Текст книги "Бесконечный Космос"

Глава 3

Возникшему в дверном проеме Дэниелу Родни Валиенте было тридцать восемь лет. Выше отца, с бледной кожей, унаследованной от матери, и такими же темными волосами, как у Джошуа. На нем был практичный комбинезон с капюшоном, на плече висела маленькая кожаная сумка. Джошуа заподозрил, что это все вещи, которые он взял с собой, – может быть, вообще все его вещи.

Он вошел. С легким отвращением оглядев груды снаряжения, освободил кресло Билла от барахла и уселся. Все без единого слова.

Джошуа подавил вздох. Однако строгий вид сына заставил его застегнуть пуговицы на рубашке. Затем он взял со стола полупустую кружку Билла и направился к кухне.

– Итак…

– Итак.

– Хочешь кофе? В кофейнике есть немного.

Род, как он теперь заставлял себя называть, покачал головой.

– Я давно избавился от кофеиновой зависимости. Чем меньше пристрастий, тем лучше в Верхних Меггерах.

– Тогда воды? Водопроводная опять идет чистая с тех пор, как…

– Не надо.

Джошуа кивнул, поставил кружки и сел на табурет, с которого пришлось убрать альпинистское снаряжение.

– Рад, что ты пришел.

– Почему?

Джошуа вздохнул.

– Наверное, потому что после смерти твоей матери мы все, что есть друг у друга.

Лицо Рода было каменным.

– Я не «есть» у тебя, папа. И ты не «есть» у меня.

– Род…

– Почему ты в очередной раз исчезаешь в дебрях Долгой Земли? Прямо как во времена моего детства. Как исчезал, когда твой брак с мамой дал трещину. Сообщения по аутернету «Привет, я опять ухожу» на самом деле недостаточно, папа. И, черт возьми, разве ты не стар уже для таких выкрутасов?

– Ты знаешь, Род… Дэниел… Мне кажется, ты всю жизнь меня осуждаешь. Наверное, все винят своих родителей…

Род перебил его:

– Я пришел только затем, чтобы поговорить о твоем завещании.

– Хорошо. Смотри, все должным образом засвидетельствовано и нотариально заверено, здесь в Черт-Знает-Где и в офисе Эгиды в Мэдисон-Запад-5.

– Папа, юридическая сторона меня не заботит. И я ничего от тебя не хочу. Просто хочу увериться, что все понял, прежде чем ты исчезнешь, сломаешь в глуши свою проклятую шею, и я больше тебя не увижу.

– Прекрасно. Базовые положения ты знаешь. За исключением нескольких даров, например, Приюту в Мэдисоне, я оставляю все твоей тетке Кейти в Перезагрузке или ее здравствующим потомкам. Вот и все…

Кейти была старшей сестрой Хелен. Лет через десять после Дня перехода сестры Грин вместе с родителями пешком отправились в поход по Долгой Земле и приняли участие в основании нового поселка, Перезагрузки, на окраине группы плодородных миров, известных как Кукурузный пояс. Познакомившись с Джошуа, Хелен покинула Перезагрузку, а Кейти осталась, вышла замуж, вырастила здоровых дочерей и со временем внучек.

Но в этой истории присутствовала и неприглядная сторона. У сестер Грин был брат Родни – фобик, как на новом жаргоне называли тех, кто по своей природе неспособен переходить. Когда семья ушла, Родни остался с теткой. В конечном итоге Родни принял участие в разрушении Мэдисона в Висконсине ядерным взрывом и остаток жизни провел в тюрьме. Когда Дэниел Родни, сын Джошуа, узнал семейную историю полностью, он отказался от детского имени Дэн и принял имя несчастного дяди. Это была только одна из причин натянутых отношений между отцом и сыном.

– Все равно с твоей стороны нет никого, кому я могу завещать, ведь так? – спросил Джошуа.

Род вздохнул.

– Это называется свободный брак, папа. Я сейчас один из пятнадцати мужей. Жен восемнадцать и, по последним подсчетам, двадцать четыре ребенка. Все очень расплывчато – мы разбросаны по многим мирам и постоянно перемещаемся. Сейчас у меня постоянные отношения с Софией. София Пайпер – ты никогда ее не видел и никогда не увидишь. И я типа приемного дяди ее племянников. Дядя-отчим, если угодно, старые наименования неприменимы. Гибко, но устойчиво, и прекрасно подходит мигрантам Долгой Земли вроде меня. Вообще прошло уже двадцать лет после создания первой пары.

– Это все чушь собачья для стригалей. И не признается законами Эгиды. Когда дело касается наследования собственности…

– Папа, у нас нет никакой собственности, о которой можно говорить. В известном смысле.

– Похоже, ты принял осознанное решение не иметь собственных детей.

– И принимать участие в отвратительном эксперименте по разведению путников?

– Необязательно…

– Ты сам результат планируемого спаривания, папа. И посмотри, как все хорошо обернулось. Твоя мать умерла при родах, отец – педофил и бездельник. Вековая тайная организация по селективному выведению прирожденных путников! Подобное просто так не проходит. И посмотри, что они напустили на человечество – всю дестабилизацию Дня перехода.

– Род, если бы не это, мы бы здесь не сидели. Смотри – до меня так и не добрались. Поэтому Фонд в моем поколении, похоже, не функционировал, так? И определенно твоя мать и ее семья не имели ко всему этому никакого отношения. Твой дядя был полным фобиком.

– Чепуха. Можно быть носителем гена, который в тебе не выражен. О, какая разница. Плохо или хорошо, по крайней мере эта линия семьи Валиенте заканчивается на мне вместе с нашим испорченным геномом.

– Прекрасно, – бросил Джошуа. Он посмотрел на сына, который напряженно сидел в кресле мэра, ни на секунду не расслабляясь, словно был готов в любой момент сорваться с места. – Чертова молодежь, вы думаете, что сами все это изобрели.

Род встал.

– Все, мы закончили? О, я же принес тебе подарок. Это София придумала.

Он протянул изящный футляр. Внутри оказались легкие солнечные очки. Джошуа посмотрел через них и прищурился.

– Они с диоптриями.

– Да. Твои диоптрии. Нашел у мамы в бумагах.

– Мне не нужны очки…

– Нужны. О, не хочешь – не носи. Пока, папа.

Он вышел. Джошуа неопределенное время просто стоял с очками в руках, в окружении аккуратных рядов походных вещей.

Затем в дверь опять постучали.

Сестра Агнес.

Глава 4

Агнес, как всегда практичная, принялась укладывать рюкзак Джошуа.

– Помню, как помогала тебе, когда ты был мальчишкой. Ну, ты показывал мне, как это делается. Запасные штаны на самое дно, мягкие вещи к спине, ножи, пистолеты и прочее спасательное снаряжение сверху. – Она согласилась выпить чая, хотя и скривилась при виде не слишком чистых кружек. – Билли Чамберс всегда был неряхой.

– Ты же проделала весь этот путь не просто, чтобы увидеться со мной?

Она хмыкнула.

– Не льсти себе. Я навещала старых друзей из Нью-Спрингфилда. Помнишь Никоса Ирвина, который обнаружил серебряных жуков? Теперь у него свои дети.

Ее юбка, блузка и кардиган были чистыми и тщательно отглаженными – не похоже на сестру Агнес. Эта привычка появилась только после того, как она вернулась из Нью-Спрингфилда, где обзавелась хозяйством с аватаром Лобсанга. Ее лицо было подлинным лицом сестры Агнес, подумал Джошуа. Хотя, как ни жутко, моложе, чем у настоящей Агнес, когда он видел ее в последний раз, на смертном одре, целых тридцать пять лет назад.

– Знаешь, Агнес, мне шестьдесят семь лет, скоро шестьдесят восемь. Ты вдруг стала моложе меня.

– Пф-ф. Ты не настолько стар, чтобы я не могла сказать тебе, что ты совершаешь глупую ошибку, в одиночку отправляясь в глушь в твоем возрасте. Потом не жалуйся.

– Ты уже третий человек за утро, который мне это говорит.

– Включая твое сознание?

– Ха-ха.

Она перестала сворачивать носки и коснулась его руки – правой, из плоти и крови, в отличие от протеза на левой. Он заметил, что ее кожа почти так же покрыта старческими пятнами, как и его.

– Ты знаешь, что тебе всегда найдется место у нас. В Приюте. Я и сама время от времени заглядываю туда, просто чтобы убедиться, что юная сестра Иоанна не слишком разошлась.

Юная сестра Иоанна была почти ровесницей Джошуа и уже много лет управляла Приютом.

– Уверен, она это ценит, – сухо сказал он.

– И она рассказала мне все про того мальчика, с которым у них так много сложностей, Яна… как его зовут?

– Кажется, Ян Родерик. Я с ним встречался.

– Да. Что он поглощает все старые книжки и фильмы, которые ты отдал Приюту, как чикагский гангстер нюхает крэк-кокаин.

– Агнес!

– Ой, молчи. Еще один трудный мальчик, как ты. И я уверена, что ему будет полезно почаще с тобой видеться. Единственное, чего не хватает в Приюте, по очевидным причинам, так это хороших мужских примеров для подражания.

– Ну, не уверен, что когда-либо был хорошим примером… Слушай, Агнес, последние три года после смерти Хелен я плыву по течению. Мне нужна смена обстановки. Я ненадолго. Когда я вернусь, Приют никуда не денется…

– Я могу деться.

Его потрясла прямота, с которой она это сказала.

– Агнес, у тебя искусственное тело, разум загружен в гель Корпорации Блэка – ты можешь жить, пока не погаснет солнце…

– Кому захочется это видеть? – Она коснулась пергаментной кожи на щеке. – Конец должен быть, Джошуа. Я усвоила этот урок от Шими, которая решила, что в итоге хочет быть всего лишь кошкой. Я хотела быть мамой Бена и… это все, чего я хотела. А после я буду готова сложить свое бремя. Моему приемному сыну уже девятнадцать.

– Правда?

– Поверь. Время просто утекает сквозь пальцы, верно? И я не знаю, как долго еще смогу убедительно имитировать старение. И еще есть вопрос хороших манер. Я сама была старой, но кто я такая, чтобы жить в каком-то манекене, изображая боль и страдания ради собственного тщеславия? Когда я знаю, что в любое время могу его выключить. Когда я могу даже снова стать молодой, если захочу. Нет, думаю, мое время должно прийти раньше, а не позже. Так будет правильно.

– Хм-м. А Бен?

– Он знает. Он с девяти лет понял, что мы такое – я и «Джордж». Он это принимает.

– У него есть выбор?

– У кого из нас есть выбор, Джошуа?

Вдруг он понял, что устал от всего этого. Он отстранился, встал и принялся укладывать вещи в рюкзак.

– Тебе сложно, – сказала Агнес. – Я знаю.

– Лобсангу тоже, – проворчал он.

Она вздохнула.

– Я думаю, что давным-давно выполнила свои обязательства по отношению к этому мужчине, Джошуа. В зависимости от того, какого Лобсанга ты имеешь в виду. Тот, за которого я выходила замуж, «Джордж», пропал, когда Следующие запечатали мир Нью-Спрингфилда. Более старая копия, которую ты вернул из отдаленного мира Долгой Земли, стала главной версией, так сказать. Я знаю, что в отношении Лобсанга странно говорить о личности. Их всегда несколько, его личность можно разделить, соединить, залить одну копию в другую…

Лобсанг осознал себя в виде искусственного интеллекта, работающего на субстрате из геля Корпорации Блэка. С самого начала он утверждал, что является в некотором роде человеком – реинкарнацией тибетского мастера по ремонту мотоциклов. До сих пор никто не смог уличить его во лжи. И с самого пробуждения его существование было непростым.

Агнес продолжала:

– Копии синхронизировались до того, как «Джордж» застрял в Нью-Спрингфилде. Новая версия помнит меня, нашу совместную жизнь. Но он никогда не был моим Лобсангом. И к тому же он пропал.

Джошуа много лет не получал вестей ни от одной из итераций Лобсанга.

– Что, опять?

– Селена Джонс из Трансземного института говорит, что он удалился в какую-то виртуальную реальность, где чувствует себя «в безопасности». У меня нет никакого желания знать куда. Конечно, хоть его индивидуальность – я опасаюсь употреблять слово «душа» – удалилась, остальные его функции работают нормально. Что только к лучшему для структуры человеческого мира.

– Агнес, это модель поведения?

– Похоже на то. Какое-то время он в порядке, потом наваливается какой-нибудь стресс, и он скрывается в раковине – совсем как в тот раз, когда он играл в фермера в Нью-Спрингфилде. А потом цикл начинается снова. Что ж.

– Агнес, это прощание?

– Необязательно. О, Джошуа, все это так глупо! Ты не Дэниел Бун и никогда им не был. Ты был просто мальчиком, который нуждался в уединении…

– Агнес, что-то зовет меня обратно, – выпалил он. – У меня нет выбора.

Она внимательно посмотрела на него.

– Я помню слова, что ты говорил ребенком. Тишина. Она вернулась, да? Знаешь, я подумала, что дело может быть в ней, когда прочитала все эти глупые новости про сигнал внеземных цивилизаций. В конце концов, дело всегда в ней. – Она вздохнула. – Я часто жалею, что Моники Янсон больше нет. Эта женщина лучше меня могла достучаться до этой твоей стороны. И она сказала бы: что бы ты ни потерял, ты не найдешь этого там. – Она встала. – Я сказала, что хотела, и ухожу.

Внезапно он отвел от нее взгляд.

– О, не плачь, – ласково проговорила она.

Джошуа повернулся, и Агнес заключила его в объятия.

Глава 5

Сестра Иоанна, начальница Приюта в Мэдисон-Запад-5, и ее компаньонки постоянно вспоминали Джошуа Валиенте и сестру Агнес.

Взять хотя бы Яна Родерика, с которым были знакомы и Агнес, и Джошуа. Десятилетний Ян представлял загадку для сестер и персонала, временами даже приводил их в отчаяние, настолько сложной была личность, заключенная в маленьком теле. Сестра Иоанна могла только советовать быть терпеливыми: какой вообще прок от монашек, психологов и учителей, если они неспособны проявить терпение?

Самой сестре Иоанне никогда не составляло большого труда оставаться спокойной с Яном. Однако она не возомнила о себе, что это благодаря каким-то особенным личным качествам. Просто Ян, худенький темноволосый мальчик, во многом напоминал ей Джошуа.

Что касается Джошуа, то он всегда казался непримечательным. Его детским увлечением в Приюте до Дня перехода были одиночные походы, исследования реконструированных прерий в Мэдисонском питомнике, изготовление радиоприемников и сборка моделей – на самом деле починка некомплектных и сломанных. Все это давало подсказки, что за личность таится под темной мальчишечьей копной волос.

Затем, после Дня перехода, Джошуа стал кем-то вроде местной знаменитости благодаря спокойной уверенности в ту первую ошеломительную ночь, когда внезапно отворились двери последовательных миров и все остальные, включая большинство взрослых, запаниковали.

Сестра Иоанна никогда не забывала того, что Джошуа сделал для нее той ночью. Она не имела ни малейшего представления о том, что с ней случилось: «Я никогда не заходила ни в какие платяные шкафы»… Сара Энн Коутс, как ее тогда звали, уже переживала ночные кошмары, вот почему она попала в Приют на Союзном Проезде. И вот, блуждая в темном последовательном лесу, она почувствовала, что ночные кошмары опять пришли за ней. Во мраке к ней тянулись руки… Она потеряла самообладание.

Джошуа привел ее домой. Он ее спас.

Как казалось сестре Иоанне, День перехода изменил жизнь Джошуа, но не его сущность. Он опять уходил в одиночные походы, только теперь отправлялся на прогулки по Верхним Меггерам. Он по-прежнему был методичным и терпимым к неудачам, но теперь изготавливал и чинил переходники, а не конструкторы и пазлы. Была в Джошуа и пугающая сторона – он ведь стал первым широко известным прирожденным путником, словно в большей мере принадлежал Долгой Земле, а не доброй старой Базовой. Но в сущности он был простым человеком, думала сестра Иоанна: не тупоголовым, а простым по своему складу, между его моральными принципами и поведением не лежало пропасти.

Она старалась донести до Джошуа, что здесь для него всегда открыта дверь. Это была ее идея поставить памятный камень Хелен Валиенте на маленьком кладбище реконструированного Приюта. Это самое меньшее, что она могла сделать.

Поэтому если сестра Агнес с остальными монашками смогла помочь Джошуа Валиенте, если он в конце концов вырос таким честным и надежным, то наверняка сестра Иоанна, в свою очередь, в состоянии помочь Яну Родерику.

Но Ян был таким загадочным.

* * *

Однажды утром сестра Колин, которой самой было чуть за двадцать, пришла к сестре Иоанне, охваченная беспокойством.

– Этот мальчик творит странные вещи.

– Какие?

– Он слушает.

– И что здесь странного? Что слушает?

– Не что. Кого. Любого, кто приходит. Должностных лиц. Посетителей.

– Я думала, к нему никто не приходит, – сказала сестра Иоанна.

– Нет. Я имею в виду тех, кто приходит к другим детям, даже к сестрам. Если есть возможность, он просто сидит и слушает. И спрашивает, знают ли они какие-нибудь хорошие истории.

– Истории?

– Байки путешественников. Городские легенды. Такого типа.

– Бульварные сплетни? Интернет-слухи? – спросила сестра Иоанна, стараясь говорить строго.

– Ну, наверное. Но похоже, ему нравится слушать людей напрямую. И он записывает в своем стареньком раздолбанном планшете. Даже добавляет время, дату и место. Людям становится жутковато, если они замечают.

– Ну…

– И потом вопросы. Он спрашивает об очень странных вещах. Он опять смотрит один из старых фильмов Джошуа.

– А.

Упорный интерес Яна к старой, созданной до Дня перехода, научной фантастике побудил сестер более тщательно присматривать за приютской коллекцией, собранной в основном Джошуа. Одно дело держать в порядке потрепанные книги в мягких переплетах, но чтобы успешно конвертировать различные столетние фильмы с кассет, дисков и устаревших форматов для просмотра на современных планшетах и экранах, понадобились основательные технические знания. И после всех этих усилий мальчишка снова и снова возвращался к горстке любимых.

– Дай угадаю, что он смотрит. «Первые люди на Луне».

– Нет.

– «Аватар»… «Мышь на Луне»… «В поисках Галактики»!

– Да, этот.

– Ха! Я так и знала!

– Он начал задавать вопросы, будто раньше никогда не видел фильма, а вы знаете, что он смотрел его раз двадцать. «Как называется это место?» – «Ну, это планета». – «Но как она называется? Она настоящая?» – «Она только в кино». – «Можно отправиться туда по-настоящему? Что там в космосе на самом деле? Есть такие люди, как мы?» И тому подобное. Снова и снова. И в ответ нельзя строить догадки, даже о подробностях какого-нибудь тупого старого фильма, потому что знаешь: он проверит и вернется к тебе.

– Ничего удивительного, что десятилетний мальчик интересуется космосом.

– Знаю. – Сестра Колин вздохнула. – Просто он такой – вы знаете – Ян.

– Я с ним поговорю.

* * *

Сестра Иоанна потихоньку подготовила все, чтобы провести вечер с Яном. Пообещала, что они будут сидеть вместе на старом диване и смотреть какой-нибудь его старый фильм или читать книгу – что он захочет.

Они уселись перед большим настенным экраном, на котором шел «Контакт» – фильм, который они смотрели вместе столько раз, что сестра Иоанна узнавала каждый кадр. Ян делал пометки в маленьком планшете. Рядом с ним на диване лежала пара старых книг: «Контакт», роман, по которому был снят фильм – точнее наоборот, роман был написан по фильму, – и «Мир-Кольцо». Оба смотрели с философским видом и хрустели попкорном.

Сейчас на экране была радиоастроном Элли Эрроуэй в детстве, с отцом.

– Знаете, – заметил Ян, – этому фильму восемьдесят лет. Что-то вроде того. Но они говорят прямо как сейчас.

Что за восприятие у этого десятилетнего мальчика? Люди диву даются, когда Ян выдает такое.

– Наверное. Как ты думаешь, почему?

Он пожал плечами.

– Потому что мы все смотрим одни и те же старые фильмы. Новых больше никто не снимает.

Она решила, что это правда.

– Я читала, что после Дня перехода для телевидения настали не лучшие времена, потому что невозможно организовать трансляции между последовательными мирами. Затем Йеллоустон и вовсе покончил с ним. Знаешь, супервулкан в сороковом году.

– Поэтому мы смотрим одно и то же снова и снова, – сказал Ян. – Как будто все застыло.

Она улыбнулась.

– Наверное. Больше никто не знает, как зовут Папу Римского, зато капитана Кирка знают все.

– Никогда о нем не слышал.

– Услышишь, Ян. А чем тебе нравится этот фильм?

– «Контакт»? Мне понравилось, как она находит закономерности, понимаете? В сигналах с неба. Все эти числа. Вот почему мне хочется смотреть этот фильм – потому что сигнал с неба правда поймали, да? В Дыре. В этом сигнале нашли числа?

– Не знаю, – честно ответила сестра Иоанна. Она не сильно заинтересовалась сигналом, когда о нем вкратце упомянули в новостях. Большинство сообщений об этом казались ей мрачными домыслами.

Ян беззаботно жевал попкорн.

– Я нашел в библиотеке несколько книг о том, как искать закономерности в числах и тому подобном. Закономерности есть и в природе, можно увидеть одни и те же спирали у подсолнуха и галактики.

– Правда?

Сестра Иоанна никогда не была грамотеем. Она сразу вспомнила давно умершую сестру Джорджину, самую образованную среди монахинь. Книги, которые читал Ян, вполне могли когда-то принадлежать Джорджине. Джорджина никогда не упускала случая напомнить, что училась в Кембридже.

– Не в том Кембридже, который в Массачусетсе, а в настоящем, который в Англии, – пробормотала сестра Иоанна.

– А? – недоуменно посмотрел на нее Ян.

– Ничего. Просто вспомнила… – На нее снизошло озарение. – Закономерности. Вот почему тебе нравится, как люди рассказывают истории? В них тоже есть закономерности?

Он пожал плечами, жуя попкорн.

«Может, он сам не сознает, что делает», – подумала сестра Иоанна. Поиск закономерностей – поиск логики в хаосе жизни. «Контакт» – поиск способа достучаться до отсутствующего. На самом деле в фильме это есть: немного дешевый прием в сцене, где юная Элли пытается по радио установить контакт с умершим отцом.

Это имело смысл, если учитывать биографию Яна. Отца он никогда не видел, а мать сама была почти ребенком и росла с нарушением познавательных функций. Первые четыре года жизни он провел в относительном одиночестве с матерью в постйеллоустонском лагере для беженцев на Ближних Землях, пристанище нищих и зависимых. Одним из негативных аспектов великого открытия Долгой Земли стало то, что появилось слишком много места, и такие случаи проходили незамеченными. Мать старалась как могла, но даже толком не научила Яна говорить, они общались на собственной разновидности детского лепета.

Потом мама тоже пропала. Соседи спасли растерянного и напуганного малыша от голода. Внезапно в четыре года Ян Родерик потерял единственный человеческий контакт, единственную возможность общения. Ошеломленный непривычной обстановкой, он целый год не произносил ни слова.

Сестра Иоанна всегда старалась держать в уме подобные моменты. Ребенок есть ребенок, а не набор обстоятельств. Тем не менее такая информация полезна.

– Что ты сейчас записываешь?

– Доказываю, что Элли Эрроуэй из Мэдисона в Висконсине.

– Правда? – удивилась она.

– В кино не говорится прямо. Но в первой главе книги мама Элли берет ее на прогулку по Стейт-стрит. – Он прищурился. – В Базовом Мэдисоне тоже была Стейт-стрит, да, сестра?

– Да, была.

– И в книге говорится, что она живет у озера в Висконсине. – Его маленькие пальцы стремительно забегали по планшету. – Она идет повидать маму в доме престарелых в Джейнсвилле. И смотрите, в кино… – Он уверенно прокрутил назад к сцене, где юная Элли соединяет на карте нитками кнопки, которые показывают ее радиоконтакты. – Видите кнопку на месте ее дома?

– Точно на Мэдисоне, – изумленно сказала сестра Иоанна.

– Потом отец говорит ей, где находится Пенсакола.

– Верю тебе. Ого! Кто бы мог подумать? Висконсинцы вступают в первый контакт. Ух ты!

Они дали друг другу «пять», и сестра Иоанна осмелилась обнять мальчика, слегка пощекотав, чтобы он засмеялся; он не слишком любил физический контакт.

Затем они унялись и стали смотреть древнее кино дальше.

Сестра Иоанна осторожно произнесла:

– Сестра Колин говорит, ты спрашивал, почему люди не летают на другие планеты.

– Простите, – машинально ответил Ян.

При всех предосторожностях она выбрала неправильный тон. Слишком много детей в Приюте были сверхчувствительны к критике и наказанию, которое обычно следовало до того, как они приходили сюда.

– Нет, не извиняйся. Все в порядке. Мы просто разговариваем. Ты же знаешь, что американцы летали на Луну и обратно.

– Конечно. Лет сто назад. А с тех пор нет.

– Думаю, это из-за Долгой Земли. Зачем лететь на Луну, когда во все другие миры можно просто пойти пешком?

– Но они все скучные. Все как Мэдисон, только без людей и всякой всячины.

– Понимаю, о чем ты. Но на Долгой Земле есть множество миров, где не нужны скафандры, там можно дышать воздухом… – Сестра Иоанна вспомнила, как Джошуа в юности говорил так же: «В Верхних Меггерах я фактически привязанный к планете астронавт, лишенный очарования старых космонавтов, но зато там можно остановиться, чтобы отлить»…

Она подавила улыбку.

– Долгая Земля больше, чем Мир-Кольцо?

Ей пришлось посмотреть на обложку книги, чтобы получить приблизительное представление, что такое Мир-Кольцо: какое-то огромное сооружение в космосе.

– А какой величины Мир-Кольцо?

– Как три миллиона Земель, – без запинки ответил Ян.

– О, Долгая Земля гораздо больше.

– Правда? – Его глаза расширились от удивления. – Клево!

* * *

Позже, когда начнутся всякие чудные дела, сестра Иоанна припомнит подобные разговоры. Как ни странно, прошлое Яна Родерика практически подготовило его к дальнейшему.

Подготовило к ответу на Приглашение.

Дело в том, что Ян Родерик оказался прав. Помешанный на поиске внеземных цивилизаций, закономерностей и на математических головоломках, он потихоньку начинал осознавать, что в мире появилось нечто новое – новое и реальное. Закономерность, таящаяся не в числах, не в радиосигналах с неба, а в историях, которые рассказывали друг другу люди. Истории распространялись по локальным сетям Ближних Земель, телеграфным и телефонным проводам, через маленькие спутники связи в более развитых первопроходческих мирах, а дальше через аутернет – низкотехнологичные самодельные коммуникационные системы в миллионе миров Долгой Земли, а там, где со связью было совсем плохо, на безлюдных планетах – передавались из уст в уста у костров, где путешественники встречались и беседовали.

И – так уж совпало, что во время прощания с Агнес Джошуа впервые за долгое время вспомнил свою старую знакомую Монику Янсон, – одна из таких историй касалась странной встречи, случившейся с самой Янсон много лет назад…