Текст книги "День рождения мертвецов"

Удар пришел из ниоткуда, прямо в живот, оторвав мои ноги от пола и бросив спиной о стену. Гипсокартон хрустнул, и в воздух взлетело облачко белой пыли.

Мои ноги согнулись в коленях, внутренности обожгло огнем. Я едва удержался на ногах.

Мистер Боль, со стоном поднявшись на ноги, стоял, качаясь взад-вперед; кровь и слюна капали из открытого рта. Потом он засмеялся.

Я схватился за то, что осталось от лестницы, – чтобы не упасть.

– Какого… Какого черта… тебе… надо?

Здоровяк повертел шеей, растягивая мышцы, сначала в одну, потом в другую сторону. Голос у него был глухой и какой-то мокрый:

– А ты нахальный малый. Надо бы тебя отшлепать. – Его левая рука безвольно висела вдоль тела, а правая заканчивалась громадным кулаком.

Он нагнул голову и бросился на меня…

13

Его правое плечо врезалось мне в грудь. Голова застряла у меня под мышкой, и мы, пятясь, врезались в стену. Гипсокартон не выдержал и взорвался кучей заостренных кусков, обдав нас облаком пыли.

Мне в живот прилетел кулак.

Из меня сквозь стиснутые зубы с шипением вырвался воздух вместе с брызгами слюны.

Конечно, самое разумное, что можно было сделать в этом случае, – это обхватить руками шею этого ублюдка. Держать удары и продолжать сжимать руки, пока кислород ни перестанет поступать в его кривой неандертальский мозг… Но это только при одном условии – если труба с гайками была единственным оружием, которое Мистер Боль принес на вечеринку. Значительно труднее будет, если в кишки воткнется нож.

Еще один удар, в то же самое место, в два раза сильнее.

Займемся рукой.

Я схватил его за левый бицепс и рывком завел руку за спину и вверх. Потом другой рукой поймал его запястье и резко дернул. Внутри что-то хрустнуло и лопнуло.

Следующий его удар был похож на легкое похлопывание. Мистер Боль с всхлипом втянул в себя воздух, но крика не последовало. Вместо этого он упал на колени, вытянув вперед правую руку с растопыренной пятерней – как будто хотел помахать ручкой сидящему в аду дьяволу.

Я врезал ему коленом в лицо.

Он хрюкнул и опрокинулся на спину. Я выпустил искалеченную руку, схватил Мистера Боль за клок волос на затылке и ударил мордой по третьей ступеньке снизу.

ХРЯСЬ.

– Скушай за маму…

Я поднял его голову и снова изо всей силы опустил на ступеньку.

ХРЯСЬ.

– Скушай за папу…

Ступенька покрылась кровавыми пятнами.

– И тебе самому не хворать…

ХРЯСЬ.

Он обмяк.

Я отпустил его и, тяжело дыша, отступил на пару шагов:

– Домашнее задание… домашнее задание делать надо… тупой… ублюдок, и друзей с собой приводить… я из таких, как ты… козлов… говно вышибал… еще когда ты… когда ты…

Да и хрен с ним. Я прислонился к стене.

Гостиная превратилась в груду обломков, лестница в руинах, ковер покрыт обломками дерева и выпачкан в крови, в воздухе запах гипса, меди и прокисшего пота.

Сантехнический пернач блестел в углу, рядом с вешалкой. Я, шатаясь, подошел к нему, наклонился и поднял.

Когда я выпрямился, мир вокруг меня завальсировал, а внутри черепа что-то застучало, угрожая выдавить мне мозги через уши.

Прислонился к кухонной двери. Восстановил дыхание. Постарался не блевануть.

О’кей.

Опять подступило.

Сделал несколько глубоких вдохов.

Ох… Адреналин, конечно, великолепное обезболивающее, но что будет, когда начнется отходняк? Костяшки левой руки пронзало пульсирующей болью, плечи как будто обернуты раскаленной колючей проволокой, поясница раскалывалась, желудок жгло, а все остальное просто нестерпимо болело.

Слишком стар я для таких вещей.

Точно. Пора позаботиться о визитере.

Я повернулся, держа у бедра утыканную шипами трубу.

Он лежал перед лестницей, свернувшись в клубок, и дрожал, прижимая к себе искореженную левую руку. Лицо – бесформенное месиво. Наверное, тому, кто называл себя «Мистер Боль», это совсем не нравилось.

Я схватил его за шиворот и потащил на кухню, оставляя скользкий темно-красный след на грязном линолеуме. Потом открыл заднюю дверь и выволок его в сад.

Темновато здесь. Из-под низких облаков прорывался болезненный свет, окрашивающий все в черно-белые цвета, которого едва хватало, чтобы различить очертания предметов. Тело здоровяка обмякло, а изо рта вырывался пар, пока я тащил его к тому месту, где должна была стоять сушилка для белья, если какой-нибудь предприимчивый ублюдок не спер ее.

Снова закрапал мелкий дождик, холодный и освежающий. Я поднял лицо к небу и позволил дождику намочить мою кожу.

Приходится искать удовольствие в малозначимых вещах. Поставил оперенный конец трубы на лодыжку Мистера Боли. Постучал по суставу:

– Знаешь, как больно будет, правда?

Здоровяк захрипел и дернулся.

– Да. – Я занес пернач над головой. – Ты абсолютно прав.

Я открыл багажник машины и опустил в него свой чемодан на колесиках – рядом с шикарными красными чемоданами доктора Макдональд.

Она повернулась и уставилась на меня в проем между сиденьями:

– Кажется, вы сказали, что будете через пять минут, а прошло целых четверть часа, и эта собака бегала здесь вокруг машины и принюхивалась… – Она отвернулась – брови нахмуренные, верхняя губа презрительно искривлена. – Что с вашим лицом?

Я закрыл дверь машины, потом повернулся и пошел в дом. Взял в одной из комнат картонную коробку. Поставил ее в багажник, потом сделал то же самое еще два раза, пока места в нем совсем не осталось. Единственная положительная вещь, когда живешь в подобном дерьме, – не стоило распаковываться после того, как Мишель выкинула меня из дома.

Еще один, последний заход в дом. Пока поднимался по раздолбанной лестнице, достал мобильник и набрал номер Паркера. Казалось, что прошла целая вечность, но наконец он ответил – голос пьяный и невнятный:

– Уголек! Как там дела?

Уже надрался. Или обдолбался.

– Я хочу, чтобы ты держался подальше от дома какое-то время.

– Ты ведь не будешь ее сегодня пялить, а, Уголек? Слушай, чувак, ты просто похотливый…

– Это небезопасно, о’кей? Кто-то весь дом вверх дном перевернул.

Я завернул вверх ковер в спальной комнате и поднял половицу. Сунул руку внутрь, вытащил сигарную коробку Ребекки и спрятал ее на груди.

– Твою мать… Неужели Большой Джонни Симпсон? Чувак, клянусь, я не знал, что она его сестра, она…

– Найди какое-нибудь другое место, где можно отсидеться. К маме пойди или еще куда-нибудь.

Потом я пошел в ванную комнату. Передняя панель отошла довольно легко. Схватил несколько пластиковых пакетов на молниях, спрятанных под ванной, и рассовал их по карманам. Вышел обратно на лестницу.

– Уголек, прости меня, ладно? Я не хотел.

– Позвоню тебе, когда вернусь обратно. – И, закончив разговор, захлопнул за собой входную дверь и потащился к «рено».

Доктор Макдональд пялилась на меня с пассажирского кресла и кусала нижнюю губу, глаза ее были широко раскрыты. Я открыл багажник, расстегнул молнию на чемодане и сунул внутрь сигарную коробку. Сел за руль. Немного посидел с закрытыми глазами, устраиваясь поудобнее, чтобы кресло приняло вес моего тела, а мышцы привыкли к новой болезненной конфигурации.

Она откашлялась:

– Мне кажется, это будет неплохая идея – высадите меня где-нибудь, не важно где, в смысле, я не хочу сбивать вас с вашего пути, и конечно же со мной временами бывает…

– Бывает очень непросто, но мы с этим справимся. – Я повернул ключ зажигания. «Рено» бессвязно забормотал и вернулся к жизни. – Самое главное – вовремя сбросить скорость, когда увидишь видеокамеру на дороге.

– У вас кровь на лице.

Рулевое колесо, казалось, было сделано из бетона, но я все же вывернул его на полную. Подшипники застонали, когда машина уткнулась в противоположный бордюр, потом выехала на дорогу и поехала в нужном направлении. Я включил фары, щелкнул рычажком отопления, чтобы просушить запотевшее ветровое стекло, и включил радио. Из динамиков зажужжала-захрипела обычная музычка.

– Констебль Хендерсон… – Доктор Макдональд повернулась, чтобы посмотреть в боковое окно. – Эш? Что случилось?

– До Абердина час. Полтора часа в час пик. – Я прижал педаль газа к полу, и машина запетляла по улицам, залитым желтоватым светом фонарей. – Не забыли пристегнуть ремень?

– Вы уверены, что можете вести машину?

Не совсем.

Песня смолкла, и в машине забубнил голос не то ведущего детской телевизионной викторины, не то наркомана:

– Да, правда здорово? Прямо-таки настраивает вас на помешательство в середине недели! – Сирены и тромбоны оглушительно закрякали. – Ха-ха! Вы слушаете программу Чокнутого Колина «Клуб Любителей Езды в Час Пик»! Через минуту – спортивные новости…

– Если что-то случилось, – тихо сказала она, опустив голову, – возможно, стоит поговорить об этом? Это то, что я обычно делаю. Правда, уже после того, как кого-нибудь арестуют. Но сейчас это не так важно.

Мистер Боль. Что за имечко для взрослого мужчины. На метадоне, наверное, сидит. Или на крэке. Этот ублюдок точно должен был что-нибудь принимать, чтобы зарабатывать подобным образом.

Всего два пропущенных платежа – и они уже присылают кого-то меня изуродовать. Разве это честно?

Голова гудела, глаза резало, и свет фар каждой встречной машины становился для меня ржавым ножом.

Когда «рено» заскрипел по кольцевой развязке, доктор Макдональд ухватилась за ручку над дверью, а я все давил и давил на газ, направляя машину к северу.

– Это действительно… Мы на самом деле должны ехать так быстро, в смысле, что если что-нибудь случится, например шина лопнет, или мы врежемся во что-нибудь, или грузовик выскочит на встречную полосу, или…

– Пожалуйста… заткнитесь. На минуту. О’кей? Только на одну минуту. – Я надавил основанием ладони на левую глазницу.

Я чувствовал себя так, как будто меня кувалдами избили. Наверное, следовало остановиться и достать из чемодана трамадол. Всего лишь пять минут займет. Правда, тогда мы, возможно, опоздаем на паром.

Хотя и без этого можем опоздать. И все из-за этого засранца.

Молчание с противоположной стороны машины.

Она сидела, сложив на груди руки, скрестив ноги, и глядела в окно. Не нужно быть экспертом в области невербальной коммуникации, чтобы понять, что это значило.

Ну, я вот что скажу. Да пошла она! Хотел бы я посмотреть, какая она будет разговорчивая, если какой-то отморозок вдруг решит ее изуродовать.

Впереди сквозь дождь замигали сигнальные огни объездной дороги.

Ладно. Очень может быть, что я действительно планировал сделать ноги на пару дней. А что, у меня был какой-то другой выход?

Специальное полицейское задание – сопроводить чокнутого психолога в Шетлэнд, подстраховать, чтобы не свалилась в море, чтобы автобус ее не сбил или овца не покалечила. В общем, оградить ее от всех возможных несчастий, которые спрятаны у нее в полосатом рукаве. О’кей, пропустил я пару платежей, и что?… Зачем нужно было посылать ко мне обдолбанного наркомана с сантехническим перначом?

Этому гаду еще повезло, что я благоразумный человек.

Объездная дорога повернула налево, опустилась ниже уровня автострады, потом снова поднялась вверх и слилась с А90 на север к Абердину. Стрелка спидометра переползла за восемьдесят[64]64
  128 км/час.


[Закрыть].

А она все еще дулась.

И это просто потому, что я вежливо попросил ее заткнуться на минуту.

Ну, может быть, и не вежливо, да и не попросил…

Ладно, я был неправ. Теперь счастлива? Да, это была моя вина. Как всегда.

– Простите. Я просто… – Глубокий вздох. – Я не хотел вас обидеть.

Она дернула плечом, подняв его почти до самого уха.

Да ладно, черт возьми!

– Ну, на самом деле… простите.

Она повернулась на кресле, осмотрела меня с головы до ног и улыбнулась:

– Пятнадцать минут – я поражена – думала, что вам потребуется полчаса, чтобы извиниться, – значит, для вас еще не все потеряно. Эш… какое странное имя, правда? В смысле, ваши родители, наверное, назвали вас в честь дерева, но я готова поспорить, что многие думают об огне, о горящих, бегущих и вопящих людях…[65]65
  Разные переводы английского слова ash, в значении «пепел» или «ясень».


[Закрыть]

14

– Ну откуда я мог знать, что они перекопают половину дороги? – «Рено» пересек автостраду и въехал в ворота гавани. – У нас еще есть пятнадцать минут.

Абердинский паромный терминал представлял собой длинную крытую галерею, пристроенную к боку уродливого здания с фасадом без окон. Красно-белый шлагбаум перекрывал въезд в зону загрузки автомобилей. Я опустил окно, впустив внутрь машины визгливые крики чаек и смешанный запах солярки и рыбы.

Невысокий мужичок пристально смотрел на нас из будки охраны. Обвисшее лицо, мешки под глазами.

– Извини, друг. Ты опоздал, – сказал он без особого сожаления в голосе.

– Нет! – Доктор Макдональд схватилась за края кресла. – Эш, я вам сказала, что не буду спать в машине. А вдруг кто-нибудь придет, это…

– Успокойтесь, пожалуйста. – Я помахал в окно раскрытым удостоверением: – Полиция.

– Ничего не могу поделать. Палуба для машин закрыта.

– Черт! – Я уставился на громадную бело-синюю тушу морского парома «Хросси». – Отлично, мы оставим машину здесь. Доктор Макдональд, на выход!

– Ц-цэ. – Охранник поцокал языком. – Посадка заканчивается за полчаса до отплытия. Вы на пятнадцать минут опоздали.

– Да послушайте вы, мы по серьезному делу, мы должны…

– Вообще-то… – Доктор Макдональд выбралась в ночь под мелкий дождик, подошла к окну будки охранника и улыбнулась ему: – Простите, не знаю, как вас зовут, меня зовут Элис.

– Арчи.

И она начала с ним говорить.

Я достал мобильный телефон. Лучше позвоню Дики, предупрежу, что поездка займет больше времени, чем предполагалось. А там посмотрим, может быть, сможем забронировать места на паром на завтрашний вечер, прежде чем вернемся в Олдкасл… Где меня дожидается миссис Керриган.

А может быть, лучше остановиться где-нибудь здесь. Хотя для Абердина это легче сказать, чем сделать. Если повезет, найдем что-нибудь с завтраком в пригороде.

Кто-то постучал по крыше машины. Доктор Макдональд, наклонившись, улыбнулась мне. Потом показала пальцем на здание терминала:

– Берите вещи и дайте Арчи ключи от машины.

О господи, как больно… Я тащился по крытой галерее вслед за доктором Макдональд и ее модными красными чемоданами. Каждый шаг – словно тебя избивают бетонными блоками. А мой дерьмовый чемодан на колесиках, как только я перетягивал его из одной секции в другую, все время пытался исполнить некую фантазию на тему родео.

Доктор Макдональд остановилась и, переминаясь с ноги на ногу, посмотрела на меня:

– Давайте быстрее, а то опоздаем, опоздаем же…

Надо бы принять трамадол, когда случай подвернется.

– Что вы ему сказали? Арчи, охраннику этому?

Она снова пошла вперед:

– Я же говорила, что была лучшая на курсе, помните?

Почему у нее чемоданы ведут себя прилично? Ведь груза у нее вдвое больше, чем у меня.

У корпуса парома трап внезапно кончился. Пара толстых металлических дверей широко раскрыта. Корабельная зона приема похожа на вестибюль гостиницы – обшита полированным деревом с хромированными поручнями, громадный сверкающий рабочий стол, что-то вроде скульптуры резвящегося лосося и пара лестниц, ведущих на следующую палубу.

Седая женщина в черном жилете подняла к губам рацию:

– Все в порядке, они на борту. Закрывайте внешние двери.

Глухой удар, потом резкий металлический звук – и двери захлопнулись. Палуба под ногами завибрировала. Этакое утробное ворчание, перешедшее в колени, а потом даже легкие задрожали. Женщина подошла и протянула руку доктору Макдональд:

– Арчи мне все рассказал. Если можем чем-то еще помочь вам, дайте мне знать. – Неужели у нее слезы на глазах?

– Большое спасибо, я так вам признательна.

Странно.

Я похромал к стойке регистрации, волоча за собой чертов чемодан.

– На Макдональд и Хендерсон каюты забронированы?

Мужчина поклацал на клавиатуре:

– Давайте посмотрим… – Поднял на меня глаза и кивнул – губы плотно сжаты и немного сморщены. – Вот, пожалуйста. Ваша каюта слева, места в ресторане зарезервированы на семь тридцать.

– Спасибо. – Я взял маленькие белые билетики. Нахмурился. – А что насчет второй каюты?

– Второй каюты? – Он снова вернулся к клавиатуре. – Здесь ничего нет. Каюта одна, и все остальные каюты заняты. А вы разве не… – И склонил голову набок.

– Вот ведь… Все в порядке. – Да пошли вы все. Слишком устал. Все тело болит. – Спасибо.

Пошел по коридору слева от стойки регистрации, нашел каюту 16А, сунул билетик в электронный замок.

Дверь открылась – небольшая, бежевого цвета, каюта. Две односпальные кровати друг напротив друга. За стеной – туалетная комната и место, где можно повесить одежду. Небольшое пространство для приготовления чая или кофе. Иллюминатор.

Мимо проплыли огни абердинской гавани, громадные оранжевые буксиры, емкости для бурового раствора, краны, трубы, контейнеры.

Бросил чемодан посреди каюты и плюхнулся на одну из коек. Застонал. И тут зазвонил мобильный телефон. Пошел к черту.

Он перешел на голосовую почту.

Болело ВСЕ.

Я лег на спину и уставился на потолочную плитку. Надо встать и выпить таблетку… К черту – это значило двигаться. Вынул телефон не обращая внимания на значок пропущенного звонка, светящийся на дисплее, выбрал номер из телефонной книги.

Ответили с пятого гудка.

– Детектив-инспектор Морроу. – Голос Хитрюги Дейва был едва слышен из-за шума переполненного паба.

– А я думал, ребята, вы убийство расследуете?

Пауза.

– Эш…

– Окажи мне услугу.

Ничего, только приглушенная болтовня бандитов и обычный гул забитого под завязку паба. Потом клацанье и что-то вроде приглушенного рева голосов. Пьяное пение. Автомобильный гудок.

– Слушай, насчет прошлой ночи с Эндрю, я…

– Чарли знает?

– Конечно, Чарли не знает! Что я должен ей сказать, как ты думаешь? «Эй, дорогая, как день прошел? Да, между прочим, я теперь педик. Что у нас сегодня на ужин?» И чем все это кончится?

Не позавидуешь.

– Ну ты и не говори ей.

– Ведь ты никому не скажешь, правда? Если это станет известно, то я…

– Слушай, мне по фигу. У меня у самого старший брат Бретт в следующем месяце женится на инженере-электрике по имени Гарет. – Я закрыл глаза и провел по ним рукой, пытаясь соскоблить головную боль. – А сейчас просто заткнись. Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал.

– Ведь ты никому не скажешь?

– Мне нужно, чтобы ты пошел ко мне домой и… немного прибрался.

Пауза. На другом конце линии на заднем плане раздалось чье-то пение, приближающийся звук сирены «скорой помощи».

– Для чего? Что ты наделал?

– Гость приходил незваный.

– Понятно. – Глубокий вздох. – А он?…

– Нет. Выглядел не очень хорошо, когда я уходил, но жить будет. Да и ногу ему, по всей видимости, спасут.

Длинный шипящий вздох:

– Хорошо, хорошо, я посмотрю, что можно сделать.

– Спасибо, Дейв. – Я закончил разговор. Судя по дисплею телефона, у меня было еще два пропущенных звонка. Пусть подождут.

Каюта качалась слева направо. Должно быть, вышли из гавани, из круга ее защищающих рук в холодные объятия Северного моря. Потом комната закачалась взад и вперед. Чем дальше мы продвигались, тем сильнее становилась качка и громче ревели корабельные двигатели.

Даже как-то успокаивает… Надо бы задремать ненадолго.

Три громких удара в дверь.

– Эй? Эш? Констебль Хендерсон? Эй? Это я, Элис… – Доктор Макдональд. Чудесно. – Эй? Вы здесь?

Я стиснул зубы, спустил ноги на пол и встал враскоряку – спина согнута, руки болтаются.

– Эй? – Тук, тук, тук.

Я открыл дверь.

Она стояла в узком коридоре, обняв себя руками, и зыркала глазами по сторонам:

– Там сказали, что с каютами произошла какая-то ошибка, нам заказали только одну, а все остальные каюты заняты, и совершенно очевидно, что мы не можем делить с вами одну каюту. Это будет неправильно. Мы работаем вместе, вы – мужчина, я – женщина, а что если что-нибудь случится, это будет выглядеть…

– Вы себе льстите. – Я опустился на смятую койку и рухнул на нее вниз лицом. Ощущение было такое, словно меня снова избили.

– Но мы не можем делить эту каюту, это нелепо, я хочу сказать, что…

– Поверьте мне, – слова приглушены подушкой, – вы не настолько неотразимы.

Последовала пауза, потом скрип, как будто кто-то опустился на соседнюю кровать.

– Вы не можете поспать где-нибудь в другом месте?

– Мне кажется, что я буду в состоянии контролировать свой сексуальный пыл. При условии… да твою же ты мать. – Чертов телефон снова зазвонил. Вытащил его и приложил к уху: – Что?

Ирландский акцент, женский голос:

– Офицер Хендерсон, вы что, приличные манеры забыли, помимо всего прочего?

– Миссис Керриган. – Сегодня ничего не могло быть хуже этого.

– У них там наверху есть такие кресла, их можно разложить во всю длину, и я вполне уверена, что они очень удобные, и вы можете взять одно из этих…

– У меня есть для вас сообщение, офицер Хендерсон.

– О, да! Я получил ваше чертово сообщение, все в порядке. Я вот что хочу сказать – я тоже знаю, где вы живете.

– Вы можете взять его в аренду всего за пару фунтов и… – Доктор Макдональд не унималась.

– Ты что, совсем крутым стал – разговаривать со мной таким…

– Вы меня инвалидом хотели сделать! Вы что, на самом деле думаете, что это вам сойдет с рук? – Похоже, что я убеждал сам себя.

– Я не могу спать под открытым небом, окруженная незнакомыми людьми, ведь что угодно может случиться, в смысле, я вообще заснуть не смогу, это будет просто… – Доктор Макдональд и не думала заткнуться.

– Где наши деньги, офицер Хендерсон? У нас был договор.

– Об этом нужно было думать прежде, чем посылать в мой дом костолома. – Костяшки пальцев заныли, и корпус телефона хрустнул у меня в кулаке. – Сделка отменяется. И если я увижу рядом с собой кого-то из ваших собак, я сам к вам приду. Понятно?

Молчание на другом конце линии.

– …и то, что случится потом, будет просто ужасно, ведь я не выношу, когда люди смотрят на меня во сне, даже Ричарду приходилось уходить в соседнюю комнату, когда он оставался у меня.

– Слушай, ты, урод, если ты еще когда-нибудь наедешь на меня, я, мать твою, сама к тебе приду. И тогда посмотрим, как ты своим хавальником работаешь. Сделка отменится только тогда, когда я об этом скажу. Четыре штуки в четверг, к середине дня. – И она отключилась.

– Конечно, здесь речь совсем не идет о том, что я не ценю вас, как коллегу, на самом деле я вас очень ценю, но я полагаю, что нам не следует спать в одной каюте. – Доктор Макдональд даже не смотрела в мою сторону.

Вот тварь… Я бросил телефон на тумбочку и сложил руки на голове. Вот ведь тварь, а? Ну что за гнида, мать твою? Ну зачем? Зачем я раскрыл свою сраную пасть? Стал угрожать, и кому – правой руке Энди Инглиса. Великолепно, просто ничего лучше не придумал. Без вопросов – это все мне отыграется. И еще яйца откусит. Твою ты мать…

– …в смысле, мы ведь встретились только вчера… Эш? Эй?

Я повернулся на бок. Боль была чуть слабее, чем если бы меня сбила машина.

– Я иду в душ. Вы можете остаться и смотреть, но лично я бы вам этого не рекомендовал, – сказал я, еле ворочая языком.

* * *

Пока я плелся наверх, на главную палубу, всю из светлого дерева и сияющего хрома, паром бренчал, вибрировал и раскачивался у меня под ногами во все стороны. Магазин, два бара, кинотеатр, спасательные лодки… Чего еще можно желать? Народу было много: семьи, компании молодых людей, парочки, кто-то просто сам по себе. Нечто вроде команды по регби – все в одинаковых красных куртках, поглощавшие пинтами лагер и певшие какую-то народную песню.

 
Мы на лодочке плывем, волна качается,
Тучки на небе, солнышко улыбается.
 

По телевизору, висевшему на стене, шли новости, но его никто не смотрел.

Я остановился на минутку. На экране во всем своем викторианском заплесневелом великолепии красовалось здание штаб-квартиры полиции Олдкасла. Перед входом под синим зонтом стояла женщина с развевавшимися на ветру волосами и что-то говорила в камеру. Из-за пения невозможно было разобрать ее слов, но в бегущей строке в самом низу экрана было написано следующее: «СЕРИЙНЫЙ УБИЙЦА. НАЙДЕНЫ ТЕЛА. ПОЛИЦИЯ ОЛДКАСЛА ПОДТВЕРЖДАЕТ, ЧТО ОСТАНКИ ПРИНАДЛЕЖАТ ЖЕРТВАМ МАЛЬЧИКА-ДЕНЬ-РОЖДЕНИЯ».

 
А мы, ребятки, рыбкой пробавляемся,
На веслах идем весь день…
 

Картинка сменилась, и на экране появился помощник начальника полиции Драммонд – где-то на брифинге для средств массовой информации. Старался сорвать как можно больше похвал перед тем, как завтра появится Дики со своей командой кайфоломов.

Поесть на пароме можно было в двух местах: в столовой на корме корабля и в модном заведении, где можно было отужинать с вином, сидя за столом, покрытым скатертью. От остального мира оно было отгорожено стеклянной стеной – наверное, для того, чтобы люди снаружи могли видеть, как замечательно проводят время люди внутри.

Я открыл дверь и присоединился к миру избранных. Столов в заведении было штук пять-шесть, и все они были заняты. Доктор Макдональд сидела за столом в самом дальнем углу, спиной к стене, и внимательно изучала меню. Я подошел, сел на стул напротив:

– Нашего помощника начальника полиции по ящику показывают. Метит территорию, пока команда Дики не нарисовалась.

Она на меня даже не посмотрела – дулась.

Появился мужчина с подносом:

– Большой «Гленморанджи»?

Доктор Макдональд подняла вверх руку:

– Мне. И еще я возьму бутылку «Пино Гриджио».

– Да, конечно. Сэр?

Я повернулся на стуле. Сморщился, когда раскаленные иглы вонзились в поясницу и живот.

– Минеральную воду с газом, большую бутылку.

– Вы готовы заказывать или желаете пару минут подождать?

Доктор Макдональд захлопнула свое меню:

– Я буду селедку, потом свинину и черный пудинг[66]66
  Вид кровяной колбасы, главным ингредиентом которой является бычья, телячья и/или свиная кровь с различными видами мясного фарша.


[Закрыть].

– Великолепный выбор. Сэр?

– Э-э… Дайте мне минутку, пожалуйста, я…

– Он возьмет копченого лосося и говяжью вырезку с кровью. – Она опрокинула свой виски и поставила пустой стакан на стол. Вздрогнула. – И мне еще порцию.

– Сию минуту. – Официант поставил на поднос пустой бокал, забрал меню и растворился.

Едва он ушел, доктор Макдональд подняла с пола свою сумку и вынула из нее красный пластиковый фолдер. Выложила содержимое на стол – копии всех поздравительных открыток, которые родители Ханны Келли получали от Мальчика-день-рождения.

– Вы уверены, что это следует делать в этом месте?

– Вот почему я сижу в углу. Никто не может заглянуть мне через плечо. – Разложила открытки в хронологическом порядке: самые старые – вверху слева, самые последние – справа внизу. Потом обняла себя одной рукой, другой рукой играя с волосами, и стала внимательно смотреть. – Все, что он делает, имеет значение, мы просто еще не понимаем, что это значит. Он покрасил Ханне волосы – вот здесь, на открытке номер три. Но он не делал этого с Эмбер О’Нил. Он превратил Ханну в кого-то другого, здесь все дело в проецировании своих желаний на других людей…

– Не думал, что вы любите виски, – сказал я почти миролюбиво.

– А на номере семь он все сбрил, подчистую, даже брови. Он наказывает не ее, он наказывает того, кого он воображает…

Доктор Макдональд снова внимательно все осмотрела, поигрывая волосами.

– Откуда вы знаете, что я не вегетарианец?

– Хммм?

– Вы заказали мне стейк. Откуда вам известно, что я не…

– Руки.

Поднял их. Руки как руки. Костяшки сбиты и опухли, только и всего.

– Как вы можете…

– У него нет ярко выраженного физического типа. Все девушки с различными формами и размерами, волосы прямые и кудрявые, длинные и короткие. Блондинки, брюнетки, рыжие… Полагаю, ему это все равно, если потом он их красит. Некоторые хорошенькие, некоторые – не очень, он на самом деле не видит их, он видит только то, что хочет в них видеть. – Доктор Макдональд взяла со стола салфетку и закрыла ей открытки. Затем улыбнулась – вернулся официант.

– Большой «Гленморанджи».