Текст книги "Злой гений Нью-Йорка [Дело Епископа]"

Глава IV
ТАИНСТВЕННАЯ ЗАПИСКА

Суббота, 2 апреля, 2 часа пополудни

Маркхэм решительно уселся у большого стола посреди комнаты.

– Не вызвать ли нам обоих слуг, сержант?

Хэс вышел в переднюю и отдал приказание одному из своих людей. Через несколько минут высокий, мрачный человек вошёл точно на шарнирах, и остановился в почтительном ожидании.

– Это лакей, сэр, – объяснил сержант. – Его зовут Пайн.

Маркхэм внимательно рассматривал вошедшего. Ему можно было дать около шестидесяти лет; голова его отличалась неправильной формой, руки и ноги были велики и безобразны. Одежда была аккуратно выглажена, но сидела на нем плохо, высокий крахмальный воротничок был слишком широк. Глаза под седыми густыми бровями были какого-то бледного, водянистого цвета, рот казался щелью на пухлом, нездоровом лице. Несмотря на полное отсутствие физической привлекательности, он производил впечатление ловкого и способного человека.

– Так вы лакей профессора Дилларда? – заговорил Маркхэм. – Как давно вы служите в этом семействе?

– Уже десять лет, сэр.

– Значит, вы поступили сразу после того, как профессор покинул кафедру в университете?

– Думаю, что так, сэр. – Голос Пайна был низок, но звучен.

– Что вам известно о трагедии, разыгравшейся сегодня утром? – Хотя Маркхэм предложил вопрос внезапно, надеясь, вероятно, добиться чего-нибудь этой внезапностью, но Пайн выслушал его с величайшим спокойствием.

– Ничего, сэр. Я и не подозревал, что что-то случилось, пока меня не позвал профессор Диллард из библиотеки и не велел поискать м-ра Сперлинга.

– Значит, он сообщил вам о трагическом случае?

– Он сказал: «М-р Робин убит, поищите м-ра Сперлинга». И больше ничего, сэр.

– Вы уверены, что он сказал убит, Пайн? – вмешался Ванс.

Сначала лакей немного заколебался, взгляд его стал ещё хитрее.

– Да, уверен. «Убит». – Именно так он и сказал.

– А вы видели тело м-ра Робина во время поисков? – продолжал Ванс, рассматривая какой-то рисунок на стене.

Опять он ответил не сразу.

– Да, сэр. Я отворил дверь из подвального помещения, чтобы осмотреть стрельбище, и увидел бедного господина…

– Вас это, конечно поразило, Пайн, – сухо заметил Ванс. – Может быть, вы случайно тронули тело или стрелу, или лук?

Водянистые глаза Пайна на мгновение вспыхнули.

– Конечно нет, сэр… зачем бы я это сделал?

– Правда, зачем? – Ванс тяжело вздохнул. – Но вы видели лук?

Человек покосился, как будто стараясь вызвать в памяти первое впечатление.

– Не могу сказать, сэр. Я не помню.

Ванс, по-видимому, потерял к нему всякий интерес, и Маркхэм возобновил допрос.

– Я слышал, Пайн, что м-р Друккер заходил утром около половины девятого. Вы видели его?

– Да, сэр. Он всегда пользуется подвальной дверью; проходя мимо буфетной, он поздоровался со мною.

– Он вернулся тем же путём?

– Думаю, что так, но я был наверху, когда он уходил. Он живёт в доме за нашим…

– Знаю, – Маркхэм наклонился вперёд. – Кажется, вы впустили м-ра Робина и м-ра Сперлинга сегодня утром?

– Да, сэр, около десяти часов.

– Видели вы их опять или, может быть, слышали что-нибудь из их разговора, когда они ожидали в гостиной мисс Белл?

– Нет, сэр. Большую часть утра я был занят на половине м-ра Арнессона.

– Это на втором этаже, в задней части дома, – посмотрел на Пайна Ванс, – комната с балконом?

– Да, сэр.

– Чрезвычайно интересно… С этого балкона профессор Диллард и увидел впервые тело м-ра Робина. Как же вы не слышали, что профессор входил в комнату? Вы ведь говорили, что в первый раз узнали о трагедии, когда профессор позвал вас из библиотеки и велел отыскать м-ра Сперлинга.

Лицо лакея побелело; я заметил, что пальцы его нервно сжимались и разжимались.

– Я мог выйти на минуту из комнаты м-ра Арнессона, – с усилием объяснял он. – Да, это очень возможно. Вспоминаю, сэр, что я ходил в бельевой чулан…

– О, наверно. – Ванс снова впал в апатию.

Маркхэм курил, сосредоточенно разглядывая середину стола.

– Кто-нибудь другой заходил сегодня, Пайн? – спросил он.

– Никто, сэр.

– И вы не можете дать какого-нибудь объяснения тому, что случилось?

Пайн покачал головой, устремив глаза в пространство.

– Нет, сэр. М-р Робин был весёлый, всеми любимый молодой человек. Он был не из тех, кто внушают мысли об убийстве; если вы понимаете, что я подразумеваю.

Ванс поднял глаза.

– Не могу сказать, чтобы я вполне понимал, что вы подразумеваете, Пайн. А откуда вы знаете, что это не несчастный случай?

– Я ничего не знаю, сэр, – был спокойный ответ. – Но кое-что я понимаю в стрельбе из лука, и я сразу же увидел, что м-р Робин убит охотничьей стрелой.

– Вы очень наблюдательны, Пайн, – заметил Ванс, – и вполне искренны.

Было ясно, что никаких прямых сведений от этого человека добиться нельзя, и Маркхэм быстро отпустил его, приказав Хэсу вызвать кухарку.

Когда та вошла, я сразу же заметил сходство между отцом и дочерью. Это была неопрятная женщина лет сорока, высокая, угловатая, с продолговатым лицом и большими руками и ногами.

После нескольких предварительных вопросов стало ясно, что она вдова, фамилия её Бидл, и пять лет тому назад, после смерти мужа, поступила к профессору Дилларду по рекомендации Пайна.

– В котором часу вы вышли сегодня из дома, Бидл? – спросил её Маркхэм.

– В половине десятого, сэр. – Она, видимо, чувствовала себя неловко. В её голосе звучали тревожные интонации.

– А в котором часу вернулись?

– Около половины первого. Меня впустил вот этот человек, – она злобно посмотрела на Хэса, – и обошёлся со мной как с преступницей.

Хэс улыбнулся.

– Время названо точно, м-р Маркхэм. Она обиделась, что я не пустил её вниз.

Маркхэм неодобрительно покачал головой.

– Знаете вы что-нибудь о том, что произошло здесь утром? – продолжил он, внимательно разглядывая женщину.

– Что же я могу знать? Я ведь была на рынке.

– Видели ли вы м-ра Робина или м-ра Сперлинга?

– За минуту до моего ухода они прошли мимо кухни в комнату для упражнений в стрельбе.

– Слышали вы что-нибудь из их разговора?

– Я не подслушиваю за дверьми.

Маркхэм сердито сжал челюсти и собрался что-то сказать, но Ванс раньше его заговорил с женщиной:

– Следователь думал, что, может быть, дверь была отперта, и вы могли случайно услышать что-нибудь из их разговора, несмотря на ваше похвальное желание не подслушивать.

– Дверь, возможно, и была открыта, но я ничего не слышала, – Неприятным тоном ответила она.

– Значит, вы не знаете, был ли ещё кто-нибудь в клубной комнате?

Глаза Бидл сузились, и она подозрительно посмотрела на Ванса.

– Может быть, и был кто-нибудь, – медленно сказала она. – Да, я как будто слышала голос м-ра Друккера. – Ядовитая нотка послышалась в её голосе, и тень жестокой улыбки появилась на её губах. – Он заходил сегодня рано утром к м-ру Арнессону.

– Он заходил? – Ванс казался удивлённым этим сообщением. – Вы его видели?

– Я видела, как он пришёл, но не заметила, когда он вышел. Он постоянно толчётся тут.

– Толчётся? Вот не подумал бы!.. Да, между прочим, через какую дверь вы вышли, отправляясь на рынок?

– Через парадную. С тех пор, как мисс Белл сделала из подвала клубную комнату, я всегда хожу через парадную дверь.

– Так что сегодня утром вы не входили в комнату для упражнений в стрельбе?

– Нет.

Ванс выпрямился в своём кресле.

– Спасибо за помощь, Бидл. Больше вы нам не нужны.

Когда кухарка вышла, Ванс встал и подошёл к окну.

– Мы тратим силы впустую, Маркхэм, – сказал он. – Ничего мы не добьёмся ни от прислуги, ни от членов семейства. Надо пробить психологическую стену и тогда уже бросаться на приступ. В здешнем семействе у каждого свои сокровенные переживания, и каждый боится, чтобы они не просочились наружу. Каждый говорил меньше, чем знает. Неприятно, но верно. Все, что мы узнали, не связано одно с другим, и если хронологически события не совпадают – значит, они произвольно искажены. Во всех этих россказнях я не нашёл намёка на внутреннюю связь.

– Может быть, в действительности связи нет, – возразил Маркхэм, – но мы никогда не найдём её, если прекратим допросы.

– Ты очень доверчив! – Ванс подошёл к столу. – Чем больше мы задаём вопросов, тем больше мы запутываемся. Даже показание профессора Дилларда не было вполне правдиво. Что-то он скрывает. Арнессон коснулся самого живого места своим вопросом. Ловкий парень этот Арнессон. Затем атлетическая дама с мускулистыми икрами. Она старается выпутать себя и свою компанию, так чтобы и пятнышка на них не осталось.

У Пайна тоже есть что-то на уме. Эта пухлая маска прикрывает много необыкновенных мыслей, но никакими вопросами до них не докопаешься. Какая-то фальшь и относительно его утренних занятий. Он говорил, что провёл все утро в комнате Арнессона, но он явно не знал, что профессор принимал солнечную ванну на балконе Арнессона. И эта его отлучка в бельевой чулан более чем подозрительна. Из показаний Бидл следует, что она терпеть не может слишком общительного м-ра Друккера и постаралась его замешать в дело. Она «думает», что слышала его голос в злополучной комнате. Но кто знает, так ли это? Все это мы и должны разузнать. Следует вежливо поговорить с самим м-ром Друккером…

Послышались шаги на лестнице, и в дверях появился Арнессон.

– Ну, кто же убил Кок-Робина? – спросил он с усмешкой Сатира.

Маркхэм встал с неприветливым видом и уже хотел выразить неудовольствие за неуместное появление, но Арнессон поднял руку.

– Простите, одну минуту. Я пришёл предложить свои услуги благородному делу правосудия, обывательского правосудия, потому что с философской точки зрения никакого правосудия, никакой справедливости не существует. – Он сел против Маркхэма и цинично усмехнулся. – Печальный факт неожиданной кончины м-ра Робина взывает к моей научной натуре. Это интересная проблема, в ней чувствуется математический привкус; ряд точных данных и из них надо определить некоторые неизвестные величины. Я именно тот гений, который способен разрешить эту задачу.

– А как вы будете её решать, Арнессон? – Маркхэм знал и уважал ум и знания этого человека и чувствовал серьёзные намерения под его насмешливым легкомыслием.

– Пока я ещё не составил уравнения. – Арнессон вытащил из кармана старую трубку и любовно вертел её в руках. – Мне всегда хотелось поработать в сыскном деле – ненасытное любопытство физика – и у меня давно уже создалась теория, что математика выгодно приложима к решению пошлых, мелочных вопросов жизни на этой ничтожной планете. В мире существует лишь закон, и я не вижу достаточных причин утверждать, что сущность и положение преступника не может быть открыто таким же способом, каким была открыта планета Нептун, то есть изучением нарушений правильности движения Урана по орбите.

Арнессон замолчал и стал набивать трубку.

– Вот я и хочу применить к этой запутанной чепухе методы открытия Нептуна. Мне нужны данные, и я пришёл просить довериться мне и сообщить факты; организуем некоторое интеллектуальное товарищество. Решая эту проблему, я попутно докажу мою теорию, что математика лежит в основе всякой истины. Согласны?

– Я с удовольствием сообщу вам все, что нам известно, Арнессон, – ответил, помолчав, Маркхэм. – Но я не могу дать обещания сообщать вам обо всем последующем. Может быть, это будет противоречить целям правосудия и затруднять следствие.

Ванс сидел с полузакрытыми глазами: по-видимому, удивительное предложение Арнессона не нравилось ему; но вдруг он резко повернулся к Маркхэму.

– Я не вижу причин препятствовать м-ру Арнессону перевести преступление на язык прикладной математики. Я уверен, что он будет скромен и воспользуется сведениями только для научных целей. А может быть – кто знает – его просвещённая помощь и понадобится нам в этом противоречивом и запутанном деле.

Маркхэм достаточно хорошо знал Ванса, чтобы понять обдуманность его предложения, и я нисколько не был удивлён, когда он повернулся к Арнессону и сказал:

– Хорошо. Мы дадим вам все имеющиеся у нас данные для выработки вашей математической формулы. А что бы вы хотели узнать сейчас?

– Пока ничего. Я знаю то же, что и вы. Когда вы уйдёте, я вытрясу кое-что из Пайна и Бидл, только не откладывайте в сторону того, что я узнаю.

В это мгновение отворилась парадная дверь, и полицейский, карауливший у входа, вошёл в сопровождении какого-то человека.

– Этот человек говорит, что ему надо видеть профессора, – доложил полицейский и, повернувшись к неизвестному, указал движением головы на Маркхэма. – Это следователь. Передайте ему, что вам надо.

Вновь вошедший был, по-видимому, смущён. Этот худощавый, отлично одетый господин, несомненно, принадлежал к высшему обществу. Ему было приблизительно лет пятьдесят, но выглядел он молодо. У него были густые седеющие волосы, заострённый нос и маленький, но не слабый подбородок. Глаза его, над которыми возвышался широкий и высокий лоб, имели удивительное выражение. Это были глаза разочарованного человека, обиженного судьбой, ожесточённого жизнью.

– А, здравствуйте, Арнессон, – сказал он спокойным, приятным голосом. – Надеюсь, ничего дурного?

– Просто смерть, Парди, – ответил тот небрежно. – Буря в стакане воды, как говорит мудрая пословица.

Маркхэму не понравилось это вторжение в его компетенцию.

– Чем могу служить, сэр? – спросил он.

– Надеюсь, я не помешал, – извинился Парди. – Я друг семейства. Я живу как раз напротив и заметил, что произошло что-то необычайное. Я подумал, что, может быть, смогу быть чем-нибудь полезен.

Арнессон тихонько засмеялся.

– Милый Парди, зачем облекать ваше естественное любопытство в тогу риторики?

Парди покраснел.

– Право, Арнессон, – начал он, но Ванс перебил его.

– Вы сказали, мистер Парди, что живёте напротив. Может быть вы заметили что-нибудь особенное сегодня утром в этом доме?

– Кажется, ничего, сэр. Кабинет мой выходит на 75-ю улицу, и я все утро просидел там у окна. Но я все время писал. Когда после ленча я вернулся к своей работе, то увидел толпу, полицейские автомобили и одетого в форму стража у дверей.

Ванс искоса рассматривал его.

– Не заметили ли вы, чтобы кто-нибудь выходил из дома сегодня утром? – спросил он.

Парди медленно покачал головою.

– Никого особенного. Около десяти утра пришли два молодых человека, приятели мисс Диллард, вышла Бидл с рыночной корзинкой. Вот и все, что я запомнил.

– Видели ли вы, как ушли эти молодые люди?

– Не помню. – Парди нахмурил брови. – Мне кажется, что только один из них вышел через ворота на стрельбище. Но это только впечатление.

– В котором часу это было?

– Право, не могу вам сказать. Может быть, через час после его прихода.

– Вы не припоминаете, чтобы кто-нибудь другой входил или выходил сегодня утром?

– Я видел, как вернулась мисс Диллард с тенниса, это было около половины первого, меня как раз позвали завтракать. Она даже помахала мне ракеткой.

– И больше никого?

– Кажется, никого. – В его голосе было несомненное сожаление.

– Один из двух молодых людей убит, – сказал ему Ванс.

– М-р Робин, иначе Кок-Робин, – вставил Арнессон с комической гримасой, которая мне очень не понравилась.

– Боже мой! Какое несчастье! – Парди был искренно поражён – Робин? Чемпион стрелкового клуба мисс Белл?

– Единственное его право на бессмертие. Именно он.

– Бедная Белл! – Что-то в манере Парди заставило Ванса внимательно посмотреть на него. – Надеюсь, что она не очень убита этой трагедией?

– Конечно, она очень драматически отнеслась к ней, – ответил Арнессон. – Для этих случаев существует полиция. Столько волнений из-за такого, в сущности, пустяка. Вся земля покрыта крошечными, движущимися комочками нечистых углеводов, подобных Робину; в общем они носят название «человечество».

Парди грустно и снисходительно улыбнулся, очевидно он был хорошо знаком с циничными выходками Арнессона. Он обратился к Маркхэму.

– Разрешите мне повидать мисс Диллард и её дядю?

– О, конечно, – ответил Ванс, раньше чем Маркхэм пришёл к какому-либо решению. – Вы найдёте их в библиотеке, м-р Парди.

Пробормотав слова благодарности, Парди вышел из комнаты.

– Странное существо, – сказал Арнессон, когда шаги Парди перестали быть слышны. – Куча денег. Живёт как хочет. Единственная страсть – решать шахматные задачи…

– Шахматные задачи? – Ванс с интересом взглянул на собеседника. – Может быть, он и есть Джон Парди, изобретатель гамбита Парди?

– Именно, – лицо Арнессона смешно сморщилось. – Он написал книгу о нем и вообще покровительствовал шахматной игре, устраивал турниры, носился по всему свету, чтобы присутствовать на всяких состязаниях. Его гамбит вызвал сильное волнение в шахматном мире. Парди организовал целый ряд турниров. Это стоило ему больших денег. Конечно, он по мере сил добивался, чтобы играли его гамбитом, но кончилось все кризисом. Все игроки, прибегавшие к его гамбиту, проигрывали. Это был ужасный удар для Парди. Он посыпал снегом его голову и лишил эластичности его мускулы. Теперь он надломленный человек.

– Я знаю историю этого гамбита, – прошептал Ванс, задумчиво рассматривая потолок. – Я сам его употреблял, Ласкер выучил меня…

Полицейский снова появился в дверях и сделал знак Хэсу. Сержант быстро встал и вышел в переднюю. Через минуту он вернулся с небольшим листком бумаги в руках.

– Вот какая штука, сэр, – сказал он, подавая её Маркхэму. – Полицейский у наружных дверей сейчас увидел, что из почтового ящика торчит бумажка, и взял её, чтобы посмотреть. Что вы думаете, сэр, об этом?

Маркхэм с недоумением рассматривал её некоторое время и без единого слова передал Вансу. Я встал и посмотрел через его плечо. Это была почтовая бумага обычного размера, сложенная так, чтобы её можно было опустить в ящик для писем. На ней бледно-синими чернилами было отпечатано на машинке крупными буквами несколько строк.

Первая строка гласила:

«Джозеф Кокрейн умер».

На второй стоял вопрос:

«Кто убил Кок-Робина?»

А внизу было напечатано:

«Сперлинг значит воробей».

В нижнем правом углу, на месте подписи, стояло слово, отпечатанное прописными буквами:

ЕПИСКОП

Глава V
ЖЕНСКИЙ КРИК

Суббота, 2 апреля, 2 часа 30 минут пополудни

Поглядев на странную записку с не менее странной подписью, Ванс достал монокль и стал его неторопливо прилаживать, что всегда являлось признаком сдерживаемого интереса; через монокль он снова внимательно прочёл её и передал Арнессону.

– Вот ценный фактор для вашего уравнения.

Арнессон бегло взглянул на записку и с кислой гримасой положил её на стол.

Я уверен, что духовенство тут ни при чем. Оно ведь ужасно ненаучно. Их математикой не проберёшь. Епископ… – раздумывал он. – Я не знаю ни одного епископа. Думаю, что я выброшу эту абракадабру из моих вычислений.

– Если вы это сделаете, м-р Арнессон, – серьёзно возразил Ванс, – то ваше уравнение обратится в пепел и разлетится по ветру. Мне, наоборот, это послание кажется весьма значительным. В самом деле, я думаю, если вы разрешите высказать мнение непосвящённому, что это пока единственная самая математическая вещь в данном процессе. Она исключает всякую случайность. Это некая постоянная, управляющая всеми уравнениями.

Хэс с ясно выраженным отвращением смотрел на бумагу.

– Какой-нибудь безумец написал это, м-р Ванс, – заявил он.

– Несомненно безумец, сержант, – согласился Ванс. – Но не отвергайте того факта, что этот безумец мог знать много интересных, интимных подробностей. Вспомните, что второе имя м-ра Робина было Кокрейн, что он убит стрелою из лука, и во время его смерти где-то вблизи находился м-р Сперлинг. Кроме того, этот хорошо осведомлённый безумец предвидел убийство, потому что эта бумажка брошена в ящик для писем до появления на сцене вас и ваших людей.

– Если только он не был одним из зевак на улице, бросившим записку, когда полицейский повернулся спиной.

– А сначала сбегал домой и аккуратно отпечатал своё сообщение на машинке, да? – Ванс с грустной улыбкой покачал головой. – Нет, сержант, боюсь, что ваше предположение не подойдёт.

– Так что же это, черт возьми, значит? – спросил Хэс.

– Не имею ни малейшего представления. – Ванс зевнул и встал. – Пойдём, Маркхэм, поговорим немного с этим м-ром Друккером, которого так ненавидит Бидл.

– С Друккером! – с удивлением воскликнул Арнессон. – А он здесь при чем?

– М-р Друккер заходил сегодня сюда утром, чтобы повидаться с вами, – объяснил Маркхэм, – и вполне возможно, что он встретил здесь Робина и Сперлинга. – Он ненадолго остановился. – Угодно вам пойти с нами?

– Нет, спасибо, – Арнессон выбил трубку и встал. – Мне ещё надо просмотреть целую кучу студенческих работ. Думаю, что вам лучше было бы взять с собою Белл: леди Мэй немного чудаковата.

– Леди Мэй?

– Виноват. Забыл, что вы её не знаете. Мы все зовём её леди Мэй, так, из вежливости. Старушке это нравится. Я говорю о матери Друккера. Странная личность, – Он покрутил пальцем у виска. – Немного тронулась, но совершенно безопасна. Уверена, что солнце всходит и заходит только для Друккера. Возится с ним, точно с младенцем. Печальное положение… Да, так возьмите с собой лучше Белл. Леди Мэй её любит.

– Хорошая мысль, м-р Арнессон, – сказал Ванс – Вам не составит труда спросить мисс Диллард, не будет ли она так добра пойти с нами?

– Ну конечно, – сказал Арнессон и с улыбкой пошёл наверх.

Через несколько минут мисс Диллард присоединилась к нам.

– Сигурд сказал мне, что вы хотите видеть Адольфа. Он, конечно, не будет иметь ничего против, но бедная леди Мэй волнуется от малейших пустяков…

– Надеюсь, мы не взволнуем её, – успокоительно сказал Ванс – Но, видите ли, м-р Друккер был здесь утром, и кухарка говорит, что она как будто слышала, как он разговаривал с м-ром Робином и м-ром Сперлингом в стрелковой комнате. Может быть, он и поможет нам.

– Наверное, если только сможет, – пылко ответила молодая девушка. – Но вы, пожалуйста, будьте осторожны.

– В её голосе были просительные, защищающие интонации, и Ванс с любопытством посмотрел на неё.

– Расскажите нам что-нибудь о миссис Друккер. Почему мы должны быть с ней так осторожны?

– Жизнь её была так трагична, – объяснила Белл. – Когда-то она была великой певицей. Не второстепенной артисткой, а настоящей примадонной с блестящей карьерой впереди. Она вышла в Вене замуж за известного критика Отто Друккера, а через четыре года родился Адольф. Когда ребёнку было два года, она уронила его на Пратере, и с этого момента вся её жизнь изменилась. Спина у Адольфа была повреждена, и он стал калекой. Это разбило сердце леди Мэй. Она считала себя виновницей несчастья, бросила сцену и посвятила себя уходу за сыном. Через год, когда муж её умер, она переехала в Америку, где жила в девичестве, и купила дом, в котором они теперь живут. Вся её жизнь сосредоточилась на Адольфе, ставшем горбуном. Она пожертвовала ради него всем и ухаживает за ним, как за ребёнком… – тень пробежала по её лицу. – Иногда я думаю, да и все так думают, что он и в самом деле ребёнок. Она впала в болезненное состояние, болезнь её – ужасная, потрясающая материнская любовь, безумие нежности, как говорит дядя. За последнее время она стала особенно странной. Я часто заставала её с руками, прижатыми к груди, точно она держала ребёнка: при этом она тихонько напевала старинные немецкие колыбельные песни… И она стала ужасно ревнивой, ревнует его ко всем. На прошлой неделе я пошла навестить её вместе с м-ром Сперлингом, – мы часто её навещаем, она такая одинокая, несчастная. Она свирепо посмотрела на него и сказала: «А почему же он не калека?» – Девушка замолчала и посмотрела на нас.

– Теперь вы понимаете, почему я просила вас быть осторожнее? Леди Мэй может подумать, что мы пришли с дурными намерениями относительно Адольфа.

– Без нужды мы не станем увеличивать её страданий, – сочувственно сказал Ванс. – А где расположена комната миссис Друккер?

Девушка изумлённо взглянула на него и тотчас же ответила:

– В западной части дома. Из её балконного окна видно наше стрельбище.

Ванс вынул портсигар и тщательно выбрал папиросу.

– А она часто сидит у окна?

– Очень часто. Леди Мэй всегда смотрит, когда мы упражняемся в стрельбе. Я уверена, что ей тяжело смотреть на это, потому что Адольф недостаточно силён для стрельбы. Он пробовал несколько раз, но сейчас же уставал и теперь совсем перестал упражняться.

– Она, возможно, потому и смотрит на вас, что это её мучает, самоистязание, знаете ли… Большое несчастье быть в таком положении, – Ванс говорил ласково, что для знающего его натуру было несколько удивительно. – Может быть, – прибавил он, – было бы лучше зайти сначала на минуту к миссис Друккер. Наш визит, вероятно, не так бы её испугал. Без ведома м-ра Друккера можно пройти в её комнату?

– Да, конечно. – Идея эта понравилась молодой девушке. – Мы можем пройти через чёрный ход. Кабинет Адольфа находится в передней части дома.

Миссис Друккер сидела у большого окна на старинной кушетке, вся обложенная подушками. Мисс Диллард поздоровалась с ней и нежно поцеловала её в лоб.

– У нас в доме произошёл ужасный случай сегодня утром, леди Мэй, – сказала она, – и эти джентльмены пожелали навестить вас. Я предложила проводить их. Вы не сердитесь?

Бледное, трагическое лицо миссис Друккер было повёрнуто к окну, но, когда мы вошли, выражение ужаса застыло на нем. Это была высокая, чрезвычайно худая женщина; кисти её рук, лежавшие на ручках кресла, были испещрены жилами и морщинами, как лапы сказочных птиц. Лицо её так же было измождено и покрыто глубокими морщинами, но она не выглядела отталкивающе. Украшали лицо ясные и живые глаза, прямой нос. Хотя ей, вероятно, было далеко за шестьдесят, волосы у неё были тёмные и густые.

Несколько минут она не двигалась и не говорила. Наконец, руки её медленно сжались, и губы раздвинулись.

– Что вам нужно? – раздался низкий звучный голос.

– Миссис Друккер, – начал Ванс, – как уже мисс Диллард сообщила вам, в их доме сегодня утром произошла трагедия; так как из вашего окна хорошо видно стрельбище, мы подумали, что, может быть, вы видели что-нибудь и поможете нам в нашем расследовании.

Насторожённость заметно ослабела, но прошло несколько минут, прежде чем она заговорила.

– А что же случилось?

– М-р Робин убит. Вы знали его?

– Стрелок, чемпион Белл? Да, я его знала. Сильное, здоровое дитя, натягивал лук и не утомлялся. – Кто его убил?

– Не знаем. – Несмотря на свою небрежную манеру, Ванс рассматривал её очень внимательно. – Но так как он убит на стрельбище, которое хорошо видно из вашего окна, мы надеемся на вашу помощь.

Веки миссис Друккер опустились, и она, точно с удовлетворением, сложила руки.

– Вы уверены, что он убит на стрельбище?

– Мы его там нашли, – ответил Ванс.

– А чем же я могу помочь вам?

– Вы никого не видели сегодня утром на стрельбище? – спросил Ванс.

– Нет, – быстро ответила она, – Я не видела никого. Я даже не смотрела туда сегодня.

Ванс встретился с ней глазами и вздохнул.

– Очень жаль, – пробормотал он. – Если бы вы выглянули из окна сегодня утром, весьма возможно, что вы увидели бы трагедию… М-р Робин убит стрелою из лука, и, по-видимому, преступление было совершено без всяких мотивов.

– Вы знаете, что он убит стрелою из лука? – спросила она, и лёгкая краска выступила на её пепельных щеках.

– Таково мнение врача. В его сердце была стрела, когда мы его нашли.

– Конечно. Это ведь совершенно натурально?.. Стрела в сердце Робина! – она сказала это надменно, с каким-то странным взглядом.

Наступило напряжённое молчание, и Ванс пошёл к окну.

– Вы разрешите посмотреть?

– Нет, нет! Оттуда ничего не видно, только деревья на 76-й улице и часть диллардовского двора. Кирпичная стена напротив действует так угнетающе. Когда не было этого высокого дома, был чудесный вид на реку.

Ванс задумчиво смотрел на стрельбище.

– Да, – произнёс он, – если бы вы были у окна сегодня утром, вы увидели бы, что случилось. От вас хорошо видно стрельбище и дверь в подвальный этаж… Жалко! – Он посмотрел на часы. – Ваш сын дома, миссис Друккер?

– Мой сын! Дитя моё! Что вам от него надо? – Голос её стал жалобным, глаза с ненавистью устремились на Ванса.

– Ничего особенного, – сказал успокоительно Ванс. – Может быть, он видел кого-нибудь на стрельбище…

– Никого он не видел. Он не мог никого видеть, потому что его не было здесь. Он вышел рано утром и до сих пор не вернулся!

Ванс с состраданием посмотрел на неё.

– Его не было все утро? Вы знаете, где он был?

– Я всегда знаю, где он, – с гордостью ответила миссис Друккер. – Он ничего не скрывает от меня.

– Он сказал вам утром, куда идёт? – мягко настаивал Ванс.

– Конечно. Но сейчас я забыла. Дайте мне подумать… – длинные её пальцы стучали по ручкам кресла, глаза беспокойно бегали. – Не могу припомнить. Но я спрошу его, как только он вернётся.

Мисс Диллард смотрела на неё с возрастающим недоумением.

– Но, леди Мэй, Адольф был у нас сегодня утром. Он приходил к Сигурду.

Миссис Друккер выпрямилась.

– Ничего подобного! – вскрикнула она, глядя почти с ненавистью на девушку. – Адольф должен был идти куда-то в город. Он и близко не был к вашему дому, я знаю, что не был. – Глаза её сверкали, она вызывающе смотрела на Ванса.

Наступил тяжёлый момент, но дальнейшее было ещё тягостнее.

Дверь тихо отворилась, и мгновенно руки миссис Друккер протянулись вперёд.

– Мой маленький мальчик, мой бэби! – закричала она. – Иди сюда, милый.

Но вошедший остался на месте. Он щурил на нас свои блестящие глаза как человек, проснувшийся в незнакомом месте. Ростом Адольф Друккер еле достигал пяти футов. У него был обычный для горбунов вид: тонкие ноги, а размеры искривлённого туловища увеличивались большой куполообразной головой. Но лицо его поражало интеллигентностью, страстной пугающей одержимостью. Профессор Диллард считал его математическим гением, никто не сомневался в его эрудиции.

– Что все это значит? – спросил он тонким, дрожащим голосом. – Это ваши знакомые, Белл?

Девушка начала было говорить, но Ванс жестом остановил её.

– Дело в том, м-р Друккер, – начал он, – что рядом с вами разыгралась трагедия. Это м-р Маркхэм, участковый следователь, и сержант Хэс из департамента полиции. По нашей просьбе мисс Диллард привела нас сюда, чтобы расспросить вашу мать, не видела ли она чего-нибудь необычного сегодня утром на стрельбище. Трагедия произошла как раз у подвальной двери диллардовского дома.

Друккер выставил вперёд подбородок.

– Трагедия? Какая трагедия?

– М-р Робин убит стрелою из лука.

Лицо Друккера судорожно задвигалось.

– Робин убит? Убит ?.. В котором часу?

– Вероятно, между одиннадцатью и двенадцатью.

– Между одиннадцатью и двенадцатью? – Друккер быстро взглянул на мать. Он как будто начинал волноваться, его большие плоские пальцы теребили края куртки. – Что ты видела? – Его глаза засверкали, когда он устремил их на мать.