Текст книги "Какое горчайшее счастье…"

«Трещит ледок…»

 
Трещит ледок –
Хрустящий, тонкий…
Весна, такие вот дела!
Капель шумлива, как девчонка,
И, как девчонка, весела.
 
 
И голосок пичужки малой
Ликует где-то в вышине…
Зима меня не баловала,
Всё приучала к тишине!
 
 
Как быть мне с этой зимней робостью,
Когда уже не утерпеть,
Чтоб тоже голос не попробовать –
А вдруг я разучилась петь?
 

Стена

 
Стена кричала:
– Я ведь мрамор!
Остановись и посмотри!
До тонкости мельчайшей самой
Его художник повторил!
Да…
Словно в зеркале, на стенке,
До нереальности чисты,
Тона сверкали и оттенки
Изображённой красоты.
Тут было всё –
И свет, и тени,
Тут был рассчитан каждый штрих,
И жилочек хитросплетенье,
И даже больше было их…
А мрамор был совсем не броский
И не сверкал голубизной,
На нём оставили полоски
Вода и ветер,
Снег и зной.
И что поделать,
Если чаще
Тем, кто глядит со стороны,
Он кажется ненастоящим
В сиянье «мраморной» стены.
 

Когда-нибудь…

 
Когда-нибудь, когда мне станет
Совсем невмоготу,
На мимолётном полустанке
Я ночью с поезда сойду.
 
 
Сойду –
Спокойствие такое,
Что на море – ни ветерка,
И воплощением покоя
Застынет башня маяка…
 
 
Без счастья женщина не может,
А без надежды уж ни дня…
Я вспомню обо всём хорошем,
Что было в жизни у меня,
 
 
Всю жизнь –
От самого рожденья
До этих лет,
Последних лет…
И будет словно пробужденье
Над морем вспыхнувший рассвет.
 
 
И будет утро чистым-чистым,
Таким безбрежно молодым.
И будто в воздухе повиснут,
Сверкая, капельки воды…
 
 
И я войду тихонько в воду,
Чтоб шаг её не замутил,
И просто поплыву к восходу,
Покуда хватит сил.
 
 
И мне навстречу солнце встанет
И проплывёт на высоту…
Но это всё –
Когда мне станет
Совсем невмоготу.
 

«Мы просто едем…»

 
Мы просто едем
В одном трамвае –
Одни пейзажи
У наших окон,
 
 
Одни рекламы,
Одни зеваки,
Один и тот же
Колёсный цокот.
 
 
Ответишь грубо –
Ну что ж, бывает,
Не обижайся,
Ведь мы в трамвае!
 
 
Вдруг чьи-то плечи
Всё закрывают –
Не удивляйся,
Ведь мы в трамвае…
 
 
Лишь пассажиры
Мы друг для друга.
И ходит, ходит
Трамвай по кругу.
 
 
А знаешь, это
Гипноз, наверно, –
Колёсной песни,
Закрытой двери…
 
 
Давным-давно бы
Мне спрыгнуть надо!
Но едем, едем
Куда-то рядом
В одном трамвае…
 

Синие города

 
Тают под солнцем сосульки в марте,
Капля по капле течёт вода.
И вырастают на белой карте
Синие-синие города!
 
 
В них отражаются стены и стёкла,
Клёны стоят по колено в снегу,
Синее-синее небо намокло
В лужице синей на каждом шагу.
 
 
К вечеру – всё под позёмкою белой…
Люди, замолкло не навсегда
Чистое, звонкое эхо капели –
Синие ясные города!
 
 
Люди, поверьте –
Белая карта
Только до завтра,
Только до завтра!
 

Пятая тетрадь

Возвращение

 
Ночь…
А песня за кормой
Словно пенный след.
Возвращаюсь я домой
Через много лет.
 
 
Тихий Дон мой,
Синий Дон
Будто недвижим,
Не снуют со всех сторон
Быстрые стрижи,
 
 
Лишь вздохнёт волгарь-сосед:
– Что за тишина!
Только шири нашей нет.
Волга вот, она…
 
 
Я поспорила бы с ним,
Только жаль спугнуть,
Жаль порвать, как песни нить,
Эту тишину…
 
 
Краснотал шумит во сне,
Да ещё звучат,
Растворяясь в тишине,
Голоса девчат.
 
 
Песня, песня за кормой
Словно пенный след.
Возвращаюсь я домой
Через много лет.
 

Песня о любви

 
Поют мальчишки песню о любви.
По-взрослому басят на нижних нотах
И петушат по-детски на высотах –
Поют мальчишки песню о любви.
 
 
А в школьном зале тишина стоит.
Что делать этой песне в школьном зале!
Седой учитель возле сцены замер:
Как выросли вы, мальчики мои!
 
 
А в этой песне – взрослые печали,
И боль своя, и радость, и беда.
Мальчишки в жизни их не замечали,
Всерьёз не принимали никогда!
 
 
Как будто молодую силу пробуя,
Легко, бездумно, радостно поют…
Как на краю у пропасти, у проруби –
У этой тихой песни на краю.
 

«Хочется настоящего…»

 
Хочется настоящего –
Не ящерицу, а ящера!
Снега, а не мороженого,
Хочется невозможного!
 
 
Не открываю ящиков
Письменного стола –
Хочется настоящего.
Если бы я могла…
 

Деревья

 
У деревьев – медленные думы,
Далеки они от суеты,
Никогда деревья не угрюмы,
Если не угрюм под ними ты.
 
 
Хрустнет под ногой сухой валежник,
Я щекою прислонюсь к сосне –
Знаю я, шершавой этой нежности
В городе не встретить мне!
 
 
И не гость я в городе,
Не зритель,
Но скажу тебе, сосна, как другу:
Город – он огромный ускоритель,
Где частицы носятся по кругу.
 
 
И секунды нет –
Остановиться,
Приглядеться к дереву, к цветку…
Сосны!
Я такая же частица,
Только я – частица в отпуску.
 

«Рижанка мне показывала Ригу…»

 
Рижанка мне показывала Ригу.
Такая Рига может лишь присниться –
Мне Рига открывалась, словно книга,
Где время перепутало страницы,
 
 
Где всё вокруг – легенды и преданья,
Где готика чиста и высока,
Века здесь опираются на зданья,
Корнями уходящие в века.
 
 
А улицы текли, домами сжатые,
И выводили к паркам и мостам…
Любила я всегда без провожатых
Бродить по незнакомым городам.
 
 
Любила я тихонько трогать стены,
Дышать бензином,
Падать от ходьбы –
Я в города вживалась постепенно,
Чтоб никогда их больше не забыть.
 
 
На старой Риге древности вериги,
А готика летящая легка!
Меня водила женщина по Риге
Улыбчиво, радушно – по векам.
 
 
И были все герои ей знакомы,
Как будто с детства лично знала их,
Она была здесь, в городе, как дома,
Среди привычных и вещей, и книг,
 
 
И просто – по местам своим любимым
Водила, не стараясь поражать.
И город был уже неотделимым
От сердца своего,
От горожан.
 

Реквием Моцарта

Домский собор

 
А жизнь баюкает живых,
Особенно в лесу!
Ловлю кусочки синевы,
В себе её несу,
 
 
От радости, что я жива,
Что тишь и синева,
Я глажу елей рукава
В еловых кружевах…
 
 
И вдруг –
Раскованна, вольна
И музыкой полна,
Над безмятежностью моей
Тревожная волна!
 
 
Она тревожна и светла,
А ведь про смерть поют!
Как я из леса набрела
На музыку твою?
 
 
И под волной,
И под волной
И брызгами её –
Лесной мой месяц отпускной,
Лесное забытьё…
 

«Не боюсь темноты…»

 
Не боюсь темноты,
Я боюсь немоты.
Подступает она –
Я сама не своя!
Остаются пустыми
Пустые листы,
Словно кубики,
Рушатся в пропасть мосты,
Что из сердца и слов
К людям строила я…
 
 
И тогда ухожу я
Бродить по земле,
Слушать шорохи, шелесты –
Голос земли,
Превращается в звуки
Тёплый запах полей,
И мои же следы
В придорожной пыли.
 
 
А берёзы
Встречают меня, как свою,
Даже птицы при мне
Не стесняются петь!
Удивляются только,
Что я не пою, –
Я нема, понимаете?
Мне не суметь!
 
 
Ёлки тёплые лапы
На плечи кладут,
Тишиной и прохладой
Поят родники.
Как сказать им спасибо?
Я дальше иду,
Я нема, нету слов у меня
Никаких!
 
 
Луч последний, закатный
Погас на лету,
Загораются добрые звёзды
Подряд…
Оставляю под камнем
Свою немоту,
Как Царевна-лягушка –
Зелёный наряд.
 

Жалейка

 
Бьётся песенка жалейки
Тонким солнечным лучом!
Над полями и над лесом
Ты о чём поёшь, о чём?
 
 
Чью ты песенку,
Ответь мне,
Заучила наизусть,
У кого вдруг полднем летним
На душе такая грусть?
 
 
И, полна покоем летним,
Далека от всех тревог,
Острой жалостью жалейки
Я застигнута врасплох.
 
 
Я ведь – надо и не надо,
А привыкла отвечать
Эхом – радостью на радость
И печалью на печаль.
 
 
Может, это среди лета
Бродят тучи в вышине?
Или, может,
С грустью где-то
Кто-то вспомнил обо мне…
 

«„Вильнюс – Каунас“ электричка…»

 
«Вильнюс – Каунас» электричка
Не пугает грохотом лес.
Примелькалась, вошла в привычку,
Прижилась на семь вёрст окрест!
 
 
Не шарахаться – сторониться
Лес не сразу привык,
Но теперь
Прижилась электричка, как птица,
Как чужая залётная птица,
Как заморский невиданный зверь.
 
 
По опушке следы как строки,
Над сторожками белый дым,
Изваяниями сороки
На верхушках берёз седых.
 
 
И естественно, не красуясь,
Ничего не боясь ничуть,
Пропускает вагоны косуля,
Чтобы рельсы перемахнуть.
 
 
И на сердце спокойно слишком –
Чёрно-белый и тихий весь,
Иллюстрацией к доброй книжке
За окном проплывает лес.
 

«Мы все давно повырастали…»

 
Мы все давно повырастали,
Своих отцов мы старше стали,
Погибших на войне.
И может, годы виноваты,
Что та, давнишняя утрата
Чем дальше, тем больней.
 
 
Забвенья нет,
Прощенья нету,
Пусть сотни лет пройдут по свету,
Дорогами пыля.
Но плач сирот и вдов о павших,
О павших, без вести пропавших,
Как сносишь ты, Земля!
 
 
Вслед за девчонкой-почтальоном
Врывался плач над похоронной,
Шло горе по пятам,
И шла война, считая вёрсты…
– Светланка, мы с тобою сёстры,
Отец мой тоже там…
 

Ночные полёты

 
Ночные полёты – загадка!
Летишь и летишь в никуда.
И что там, за этою плоскостью гладкой, –
Пропасть, земля ли, вода?
 
 
Темны и леса, и озёра,
И только мерцают вдали
Посёлки –
Горстями сверкающих зёрен
На чёрном подоле Земли…
 
 
Гудят над Землёю моторы,
Летят над Землёю года…
Неслышно из этих сверкающих зёрен
Растут и растут города!
 
 
А небо лежит без движенья.
Смотрю – и покажется мне,
Что звёзды небесные лишь отраженье
Земных беспокойных огней…
 
 
Ночные полёты…
Не надо
Слова для сравненья искать!
В кабине пилотов, за стенкою, рядом
Приборная пляшет доска.
 
 
В ней стрелки сбиваются с такта,
В ней лампы мигают не в лад,
И всё понимают ребята,
И, всё понимая, молчат.
 
 
Посадка.
Отложенный вылет.
Механики к трапам спешат,
Из самолёта последними выйдут
Трое усталых ребят.
 
 
А завтра –
Всё выше и выше,
И дальних посёлков огни…
И в небо глядящий мальчишка,
Что станет таким, как они.
 

Подкова

 
Дорога свернула и снова
Прямою стрелою легла.
Нагретую солнцем подкову,
Нагретую солнцем подкову
Я с тёплой земли подняла.
 
 
А раньше прошла бы я мимо,
Считала – во веки веков
Мне, сильной, красивой, любимой,
Мне – сильной, красивой, любимой –
Для счастья не надо подков!
 
 
Покуда хватило мне силы,
Я счастью навстречу бы шла,
Три пары сапог износила,
Три пары сапог износила,
Три посоха я б извела…
 
 
Подкова – безделица вроде,
Зачем же так сердцу болеть,
Что счастье меня не находит,
Что счастье меня не находит –
Другими тропинками ходит
По тёплой от солнца земле…
 

«Облаков я не вижу днями…»

 
Облаков я не вижу днями.
Недоступные для меня,
Проплывают они над нами,
Только голову не поднять!
 
 
Всё за окнами да за шторами,
Золотое от солнца слегка,
Это чудо из капель, которое
Называется облака.
 
 
Говоришь, это всё фантазия,
Недостаточно потолка?
А за окнами – словно дразнятся –
И над крышею – словно дразнятся –
Тихо-тихо плывут облака…
 

Пишущей машинке

 
Придумали машинки не для песен,
А для серьёзных деловых бумаг.
Бумаг – их больше,
Адрес их известен,
Их составителей размерен чёткий шаг.
 
 
Но вдруг машинка попадёт к поэту.
Сначала будет он копить гроши,
Чтобы купить потрёпанную, эту
Машинку: – Вот теперь-то, брат, пиши!
 
 
Машинке будет странно поначалу:
Что за порядки здесь поэт завёл!
Бумаги все идут не по начальству,
А или же в корзину, или в стол.
 
 
У буквы «Щ» отломан хвостик снизу,
Но разве эти мелочи важны!
Он так легко привык к её капризам –
Как привыкают к говору жены!
 
 
Но если вдруг
В дыму ночей бессонных
Неверье будет за твоим столом,
Ты спрячь её подальше под чехлом,
Не относи её в комиссионный!
 
 
Не отдавай –
Она привыкла к дыму,
К твоим рукам, к шагам,
К стихам твоим…
После стихов совсем невыносимо
Вернуться вновь к бумагам деловым.
 

Перерыв

 
Как ты мог, трамвай, заблудиться?
Ведь железная колея.
Ждут пожарные, ждёт милиция,
Жду тебя с нетерпеньем я.
 
 
Сорок пять минут –
Ох, как мало
Для моих неотложных дел!
Если б ты, трамвай, понимал бы,
Ты б на крыльях сейчас летел.
 
 
Я должна быть, трамвай, примером,
Я опаздывать не должна,
Ждёт начальство с секундомером,
Как на финише бегуна!
 
 
А его всё не видно, братцы,
Даже рельсы ещё не дрожат.
Мне ведь, братцы, ещё добираться
До последнего этажа!
 
 
Не трамвай мне бы – поезд скорый,
Не успею я на другом…
Мне ещё ведь три коридора –
Это две минуты бегом!
 
 
Как ты мог, трамвай, заблудиться?
 

«А поезд мчит без остановки…»

 
А поезд мчит без остановки,
Огни оставив вдалеке…
Была я лишь в командировке
В негромком этом городке.
 
 
Свои в нём праздники и будни,
Своя печаль, своя страда.
А я привязываюсь к людям
И привыкаю к городам.
 
 
И где бы ни была я позже –
Храню я в сердце, в глубине
Похожесть их и непохожесть,
Их зелень или белый снег.
 
 
Но все составы –
Лишь оттуда,
Все самолёты – не туда.
А я привязываюсь к людям
И привыкаю к городам…
 

Дождь

 
Дождь идёт
Звеня и гудя,
Крышами проходя,
И дом – словно остров среди дождя,
Остров среди дождя!
 
 
Вспыхнет молнии быстрый нож,
По листьям пугливая дрожь:
Когда-нибудь кончится этот дождь,
Кончится этот дождь?
 
 
Наверно, не надо
Смотреть в окно,
А я смотрю все равно –
Как пламя костра,
Как ночное дно,
Притягивает оно.
 
 
Твержу и не верю,
Что это не ложь,
Не верю, что это не ложь, –
Когда-нибудь кончится
Этот дождь,
Кончится этот дождь!
 

«Я так сильна…»

 
Я так сильна,
Когда не влюблена!
Насмешлива, смела – неуязвима!
Ведь так легко быть издали любимой
И в душу не заглядывать до дна.
 
 
Но стоит мне влюбиться, как же я
Всё делаю совсем не так, как нужно, –
Послушная, как вольная струя,
Попав в сосуд,
Во всём ему послушна.
 
 
Вчерашний раб уж мнит себя царём –
Ещё вчера он робким был и нежным.
Но как же он командует небрежно,
Решив, что гордый город покорён!
 
 
Мне б на тебя смотреть издалека,
В подзорные медлительные трубы…
Ведь все безумства – и во все века –
Во имя Женщины, Которая Не любит!
Да, все безумства
И во все века!
 

Белая ночь

 
Белая ночь плывёт по Неве
Белою феей добра.
На голове
Плат до бровей,
Лодка из серебра.
А город не в силах
Сон превозмочь
В ясной своей тишине,
И грустною девочкой
Белая ночь
Приходит к нему во сне.
Белых колонн коснётся едва,
По окнам скользнёт слегка
И выпускает из рукава
Белые облака.
Мосты разведёт
И пройдёт не спеша
По площадям его,
И городская дрогнет душа,
Неведомо отчего…
А утро придёт,
Шелестя на ветру
Лёгкой листвою весны…
Что ж забываем мы поутру
Самые светлые сны?..
 

«Скупой гостиничный уют…»

 
Скупой гостиничный уют,
И тишь, и мрак ночной,
И песню долгую поют
Два парня за стеной.
 
 
Куплетов в песне
Без числа,
Но в каждом
Две строки –
Как два крыла,
Как два весла,
Как две больших руки.
 
 
Менялась первая строка –
Так новые пути
Из тупика, из тупика
Пытаются найти.
 
 
И вновь отчаянье одно –
Я сделал всё, что мог!
И неизменен был припев
Как горестный итог.
 
 
И я по комнате хожу,
До боли сжав виски, –
Ведь и меня уже не раз
Брала судьба в тиски!
 
 
И всё, что счастьем было, –
В прах,
И снова –
Боль и страх,
Как ни старайся удержать
Улыбку на губах…
 
 
Но для меня звучит она,
На всё в ответ одна
Надежда –
Как одна звезда
С колодезного дна.
 

«Не покажу своей печали…»

 
Не покажу своей печали,
Не обнажу своей беды…
И возникает у причала
Полоска медленной воды.
 
 
Спеши, спеши,
Пока не поздно,
Над нею руки протянуть,
Пока она не стала грозной,
Пока не подняла волну!
 
 
А мы смеёмся, мы смеёмся,
Как будто это всё не в счёт,
Как будто мы не расстаёмся
Опять на месяц или год!
 
 
Не уезжай!
Ну, будь мужчиной!
Сойди, останься на земле,
Пусть остановятся машины
На опустевшем корабле!
 
 
Убрали трап,
Убрали тросы,
А ты медлительный такой…
Как быстро узкая полоска
Становится самой рекой,
 
 
А дальше море разольётся,
Где встречи – словно острова…
И лишь письмо твоё взорвётся
Отчаянным «не забывай!».
 

Боги

 
Да, горшки обжигают боги.
А берутся все – чудаки!
Все берутся, но слишком многие
Обжигаются о горшки!
 
 
Обжигаются – и ругают
И богов, и весь белый свет:
Мол, не боги горшки обжигают,
Мол, на это запрета нет!
 
 
Но работают боги, как боги,
Без бахвальства и суеты,
Их движенья скупы и строги,
И законченны, и просты…
 
 
Я еще обжигаться буду,
Я ладони у щёк стужу
И без зависти,
Как на чудо,
На творенья богов гляжу.
 

«Ходите чаще…»

 
Ходите чаще
В гости к старикам,
Их писем – не кладите
В долгий ящик!
Ах, эти письма…
Каждая строка
В них просит между строк:
Пишите чаще!
 
 
А мы кружимся
В сутолоке дел,
А мы живём
И не желаем верить,
Что вдруг они
В один тяжёлый день
Неслышно за собой
Прикроют двери.
 
 
О, как нам
Будет память нелегка
Об этих днях –
Плывущих и летящих!
Ходите чаще
В гости к старикам,
Поверьте мне,
Ходите чаще…
 

Вокзальная площадь

 
Как часто идут по земле поезда –
Ночные, бессонные, поздние…
Но всё же вокзальная площадь пуста
От поезда и до поезда.
 
 
Мы в юность сбегаем,
Когда тяжело,
В вокзалы, дворы, переулки,
И видим – как много воды утекло,
Как тихо, и пусто, и гулко!
 
 
А люди, наверное, жить не могли б,
Не веря в обычное чудо, –
Всё вечно на этом отрезке земли,
Хоть мы и уходим отсюда.
 
 
Уходим, уходим, уходим гурьбой,
А здесь всё стоит и поныне,
Пока мы воюем с самими собой
И мельницами ветряными.
 
 
И вроде судьбе заплатили сполна,
Но в гуще переднего края
Теряем друзей мы –
Война есть война!
Живыми теряем.
 
 
Теряем, но всё же не можем забыть,
И, способ не выдумав проще,
Мы ищем спасенья в началах судьбы –
Идём на вокзальную площадь.
 
 
Здесь пусто…
Она ведь обитель разлук,
А встречи – они мимолётны…
Я здесь не бываю,
Отбилась от рук,
Я предпочитаю полёты.
 

«Я брожу по самой кромке моря…»

 
Я брожу по самой кромке моря,
Там, где волны оставляют пену,
Утлый дом какой-нибудь улитки
И обломок ящика, а может,
Даже и обломки корабля.
 
 
И ещё – таинственные камни,
Что мерцают внутренним сияньем,
Море им цены совсем не знает,
Оставляет их на берегу.
 
 
И ещё – осколки от бутылок.
Море им цены не знает тоже,
Отшлифует, словно драгоценность,
И с досадой выбросит потом…
 
 
Ничего от моря мне не надо,
Только нужно, чтобы море – было
И писало на камнях свою историю –
Чередованье штилей и штормов.
 

Тихая песенка

 
Мне так хотелось тишины,
И вот легла она –
От моря и до вышины
Сплошная тишина.
 
 
Не веет даже ветер с гор,
И тополя молчат,
И тихий дождик через двор
Проходит по ночам.
 
 
Спокойна неба синева,
Чиста и высока,
И проплывают надо мной
Неслышно облака,
 
 
И птичьей песенки в лесу
Не слышно ни одной,
И паутинка на весу
Оборванной струной.
 
 
Здесь краски осени тихи,
Как тих ребёнка сон,
И бродят тихие стихи
По самой кромке волн.
 
 
И все печали, что прошли,
Пора забыть давно,
И светит тихая звезда
Всю ночь в моё окно.
 

«А морю надоела тишина!..»

 
А морю надоела тишина!
И море загудело на рассвете,
И встала
И обрушилась волна,
И брызги подхватил солёный ветер!
 
 
Девятый вал вздымало на бегу,
Своей волной звезду достать пыталось –
И будто впрямь немного оставалось –
И грохотало радостно:
– Могу!
 
 
Как будто только начинало жить,
Как будто только вырвалось из плена
Лазури, неги, тишины и лени
И громоздило волны в этажи!
 
 
Вода гремела,
Дыбилась,
Лилась,
А я смотрела жадными глазами –
Какие силы в каждом есть из нас,
Мы, верно, до поры не знаем сами!
 
 
Хотелось мне смеяться и кричать,
Хотелось петь, саму себя не слыша,
А волны поднимались выше, выше
И разбивались в брызги грохоча!
 
 
Когда казалось, что оглохли скалы,
Вдруг посветлело где-то в вышине,
И море тихо пену расплескало
И высветило камушки на дне.
 
 
А я смотрела – не сводила глаз,
Казалось, что оно всегда такое,
Казалось воплощением покоя,
Который снится каждому из нас.
 

«Худенький и белокожий слишком…»

 
Худенький и белокожий слишком
В этом море южного тепла,
Бегает по берегу мальчишка
С добрым русским именем – Руслан.
 
 
Небо ясно, море голубое,
Галька перемытая пестра.
Он хватает камни из прибоя,
Словно угли, угли из костра!
 
 
Несмышлёнышу, ему не ясно,
Почему, причудливо ярки,
У него в ладонях камни гаснут,
Гаснут камни, словно угольки.
 
 
Светит солнце,
И с него довольно,
Чтоб не верить в стужу никогда.
Он поэт, наверно, – он про волны
Говорит:
– Высокая вода!
 

Краски

 
А мне сегодня подарили краски,
Сегодня утром подарили краски!
Я посчитал – их было ровно десять,
И всё, что хочешь, можно рисовать!
 
 
Здесь краска голубая есть для неба,
Оранжевая краска есть для солнца,
Зелёная для танков и деревьев
И красная для флага и звезды!
 
 
А мне сегодня подарили краски,
Сегодня утром подарили краски!
Рисую на Серёжкиных тетрадках,
А если не хватает – на столе.
 
 
А в мамином альбоме по вязанью
Осталось чистых только полстраницы,
Осталось чистых только полстранички,
Но можно самолёт нарисовать.
 

Памятник Чайковскому

 
Бронзовый задумчивый Чайковский
В окруженье тоненьких берёз…
На какой-то улице московской
Мне его увидеть довелось.
 
 
Падал дождь, стучал по крышам глухо
И сливался с шелестом листвы
В мерную, привычную для слуха
Городскую музыку Москвы.
 
 
Но откуда это наважденье?
Шум дождя, шуршание колёс –
Всё казалось мне сопровожденьем
Белоствольной партии берёз!
 
 
И уже мне не уйти отсюда,
Музыка прекрасная окрест!
Кто придумал, добрый,
Это чудо –
Тоненький берёзовый оркестр?
 
 
И казалось,
Это длится вечно,
И растёт мелодия, растёт…
И из переулка мне навстречу
С нотной папкой девочка идёт.
 

«Два поезда – из точек А и Б…»

 
Два поезда – из точек А и Б,
В конце задачника ответ готовый,
Предельно просто!
А в моей судьбе
Два поезда из точек А и Б
На всех парах летят без остановок.
 
 
А рельсы ведь до боли параллельны!
Я так боюсь, так жду я не дыша,
Вдруг поезда промчат по этим рельсам,
Одни огни в пути перемешав.
 
 
Два поезда из точек А и Б…
Как скоры в арифметике решенья!
А я боюсь,
Я так боюсь крушенья
На рельсах, что протянуты к тебе.
 

Лето

 
Здесь лето идёт
По траве босиком,
И пахнут телята
Парным молоком,
И луны дробятся
На гребне волны,
И гуси плывут,
Как большие челны…
 
 
Пожить здесь немного,
Не брать интервью,
На стареньком тракторе
Дуть по жнивью,
И в руки
По тёплому взять рычагу,
И крикнуть водителю:
– Видишь – могу!
 
 
– Смотри, растрясёт!
– Ничего, потерплю,
Я землю люблю
И машины люблю!
– А замужем?
– Замужем!
– Вот, – говорят, –
Вот так разбирают
Всех лучших девчат!
 
 
А мы пропадаем
На пахоте тут!
– Другие девчата
К весне подрастут!
 
 
А лето идёт
По траве босиком,
И пахнут телята
Парным молоком…
 

«Слова…»

 
Слова,
Они такое зло
Порой в себе таят!
Сбегаю в музыку от слов,
В которых мёд и яд.
 
 
И пусть слова меня простят,
Я больше не могу!
Я знаю, музыкой не мстят,
Не ранят и не лгут.
 
 
Уходят в музыку,
Как в храм,
И служат ей одной,
Разноголосый шум и гам
Оставив за спиной…
 
 
Но через день,
Но через два
Я стану тосковать
По вере в добрые слова,
Обычные слова.