Текст книги "Злой гений Нью-Йорка [Дело Епископа]"

Глава XII
НОЧНОЕ ПОСЕЩЕНИЕ

Вторник, 12 апреля, 10 часов утра

На следующее утро первые страницы столичных газет были посвящены сенсационным известиям, превосходящим все ожидания Маркхэма.

Весь город был погружён в страх и трепет, и хотя были попытки объяснить оба преступления странными совпадениями, а записки Епископа представить в виде шутки маньяка, все же большая часть публики была твёрдо убеждена, что какой-то новый убийца захватил город в свою власть.

Репортёры осаждали Маркхэма и Хэса, но те хранили молчание. Никому не было открыто, что разгадка таилась вблизи дома Дилларда, что пропал револьвер 32-го калибра. Газеты сочувственно отнеслись к Сперлингу как к несчастной жертве обстоятельств.

В день убийства Спригга Маркхэм собрал совещание в своём клубе.

Инспектор Моран из уголовного бюро и главный инспектор О'Брайен присутствовали на нем. Подробности убийств были выяснены, и Ванс указал причины, в связи с которыми он полагал, что решение этой задачи таится в диллардовском доме или вблизи него.

– Мы теперь в контакте со всеми лицами, обладающими достаточной информацией об образе жизни обоих жертв, что и сделало эти преступления возможными; единственный наш путь – это сосредоточить все внимание на этих лицах.

Инспектор Моран согласился.

– Только, – прибавил он, – ни одно из указанных лиц не представляется мне кровожадным маньяком.

– Убийца не маньяк в обыкновенном смысле слова, – возразил Ванс. – Вероятно, во всех других отношениях он абсолютно нормален. Я бы сказал, что у него блестящий мозг, кроме одного поражённого участка.

– Неужели такие гнусные преступления можно совершить без всяких мотивов? – спросил инспектор.

– Но мотив есть. Концепция преступлений имеет в своей основе какую-то ужасающую двигательную силу, проявляющуюся в форме сатанинского юмора.

Главный инспектор не принимал участия в этой части прений.

– Все эти разговоры, – веско произнёс он, – пригодны для газет, но не деловые. Нам же надо пользоваться всеми средствами, чтобы добиться юридических доказательств.

Окончательно было постановлено передать записки Епископа эксперту и постараться выяснить, кто печатал и где продавалась такая бумага. Решили вести систематические поиски свидетелей, которые были в парке утром между семью и восемью часами, и составить подробный доклад об образе жизни и знакомствах Спригга. Постановили также допросить почтальона, вынимающего письма из ящиков, в надежде, что тот запомнил конверты, адресованные в газету, и может указать, в какой ящик они были опущены.

Моран посоветовал поставить трех человек вблизи места убийства, чтобы следить за дальнейшими событиями и, может быть, за подозрительными поступками причастных лиц. Полицейский департамент и окружной следователь должны были работать рука об руку. Во главе следствия был поставлен Маркхэм.

На следующее утро Маркхэм и Хэс зашли к Вансу ещё до девяти часов.

– Так не может продолжаться, – сказал Маркхэм. – Если кому-нибудь кое-что известно, мы должны узнать это. Сейчас я расставлю силки, и черт с ними, с последствиями.

– Непременно натяни все нити, – возбуждённо сказал Ванс. – Только я сомневаюсь, что это нам поможет. Чтобы разгадать эту загадку, надо применить особые приёмы. Между прочим, я говорил по телефону сегодня с доктором Барстедом. Он разрешил нам поговорить с миссис Друккер сегодня утром. Но сначала я повидаюсь с ним. Мне хочется узнать побольше о патологии Друккера. Горбунами люди становятся не только при падении.

Мы сейчас же поехали к доктору и были немедленно приняты. Доктор оказался спокойным, утончённо любезным человеком.

Ванс тотчас же заговорил о деле.

– Мы имеем основания предполагать, доктор, что миссис Друккер, может быть, и её сын косвенно связаны с убийством Робина в доме Дилларда, и прежде чем приступить к допросу, хотели бы получить от вас – насколько, конечно, позволяет врачебная этика – кое-какие сведения о невропатологическом состоянии этих лиц.

– Пожалуйста, говорите яснее, сэр, – надменно сказан доктор Барстед.

– Мне говорили, – продолжал Ванс, – что миссис Друккер считает себя виновной в уродстве своего сына. Но мне кажется, что подобное уродство не всегда является результатом физических повреждений.

Доктор медленно кивнул головой.

– Совершенно верно. Сжатие позвоночника может произойти от вывиха, от удара. Но гниение позвонков обычно туберкулёзного происхождения; и туберкулёз позвоночника чаще всего случается в детстве. Часто он существует уже при рождении. Правда, какое-нибудь повреждение возбуждает скрытый процесс, поэтому возникло поверье, что удар сам по себе является причиной болезни. Горб Друккера, несомненно, туберкулёзного происхождения.

– Вы, конечно, объяснили миссис Друккер положение вещей?

– Несколько раз, но безуспешно. Дело в том, что какое-то извращённое стремление к мученичеству заставляет её цепляться за мысль, что она сама виновата в несчастье, постигшем её сына. Эта ложная идея сделалась её idee fixe.

– До какой степени, – спросил Ванс, – этот психоневроз подействовал на её рассудок?

– Трудно сказать, да я и не хотел бы заниматься обсуждением этого вопроса. Одно могу подтвердить: она, несомненно, больна, и мысли её смутны. По временам, конечно, я сообщаю вам под строжайшим секретом, у неё бывали галлюцинации, всегда касавшиеся её сына. Она готова на все для его благополучия.

– Мы очень ценим ваше доверие, доктор… А не логично ли было бы предположить, что вчерашнее её болезненное состояние вызвано страхом за его благополучие?

– Несомненно. Вне его у неё нет никакой эмоциональной или умственной жизни. Но был ли это страх реальной или выдуманной опасности, я не могу сказать. Она давно живёт на границе реальности и фантазии.

Наступило короткое молчание, затем Ванс спросил:

– А самого Друккера вы считаете ответственным за свои поступки?

– Так как он мой пациент и до сих пор я оставляю его на свободе, то вопрос ваш я считаю неуместным, – холодно ответил доктор.

Маркхэм заговорил властно.

– У нас нет времени подбирать выражения, доктор. Мы ведём следствие о ряде отвратительных преступлений. М-р Друккер причастен к одному из них, до какой степени – мы не знаем. Но наш долг узнать.

Первая реакция доктора была воинственного характера, но он сдержал себя и ответил прежним снисходительным тоном.

– Есть несколько степеней ответственности. Ум м-ра Друккера слишком развит, как это часто бывает у горбунов. Умственные процессы у него обращены, так сказать, внутрь себя, а недостаток нормальных физических реакций часто ведёт к заблуждениям. Но у м-ра Друккера я не заметил ничего, указывающего на это. Он очень раздражителен и склонён к истерии, но такое психическое состояние свойственно его болезни.

– В чем заключается его отдых?

– В детских играх, я полагаю. Такие забавы часто нравятся калекам. Не имея нормального детства, он хватается за то, что даёт ему возможность до некоторой степени пополнить детские переживания. Эти детские забавы и удерживают в равновесии его чисто умственную жизнь.

– А как относится миссис Друккер к этим играм?

– Очень их одобряет. Она часто, перегнувшись через стену, смотрит на детскую площадку в Риверсайдском парке, когда он там забавляется. И всегда возглавляет детские праздники и обеды, устраняемые её сыном в их доме.

Через несколько минут мы ушли. Хэс каким-то испуганным голосом спросил:

– Великий Боже! Во что это дело обратится?

В доме Друккеров нам открыла дверь высокая полная немка, заявившая нам, что м-р Друккер очень занят и никого не принимает.

– А все-таки вы доложите ему, – сказал Ванс, – что следователь желает поговорить с ним.

Тотчас же, точно в паническом страхе, она побежала по лестнице. Мы услышали стук в дверь, затем голоса, а через несколько мгновений она вернулась и сообщила, что м-р Друккер готов принять нас в своём кабинете.

Когда мы проходили мимо неё, Ванс повернулся к ней и спросил:

– В котором часу встал м-р Друккер вчера утром?

– Не знаю, – испуганно пролепетала она. – Вероятно, в девять, как всегда.

Друккер принял нас, стоя у большого стола, заваленного книгами и рукописями.

Ванс одно мгновенье пристально смотрел на него, точно стараясь узнать, какая тайна скрывалась за его беспокойными впалыми глазами.

– М-р Друккер, – начал он, – мы вовсе не желаем причинять вам излишних беспокойств, но мы узнали, что вы были знакомы с покойным Джоном Сприггом. Не знаете ли вы, по какой причине кто-нибудь мог желать его смерти?

Друккер встал. Несмотря на старание овладеть собою, голос его слегка дрожал, когда он заговорил.

– Я знал м-ра Спригга поверхностно. Что касается его смерти, у меня нет никаких предположений…

– Под телом был найден клочок бумаги с математической формулой Римана, которую вы включили в вашей книге в главу о предельности физического пространства. – Говоря это, Ванс подвинул к себе по столу один из отпечатанных на машинке листов и пристально посмотрел на него.

Друккер не заметил этого. Снова Ванса приковали его внимание.

– Не могу понять, – уклончиво сказал он. – Можно посмотреть на запись?

Рассмотрев бумажку, Друккер вернул её обратно; его маленькие глаза злобно сощурились.

– Вы спрашивали Арнессона? На прошлой неделе он говорил на эту тему со Сприггом.

– Да, – беспечно ответил Ванс. – М-р Арнессон не мог пролить света на этот инцидент. Мы подумали, что, может быть, вам удастся то, чего он не смог сделать.

– Очень жаль, но я не могу быть ничем полезен. – В ответе Друккера была насмешки. – Формулу всякий может употребить. Почему вы обратились ко мне?

– Не только формула направила наши стопы к вашей двери. У нас, например, есть причины допускать, что смерть Спригга связана с убийством Робина…

Длинные руки Друккера ухватились за край стола, глаза засверкали.

– Спригг и Робин… связаны! Ведь вы же не верите газетной болтовне?.. Это отвратительная ложь! – Лицо его скривилось, голос стал пронзительным. – Это безумный вздор… Нет никаких доказательств, никакого намёка на доказательства!

– Кок-Робин и Джонни Спригг, – тихо, но настоятельно сказал Ванс.

– Чепуха! Бессмысленная чепуха! Боже мой, да неужели весь мир помешался! – Он качался взад и вперёд и бил рукой по столу, разбрасывая бумаги в стороны.

– А вы не знакомы с Епископом, м-р Друккер?

Качание прекратилось, он с ужасающей напряжённостью посмотрел на Ванса.

– Вы тоже… вы тоже сошли с ума! – Он обвёл всех нас глазами. – Вы проклятые глупцы! Никакого Епископа не существует! Да и Кок-Робина и Джонни Спригга никогда не было, И вы, взрослые люди, пытаетесь испугать меня – меня, математика – детскими сказками.

Он истерически захохотал.

Ванс быстро подошёл к нему, взял его за руку и повёл к кресту. Понемногу смех прекратился, и он с трудом помахал нам рукой.

– Нехорошо, что Робин и Спригг убиты, – заговорил он медленно и бесцветно. – Но только дети и стоят внимания… Вы, наверное, найдёте убийц. Если же нет, то, может быть, я помогу вам. Но не позволяйте воображению увлекать вас. Держитесь фактов… фактов…

Он был утомлён, и мы ушли.

– Он испуган, Маркхэм, чертовски испуган, – заметил Ванс, когда мы опять были в передней. – Очень бы я хотел знать, что таится в этом остром, но сбитом с пути уме.

По дороге к двери миссис Друккер он заметил:

– Это не лучший способ наносить визиты дамам. Право, я не рождён быть полицейским, я ненавижу шпионаж.

На наш стук в дверь нам ответил слабый голос. Миссис Друккер, бледнее, чем обыкновенно, лежала на кушетке у окна.

Она заговорила испуганным голосом:

– Я знала, что вы придёте, знала, что вы ещё не кончили мучить меня.

– Мучить вас, – возразил мягко Ванс, – никоим образом не входит в наши намерения. Мы просто хотим просить вас помочь нам.

Слова Ванса немного успокоили её.

– Если бы только я могла помочь вам! – прошептала она. – Но ничего нельзя поделать, ничего…

– Вы могли бы сообщить нам, что вы видели из окна в день смерти м-ра Робина.

– Нет, нет! – глаза её смотрели с ужасом. – Я ничего не видела; я не подходила к окну в то утро. Вы можете убить меня, но последнее моё слово будет: нет, нет!

Ванс не настаивал.

– Билд сказал нам, – продолжал он, – что вы часто встаёте рано и гуляете в саду.

– Да. Я плохо сплю по утрам. Я часто просыпаюсь от боли в спине. Тогда я встаю и гуляю по двору, если погода позволяет.

– Бидл видела, как вы гуляли вчера утром с профессором Диллардом.

Она кивнула, но тотчас же вопросительно и неприязненно посмотрела на Ванса.

– Да, мы иногда гуляем вместе, – поторопилась она объяснить. – Профессор жалеет меня и восхищается Адольфом; он считает, что Адольф великий гений. Да он и действительно гений. Он мог бы быть великим человеком, таким, как профессор Диллард, если бы не его болезнь… Все это по моей вине. Я уронила его, когда он был ребёнком… – Рыдание сотрясло её измождённое тело.

Через мгновение Ванс спросил:

– О чем вы говорили с профессором вчера в саду?

Лукавое выражение появилось на её лице.

– По большей части об Адольфе.

– А кого-нибудь ещё вы не видели в саду или на стрельбище?

– Нет! – Она опять испугалась. – Но кто-то был там, не правда ли? Кто-то, кто не хотел, чтобы его видели… Да, кто-то был – и он думает, что я его видела. Но я не видела! О Боже милосердный! Я не видела! – Она закрыла лицо руками, и тело её конвульсивно содрогнулось.

– Если бы я видела! Если бы я знала! Но это не Адольф… Мой маленький мальчик спал, слава Богу, он спал!

Ванс подошёл к ней.

– Почему вы благодарите Бога, что это не был ваш сын? – ласково спросил он.

Она с удивлением посмотрела на него.

– Да разве вы не понимаете? Маленький человечек застрелил Джонни Спригга из маленького ружьеца, тот же самый маленький человечек, который убил Кок-Робина стрелой из лука. Ах, это ужасная игра, и я боюсь… Но я не должна говорить, не могу говорить, А то маленький человечек сделает что-нибудь ужасное. Может быть, он подумает, что я старуха из башмака !

– Успокойтесь, миссис Друккер, – утешал её Ванс. – Все это бессмысленная болтовня. Для всего есть совершенно разумное объяснение. И мне кажется, что именно вы поможете нам найти это объяснение!

– Нет, нет! Я не могу, не должна. Я сама ничего не понимаю!

– Почему вы нам не скажете? – настаивал Ванс.

– Потому что я не знаю, – воскликнула она. – Я хотела бы знать, клянусь Богом! Знаю только, что должно случиться что-то ужасное, что какое-то проклятье висит над этим домом.

– Почему вы это знаете?

– Потому, – еле слышно сказала она, что сегодня ночью приходил маленький человечек.

Холодок пробежал у меня по спине, и я увидел, что даже невозмутимый сержант глубоко втянул в себя воздух. Раздался спокойный голос Ванса.

– Почему же вы знаете, что он был здесь? Вы видели его?

– Нет, не видела, но он пытался войти ко мне в комнату через эту дверь.

– Вы должны нам рассказать все, – сказал Ванс, – а то мы подумаем, что все эту историю вы выдумали.

– Нет, я не выдумала, Бог свидетель. Я лежала в постели, но не спала. Часы на камине пробили полночь, и я услышала мягкий шорох в передней за дверью. Я повернулась к двери – на столе горел ночник – и увидела, как ручка двери медленно, бесшумно поворачивается; как будто кто-то хочет войти так, чтобы не разбудить меня…

– Остановитесь на минутку, миссис Друккер, – прервал её Ванс. – Вы замыкаете дверь на ключ?

– Я никогда не замыкала её до последнего времени, до смерти м-ра Робина. Но теперь я чувствую себя в опасности… не могу объяснить почему.

– Понимаю. Продолжайте ваш рассказ. Что случилось потом?

– Она двигалась взад и вперёд, а я застыла от ужаса. Наконец, мне удалось крикнуть, ручка мгновенно перестала шевелиться, и я услышала быстрые шаги… Я встала, подошла к двери и стала прислушиваться. Я боялась за Адольфа. Я слышала, как кто-то быстро и легко спускался по лестнице…

– По какой лестнице?

– По кухонной… Затем хлопнула наружная дверь – и все снова стихло. Что-то подсказало мне, что я должна открыть дверь. Я была в смертельном страхе, но знала, что я должна открыть её. Я тихонько повернула ключ и взялась за ручку. Когда я потянула дверь к себе, что-то, лежавшее с другой стороны на ручке, с шумом упало… к моим ногам!

Она не могла больше говорить. Спокойный голос Ванса вернул ей дар речи.

– Что же лежало на полу, миссис Друккер?

С трудом она встала и пошла к туалетному столику. Выдвинув маленький ящик, она запустила в него руку и стала что-то искать. Потом она протянула раскрытую руку. На ладони её лежала маленькая шахматная фигурка из чёрного дерева. Это был епископ[4]4
  Англичане называют шахматного слона епископом.


[Закрыть].

Глава XIII
ПОД ЗНАКОМ ЕПИСКОПА

Вторник, 12 апреля, 11 часов утра

Ванс взял епископа и положил его себе в карман.

– Было бы очень опасно, сударыня, – торжественно и выразительно произнёс он, – если бы случившееся здесь сегодня ночью стало кому-либо известно. Если лицо, сыгравшее с вами эту шутку, узнает, что вы известили полицию, оно попробует напугать вас ещё чем нибудь. Поэтому никому ни слова о том, что вы нам рассказали.

– Даже Адольфу нельзя сказать? – спросила она.

– Никому! Вы должны хранить молчание даже при сыне.

Я не мог понять, почему Ванс так настаивает на этом пункте, но очень скоро мне все стало ясно. Правильность его совета трагически подтвердилась.

Через несколько минут мы ушли, спустились по кухонной лестнице и вышли на залитое солнцем крыльцо.

Маркхэм заговорил первым.

– Вы думаете, Ванс, что лицо, принёсшее сегодня ночью эту фигурку, и есть убийца Робина и Спригга?

– Вне всякого сомнения. Цель ночного визита отвратительно ясна. Во всем этом кошмаре это единственная вешь, которая не может быть названа проявлением сумасшедшего юмора. Теперь у нас есть нечто определённое.

– Что же это такое? – спросил Хэс.

– Прежде всего, нам стало известно, что наш шахматный трубадур хорошо знаком с планом этого дома. Он также должен был знать, когда вернётся Друккер в эту ночь; иначе он не отважился бы нанести свой визит.

– Но мы и так уже установили, что убийца отлично ознакомлен с этими домами, – проворчал Хэс.

– Верно. Но можно близко знать семью и не уметь пробраться в дом незаметно. Кроме того, этот ночной посетитель знал, что обычно миссис Друккер не замыкала дверь на ночь; он, несомненно, имел намерение войти в комнату, оставить в ней фигурку и уйти. То, как он поворачивал ручку двери, доказывает, что он хотел именно этого.

– Может быть, он хотел просто разбудить миссис Друккер, чтобы она тотчас же нашла злополучную фигурку, – предположил Маркхэм.

– А зачем же он так осторожно повёртывал ручку, как будто старался никого не разбудить? Нет, Маркхэм, у него в мозгу было что-то более зловещее; но когда дверь оказалась замкнутой, и миссис Друккер вскрикнула, он оставил епископа там, где его нашла миссис Друккер, и убежал.

– Но, сэр, – заговорил Хэс, – ведь и кто-нибудь другой мог знать, что она не замыкает дверь на ночь, и быть настолько знакомым с расположением дома, чтобы ходить по нему впотьмах.

– Но у кого мог быть ключ от задней двери, сержант?

– Дверь могла остаться незамкнутой, – упорствовал Хэс, – вот когда мы проверим все alibi, тогда у нас будет руководящая нить.

Ванс вздохнул.

– Вероятно, вы найдёте двух-трех человек без alibi, а если ночной визит был сделан по плану, так и alibi, наверное, подготовлено. Мы ведь не с дураками имеем дело, сержант. Мы играем в смертоносную игру с хитрым, находчивым убийцей, который так же быстро соображает, как и мы, и так же искушён в тонкостях логики…

Вдруг он встал, а за ним и мы, и все пошли в кухню. У стола сидела немка и что-то готовила. Ванс с улыбкой посмотрел на неё и спросил:

– Как вас зовут?

– Менцель, – ответила она. – Грета Менцель.

– Вы уже давно у Друккеров?

– Двадцать пятый год.

– Давно, – заметил Ванс. – Скажите, отчего вы так испугались нас сегодня утром?

– Я не испугалась, но м-р Друккер был занят.

– Вы, может быть, подумали, что мы пришли его арестовать?

Её глаза расширились, но она ничего не ответила.

– В котором часу м-р Друккер вчера встал? – продолжал Ванс.

– Я уже сказала вам, в девять, как всегда.

– В котором часу встал м-р Друккер? – голос его звучал настойчиво и значительно.

– Я сказала вам.

– Die Wahrheit Frau Menzel! Um wie viel Uhr ist er aufgestanden?

Повторение вопроса по-немецки мгновенно вызвало психологический эффект. Женщина закрыла лицо руками, и у неё вырвался подавленный крик.

– Не знаю, – сказала она. – Я будила его в половине девятого, но он не ответил. Я приоткрыла дверь… она была незамкнута, и – Di, lieber Gott! – его там не было.

– Когда вы его опять увидели?

– В девять. Я пошла наверх, чтобы сказать ему, что завтрак готов. Он был в кабинете за столом, работал, как сумасшедший, и был взволнован. Он сказал мне, чтобы я ушла.

– Он спустился к завтраку?

– Ja, ja. Он пришёл вниз через полчаса.

– Почему вы сказали мне сегодня, что м-р Друккер встал в девять часов? – спросил Ванс.

– Я должна была… так мне было велено. Когда миссис Друккер вернулась вчера от мисс Диллард, она сказала мне, что если мне будут задавать этот вопрос, я должна отвечать: в девять часов. Она даже заставила меня поклясться…

Ванс все-таки казался сбитым с толку.

– В том, что вы рассказали, нет ничего такого, что могло бы на вас подействовать. Вполне естественно, что болезненная женщина вбила себе в голову, что она должна защитить своего сына от подозрений, когда по соседству было совершено убийство. Вы ведь знаете, как она преувеличивает самую отдалённую опасность во всем, что касается её сына. У вас нет оснований связывать м-ра Друккера с этим преступлением?

– Нет, нет! – Женщина затрясла головой, как сумасшедшая.

Ванс суровым неумолимым тоном спросил:

– Где вы были в то утро, когда был убит м-р Робин?

Вдруг изумительная перемена произошла в ней: лицо её побледнело, губы задрожали, она судорожно сжала руки. Она хотела отвести свои глаза от Ванса, но что-то в его взгляде удержало её.

– Где вы были, фрау Менцель? – Ванс резко повторил вопрос.

– Я была здесь, – начала она, но вдруг остановилась и взволнованно посмотрела на Хэса.

– Вы были в кухне?

Она кивнула головой, казалось, она потеряла дар речи.

– И вы видели, как м-р Друккер вернулся от Диллардов? – продолжал Ванс. – Он прошёл по чёрному ходу и пошёл наверх… Он не знал, что вы его видели через кухонную дверь… А позже он спросил, где вы были в это время. Потом вы узнали о смерти м-ра Робина за несколько минут до его прихода. А вчера, когда миссис Друккер приказала вам говорить всем, что он встал в девять часов, вы узнали, что по соседству был ещё кто-то убит, и у вас возникли подозрения… Верно, фрау Менцель?

Женщина громко плакала в передник.

Хэс свирепо посмотрел на неё.

– Вот как! – загремел он. – Вы лгали, когда я вас допрашивал, сопротивлялись правосудию!

– Миссис Менцель, сержант, – заговорил Ванс, – не имела никакого намерения обманывать правосудие, она теперь сказала всю правду. – И не дав Хэсу времени ответить, он обратился деловым тоном к перепуганной женщине: – Вы каждую ночь замыкаете дверь, ведущую на крыльцо?

– Да, каждую ночь.

– Вы уверены, что замкнули её сегодня ночью?

– В половине девятого, когда я пошла спать.

Ванс подошёл к двери и осмотрел замок.

– У кого есть ключ от двери?

– Ни у кого, кроме мисс Диллард.

– Мисс Диллард? А на что ей ключ? – спросил Ванс.

– Да у неё он уже несколько лет. Она ведь, как член семейства, приходит два-три раза в день. Когда я ухожу, я замыкаю дверь, а так как у неё есть свой ключ, миссис Друккер не приходится беспокоиться и спускаться вниз.

– Совершенно естественно, – пробормотал Ванс. – Больше мы не будем вас беспокоить, фрау Менцель.

Когда мы вышли, он указал на дверь, ведущую во двор.

– Заметьте, пожалуйста, что проволочная сетка выломана из рамы, конечно, для того, чтобы можно было просунуть руку внутрь и повернуть защёлку. Дверь открывали ключом миссис Друккер или мисс Диллард, вернее ключом последней.

Хэс кивнул головой, но Маркхэм стоял в отдалении и сердито пыхтел папиросой. Вдруг он решительно повернулся и уже готов был снова войти в дом, когда Ванс схватил его за руку.

– Нет, Маркхэм. Технически это может страшно повредить. Смири свой гнев.

Маркхэм стряхнул с себя его руку.

– Черт возьми, Ванс. Друккер наврал нам, что он ушёл от Диллардов через ворота до убийства Робина.

– Конечно, наврал. Я все время подозревал, что отчёт, данный им о том утре, был несколько условен. Но не стоит идти к нему с расспросами. Он просто скажет, что кухарка ошибается.

Маркхэм не успокоился.

– Но я хочу знать, где он был вчера утром. Почему это миссис Друккер старается уверить нас, что он спал?

– Вероятно, она тоже ходила в его комнату и видела, что она пуста. Когда она узнала о смерти Спригга, то стала придумывать alibi. Но не выйдет ничего хорошего, если вы сейчас же пойдёте обличать несообразность её рассказа.

– Может быть, – серьёзно заговорил Маркхэм, – я и добился бы объяснения этого омерзительного дела.

Ванс ответил не сразу. Подумав, он тихо сказал:

– Все-таки не следует рисковать. Если то, что вы думаете, окажется правдой, и вы сообщите только что полученные вами сведения, маленький человек может на этот раз не удовлетвориться оставлением фигурки у дверей…

Маркхэм с ужасом посмотрел на него.

– Вы думаете, что жизнь кухарки будет в опасности, если я сейчас воспользуюсь уликой против него?

– Самое ужасное в этом деле то, что пока мы не добьёмся правды, опасность не исчезнет. Мы не можем подвергать ей кого бы то ни было…

Дверь на крыльцо отворилась и на пороге появился Друккер. Его взгляд остановился на Маркхэме и хитрая, злобная улыбка скривила его рот.

– Надеюсь, я не помешал? Но кухарка только что сообщила мне, что сказала вам, будто бы она видела, как я вышел через заднюю дверь утром в день убийства м-ра Робина.

– Так что же из этого, м-р Друккер? – спросил Маркхэм.

– Я только хотел сказать вам, что кухарка ошибается. Она, очевидно, спутала дни, я часто прихожу домой через эту дверь. Я уже сказал вам, что ушёл со стрельбища через ворота, выходящие на 75-ю улицу, и после короткой прогулки в парке вернулся домой через парадную дверь. Я убедил Грету, что она ошиблась.

Ванс внимательно слушал. Потом он повернулся и встретил улыбку Друккера тоже ясной невинной улыбкой.

– Вы убедили её, может быть, при помощи шахматной фигуры?

Друккер дёрнул головой и втянул глубоко воздух. Его исковерканное тело напряглось, мускулы у глаз и рта задрожали, жилы на шее вздулись как верёвки. На одно мгновенье я подумал, что он потерял власть над собою, но с большим усилием он принял спокойный вид.

– Я не понимаю вас, сэр. – Голос его дрожал от гнева. – Причём тут шахматная фигура?

– Фигуры носят различные названия, – лаконично заметил Ванс.

– Вы будете рассказывать мне о шахматах. – Ядовитое презрение было в его голосе, но все-таки ему удалось усмехнуться. – Конечно, разные названия: король, ферзь, ладья, конь. – Он вдруг остановился… – епископ … – Он прижался головой к дверям и захохотал. – Так вот что вы подразумеваете! Епископ!.. Да вы просто сборище глупых детей, играющих в какую-то дурацкую игру.

– У нас есть основательные причины думать, – сказал с внушительным спокойствием Ванс, – что играет в эту игру кто-то другой, и шахматный епископ в этой игре имеет символическое значение.

Друккер успокоился.

– Не принимайте всерьёз неразумные речи моей матери, – укоризненно сказал он. – Воображение часто играет с ней разные шутки.

– Но почему же вы заговорили о вашей матушке?

– Да ведь вы сейчас беседовали с нею? И ваши рассуждения напоминают мне её безвредные галлюцинации.

– С другой стороны, – мягко заметил Ванс, – ваша мать могла иметь серьёзные основания для страхов.

– Вздор!

– Но все-таки, м-р Друккер, мне очень важно знать, где вы были вчера утром между восемью и девятью часами?

Друккер как будто хотел ответить, но потом губы его опять сжались, он долго смотрел на Ванса, высчитывая что-то. Наконец, громко, твёрдо заговорил.

– Я работал в кабинете с шести утра до половины десятого. Уже несколько месяцев я работаю по интерференции света. – В глазах ею загорелся фанатический огонь. – Но вчера утром я проснулся с ясным представлением о некоторых факторах моей теории, сейчас же встал и пошёл в кабинет.

– Значит, вы там и были, – спокойно сказал Ванс. – Это не особенно важно. Простите за беспокойство. – Он кивнул Маркхэму, и мы пошли на стрельбище. По дороге он обернулся и, улыбаясь, заботливо сказал: – Миссис Мендель под нашим покровительством. Очень будет больно, если с ней что-нибудь случится.

Друккер глядел нам вслед как загипнотизированный.

Когда мы отошли достаточно далеко, Ванс обратился к Хэсу.

– Сержант, – сказал он беспокойно, – эта честная немецкая фрау сунула голову в петлю. Честное слово, я боюсь. Поставьте-ка около дома Друккера хорошего человека на ночь, вот под теми деревьями. При первом крике или призыве о помощи пусть он сразу же ломится в дом… Я спокойнее усну, если буду знать, что ангел в штатском платье охраняет сон фрау Менцель.