Текст книги "Смерть Канарейки"

Глава 7
Неизвестный посетитель

Вторник, 11 сентября, 11 часов 15 минут утра

Хэс вышел в холл и вернулся в сопровождении дневного телефониста, болезненного на вид, худощавого юнца, которого звали Спайвли. Его почти черные волосы, оттенявшие бледность лица, были зачесаны назад и напомажены, у него были очень жидкие усики, вытянутые в шнурок тщательным образом. Одет он был с иголочки в костюм ярко-шоколадного цвета, чрезвычайно тесно облегавший его фигуру, и в розовую рубашку с жестким отложным воротничком, в ботинки на пуговицах, с замшевым носком. Он заметно нервничал и немедленно уселся на плетеный стул у двери, все время дотрагиваясь до безукоризненной складки на брюках и облизывая губы.

Маркхэм сразу приступил к делу:

– Насколько я понимаю, вы дежурили у щита в течение вчерашнего дня и вечера, вплоть до десяти часов. Верно?

Спайвли судорожно глотнул и кивнул:

– Да, сэр.

– В котором часу мисс Оделл отправилась обедать?

– Около семи. Я как раз послал в соседний ресторан за сандвичами…

– Она уходила одна? – прервал Маркхэм его объяснения.

– Нет. За ней зашел один малый.

– Вы знаете этого малого?

– Я видел его пару раз, когда он заходил к мисс Оделл, но я не знаю, кто он такой.

– Как он выглядел? – Маркхэм задал вопрос с нетерпеливой поспешностью.

Описание спутника девушки, которое дал Спайвли, совпадало с описанием человека, провожавшего ее домой, данным Джессапом, хотя Спайвли был более многословным и менее точным, чем Джессап.

Очевидно, мисс Оделл ушла в семь и вернулась в одиннадцать с одним и тем же человеком.

– А теперь, – сказал Маркхэм, особенно выделяя свои слова, – я хочу знать, кто еще заходил к мисс Оделл в промежуток после ее ухода до десяти часов, когда ваше дежурство кончилось?

Спайвли был удивлен этим вопросом, он в недоумении поднял и свел свои низкие изогнутые брови.

– Я не понимаю, – пробормотал он, – как можно было зайти, когда ее не было?

– Но кто-то все-таки заходил? – сказал Маркхэм. – И он вошел к ней в квартиру и оставался там до одиннадцати часов.

Глаза юнца полезли на лоб, и рот широко открылся.

– Господи боже, сэр! – воскликнул он. – Так вот как ее убили! Ее поджидали в засаде.

Он резко остановился, внезапно осознав свое место в таинственной цепи событий, приведших к убийству.

– Но ведь никто не входил к ней в квартиру, пока я был на дежурстве, – испуганно выпалил он. – Никто. Я не отходил от щита с того времени, как она ушла, до конца смены.

– Мог кто-нибудь пройти через боковую дверь?

– Как? Она была открыта? – Спайвли был поражен. – Она никогда не бывает открыта вечером. Привратник запирает ее в шесть часов перед своим уходом.

– А вы не отпирали ее вчера вечером для чего-нибудь? Подумайте хорошенько.

– Нет, сэр. – Он убедительно покачал головой.

– И вы утверждаете, что никто не прошел в квартиру через парадную дверь после ухода мисс Оделл?

– Утверждаю. Я вам говорю, что ни разу не отошел от щита, и никто не мог пройти мимо меня, чтобы я этого не заметил. Был только один человек, который зашел и спросил ее…

– Ага! Так кто-то все-таки заходил! – воскликнул Маркхэм. – Когда это было? И как? Соберитесь с мыслями, прежде чем ответить.

– Да ничего особенного не было, – уверял его искренне запуганный юнец. – Просто малый, который вошел, позвонил в ее дверь и ушел обратно.

– Предоставьте нам судить, было тут что-нибудь особенное или нет. – Маркхэм говорил холодным повелительным тоном. – Когда он заходил?

– Около половины десятого.

– А кто он такой?

– Молодой парень, которого я видел несколько раз, когда он навещал мисс Оделл. Я не знаю, как его зовут.

– Расскажите мне подробно, как это было, – настаивал Маркхэм.

Спайвли опять с трудом вздохнул и облизал пересохшие губы.

– Было как будто так, – начал он с усилием. – Этот парень вошел и стал прохаживаться по холлу, я сказал ему: «Мисс Оделл нет дома». Но он сказал: «Я все-таки позвоню, чтобы быть уверенным». В эту минуту мне понадобилось отвечать на вызов, и я ему ничего не сказал. Он позвонил у ее дверей и постучался, но ему, конечно, никто не ответил, и он сейчас же вернулся и сказал: «Кажется, вы были правы». Потом он дал мне полдоллара и ушел.

– Вы действительно видели, как он уходил? – в голосе Маркхэма послышались нотки разочарования.

– Конечно, я видел, как он уходил. Он остановился в парадном и закурил сигарету. Потом он открыл дверь и свернул в сторону Бродвея.

– Друг за другом с розы спадают лепестки, – послышался с тахты голос Вэнса. Он зевнул. – Очень интересная ситуация.

Маркхэму не хотелось расставаться с верой в преступные наклонности единственного посетителя, приходившего около половины десятого.

– Можете вы описать этого человека? – спросил он.

Спайвли выпрямился, и в его ответе послышался энтузиазм, показавший, что он обратил на посетителя особое внимание.

– Он хорошо выглядел, может быть, лет тридцати. На нем был вечерний костюм, шелковая рубашка и лаковые туфли.

– Что-что? – переспросил Вэнс с проворным энтузиазмом. – Шелковая рубашка под вечерний костюм? В высшей степени необычайно.

– О, все, кто любит хорошо одеться, носят их, – пояснил Спайвли со снисходительной гордостью. – Так модно одеваться на танцы.

– Что вы говорите – в самом деле? – Вэнс казался ошеломленным. – Я должен это проверить… А кстати, когда этот законодатель мод в шелковой рубашке остановился у двери, не достал ли он сигарету из длинного плоского серебряного портсигара, который вытащил из нижнего кармана жилета?

Юнец поглядел на Вэнса с восторженным изумлением.

– Откуда вы знаете? – воскликнул он.

– Простое совпадение, – объяснил Вэнс, возвращаясь в лежачее положение, из которого вышел при описании посетителя. – Большие металлические портсигары как-то очень вяжутся с шелковыми рубашками под вечерний костюм.

Маркхэм, явно раздраженный вмешательством Вэнса, резко перебил его, обратившись к телефонисту с просьбой продолжать описание.

– Волосы у него были гладко зачесаны назад, – продолжал Спайвли, – и довольно длинные, но пострижены по последней моде. У него были короткие усы, в петлице большая красная гвоздика, а на руках замшевые перчатки.

– Господи боже! – пробормотал Вэнс.

Маркхэм, которого неотступно преследовали мысли о ночных клубах, нахмурился и глубоко вздохнул. Наблюдательность Вэнса явно направила его мысли все в ту же сторону.

– Высокий или низкий был этот человек? – спросил он.

– Ну, не очень высокий – примерно с меня, – пояснил Спайвли. – Он довольно худощав.

В его голосе звучало еле уловимое восхищение, и я почувствовал, что юный телефонист видел в госте мисс Оделл свой полный идеал. Этот явный восторг в соединении с несколько утрированным костюмом юноши помог нам воочию увидеть перед собой посетителя мисс Оделл.

Когда Спайвли был отпущен, Маркхэм встал и заходил по комнате, окутавшись сигарным дымом, а Хэс сидел и, хмурясь, наблюдал за ним. Вэнс встал и потянулся.

– Увлекательная проблема, кажется, застряла, – заметил он. – Как проник сюда убийца прелестной Маргарет?

– Знаете, мистер Маркхэм, – прорвало вдруг Хэса, – я думаю, что этот парень мог явиться сюда днем, когда боковая дверь не была еще заперта. Оделл могла сама впустить его и спрятать, когда этот другой пришел приглашать ее обедать.

– Может быть, и так, – согласился Маркхэм. – Позовите-ка горничную еще раз, и мы попробуем это выяснить.

Когда женщина явилась, Маркхэм начал задавать ей вопросы о том, что она делала днем, и выяснил, что около четырех часов она уходила за покупками и вернулась в половине шестого.

– У мисс Оделл кто-нибудь был, когда вы пришли?

– Нет, сэр, – последовал быстрый ответ, – она была одна.

– Она не говорила, что кто-нибудь заходил?

– Нет, сэр.

– Ну, – продолжал Маркхэм, – а мог кто-нибудь спрятаться в квартире, когда вы уходили домой в семь часов?

Горничная была искренне изумлена и немного испугана.

– Где же он мог прятаться? – спросила она, обводя взглядом комнату.

– Мало ли мест, – сказал Маркхэм, – в ванной, в одном из стенных шкафов, под кроватью, за занавеской.

Женщина решительно покачала головой.

– Никто не мог здесь спрятаться, – заявила она. – В ванную я заходила раз шесть, а из шкафа в спальне я доставала платье мисс Оделл. Когда стемнело, я сама задернула все занавески. А что касается кровати, то она почти достает до пола и под нее нельзя залезть. – Я посмотрел на кровать и убедился, что это было совершенно верно.

– А шкаф в этой комнате? – в голосе Маркхэма слышалась надежда, но горничная снова покачала головой:

– Там никого не было, в нем я держала свое собственное пальто и шляпу, я сама их сюда положила и сама доставала, собираясь уходить. И я даже переложила сюда одно старое платье мисс Оделл перед уходом.

– И вы совершенно уверены, – снова повторил Маркхэм, – что никто не был спрятан в квартире, когда вы уходили?

– Совершенно, сэр.

– Вы не помните, случайно, когда вы открывали дверь шкафа, чтобы достать свою шляпу, ключ торчал снаружи или изнутри?

Женщина задумалась и поглядела на дверь.

– Он торчал снаружи, как всегда, – наконец сказала она. – Я точно помню, потому что зацепилась за него старым платьем, когда вешала его туда.

Маркхэм сдвинул брови.

– Вы говорите, что не знаете имени человека, с которым мисс Оделл обедала вечером. Вы можете назвать имена людей, с которыми она обычно встречалась?

– Мисс Оделл никогда не называла мне никаких имен, – сказала женщина. – Она была очень осторожна, даже скрытна. Видите ли, я обычно бывала здесь только днем, а ее знакомые джентльмены приходили по вечерам.

– И вы никогда не слышали от нее ни о ком, кого она боялась? О ком-нибудь, кого она имела причину опасаться?

– Нет, сэр… Хотя был у нее один человек, от которого она старалась отделаться. У него был плохой характер – я бы ему не стала доверять, – и я говорила мисс Оделл, чтобы она была с ним настороже. Но, кажется, она знала его уже давно и когда-то была с ним дружна.

– Откуда вы это знаете?

– Однажды, с неделю тому назад, – объяснила горничная, – я пришла после завтрака, а он был с ней в другой комнате. Они не слышали, что я пришла, потому что портьеры были опущены. Он требовал денег, а когда она попробовала отказать, стал угрожать ей. И она сказала что-то такое, из чего я поняла, что она давала ему деньги и раньше. Я чем-то загремела, и тогда они перестали спорить, и очень скоро вслед за этим он ушел.

– Как он выглядел? – спросил Маркхэм.

– Он был довольно худой – не очень высокий, – и я бы дала ему лет тридцать. И у него было, пожалуй, красивое лицо, но с неприятным выражением, и светло-голубые глаза, от которых мурашки ползли по спине. Он зачесывал назад волосы, и у него были маленькие светлые усики.

– Ого, – сказал Вэнс, – наш модник.

– Был он здесь еще? – спросил Маркхэм.

– Не знаю, сэр. Я его не видела больше.

– Это все, – сказал Маркхэм.

Женщина вышла.

– Не очень-то она помогла, – жалобно сказал Хэс.

– Как! – воскликнул Вэнс. – Мне кажется, удивительно помогла. Она пролила свет на некоторые неясные стороны дела.

– И какую же часть сообщенных ею сведений вы находите особо важной? – спросил Маркхэм с плохо скрытой досадой.

– А разве мы теперь не знаем, – ответил Вэнс, – что здесь никого не было, когда горничная отбыла вчера вечером?

– Я бы сказал, – возразил Маркхэм, – что этот факт нам не только не помог, а запутал дело еще больше.

– Да, пожалуй, это выглядит так сейчас. Но потом – кто знает – может оказаться самым важным обстоятельством, блестящей путеводной нитью… Далее мы выяснили, что кто-то явно прятался в шкафу и что, больше того, это произошло уже после ухода дуэньи, то есть после семи часов.

– Конечно, – кисло улыбнулся Маркхэм, – когда боковая дверь оказалась заперта, а в главном холле сидел телефонист, который клянется, что никто не проходил мимо него.

– Это несколько туманно, – грустно согласился Вэнс.

– Туманно! Это невозможно понять, – проворчал Маркхэм.

Хэс, который напряженно рассматривал внутренность шкафа, беспомощно покачал головой. – Чего я не понимаю, – задумчиво рассуждал он, – так это того, почему парень, который здесь прятался, не разметал здесь все, как он сделал это с остальной квартирой, когда вылез отсюда?

– Сержант, – сказал Вэнс, – вы попали в самую точку. Аккуратный нетронутый вид шкафа наводит на мысль о том, что грубое существо, терзавшее эту прелестную квартиру, не уделило этому шкафу достаточного внимания, потому что он был заперт изнутри, оно не могло его открыть.

– Ну-ну! – запротестовал Маркхэм. – Эта теория допускает, что прошлой ночью здесь находилось двое неизвестных.

Вэнс вздохнул:

– Увы! Я знаю, что это ужасно. Мы не можем поселить сюда логическим путем даже одного… Печально, не правда ли?

Хэс стал искать утешения в другом направлении.

– Как бы то ни было, – заявил он, – мы знаем, что франт в лакированных туфлях, который заходил сюда в половине десятого, был, вероятно, любовником Оделл и занимался тем, что вымогал у нее деньги.

– А каким же образом поможет этот несомненный факт рассеять тучи неизвестности? – спросил Вэнс. – Почти у каждой современной дамы есть скуповатый любовник. Было бы довольно странно, если бы тут поблизости не имелось такого юноши.

– Это верно, – возразил Хэс. – Но я скажу вам, мистер Вэнс, кое-что, о чем вы, может быть, и не знаете. Мужчины, от которых эти девочки теряют голову, обычно бывают отъявленными мошенниками – профессиональными преступниками, понимаете. Поэтому, зная, что эта была работа рук профессионала, я не могу без интереса узнать о том, что парень, который грозил Оделл и вымогал у нее деньги, слонялся тут вчера вечером… И вот что я вам скажу: по описанию он очень напоминает взломщиков высокого класса, которые болтаются в этих ночных кафе.

– Вы убеждены, таким образом, – мягко спросил Вэнс, – что эта, как вы ее называете, девочка связана была с профессиональным взломщиком?

Глава 8
Невидимый убийца

Вторник, 11 сентября, 11 часов 45 минут утра

Маркхэм подошел к окну и стоял, заложив руки за спину, глядя на маленький мощеный задний дворик. Через несколько минут он медленно обернулся.

– Насколько я понимаю, – сказал он, – положение сводится к следующему: мисс Оделл получает приглашение на обед и в театр от какого-то почтенного джентльмена. Он заходит за ней чуть позже семи, и они вместе уходят. В одиннадцать часов они возвращаются. Он входит в квартиру и остается там полчаса. В половине двенадцатого он уходит и просит телефониста вызвать ему такси. Пока он ждет, девушка вскрикивает и зовет на помощь, но в ответ на его вопросы говорит, что все в порядке и просит его уехать. Приходит такси, и он уезжает. Через десять минут ей кто-то звонит, и из ее квартиры отвечает мужской голос. Наутро ее находят убитой, а квартиру ограбленной.

Он глубоко затянулся сигарой.

– Ясно, что, когда она вернулась вечером со своим провожатым, где-то здесь находился еще один мужчина, и ясно также, что девушка была жива после ухода ее спутника. Поэтому мы должны заключить, что убил ее тот человек, который уже находился в квартире. Это заключение подтверждается свидетельством доктора Доремуса, что убийство произошло между одиннадцатью и двенадцатью часами. Но так как ее спутник ушел в половине двенадцатого и говорил с ней после этого, мы можем точно определить время убийства – между половиной двенадцатого и двенадцатью… Вот что мы знаем из полных свидетельских показаний.

– Да, от этого не уйдешь, – согласился Хэс.

– Во всяком случае, это интересно, – пробормотал Вэнс.

Маркхэм, расхаживая взад и вперед, продолжал:

– Основные положения таковы: в семь часов, когда горничная уходила домой, в квартире никто не прятался. Значит, убийца проник в квартиру позже. Сначала давайте рассмотрим боковую дверь. В шесть часов – за час до того, как ушла горничная, – привратник заложил ее изнутри на засов, и оба телефониста яростно отрицают, что подходили к ней близко. Больше того, вы, сержант, нашли ее запертой сегодня утром. Следовательно, мы должны принять как факт, что дверь была заперта изнутри всю ночь и никто через нее не мог проникнуть в дом. Поэтому мы приходим к неизбежному выводу, что убийца шел через главный вход. Теперь давайте рассмотрим этот второй вход. Телефонист, дежуривший до десяти часов вчерашнего вечера, утверждает, что единственный, кто проходил через главный холл к квартире, был человек, позвонивший в квартиру, не получивший ответа и немедленно удалившийся. Другой телефонист, который дежурил с десяти часов вечера до сегодняшнего утра, с такой же настойчивостью утверждает, что никто не входил в парадную дверь и не проходил мимо щита к квартире. Прибавьте к этому тот факт, что все окна первого этажа защищены решетками, что никто не может спуститься сверху, не оказавшись лицом к лицу с телефонистом, и вам будет ясно, что в настоящий момент мы оказались в тупике.

Хэс поскреб затылок и невесело засмеялся.

– А как насчет соседней квартиры? – спросил Вэнс. – Той, дверь которой находится прямо напротив прохода, – номер два?

Хэс покровительственно повернулся к нему.

– Я заглянул в нее сегодня утром прежде всего. Во второй квартире живет одинокая женщина, и я разбудил ее в восемь утра и обыскал квартиру. Ничего там нет. Во всяком случае, чтобы пройти к ее квартире, нужно точно так же миновать телефонный щит, а к ней никто не заходил и не уходил вчера вечером. Больше того, Джессап – а он неглупый малый – сообщил мне, что это тихая порядочная женщина и что они с Оделл даже не были знакомы.

– Вы так старательны, сержант, – пробормотал Вэнс.

– Конечно, – вставил Маркхэм, – можно было проскользнуть сюда из другой квартиры за спиной телефониста между семью и одиннадцатью часами и так же выскользнуть обратно после убийства. Но раз сержант Хэс не обнаружил там никого утром, то мы должны отвергнуть предположение, что преступник пользовался этой квартирой.

– Осмелюсь сказать, что вы правы, – равнодушно согласился Вэнс. – Но, Маркхэм, ваше освещение обстановки исключает для преступника возможность пользоваться любой другой квартирой. А он все же пробрался сюда, прикончил несчастную и исчез. Чудная маленькая проблема. Я бы не отказался от нее ни за что на свете.

– И напрасно, – мрачно произнес Маркхэм.

– Это просто загадочно, – продолжал Вэнс. – Тут не обошлось без спиритизма. Я начинаю подозревать, что этой ночью тут витал некий дух, производя довольно ужасные опыты материализации… Послушайте, Маркхэм, могли бы вы возбудить дело против бестелесной эманации?

– Привидения не оставили бы тут отпечатков пальцев, – сердито проговорил Хэс.

Маркхэм перестал нервно шагать по комнате и раздраженно набросился на Вэнса:

– К черту! Это дурацкая чепуха. Какой-то человек проник сюда и выбрался обратно. Но что-то где-то не так. Либо горничная ошибается, когда говорит, что в квартире никого не было, когда она уходила, либо один из телефонистов спал и не признается в этом.

– Или кто-то из них лжет, – добавил Хэс.

Вэнс покачал головой:

– Горничная, мне кажется, вполне заслуживает доверия. А если бы было хоть малейшее сомнение в том, что кто-то прошел незамеченным через главный вход, эти ребята у телефонного щита охотно подтвердили бы, при настоящем положении вещей… Нет, Маркхэм, вам лучше всего подходить к этому делу, изучив как следует быт призраков.

Маркхэм заворчал в знак неудовольствия шутливости Вэнса.

– Расследование по этой части я предоставляю вам, с вашими метафизическими теориями и гипотезами.

– Но позвольте, – смеясь, запротестовал Вэнс, – вы же логически доказали, вернее показали, что прошлым вечером в квартиру никто не мог войти и выйти оттуда, а, как вы мне часто говорили, суд должен решать все дела, опираясь не на известные или подозреваемые факты, а на улики и свидетельские показания, но в данном случае свидетельские показания обеспечивают алиби всем человеческим существам, облеченным в телесную оболочку. То, что леди сама задушила себя, не очень вероятно. Если бы только это был яд – какое необычайное самоубийство вы бы имели… В высшей степени необдуманно было со стороны ее рокового гостя не воспользоваться мышьяком вместо собственных рук.

– Ну ладно, он ее все-таки задушил, – заявил Хэс. – И я скажу вам, я бы поставил свои денежки на парня, который заходил сюда в половине десятого и не мог войти в квартиру. Хотел бы я потолковать с этой птичкой.

– В самом деле? – Вэнс закурил новую сигарету. – Я бы не сказал, судя по его описанию, что разговор с ним доставил бы большое удовольствие.

Глаза Хэса вспыхнули зловещим огоньком.

– Мы умеем, – процедил он сквозь зубы, – устраивать чертовски интересные разговоры с людьми, которые не пользуются репутацией завзятых остряков.

Маркхэм поглядел на часы.

– У меня есть срочные дела на службе, – сказал он, – а все эти разговоры ни к чему не приведут.

Он положил руку на плечо Хэса:

– Покидаю вас, чтобы двинуться дальше. Сегодня все эти свидетели снова будут у меня на допросе в прокуратуре – может быть, я смогу расшевелить их память хоть немножко. Вы наметили линию, по которой поведете расследование?

– По обыкновенному порядку, – уныло ответил Хэс. – Просмотрю бумаги Оделл и проверю их…

– Лучше бы вам съездить в бюро по вызову такси, – предложил Маркхэм. – Постарайтесь выяснить, кто был человек, уехавший отсюда, и куда он уехал.

– Неужели вы допускаете хоть на минуту, – спросил Вэнс, – что если бы он знал что-нибудь об убийстве, то остановился бы в холле и попросил бы телефониста вызвать такси?

– О, для меня это совершенно не важно, – Маркхэм говорил почти равнодушным тоном, – но девушка могла сказать ему что-нибудь, что наведет на след.

Вэнс насмешливо покачал головой:

– О долгожданная ясноглазая Вера, о чистая Надежда, ты невесомый ангел, парящий на золотых крыльях!

Маркхэму было не до поддразнивания Вэнса. Он повернулся к Хэсу и заговорил с возросшей бодростью:

– Позвоните мне попозже днем… Может быть, мне удастся вытянуть еще что-нибудь из компании, с которой мы только что беседовали. И, – добавил он, – поставьте обязательно сюда охрану. Я хочу, чтобы квартира оставалась в таком виде, пока нам не удастся пролить свет на это дело.

– Я об этом позабочусь, – сказал Хэс.

Маркхэм, Вэнс и я вышли и сели в машину. Через несколько минут мы уже мчались по Центральному парку.

– Помните наш недавний разговор о следах на снегу? – спросил Вэнс, когда мы выехали на Пятую авеню.

Маркхэм задумчиво кивнул.

– Насколько я припоминаю, – продолжал Вэнс, – в вашем предполагаемом случае имелись не только следы на снегу, но и десяток или больше свидетелей, включая и ваше маленькое чудо, которое видело какую-то фигуру на фоне зимнего ландшафта. Сейчас вы в более ужасном положении благодаря тому удручающему факту, что у вас нет ни следов на снегу, ни свидетелей, видевших убегающую фигуру. Короче, мы лишены всяких вещественных доказательств…

Он печально покачал головой.

– Знаете, Маркхэм, мне кажется, что из свидетельских показаний неоспоримо вытекает, что никого не было рядом с покойной в миг ее перехода в мир иной и что, следовательно, она является, я полагаю, всего лишь живой. Тело задушенной леди – второстепенное обстоятельство с точки зрения судебной процедуры. Я знаю, что суд не признает доказательства убийства без тела, но как вы намереваетесь объяснить наличие вещественного доказательства без убийства?

– Вы говорите чепуху, – сказал Маркхэм.

– Совершенную, – согласился Вэнс. – А все же затруднительная вещь для законника не иметь хоть каких-нибудь следов.

Внезапно Маркхэма прорвало.

– Вам то, уж конечно, не нужны ни следы, ни какие-нибудь вещественные доказательства! – набросился он на Вэнса. – Вы обладаете даром угадывания и предвидения, в котором отказано простым смертным. Насколько я помню, вы довольно высокомерно сообщили мне, что, зная сущность и условия убийства, вы безошибочно могли бы найти виновного, оставил он следы или нет. Припоминаете вы свое хвастовство?.. Ну, так вот вам преступление, и преступник не оставил никаких следов. Будьте добры удовлетворить мое любопытство и сообщить мне, кто убил Маргарет Оделл.

Безмятежное спокойствие Вэнса не было нарушено желчным вызовом Маркхэма. Он сидел несколько минут, лениво затягиваясь сигаретой, затем он нагнулся и стряхнул пепел в окно.

– Честное слово, Маркхэм, – протянул он, – я уже наполовину склонился к тому, чтобы заняться этим дурацким делом, но я думаю пока подождать, посмотреть, кого припутает сюда Хэс со своим расследованием.