Электронная библиотека » Стивен Эриксон » » онлайн чтение - страница 10


  • Текст добавлен: 24 июля 2018, 11:41


Автор книги: Стивен Эриксон


Жанр: Боевое фэнтези, Фэнтези


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Престол Тени… теперь что-то ещё…

Калам прошептал:

– Всё ещё не достаёт…

Флакон откинулся назад, сложил руки на груди и лёг на песок.

– Ждите, – сказал он, затем закрыл глаза и вскоре уже снова спал.

Подобравшись поближе к Быстрому Бену, Скрипач выпустил долгий вздох.

Волшебник оторвал взгляд от переделанной фигурки Престола Тени, глядя на сапёра сияющими глазами.

– Он был наполовину во сне, Скрип.

Сержант пожал плечами.

– Нет, – сказал чародей, – ты не понимаешь. Наполовину во сне. Кто-то с ним. Был с ним, я хочу сказать. Ты хотя бы представляешь, как далеко уходит подобная симпатическая магия? К самым истокам. К проблеску, к первому проблеску, Скрип. К зарождению сознания. Ясно?

– Ясно как нынешняя луна, – хмуро ответил Скрипач.

– Эрес'аль, Высокие – прежде чем на землю ступили первые люди. Древнее имассов, даже древнее к'чейн че'маллей. Скрипач, Эрес была здесь. Сейчас. Сама. С ним.

Сапёр снова посмотрел на куклу Престола Тени. Четвероногую, застывшую в беге – но тень её была… неправильной, никуда не подходила. Широкая голова с длинной мордой, что-то зажато в челюстях. И что бы это ни было, это создание изворачивалось, извивалось, будто схваченная змея.

Что, во имя Худа? Ого. Погоди-ка


На скошенном огромном валуне лежала на животе Апсалар – и наблюдала за происходящим с двадцати шагов. Тревожные разговоры, особенно последняя часть, насчёт Эрес. Очередное древнее чудовище, которое лучше бы оставить в покое. За этим солдатом, Флаконом, нужно следить.

Торахаваль Делат… одно из имён в списке шпиона из Эрлитана, Мебры. Сестра Быстрого Бена. Что ж, это было воистину печально, поскольку, судя по всему, и Престол Тени, и Котильон желали этой женщине смерти, а они обычно получали желаемое. Благодаря мне… и таким, как я. Боги вкладывают ножи в руки смертных, больше им ничего не нужно делать.

Она присмотрелась к Быстрому Бену, оценивая его растущее беспокойство, и пришла к мысли, что чародей что-то знает о бедственном положении, в котором нынче оказалась его сестра. Знает – и по воли крови, связывающей родню, какой бы странной та ни была, этот глупец решил что-то предпринять.

Апсалар не стала ждать дальше, позволив себе соскользнуть со скалы. Легко приземлилась в шуршащий под ветром песок, нырнув в тень, скрывшую её от лишних взглядов. Поправила одежду, изучила поверхность земли вокруг, затем вытащила из складок одежды два кинжала, по одному в руку.

В смерти была музыка. Актёры и музыканты знали эту истину. А сейчас это знала и Апсалар.

Под звуки неслышимого никем хора, женщина в чёрном начала Танец Тени.


Телораст и Кердла, прятавшиеся в трещине возле камня, высунулись наружу.

– Она ушла в свой мир, – сказала Кердла, но всё равно шёпотом, её костяная голова раскачивалась из стороны в сторону, хвост также болтался туда-сюда. Перед ними танцевала Не-Апсалар, окружённая тенями настолько, что стала едва различимой. Едва ли – вообще в этом мире.

– Никогда не подставляй её, Кердла, – прошипела Телораст. – Никогда.

– И не собиралась. Как и ты.

– Точно. К тому же, приговор над нами – что будем делать?

– Не знаю.

– Предлагаю бедокурить, Кердла.

Крошечные челюсти щёлкнули.

– Согласна.

Быстрый Бен внезапно поднялся.

– У меня нет выбора, – сказал он.

Калам выругался, затем ответил:

– Ненавижу, когда ты так говоришь, Бен.

Чародей вытащил другую куклу, из неё тянулись длинные нити. Он усадил её на расстоянии предплечья от других, затем кивнул Каламу.

Нахмурившись, убийца вытащил один из своих длинных ножей и воткнул его остриём в песок.

– Да не отатараловый же, идиот.

– Прости, – Калам вытащил оружие, спрятал в ножны и вытянул другой нож. Воткнул в песок.

Быстрый Бен нагнулся, бережно собрал нити и протянул их к рукояти ножа, где связал затейливым узлом, соединив куклу с оружием.

– Смотри, когда они натянутся…

– Я схвачу нож и вытащу тебя обратно. Всё знаю, Бен, не в первый же раз.

– Верно. Извини.

Высший маг вернулся в изначальную позу со скрещёнными ногами.

– Погоди, – прорычал Скрипач. – Что здесь происходит? Ты же не задумал что-то глупое, правда? Конечно, задумал. Будь ты проклят, Бен…

– Тихо, – сказал чародей, закрывая глаза. – Мы с Престолом Тени, – прошептал он с улыбкой, – старые друзья.

В тишине Калам уставился на куклу, которая теперь была единственной связью между Быстрым Беном и его душой.

– Он ушёл, Скрип. Ничего не говори, мне нужно сосредоточиться. Нити могут натянуться в любой момент, так легко, что можно и не увидеть, – но неожиданно…

– Он должен был подождать, – сказал Скрипач. – Я не успел закончить то, что хотел сказать, а он просто ушёл. Лам, у меня дурное предчувствие. Скажи мне, что Бен и Престол Тени действительно старые друзья. Калам? Скажи, что Быстрый Бен не пошутил.

Убийца бросил короткий взгляд на сапёра, облизнул губы и вернулся к наблюдению за нитями. Сдвинулись ли они? Нет, вроде бы нет.

– Он не пошутил, Скрип.

– Хорошо.

– Это скорее был сарказм.

– Не хорошо. Слушай, можешь вытащить его прямо сейчас? Думаю, тебе стоит…

– Да замолкни, Бездна тебя побери! Мне нужно смотреть. Нужно сосредоточиться.

У Скрипа плохое предчувствие. Вот дерьмо.


Паран и Ното Бойл подъехали к городской стене и остановились в её тени. Капитан спешился и подошёл к обветренному фасаду. Кинжалом он прочертил широкую изогнутую линию, начав слева от себя внизу стены, оттуда вверх, где остановился – сделал два шага – и снова вниз, закончив справа внизу. В центре он нацарапал рисунок, затем отошёл, пряча оружие в ножны.

Вернувшись в седло, он подобрал поводья и скомандовал:

– За мной.

И поехал вперёд. Его лошадь трясла головой и била копытами, прежде чем войти в стену и пройти через неё. Секунду спустя они появились на засыпанной мусором улице. Пустые, безжизненные дома смотрели наружу разбитыми окнами.

Место разрухи, место, где цивилизация исчезла, обнажив напоследок свой неожиданно хрупкий фундамент. То там, то тут разбросаны белоснежные кости. Упитанные крысы копошатся в сточных канавах.

Спустя некоторое время появился лекарь, ведущий лошадь под уздцы.

– Мой конь, – сказал он, – намного умнее вас, капитан. Увы.

– У него просто меньше опыта, – ответил Паран, осматриваясь. – Забирайся в седло. Сейчас мы одни, но это ненадолго.

– Боги всемогущие, – пробормотал Ното Бойл, карабкаясь на коня. – Что здесь случилось?

– Ты не сопровождал первую группу?

Они медленно выехали на улицу, ведущую к сердцу Г'данисбана.

– Налёт Дуджека? Нет, конечно, нет. Хотел бы я, чтоб Первый Кулак по-прежнему командовал.

Я тоже.

– Главный Храм – возле центральной площади. А где храм Солиэль?

– Солиэль? Капитан, я не могу туда войти, больше никогда не смогу.

– Как ты отрёкся, Бойл?

– Ното Бойл, сэр. Было некое разногласие… политического свойства. Возможно, гнусная, кровосмесительная, протекционистская трясина жреческой жизни прекрасно подходит большинству её адептов. К сожалению, я слишком поздно выяснил, что не пригоден для подобного существования. Поймите, само поклонение стояло на последнем месте среди каждодневных дел. Я совершил ошибку, выступив против этого противоестественного, нечестивого, уродливого порядка.

– Какое благородство, – отметил Паран. – Странно, но я слышал совсем другую историю о твоём отречении. Точнее, говорят, что ты проиграл в борьбе за власть в храме в Картуле. Что-то насчёт передачи казны.

– Неудивительно, что подобные события вызывают кривотолки. Скажите, капитан, раз уж вы умеете проходить сквозь стены толщиной с человека, вы обладаете также магическим чутьём? Чувствуете ли вы дикий голод в воздухе? Он полон ненависти. Он жаждет нас, нашу плоть, где сможет укорениться и высосать из нас здоровье до последней капли. Это дыхание Полиэль, и оно уже начинает касаться нас.

– Мы не одни, лекарь.

– Да. Я бы удивился, если бы были одни. Она пришлёт последователей, носителей. Она…

– Тихо, – сказал Паран, останавливая лошадь. – Я говорю, что мы уже сейчас не одни.

Прищурившись, Ното Бойл оглядел окрестности.

– Там, – шепнул он, указывая на начало улицы.

Оба увидели, как из тени домов выходит молодая женщина. Обнажённая, пугающе худая, с огромными светящимися тёмными глазами. Потрескавшиеся губы, грязные спутанные волосы. Беспризорница, выжившая на улицах, сборщица мусора, и всё же…

– Не носитель, – шёпотом сказал Паран. – Я вижу в ней… чистейшее здоровье.

Ното Бойл кивнул.

– Да. Несмотря на кажущееся состояние. Капитан Добряк, это дитя было избрано… Солиэль.

– Думаю, будучи священником, ты в подобное бы не поверил.

Лекарь только тряхнул головой.

Девушка приблизилась.

– Малазанцы, – сказала она нетвёрдым голосом, будто отвыкшим от использования. – Однажды. Годы – год? Однажды были другие малазанцы. Один притворялся, что он – грал, но я видела броню под балахоном, я видела знак «Мостожогов», когда пряталась под телегой. Я была юна, но не слишком юна. Они спасли меня, те малазанцы. Прогнали охотников. Они спасли меня.

Паран прочистил глотку:

– И теперь Солиэль выбрала тебя… чтобы помочь нам.

Ното Бойл сказал:

– Ибо она всегда благословляет тех, кто платит добротой за доброту. – Голос лекаря дрожал от удивления. – Солиэль, – прошептал он, – прости меня.

– Там охотники, – сказала девушка. – Идут. Они знают, что вы здесь. Чужаки, враги богини. Их главаря ведёт ненависть ко всему живому. Изуродованный, изломанный, он питается приносимой болью. Идите за мной…

– Спасибо, – перебил Паран, – но нет. Знай, что мы благодарны за предупреждение, но я намерен встретиться с этими охотниками. Я хочу, чтоб они отвели меня к Серой Богине.

– Укус этого не допустит. Он убьёт тебя и твою лошадь. Сначала лошадь, он ненавидит этих созданий.

Ното Бойл зашипел:

– Капитан, прошу вас! Это предложение Солиэль

– Предложение, которого я жду от Солиэль, – жёстко сказал Паран, – последует позже. Одна богиня за раз. – Он подстегнул лошадь, замешкался, бросил взгляд на лекаря. – Иди с ней. Встретимся у входа в Главный Храм.

– Капитан, чего вы от меня ждёте?

– Я? Ничего. Я жду, что Солиэль использует тебя, но не так, как это дитя. Я ожидаю чего-то гораздо большего. – Паран направил скакуна вперёд. – И, – добавил он под стук копыт, – я не приму отказа.


Ното Бойл проводил взглядом всадника, удалявшегося по главной улице, затем вскочил на лошадь и посмотрел на девушку. Он вытащил рыбью кость изо рта и засунул за ухо. Затем прочистил горло.

– Богиня… дитя. Я не желаю умереть, но должен сказать, что тот человек не говорил от моего имени. Если ты изволишь растоптать его за подобное неуважения, я лишь приму это как заслуженное и праведное наказание. Воистину…

– Молчи, смертный, – сказала девушка неожиданно взрослым голосом. – Равновесие всего мира в этом человеке, оно висит на волоске, и я не желаю, чтоб меня запомнили, как ту, кто изменит это положение. В какую-либо сторону. Теперь готовься ехать – я поведу, но я не стану тебя ждать, если потеряешься.

– Я думал, ты предложила провести меня…

– Теперь это последнее, что имеет значение, – сказала она, ухмыляясь. – Перевёрнуто чудовищно нечестивым путём, можно сказать. Нет, теперь я хочу быть свидетелем. Понимаешь? Свидетелем!

С этими словами девушка развернулась и рванула вперёд.

Обливаясь потом, лекарь взобрался в седло и поспешил за ней.


Паран карьером скакал по главной улице города, больше смахивающей на дорогу в некрополь, чем на ключевую артерию Г'данисбана, – пока не увидел впереди толпу, возглавляемую отдельной фигурой: в руках мужчина сжимал крестьянскую косу, с которой свисал лошадиный хвост в засохшей крови. Разношёрстная толпа – человек тридцать или сорок – выглядела так, будто собралась на похороны бедняка. Покрытые ранами и струпьями, с перекрученными конечностями, грязными лицами и безумными глазами. Одни держали мечи, иные – мясницкие ножи и топоры, копья, пастушью посохи или заточенные колья. Большинство еле стояло на ногах.

Но не таков был их вожак, тот, кого девушка назвала Укусом. Это лицо и правда было обезображено, плоть и кости скомканы от нижней челюсти и по диагонали через всё лицо до правой скулы. Его укусили, понял капитан, укусила лошадь.

сначала твою лошадь. Он ненавидит этих созданий…

Глаза, глубоко утопленные в глазницах на исковерканном лице, полыхнули огнём, когда Укус заметил Парана. На грубом подобии рта возникло что-то вроде улыбки.

– Тебе недостаточно сладко её дыхание? Ты силён, раз противишься ей. Она захочет узнать, кто ты. Прежде, – он расплылся в ухмылке, – чем мы убьём тебя.

– Потому-то Серая Богиня не знает, кто я, – ответил Паран. – Я отвернулся от неё. И она не в силах меня принудить.

Укус вздрогнул:

– В твоих глазах… зверь. Раскрой себя, малазанец. Ты не похож на других.

– Скажи ей, – ответил Паран, – что я пришёл с предложением.

Голова склонилась набок:

– Ты желаешь усмирить Серую Богиню?

– В определённом смысле. Должен сказать, у нас очень мало времени.

– Очень мало? Почему?

– Отведи меня к ней, и я объясню. Но поспеши.

– Она тебя не боится.

– Хорошо.

Мужчина ещё некоторое время рассматривал Парана, после чего указал куда-то своей косой.

– Тогда следуй за мной.


За прошедшие годы Торахаваль Делат преклонила колени перед множеством алтарей и открыла для себя одну истину. Всё, чему поклоняются, является лишь отражением поклоняющегося. Любой бог, пусть даже самый кроткий, вынужден примерять множество масок – по форме сокровенных желаний, тайных страхов и удовольствий каждого смертного, лишь играющего в подобострастного послушника.

Верующие бросаются в свою веру с головой и тонут в ней.

И была ещё одна истина, которая на первый взгляд шла вразрез с предыдущей. Чем мягче и добрее бог, тем грубее и ожесточённее его последователи, ибо они упрямо и уверенно держатся за свои убеждения, лихорадочно впадая в крайности, не терпя инакомыслящих. Они будут пытать и убивать во имя своего бога. И никогда не усомнятся в себе, вне зависимости от того, насколько их руки запятнаны кровью.

Руки Торахаваль тоже были запятнаны кровью. Сейчас – фигурально, но когда-то – очень даже буквально. В поисках чего-то, что заполнит бездонную пустоту в её душе, она бросалась в веру и тонула в ней. Искала неземную руку помощи, искала то, чего не могла найти внутри себя. И будь то кроткие и любвеобильные или жестокие и болезненные – касания любого бога были для неё одинаковы: едва ощутимы сквозь одержимость собственной жаждой.

Она наткнулась на свой нынешний путь так же, как и на многие другие до того, но в этот раз казалось: пути назад уже не будет. Она перестала видеть выбор, перестала видеть альтернативы. Первые пряди паутины начали виться более четырнадцати месяцев назад, в городе Карашимеш, на берегах закрытого Карасского моря, где она поселилась. Паутины, которой она с тех пор, в своего рода сладострастном своеволии, позволила всё туже и туже себя оплести.

Сладкая приманка Серой Богини, ныне – в духе ядовитой любовницы Скованного. Искушение увечных оказалось очень заманчивым. И смертельным. Для нас обеих. Следуя за Бридтоком до бокового предела Славы, идущего к трансепту, она поняла, что это словно раздвинуть ноги перед неизбежным, наполовину званым изнасилованием.

Возможно – это самый достойный конец.

Для глупой женщины, которая так и не научилась жить.


Сила Серой Богини – настолько страшная, что снедала камень, – вилась толстыми щупальцами по выбитому дверному проёму.

На пороге Бридтока и Торахаваль ждали оставшиеся последователи этой отчаянной веры. Септун Анабхин из Омари и Срадал Пурту, сбежавший год назад из И'гхатана после того, как провалилось его покушение на малазанскую сучку Синицу. Их жизненные силы вытянули и растворили в миазмах, словно соль в воде, и потому сейчас они выглядели дряблыми. В их взглядах, которыми они встречали Бридтока и Торахаваль, проступали боль и ужас.

– Срибин мёртв, – прошептал Септун. – Теперь она выберет кого-то другого.

Так она и поступила.

Невидимая огромная когтистая рука, пальцев на которой больше, чем может постичь сознание, сжала грудь Торахаваль, впиваясь агонией глубоко внутрь. Задыхаясь, она шатнулась вперёд, проталкиваясь через остальных, в панике расступившихся и взирающих на неё со смесью жалости и облегчения, где второго было куда больше, чем первого. Ненависть к ним пылала в Торахаваль, пока она, шатаясь, не добралась до алтарного зала. Её глаза горели в кислотном тумане чумы, но она подняла голову, и взору её предстала Полиэль.

И она увидела голод, ставший желанием.

Боль расширялась, заполняя тело, а потом, когда когтистая рука ослабила хватку, вытягивая когти, стихла.

Торахаваль упала на колени, беспомощно поскользнувшись на собственном поту, который залил весь мозаичный пол под ногами.

Берегись того, о чём просишь. Берегись того, что ищешь.

Звуки конских копыт всё громче и громче доносились из предела Славы.

Едет всадник. Всадник? Что? Кто посмел бы? Боги милостивые, спасибо тебе, кто бы ты ни был. Спасибо. Она всё ещё цеплялась за край. Ещё пару вдохов, ещё парочку…


Насмешливо ухмыльнувшись, Укус растолкал съёжившихся на пороге жрецов. Паран провёл взглядом по трём иссохшим, дрожащим мужчинам и нахмурился, когда каждый из них склонился под его взглядом, опуская голову.

– Заболели, что ли? – спросил он.

Укус разогнал смехом пыльный воздух.

– Неплохо сказано, незнакомец. Хребет у тебя из холодного железа, сразу видно.

Кретин. Я не пытался тебя рассмешить.


– Слезай с проклятого коня, – сказал Укус, преграждая дверной проём. Он облизал свои безобразные губы, мусоля руками рукоять косы.

– И не подумаю, – сказал Паран. – Знаю я, как ты обходишься с лошадьми.

– Ты не можешь въехать в алтарный зал!

– Уйди с дороги, – сказал Паран. – Мой конь не любит кусаться, ему милее лягать и топтать. На самом деле, мне кажется, ему просто нравится слышать хруст костей.

Конь, раздувая ноздри, подошёл ближе к двери – и Укус, вздрогнув, отскочил назад. Он оскалил свои кривые зубы и прошипел:

– Разве ты не чувствуешь её гнев? Её ярость? Глупец!

– А она мою чувствует?

Паран пригнулся, когда его лошадь переступила порог, и выпрямился миг спустя. Слева от него на полу скорчилась женщина. По её тёмной коже стекал пот, а длинные конечности дрожали под томно вьющимися вокруг неё, словно ласки любовника, потоками чумного воздуха.

За ней возвышался над тремя широкими, низкими ступенями помост, на котором лежали осколки разбитого алтарного камня. Посреди помоста, там, где раньше стоял алтарь, красовался трон из переплетённых и деформированных костей. На троне восседал силуэт, излучавший такую силу, что его черты были едва различимы. Длинные, сочащиеся ядом конечности, обнажённая, андрогинная в своей неопределённости, хрупкая и сморщенная грудь; на вытянутых ногах, казалось, было слишком много суставов, а трёхпалые стопы были увенчаны хищными, огромными, как у энкар'ала, когтями. Глаза Полиэль были лишь блёклыми искрами, размытыми огнями посреди чёрных шаров её глазниц. Потрескавшиеся, сочащиеся губы искривились в улыбке.

– Одиночник, – протянула она тонким голосом, – не пугает меня. На мгновение я подумала… но нет, ты для меня – ничто.

– Богиня, – сказал Паран, откинувшись на лошади, – я остаюсь отрешённым. Это мой выбор, а не твой – и потому ты видишь лишь то, что я хочу, чтоб ты видела.

– Кто ты? Что ты?

– В обычных обстоятельствах, Полиэль, я просто третейский судья. Я пришёл сделать тебе подношение.

– Тогда ты понимаешь, – сказала Серая Богиня, – скрытую под покровом истину. Кровь была их дорогой. И потому мы решили её отравить.

Паран нахмурился, после чего пожал плечами и достал что-то из складок рубахи.

– Вот мой дар, – сказал он. Затем замешкался. – Мне жаль, Полиэль, что эти обстоятельства… не обычные.

Серая богиня сказала:

– Я не понимаю…

– Лови!

В его руке сверкнул маленький, мерцающий предмет.

Богиня вскинула свои лапы для защиты.

Странный, шепчущий звук раздался при столкновении. Её руки пронзил осколок металла. Осколок отатарала.

Богиня содрогнулась, издав ужасающий, животный вопль.

Силы хаоса распадались на куски и развеивались, волны серого пламени вырывались наружу, словно существа, сплетённые из гнева, – а мозаика на полу под ними разлеталась вдребезги.

Сдерживая испуганного коня, Паран наблюдал яростную агонию богини, задумавшись внезапно, правильно ли он поступил.

Он опустил взгляд на смертную женщину, скрючившуюся на полу. Потом на её изорванную тень, рассечённую… ничем. Что же, я так и знал. Времени почти не осталось.


Другой трон. Настолько тусклый, что казался лишь серебристой тенью, аккуратно накинутой поверх грязного льда. Он, показалось Быстрому Бену, странно изменился с тех пор, как маг в последний раз его видел.

И таким же был тонкий, похожий на привидение бог, развалившийся на этом троне. Хотя капюшон, вечно скрывающий лицо, остался прежним, как и скрюченная чёрная рука всё так же опиралась на узловатое навершие кривой прогулочной трости, – будто насест для одноногого стервятника. И от этого призрака, Престола Тени, словно чересчур сладкие благовония, исходило прочищающее сознание мага, приторное, раздражающее… самодовольство. Хотя в этом не было ничего необычного. Даже если так – что-то было…

– Делат, – прошептал бог так, словно вкус каждой буквы этого имени приносил ему сладкое удовольствие.

– Мы с тобой не враги, – сказал Быстрый Бен, – уже нет, Престол Тени. Ты не можешь закрывать на это глаза.

– Но ведь ты хочешь, чтобы я закрывал глаза, Делат! Да, да, да, именно так. Чтобы я был слеп к прошлому. Ко всем предательствам, к каждой лжи, к каждому мерзкому оскорблению, которое я от тебя получал, словно плевок под ноги!

– Обстоятельства меняются.

– Воистину так!

Маг чувствовал, как под его одеждой проступил пот. Что-то тут было… что?

Что-то было явно не так.

– Ты знаешь, – спросил Быстрый Бен, – почему я здесь?

– Она не заслужила сострадания, маг. Даже твоего.

– Я её брат.

– Есть ритуалы, способные разорвать эту связь, – сказал Престол Тени, – и твоя сестра провела их!

– Провела их? Нет, перепробовала их. Есть нити, которые нельзя разорвать подобными ритуалами. Я в этом убедился. Иначе меня бы тут не было.

Фырканье.

– Нити. Как те, что ты так любишь вить, Адаэфон Делат? Ну, конечно. Это твой самый большой талант – вить невообразимые клубки. – Сокрытая капюшоном голова, казалось, качается из стороны в сторону под монотонный говор Престола Тени. – Сети, тенёта, ловушки, нити и крючки, наживки, сети, и тенёта, и… – Затем бог наклонился вперёд. – Скажи мне, почему твою сестру стоит пощадить? И почему – нет, правда, почему ты решил, что это в моих силах? Она ведь не моя, не так ли? Она не тут, не в Цитадели Тени, верно? – Он вскинул голову. – Подумать только. Ведь сейчас она совершает свои последние вздохи… в роли смертной любовницы Серой Богини – и что, скажи на милость, я могу с этим поделать?

Быстрый Бен пристально на него уставился. Серая Богиня? Полиэль? О, Торахаваль…

– Погоди, – сказал он, – Флакон подтвердил, что это не просто моя интуиция. Ты в этом замешан. Прямо сейчас, где бы они ни были, ты как-то в этом замешан!

Судорожный хохот Престола Тени заставил тонкие, хрупкие конечности на секунду забиться в судорогах.

– Ты мне должен, Адаэфон Делат! Признай это, и я отправлю тебя к ней! Прямо сейчас! Прими свой долг!

Проклятье. Сначала Калам, а теперь я. Какой же ты ублюдок, Престол Тени.

– Хорошо! Я тебе должен! Я принимаю свой долг!

Престол Тени лениво махнул рукой.

Быстрый Бен исчез.

Вновь оставшись наедине с собой, Престол Тени откинулся на троне.

– Такой взвинченный, – прошептал он. – Такой… беспечный, что не обратил внимание на этот широкий, отдающий эхом, почти пустой зал. Бедолага. Какой бедолага. Ох, что я вижу в своей руке? – Он перевёл взгляд и увидел косу на короткой рукояти, которую он держал перед собой. Бог прищурился, всматриваясь в туманный воздух, и сказал: – Вы посмотрите! Нити! Хуже, чем паутина! Раскинулись повсюду, словно мерзкий признак неаккуратного… домоводства. Нет, так не пойдёт, так совсем не пойдёт. – Он рассёк косой волшебные побеги, глядя, как они растворяются. – Ну вот, – бросил он, улыбаясь, – я уже чувствую себя куда более гигиенично.

Задыхаясь, он пробудился от того, что рука в перчатке сжала его горло и, невзирая на попытки отбиться, потащила вверх, поставив на колени. Лицо Калама резко оказалось напротив его собственного, и в этом лице Флакон увидел чистейший ужас.

– Нити! – прорычал убийца.

Флакон оттолкнул руку мужчины, осмотрел песчаный пейзаж и проворчал:

– Аккуратно перерезаны, я бы сказал.

Стоящий рядом Скрипач сказал:

– Иди и найди его, Флакон! Найди и верни его обратно!

Молодой солдат уставился на двоих мужчин.

– Что? Как я должен это сделать? Он вообще не должен был уходить! – Флакон подполз, чтобы посмотреть на пустое лицо мага. – Исчез, – подтвердил он. – Ринулся прямо в гнездо Престола Тени, о чём он думал?

– Флакон!

– Ох, – добавил солдат, когда что-то другое попалось ему на глаза, – посмотрите-ка на это – хотел бы я знать, что она задумала?

Калам оттолкнул Флакона, упал на четвереньки и уставился на кукол. Потом вскочил на ноги.

– Апсалар! Где она?

Скрипач простонал:

– Нет, только не снова.

Убийца сжимал оба своих длинных клинка в руках.

– Худ её побери, где эта сука?

Озадаченный Флакон просто пожал плечами, глядя как расходятся двое мужчин, выбирая направления наугад.

Идиоты. Вот что получается, когда ничего никому не говоришь! Ни про что! Он вновь посмотрел на кукол. Ух ты, это будет и правда интересно…


– Этот идиот взял и покончил с собой, – сказала капитан Речушка. – И прихватил с собой нашего лучшего лекаря. Прямо в Худовы, чтоб их, врата!

Хурлокель встал, скрестив руки на груди.

– Я не думаю…

– Послушай меня, – перебила его Речушка. Младший сержант Футгар, стоя рядом, многозначительно кивал после каждого её слова. – Теперь я тут командую – и ни одна, чтоб её, вещь, в целом, мать его, мире не изменит…

Она не смогла закончить предложение, так как с северной части лагеря поднялся вопль, за которым последовал громогласный вой – настолько близко и громко, что Хурлокель ощутил, будто его череп раскололся пополам. Пригибаясь, он обернулся и увидел пролетающего над крышами палаток солдата, чьё оружие падало в другую сторону. Канаты лопнули, земля под ногами дрожала…

И появилось чёрное, размытое, чудовищное существо, которое неслось по земле, словно молния. Неслось, прямо на них.

Волна горячего воздуха врезалась в троицу, словно таран, – за миг до того, как до них добрался зверь. Хурлокель, разом лишившись возможности дышать, взлетел в воздух, упал на плечо и, катясь куда-то, заметил капитана Речушку, которая рухнула на бок, словно тряпичная кукла, а Футгар, казалось, исчез в грязи в тот момент, когда полуночное создание врезалось в этого несчастного…

Глаза Пса…

Другие звери носились по лагерю, под вопли ужаса солдат и лошадей раскидывая повозки волнами силы. Хурлокель увидел одного зверя, нет, быть того не может…

Мир угрожающе потемнел перед глазами, он, парализованный, лежал, отчаянно пытаясь вдохнуть. Спазм, сжимающий грудь, ослаб – и искренняя радость наполнила его вслед за пыльным воздухом, расправляющим лёгкие.

Рядом, стоя на четвереньках, кашляла, отплёвывая кровь, капитан.

Футгар смог издать только один жалобный стон.

Заставив себя подняться, Хурлокель повернулся и увидел, как Псы добрались до стен Г'данисбана и, спустя миг, его глаза расширились от того, как огромная часть стены взорвалась, разлетаясь на камни, кирпичи и клубящееся облако пыли. По ним прокатилась ударная волна…

Мимо галопом скакали испуганные лошади…

– Не мы! – задыхаясь, сказала Речушка, вскарабкиваясь на ноги. – Слава богам, они просто пробегали мимо… просто… – Она вновь закашлялась.

Хурлокель, не устояв на шатающихся ногах, упал на колени.

– Но в этом нет смысла, – прошептал он, качая головой. Городские здания за ним шатались и разлетались на куски…

– Что?

Он перевёл взгляд на Речушку. Ты не понимаешь. Я посмотрел в глаза того чёрного зверя, женщина!

– Я видел… Я видел…

– Что?

Я видел в них настоящий страх…

Земля вновь задрожала. Опять раздались крики. Он повернулся и увидел пять огромных силуэтов, которые неумолимо прорывались сквозь лагерь армии. Огромные, больше чем… О, боги милостивые…


– Он приказал ждать… – начал было Ното Бойл, но завопил, когда его лошадь вздрогнула так сильно, что – он позже поклянётся, будто слышал хруст костей, – затем животное развернулось от входа в храм и рвануло прочь, стряхивая лекаря со спины, словно древесную стружку.

Он странно приземлился, ощутив и услышав, как треснули рёбра, но боль отступила перед более важной проблемой – рыбьей костью, застрявшей точно в глотке.

Он задыхался, в глазах всё плыло и темнело…

Потом над ним наклонилась девушка, хмурясь целую вечность.

Дура, дура, дура…

Пока, наконец, она не протянула руку в его широко раскрытый рот и не вытянула рыбью кость аккуратным движением руки.

Сделав первый, сладкий вдох, Ното Бойл захныкал и вновь осознал, что каждый вдох расходится по груди колющей болью. Он открыл слезящиеся глаза.

Девушка всё ещё нависала над ним, но её внимание, казалось, было где-то в другом месте. И смотрела она не на вход в храм, а в сторону дороги.

Откуда доносились звуки адских барабанов, громом идущие по брусчатке, заставляющие землю дрожать под ним, вызывающие новые приступы боли…

А ведь день так хорошо начинался…


– Не одиночник, – сказал Паран богине, корчившейся на своём троне, с торчащим в руке шипом из отатарала, который пригвоздил её здесь, в этом мире, у этого пугающего конца. – Я вовсе не одиночник, хотя так могло показаться вначале. Увы, Полиэль, всё куда сложнее. Замечание моего разведчика по поводу моих глаз, ну, скажем так – это было верно. И судя по вою, который мы только что слышали, момент самый подходящий.

Капитан вновь окинул взглядом лежавшую на полу женщину. Та была без сознания, возможно, и вовсе мертва. Он решил, что Псы не станут на неё отвлекаться. Взяв поводья в руки, он выпрямился в седле.

– Не могу сказать, что мне жаль. Но вот что скажу: ты совершила ужасную ошибку. Благо, долго тебе сожалеть о ней не придётся.

Сотрясения уже в городе, всё ближе и ближе.

– Играя со смертными, Полиэль, – сказал он, поворачивая коня к выходу, – можно сильно обжечься.


Мужчина по имени Укус, которого когда-то звали иначе, прижался к одной стороне входа в алтарный зал. Трое жрецов убежали вдоль по коридору.

На миг он остался один. Один-одинёшенек. Опять. Бедный солдат восстания, когда-то юный и гордый, в один миг разбитый вдребезги.

Гральская лошадь, с дыханием, от которого разило влажной травой, отняла всё, вонзив свои зубы, словно ножи, в его плоть и кости. Он стал нежеланным зеркалом уродства, ведь каждое лицо, узревшее его, отражало отвращение, или, что ещё хуже, больное влечение. И глубоко в его душе пустили корни новые страхи. Ужас, чьи нити с тех пор, вели его вперёд, в поисках боли и страданий других, в поисках легиона страданий – солдат, таких же сломленных, как и он сам.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации