Текст книги "Королевство Акры и поздние крестовые походы. Последние крестоносцы на Святой земле"

Это был великий день для армян, которые увидели в этом событии возрождение древнего армянского царства, и он завершил интеграцию княжества Рубенидов в мир франкского Востока. Однако сомнительно, чтобы политика Левона принесла выгоду армянам в целом, ибо она отделила армян древней Великой Армении, родины его народа, от их южных братьев. И после недолгого срока славы киликийским армянам суждено было понять, что в итоге слияние с Западом не принесло им практически никакой пользы.

Архиепископ Конрада прибыл на Восток по причине того, что император Генрих твердо решил выступить зачинателем нового крестового похода. Ввиду преждевременной смерти его отца Фридриха германский вклад в Третий поход оказался ничтожным и ни к чему не привел. Генрих питал амбициозные планы сделать свою империю по-настоящему международной; и его первой задачей, как только он надежно укрепит свои позиции в Европе, должно было стать восстановление престижа Германии в Святой земле. Строя планы великого похода, который поставит все Средиземноморье под его власть, он также договорился о том, чтобы еще до него в путь выступила германская экспедиция, которая должна была прямиком плыть в Сирию. Архиепископ Конрад Майнцский и Адольф, граф Голштейнский, отправились из Бари с большим войском, набранным в основном в Рейнской области и герцогствах Гогенштауфенов. Первые контингенты прибыли в Акру в августе, но их предводители задержались на Кипре до коронации Амори. Герцог Брабантский Генрих со своими людьми двинулся в путь несколько раньше.

Генрих Шампанский встретил их без удовольствия. Он уже знал по собственному опыту, какая это безрассудная глупость – провоцировать никому не нужную войну. Его главными советниками были Ибелины, отчим и братья его жены, и сеньоры Тивериады, пасынки Раймунда Триполийского. Они, верные семейным традициям, рекомендовали ему добиться взаимопонимания с мусульманами и при помощи тонкой дипломатии стравливать сыновей и братьев Саладина друг с другом. Эта политика оказалась успешной, и благодаря ей был сохранен мир, необходимый для возрождения христианского королевства, несмотря на провокации разбойного эмира Бейрута Усамы, которого не могли укротить ни аль-Адиль в Дамаске, ни аль-Азиз в Каире.

Бейрут и Сидон пока еще находились в руках мусульман, отделяя королевство от графства Триполи. В начале 1197 года этот разрыв сократился благодаря возвращению Джебейля. Его вдовствующая госпожа Стефания де Мильи была племянницей Рено Сидонского и обладала таким же талантом договариваться с мусульманами. Благодаря интригам с тамошним курдским эмиром она сумела вновь занять город без единого выстрела и передать его своему сыну.

Германцы же прибыли, твердо намеренные воевать. Не задержавшись, чтобы посоветоваться с правителями Акры, первые новоприбывшие отправились прямиком на мусульманские земли в Галилее. Вторжение переполошило мусульман. Аль-Адиль, которому принадлежала территория, призвал родственников забыть о ссорах и объединиться с ним. Едва только германцы пересекли границу, как стало известно о приближении аль-Адиля. Слухи преувеличили размеры его армии, и, не дожидаясь встречи с ней, германцы в панике бежали в Акру, причем рыцари в спешке бросили своих пеших солдат. Казалось вероятным, что аль-Адиль пойдет на Акру, не встречая сопротивления. Но Генрих по совету Гуго Тивериадского немедленно собрал своих рыцарей и всех боеспособных итальянцев, которых смог найти, чтобы послать подкрепление немецкой пехоте, которая оказалась похрабрее своих вождей и теперь приготовилась твердо стоять перед лицом врага. Аль-Адиль был не готов идти на риск решающего сражения, но не хотел и понапрасну гонять свою армию. Он развернулся на юг и пошел на Яффу. Яффа была хорошо укреплена, но гарнизон ее был невелик, и Генрих не имел возможности его пополнить. Амори де Лузиньян правил городом до того, как перебрался на Кипр. Тогда Генрих предложил поддержать Амори, если он защитит город. Пусть лучше там будут киприоты, чем мусульмане или безответственные немцы. Как только до Амори дошло его предложение, он тут же послал одного из своих баронов по имени Рено Барле взять командование в Яффе на себя и приготовиться к предстоящей осаде. Но Рено был человеком легкомысленным. Вскоре в Яффу пришли вести, что он проводит дни в беззаботных увеселениях и даже не собирается отказывать какое-либо сопротивление аль-Адилю. Поэтому Генрих собрал те войска, которые могла выделить Акра, и обратился к тамошней пизанской общине с просьбой предоставить подкрепления.

10 сентября 1197 года его силы собрались во дворе дворца, и Генрих осматривал их из окна верхней галереи. В этот миг в зал вошли посланцы от пизанской общины. Генрих повернулся к ним навстречу, а потом, забыв, что за его спиной, шагнул назад и выпал прямо в открытое окно. Его карлик Алый стоял рядом и схватил его за одежду. Но Генрих был тяжелый, а карлик – очень легкий. Они вместе рухнули на булыжник и разбились насмерть.

Внезапная гибель Генриха Шампанского повергла в оцепенение все королевство. Его очень любили. Не обладая от природы большими талантами, он благодаря такту, упорству и надежным советникам оказался способным правителем, готовым учиться на собственном опыте. Он сыграл немалую роль в том, чтобы обеспечить дальнейшее существование королевства. Но бароны не могли позволить себе тратить время на траур. Нужно было как можно скорее найти нового правителя, чтобы разобраться с сарацинской угрозой и решить все обычные задачи правительства. Вдова Генриха, принцесса Изабелла была слишком подавлена горем, чтобы взять правление на себя, но, оставаясь наследницей королевской династии, она была ключевой фигурой. Из ее детей от Генриха остались две маленькие девочки, Алиса и Филиппа. Ее дочери от Конрада Монферратского, которую по отцу называли Маркизой, было всего пять лет. Но бароны, признавая ее наследницей, считали своей задачей выбрать ее будущего мужа. К сожалению, им не удалось договориться насчет подходящей кандидатуры. Гуго Тивериадский и его сторонники предложили его брата Рауля. Его род – Фокамберги из Сент-Омера – был одним из самых прославленных во всем королевстве. Но он был беден, его земли в Галилее отняли мусульмане, и к тому же Рауль был младшим сыном. Большинство считало, что ему недостает богатства и престижа. В частности, против его кандидатуры выступали военные ордена. Пока продолжались дебаты, из Яффы пришли вести, что она пала без борьбы. Герцог Брабантский еще раньше отправился ее спасать. Теперь же он повернул к Акре и взял управление на себя. Несколько дней спустя, 20 сентября, с Кипра прибыли Конрад Майнцский и немецкие вожди. Конрад как прелат Западной империи, доверенное лицо императора и друг будущего папы Иннокентия III пользовался огромным авторитетом. Когда он предложил передать трон королю Кипра Амори, никто не возразил, кроме патриарха Аймара Монаха, но собственное духовенство его не поддержало. Выбор казался превосходным. Первая жена Амори Эшива Ибелин недавно умерла, и он мог свободно жениться на Изабелле. Хотя многие сирийские бароны никак не могли забыть, что он из Лузиньянов, по всей видимости, он отказался от всякой партийной политики и выказал себя куда более одаренным человеком, нежели его младший брат Ги. Его избрание порадовало папу, которому казалось разумным соединить Латинский Восток под одной главой. Но у канцлера Конрада были несколько более тонкие мотивы. Амори был обязан своей короной императору Генриху, чьим вассалом он таким образом стал. Следовательно, как король Иерусалимский не должен ли он поставить новое королевство под власть императора? Сам Амори не колебался. Он прибыл в Акру не раньше 1198 года. На утро после приезда его обвенчали с принцессой Изабеллой, а несколько дней спустя патриарх короновал их королем и королевой Иерусалима[20]20
  Роджер Ховеденский (ошибочно называя невесту Мелисентой) говорит, что пару обвенчал и короновал в Бейруте Конрад Майнцский. Вероятно, это была немецкая пропаганда, так как Иннокентий III писал патриарху Аймару, упрекая его за то, что тот сначала отказался разрешить брак как кровосмесительный, а потом и заключил брак, и провел коронацию. С тех пор вошло в обычай короновать королей Иерусалима в соборе Тира.


[Закрыть].

Союз корон не был столь полным, как надеялись папа и имперцы. Амори с самого начала дал всем понять, что два королевства будут управляться раздельно и что ни монеты с Кипра не пойдет на оборону материковых владений. Сам он был единственным, кто связывал обе страны. Кипр был наследственным королевством, и унаследовать его должен был сын Амори Гуго. В Иерусалимском королевстве признавалась передача короны по наследству, но Высокий суд оставлял за собой право назначать короля. Там Амори был обязан своим положением жене. Если он умрет, она может снова выйти замуж, и ее новый муж будет считаться королем. А ее наследницей была ее дочь Мария Монферратская. Даже если она родит Амори сына, вряд ли ребенок от четвертого брака сможет претендовать на первенство перед ребенком от второго. Хотя на самом деле у них выжило две дочери – Сибилла и Мелисенда.

Хотя Амори считал себя фактически только регентом, он был способным и активным правителем. Он убедил Высокий суд присоединиться к нему и пересмотреть конституцию с целью четкого определения королевских прав. В частности, он взял себе за правило советоваться с Раулем Тивериадским, его соперником на трон, которого, как мы знаем, он уважал, но недолюбливал. Рауль был известным знатоком законов, и было вполне естественно попросить его отредактировать Livre au Roi, «Книгу короля», как было названо новое издание законов. Но Амори боялся, что ученость Рауля могут использовать против него. В марте 1198 года, когда король с двором объезжал сады вокруг Тира, к нему галопом подскакали четыре германских всадника и напали на него. Короля спасли, и он серьезно не пострадал. Нападающие отказались сознаться, кто их послал, но Амори заявил, что виновен Рауль, и приговорил его к изгнанию. Рауль, как на то было его право, потребовал суда равных, и тогда брат королевы Жан Ибелин уговорил короля передать дело на рассмотрение Высокому суду, который и постановил, что король поступил неправомерно, изгнав Рауля без следствия. Дело разрешилось только тогда, когда, вероятно благодаря тактичному вмешательству Жана Ибелина, сам Рауль заявил, что отправляется в ссылку добровольно, раз уж он лишился доверия короля, и уехал в Триполи. Этот эпизод показал баронам, что они не смогут безнаказанно противостоять королю, но он же показал и Амори, что он должен соблюдать конституцию.

Амори проводил энергичную и гибкую внешнюю политику. В октябре 1197 года, перед тем как он согласился воссесть на трон, он помог Генриху Брабантскому воспользоваться тем, что мусульмане сосредоточились в Яффе, и непредвиденно прислал к нему экспедицию из немцев и брабантцев, чтобы отвоевать Сидон и Бейрут. Сидон уже был разрушен мусульманами, которые считали его оборону бессмысленной. Когда туда прибыли крестоносцы, они нашли город в руинах. Разбойный эмир Усама в Бейруте, узнав, что аль-Адиль не пришлет ему помощи, решил разрушить свой город. Но он слишком поздно начал. Когда Генрих и его войска подошли к Бейруту, оказалось, что стены уже разобраны, поэтому они с легкостью вошли в город, притом что его основная часть была не тронута, и вскоре его смогли восстановить. Бейрутский лен отдали брату королевы Жану Ибелину. Так как Джебейль уже вернули его христианским сеньорам, королевство снова получило общую границу с графством Триполи. Но побережье вокруг Сидона пока еще не было очищено от врага, который по-прежнему владел половиной окраин.

Воодушевленные своим успехом в Бейруте, германские крестоносцы во главе с архиепископом вознамерились идти на Иерусалим. Сирийские бароны, надеявшиеся восстановить мир с аль-Адилем на основе того, что они уступят ему Яффу и оставят себе Бейрут, напрасно пытались их отговорить. В ноябре 1197 года германцы вошли в Галилею и осадили великую крепость Торон. Таким мощным был их первый приступ, что мусульманский гарнизон вскоре предложил отдать им замок, где в казематах сидело пятьсот пленных христиан, если защитникам гарантируют жизнь и возможность забрать личное имущество. Но архиепископ Конрад настаивал на безоговорочной капитуляции, и франкские бароны, которые очень хотели подружиться с аль-Адилем и боялись, что резня спровоцирует мусульманский джихад, предупредили султана, что германцы не намерены щадить ничьих жизней. Оборона продолжилась с новой силой, и аль-Адиль убедил своего племянника аль-Азиза прислать армию из Египта, чтобы разделаться с захватчиками. Германцы начали уставать и воевали уже не так энергично. Между тем в Акру пришли вести, что в сентябре умер император Генрих VI. Поэтому многие вожди крестоносцев захотели срочно вернуться домой. А когда затем стало известно о гражданской войне в Германии, Конрад и его сподвижники решили бросить осаду. 2 февраля 1198 года с юга подошла египетская армия. Германские рядовые и рыцари были готовы сражаться, как вдруг по войскам внезапно разнесся слух, что канцлер и великие сеньоры бежали.

Наступила общая паника. Вся рать обратилась в бегство и не останавливалась до тех пор, пока не добралась до безопасного Тира. Несколько дней спустя они отправились в обратный путь в Европу. Весь крестовый поход обернулся полным провалом и никак не помог германцам восстановить свой престиж. Однако они помогли вернуть Бейрут франкам и оставили за собой один просуществовавший еще долго институт в виде учреждения ордена тевтонских рыцарей.

Старые военно-религиозные ордена, хотя официально и считались международными, принимали к себе мало немцев. Во времена Третьего похода несколько купцов из Бремена и Любека организовали гостиницу для германцев в Акре по примеру госпиталя Святого Иоанна. Ее посвятили Деве Марии, и она заботилась о немецких паломниках. Прибытие германской экспедиции в 1197 году неизбежно усилило ее значение. Некоторые рыцари-крестоносцы решили не возвращаться в Германию сразу же и взяли за образец орден госпитальеров, возникший за век до того. Организация включила в себя этих рыцарей, а в 1198 году получила признание короля и папы в качестве военного ордена. Вероятно, канцлер Конрад знал, что чисто германский орден может стать весьма полезным в продвижении имперских замыслов, и сам сыграл важную роль в его основании. Вскоре орден получил богатые поместья в Германии и начал приобретать замки в Сирии. Его первым владением стала башня над воротами Святого Николая в Акре, пожалованная Амори на условии, что рыцари отдадут ее назад по приказу короля. Вскоре после этого они купили замок Монфор, который переименовали в Штаркенберг, в холмах, возвышающихся над Тирской лестницей. Орден, подобно тамплиерам и госпитальерам, предоставлял воинов для обороны франкского Востока, но ничуть не облегчал управление королевством.

Сразу после отъезда германских крестоносцев Амори открыл переговоры с аль-Адилем. Аль-Азиз быстро вернулся в Египет, и аль-Адиль, которому не терпелось заполучить в свои руки все наследие Айюбидов, не желал ссориться с франками. 1 июля 1198 года они подписали договор, по которому аль-Адилю доставалась Яффа, а франкам – Джебейль и Бейрут, а Сидон они делили между собой. Договору суждено было продлиться пять лет и восемь месяцев. Он оказался полезным для аль-Адиля, ибо развязал ему руки в ноябре после смерти аль-Азиза для вторжения в Египет и присоединения земель покойного султана. Его усилившееся могущество еще больше настроило Амори в пользу того, чтобы поддерживать с ним мирные отношения, тем более что в Антиохии снова возникли осложнения.

Боэмунд III участвовал в осаде Бейрута и по возвращении решил атаковать Джабалу и Латакию. Но ему пришлось срочно вернуться домой. Прекрасный план, по которому Киликия и Антиохия должны были объединиться в лице его сына Раймунда и его армянской невесты, сорвался с неожиданной смертью Раймунда в 1197 году. Он оставил маленького сына Раймунда-Рубена, которому по праву наследства должна была достаться Антиохия. Но Боэмунд III уже близился к шестидесяти годам и едва ли дожил бы до совершеннолетия внука. Существовала большая опасность того, что в годы регентства при мальчике возобладают его армянские родственники. Боэмунд отослал вдову Алису с ее новорожденным сыном в Армению, возможно потому, что планировал сделать преемником одного из сыновей Сибиллы, а возможно, и потому, что считал, что там им будет безопаснее. Это произошло примерно во время коронации Левона, и Конрад Майнцский, которому не терпелось обеспечить трон Антиохии одному из вассалов его господина и таким образом увенчать свои труды в Акре, поспешил из Сиса в Антиохию, где вынудил Боэмунда созвать баронов и заставить их поклясться в том, что они поддержат Раймунда-Рубена в качестве его преемника.

Лучше бы Конраду было уехать в Триполи. Боэмунд, граф Триполи, второй сын Боэмунда III, был весьма честолюбивым и не особенно щепетильным молодым человеком, который прекрасно разбирался в законах и был способен найти оправдание своим самым вопиющим поступкам. У него были натянутые отношения с церковью. Некогда он поддержал пизанцев, очевидно за деньги, в споре из-за каких-то земель с епископом Триполи, и, когда епископ, Петр Ангулемский, был назначен антиохийским патриархом и выбрал преемника на свое место в Триполи с неканонической спешкой, папа принял его объяснение, что, дескать, при таком правителе, как Боэмунд, церковь не могла рисковать и тянуть с назначением. Боэмунд был твердо намерен обеспечить наследственную передачу Антиохии и сразу же отказался признать действительность присяги, принесенной в пользу Раймунда-Рубена. Ему требовались союзники. На его сторону охотно встали тамплиеры, рассерженные на то, что Левон не отдал им Баграс. Госпитальеров, хотя никогда не стремились сотрудничать с тамплиерами, удалось привлечь рассчитанными дарами. Пизанцев и генуэзцев подкупили обещанием торговых концессий. А самое важное, сама антиохийская коммуна была напугана армянской угрозой и враждебно настроена к любым действиям, которые предпринимали бароны. В конце 1198 года Боэмунд Триполийский вдруг объявился в Антиохии, выдворил своего отца и заставил коммуну принести присягу ему самому.

Но у Левона был один внушительный союзник – папа Иннокентий III. Как бы папство, быть может, ни сомневалось по поводу подчинения армянской церкви Риму, Иннокентий не желал отталкивать от себя нового вассала. От Левона и его католикоса в Рим посыпались глубоко почтительные послания и прошения, и папа не мог их игнорировать. Вероятно, из-за оппозиции церкви молодой Боэмунд позволил своему отцу вернуться в Антиохию, а сам уехал в Триполи; но каким-то образом ему удалось помириться со старым князем, который сделал разворот и примкнул к нему. Тем временем тамплиеры использовали в Риме все свое влияние. Но Левон игнорировал намеки церкви о том, что должен вернуть Баграс ордену, ибо Баграс был стратегически важен для него, если он хотел контролировать Антиохию. Левон пригласил старого князя Боэмунда и патриарха Петра обсудить проблему, но его неуступчивость заставила патриарха склониться на сторону Боэмунда Триполийского. Церковь в Антиохии встала на сторону коммуны и орденов, выступив против армянского наследника. Когда Боэмунд III умер в апреле 1201 года, Боэмунд Триполийский без труда воцарился в городе. Но многие из дворян, помня свою клятву и боясь самодержавных наклонностей Боэмунда, бежали ко двору Левона в Сис.

В ближайшую четверть века христиан Северной Сирии отвлекала война за антиохийское наследство, и задолго до ее окончания обстановка на Востоке радикально переменилась. К счастью, ни сельджукским князьям Анатолии, ни Айюбидам не хватало сил, чтобы начать там завоевательную войну. За смертью сельджукского султана Кылыч-Арслана II последовала долгая война между его сыновьями. Почти десять лет прошло, прежде чем один из младших сыновей, правитель Токата Рукн ад-Дин Сулейман-шах сумел объединить родовые земли. Сельджуки совершили набег на Киликию в 1193 году и потом еще раз в 1201-м, чем отвлекли Левона в критический момент, когда Боэмунд III лежал при смерти. Но когда Рукн ад-Дин смог найти время среди войн с братьями и пришедшими в упадок Данишмендидами, он использовал передышку для нападения на Грузию, чья великая царица Тамара казалась куда более опасной угрозой для ислама, чем какой-либо латинский властелин. В Халебе сын Саладина аз-Захир очень нервничал из-за намерений своего дяди аль-Адиля, чтобы рисковать и предпринимать чужеземные походы. Антиохийцы имели возможность свободно продолжать свои ссоры без какого-либо вмешательства со стороны мусульман. В Акре король Амори взирал на междоусобицу на севере со всевозрастающим нетерпением. Он симпатизировал Левону и юному Раймунду-Рубену, а не воинственному Боэмунду, но никогда не пытался активно ввязываться в их ссору. Главным образом он старался не допустить войны с аль-Адилем. Ходили слухи, что Европа собирает огромный крестовый поход. Пока же он не прибыл, нужно поддерживать мир. Аль-Адиль, со своей стороны, не мог рассчитывать на верность и поддержку своих племянников и кузенов, если только серьезная агрессия христиан не спровоцирует священную войну.

Сохранение мира не всегда давалось легко. В конце 1202 года у Акры пристала фламандская эскадра. Она пересекла Гибралтар под началом шателена Брюгге Жана Нельского. Несколько дней спустя горстка рыцарей во главе с епископом Готье Отенским и графом де Форе прибыла на кораблях из Марселя. За ними последовала другая группа французских рыцарей, приплывших из Венеции, включая Этьена дю Перша, Робера де Монфора и Рено II, графа Дампьерского. Три группы в целом насчитывали всего несколько сотен человек, они составляли крошечную долю великой Христовой рати, которая плыла из Далмации, но вскоре после этого Рено де Монмирай, оставивший это войско в Заре, привез новость о том, что пройдет еще некоторое время, прежде чем экспедиция появится в Сирии, если появится вообще. Подобно всем новоприбывшим, французские рыцари были твердо намерены тут же идти сражаться за Святой Крест. Они ужаснулись, когда король Амори стал убеждать их проявить терпение. Рено Дампьерский оскорбил короля в лицо, назвав его трусом, и, назначив самого себя вождем, уговорил рыцарей пойти на службу к Боэмунду Триполийскому. Они отправились к нему в Антиохию и благополучно прошли через графство Триполи. Но Джабала и Латакия все еще находились в руках мусульман. Эмир Джабалы был человек мирный и поддерживал прекрасные отношения со своими соседями-христианами. Он предложил путникам гостеприимство, но предупредил их, что для того, чтобы благополучно пройти через территорию Латакии, они должны получить охранную грамоту от его сюзерена – аз-Захира Халебского. Он предложил сам написать султану, который выполнил бы эту просьбу, так как был заинтересован в разжигании гражданской войны в Антиохии. Но Рено и его товарищи не желали ждать. Они продолжили путь мимо Латакии, чей эмир, намереваясь исполнить свой долг мусульманина, заманил их в засаду и взял в плен многих из них, а остальных перебил.

Сам Амори иногда позволял себе совершать рейды на мусульман. Когда эмир укрепился возле Сидона и начал грабить христианские поселения на побережье, а аль-Адиль не предложил возместить ущерб, Амори в отместку послал корабли на перехват богатого конвоя из Египта, который плыл в Латакию, и возглавил рейд в Галилею. Аль-Адиль пошел к нему навстречу, но, хотя и дошел до самой горы Фавор, отказался вступать в бой. Так же он не отреагировал агрессией, когда христианский флот вошел в дельту Нила, поднялся выше Розетты и разграбил городок Фува. Примерно в то же время госпитальеры из Крака и Маркаба совершали набеги на Хаму, эмират внучатого племянника аль-Адиля аль-Мансура, хотя и без долговременного успеха.

В сентябре 1204 года Амори и аль-Адиль заключили между собой мирный договор сроком на шесть лет. Видимо, инициатива исходила от Амори. Но аль-Адиль со своей стороны тоже стремился прекратить войну. Возможно, его беспокоило господство христиан на море, но он явно осознавал, что его империя лишь выиграет от возобновления регулярной торговли с сирийским побережьем. Поэтому он был готов не только оставить королю Амори Бейрут и Сидон, но также уступил ему Яффу и Рамлу и упростил условия для паломников, направлявшихся в Иерусалим и Назарет. Для Амори, которому теперь нечего было ждать эффективной помощи с Запада, условия оказались на удивление выгодны. Однако он не долго наслаждался своим возросшим авторитетом. 1 апреля 1205 года он скончался в Акре, объевшись рыбы и недолго промучившись, в возрасте чуть более пятидесяти лет[21]21
  Точная дата указана в письме архиепископа Кесарии. Его маленький сын от королевы Изабеллы умер 2 февраля. Рыбой была белая кефаль.


[Закрыть].

Амори II не был великим королем, но, как и его предшественник Генрих, на собственном опыте научился политической мудрости, которая оказалась чрезвычайно ценна для его бедного королевства, которому со всех сторон грозили опасности; а благодаря своей точности и рассудочности юриста он не только создал конституцию для Кипра, но и многое сделал для сохранения монархии на материке. Как человека его уважали, хотя и не особенно любили. В юности он отличался вздорностью и безответственностью и не терпел возражений. Но отдадим ему должное за то, что он, несомненно, предпочитая остаться королем одного только Кипра, все же взвалил на свои плечи и добросовестно выполнял задачи, возложенные на него вместе со второй короной. После его смерти два королевства разделились. Кипр перешел к его сыну от Эшивы Ибелин Гуго I, мальчику десяти лет. Старшая сестра мальчика Бургонь недавно вышла замуж за Готье де Монбельяра, которому Высокий суд острова доверил регентство. В Иерусалимском королевстве власть автоматически перешла к королеве Изабелле, которая не настолько горевала из-за смерти этого последнего мужа, чтобы не взять управление на себя. Но она сама прожила еще недолго. Дата ее смерти, как и большая часть жизни, покрыта мраком неизвестности. Она остается загадочной фигурой, одной из дам королевского дома Иерусалима, о личности которой до нас ничего не дошло. Ее браки и само ее существование представляли огромную важность. Если бы у Изабеллы были политические амбиции, она могла бы стать фактором влияния в стране; но королева переходила от мужа к мужу, не думая о своих личных желаниях. Мы знаем, что она была красива, но мы вынуждены заключить, что она была беспомощна и слаба.

Изабелла оставила пять дочерей: Марию Монферратскую, Алису и Филиппу Шампанских, Сибиллу и Мелисенду де Лузиньян. Мария, которой на тот момент было тринадцать, унаследовала трон, а Жан Ибелин, сеньор Бейрута, был назначен регентом. То ли его назначила королева перед смертью, то ли выбрали бароны, неизвестно. Но он был очевидным кандидатом. Как старший брат Изабеллы, он был ближайшим родственником девочки – ближайшим родственником мужского пола. Он владел богатейшим леном королевства и был признанным лидером баронов, и в нем сочеталась смелость и мудрость его отца Балиана с греческой тонкостью, унаследованной от матери Марии Комнины. Три года он правил страной дипломатично и мирно, не тревожимый сарацинскими войнами или помехами со стороны новых крестовых походов. Более того, как и предвидел Амори, заключая свой договор с аль-Адилем, теперь ни один западный рыцарь не хотел добровольно отправляться в Палестину. Крестоносцы нашли себе другое раздолье для охоты, побогаче.