Текст книги "Я у мамы дурочка"

Посмотрите в зеркало!

И тут возникает курсовка в Кисловодск.

Мы живём с молодой женщиной на частной квартире. Она приехала с Дальнего Востока, работала на плавбазах и одним этим завоевала мою дружбу.

Питаемся в огромной столовой, к врачам ходим в курортную поликлинику. Ванны прописывают всем, а вот психотерапевт мне просто необходим! У меня бессонница и постоянная головная боль.

Моложавый мужчина, как сейчас говорят, кавказской национальности хмурится:

– Вы на грани нервного срыва. Ещё месяц, и я ничего не смог бы сделать, только стационар. Попробуем гипноз. Не возражаете?

Вылечил он меня, столько лет прошло, а сплю как сурок – если, конечно, никаких потрясений.

Когда мы с мужем стали бывать в Кисловодске, я пыталась отыскать этого врача, поблагодарить. Но его, наверно, забрали в какой-нибудь закрытый санаторий.

Каждый вечер мы вчетвером – я, моя соседка и двое молодых людей – ходим на танцы в очередной санаторий, где играет маленький оркестрик. Его администратору нравится танцевать со мной.

Вот-вот должен был состояться секретариат. Он был выездной, и результат я могла узнать только когда они вернутся в Москву.

И вдруг мой партнёр по танцам притащил «Правду» с маленькой заметкой о моих «Осколках».

Я не верила своим глазам. Если «Правда» ругала кого-то, это был приговор. Я не знала, что значит, когда она тебя хвалит. В моём родном городе, если не считать ведущих прозаиков – с ними и так всё было ясно! – таких прецедентов не было. Секретариат прошёл, а я не знала результата.

Телефон Георгия Афанасьевича не отвечал. Кому бы позвонить, кто может быть в курсе?

Позвонила Марку Самойловичу Лисянскому.

– Приняли тебя. Что же раньше не позвонила? Я уже неделю знаю.

Я невольно опустилась на корточки в телефонной будке. Новость оглушила меня, хотя я ждала и надеялась…

– Я не думала, что вы знаете.

– О тебе «Правда» писала, это сыграло свою роль. Ты знаешь Юрия Борисовича?

– Нет, кто это?

– Это же он написал о тебе! Будешь в Москве, зайди к нему в редакцию, поблагодари.

– Вам спасибо за добрую весть!

Первым делом я отправила маме телеграмму:

«Поздравляю! Нас приняли в Союз!» Она пошла с ней в наше отделение.

– До нас ещё не дошли документы. Но раз Света пишет, что приняли, – так и есть!

Психотерапевт перевёл меня в общую группу, и я засыпала от звуков его шагов, хотя в глаза мне направлена лампа и у кушетки стучит метроном.

А тут вспомнила анекдот, услышанный утром, и никак не могу удержаться от смеха.

– Вы решили сорвать мне сеанс?

– Простите, это, наверно, нервное. Я только что узнала, что меня приняли в Союз писателей. Больше года тянулась процедура.

– Понятно. Закройте глаза. Можете улыбаться, это ваше нормальное состояние. На счёт «три» – вы засыпаете.

Засыпаю на счёт «один»…

В вестибюле столовой молодой парень, опять же кавказской национальности, продаёт билеты на экскурсии. Мои длинные светлые волосы мелькают перед ним утром, днём и вечером. И моя чёрненькая, как по контрасту, соседка, с которой мы не расстаёмся.

– Девочки, вы выбрали не тех кавалеров!

– Отчего же! Мы выбираем людей, которые делают в жизни что-то полезное – дома строят, хлеб растят, а не билетики продают.

– Я на этих билетиках зарабатываю в десять раз больше. Вам и не снилось. А что вы делаете в жизни с вашими принципами?

– Я инженер, – ответила я гордо, – и член Союза писателей.

Как он хохотал, Господи! Он так заразительно хохотал, что я начала смеяться вместе с ним.

– Ну придумала так придумала! Да разве ты отдыхала бы здесь по этой вшивой курсовке? Член Союза писателей, надо же! Да ты в зеркало посмотри!

В Ростове покупаю бутылку шампанского, свой любимый трюфельный торт и иду в издательство. Набивается полная комната, все так радуются, будто не от них зависело устроить этот праздник на несколько лет раньше.

– Ты напрасно волновалась, никто не сомневался, что тебя примут!

– Светлана, дело прошлое, – говорит главный, – но как появилась статья в «Правде»? Откуда вы знаете Юрия Борисовича?

– Я его не знаю. Я была в Кисловодске…

– Не хотите – не говорите!

С таким же тортом и шампанским пошла в редакцию «Дона». И на заседание правления в Союз. Все поздравляли меня, радовались, говорили, что не сомневались ни на минуту. А потом:

– Света, дело прошлое, но как появилась статья в «Правде»?

Юр. Бор, как его называли друзья, со временем стал и моим другом. Он ушёл из редакции и был просто умным, добрым и обаятельным человеком.

Как-то я ему рассказала, как анекдот:

– Все меня спрашивали – дело прошлое, но как появилась статья в «Правде»? Откуда вы знаете Юрия Борисовича?

– У меня ваш критик из Ростова спрашивал – почему вы именно о ней написали? В Ростове столько достойных литераторов! Я ему ответил: мне нравится – пишу, нет – откладываю. А вы говорите!

И мы смеёмся вчетвером – он с моей тёзкой, своей молоденькой женой, и мы с мужем…

«Мона Лиза»

В Москву привезли «Мону Лизу», подлинник из Лувра. У меня ещё длилась бесконечная командировка в Подмосковье, с короткими перерывами на родной город, с бесконечной сменой гостиниц и соседок по комнате.

Валентина была деловой и собранной. Это она узнала про выставку, всё решила и распланировала за себя и за меня.

Мне было очень жалко себя в пять утра, когда зазвонил будильник. И пока мы ждали автобус. Но потом это прошло – в метро было полно народу, а когда мы подошли к музею, я почувствовала себя безнадёжной соней.

Мы шли и шли вдоль ограды, потом вдоль забора, через дорогу, а дальше уже были просто стены домов – большого, серого, в половину квартала, потом был зелёный дом, поменьше, а за ним жёлтый. В конце жёлтого мы и заняли очередь. Я всё время оглядывалась для очистки совести, смотрела, как за нами выстраивается длинный хвост очереди. А люди шли и шли…

– После открытия метро очередь растёт в геометрической прогрессии. За полчаса утренних мы потеряли часа четыре дневных, – сообщила Валя.

В половине восьмого я захотела есть. Валентина сказала, что не завтракает в такую рань, и я отправилась одна вдоль очереди.

Вдоль жёлтого дома – в основном молодёжь, девочки в нарядных платьях, ребята в джинсах и ковбойках, в рубашках с закатанными рукавами. Трое – в куртках, на спинах большими буквами – МИФИ.

Вдоль зелёного дома стоит только часть очереди, остальные сидят на ящиках. Их несут откуда-то из-за угла оптимисты, пессимисты утверждают, что за ними всё равно через полчаса явится дядька из овощного ларька. Оптимистов больше.

Вдоль серого дома сидит уже вся очередь. Рано утром, когда они пришли, до открытия овощного ларька была целая вечность. Здесь основательный народ, который всё предусмотрел – и такси, и геометрическую прогрессию.

Ряд ящиков продолжается на другой стороне дороги, в узком проходе между забором и оградой сада. Это самая комфортабельная часть очереди – ящики в комбинации с забором превращаются в кресла и даже в диваны. Здесь уже завтракают, основательно, с термосами и домашними бутербродами.

Но вот очередь выходит на простор, вдоль стены самого музея, молодеет и превращается в настоящий табор. Тут сидят с вечера. Ящики, большие листы фанеры, пледы и одеяла, гитары тут и там…

На одном из ящиков – парень с девушкой. Она сидит к нему спиной, он обнял её сзади за плечи, наверно, на рассвете, когда было холодно. И теперь они сидят не шевелясь.

Парень в куртке строительного отряда из Новосибирска перебирает струны гитары.

Дохожу до запертых дверей музея и поворачиваю назад. Девять часов. Очередь превратилась в читальный зал, газеты в основном. Возле гитары несколько ребят, но поёт один гитарист – поёт про то, что морем мало восхищаться, море надо понимать.

Останавливаюсь и слушаю песню до конца. Всё правильно, конечно, надо понимать и море, и землю, и людей.

А парень с девушкой так же сидят на ящике…

У жёлтого дома уже незнакомые люди, очередь как-то сжалась, уменьшилась в размерах и больше не растёт. У тех, кто пришёл сейчас, нет никакой надежды.

Вдоль очереди ходит-таки дядечка с тележкой:

– Выдумали! Взяли себе моду на ящиках сидеть!

Очередь отдаёт ящики без боя.

Наконец я вижу Валентину – в самом начале зелёного дома, примостилась с краю на ящике.

Несмотря на опустошительный набег дядечки из овощного ларька, ящиков в очереди много, я даже углядела один почти свободный – на одном конце его лежат газеты, книги и зонт.

Половина десятого. Открылся музей, и разведка из двух девочек донесла, что очередь движется очень быстро, есть надежда пройти часов до двух. Но и в десять мы так и не сдвинулись с места.

Подошли две девушки, что занимали за нами:

– Вы не уйдёте? Мы так боимся потерять очередь! Специально в Москве остались на сутки, ночевали на вокзале…

Вообще-то я не люблю очередей, стою в них по необходимости. А эта мне нравится. Подходят люди и спрашивают – не за кем вы стоите, а в котором часу подошли. Никакой напряжённости и суеты. Люди сознательно отвели на это мероприятие субботу. Кончились экзамены и у школьников, и у студентов, никто никуда не спешит.

Наконец, я увидела хозяина ящика, даже двух. Они стоят в трёх шагах и поглядывают на меня. У одного огромный лоб и живописная борода, другой небритый, в помятом пиджаке. Может, тоже ночевал на вокзале?

– Это я на вашем ящике сижу? – вскакиваю я.

– Сидите, сидите, мы насиделись уже.

Но через пару минут парень в помятом пиджаке всё же садится рядом и разворачивает газету.

– Читали про долголетие? Человек впервые женился в сто один год.

– Бедненький! К такому даже за убийство не присуждают!

Мы смеёмся.

– Вы не уйдёте? Я бы поискал что-нибудь съестное.

– Во всяком случае, не навсегда.

Появляются девочки, что докладывали, как быстро идёт очередь. Одна полненькая, светловолосая, лицо простое. Но поднимет на вас глаза, и понимаете, что в этой паре она главная. Вторая – красавица. Смуглая, стройная, волосы каштановые волной, ярко-ярко-карие глаза. Следом подходит их сверстник, неуклюжий, с худенькой шеей и серыми серьёзными глазами.

– Смотрите, – говорит он, – смотрите, как всё отлично получится. Берём газету, кладём на ящик, сверху кладём эти две плиты…

Плиты, вернее обломки плит, громоздкие, тяжёлые. Никто не может понять, зачем их водружать на ящик.

Все наблюдают за этой сценой с улыбкой.

– А дальше, как на них сидеть-то?

– И главное – зачем? – говорит беленькая.

– Да вы попробуйте!

Я его понимаю. Не может его кареглазая принцесса сидеть на ящике, как простая смертная!

И вдруг очередь срывается с места. Я пытаюсь двигаться с ящиком – чужой ведь, не бросишь! И зонт, и книги…

– Давайте я вам помогу, – предлагает парень в куртке строительного отряда МИФИ.

– Да вот хозяин куда-то подевался.

– Ничего, берите книги, знаю я хозяина!

Зелёный дом почти пройден в этом марш-броске. Оглядываюсь – плиты лежат на асфальте.

Двенадцать часов. Газет в очереди больше нет, пошли книги и журналы. А я опять проголодалась.

– Валя, пойдём поищем что-нибудь поесть!

– Что это с тобой! Я подожду до обеда.

Иду вдоль очереди. На табор теперь больше похожа наша её часть, вдоль зелёного и серого дома. Вдоль забора очередь поредела и через дорогу переходит под руководством молоденького вежливого милиционера.

У забора две пожилые женщины сидят над кроссвордом, вокруг несколько ребят.

– Володя, напрягись: птица рода соловей.

– Да не может он больше, четвёртый кроссворд!

– Ладно, мальчики, приток Колумбии в Северной Америке. Пять букв, кто раньше?

Я останавливаюсь, мне очень любопытно, что за птица рода соловей. Канарейка, оказывается! Не верится что-то…

У стены музея до самого входа народ стоит плотно, как в настоящей очереди.

– Когда вы подошли? – спрашиваю у женщины там, где очередь поворачивает за угол.

– В половине шестого.

Подумать только!

Кафе искать не приходится. На площадке перед музеем несколько столиков – бутерброды, вода, опять же никакой суеты и давки.

Возвращаюсь «к себе» и широко рекламирую бутерброды.

Рядом с девочками вырос симпатичный парень, старше их года на три – на четыре. В этом возрасте разница существенная. Их рыцарь, что тащил плиты, стоит в стороне, боком, будто ему всё равно, с кем Она разговаривает и кому улыбается. Но слышит каждое слово.

– Математическая логика? Это же очень просто, – говорит парень.

Девушка рядом со мной оборачивается к подруге:

– Слышишь, как он расправляется с математической логикой? Мы её только вчера сдали, – объясняет мне. – Таня, что у тебя было во втором билете?

– Теорема несовпадений, её я знала. А по первому билету ничего ответить не смогла.

– Учись! Смотри, как он лихо им объясняет!

– Похоже?

– Что вы! Слышал бы наш профессор, он бы умер!

День не может решить, плакать ему или смеяться. Снова спряталось солнце.

Час дня. Мальчик лет двенадцати слоняется вокруг, не находит себе места.

– Толя, посмотри газету, что ли!

– Я не читаю газет, я маленький.

Подходит парень в помятом пиджаке.

– Вы пришли! А я тут воюю с ящиком, очередь движется вообще-то. Зонт ваш?

– Зонт не мой. Как неловко, что вам пришлось таскать ящик.

– Да мне и не пришлось, помог ваш знакомый, вон тот, в зелёной куртке.

– Он за нами очередь занимал.

– Это и всё знакомство?

– Разве мало? А я иду, смотрю, где вы. Без вас бы точно потерялся.

– Теперь вы посидите, а я поброжу.

Снова иду вдоль очереди. Ещё час-другой, и её не станет. Остановить мгновение могут только художники… Нет, ещё фотографы! На противоположной стороне седой мужчина снимает очередь общим планом.

– Как вы здорово придумали! Когда ещё можно увидеть такую очередь!

– Потому и снимаю, что не скоро увижу. Вчера простоял в ней, а сегодня пришёл снимать.

– Сделайте несколько крупных планов, очень вас прошу!

– Сделать не трудно, только проявлять, печатать – может, лет через десять соберусь.

– Жаль…

Три часа дня. Мы уже совсем близко от перехода через дорогу. Но вокруг незнакомые люди, только две девушки стоят, за которыми мы занимали. Они, наверно, перепутали очередь, и я сейчас всё перепутаю. На мне платье в крупную малиновую клетку, и, по-моему, я служу ориентиром для трети очереди.

Вот подошёл парень с бородой:

– Как вы продвинулись!

Потом парень в помятом пиджаке.

– Валя, мы стоим не на своём месте.

– Ну и пусть! Я уже прижилась здесь, и если бы не ты, всё было бы нормально! Просто наказание, половина очереди разговаривает с тобой, как со старой знакомой!

– Я, наверно, пойду назад…

– Это смешно! Двадцать – двадцать пять человек разницы. А я просто умираю с голоду. Что, мы пойдём в музей порознь?

В конце концов все понимают, что я стою не на месте, но молчат деликатно. Так неловко…

Иду вдоль очереди, теперь назад, будто домой.

Девочки снова стоят со своим рыцарем, словно и не слушали целый час того парня. И мальчик делает вид, что ничего не произошло. Очевидно, это не в первый раз и не в последний, конечно. Дай ему Бог…

Четыре часа. Возвращаюсь к Валентине. У неё усталый и недовольный вид. Я и сама устала, уже не хочется ни читать, ни ходить, ни разговаривать.

Вот и поворот, и мы быстро продвигаемся вдоль стены музея. Я будто отключаюсь от очереди, от людей вокруг – я жду! Нет, не чуда. Могу закрыть глаза и представить себе Мону Лизу на репродукциях – овал лица, живую матовость румянца, загадочные глаза. Но подлинник есть подлинник, и вряд ли я когда-нибудь смогу заехать к ней в Лувр.

И все вокруг притихли.

Вот наконец лестница, и арка, вся резная, и уже от двери я вижу небольшое освещённое полотно в глубине зала. Я приближаюсь к нему в толпе людей, и всё смотрю, смотрю. Издали она похожа на свои репродукции… Осталось несколько метров. Сейчас, я сейчас пойму, почему всё так меняется вблизи. А может, и не надо ничего понимать, просто смотреть.

– Проходите, пожалуйста, не останавливайтесь, – очень вежливо просит милиционер.

– Сейчас, секундочку!

– Проходите, пожалуйста! – подходит дежурный.

– Секундочку, сейчас!

Господи, ну дали бы мне постоять несколько секунд и ничего при этом не говорили!

– Проходите, пожалуйста! – таким же ровным голосом говорит милиционер.

И я отхожу дальше, дальше и оборачиваюсь.

Наверно, у меня отчаянно-несчастное лицо, потому что кто-то протягивает мне огромный артиллерийский бинокль, и я снова вижу Мону Лизу близко-близко на кресте дальномера…

Косметика

Мои отношения с косметикой современным девочкам покажутся смешными. Даже у школьниц – подведены глазки, волосы мелированы…

Я носила косички с бантиками до десятого класса, первый маникюр – в десятом, помада и пудра появились после института, да и то не сразу.

В отделе, где я работала, была одна женщина, которая красилась, по-моему, с головы до ног. Она и так относилась ко мне крайне неодобрительно, а мои отношения с косметикой её раздражали:

– Надо быть очень самоуверенной, чтобы не краситься!

У меня была долгая командировка в военный научно-исследовательский институт. В отделе, куда меня направили, были одни мужчины, от капитанов до подполковников.

Жила я в гостинице в Москве. Соседкой моей по номеру оказалась славная девочка, приехала из Киева сдавать первую в жизни сессию в заочном институте.

По выходным я уезжала к друзьям, а за ней заходил красивый молодой человек.

– Это друг моего брата. У меня брат известный футболист. Он поручил меня Володе. Правда, Володя?

– Правда! – улыбается тот.

– Вот Володя и смотрит за мной, чтобы я занималась и не разгуливала по Москве. Правда, Володя?

– Правда!

На самом деле, он опекал её исправно, возил по Москве, водил в театры.

Она уехала из дома в первый раз. Время от времени звонила её мама:

– Светлана Юрьевна, я вас очень прошу, проследите, чтобы она по утрам не убегала без завтрака. У вас есть холодильник? А в буфете есть приличная еда? А кипятильник есть? Сессия – это же такое напряжение!

Я успокаивала её, как могла. На самом деле, моя соседка спала, когда я убегала на работу, по дороге покупала булочку и пакетик сливок и завтракала на улице.

И особого напряжения у неё я не замечала. Ребёнок был оживлён, весел и влюблён. Счастливо влюблён, с полной взаимностью. Её опекун явно потерял от неё голову, и я его понимала.

Но она сдавала экзамены! На троечки, но сдавала. Каждая её тройка была для них обоих счастливой неожиданностью, которую надо было немедленно отпраздновать!

Когда я возвращалась с работы, мне ни разу не удалось застать её за учебниками. Она сидела перед зеркалом и наводила красоту. Косметика у неё всегда была наложена безупречно.

Около семи приходил её опекун и доставлял в гостиницу к двенадцати.

Так мы прожили недели две, и вдруг она сказала:

– Светлана, если в понедельник сдам экзамен, я приведу вас в порядок. Я рассмеялась, и напрасно. Во вторник это милое создание не поленилось подняться на час раньше. И меня подняла.

Посадила перед зеркалом, и для меня начался настоящий ликбез. Как это пригодилось, когда я вдруг стала актрисой!

– Самое главное – глаза. Тени надо наносить не чуть-чуть, а густо. Они должны быть под цвет платья, а не глаз. Брови потом подправим. Теперь кисточкой – линию возле ресниц. Есть специальные кисточки, но их трудно достать, можно обойтись чёрным карандашом и кисточкой, которой фотографы ретушируют снимки. У меня такая кисточка. Я рисую только верхнее веко. Левый глаз – с внешнего угла, а правый – с внутреннего, так удобней. Линия должна быть чёткой и не прерываться ни в коем случае. Теперь возьмём румяна. Вам нужно только чуть-чуть, на скулы. Помада у вас светлая, но обязательно нужно обвести губы по контуру, чётко, в цвет. Я в магазине «Актёр» всю косметику покупаю, она там недорогая, и карандаши всех оттенков! Тени я вам дам на первое время и кусочек карандаша отрежу, а кисточку поищите у фотографов.

– Я спрошу у себя в институте.

– Теперь волосы. Такие красивые волосы, а вы зашмыгиваете в хвост. Мы их сейчас поднимем наверх, вот так, и теперь шпильками по кругу. Ну, как?

– Это не я, быть не может!

Перед выходом я остановилась перед зеркалом. Оранжевая блузка, чёрная юбка с оранжевыми цветами. Первый раз шла на работу не в скромном строгом костюме, но к моему новому облику строгий костюм не подходил.

Высокая причёска совершенно изменила лицо. Глаза стали глубже и выразительней. И вообще из зеркала на меня смотрела незнакомая женщина!

Я вздохнула, перекинула сумку через плечо и поехала к своим подполковникам в военный городок.

Часовой на входе даже не посмотрел на мой пропуск и отдал честь.

– Вы должны быть бдительны! – улыбнулась я ему.

– У королев не спрашивают документы! – ответил лейтенант. Ничего себе!

Пока я шла по территории, вслед мне оборачивались все встречные военные…

В отделе моё появление вызвало настоящий шок:

– У вас сегодня какой-то праздник, Светлана?

– У тебя что, день рождения? Нет?

– Светлана, скажите честно, что это с вами?

– А что со мной? – Я прикоснулась к башенке из волос на макушке. – Со мной – ничего.

Когда ехала на работу, я дала себе слово – ни под какой пыткой не скажу никому, что «в порядок» меня приводил ребёнок в гостинице.

Сказала, конечно. Один из подполковников пользовался моим особым доверием. Ему и сказала, когда он вёз меня с работы к метро на своей машине.

Назавтра он принёс мне какую-то картонку, к ней был прижат плёнкой продолговатый чёрный футлярчик. Я повертела её в руках:

– Что это такое?

– Ну ты даёшь! Ты даже не знаешь, что это такое! Это тушь с кисточкой, глаза подводить. Дефицит страшный, я все магазины объехал, где цыгане торгуют такими вещами. Дарю! Пользуйся! Будь всегда такой красивой!