Текст книги "Обряд"

Глава 8. Фотография

Подъехав к деревянному дому, покрашенному в яркий желтый цвет, Семен лихо просигналил.

– Приехали, выгружаемся! – скомандовал он. – Вон и Аннушка моя чешет. Соскучилась видно…

Из-за калитки выскочила высокая женщина со светло-русой косой до самой поясницы и, увидев рядом с мужем незнакомых людей, затопталась на месте.

– Иди ко мне, Анют, – обнял засмущавшуюся жену Семен. – Вот, в тайге потерялись, – кивнув на попутчиков, объяснил он. – По чистой случайности пересеклись наши пути. Позвал их погостевать у нас денька два.

– Ваш муж нам жизнь спас, – серьезно заявила Тоня. – Меня Тоня зовут. А это мой дедушка, – показала она на деда.

– Захар, – галантно поклонился тот.

– Здравствуйте, здравствуйте, – напевно произнесла хозяйка. – И хорошо, что согласились погостить. Шутка ли, в тайге заблудиться! Заходите в дом, не стесняйтесь. Банька уже натоплена. Устали, поди, с дороги-то? – мило окая, зачастила она.

После бани угостившись харчо и другими вкусностями, Тоня под ненавязчивую болтовню дедушки с гостеприимными хозяевами, заклевала носом.

– Дивчина наша разомлела, – заметил Семен. – Анют, уложи ее.

– Я ей в Валюшиной комнате постелила, – зачем-то пояснила хозяйка. – Пойдем, милая, ляжешь, – приобняв гостью, позвала она.

– Все правильно, – кивнул вслед Семен. – Нечего комнате простаивать…

Коснувшись чужих подушек, Тоня моментально уснула. Кто-то настойчиво касался ее лица. Сначала мягко и нежно, но потом стало неприятно и колко.

С трудом разлепив веки, Тоня обнаружила себя в сосновом лесу. Протягивая колючие ветки, деревья пытались схватить ее, но у них ничего не получалось и от жалящих прикосновений холодком покалывало кожу.

– Замри, – послышался голос. – Замри, иначе он найдет тебя.

Отбиваясь от настырных веток, Тоня отчаянно замахала руками.

– Нашел… – разнесся тихий вздох.

Сосны расступились, и она увидела Демида. Прищурившись, он оглядывал лес и, трепеща тонкими крыльями ноздрей, жадно втягивал воздух.

Заметив Тоню, он наклонил вперед голову и, достав ножик, стал осторожно приближаться. Муж ступал плавно и бесшумно, словно она была дичью, которая уловив малейший шорох и звук, тут же сорвется с места и поминай, как звали.

Но Тоня не то чтобы бежать, она и шевельнуться не могла.

«Будто дерево…» – мелькнула нехорошая мысль.

А Демид уже рядом. Пригвоздил к земле тяжелым взглядом, и, разорвав на ней футболку, опустился на колени и вырезал на ее животе римскую цифру семнадцать.

– Ты жила… – глядя на жену снизу вверх, прошептал он.

– Я не жила, я жива! – заорала Тоня и проснулась.

Вокруг темень, хоть глаз коли, и в эту секунду показалось, под землей она. Что похоронили-таки заживо родственнички…

Боясь шевельнуться, Тоня лежала и слушала удары сердца. Такие громкие, оглохнуть можно…

Скосив глаза, заметила слабую полоску света, потом донесся и негромкий говор.

И постепенно вспомнился сегодняшний день; и уход из деревни, и как долго месили расквашенную после дождя землю, и как ее от усталости свалило. Вкусный привал, лисичкин хлеб и звук мотора за поворотом.

Семен, пропавшая сестра и, наконец, банька и вкусное харчо.

И когда она уже засыпала за столом, то успела шепнуть дедушке.

– Не могу больше, рубит… Деда, если что, то со мной все что хочешь, сегодня сделать могут.

На что тот ответил.

– Иди, милая, отдыхай. Я с хозяином побеседую, да за обстановкой в оба смотреть буду. Иди, спи, золотко.

Заставляя болезненно сжиматься, остатки страшного сна еще кружили рядом. Убежать, убежала, но, видимо, Демид будет долго еще тревожить во снах. Опустив ноги с кровати, Тоня нащупала тапочки, что дала хозяйка и, поводив ладошкой по стене, щелкнула выключателем.

В комнате пропавшей сестры, по всей вероятности, так все и оставили, как пятнадцать лет назад. Брат до сих пор надеялся, что Валюша вернется.

Интересно, деревня Ворыгино причастна к этой пропаже? Заметив на письменном столе семейный альбом, Тоня без тени смущения взяла его в руки.

А вот и Валя на фотках. Вглядываясь в неброские, но милые черты лица, Тоня все не могла уловить, почему девушка кажется ей знакомой. Решив, что Валя просто похожа на брата, она успокоилась.

Успокоилась ровно до тех пор, пока не добралась до последней фотки.

Да и ничего особенного в этом снимке не было…

Глядя прямо в объектив, хозяйка этой комнаты заразительно смеялась и все бы ничего, если бы не эта веселенькая косынка на ее голове.

Белые ромашки на зеленом поле…

– Это что за фигня такая? – поворачивая фотку то так, то эдак, пробормотала Тоня.

Теперь-то до нее дошло, почему Валюша показалась знакомой. Сестра Семена оказалась той самой работницей почты. Только повзрослевшей…

Так и не удивительно, пятнадцать лет прошло. Что же, выходит, Валя жива? Жива и работает на почте в том же райцентре, где живет ее брат. И они еще ни разу не встретились…

Как такое возможно?

Зацепившись языками, дед Захар и Семен все еще сидели за столом. Поглядывая одним глазом в телевизор, Аннушка тихо звякала спицами, вывязывая что-то узорчато-яркое и, изредка бросая взгляд на разошедшихся мужчин, по-доброму улыбалась.

Наблюдая эту премилую картину, Тоня притормозила; так не хотелось рушить славную идиллию нерадостными расспросами…

Пока она раздумывала, дед Захар обернулся.

– Антонина? – удивленно вздернул он брови. – Ты ж спала вроде?

Ну, раз ее заметили…

Решительно подойдя к столу, она положила перед Семеном фотку.

– Это ваша сестра? – спросила утвердительно.

Хозяин дома икнул, протер глаза, повертел снимок и нахмурился.

– Да, Валюша это. Снимок как раз в тот день сделан был, когда они в свой бестолковый поход отправились. Косынку я ей на день рождения подарил, – уточнил он. – А что случилось?

Приглядевшись к гостье, он вдруг побледнел.

– Ты ее видела, что ли? Когда?

Заметив, что внучка дрожит, дед тут же накинул на нее плед, усадил на диван, и попросил хозяйку соорудить чайку.

– Успокойся, – гладя внучку по худеньким плечам, приговаривал он. – Чего вдруг разволновалась так?

– Это та самая женщина, что на почте мне помогла, – отхлебнув горячего чаю, призналась Тоня. – Я же тебе говорила про нее… В ромашковой косынке… Она же и тебе подсказала, где меня искать.

Бросив быстрый взгляд на фотку, дед хотел было что-то сказать, как замер и, схватив снимок, пристально вгляделся.

И чем дольше он смотрел на фотографию, чем сильнее мрачнел.

Глава 9. Ромашковая косынка

– Может, объясните мне, что происходит? – не выдержал хозяин дома. – Вы что, оба ее видели?

Глядя на сникшего деда, Тоня решила вкратце поведать, где встретила Валю.

– Я на днях на почту, что на площади возле универмага, заходила… Так вот, там Валюша работала. Я телеграммы отбила, и звонок в Волгоград заказала. Она еще ко мне в кабинку зашла и сказала, что все хорошо будет.

– И когда именно ты на ту почту заскакивала? – подозрительно поглядывая на гостью, поинтересовался Семен.

– Ой, да может неделю назад…

– Почта дня два как открылась! Месяц на ремонте стояла…

– Да не может быть! – подскочила с дивана Тоня. – Я Валю видела как вас сейчас! Разговаривала с ней… И как я тогда домой дозвонилась? Деда, мы же с тобой по телефону говорили?

– Говорили, – кивнул тот. – А как иначе, я тебя отыскал бы?

– А телеграммы дошли?

– И телеграммы дошли. Хорошо, что я в квартире на тот момент находился. Если что, родители про наши приключения не в курсе, – и, взглянув на растерянного хозяина, дед Захар вздохнул.

– Хочешь или не хочешь, Антонина, но придется все как есть поведать…

Забравшись обратно за диван, Тоня плотнее укуталась пледом и рассказала все, от начала до конца.

Как поехала с мамой в Киров и познакомилась на городском пляже с Демидом.

Как любовь шарахнула ее по глупой голове и унеслась она с малознакомым молодцом в глухую деревню, да еще и замуж успела выскочить.

Про подслушанный у реки разговор брата и сестры упомянуть не забыла, про запахи неприятные, про весь тот мрак и непроглядность. И самое главное, про страх, что разъедал изнутри.

Пугала ее эта деревня, эти дома и люди…

Она же, если задуматься, никого из соседей в лицо не помнит. И имен не знает…

А если разобраться, называл ли ей кто имена? Ладно, имена, но лица!

Она же видела соседей, а вот сейчас пытается воссоздать в голове образ, но кроме серых теней ничего не получается. Ненормальность какая-то…

Рассказала про саженец сосенки, про жуть, что обуяла и заставила ее трястись всю ночь.

А на следующее утро объявился дед Захар и им дали уйти…

И ей почему-то до сих пор кажется, муж позволил ей убежать…

И дед со своими дикими домыслами очень помог. Устинью его виденья из колеи знатно так выбили, а Демид вроде и рад был этому.

Но тут другой вопрос, как дедушке удалось увидеть то, что так тщательно скрывают жители Ворыгино.

И сосновый лес, и кладбище и саму деревню сразу в трех стадиях.

Кто позволил ему увидеть все это?

Неужели Демид? Ведь он вынес собранную уже сумку, показывая, что отпускает. Отпускает, пока может…

И она считает, что благодаря испугу Устиньи и желанию мужа помочь, им удалось уйти. А иначе, нет оттуда выхода…

Вывалив все это взахлеб, Тоня допила остывший чай и, настороженно бросая взгляды на ошарашенных слушателей, притихала.

– Интересные мысли мелькают в твоей светлой и временами неразумной головушке, – заметил дед Захар. – Кто-то помог мне увидеть недозволенное… И это напугало ведьму ту хвостатую, которая несмотря на свой возраст довольно-таки резво к нам прокралась.

– Деда! – округлила глаза внучка. – Ты про что? Она всего-то Демида на десять лет старше. Выглядит, конечно, на все пятьдесят, но разве это возраст?

Тут пришла очередь деда Захара удивляться.

– Да ну… – и, словно пытаясь прогнать наваждение, он помотал головой. – Внученька родная, окстись! Какой еще к чертовой матери полтинник? О чем речь ведешь? Лицо у нее как старый кирзовый сапог! Пакли белые, да проплешины светятся! Зуб один одинешенек во рту кулдыхается… И не приведи господь, мне с ней еще раз повстречаться! – сплюнув, дед яростно перекрестился.

– А Демид? – севшим от волнения голосом спросила Тоня.

– Что Демид?

– Его ты, каким увидел?

Потерев лоб, дед задумался.

– Не могу вспомнить, – признался он. – Я кроме его глаз ничего и не видел. Он будто не разрешал рассмотреть себя. Как примагнитил колодцами черными. И вот сейчас вдруг на ум пришло, глаза у него, как человека, что давно уже живет на земле. Уж меня сложно чем-то напугать, но тут, честно скажу, оторопь взяла…

– Да что же это такое! – бросив вязанье, запричитала хозяйка. – Куда же вас, родимых, занесло, затянуло, а? Да той деревни давно уже нет…

– Тихо, Анют, не голоси, – поморщился Семен. – Что ты, в самом деле? Значит, ни в какой тайге вы не заплутали? – обратился он к гостям.

– Нет, – развел руками дед Захар. – Приврали немного. А если бы признались, что от нечисти ноги уносим, поверил бы?

Почесав в затылке, хозяин замялся.

– Навряд ли… Может, еще по сто грамм, – предложил он. – А потом про Валюшу расскажешь.

Ведь тоже ее видел?

– Наливай, – кивнул гость.

– А можно мне еще чаю? – попросила Тоня.

– Сейчас, милая, сейчас, – засуетилась Аннушка. – Ох, девонька… Да что же такое у нас тут творится… Вот же верно говорится, не дремлют черти рогатые, все рыскают по земле… Охохонюшки…

– Ну, заквохтала… – разливая наливку, цокнул Семен. – Давай, не чокаясь…

Одним махом опрокинув стопку, дед Захар вышел в коридор, пошуршал чем-то и, вернувшись, положил на стол клочок бумаги с планом дороги к Ворыгино.

– У меня чертовщина началась в Зуевке, когда в забегаловке незнакомка в ромашковой косынке передала мне вот это.

– Незнакомка в ромашковой косынке? – разглядывая рисунок, переспросил Семен. – Валя?

– Скорее всего, – кивнул дед. – Лица ее не видел; она со спины подошла и велела не оглядываться.

Но когда уходила, я все же обернулся и только и успел заметить легкий силуэт и косынку эту.

– А чего тогда на фотку Валюшину так пялился? – недоверчиво покосился хозяин.

– Да потому что… – не зная, как преподнести нелегкую правду, гость занервничал. – Пошел я по этим стрелочкам, – постучав пальцем по рисунку, продолжил он. – И когда по идее должен уже оказаться в деревне, то увидел сосновый лес, где на каждом дереве римская цифра семнадцать вырезана. Потом бор сменился погостом, где вместо крестов камни, а сквозь камни лица людей, как живые смотрят.

– Чего? – удивленно протянул Семен. – Это как так? Камни прозрачные, что ли?

– Обыкновенные камни… – дед снова заволновался. – Но на них будто фотографии отпечатались. Лица в своем натуральном размере. Понимаете меня? Не как на фотках, маленькие…

– Уже яснее, – медленно произнес хозяин. – Черно-белые?

– В том-то и дело, что цветные! И вот чувство такое, что смотрят на тебя. Нет, не зло совсем, – поспешил успокоить дед Захар. – Просто смотрят… Я в сторону, а они глазами следят.

В какой-то момент даже показалось, что и головы поворачивают. Честно, испугался…

Живым кладбищем про себя окрестил, и тут до меня окончательно дошло, что Антонина моя в крепкую переделку попала, – и, словно приступая к самой тяжелой части истории, рассказчик глубоко вздохнул. – Вот на одном из камней я Валюшу и увидел. И не обратил бы внимания, если бы не косынка эта яркая. Сразу вспомнилась незнакомка, что рисунок-карту передала… Уж не обессудьте за такие слова… – и он сочувственно посмотрел на хозяев.

Глава 10. Глюкоза для мозга

– Да ты тут причем, – махнул рукой Семен. – Вот дела… Выходит и тебя и Валюшу один и тот же мерзавец окрутил? – взглянул он на Тоню.

– Не обязательно, – мотнула та головой. – Там еще люди были. И мужчины и женщины…

– Допустим! – прихлопнув по столу рукой, хозяин откинулся на спинку стула. – Допустим, что все так и было. Давайте тогда разберемся; что там с этими соснами? Почему им нельзя вырастать выше крыши, а? А у них же реально кипеж по этому поводу идет?

– В детстве слышала я от своей бабушки поверье, – разливая по расписным чашкам чай, вступила в разговор Аннушка. – Некоторые деревья нельзя сажать рядом с домом. Если оно до крыши дотянется, то кто его посадил, болеть начинает. А если выше крыше вырастет, то умирает. Вот не могу вспомнить, про какое именно дерево говорила бабуля. Но то, что хвойное, это точно!

– Полезная информация, – задумчиво хмыкнул дед Захар. – Спасибо, хозяюшка.

– Да не за что, – смущенно откликнулась та. – Так сообща и додумаемся до чего-нибудь.

– Молодец, Анютка, – ободрительно кивнул Семен. – А я вот еще что вспомнил… Тоже в детстве слышал. Сажая дерево, человек обменивается с ним энергией. Захар, чего молчишь?

– Вас слушаю… – сев за стол, дед придвинул чашку с чаем и бухнул туда три полных ложки сахара.

– Острая нехватка глюкозы в мозгу, – заметив удивленный взгляд внучки, объяснил он. – Значит, в нашем случае, это дерево сосна. И когда она достанет до крыши, то ее хозяин, то бишь, Демид, заболеет, а потом и вовсе к праотцам отправится, если конечно не подсуетится и не затащит под свою крышу молодую жену, которая каким-то образом возьмет на себя его смерть, – и, окинув затаивших дыхание слушателей, замолчал.

– И это все, что пришло тебе на ум? – разочарованно протянул Семен. – Анют, а тащи-ка ты сюда варенья разные, а то смотрю, три ложки сахара ему ни о чем.

– От варенья не откажусь, – ни капли не обиделся дед Захар. – Просто не дойдет до меня, как они это с соснами проворачивают? Темный лес, ей богу… Кто и что сделать должен? И неужели у жертвы и мысли плохой в мозгу не проскочит, когда она добровольно на закланье идет?

– Может, они начинают говорить типа, надо сделать так и так, а не то твой супруг кони двинет? – выдвинула версию Тоня. – Нет, ну, а что вы так на меня смотрите? – вспыхнула она. – Много людей к бабкам-гадалкам ходят и верят им.

– Многие бабки-гадалки и на самом деле помогают, – вставила Аннушка.

– А я о чем! Поэтому, что удивительного, если жертва сама себе смертный приговор подписывала.

«Подписывала смертный приговор…» – стоило Тоне произнести эти слова, как перед глазами вспыхнул эпизод, будто подходит она к сосне и вырезает ножиком римскую цифру семнадцать.

Замерев, она пыталась припомнить, а откуда взялось сие странное видение. То ли заспанный сон вдруг нашел лазейку и вырвался на волю, то ли еще что…

– А ты? – взяв внучку за плечи, дед развернул к себе. – Ты бы стала совершать непонятные действия, если бы Демид заболел?

– Деда, ты же в курсе, что я Фома неверующий. Я бы настаивала на госпитализации, но для их успокоения, проделала бы этот чертов ритуал.

– И тем самым выкопала бы себе могилу…

– Но я же не знала бы об этом…

– Погодите, – нахмурился вдруг Семен. – А на том живом кладбище только женские могилы?

Вспомнив о погосте, дед Захар зябко поежился.

– Нет. Мужские лица там тоже были. Забы-ы-ыл! – взъерошив жесткие волосы цвета соли с перцем, он обвел замерший народ шальным взглядом. – Самое главное и забыл! Валино изображение на камне старше, чем на этой фотке. Лет на пятнадцать точно. И по голосу я ее как тридцатилетнюю определил. А слух у меня отменный.

– Ой, – всполошилась Тоня. – А я что, тоже про это не сказала? Валя на почте тоже старше была. Где-то за тридцать точно!

– И еще, пока помню, – продолжил дед. – На том погосте не было молодых фоток. Больше отмечу, там даже старики и старухи древние попадались, да! Чем дальше я проходил, тем старее лица. В самую глубь не успел пройти…

– Да это еще больше все запутало! – отшвырнув стул ногой, Семен заметался по комнате. – Валюше как раз бы сейчас тридцать пять лет и было! Сначала Тоня с ней на почте встретилась. Тот факт, что неделю назад почта еще не работала я опускаю… А потом Захар ее могилу увидел! Значит, Валя недавно умерла… Так или нет, я вас спрашиваю?

– Ничего это не значит, – буркнул дед. – Что же они, по-твоему, и ветхих старцев к себе деревню таскали? Они-то им за каким лядом понадобились?

– Да мне, откуда знать? – взвился хозяин.

– Чего разорались, будто вам соли на хвост насыпали? – грозно цыкнула хозяйка.

Вжавшись в диван, Тоня с интересом наблюдала за происходящим. Ого, вот тебе и тихая Аннушка. Когда нужно и приструнить может! Молодец!

А то, что Валино лицо на могиле повзрослевшее, и то, что там полно стариков, вот это полная неожиданность. И теперь глядя на разбушевавшийся народ, Тоня размышляла, а может тогда на почте Валя живой была и действительно умерла только недавно. В аккурат несколько дней назад…

Но неужели бы она не заметила ее в деревне? Бред… Ничего не сходится, как мозги не ломай. И сахар с вареньем вряд ли поможет.

И придвинув к себе вазочки с вареньем, Тоня, вопреки своим же думкам, стала наяривать его ложками.

Мужчины наконец-то утихомирились и, усевшись за стол, выпили мировую, а потом, глядя на Тоню, тоже налегли на варенье.

В установившейся тишине было слышно, как звякают о края резных вазочек чайные витые ложечки.

И зря Тоня думала, что не поможет сладкое; как раз на варенье из еловых шишек ее и осенило.

Может запах натолкнул на ненормальную мысль, может еще что…

Но в голове так явно нарисовался сон, где Демид вырезал на ее животе эту непонятную цифру. А более всего разорвали мозг его слова: «Ты жила…»

– Черт! – бросив ложку, она вскочила.

– Антонина, ты чего безобразишь? – спокойно заметил дед. – Если не понравилось варенье, не зачем так себя вести. Попробуй другое…

О, посмотрите на него! Наорался и успокоился…

– Я… мне… – облизывая губы, не могла решиться она. – Короче, пока вы тут пьянствовали, мне там, – кивнула она на комнату Вали. – Мне там сон привиделся. Охренеть какой сон! Так вот думаю, а вдруг там подсказка?

Забыв про варенье, все замерли в ожидании.

– Говори же! – не выдержал дедушка.

Глава 11. Загадочные цифры

Подробно описывая сон, Тоня вдруг почувствовала, как саднит живот, будто там и в самом деле вырезаны цифры. Опустив взгляд, она несколько секунд таращилась на прилипшую к телу футболку. Римская семнадцать проступила кровью через белую ткань и, становясь все больше и больше, постепенно стекала на пол.

А на полу тонкие красные ручейки переплелись и выстроили цифры совсем в ином порядке.

Опустившись на колени, Тоня вглядывалась совсем уже не в цифру, а в слово…

Теперь в этих четырех знаках пряталось слово…

– Вы видите это? – подняв голову, спросила она.

А дед Захар и радушные хозяева недоуменно переглядывались и косились на нее с таким неподдельным изумлением, что как-то не по себе стало.

– Антонина, с тобой все хорошо? – подал голос дед. – Потеряла чего?

Семен же придвинул варенье, на которое особо налегала гостья и, приподняв вазочку, подозрительно осмотрел на свет, потом понюхал, попробовал и растерянно пожал плечами.

– С вареньем все нормально… – пробормотал он. – С чего девчонку приглючило?

– Да вы что? – вскочив, Тоня одернула футболку. – Ничего не видите? Кровь, цифры! – топнув ногой, закричала она.

Бросившись к ней, дедушка обнял и, поглаживая по спине, усадил на диван.

– Тонюшка, золотинка моя, – шептал он. – Да не пугай ты так, Христа ради. Какая еще кровь? Сама посмотри! Показалось тебе, родимая…

И действительно… пол чист, футболка бела и суха…

– Листок бумаги и записать чем-нибудь! – протянув руку, Тоня зажмурилась, пытаясь запомнить, как именно легли цифры. – Быстрее, быстрее!

– Анюта, карандаш в прихожей! – гаркнул Семен. – Живо тащи! Листок, листок… Да елки-палки, как надо, так ни одной бумажки под рукой!

Дед схватил клочок тетрадного листа, что предала ему в забегаловке Валя и перевернув чистой стороной вверх, положил пред внучкой.

– Аннушка! – приплясывая от нетерпения, крикнул хозяин. – Куда запропастилась?

– Бегу, бегу! – разрумянившаяся хозяйка влетела в зал, и вложила карандаш прямо в руку гостьи.

Открыв глаза, Тоня медленно вывела на бумаге слово: «VIXI»

– Вот, что я увидела, – отбросив карандаш, произнесла она. – Это цифра семнадцать в другом порядке.

– Это как тебя озарило? – нахмурился дед.

– Увидела… – коротко ответила внучка. – До меня вряд ли дошло, что цифры местами поменять нужно.

– И что бы это значило? – нависнув над столом, разочарованно проворчал Семен. – Что нам дал иной порядок этих знаков? Плюс на одну загадку больше.

– Дайте мне глянуть, – попросила Аннушка.

– Да что ты тут поймешь? – буркнул муж.

– А по-твоему я только щи варить, да варенья крутить могу? – сверкнула глазами хозяйка. – Забыл про мое образование?

Семен тут же стушевался и без лишних слов протянул ей клочок бумаги.

– Археолог, – кивнув на жену, гордо произнес он. – По молодости, куда только не моталась с раскопками своими.

– Ага, – разглядывая листок, насмешливо заметила та. – Пока ты не запретил…

– Достаточно, что я постоянно в разъездах… – пропыхтел Семен.

– Только не ругайтесь, – примиряюще подняв руки, попросил дед Захар. – Ну как? Говорят о чем-то знаки эти непонятные? – спросил он хозяйку.

– Еще как говорят, – вздохнула та. – Такие надписи писали на гробницах в Риме, и звучит она так; «Я жил».

– Супер… – прошептала Тоня. – Просто супер. Демид же во сне эти слова и произнес; «Ты жила».

– Значит, вот что обозначают эти цифры на соснах… – покачал головой дед. – Любопытно, а к чему эта шифровка? Писали бы как есть…

– Мне кажется… – неуверенно начала Тоня и, смешавшись, махнула рукой. – Да бред какой-то…

– Не, не, не, – спокойно так возмутился дед. – Просто произнеси вслух, что тебе там, на ум пришло. А бред, или нет, это уж сообща и решим.

– Согласен! – эмоционально поддержал Семен. – Если разобраться, то все, о чем мы тут беседы ведем, несведущему человеку покажется бредом. Считай, что мы отряд бредоносцев! Вперед, мы все во внимании!

– Хорошо, – решилась Тоня. – Цифру семнадцать вырезали не жители деревни, а те, которых затащили на закланье. Вот смотрите… Цифра семнадцать… Что в ней страшного? Ничего.

А если у жертвы вдруг возникнет вопрос, то вот вам и ответ; в Ворыгино ровно семнадцать дворов! Сама ходила и считала! Такая как бы перекличка между цифрами. А заставлять вырезать на дереве слова; я жил, уже опасно. Вдруг, кто разбирается в латыни? Как Аннушка, например.

– Логично! – воскликнул дед. – Антонина, у тебя мозги, когда надо, прямо жарят!

– Ой, деда, не льсти. Жарят они… Если бы так, то ни в каком Ворыгино я бы не очутилась.

– Девочка ты моя. Если бы, да кабы… Коли эти нежити могут туманить разум, то уж, извини, на кого угодно дурману напустить могут. Даже не заморачивайся по этому поводу.

– Вот ты сейчас про нежитей сказал, и я вспомнила, – нахмурилась внучка. – Когда проснулась здесь, ощущение вдруг накрыло, что заживо похоронена. Так явно это почувствовала…

И при этом, будто бы и жива, и будто бы нет…

– Хочешь сказать, что их живьем хоронили? – привстал от удивления Семен.

– Нет, хочу сказать, что жертвы до конца не умирали. Погодите, сейчас сформулирую… – замычав, Тоня потерла виски. – Стареющие фотки на кладбище, навели меня на дикую мысль. Почему лица на камнях взрослеют? Да потому что их владельцы тоже взрослеют, стареют, но их годы проживают другие. А они просто лежат в могилах и постепенно отдают свою жизнь.

– Допустим, – нехотя согласился хозяин. – А когда всю жизнь высосут, тогда что на фотках будет?

– Не знаю… Дед в глубь погоста не сумел пройти, но ведь видел, что чем дальше, тем старее лица.

– Мне жуть как не хочется верить во все это, – схватившись за голову, провыл Семен. – Я, если честно, надеялся, что Валя все же жива. Где-нибудь, но жива. А такую правду, уж никак не ожидал услышать.

– Ну, мы только гадаем, – попытался успокоить дед Захар. – А что там на самом деле, боюсь до конца и не узнаем…

– А сосновый бор, что означает? – выпалил хозяин. – Тот, что с цифрами?

– Да бес его знает…

– Погодите, я еще кое-что забыла сказать, – воскликнула Тоня. – Возле каждого дома пеньки есть. Спиленные так низко-низко к самой земле… Вот только сосновые ли?

– Так, так, так, – тут же насторожился дед. – Хочешь сказать, что сосны, что принадлежали раньше жителям деревни, перекочевали в тот странный бор?

– Да! Но перед этим деревья помечали цифрой, тем самым отправляя прямиком на сосновый погост. Деда, вспомни! Ты сначала увидел сосны, а потом кладбище. Так вот, ты увидел два кладбища, деревьев и людей! И даже не удивлюсь, если они находятся на одном и том же месте!

– Я вам больше скажу, – тихий голос Аннушки заставил всех вздрогнуть. – На этом же месте находится и Ворыгино. Посмотрите-ка на карту, что предала Валя. Неужели никто не заметил, как необычно показана деревня!