Текст книги "Обломки нерушимого"

 
«Вижу пламя в вас я победное,
Сожжено на нем сердце бедное…»
 

Искра, продолжая танцевать, приблизилась к медведю, бесстрашно поцеловала его в вертлявую морду. Все ахнули, вскричали, зааплодировали. Ну что она творит!

 
«Вы сгубили меня, очи черные,
Унесли навек мое счастие…»
 

Искра стала созывать к себе на сцену любовавшуюся ею толпу. Все единодушно ринулись к ней. Покоренные ее силой, зараженные ее искрометной энергией, девушки стали повторять за ней движения, импровизировать, играть с подолом юбки, трясти бедрами. А темп все нарастал, нарастал…

* * *

– Искра, я будто в сказке очутилась, – прошептала Никки. Они вдвоем заняли мосток у пруда, на застывшей глади которого отражались тусклые краски предрассветного неба. Никки заплетала Искре косы и всё делилась своими впечатлениями: – Я ведь до последнего думала, что ты облажаешься… А ты такая умничка! Всех-всех! – поставила на место. Горжусь. Вот бы Джел сюда… она тоже была бы в восторге. Знаешь, вы с ней похожи. Обе немного странные… Я любила ее за то, что она была такая странная.

Искра обернулась, услышав всхлипывания Никки, и спросила:

– Почему ты плачешь, подруга?

Никки глядела на свои носочки, связанные руками Джел. На них были изображены тараканы-конькобежцы в шапочках в виде кричащих кошачьих морд. Никки плакала и горестно смеялась. «Джел, солнце ты мое, ну как же твоя головенка смогла выдумать такую бредятину, а? Моя любимая головенка…»

– …Потому что мне больно. Я еще не смирилась… да и, наверное, никогда не смирюсь с тем, что ее больше нет, – хриплым, упавшим голосом ответила Никки.

– Джел должна была умереть.

– То есть как, должна?..

– Я узнала подробности ее смерти. Она довела себя до терминальной стадии истощения, плюс у нее были серьезные проблемы с сердечно-сосудистой системой. При таком образе жизни она должна была умереть. Смерть – это закономерное стечение обстоятельств в ее случае.

– Да как ты не поймешь?! Дело вовсе не в диагнозе и не в образе жизни… У меня душа болит из-за того, что не стало моей подруги! Человека, которого я любила всем сердцем.

– Душа болеть не может. У нее нет рецепторов.

– Я тебя сейчас утоплю, серьезно! Неужели ты никогда ни к кому не привязывалась?! На это ведь все способны… даже такие, как ты.

– Я не люблю обременять себя лишними привязанностями. Это глупо.

– Глупо – это пытаться добиться сочувствия от человека, которому неведомы потери…

– Однажды я потеряла пенал.

– Господи ты боже мой! Ну как можно быть такой?! – И Никки вдруг осеклась, напомнив себе, с кем она сейчас ведет диалог. Сколько в Искре неординарности, столько в ней и неполноценности. Искра никогда не поймет правильно то, что до нее хотят донести. Ввиду каких-то мутаций, ошибки Бога или иррациональности судьбы она теперь все воспринимает по-своему и обречена до конца жизни двигаться в ином направлении. Небольшое просветление под воздействием спиртного кончилось. Искра вернулась в прежнее состояние. Никки была готова сквозь землю провалиться… Чтобы разрядить обстановку, она решила быстренько сменить тему и спросила первое, что взбрело в голову: – Искра… А почему «Искра»? У вас, в России, это популярное имя?

– Нет. Я поинтересовалась у папы, почему он так назвал меня. Он сказал, что это особенное имя. «Искра»… маленькая, яркая частичка, способная создать огромное пламя. Папа сказал, что я стану таким человеком.

– Кажется, он был прав. По крайней мере сегодня тебе удалось создать пламя. Посмотри, как все сверкает… как горячо. – Девушки вгляделись вдаль, где сквозь стену обнаженного леса просвечивал костер, возле которого до сих пор не прекращалось бурное, хмельное веселье, не умолкали цыганские голоса, не останавливались залихватские пляски. – Потрясающе!

* * *

В ту ночь в «Греджерс» тоже произошло одно знаменательное событие.

Джераб давно обзавелся привычкой гулять перед сном. И вот, дождавшись, когда на улице не будет ни души, он покинул резиденцию и направился к старой конюшне, в то место, где его не тяготили мысли об Алессе и где он давал волю приятным воспоминаниям о Диане, об их встречах. Он не знал, что Леда за несколько минут до его выхода, тоже выбралась на улицу, но отнюдь не затем, чтобы насладиться свежим, благоприятствующим крепкому сну воздухом. Джераб испытал легкое разочарование, когда услышал шаги за своей спиной, полагая, что это Алесса вышла вслед за ним, как-то прознав о его тайной отдушине. Но нет, это была медсестра, и Джераб отметил, повернувшись к ней лицом, что та тоже была слегка раздосадована.

– Решили прогуляться, мисс Дилэйн? – со сдержанной вежливостью обратился к ней Джераб.

– Да… э-э… у меня в последнее время сложновато со сном, – ответила Леда, странным образом держа руки за спиной, словно прятала что-то.

– Понимаю, – кивнул Эверетт.

На этом их вынужденная беседа могла закончиться, если бы Леда не оступилась, сделав шаг вперед, и не выронила то, что в самом деле прятала за своей спиной. Это была небольшая упаковка пива. Разбившись, она превратила место случайной встречи Джераба и Леды в оскольчатое, пенистое озерцо.

– Ах ты черт! – вскрикнула Леда.

– Хорошее снотворное, – со смехом подметил Джераб.

– Мистер Эверетт, если миссис Маркс узнает об этом, то…

– Не обижайте меня. Разумеется, я – могила.

Джерабу и Леде пришлось проникнуть в оби-тель Бертольфа, взять необходимый инвентарь для уборки и быстро скрыть все детали преступления.

– Проклятье… Придется снова вызывать курьера, – огорчилась Леда.

– Не придется. Пойдемте.

Джераб привел Леду к себе, усадил ее на кровать, затем открыл нижний ящик комода и достал пару бутылок пива.

– Так у вас тоже есть контрабанда!

– Без этой контрабанды в «Греджерс» не выжить, – ответил Джераб.

– Точно.

Вдруг затрезвонил телефон Леды. Та нервно ударила по экрану и тяжело вздохнула.

– Поклонники не дают покоя?

– Если бы… Бывший муж.

– Так вот в чем причина твоей бессонницы. Ничего, что я перешел на «ты»?

– Слава богу, что ты наконец-то перешел на «ты»! – обрадовалась Леда.

Как это обычно бывает, до половины бутылки разговор не клеился, но вот после…

– Джераб, прости, но раз уж ты подвернулся мне под руку, то тебе теперь придется выслушать мое нытье. Я так устала!.. Проблемы в семье, проблемы с Расселом… еще и Джел. Если бы я раньше поняла, что с ней что-то не то…

– Леда, я знаю, что ты очень старалась помочь ей. Это не твоя вина.

– Может быть… Раньше я думала, что счастье – это когда ты любим, здоров и имеешь возможность быть рядом с близкими при малейшем желании. А теперь… для меня счастье – это бутылочка прохладного пива. Представляешь, какой убогой стала моя жизнь?

– Мне и представлять не нужно. Я понимаю тебя.

– Джераб, не надо из солидарности прикидываться несчастным. У тебя скоро свадьба, между прочим.

– Вот как раз-таки это обстоятельство и делает меня несчастным.

– Да ладно? Я думала, у тебя с Алессой все хорошо.

Джераб ненадолго погрузился в состояние задумчивой безучастности, озадачив Леду.

– Мы отличные актеры, но паршивые любовники. Она вроде любит меня. Я же вынужден любить ее, – наконец ответил он.

– Почему же вы тогда вместе? Зачем играете друг с другом?

– Все сложно, Леда. В другой раз все объясню. Не сейчас, прости. Мы ведь только сегодня перешли на «ты».

– Что ж, звучит обнадеживающе. Значит, это не последняя наша посиделка.

– Я тоже давно нуждался в человеке, который мог бы выслушать мое нытье.

В том же ящике комода были спрятаны еще четыре бутылки пива, которые впоследствии помогли сделать этот разговор еще душевнее и вместе с тем безумнее.

– Джераб, а ведь у нас с тобой похожие проблемы: я не люблю Рассела, ты не любишь Алессу. Мы оба страдаем, ноем и заполняем желудки пивом… Мы же можем помочь друг другу! Что, если нам познакомить Рассела и Алессу?

– Познакомить, чтобы что?..

– Чтобы свести их, глупенький!

– Леда, не смеши.

– Да послушай же! Ведь есть шанс, что они могут понравиться друг другу? Есть?

– Ну да, есть…

– Во-от. И мы с тобой должны воспользоваться этим шансом! Организуем двойное свидание, потом еще куда-нибудь сходим и еще…

– Боюсь, у нас ничего не выйдет. Алесса – кремень.

– Да, но не Рассел. Этот бабник не даст ей спокойной жизни. Нам нужен лишь один поцелуй или даже одно страстное объятие. Главное, уличить их. Ты разыграешь сцену ревности, я подыграю тебе… А ну, сделай вид, что тебе больно, что ты разочаровался в своей невесте.

Джераб смастерил на своем лице фальшивую печаль, нахмурив брови, поджав губы, и даже ухитрился выжать скупую слезинку. Леда была сражена наповал его выдающимися актерскими способностями:

– Да-да, вот так! У нас появится маленький повод, который поможет тебе избавиться от Алессы и мне наконец стать свободной. Как тебе мой план?

– Надо попробовать.

– И надо выпить за это, друг! Мы ведь теперь друзья?

Джераб ответил восторженным взглядом. Все стало ясно без слов.

Часть 3
Пришелец

Глава 13

«Что же за человек ты такой, Искра? С какими тайнами ты вторглась в этот мир?» Такими вопросами всякий раз задавался Илларион Героев, или как его все часто звали – Лари, глядя на свою дочурку, качая ее в колыбели. Искре тогда было всего девять месяцев, и прошла только неделя после того, как родная мать оставила ее на попечение отца, уехав в неизвестность.

А как все красиво начиналось! Это была неземная любовь. Неземная… оттого она и не просуществовала долго. Не прижилась в негостеприимной среде, спугнули ее земные превратности.

Лари был одним из артистов популярного в Петербурге цыганского ансамбля. Жизнь подкинула ему замечательный подарок в виде знакомства с туристом из Англии, что случайным образом оказался на выступлении его ансамбля. Турист этот оказался весьма богатым, успешным молодым человеком, и в той же степени избалованным, привыкшим к сиюминутному исполнению всех своих желаний, пижоном. Он предложил Лари и его коллективу поехать с ним в Англию в качестве памятного сувенира из России, который впоследствии станет украшением всех его уникальных вечеринок. Лари и остальные артисты не отказались от такой блестящей возможности вырваться из страны. Несколько лет Героев провел в Англии. Между ним и его покровителем даже завязалась крепкая дружба, которую разрушило появление очаровательной русской красавицы – Павлы. Она стала невестой того пижона. И будучи теперь постоянной гостьей его светских сборищ, Павла не могла не обратить внимания на молодого, смуглого, харизматичного брюнета, покорившего публику не только своей невероятно красивой внешностью, но и великолепным голосом. Павла влюбилась в Лари. Оказалось, что их чувства взаимны. Жених и родители Павлы были в ярости, когда узнали о ее любовной связи с цыганом, и сделали так, что Лари выдворили из страны. Павла уехала вместе с ним в Россию.

Неземная любовь исчезла восвояси, как только Лари привез возлюбленную в деревню с весьма романтичным названием – Ганнибаловка и поселил ее в своем стареньком бревенчатом доме. Павла – графская падчерица, русская душа, заключенная в тиски английской претенциозности, не была готова к такому удручающему быту, стесненным обстоятельствам и к новому нелицеприятному окружению в виде враждебно настроенной к ней родни Лари. Павла уже была на четвертом месяце беременности, менять что-либо было поздно. Однако родив ребенка, она поняла, что еще ничего не поздно, все можно изменить, достаточно лишь оставить весь груз ошибок в прошлом. Одной из ошибок была ее дочь. Приняв такое бесповоротное решение, Павла уже отвергла сердцем свое дитя, избавилась от него с тем чувством, с каким люди избавляются от бородавок – брезгуя и радуясь одновременно. Павла пробыла с Искрой первые месяцы ее жизни, обозвав их «необходимыми». То есть Павла полагала, что пока Искра «привязана» к ее груди – она ей необходима, а уж потом дочь сможет жить и без ее участия. Спустя девять месяцев Павла сбежала от Лари и Искры, надеясь в дальнейшем наладить связь с родителями и брошенным женихом, и вернуться в Англию. Но те не смогли смириться с ее предательством и приложили немало усилий, чтобы в наказание лишить ее возможности даже в туристических целях посещать свою вторую родину. Павле пришлось начать новую жизнь в Петербурге.

Лари же быстро нашел себе новую спутницу, безродную цыганку Радмилу. В браке с ней у него родились два сына – Гера и Лекса, и дочь – Дея. Семья их жила в достатке, у Лари была небольшая ферма, где он разводил породистых лошадей. Искра была его главной помощницей. Девочка, в отличие от своих сводных братьев и сестры, находилась на домашнем обучении, и могла позволить себе провести часок-другой между занятиями на ферме.

– Ты сильно занят, папа? – спросила однажды Искра, застав отца на рабочем месте.

– Вообще-то дел у меня полно, но если у тебя что-то срочное, то я готов отлучиться.

– Майя и Цагар хотят прогуляться.

– Это они тебе сами сообщили? – спросил со смехом Лари.

– Папа, лошади не умеют говорить, – серьезным тоном ответила Искра.

– Ну пойдем, – с особой, отцовской нежностью в голосе сказал Лари.

Майя – старенькая кобылка, Цагар – дряхленький мерин, которых Лари держал на своей ферме лишь для развлечения. И развлечением этим были скачки с дочерью. Искра, сызмальства привыкшая к седлу, была великолепной всадницей. Старенькая Майя точно обретала второе дыхание, стоило юной хозяйке ухватиться за ее поводья. Цагар с Лари всегда оставались далеко позади. Даже ветер не мог угнаться за Искрой. Отец с дочерью мчались по неоглядному полю навстречу наполовину спрятавшемуся за горизонтом, бордовому лику солнца, и чувствовали себя самыми счастливыми существами на свете. Лари с огромной любовью смотрел вслед своей странной, особенной, ни на кого не похожей девочке, наделенной глубокой, таинственной мудростью и расплачивающейся за это изгнанием и одиночеством. Любовь Лари к дочери всегда тесно соседствовала в его сердце со страхом за нее. Люди ведь довольно часто жестоки к тем, кто отличается они них. Что будет с Искрой, когда она столкнется с этой жестокостью, а отец не сможет прийти к ней на помощь? Когда-нибудь наступит это тяжелое время, его не будет рядом с ней. И что тогда… что тогда будет?.. «Почему папа считает меня не такой, как все? – не понимала Искра. – У меня ноги, руки, как у всех, такие же глаза, уши. Нет никаких аномальных придатков. Я выражаюсь на понятном языке… Что не так со мной?»

– Опять до ночи провозился с ней! Как будто у тебя своих детей нет, – ворчала Радмила.

– Радмила, Искра тоже моя дочь.

– В каком месте? Русская шлюха за нос тебя водила и чужим недоноском наградила. В ней нет ни капли цыганской крови, это видно! Белая вся, разноглазая. Ладно, тебе жалко ее. Ну а что ты дальше будешь с ней делать? Она же умственно отсталая! Олигофрениха, или как их там называют? До конца жизни хочешь опекать ее?

Радмила, давно разочаровавшаяся в муже, принимая его застенчивость и добросердечность за слюнтяйство и ущербность, и не такое позволяла говорить ему в лицо. Лари, давно утративший авторитет, и не пытался вразумить свою женушку. Их семья уже много лет была поделена на два суверенных лагеря: в первом – Радмила со своими детьми, во втором – Лари с Искрой. Первый лагерь изнемогал от ревности и злобы, второй держался на плаву за счет царивших в нем любви и понимания.

– Господи, да чем же мы тебя так прогневили?! – вопрошала Радмила, после того как в семью Героевых нагрянуло очередное горе.

Младшую сестру Лари и его племянника сбила машина. Женщина скончалась на месте, мальчик выжил, но остался калекой, отец его не смог справиться с несчастьем, напился до умопомрачения и перерезал себе горло. Мальчика звали Анхелем, ему было пять и помимо нижней параплегии жизнь его была утяжелена еще и диабетом в критической степени. И вот такой «подарок» судьбы теперь жил в доме Героевых.

Лари понимал, что на жену ему надеяться не стоит, поэтому он обратился за помощью к любимой дочери:

– Искра, нам с тобой отведена очень важная роль в судьбе Анхеля. В нашей «стае» появился слабый сородич. Мы должны всегда заботиться о нем. Он серьезно болен.

– Как я могу помочь ему, папа?

Лари перечислил Искре все ее новые обязанности. Пока он пропадает на ферме, дочь должна была следить за самочувствием Анхеля, контролировать уровень сахара, быть готовой оказать ему необходимую помощь, если возникнет угроза жизни, а также гулять с ним, беседовать хоть иногда, потому что мальчик, надо полагать, очень нуждается во внимании и ласке. И Искра стала ухаживатьза Анхелем, включив его в свое и без того загруженное расписание. Не один год она окружала его заботой, все сильнее испытывая к нему незнакомое доселе чувство. Это была чистая, искренняя привязанность, первый росточек любви. Легко было с этим маленьким, чахлым, но очень жизнелюбивым мальчиком. Раньше на пути к сближению с людьми Искра спотыкалась о страх и недоверие. Путь к Анхелю же был без преград, светлым и надежным. Искре хорошо было, но не сознавала она, что причина ее благостного состояния кроется в том, что ей удалось постигнуть счастье, знакомое всем людям, встретившим свою родственную душу.

– Спой мне что-нибудь. Мама всегда пела мне, – попросил как-то раз Анхель.

– У меня нет вокальных данных.

– А танцевальные есть?

– …Попробую обнаружить.

Ради Анхеля Искра научилась танцевать. Каждый вечер она устраивала ему концерт: надевала яркое платье, вывозила мальчика на коляске в поле, залитое красками спелого заката, расстилала плед, укладывала на него Анхеля и начинала плясать. Анхель ухахатывался, хлопал в ладоши и хвалил ее. «Он улыбается, значит, ему хорошо, и он не страдает из-за своей болезни хотя бы сейчас. Я отлично справляюсь со своей ролью». В это время Лари возвращался с работы. Его путь домой пролегал через то поле, где уже традиционно проводили свои вечера Искра и Анхель. Лари с удовольствием присоединялся к ребятам. После танцев Искры Лари развлекал детишек своим чудесным пением до появления первых звезд. Казалось, что жизнь будет вечно баловать их такими изумительными мгновениями.

* * *

Недолгое затишье в семье Героевых завершилось новым страшным ударом. К Лари на ферму заявился крайне недовольный, изрядно выпивший покупатель. Его еле-еле сдерживал приехавший с ним на встречу трезвый приятель.

– Что вы от меня хотите? Я продал вам здоровую лошадь. У меня есть все необходимые справки, – оправдывался Лари.

– Ты эти справки в жопу себе засунь, мудозвон. Твоя кобыла сдохла через месяц!

– Значит, всему виной неподходящие условия или внезапная болезнь…

– Ты, курва черножопая, на меня все свалить хочешь?! Я столько денег в эту клячу вбухал! У меня дочь из-за нее рыдает целыми днями, жена орет!

– Господин Водомиров, при всем желании ничем не могу вам помочь.

– Господин! Ты слышал, а? И когда это цыгане научились так красиво балакать? Верни мне деньги! Иначе я спалю эту херову лошадню и в придачу хату вместе с твоим чумазым выводком.

– Я уже все вам сказал. Вы отвлекаете меня от работы.

– Ты, сука, куда собрался?! Э!

Искра прибежала на ферму, чтобы проведать Цагара и Майю, но до своих любимых лошадок она так и не дошла… В нескольких метрах от ворот конюшни распластался Лари, прижимая дрожащую руку к кровавой дыре в брюшине.

– Папа… у тебя кровь.

– Да… Телефон у тебя с собой? – превозмогая чудовищную боль, спросил отец.

– Нет, папа.

– …Тогда беги к дороге. Поймай машину. Мне в больницу нужно.

Искра выполнила его просьбу, но, увы, не так быстро, как того требовала ситуация. Дорога не пустовала, но все либо уж очень куда-то торопились, либо просто отвечали вопиющим безразличием на отчаянные попытки перепуганной девочки обратить на себя внимание. Лишь спустя полчаса на ее призыв о помощи откликнулась проезжавшая мимо сердобольная парочка пожилых дачников, направлявшихся в город. Пока Лари везли до больницы, он, прилагая мучительные усилия, поведал неравнодушным незнакомцам о том, что с ним приключилось. Господин Водомиров все пытался добиться денег от непреклонного продавца, который, по его мнению, недобросовестно поступил с ним, всучив ему больную лошадь, и, не добившись желаемого, разгневался окончательно, достал перочинный нож и несколько раз всадил его по самый корень в своего обидчика. Его трезвый товарищ обезумел от страха, схватил за шкирку Водомирова, посадил в машину и умчался.

– Спасибо, дальше я сам… спасибо вам… – обратился Лари к своим спасителям, после того как его подвезли к больнице.

Искра помогла отцу дойти до приемного отделения. Платьице ее пропиталось кровью.

– Что там?! – послышался недовольный голос дежурного врача.

Регистратор, заглянув в его кабинет, уведомила:

– Цыган, с колотой, без документов.

Долго Лари сидел на кушетке в приемнике и ждал помощи.

– Папа, что мне делать, если ты умрешь? – спокойно спросила Искра.

Что-то оборвалось в душе Лари, когда он услышал этот вопрос. Лари взглянул на дочь. Не так пугала его приближающаяся смерть, как осознание, что Искра и Анхель останутся одни, что он покинет их, и жестокость, несправедливость, да всё, от чего он так тщательно оберегал своих любимых, слабеньких, горемычных детишек навалится на них, раздавит, погубит… Тревожные мысли забрали у него последние силы.

– …Все хорошо. Я не умру. Ты не бойся, – пепельно-сизыми, бессильными губами прошептал Лари.

Через минуту он испустил последний вздох, уронив голову на плечо дочери.

* * *

Если спросить Искру, каким был ее первый год без отца, то она вряд ли сможет ответить вразумительно. Воспоминания о том страшном периоде жизни самоликвидировались посредством защитных механизмов человеческой психики. Так что повествование о ее дальнейшем существовании можно начать с того момента, когда Радмила начала сожительствовать с Баро – своим давним поклонником, что оказывал ей знаки внимания еще при жизни Лари. Баро быстро внес жесткие правки в жизнь Героевых: одиннадцатилетнюю Дею сосватал за своего девятилетнего племянника; продал ферму, поскольку не имел понятия о том, как ею управлять; Цагара и Майю отдал на мясо, пока те совсем не одряхлели. Еще потребовал сплавить куда-нибудь Искру, потому что сразу невзлюбил ее, а уж после того как она закатила ему истерику, узнав, что он отправил на смерть ее лошадок, – и вовсе яростно возненавидел. Радмила, радуясь, что в ее жизни наконец-то появился статный, мудрый, властный мужчина, и одновременно боясь потерять его, во всем подчинялась ему и, не колеблясь, приняла решение избавиться от Искры. Приютить ее согласилась вдовствующая двоюродная тетка Лари – Нана. Остальные родственники Героева давно отреклись от нарушившего все традиции цыганского народа, «обрусевшего» Лари и его семейства.

– Ты будешь навещать меня? – спросил Анхель, утирая слезы.

– Я еще не вычеркнула тебя из своего расписания, – таков был ответ Искры.

– Забери меня с собой…

Баро поначалу хотел и с Анхелем распрощаться, но, узнав, какую сумму от государства Радмила получает по уходу за больным ребенком, быстро передумал.

Пока Искра жила у Наны, последняя была занята поиском нового пристанища для своей подопечной. Нана ссылалась на свое никудышное здоровье, что каждый год подводит ее все сильнее. Говорила, что тяжело ей будет воспитывать девочку, да еще и с особенностями развития. Но на самом деле женщина просто не могла примириться с той мыслью, что ей придется жить под одной крышей с «русским подзаборником». Соглашаясь принять Искру к себе, Нана уже знала, что ее дом станет для той лишь перевалочным пунктом.

– Если опять адрес неверный, я уж и не знаю чё делать, – проговорила со свистящей одышкой Нана, поднявшись по лестнице к нужной квартире. Искра была с ней. Нана позвонила в дверь. Открыла русоволосая женщина с усталым выражением на красивом, остроскулом лице и чарующим сиянием гетерохромных глаз.

– Чем могу быть полезна?

– Вы Павла Макаровна Белларская?

– Да, – с нервозным раздражением ответила женщина. – А вы кто?

– Я тетка Лари Героева, Нана. А это Искра, ваша дочь.

* * *

– Павлуш, прикинь, мы сейчас с Тошей у парадной встретили старуху-цыганку. Уже и до жилых домов добрались! Я ей говорю: «Барышня, идите-ка вы на вокзал, там вам ручку позолотят, а здесь нечего ошиваться». Так та посмотрела на меня с таким видом, типа еще слово скажешь – прокляну, ирод. Ух, терпеть не могу этих попрошаек вонючих, кто б только знал!

А Павла в это время сидела напротив Искры за кухонным столом, тряслась, плакала и с неуёмной тревогой слушала веселый голос мужа, разувающегося в прихожей и не представляющего, что его ждет, когда он окажется на кухне. Падчерица Антонина (для друзей и семьи она была просто Тошей) первая прибежала к ним, потом и отец ее подошел.

– Опа… – вырвалось у главы семьи, когда он увидел Искру. – Это кто? – Павла молчала и всё плакала, закрыв лицо руками. – Павлуш, кто это, я спрашиваю?

Павла, наконец, набралась духу, убрала руки от лица и попросила Тошу увести Искру в комнату. Оставшись с мужем наедине, Павла принялась рассказывать ему свою тайну, как много лет назад она, потеряв на время рассудок, закрутила роман с цыганом, ну а дальше вам уже все известно.

– Это был гипноз, наверное. Или даже колдовство. Я не понимала, что творю. Мою жизнь сломали, осрамили…

Каким образом Нане удалось найти ее, Павла так и не выяснила. Нана лишь сказала, что Лари убили и Искре теперь негде жить. Если она не примет свою дочь, то девочка окажется на улице, так как цыганская семья никогда не признает ее. Затем Нана бросила к ногам Павлы полупустую сумку со всеми вещами Искры и ушла. Даже выбрасывая мусор, люди испытывают куда больше жалости, чем эта женщина, так легко распорядившаяся судьбой несчастной девочки.

В комнате Тоши разбойничал в клетке кобальтокрылый попугайчик, чем мешал ей подслушивать разговор родителей.

– Елисей, угомонись! – прикрикнула она.

– Я читала, что волнистые попугаи живут до восьми лет. Вашему сколько осталось? – спросила Искра.

Тоша окинула Искру насмешливо-пренебрежительным взглядом.

– Ты вправе ненавидеть меня… – сказала Павла, закончив свою исповедь перед мужем. – Я мучилась каждый день. Я не могла не думать о ней и о том позоре, что заклеймил мое существование… Прости меня, ради бога.

– Не у меня ты должна просить прощения, а у дочери своей.

– Мить, я что-нибудь придумаю. Мы пристроим ее…

– А вот сейчас молчи лучше, иначе я точно не выдержу! Куда ты ее собралась пристроить?! Она же человек, в конце концов, а не котенок! Более того, это твой ребенок, которого ты уже однажды бросила! Как у тебя язык поворачивается говорить такие вещи?! Пристроит она ее! Это я тебя пристрою, Павлуш, если еще раз услышу подобное. Искра останется с нами! Ты приняла мою дочь, а я приму твою.

– А что люди скажут?! – вскричала Павла. – Как мы объясним все это?!

Тоша в этот момент перестала напрягать слух, так как и без того было прекрасно слышно то, что происходило на кухне. Крик Мити, наверное, и до Москвы донесся. Так он был зол на жену.

– Бывшая, шалава, бросила меня и дочку ради водяры, сучара бесчеловечная. Я думал хоть ты нормальная!

– Короче, ты теперь здесь будешь жить, – пришла к выводу Тоша. – Охренеть… Вот как бывает! Ты рада?

Искра взглянула на настенные часы и подумала: «Восемь вечера. Я обычно делала массаж Анхелю в это время, потом инъекцию, всё как папа учил. А теперь я здесь, с этими кричащими, плачущими и недоумевающими людьми, и Анхелю больше никто не помогает… Вот Павла, мать моя, кричит, что у меня дурная кровь. Русская, цыганская, дурная… Люди, кровь у меня обычная, жидкая, красная, как у вас. Что вам не нравится?»

– Мне, если честно, параллельно, – призналась Тоша, не дождавшись ответа от Искры. – Сначала жила с мамкой-алкашкой, теперь вот с батей, мачехой и цыганским подкидышем… Может, потом книгу напишу об этом. Я люблю изучать биографии любимых писателей. И вот недавно заметила такую закономерность: чем больше дерьма в жизни автора, тем успешнее его книги. Я точно прославлюсь.

Митя действительно принял Искру в семью. И после того, как она стала частью семьи Белларских, началась новая глава в ее жизни.