Текст книги "Злой гений Нью-Йорка [Дело Епископа]"

Глава XIV
ШАХМАТНАЯ ИГРА

Вторник, 12 апреля, 11 часов 30 мин. утра

По дороге к дому Дилларда я решил, что сейчас должны быть наведены справки о том, где провело ночь каждое лицо, хоть сколько-нибудь связанное с этой драмой.

– Не надо только сообщать о случившемся с миссис Друккер, – предупредил Ванс. – Наш полуночный странник, оставивший епископа у дверей, вовсе не желал, чтобы мы знали о его визите. Он был уверен, что бедная дама от страха не решится нам сообщить об этом.

– Я склонён думать, – возразил Маркхэм, – что ты приписываешь епископу слишком большое значение.

– Милый мой! – Ванс остановился и положил обе руки на плечи Маркхэма. – Поэзия души твоей обратилась в прозу. Я же даю полную свободу воображению и говорю тебе, что епископ у дверей миссис Друккер – отчаянный поступок отчаявшегося человека. Это предупреждение.

– Ты полагаешь, что она знает что-то?

– Я думаю, что она видела тело Робина на стрельбище. А кроме того, я думаю, что она видела кое-что другое и отдала бы жизнь, чтобы не видеть этого другого.

Когда мы проходили мимо стрелковой комнаты, дверь в подвальный этаж открылась, и Белл Диллард, встревоженная, предстала перед нами.

– Я видела, как вы шли по стрельбищу, – заговорила она торопливо, обращаясь к Маркхэму. – Больше часа я ожидала вас, звонила вам. Случилось нечто странное. Сегодня утром, по дороге к леди Мэн, я выдвинула ящик с инструментами… и револьвер снова лежал там. Она с трудом переводила дыхание. – М-р Маркхэм, кто-то подходил сегодня ночью к этому ящику.

На Хэса это сообщение подействовало как электрический ток.

– Вы трогали его? – возбуждённо спросил он.

– Конечно, нет…

Хэс бросился в комнату и выдвинул ящик. Маленький револьвер лежат рядом с большим. Он посмотрел его на свет и подул в дуло.

– Одна камера пустая, – довольно заявил он – И стреляли совсем недавно.

Он небрежно завернул револьвер в носовой платок и положил себе в карман.

– Неужели вы допускаете, сержант, – спросил Ванс, – что джентльмен, которого мы ищем, вытер лук и стрелу, но оставил следы своих пальцев на револьвере?

Он повернулся к Белл Диллард.

– Мы собственно пришли к профессору и м-ру Арнессону. Но кое о чем мы хотели бы поговорить и с вами. У вас есть ключ от задней двери друккеровского дома?

Она посмотрела на него изумлённо.

– Да, уже несколько лет. Ведь я бегаю взад и вперёд, а это избавляет миссис Друккер от беспокойства…

– Нам интересно знать, не употреблялся ли этот ключ кем-нибудь, кто не имеет на это права?

– Это невозможно, я никогда не давала его никому. Он всегда в моей сумочке.

– Известно кому-нибудь, что у вас есть ключ от друккеровского дома?

– Я думаю, что да. – Она, видимо, была в недоумении.

– Может быть, вы упомянули об этом при посторонних?

– Может быть, только я не могу припомнить такого случая.

– А вы уверены, что ключ и теперь у вас?

Она испуганно посмотрела на Ванса и взяла со стола маленькую кожаную сумочку. Раскрыв её, она пошарила во внутреннем карманчике.

– Здесь! – объявила она с видимым облегчением. – Там, где я его всегда держу. Почему вы меня спрашивали об этом?

– Нам важно знать, кто имел доступ в дом Друккеров, – ответил Ванс, а потом быстро спросил: – Не могло ли случиться, что сегодня ночью ключа у вас не было, нельзя ли было вынуть его из сумочки так, чтобы вы не знали об этом?

На её лице появилось выражение страха.

– Да что же случилось? – начала она, но Ванс перебил её.

– Пожалуйста, не беспокойтесь, мисс Диллард. Скажите мне только, мог кто-нибудь взять этот ключ у вас сегодня ночью?

– Никто, – беспокойно ответила она. – Вчера в восемь часов вечера я уехала в театр, и сумочка все время была у меня на руке.

– Когда вы последний раз пользовались ключом?

– Вчера после обеда. Я бегала узнавать, как чувствовала себя миссис Друккер, и пожелать ей спокойной ночи.

Ванс слегка нахмурился.

– Вы пользовались ключом вчера после обеда, – повторил он. – И весь вечер не расставались с сумочкой. Правильно, мисс Диллард?

Девушка кивнула.

– Даже во время представления сумочка лежала у меня на коленях.

Ванс задумчиво посмотрел на сумочку.

– Значит, конец роману с ключом. А теперь опять пойдём надоедать вашему дяде.

– Дяди нет дома. Он ушёл на длительную прогулку по аллее.

– М-р Арнессон не вернулся ещё из университета?

– Нет, но он придёт к ленчу. У него по вторникам нет лекций после полудня.

– Ну так мы пока побеседуем с Бидл и Пайном. Я думаю, что для миссис Друккер было бы очень полезно, если бы вы навестили её.

Молодая девушка с лёгким поклоном прошла через подвальную дверь.

Хэс тотчас же отыскал Бидл и Пайна, но от них нельзя было получить никаких сведений. Оба легли спать в десять часов. Комнаты их были на четвёртом этаже; они даже не слышали, когда мисс Диллард вернулась из театра. Ванс спросил, не слышали ли они шума на стрельбище, и сообщил им, что дверь друккеровского дома с шумом захлопнулась около полуночи. Но оба они спали в это время. Их отпустили с предупреждением, чтобы они никому не говорили, о чем их расспрашивали.

Через пять минут вернулся профессор, и, несмотря на своё удивление при виде нас, приветствовал нас дружески.

– Ну хоть раз, Маркхэм, вы выбрали такое время, когда я не поглощён работой. Пойдём в библиотеку для инквизиции – там удобней, – и он повёл нас наверх и, когда мы уселись, предложил нам по рюмке портвейна, который достал из шкафа.

– Жаль, что нет Друккера, он очень любит мой портвейн. Бедный малый. Его ум точно костёр, пожирающий его тело. Если бы его физические силы равнялись силе его ума, он был бы одним из величайших в мире физиков… Но вы, наверно, пришли сюда не для разговоров о Друккере. Чем я могу быть вам полезен, Маркхэм? Может быть, вы принесли какие-нибудь новости?

– К сожалению, у нас нет никаких новостей. Мы опять пришли просить о помощи… – Маркхэм не знал, как продолжать, и снова Ванс стал задавать вопросы.

– Положение со вчерашнего дня несколько изменилось. Наше следствие значительно облегчилось бы, если бы мы точно знали, куда и кто из членов вашего семейства выходил сегодня ночью.

Профессор удивлённо посмотрел, но просто сказал:

– Это очень легко установить. О каких членах семьи вы говорите?

– О всех вообще, – поспешил ответить Ванс.

– Хорошо, подождите… – Он взял трубку и стал набивать её табаком.

– Белл, Сигурд и я обедали втроём в шесть часов. В половине восьмого пришёл Друккер, а немного спустя Парди. В восемь часов Белл и Сигурд уехали в театр, а в половине одиннадцатого ушли Друккер и Парди. Около одиннадцати я запер дом и отпустил Бидл и Пайна. Вот и все, что я могу сказать вам.

– Мисс Диллард и м-р Арнессон вместе поехали в театр?

– Да. Сигурд редко бывает в театре, но если бывает, то всегда берет с собой Белл. Большей частью на пьесы Ибсена. Американское воспитание нисколько не уменьшило его восхищения всем норвежским. В сердце он сохранил верность своей родине.

– Вчера они тоже были на пьесе Ибсена?

– Да, кажется они смотрели «Росмерсхольм».

– Вы видели м-ра Арнессона или мисс Диллард, когда они вернулись из театра?

– Нет, они вернулись, по-моему, очень поздно. Белл сегодня утром сказала, что они ужинали в ресторане. Но Сигурд сейчас вернётся, и от него вы узнаете все подробности.

– Будьте так добры, сэр, – продолжал Ванс, – расскажите нам все обстоятельства, связанные с пребыванием здесь м-ра Друккера и м-ра Парди вчера после обеда.

– Ничего необыкновенного в их посещении не было. Они часто заходят сюда по вечерам, Друккер заходил поговорить о своей работе; но когда пришёл Парди, мы прекратили этот разговор.

– М-р Друккер или м-р Парди видели мисс Диллард до её отъезда в театр?

Профессор вынул трубку изо рта, и на лице его появилось неприятное выражение.

– Я не вижу причин, – резко заговорил он, – почему я должен отвечать на подобные вопросы. Но все-таки, – прибавил он более снисходительно, – если подробности моей домашней жизни могут быть вам полезны, я, конечно, охотно вам их сообщу. Да, и Друккер и Парди видели Белл вчера вечером. Мы все, включая Сигурда, посидели здесь с полчаса. Поговорили об Ибсене.

– Значит, в восемь часов м-р Арнессон и мисс Диллард уехали, оставив вас с Парди и Друккером.

– Совершенно верно.

– А в половине одиннадцатого ушли Парди и Друккер. Они ушли вместе?

– По лестнице они шли вместе, – ответил довольно кисло профессор. – Друккер, кажется, пошёл домой, а у Парди было свидание в шахматном клубе. Друккер нездоров. – Голос Профессора звучал как-то особенно. – Вчера вечером он говорил, что очень устал, и, придя домой, сразу же ляжет в постель.

– Да, все так и есть, – прошептал Ванс. – Несколько минут тому назад он сказал нам, что встал сегодня в шесть часов утра.

– Нисколько не удивлён. Раз какая-нибудь проблема овладела его умом, он будет работать над нею непрерывно. Было время, когда я боялся за его рассудок.

Ванс почему-то прекратил разговор на эту тему.

– Вчера, вы говорите, у м-ра Парди было свидание в шахматном клубе? Не сказал ли он вам, какого характера?

– Он говорил об этом целый час. Джентльмен по фамилии Рубинштейн – шахматный гений, посетивший наше отечество, – пригласил его на три показательных партия. Первую он проиграл, вторую затянул, но надеялся вчера ночью выиграть.

– Да, для Парди была бы большая честь обыграть Рубинштейна. Несмотря на свой гамбит, Парди никогда не был признан маэстро. Вы слышали, чем кончилась вчерашняя партия?

– Нет, – ответил профессор, – я не спрашивал. Но думаю, что он проиграл. Друккер указывал ему на слабые стороны его положения.

Ванс наклонился над столом и погасил свою папиросу. Потом он встал и беззаботно подошёл к шахматному столу, стоявшему в углу.

– Вы говорите, что Парди обсуждал свою позицию вот на этой доске, когда к нему подошёл Друккер?

– Именно так, – профессор говорил с вынужденной любезностью. – Друккер сидел и изучал его ходы. Он хотел сделать замечание, но Парди попросил его ничего не говорить. Через четверть часа Парди убрал фигуры, и только тогда Друккер сказал ему, что его игра проиграна.

Ванс рассеянно водил пальцами по доске, а потом взял из ящика две или три фигуры и снова бросил их обратно, точно забавляясь ими.

– Вы не помните, что именно сказал м-р Друккер?

– Я не был особенно внимателен, но, насколько я помню, Друккер сказал, что Рубинштейн очень медлительный и осторожный игрок и неизбежно откроет слабое место в позиции Парди.

– Эта критика не рассердила м-ра Парди?

– Очень рассердила. У Друккера неприятная манера спорить, а Парди сверхчувствителен, когда дело идёт о шахматах. Он дошёл до белого каления от издевательств Друккера.

Мы ещё немного посидели. Маркхэм все извинялся перед профессором за беспокойство, причинённое ему нашим визитом. Ему не понравились приставания Ванса насчёт деталей шахматной партии Парди и, спустившись в гостиную, он высказал это Вансу. Тот лукаво ответил:

– В моей болтовне был известный метод. Я болтал – и я узнал…

– Что ты узнал? – резко спросил Маркхэм.

– Я узнал, что в ящике с шахматами не хватает чёрного епископа, и что найденная у дверей миссис Друккер фигура вполне подходит к тем, которые я видел здесь.

Глава XV
БЕСЕДАС ПАРДИ

Вторник, 12 апреля, 12 часов 30 минут пополудни

Сообщение это потрясло Маркхэма. В это время дверь в передней отворилась, и лёгкие шаги стали приближаться к гостиной, Белл Диллард, возвращаясь от миссис Друккер, появилась в дверях. У неё было смущённое лицо и, остановив взгляд на Маркхэме, она спросила:

– Что вы сказали Адольфу сегодня утром? Он в ужасном состоянии. Ходит и пробует все двери и окна, точно ожидает нападения разбойников; он испугал бедную Грету, приказав ей заложить дверь на засов сегодня ночью.

– Значит, он предупредил миссис Мендель? – вмешался Ванс.

Взор девушки быстро обратился на него.

– Да, но он ничего не хочет объяснить мне. Он так возбуждён и так таинствен. А самое странное в его поведении, что он близко не подходит к матери. Что это значит, м-р Ванс? Мне кажется, что произойдёт что-то ужасное.

– Не знаю, что это значит. – Ванс говорил тихо и грустно. – Я даже боюсь сделать попытку объяснить… Мы должны ждать. Как вы нашли миссис Друккер?

– Ей, по-видимому, гораздо лучше. Но все-таки что-то её мучает. Она все время говорила об Адольфе и спрашивала, не заметила ли я в нем чего-нибудь особенного.

– При теперешних обстоятельствах это совершенно естественно, – ответил Ванс, – но переменим разговор. Я слышал, что вчера вечером, перед отъездом в театр, вы провели полчаса в библиотеке. Скажите мне, где была ваша сумочка в течение этого времени?

– Когда я вошла в библиотеку, я положила её вместе с моим манто на столик у двери.

– Это была та же сумочка с ключом?

– Да.

– Так что в течение получаса сумочка лежала на столе, а потом весь вечер вы держали её при себе. А сегодня утром?

– До завтрака я гуляла, и она была со мною. Потом я оставила её на решётке для шляп в передней, и она была там, может быть, час. Когда я пошла в десять часов к леди Мэй, то взяла её с собой. В это время я узнала, что револьвер опять на месте, и отложила свой визит. Сумочка оставалась в стрелковой комнате до вашего прихода, а с тех пор она все время при мне.

Ванс задумчиво поблагодарил её.

– Теперь, когда странствования вашей сумочки прослежены, постарайтесь все о ней забыть. Вы вчера ужинали в ресторане, говорил ваш дядя. Значит, вы поздно вернулись домой?

– Я никогда не возвращаюсь очень поздно, когда бываю где-нибудь с Сигурдом. Мы вернулись в половине первого.

Ванс с улыбкой встал.

– Теперь мы пойдём к м-ру Парди, может, он просветит нас. Кажется, он всегда дома в это время?

– Наверно. Он только что был здесь и сказал, что пойдёт домой.

Мы уже хотели выйти, как вдруг Ванс остановился.

– Мисс Диллард, я забыл спросить одну вещь. Как вы могли узнать, что вернулись домой в половине первого? Я заметил, что вы не носите часов.

– Сигурд мне сказал, – ответила она.

В эту минуту дверь с улицы отворилась, и вошёл Арнессон. С насмешливым изумлением он посмотрел на нас, а потом увидел Белл.

– Сестричка-то, – заговорил он шутливо, – попала в лапы полицейских. О чем конклав? Блестящий юноша, убитый своим завистливым профессором и тому подобное? Надеюсь, вы не подвергли нашу Диану-охотницу испытаниям на учёное звание?

– Ничего подобного, – сказала девушка.

Когда она исчезла, Арнессон обратился к Маркхэму.

– Ну, какие благие вести вы принесли? Ничего нового о последней жертве? А мне так не достаёт этого мальчика. Он пошёл бы далеко. Позор, что его назвали Джонни Спригг.

– Нам нечего сказать, Арнессон, – прервал его Маркхэм, раздражённый его легкомысленной болтовнёй, – положение осталось прежним.

– Пришли со светским визитом? Может быть, останетесь на ленч?

– Наше право, – холодно сказал Маркхэм, – вести следствие, как мы находим нужным. Мы не обязаны следовать вашим советам.

– Значит, случилось что-то досадное, – саркастически сказал Арнессон. – Я думал, что меня приняли в сотрудники, но вижу, что меня держат впотьмах. Увы! – и он вздохнул с напускной печалью.

Ванс подошёл ближе и заговорил.

– Действительно, Маркхэм, м-р Арнессон совершенно прав. Мы согласились работать вместе, и он может быть полезен нам только в том случае, если будет знать все факты. Я уверен в его скромности, – и Ванс подробно рассказал историю с миссис Друккер.

Арнессон слушал с жадным вниманием.

– Действительно, это жизненный фактор в нашей проблеме, – наконец заговорил он. – Зачем этот Епископ явился к леди Мэй?

– Она вскрикнула как раз в момент смерти Робина.

– Ага, понимаю! Она увидела Епископа из окна, а потом он уселся на ручке её двери в знак предупреждения, что она должна молчать.

– Может быть и так… Теперь у вас достаточно данных, чтобы вывести формулу?

– Можно посмотреть на этого чёрного епископа? Где он?

Ванс достал из кармана шахматную фигурку и подал её Арнессону.

– Вы, наверно, узнаете этого епископа, – коротко сказал Ванс. – Он взят из шахматного ящика в библиотеке.

Арнессон утвердительно кивнул головой.

– Так вот почему вы меня держали впотьмах! Я под подозрением? Какое же наказание полагается за преступное распространение шахматных фигур между соседями?

– Вы не под подозрением, Арнессон, – ответил Маркхэм. – Епископ был оставлен у дверей ровно в полночь.

– А! На полчаса опоздал. Простите, что разочаровал вас.

– Сообщите нам, если ваша формула начнёт выясняться, – сказал Ванс, когда мы уходили.

***

Парди встретил нас с обычной спокойной вежливостью. Трагичность в выражении его лица как будто ещё усилилась.

– Мы пришли к вам, м-р Парди, – начал Ванс, – узнать об убийстве Спригга в Риверсайдском парке. У нас есть основательные причины для каждого вопроса, который мы вам предложим.

Парди покорно кивнул.

– Тогда скажите нам, пожалуйста, где вы были вчера утром между семью и восемью часами?

– В постели. Я встал около девяти.

– Вы не имеете привычки гулять в парке до завтрака?

– Да, гуляю. Но вчера не гулял. Я очень долго работал ночью.

– Когда вы первый раз услышали о смерти Спригга?

– За завтраком. Кухарка передала мне сплетни по этому поводу. Потом я читал газеты.

– И вы, конечно, видели репродукцию с записки Епископа. Какое у вас сложилось мнение об этом деле?

– Вряд ли я знаю что-нибудь о нем. – В первый раз его угасшие глаза слегка оживились. – Невероятная ситуация.

– Да, – согласился Ванс. – А вам известна математическая формула Римана?

– Да, я знаю её. Друккер пользуется ею в своей книге.

Ванс слушал Парди с большим вниманием.

Вы, как я узнал, были у Диллардов в прошедший четверг, когда Арнессон разбирал эту формулу с Друккером и Сприггом?

– Да, я припоминаю, был такой разговор.

– Вы хорошо знали Спригга?

– Поверхностно. Я видел его два раза у Арнессона.

– Спригг тоже, по-видимому, имел привычку гулять по утрам в парке, – небрежно заметил Ванс. – Никогда вам не приходилось встречать его?

Веки Парди слегка дрогнули, и он ответил не сразу.

– Никогда, – наконец произнёс он.

Ванс отнёсся равнодушно к ответу. Он встал, подошёл к окну и выглянул из него.

– Я думал, что стрельбище видно отсюда. Теперь вижу, что оно совершенно скрыто за углом.

– Да, стрельбище совершенно закрыто от моих глаз. Вы, вероятно, думали о возможности найти свидетеля убийства Робина?

– Это и кое-что другое. – Ванс вернулся на своё место. – Вы ведь не стреляете из лука, я уверен.

– Это немного утомительно для меня. Мисс Диллард пыталась заинтересовать меня этим, но я оказался неспособным учеником. Несколько раз я был с нею на турнирах.

В голосе Парди появилась нежность, и вдруг я почувствовал, что он любит Белл Диллард. Ванс, очевидно, почувствовал то же, потому что после короткого молчания сказал:

– Вы, конечно, понимаете, что в наши намерения не входит ненужное вмешательство в частную жизнь людей; но мотивы обоих убийств все ещё не выяснены. Вначале было высказано ни на чем не основанное предположение, что убийство совершено вследствие соперничества из-за расположения мисс Диллард. Нам было бы важно узнать истинное положение вещей в том, что касается её чувств.

Взор Парди устремился к окну, и он слегка вздохнул.

– Я всегда чувствовал, что она и Арнессон непременно поженятся, но это только предположение.

– Так вы не думаете, – продолжал Ванс, – что её сердце было тронуто юным Сперлингом.

Парди покачал головой.

– Мисс Диллард говорила, что вы заходили к ней сегодня утром.

– Я обычно забегаю ежедневно. – Он, видимо, был смущён.

– Вы хорошо знаете миссис Друккер?

Парди вопросительно посмотрел на Ванса.

– Не особенно. Конечно, я встречался с ней много раз.

– Вы посещали её дом?

– Очень часто, но всегда, чтобы повидаться с Друккером. Я ведь уже много лет занимаюсь вопросом о взаимоотношении математики и шахмат…

Ванс кивнул головой.

– А как окончилась ваша вчерашняя партия с Рубинштейном?

– Я сдался на сорок четвёртом ходу. Рубинштейн открыл слабое место в моей атаке, которое я проглядел.

– Профессор Диллард рассказывал нам, что Друккер предвидел исход, когда вчера вечером вы обсуждали ситуацию.

Я не мог понять, почему Ванс так настойчиво говорил об этом, зная, что это больное место Парди.

Парди покраснел и задвигался на стуле.

– Друккер слишком много говорил вчера вечером. – Замечание было высказано не без ядовитости. – Хотя он и не игрок, но все-таки должен знать, что такие дискуссии не допустимы, пока игра не окончена. Но его анализ игры всегда чрезвычайно глубокомыслен. Зависть слышалась в его тоне: я почувствовал, что он ненавидит Друккера, насколько ему позваляла, конечно, его кроткая натура.

– Когда окончилась игра? – спросил Ванс.

– Немного позже часа ночи.

– Было много зрителей?

– Необычайно много, принимая во внимание поздний час!

Ванс положил папиросу и встал. Но около двери он вдруг остановился и взглянул на Парди.

– А ведь чёрный епископ опять был выпущен на свободу сегодня около полуночи.

Эффект его слов был поразительный. Парди вдруг подскочил, точно его ударили; лицо стало бледным, как мел. С усилием он повернулся к двери и широко распахнул её для нас.

Когда мы шли по Риверсайдской аллее к автомобилю следователя, Маркхэм стал расспрашивать Ванса относительно его последних слов.

– Я надеялся, – объяснил Ванс, – что он хоть взглядом выдаст себя. Но такого эффекта я никак не ожидал.

Он задумался, но когда автомобиль выехал на Бродвей, он очнулся и велел шофёру ехать в отель Шермана.

– Я непременно хочу узнать подробнее об этой партии Парди и Рубинштейна. Никаких причин нет, просто мой каприз… С одиннадцати утра до половины первого ночи – чертовски много времени для неоконченной игры.

Мы остановились на углу, и Ванс исчез в шахматном клубе. Когда он вернулся, в руке у него был лист бумаги с отметками. Но в выражении его лица не было ничего весёлого.

– Моя далеко ведущая, прелестная теория, – сказал он с гримасой, – рухнула вследствие весьма прозаических обстоятельств. Я сейчас говорил с секретарём клуба: оказывается, вчерашняя вечерняя игра продолжалась два часа и девятнадцать минут. Около половины двенадцатого казалось, что выиграет Парди, но мастерским ходом Рубинштейн разбил его тактику в пух и прах, как и предсказывал Друккер.