Текст книги "Злой гений Нью-Йорка [Дело Епископа]"

Глава X
ОТКАЗ В ПОМОЩИ

Понедельник, 11 апреля, 2 часа пополудни

Вскоре после двух часов мы подъехали к дому Дилларда. Дверь отворил Пайн; если наш визит и удивил его, то он отлично сумел скрыть своё удивление. На Хэса он посмотрел с некоторым беспокойством, но голос его звучал спокойно и почтительно, как у хорошо вышколенного слуги.

– М-р Арнессон ещё не вернулся из университета, – сообщил он.

– Я вижу, – сказал Ванс, – что чтение мыслей не является вашей сильной стороной. Мы пришли к вам и к профессору Дилларду.

Пайн как будто забеспокоился, но ответить ему помешало появление мисс Диллард в дверях гостиной.

– Мне послышался ваш голос, м-р Ванс. – Она с улыбкой поклонилась всем сразу. – Пожалуйста, войдите. Леди Мэй тоже здесь, сейчас мы едем с ней кататься.

Миссис Друккер стояла у окна посреди комнаты, опершись рукой на спинку стула, с которого она, очевидно, только что встала. Она смотрела не мигая, в глазах её виделся страх, черты лица слегка исказились. Она не пыталась говорить, а стояла, прямая и неподвижная, как подсудимый, ожидающий приговора.

Весёлый голос Белл Диллард разрядил напряжённую атмосферу.

– Сейчас побегу и скажу дяде, что вы здесь.

Как только она вышла, миссис Друккер произнесла каким-то приглушённым голосом.

– Я знаю, зачем вы пришли. По поводу милого юноши, застреленного сегодня утром в парке.

Слова её были так неожиданны, так поразительны, что Маркхэм не мог тотчас ответить. Ванс заговорил вместо него.

– Вы уже слышали об этой трагедии, миссис Друккер? Как быстро дошло до вас это известие!

Какое-то злобное выражение появилось на её лице, она стала похожа на злую ведьму.

– Все об этом говорят, – ответила она неопределённо.

– Правда, очень неприятно. Отчего же вы предполагаете, что мы здесь именно по этому делу?

– Да разве юношу не звали Джонни Спригг? – Слабая, но внушающая ужас улыбка сопровождала этот вопрос.

– Так точно, Джон Е. Спригг. Но разве это указывает на связь его с Диллардами?

– Ах, конечно. – С ужасающим удовольствием она кивала головой. – Ведь эта игра, детская игра. Сначала Кок-Робин… Потом Джонни Спригг… Дети должны играть, все здоровые дети должны играть. – Её настроение вдруг изменилось. Лицо смягчилось, глаза стали печальными.

– Это дьявольская игра, миссис Друккер, как вы думаете?

– А почему нет? Разве жизнь не дьявольская игра?

– Для некоторых – да. – Слова Ванса звучали сочувственно. – Скажите мне, – он быстро изменил тон, – вы знаете, кто такой этот Епископ?

– Епископ? – Она недоуменно нахмурилась. – Нет, не знаю. А это тоже игра?

– Что-то вроде игры. Во всяком случае, Епископ заинтересован Кок-Робином и Джонни Сприггом. Может быть, он и устраивает эти фантастические игры. Мы его разыскиваем, миссис Друккер.

Старуха недоверчиво покачала головой.

– Я не знаю. Но не будет вам добра, если вы вздумаете доискиваться, кто убил Кок-Робина и застрелил Джонни Спригга. Вы этого никогда не узнаете, никогда … – голос её стал громким и резким, она вся дрожала.

В эту минуту в комнату вошла Белл Диллард. Она быстро подошла к миссис Друккер и обняла её.

– Пойдёмте, – сказала она успокоительно, – мы поедем за город, леди Мэй. – Повернувшись к Маркхэму, она холодно сказала: – Дядя просит вас в библиотеку, – и повела миссис Друккер в переднюю.

– Как это странно, сэр, – заметил Хэс. – Эта глупость о Джонни Спригге все время у неё на уме.

Ванс кивнул головой.

– Наше появление испугало её. Разум у неё не в порядке, и она чрезвычайно впечатлительная. Постоянно носясь с мыслью об уродстве своего сына и о том времени, когда он был как все дети, она, может быть совершенно случайно, вспомнила, как в детских сказках описывается смерть Робина и Спригга. В этом деле существуют какие-то скрытые подземные толчки и страшная осложненность. Может быть, у профессора Дилларда мы найдём более твёрдую почву.

Профессор встретил нас без особой любезности. Стол его был завален бумагами, очевидно, мы потревожили его в самом разгаре работы.

– По какому случаю этот неожиданный визит, Маркхэм? – спросил он, пригласив нас сесть. – Что-нибудь новое о смерти Робина? – Он заложил страницу в книге и нетерпеливо посмотрел на нас. – Я очень занят…

– К сожалению, – ответил Маркхэм, – нового о смерти Робина я ничего не принёс. Но по соседству случилось другое убийство, и мы имеем основания думать, что оно находится в связи со смертью Робина. Я желал бы узнать, сэр, знакомо ли вам имя Джона Е. Спригга?

– Ах, так звали убитого?

– Да. Человек по имени Джон Е. Спригг убит сегодня в Риверсайдском парке, близ 84-й улицы около половины восьмого утра.

Глаза профессора устремились на камин, несколько мгновений он молчал. Казалось, будто он с чем-то внутренне боролся.

– Да, – наконец сказал он. – Я – мы – знаем молодого человека с таким именем, но я не уверен, что это тот.

– А кто он? – настойчиво, с любопытством спросил Маркхэм.

– Я думал о лучшем ученике Арнессона, получившем математическую премию.

– Каким образом вы познакомились с ним, сэр?

– Арнессон приводил его к нам несколько раз, чтобы я поговорил с ним. Арнессон гордился им, и, действительно, юноша был необыкновенно талантлив.

– Так что, все члены вашего семейства знали его?

– Да. Белл, кажется, встречалась с ним, и если в «семейство» вы включаете и Пайна с Бидл, то имя это было известно и им.

– Друккеры знали Спригга? – был следующий вопрос Ванса.

– Очень может быть. Арнессон и Друккер часто видятся. Припоминается мне, что однажды вечером, когда заходил Спригг, Друккер тоже был здесь.

– А Парди знал Спригга?

– Вот этого я вам не могу сказать. Скажите, пожалуйста, – заговорил он с некоторой вспыльчивостью, – какой смысл скрывается в ваших вопросах? Ведь, наверное, вы не собираетесь доказывать мне, что убитый – ученик Арнессона?

– Боюсь, что так, – сказал Ванс.

Когда профессор снова заговорил, в его голосе слышались беспокойство и страх.

– Если бы даже и так, какое нам до этого дело? И как вы связываете его смерть со смертью Робина?

– Я согласен, что определённого у нас ничего нет, – сказал ему Маркхэм. – Но бесцельность обоих убийств, отсутствие мотивов, делает их до странности похожими.

– Это основы вашего предположения? – проговорил презрительно-благосклонным тоном профессор. – Вы никогда не были хорошим математиком, Маркхэм, но все-таки вы должны бы знать, что гипотезы не строятся на таких шатких основаниях.

– Оба имени, – заметил Ванс, – и Кок-Робин, и Спригг встречаются во всем известном детском стихотворении.

Старик посмотрел на него с нескрываемым изумлением, краска гнева стала постепенно заливать его лицо.

– Ваш юмор совершенно неуместен, сэр!

– Увы, это не мой юмор, – печально возразил Ванс. – Это шутка Епископа.

– Епископа? – Профессор с усилием подавлял гнев. – Послушайте, Маркхэм, я не позволю играть с собою. Уже второй раз в этой комнате вы упоминаете о каком-то таинственном Епископе; я хочу узнать, что это такое. Если какой-то безумец послал дурацкое письмо в газеты по поводу смерти Робина, так до Спригга-то какое дело этому Епископу?

– Под трупом Спригга была найдена бумажка с математической формулой, отпечатанной на той же машинке, что и записка Епископа.

– Что? – Профессор нагнулся вперёд. – На той же машинке, вы говорите? Математическая формула?.. Какая формула?

Маркхэм раскрыл свою книжку и протянул ему клочок бумаги, найденный Питтсом.

– Формула Римана. – Профессор долго смотрел на бумажку, затем передал её Маркхэму. Он сразу как-то постарел. – Ничего не понимаю. – Тон его голоса был безнадёжно покорный. – Может быть, вы и правы. Что вам угодно от меня?

Маркхэм был поражён переменой в наружности профессора.

– Я пришёл к вам, чтобы удостовериться, было ли соединительное звено между Сприггом и этим домом. Но, честно говоря, получив это звено, я не знаю, подойдёт ли оно к цепи. Во всяком случае, разрешите мне поговорить с Пайном и Бидл.

– Спрашивайте их о чем хотите, Маркхэм. Вам не придётся обвинять меня в том, что я стоял на вашем пути. Но надеюсь, – он вопросительно взглянул, – что вы посоветуетесь со мною, прежде чем предпримите какие-либо решительные шаги.

– Это я могу обещать вам, сэр, но, боюсь, что мы ещё очень далеки от всяких решительных шагов. – Он протянул руку. Видно было, что он опасается за старика и хочет выразить ему симпатию.

Профессор вместе с ним пошёл к дверям.

– Не могу понять, причём тут эта формула, – прошептал он, покачивая головою. – Но если я могу сделать что-нибудь…

– Вы можете сделать нечто для нас, профессор, – сказал Ванс, остановясь в дверях. – В то утро, когда был убит Робин, мы беседовали с миссис Друккер, и хотя она уверяет, что не сидела у окна, все-таки возможно, что она видела происшедшее на стрельбище между одиннадцатью и двенадцатью.

– У вас осталось такое впечатление? – с интересом спросил профессор.

– Очень слабое. Утверждение Друккера, что он слышал её крик, и её отрицание этого факта навели меня на мысль, что, возможно, она и видела что-то, но предпочитает скрывать это от нас. И тогда я подумал: может быть, вы имеете на неё влияние и уговорите её сообщить нам, что она видела.

– Нет, не просите меня об этом. Если эта несчастная женщина и видела что-нибудь из своего окна, разузнавайте об этом сами. Я не хочу принимать участия в этой пытке и надеюсь, что и вы не будете её терзать. То, что вы хотите, можно узнать другим способом. – Он посмотрел Маркхэму прямо в глаза. – Но она не из тех, которые говорят. Вам самим потом будет неприятно.

– Мы должны сделать все, что только можем, – решительно сказал Маркхэм. – Какой-то злой дух скрывается в этом городе, и я не могу никого защитить от страданий. Но, уверяю, вас, что без нужды я никого не буду мучить.

– А вы не подумали, – спросил профессор, – что истина, которой вы добиваетесь, может быть ещё ужаснее, чем само преступление?

– Я должен идти на риск. Но если бы даже знал, что это так, я ни в коем случае не остановился бы.

– Конечно, конечно. Я гораздо старше вас, Маркхэм, я вас помню ещё мальчиком, а жизнь клонится к закату, начинаешь находить истинные пропорции в мире. Все отношения меняются. Вещи теряют своё значение. Вот потому-то старики становятся снисходительнее, что они знают: все созданные человеком ценности не важны.

– Но мы пока живём человеческими ценностями, и я обязан поддерживать их, – возразил Маркхэм. – Никогда чувство личной симпатии не заставит меня свернуть с истинного пути.

– Может быть, вы и правы, – вздохнул профессор. – Но не просите меня о такой помощи. Если вы откроете истину, будьте милосердны: убедитесь, можно ли считать преступника ответственным, прежде чем посылать его на электрический стул. Бывают больные умы, как больные тела, и часто они существуют одновременно в одном и том же человеке.

Когда Ванс вернулся в гостиную, он тщательнее обычного закурил папиросу.

– Профессора, – сказал он, – огорчила смерть Спригга, и хотя он протестует, но все-таки формула убедила его, что Робин и Спригг относятся к одному и тому же уравнению.

Только он уж очень легко дал себя убедить. Почему? Более того, он тотчас же сознался, что Спригг был здесь хорошо известен. Не могу сказать, что он что-то подозревает, но несомненно боится кого-то… Он, по-видимому, не желает мешать правосудию, хотя решительно отказывает принять участие в крестовом походе против Друккеров. Не знаю, какая подкладка под его почтительностью к миссис Друккер, профессор не сентиментален. А эта пошлость о больном уме и больном теле? Точно на лекции по физической культуре. Ну, предложим несколько вопросов Пайну.

– Не думаю, чтобы можно было бы от него чего-нибудь добиться, – сказал Маркхэм. – А все-таки, сержант, приведите сюда Пайна.

Когда Хэс вышел, Ванс бросил на Маркхэма шутливый взгляд.

– Уверяю тебя, ты не будешь раскаиваться. Честное слово, трудная это проблема… – Он снова сделался серьёзен. – Нам тут приходится иметь дело с неизвестными величинами. Мы столкнулись с какой-то странной, ненормальной силой, которая не действует согласно принятым законам. Она чрезвычайно утончённа и неизвестна нам. Но мы знаем, по крайней мере, что источник её где-то вблизи этого дома; мы должны обыскать каждый психологический уголок, каждую щель. Пожалуйста, не раздражайся вопросами, которые я буду предлагать Пайну. Придётся заглядывать в самые невероятные места…

Послышались приближающиеся шаги, и через мгновение вошёл Хэс, ведя на, буксире старого лакея.

Глава XI
УКРАДЕННЫЙ РЕВОЛЬВЕР

Понедельник, 11 апреля, 3 часа дня

– Садитесь, Пайн, – ласково, но строго сказал Ванс. – Профессор разрешил нам допросить вас, и мы уверены, что вы ответите на все вопросы.

– Конечно, сэр, – отвечал слуга. – Я уверен, что у профессора нет причины что-нибудь скрывать.

– Отлично. – Ванс откинулся на спинку кресла. – Ну, для начала, скажите мне, в котором часу был сегодня подан завтрак?

– В половине десятого, сэр, как всегда.

– Все члены семейства присутствовали на нем?

– О да, сэр.

– Кто их будит по утрам и в котором часу?

– Я бужу, в половине восьмого я стучу в дверь.

– И ожидаете ответа?

– Да, всегда, сэр.

– И никто не опоздал к завтраку?

– Все были вовремя, как всегда, сэр.

– Не случилось ли вам видеть, чтобы кто-нибудь выходил сегодня из дому или возвращался домой до завтрака?

Вопрос был предложен очень небрежно, но я заметил, что тонкие веки Пайна дрогнули.

– Нет, сэр.

– А не мог ли кто-нибудь из членов семейства выйти из дому и вернуться без вашего ведома?

Первый раз за время допроса Пайн ответил неохотно.

– Конечно, сэр, можно было пройти через парадную дверь без моего ведома, пока я накрывал стол в столовой. А кроме того, можно было пройти и в дверь стрелковой комнаты, потому что моя дочь всегда запирает дверь в кухню, когда готовит завтрак.

Ванс помолчал, а потом спокойно спросил:

– У кого-нибудь в доме есть револьвер?

Глаза Пайна широко раскрылись.

– Нет… насколько я знаю.

– Слышали ли вы когда-нибудь о Епископе, Пайн?

– О, никогда, сэр! – Лицо его побелело. – Вы говорите о человеке, который посылал эти записки в газеты?

– Я говорил просто о епископе, – небрежно сказал Ванс. – Но скажите-ка мне, слышали ли вы что-нибудь о сегодняшнем убийстве в Риверсайдском парке?

– Да, сэр. Дворник из соседнего дома рассказал мне о нем.

– Вы знали молодого м-ра Спригга?

– Я видел его здесь раз или два, сэр.

– Он был здесь недавно?

– На прошлой неделе, сэр, кажется, в четверг.

– Кто ещё был здесь в это время?

Пайн сморщился, как будто стараясь припомнить.

– М-р Друккер, сэр. И, как я припоминаю, м-р Парди тоже приходил. Они все до поздней ночи разговаривали в комнате м-ра Арнессона.

– М-р Арнессон всегда принимает посетителей в своей комнате?

– Нет, сэр, но профессор работал в библиотеке, а мисс Диллард была в гостиной с миссис Друккер.

Минуту Ванс помолчал.

– Теперь все, Пайн, – наконец сказал он, – но, пожалуйста, пришлите сюда Бидл.

Бидл пришла и стала против нас, с мрачным и воинственным видом.

Ответы её, большей частью односложные, не прибавили ничего нового. Но в конце краткой беседы Ванс спросил, не пришлось ли ей выглянуть из окна сегодня утром перед завтраком.

– Раза два я смотрела в окно, – вызывающе ответила она. – Почему же мне было и не посмотреть?

– Видели ли вы кого-нибудь на стрельбище или на заднем дворе?

– Никого, кроме профессора и миссис Друккер!

– Никого посторонних? – Ванс сделал вид, что не придал никакого значения присутствию профессора и миссис Друккер на заднем дворе.

– Нет, – коротко ответила Бидл.

– В котором часу вы увидели профессора и миссис Друккер?

– Может быть, в восемь.

– Они разговаривали?

– Да. Во всяком случае, – поправилась она, – они ходили взад и вперёд.

– У них привычка гулять во дворе до завтрака?

– Миссис Друккер часто выходит и гуляет по утрам среди цветов. Полагаю, что и профессор имеет право гулять на своём собственном дворе в любое время.

– Я не спрашивал вас, Бидл, о его правах, – коротко сказал Ванс. – Я хотел только узнать, есть ли у него привычка осуществлять свои права рано утром.

– Да, сегодня утром он ими пользовался.

Ванс отпустил кухарку и подошёл к окну. Маркхэм заметил, что он в недоумении.

– Ну и что же можно извлечь из этого? – спросил он. – Я полагаю, что надо просто игнорировать показания Бидл.

– Беда в том, что мы ничего не можем игнорировать в этом деле, – тихо проговорил Ванс. – Я допускаю, что в данную минуту показания Бидл не имеют никакой цены. Мы узнали, что два актёра этой мелодрамы были на ногах вскоре после того, как Спригг был отправлен на тот свет. Моцион профессора с миссис Друккер, возможно, является одним из твоих излюбленных совпадений, а, с другой стороны, может быть связан с нежными чувствами старого господина к этой даме. Надо бы осторожно навести справки о его прошлом. А вот идёт Арнессон; как будто немного взволнован.

Спустя мгновение послышался звук открывающего дверь ключа, и в передней появился Арнессон. Увидя нас, он быстро вошёл в гостиную и, не поздоровавшись, сказал:

– Правда это, что Спригг застрелен? Вы здесь, чтобы расспросить меня о нем? Ну, начинайте. – Он бросил на стол набитый портфель и уселся на край стула. – Сегодня утром в университете был сыщик, задавал глупые вопросы и вёл себя как шут в комической опере. Очень таинственно… Ужасное убийство! Что мы знаем о Джоне Спригге и так далее. Я слышал, что он имел бесстыдство спросить, с какими женщинами бывал Спригг. Спригг и женщины! Да у него ничего на уме не было, кроме его работы. Никогда не пропускал лекций. Когда сегодня при перекличке его не оказалось, я понял, что случилось что-то серьёзное. А потом пошёл слух об убийстве… Что это такое?

– Нам нечего ответить вам, м-р Арнессон. – Ванс пристально посмотрел на него. – Но у нас есть детерминант для вашей формулы: Джонни Спригг убит выстрелом «из маленького ружья в середину его парика».

Арнессон некоторое время неподвижно смотрел на Ванса и потом засмеялся.

– Опять ваша чепуха? Как о смерти Кок-Робина… Ну, рассказывайте.

Ванс коротко изложил ему подробности преступления.

– Вот и все, что мы знаем в данную минуту, – заключил он. – Не прибавите ли вы, м-р Арнессон, какие-нибудь подробности?

– Господи Боже, да нет же их. Спригг один из лучших студентов. Математический гений, может быть. И зачем родители назвали его Джоном?! Какой-то маньяк прострелил ему голову, возможно, тот же самый, кто убил Робина стрелой. Но абстрактный мыслитель взял верх. Отличная задача. Вы все мне сказали? Может быть, решая её, я натолкнусь на новые математические методы. Может, формула, которую я выведу, решая эту задачу, откроет новое поле для научных изысканий. Тогда Робин и Спригг окажутся мучениками.

Шутки Арнессона показались мне особенно безвкусными, но Ванс как будто не замечал этого.

– Да, вот ещё одна вещь, которую я забыл упомянуть. – Он попросил у Маркхэма клочок с формулой и протянул его Арнессону. – Это нашли под трупом Спригга.

Арнессон небрежно прочёл её.

– Опять тут запутан Епископ. Та же бумага, тот же шрифт… Но откуда у него эта формула? Я накануне говорил о ней со Сприггом, и он её записал.

– Пайн сказал, что Спригг заходил сюда в четверг, – произнёс Ванс.

– В четверг? Правильно. Были ещё Парди и Друккер. Друккер первый заговорил об этой формуле. А у Парди безумная идея применить принципы высшей математики к шахматной игре…

– А вы играете в шахматы? – спросил Ванс.

– Играл, но больше не играю. Прекрасная игра, но не игроки.

– А вы изучали гамбит Парди?

– Бедный старый Парди! – Арнессон улыбнулся. – Он недурной элементарный математик. Привязался к шахматам. Я говорил, что его гамбит ненаучен, показал ему, как его можно разбить, но он не понял. Алёхин, Капабланка, Видмар, Тартаковер разнесли его изобретение в пух и прах. Он несколько лет бился над другим гамбитом, но тоже ничего не вышло. Разбитая жизнь.

– А Парди хорошо знал Спригга? – спросил Ванс.

– Нет. Встречался с ним раза два. Парди хорошо знает Друккера, все говорит с ним о математике.

– Был он тогда заинтересован этой формулой?

– Не могу сказать.

– Как вы думаете, почему эта формула была найдена у Спригга?

– Ничего не понимаю. Если бы она была написана рукою Спригга, я бы сказан, что она вывалилась у него из кармана. Но кто стал бы печатать формулы на машинке?

– Вероятно, Епископ.

Арнессон вынул трубку изо рта и осклабился.

– Епископ – X. Постараемся найти этот X. Но он такой капризный. Превратное понятие о значениях.

– По-видимому, – медленно заговорил Ванс. – А я чуть не забыл спросить вас: существуют ли у вас в доме револьверы?

– Вот что! – Арнессон засмеялся с нескрываемым восхищением. – Вот откуда дует ветер… Должен вас разочаровать. Револьверов нет. Нет скользящих дверей. Нет потайных лестниц! Все открыто, все наружу.

Белл Диллард стояла в дверях. Она, очевидно, слышала вопрос Ванса и ответ Арнессона.

– Но в доме есть два револьвера, Сигурд, – объявила она. – Разве ты забыл, что в деревне я стреляла из них в цель.

– Я думал, что ты давно уже их выбросила. – Арнессон встал и подвинул ей стул.

– А вы сохранили их, мисс Диллард? – раздался спокойный голос Ванса.

– Да. Разве это запрещено?

– Думаю, что это несколько противозаконно. Но ведь сержант, – начал успокоительно Ванс, – наверно, не захочет обратить закон против вас. Где они теперь?

– Внизу, в стрелковой комнате, в ящике для инструментов.

Ванс встал.

– Не будете ли вы столь любезны, мисс Диллард, и не покажете ли их мне?

Когда Арнессон кивком выразил согласие, она встала и повела всех в стрелковую комнату.

– Вот в этом комоде у окна. – Она выдвинула ящик, под разным хламом лежал автоматический кольт-38.

– Что же это? – воскликнула она. – Тут только один. Другой пропал!

– Другой был поменьше? – спросил Ванс.

– Да.

– Калибр 32?

Девушка кивнула и обратила изумлённый взгляд к Арнессону.

– Ну что же, Белл, пропал, – сказал он, пожимая плечами. – Ничего не поделаешь. Вероятно, один из юных стрелков взял его, чтобы прострелить себе голову в случае неудачи при стрельбе из лука.

– Да будь же серьёзен, Сигурд. – Она слегка испугалась. – Куда же он мог деться?

– Пока это мрачная тайна, – сострил Арнессон.

Видя беспокойство молодой девушки, Ванс переменил тему.

– Может быть, мисс Диллард, вам будет угодно проводить нас к миссис Друккер? Нам надо поговорить с нею. Я вижу, что и ваша загородная поездка отложена.

По лицу девушки скользнуло облако печали.

– О, не беспокойте её сегодня, – умоляюще сказала она. – Ей очень плохо. Казалось, она чувствовала себя хорошо, но, увидев м-ра Маркхэма, изменилась, ослабела… Что-то тягостное овладело её умом. Когда я уложила её в постель, она все время повторяла страшным шёпотом: «Джонни Спригг, Джонни Спригг…» Я вызвала по телефону доктора. Он велел ничем не беспокоить её.

– Но это нам не к спеху, – уверял её Ванс. – Мы, конечно, подождём. А кто её доктор?

– Уитни Барстед. На моей памяти он всегда лечил её.

– Хороший человек, – кивнул Ванс, – и лучший невропатолог в нашем отечестве. Мы ничего не предпримем без его разрешения.

Мисс Диллард благодарно посмотрела на него и вышла.

Когда мы снова оказались в гостиной, Арнессон встал перед камином и насмешливо посмотрел на Ванса.

– Джонни Спригг, Джонни Спригг? Леди Мэй сразу же прониклась этой идеей. Может, она и с придурью, но некоторые доли её мозга слишком деятельны.

Ванс сделал вид, что не слышит, и повернулся к Маркхэму.

– Кажется, нам здесь больше нечего делать, старина. Пойдём-ка домой. Хотя перед уходом надо поговорить с профессором… Вы подождёте нас здесь, м-р Арнессон?

Арнессон удивлённо поднял брови, но тотчас же скривил лицо в презрительную гримасу.

– Хорошо, идите, – и он начал набивать свою трубку.

Профессор был очень недоволен нашим новым вторжением.

– Мы только что узнали, – сказал Маркхэм, – что вы разговаривали сегодня утром, ещё до завтрака, с миссис Друккер.

Мускулы на лице профессора сердито задвигались.

– Разве разговоры с соседями в моем собственном саду подведомственны следователю?

– Конечно нет, сэр. Но я же веду следствие, которое близко касается вашего дома. Мы просто хотели спросить, не показалось ли вам, что миссис Друккер подозревала о том, что произошло в Риверсайдском парке?

Профессор, подумав мгновение, сказал:

– Нет, мне этого не показалось.

– Она не показалась вам беспокойной, возбуждённой?

– Нет. – Профессор встал и прямо посмотрел на Маркхэма. – Я понимаю, куда вы метите, и мне это не нравится, Я уже говорил вам, Маркхэм, что не приму участия в шпионстве и доносах, когда дело коснётся этой несчастной женщины. Вот и все, что я могу вам сказать. – Он вернулся к своему письменному столу. – Извините, я очень занят сегодня.

Мы спустились вниз и распрощались с Арнессоном.

Когда мы вышли на тротуар, Ванс остановился и закурил.

– Ну, теперь остался лишь маленький разговор с грустным, благородным м-ром Парди.

Но Парди не оказалось дома. Его слуга-японец сообщил нам, что господин его, вероятно, в шахматном клубе.

– И завтра будет достаточно времени, – сказал Ванс, когда мы отошли от дома. – Утром я поговорю с доктором Барстедом и попытаюсь повидаться с миссис Друккер. Сюда же мы включим и м-ра Парди.

– Надеюсь, – проворчал Хэс, – что завтра мы достигнем большего, чем сегодня.

– Вы пропускаете два утешительных факта, – возразил Ванс. – Первый: что все живущие в доме Дилларда знали Спригга и вполне могли знать о его утренних прогулках; второй: мы узнали также, что профессор и миссис Друккер сегодня в восемь часов утра прогуливались в саду. А затем мы открыли, что револьвер 32-го калибра исчез из стрелковой комнаты. Немного, но все-таки кое-что.

Когда мы ехали в город, Маркхэм стряхнул с себя мрачность и сказал Вансу:

– Я просто боюсь этого дела. Уж очень зловещим оно становится. А когда газеты узнают об этой детской песенке и свяжут оба убийства, я не знаю, что тогда произойдёт.

– Боюсь, что ты прав, – вздохнул Ванс. – Что-то говорит мне, что Епископ познакомит прессу с этими стишками. Новая шутка ещё темнее, чем история с Кок-Робином. Он уж постарается, чтобы никто не пропустил её, ему нужна аудитория. В этом и заключается слабое место его гнусных преступлений. Это – наша единственная надежда.

– Сейчас я позвоню Кинану, – сказал Хэс, – и узнаю, не получено ли ещё что-нибудь.

Но сержанту не пришлось беспокоиться. Репортёр из «Уорлда» уже ждал нас в кабинете следователя.

– Здравствуйте, м-р Маркхэм, – Кинан был явно взволнован. – У меня есть кое-что для сержанта Хэса. – Он пошарил в кармане и, вынув лист бумаги, передал его Хэсу. – Видите, как я мил с вами, сержант, ожидаю от вас взаимности… Взгляните на этот документ, он только что получен самым передовым американским журналом.

Это был клочок бумаги для пишущей машинки с отпечатанной крупными буквами песенкой о Джонни Спригге. Снизу, в правом углу была подпись прописными буквами: ЕПИСКОП.

– А вот и конверт, сержант. – Кинан опять полез в карман.

Штемпель был от девяти часов утра и, как и первая записка, это письмо было опущено в ящик так же вблизи дома Дилларда.