Сладкое вино лилось ей за пазуху, сбегая вниз от уголков рта, но он не отводил взгляда, растягивая губы в очередной улыбке психопата. Он успокоился только тогда, когда бутылка была практически пуста, а темно-синий шелк – изрядно пропитан вином. Пытаясь отдышаться, Майя смотрела, как он аккуратно отставляет свой недопитый виски и остальную посуду в мойку. Теперь она дрожала всем телом, не в силах предугадать, каким будет следующий ход.

От сладкого вкуса ее мутило, а намокший спереди халат был неприятно липким и тяжелым.

Одного короткого усилия Саймону хватило, чтобы уложить ее спиной на холодную столешницу барной стойки. Второго – чтобы оказаться сверху, расстегивая джинсы и устраиваясь между ее коленок. Ее попытки сопротивляться несколько запоздали: Хеллстрем уже привычно прихватил оба ее запястья, вытягивая и сдавливая так, что пальцы взвизгнули болью и почти сразу онемели. Он прошелся расслабленным языком по ее шее, слизывая сладкие капли и тяжело дыша.