Текст книги "Мешок с костями"

Я оплакивал бесцельно прожитые годы – годы без Джо, без друзей, без работы. Я плакал из благодарности – я вновь обрел возможность работать. Разумеется, полной уверенности у меня не было и быть не могло – восемь страниц ничего не доказывали, но я все-таки склонялся к мысли, что худшее позади. И я плакал из страха, как плачем мы все, попав в ужасную передрягу и выйдя из нее живыми. Я плакал, потому что внезапно понял: со дня смерти Джо я шагал по белой линии, прочерченной посреди мостовой и разделяющей встречные полосы движения. И каким-то чудом меня перенесли в безопасное место. Я и представить себе не мог, кому я обязан своим спасением, но вот это как раз волновало меня в последнюю очередь – ответ на этот вопрос я мог поискать и в другой день.

Я выплакал все, что мог. А потом спустился к озеру и поплыл. Вода быстро охладила мое разгоряченное тело: я словно заново родился.

Глава 15

– Назовите ваше имя и фамилию для внесения в протокол.

– Майкл Нунэн.

– Ваш адрес?

– Постоянно проживаю по адресу – Дерри, Бентон-стрит, четырнадцать, но у меня также есть дом в Тэ-Эр-90, на озере Темный След. Почтовый адрес – абонентский ящик номер восемьсот тридцать два. Дом находится на Сорок второй дороге, отходящей от Шестьдесят восьмого шоссе.

Элмер Дарджин, опекун ad litem Киры Дивоур, помахал пухлой ручкой перед лицом, то ли отгоняя назойливое насекомое, то ли показывая мне, что пора ставить точку. В принципе я бы с ним согласился, но, откровенно говоря, мне хотелось продолжить, взяв пример с маленькой девочки из «Нашего города», которая сказала, что ее адрес – Гроверс-Корнер, штат Нью-Хемпшир, Америка, Северное полушарие, Земля, Солнечная система, галактика Млечный Путь, Мир Господень. Наверное, потому, что я нервничал. Дожив до сорока лет, я никогда не участвовал в судебном процессе. И хотя находились мы в конференц-зале адвокатской конторы «Дарджин, Питерс и Джарретт» на Мостовой улице в Касл-Роке, я полагал, что для меня процесс уже начался.

Тут необходимо упомянуть об одной мелочи, которая очень удивила меня. Стенографист пользовался не привычной машинкой с клавишами, похожей на арифмометр, а стеномаской, которая закрывала нижнюю половину его лица. Такие я видел только в старых черно-белых гангстерских фильмах, в которых Дэн Дурие[91]91
  Дурие Дэн (1907–1968) – американский актер театра и кино, блистал в 40—50-е годы. Снялся более чем в 60 фильмах и популярных телесериалах («Пейтон-Плейс»). Обычно играл циничного злодея, перед которым не могли устоять женщины.


[Закрыть] и Джон Пэйн[92]92
  Пэйн Джон (1912–1989) – сын оперной певицы, начинал свою артистическую карьеру как вокалист. В Голливуде с 1935 года. Блестяще сыграл несколько главных ролей в мюзиклах. Со временем переключился на вестерны и гангстерские фильмы.


[Закрыть] разъезжали в изрешеченных пулями «бьюиках», с суровыми лицами и дымящимся «Кэмелом» во рту. Чем-то стенографист напоминал пилота допотопного истребителя, какие давно уже отправлены на свалку истории. Странное он являл собой зрелище, а уж особенно странным казалось его монотонное бормотание: стенографист повторял все, сказанное присутствующими.

– Благодарю вас, мистер Нунэн. Моя жена прочитала все ваши книги и говорит, что вы – ее любимый писатель. Я хочу, чтобы это внесли в протокол. – Дарджин добродушно хохотнул. Почему нет? Толстякам свойственно добродушие. Толстяков я, надо сказать, люблю. Большую их часть. Потому что необъятная талия обычно свидетельствует о легком характере. Но есть среди них подвид, который я называю Злобные маленькие толстяки. С ЗМТ лучше не связываться, если, конечно, можно этого избежать. Они сожгут твой дом и изнасилуют твою собаку, если ты дашь им половинку повода и четвертушку шанса. Редко кто из них вытягивается до пяти футов и двух дюймов[93]93
  приблизительно 158 см.


[Закрыть] (по моим прикидкам, рост Дарджина), а в большинстве своем не дотягивают и до пяти футов. Они часто улыбаются, но улыбка не затрагивает их глаза. Злобные маленькие толстяки ненавидят весь мир. А особенно люто они ненавидят тех, кто может посмотреть вниз и увидеть свои ноги. Я мог, хотя уже и с трудом.

– Пожалуйста, мистер Дарджин, передайте вашей жене, что я ей искренне признателен за столь высокую оценку. Я уверен, что она может порекомендовать вам лучшую из моих книг.

Дарджин вновь хохотнул. Справа от него хихикнула его помощница, очаровательная молодая женщина, похоже, только что, максимум семнадцать минут назад, окончившая юридическую школу. Слева от меня фыркнул Ромео Биссонетт. В углу самый старый в мире пилот «Ф-111» продолжал бормотать в свою стеномаску.

– Я подожду экранизации, – ответил Дарджин.

И глазки его злобненько блеснули, словно он знал, что ни по одной из моих книг полнометражного фильма так и не сняли, а телефильм по роману «Быть вдвоем», мягко говоря, не снискал лавров. Я надеялся, что на этом мы с комплиментами покончили.

– Я – опекун ad litem Киры Дивоур, – продолжил Дарджин. – Вы знаете, что это означает, мистер Нунэн?

– Вроде бы знаю.

– Это означает, – Дарджин предпочел меня не услышать, – что я назначен судьей Рэнкортом, с тем чтобы определить, когда и как интересы Киры Дивоур будут защищены наилучшим образом, если дело об опеке будет передано в суд. Судья Рэнкорт не обязан выносить решение, исходя из моих рекомендаций, но в большинстве случаев судья поддерживает мнение опекуна ad litem.

Он смотрел на меня, сложив ручки на чистом, без единой записи, блокноте. Зато его миловидная помощница строчила как пулемет. Возможно, она не доверяла пилоту истребителя. Дарджин же держал паузу, словно ожидая аплодисментов.

– Вы задали вопрос, мистер Дарджин? – полюбопытствовал я и тут же получил от Ромео Биссонетта пинок в колено. Я даже не повернулся к нему: и так понял, что пинок не случайный.

Дарджин надул пухлые губки. На его блестящей лысине осталось с десяток аккуратно уложенных волосинок. Он оценивающе посмотрел на меня. Во взгляде читалась многовековая ненависть Злобных маленьких толстяков. Да уж, время комплиментов прошло.

– Нет, мистер Нунэн, вопроса я вам не задавал. Просто подумал, что вам интересно знать, а почему мы лишили вас возможности провести это прекрасное утро на озере. Наверное, ошибся. А теперь, если…

Послышался стук в дверь, вслед за чем в конференц-зале появился наш общий знакомец Джордж Футмен. На сей раз не в кливлендском прикиде, а в униформе помощника шерифа. С широким кожаным ремнем и револьвером в кобуре. Оценивающе обозрел бюст помощницы Дарджина, достоинства которого подчеркивала блузка из синего шелка, протянул ей папку и кассетный магнитофон. Прежде чем уйти, коротко глянул на меня. Я тебя помню, дружище, говорил его взгляд.

Остряк-писатель, который за свидание много не берет.

Ромео Биссонетт наклонил ко мне голову. Его рот оказался рядом с моим ухом.

– Пленка Дивоура, – выдохнул он.

Я кивнул, показывая, что все понял, и вновь сосредоточился на Дарджине.

– Мистер Нунэн, вы встречались с Кирой Дивоур и ее матерью, Мэри Дивоур, не так ли?

Как могла Мэри стать Мэтти, изумился я… а потом все понял, точно так же, как понял, откуда взялись шорты и топик. Когда Ки попыталась произнести «Мэри», у нее получилось «Мэтти».

– Мистер Нунэн, мы вас задерживаем?

– В сарказме надобности нет, не так ли? – вмешался Биссонетт, не повышая голоса. Однако взгляд, брошенный на него Элмером Дарджином, ясно говорил, что, как только ЗМТ захватят власть над миром, Биссонетт отправится на каторгу с первой же партией заключенных.

– Извините, – вставил я, прежде чем Дарджин успел ответить. – Отвлекся на пару секунд.

– Пришла новая идея для романа? – Дарджин широко улыбнулся. В пиджаке спортивного покроя он очень уж напоминал жабу. Он повернулся к старому пилоту, приказал вычеркнуть свою последнюю фразу и повторил вопрос насчет Киры и Мэтти.

– Да, – ответил я, – я с ними встречался.

– Один раз или больше, чем один?

– Больше, чем один.

– Сколько раз вы с ними встречались?

– Два.

– Вы также разговаривали с Мэри Дивоур по телефону?

Не нравились мне эти вопросы. Я чувствовал, куда он клонит.

– Да.

– Сколько раз?

– Трижды. – Последний раз мы говорили вчера. Она предложила мне присоединиться к ней и Джону Сторроу. Они договорились встретиться за ленчем в городском парке. Действительно, где же еще встречаться с симпатичной девушкой, как не у всех на глазах… тем более что роль дуэньи сыграет нью-йоркский адвокат.

– Вы разговаривали по телефону с Кирой Дивоур?

Странный, однако, вопрос. Никто не предупреждал меня, что его могут задать. Полагаю, Дарджин об этом догадывался.

– Мистер Нунэн?

– Да, один раз я с ней разговаривал.

– Вы можете пересказать нам ваш разговор?

– Ну… – Я вопросительно посмотрел на Биссонетта, но никакой помощи не получил. Очевидно, он тоже не знал, как вести себя в сложившейся ситуации. – Мэтти…

– Извините. – Дарджин наклонился ко мне. Вперился в меня взглядом. Глазки едва виднелись меж розовых складок. – Мэтти?

– Мэтти Дивоур. Мэри Дивоур.

– Вы называете ее Мэтти?

– Да, – ответил я и едва подавил нестерпимое желание добавить: «В постели! Именно так я называю ее в постели! "О, Мэтти, не останавливайся, не останавливайся! Я сейчас кончу!”» – Так она представилась при нашей встрече. Мы познакомились…

– Мы до этого еще дойдем, а сейчас меня интересует ваш телефонный разговор с Кирой Дивоур. Когда вы говорили с ней?

– Вчера.

– Девятого июля 1998 года.

– Да.

– Кто звонил?

– Мэт… Мэри Дивоур. – А теперь он спросит, зачем она звонила, подумал я, и я отвечу, что она хотела договориться о еще одном секс-марафоне, а в прелюдии мы намеревались угощать другу друга вишней в шоколаде, рассматривая фотоснимки обнаженных карликов.

– Как получилось, что трубка перешла к Кире Дивоур?

– Она спросила у матери, может ли она поговорить со мной. Я слышал, как она говорила Мэтти, что ей надо мне кое-что рассказать.

– И о чем она хотела вам рассказать?

– О своей первой пенистой ванне.

– Она также сказала вам, что кашляла?

Я молча смотрел на него. В этот момент я понял, почему люди ненавидят адвокатов, особенно если они не на твоей стороне и знают свое дело.

– Мистер Нунэн, вы хотите, чтобы я повторил вопрос?

– Нет. – Мне хотелось знать другое: откуда у него эта информация? Они поставили «жучка» на телефонную линию Мэтти? Или на мою? На обе? Наверное, впервые я осознал, каково противостоять полумиллиарду долларов. И с такими деньгами можно поставить «жучки» на много телефонов. – Она сказала, что ее мать гнала на нее пену и она закашлялась. Но она…

– Благодарю вас, мистер Нунэн, теперь давайте…

– Позвольте ему закончить, – оборвал Дарджина Биссонетт. Как мне показалось, он не рассчитывал, что его участие будет столь активным, но ему это даже нравилось. Сидел он, конечно, с сонным видом, но ничего не упускал. – Мы не в зале суда, и вы не ведете перекрестный допрос.

– Я должен превыше всего ставить благополучие маленькой девочки. – Помпезность фразы не очень-то вязалась с его намерениями. – И к своим обязанностям я отношусь очень серьезно. Если вам кажется, что я придираюсь к вам, мистер Нунэн, прошу меня извинить.

Я не нуждался в его извинениях.

– Я лишь хотел отметить, что Ки смеялась, рассказывая мне об этом. Она сказала, что они с матерью устроили пенную битву. И ее мать смеялась, когда девочка передала ей трубку.

Дарджин открыл папку, которую принес ему Футмен, и пролистывал находящиеся в ней бумаги, словно и не слышал моих слов.

– Ее мать… Мэтти, как вы ее называете.

– Да. Мэтти, как я ее называю. Как вы узнали о том, что мы разговаривали по телефону?

– Это не ваше дело, мистер Нунэн.

Он выбрал нужный листок и закрыл папку. Подержал его на весу, как врач, разглядывающий рентгеновский снимок, и я увидел на нем текст, напечатанный через один интервал.

– Давайте вернемся к вашей первой встрече с Мэри и Кирой Дивоур. Она произошла четвертого июля, не так ли?

– Да.

Дарджин покивал.

– Утром четвертого июля. Первой вы встретили Киру Дивоур?

– Да.

– Вы встретили ее первой, потому что Мэри Дивоур с ней в тот момент не было, так?

– Ваш вопрос сформулирован неудачно, мистер Дарджин, но полагаю, что ответ на него – да.

– Я польщен, что мою речь корректирует писатель, книги которого не покидают списки бестселлеров. – Дарджин улыбался. Улыбка предполагала, что он хотел бы видеть меня рядом с Ромео Биссонеттом в партии каторжников. – Расскажите нам о вашей первой встрече, сначала с Кирой Дивоур, а потом с Мэри Дивоур. Или с Мэтти, если это имя нравится вам больше.

Я рассказал. Когда я закончил, Дарджин поставил перед собой кассетный магнитофон. Ногти его пухлых пальцев блестели совсем как губы.

– Мистер Нунэн, вы могли задавить Киру, не так ли?

– Ни в коем разе. Я ехал со скоростью тридцать пять миль в час, как того и требовал знак ограничения скорости. И времени, чтобы остановиться, мне хватило с лихвой.

– Допустим, вы ехали бы с противоположной стороны, держа путь на север, а не на юг. Хватило бы вам времени, чтобы остановиться?

Пожалуй, забота об интересах ребенка прозвучала только в этом вопросе. У того, кто выскакивал из-за поворота, времени, конечно же, было меньше. Но…

– Да, – ответил я.

Брови Дарджина взлетели вверх.

– Вы в этом уверены?

– Да, мистер Дарджин. Возможно, мне пришлось бы чуть сильнее надавить на тормоз, но…

– При скорости тридцать пять миль в час?

– Да, при скорости тридцать пять миль в час. Я же говорил вам, именно эта цифра указана на…

– …на знаке ограничения скорости, регулирующем движение на этом участке Шестьдесят восьмого шоссе. Да, вы мне об этом говорили. Безусловно, говорили. Как по-вашему, многие водители соблюдают скоростной режим на этом участке дороги?

– С 1993 года я практически не бывал в Тэ-Эр, поэтому…

– Перестаньте, мистер Нунэн. Это же не эпизод из вашей книги. Просто отвечайте на мои вопросы, а не то мы просидим здесь до вечера.

– Я делаю все, что в моих силах, мистер Дарджин.

Он вздохнул.

– Коттедж на озере Темный След вы купили в восьмидесятых, не так ли? С тех пор режим ограничения скорости на участке Шестьдесят восьмого шоссе, где расположены супермаркет, почта и авторемонтная мастерская Дика Брукса – это место еще называют Северной деревней, – не изменился, не правда ли?

– Нет, – признал я.

– Тогда вернемся к моему исходному вопросу: как по-вашему, многие водители на этом участке дороги сбрасывают скорость до тридцати пяти миль в час?

– Точно сказать не могу, такой статистики у меня нет, но, полагаю, многие едут быстрее.

– Желаете заслушать показания помощника шерифа Футмена, мистер Нунэн? Он убежден, что в Тэ-Эр-90 чаще всего водители штрафуются за превышение скорости именно на этом участке дороги.

– Не хочу, – честно ответил я.

– Пока вы разговаривали с Кирой Дивоур, а потом с Мэри Дивоур, мимо проезжали другие автомобили?

– Да.

– Сколько?

– Не помню. Наверное, два.

– А может, и три?

– Возможно.

– Пять?

– Нет, меньше.

– Но назвать точную цифру вы не можете?

– Нет.

– Потому что Кира Дивоур была очень расстроена?

– Наоборот, для своего возраста она держалась…

– Она плакала в вашем присутствии?

– Ну… да.

– Мать довела ее до слез?

– Это несправедливо.

– Так же несправедливо, как и отпускать трехлетнего ребенка погулять на шоссе, или, по вашему мнению, менее несправедливо?

– Прекратите, – подал голос мистер Биссонетт. На его лице читалась печаль.

– Я снимаю вопрос, – ответил Дарджин.

– Который из двух? – уточнил я.

Он устало взглянул на меня, показывая, что ему постоянно приходится иметь дело с такими говнюками и к нашим выходкам он привык.

– Сколько автомобилей проехало мимо вас за время вашего общения с Дивоурами? То есть начиная с того момента, как вы взяли девочку на руки и унесли в безопасное место, и до их отъезда?

Мне очень не понравилось упоминание «безопасного места», но я еще формулировал ответ, а старик уже успел прошептать вопрос в свою стеномаску. А в общем-то именно это я и сделал. Против истины не попрешь.

– Я же сказал, что точно не знаю.

– Но предположить-то вы можете?

– Скорее всего три.

– Включая автомобиль Мэри Дивоур? Она ехала на… – он сверился с бумажкой, которую выудил из папки, – …на джипе «скаут» модели 1982 года.

Я вспомнил, как Ки отметила: «Мэтти едет быстйо», – и понял, куда клонит Дарджин. Но воспрепятствовать не мог.

– Да, включая и автомобиль Мэтти. Она приехала на «скауте». Какого года, не знаю.

– Она ехала со скоростью, меньшей разрешенной, равной разрешенной или превышала установленный предел скорости, когда проскочила мимо того места, где стояли вы с Кирой на руках?

Конечно, она мчалось как минимум со скоростью пятьдесят миль в час, но я ответил Дарджину, что точно сказать не могу. Он убеждал меня поднапрячься и вспомнить (я понимаю, накидывать петлю на шею другого человека для вас в новинку, мистер Нунэн, но у вас получится, если вы постараетесь), но я вежливо свел на нет все его усилия.

Он опять взялся за бумажку.

– Мистер Нунэн, вас, наверное, удивит, но два свидетеля, Ричард Брукс-младший, владелец «Автомастерской Дикки», и Ройс Меррилл, бывший плотник, ныне пенсионер, утверждают, что ехала миссис Дивоур гораздо быстрее разрешенных тридцати пяти миль.

– Не знаю. Меня больше занимала маленькая девочка.

– Ройс Меррилл считает, что она мчалась со скоростью шестьдесят миль в час.

– Это нелепо. На такой скорости при резком торможении джип бы занесло, и она оказалась бы в кювете.

– Тормозной след, измеренный помощником шерифа Футменом, свидетельствует о том, что в момент торможения скорость джипа как минимум равнялась пятидесяти милям в час.

В голосе отсутствовали вопросительные интонации, однако Дарджин с вызовом смотрел на меня, как бы предлагая вступить в спор, отстаивая заведомо ложное утверждение. Я на это не клюнул. Дарджин сложил пухлые ручки на груди, чуть наклонился вперед.

– Мистер Нунэн, если бы вы не перенесли Киру Дивоур на обочину… Если бы вы не спасли ее… могла бы мать Киры Дивоур задавить ее?

Как я мог ответить на этот более чем серьезный вопрос? Биссонетт не спешил мне на помощь, предпочитал строить глазки симпатичной помощнице Дарджина. Я подумал о книге, которую Мэтти читала в паре с «Бартлеби» – роман Норта Паттерсона «Молчаливый свидетель». В отличие от адвокатов Гришэма паттерсоновские практически всегда знали, что надо делать и как. «Я возражаю, ваша честь, вопрос требует умозаключений со стороны свидетеля».

Я пожал плечами:

– К сожалению, не могу сказать. Оставил магический кристалл дома.

Вновь я заметил злость, сверкнувшую в глазах Дарджина.

– Мистер Нунэн, я могу заверить вас, что лучше бы вам ответить на вопрос сейчас. Потому что в противном случае вас вызовут сюда из Малибу, Файр-Айленда или любого другого места, где вы будете писать свой следующий опус, чтобы получить честный ответ.

Я снова пожал плечами:

– Вызовут так вызовут. Говорю вам, мое внимание сосредоточилось на ребенке. Я не могу сказать, с какой скоростью ехала мать девочки, я также не знаю, какова острота зрения Ройса Меррилла и тот ли тормозной след замерял помощник шерифа Футмен. Уверяю вас, на том участке дороги стерто много резины. Допустим, она ехала со скоростью пятьдесят миль в час. Пусть даже пятьдесят пять. Ей двадцать один год, Дарджин. У водителей в этом возрасте отменная реакция. Она наверняка с легкостью объехала бы девочку.

– Я думаю, достаточно.

– Почему? Вы затыкаете мне рот, потому что я не говорю тех слов, которые вам хотелось услышать? – Ботинок Биссонетта еще раз ткнулся мне в лодыжку, но я и не думал останавливаться. – Если вы на стороне Киры, почему вы ведете себя так, будто вам поручено отстаивать интересы ее деда?

Ехидная улыбка слегка искривила губы Дарджина. Она означала: «Ладно, умник, ты сам на это напросился».

Он чуть пододвинул к себе магнитофон.

– Раз уж вы упомянули деда Киры, мистера Максуэлла Дивоура из Палм-Спрингса, давайте немного поговорим о нем. Не возражаете?

– Это ваш монастырь.

– Вы разговаривали с Максуэллом Дивоуром?

– Да.

– Лично или по телефону?

– По телефону. – Сначала я хотел упомянуть о том, что он каким-то образом раздобыл мой номер, не внесенный в справочник, но потом вспомнил, что его раздобыла и Мэтти, и решил не касаться этой темы.

– Когда это произошло?

– В прошлую субботу, вечером. Четвертого июля. Он позвонил мне, когда я любовался фейерверком.

– И предметом вашего разговора стало утреннее происшествие?

Задавая этот вопрос, Дарджин сунул руку в карман и достал магнитофонную кассету. Нарочитым, показным жестом. В этот момент он более всего напоминал фокусника, который демонстрирует обе стороны шелкового носового платка. И он блефовал. Я не мог этого знать… и тем не менее знал. Дивоур записал наш разговор на магнитофон (даже по ходу разговора я обратил внимание на очень высокий уровень статического шума), и я полагал, что именно эта запись и была на кассете, которую Дарджин вставлял в магнитофон… но он блефовал.

– Я не помню.

Дарджин застыл, не успев закрыть прозрачную панель над кассетной нишей. Вытаращился на меня. Он словно не верил своим ушам. Но во взгляде читалось и что-то еще. Скорее всего злость.

– Не помните? Да полно, мистер Нунэн. Уж писатели-то умеют запоминать разговоры, а этот состоялся всего лишь неделю назад. Расскажите мне, о чем вы говорили.

– Действительно не помню, – бесстрастно повторил я.

Какое-то мгновение на лице Дарджина читалась паника. Потом он взял себя в руки. Указательным пальцем правой руки провел по клавишам, маркированным REW, FF, PLAY, REC.

– И как мистер Дивоур начал разговор?

– Поздоровался, – ответил я, и из-под стеномаски донесся какой-то странный звук. Возможно, старик откашлялся. А может, подавил смешок.

На щеках Дарджина вспыхнули пятна румянца.

– А потом? Что он сказал после того, как поздоровался?

– Не помню.

– Он спрашивал вас о том, что случилось утром?

– Не помню.

– Разве вы не говорили ему, что Мэри Дивоур и ее дочь были вместе, мистер Нунэн? Что они вдвоем собирали цветы? Разве не эти слова услышал от вас встревоженный дедушка, когда поинтересовался инцидентом, о котором в тот день говорил весь город?

– О Господи, – вздохнул Биссонетт. – По-моему, достаточно.

Дарджин пронзил его взглядом. Пятна румянца на щеках заметно увеличились, губы чуть разошлись, обнажая маленькие, но, похоже, острые зубки.

– О чем вы? – рявкнул он, словно Биссонетт случайно заглянул в конференц-зал, чтобы рассказать о Пути мормонов или, возможно, об обществе розенкрейцеров.

– Я хочу, чтобы вы прекратили направлять этого человека в нужном вам направлении. И я хочу, чтобы весь этот монолог о цветочках вычеркнули из протокола.

– Почему? – пожелал знать Дарджин.

– Потому что вы пытаетесь внести в протокол сведения, не упомянутые свидетелем. Если хотите, давайте сделаем перерыв, чтобы мы смогли связаться с судьей Рэнкортом, узнать его мнение…

– Я снимаю вопрос, – прервал его Дарджин. Мне показалось, что его распирает от бессильной ярости. – Мистер Нунэн, вы хотите помочь мне выполнить возложенное на меня поручение?

– Я хочу помочь Кире Дивоур, если предоставится такая возможность.

– Очень хорошо. – Он кивнул, словно речь шла об одном и том же. – Тогда, пожалуйста, скажите мне, о чем вы говорили с Максуэллом Дивоуром.

– Не могу вспомнить. – Я поймал его взгляд. – Может, вы сможете освежить мою память?

В конференц-зале повисла мертвая тишина, какая бывает за покерным столом, где играют по-крупному, аккурат перед тем, как игроки вскрывают карты. Даже пилот-истребитель затих, поверх маски глядя на Дарджина. А тот отодвинул от себя кассетный магнитофон и продолжил задавать вопросы об утренних событиях четвертого июля. О моем обеде с Мэтти и Кирой он даже не вспомнил и более не упоминал о телефонном разговоре с Максом Дивоуром, том самом, в ходе которого я сказал многое из того, чего говорить не следовало.

На вопросы я отвечал до половины двенадцатого, но, по существу, допрос закончился в тот самый момент, когда Дарджин отодвинул от себя магнитофон. И мы оба это знали.

– Майк! Майк! Сюда!

Мэтти махала мне рукой. Она сидела за одним из столиков в зоне для пикников позади эстрады. Как мне показалось, веселая и счастливая. Я вскинул руку, показывая, что сигнал принят, и направился к ней, лавируя между детскими игрушками, огибая молоденькую парочку, целующуюся, и не только, прямо на траве, у всех на глазах, пригибаясь, чтобы разминуться с фрисби[94]94
  летающая тарелка – пластмассовый диск для спортивной игры.


[Закрыть], которую тут же, подпрыгнув, поймала пастью немецкая овчарка.

Рядом с ней сидел худощавый, рыжеволосый мужчина, но его я удостоил разве что мимолетного взгляда. А Мэтти бросилась мне навстречу, обняла за шею и поцеловала прямо в губы, с такой силой, что чуть ли не размазала их по моим же зубам. Когда она подалась назад и наши губы с громким чмоканьем разделились, ее глаза сияли от радости.

– Это ваш лучший поцелуй, не так ли?

– За последние четыре года – безусловно, лучший, – ответил я. – Согласны?

И если б она не отступила на шаг, то ощутила бы наглядное доказательство того, что поцелуй мне понравился.

– Придется соглашаться. – Она повернулась к рыжему и как-то разом сникла. – Правильно я поступила?

– Скорее всего нет, но по крайней мере стариков из автомастерской здесь нет. Майк, я – Джон Сторроу. Очень приятно познакомиться.

Мне он понравился сразу. Возможно, потому, что в момент нашей встречи он, одетый в костюм-тройку, расставлял бумажные тарелки на пластмассовом столике для пикника. Рыжие вьющиеся волосы, белоснежная, в веснушках, кожа, которая никогда не коричневеет, только обгорает и слезает клочьями. Крепкая, но больно уж костлявая рука. В свои тридцать с небольшим выглядел он не старше Мэтти, а пятью годами раньше, чтобы получить порцию виски, ему наверняка приходилось показывать бармену водительское удостоверение.

– Присядьте. – Он указал на свободный стул. – Ленч у нас из пяти блюд, спасибо «Касл-рокским деликатесам»: «сандвичи героя»[95]95
  длинная булка, разрезанная вдоль, с начинкой из нескольких видов мяса, сыра с салатом и приправами.


[Закрыть], почему-то названные «итальянскими»… сырные палочки… картофель, жаренный с чесноком… «Туинкиз»[96]96
  Печенье с кремовой начинкой, выпускается с 1930 г. по рецепту чикагского кондитера Дж. Дьюара.


[Закрыть].

– Я насчитал только четыре.

– Забыл про прохладительные напитки, – ответил Джон и достал из бумажного пакета три высокие бутылки с безалкогольным пивом. – Давайте поедим. По пятницам и субботам Мэтти с двух до восьми работает в библиотеке, и сейчас ей никак нельзя опаздывать на работу.

– Как прошло вчерашнее заседание литературного кружка? – спросил я. – Судя по всему, Линди Бриггс не съела вас живьем.

Мэтти рассмеялась, захлопала в ладоши:

– Я произвела фурор! Потрясла всех! Правда, не решилась сказать им, что лучшие идеи почерпнула от вас…

– Возблагодарим Господа за дарованные Им маленькие радости. – Сторроу уже разворачивал свой сандвич, очень осторожно, кончиками пальцев.

– …поэтому сослалась на пару книг, в которых, мол, и нашла подтверждение некоторым моим мыслям.

– Хорошо.

– А где же Биссонетт? – спросил Сторроу. – Никогда не встречал человека по имени Ромео.

– Он сказал, что должен возвращаться в Льюистон. Попросил передать его извинения.

– Может, и хорошо, что вначале мы не собираемся толпой. – Он откусил кусочек сандвича и в удивлении посмотрел на меня: – Вкусно, однако. Расскажите нам, как прошел допрос.

Я рассказывал, а они ели. Закончив свой рассказ, я тоже взялся за сандвич. Действительно вкусно, пусть и не слишком полезно для здоровья.

– Очень интересно, – покивал Джон. – Действительно, очень интересно. – Он достал из пакета сырную палочку, разломил и в притворном ужасе уставился на белую сердцевину. – Здесь люди это едят?

– В Нью-Йорке люди едят рыбьи воздушные пузыри, – ответил я. – Сырыми.

– Есть и такое. – Он макнул сырную палочку в пластиковую баночку с соусом для спагетти и съел.

– Ну что?

– Неплохо. Лучше бы, конечно, их разогреть.

Да, тут я не мог с ним не согласиться. Горячая сырная палочки куда как вкуснее холодной.

– Если у Дарджина была магнитофонная запись, почему он не дал ее прослушать? – спросила Мэтти. – Я не понимаю.

Джон вытянул руки, сцепил их, похрустел пальцами, отечески посмотрел на Мэтти:

– Точного ответа мы никогда не узнаем.

Сторроу полагал, что Дивоур откажется от иска. Убежденность в этом читалась в каждом его движении, во всех интонациях. Такой настрой внушал определенные надежды, но мне не хотелось бы, чтобы его эйфория захватила и Мэтти. Пусть Сторроу выглядит моложе своих лет и, возможно, лишь играет роль простака (на что я очень надеялся), но все-таки он еще слишком молод. Опять же ни он, ни Мэтти не знали истории о снегокате Скутера Ларриби. И оба они не видели лица Билла Дина, когда тот эту историю рассказывал.

– Хотите услышать мои предположения?

– Безусловно.

Джон положил сандвич на бумажную тарелку, вытер пальцы и тут же начал их загибать.

– Во-первых, звонил он. А записанные на магнитофонную ленту разговоры в такой ситуации имеют весьма сомнительную ценность. Во-вторых, этот разговор выставляет его далеко не в лучшем свете, так?

– Так.

– И в-третьих, ваша ложь бросает тень исключительно на вас, Майк, но отнюдь не на Мэтти. Между прочим, мне очень понравился этот эпизод с пеной, которую Мэтти гнала Кире в лицо. Если это все, что есть у них за душой, они могут прямо сейчас выбрасывать белый флаг. И последнее – я, кстати, думаю, что именно здесь зарыта собака, – Дивоур скорее всего страдает болезнью Никсона.

– Болезнью Никсона? – переспросила Мэтти.

– Пленка, оказавшаяся у Дарджина, – далеко не единственная. И ваш свёкор боится, что мы можем затребовать все имеющиеся пленки, записанные специальной аппаратурой в «Уэррингтоне», если он воспользуется хотя бы одной из них. А я их затребую, можете не сомневаться.

На лице Мэтти отразилось недоумение.

– А что на них может быть? И потом, если эти пленки можно использовать против него, почему он их не уничтожит?

– Наверное, не может, – ответил я. – Они нужны ему для чего-то еще.

– Это не важно, – вмешался Джон. – А вот то, что Дарджин блефовал, очень даже важно. – Ребром ладони он ударил по столу. – Я думаю, он откажется от иска. Я в этом почти уверен.

– Рассчитывать на это еще нет оснований, – возразил я, но по сияющему лицу Мэтти понял, что она склонна верить нашему адвокату.

– Расскажите ему о том, что вы уже сделали, – попросила Мэри Джона, – а потом я поеду в библиотеку.

– А с кем вы оставляете Киру, когда работаете? – полюбопытствовал я.

– С миссис Каллум. Она живет в двух милях от Уэсп-Хилл-роуд. А в июле Кира посещает Летнюю библейскую школу. Находится там с десяти до трех. Кире нравится. Она с удовольствием поет и слушает истории о Ное и Моисее. Потом автобус привозит девочку к Арлен, а в четверть девятого я забираю ее. – Она улыбнулась. – К тому времени она обычно засыпает на диване.

Последующие десять минут я слушал Джона. Он только занялся этим делом, но уже многое успел. Частный детектив в Калифорнии собирал информацию о Роджере Дивоуре и Моррисе Риддинге («собирать информацию», разумеется, более пристойный термин, чем «вынюхивать»). Джона особенно интересовали отношения Роджера с отцом. Кроме того, он хотел как можно больше узнать о деятельности Макса Дивоура в Тэ-Эр. И уже получил от Ромео Биссонетта фамилию надежного местного частного детектива.