Текст книги "Самосознание проблемных подростков"

В анамнезах этих подростков отмечаются как психофизиологические, так и психосоциальные нарушения. Это подростки или с патохарактерологическими чертами личности и/или неправильно воспитываемые. Для всей выборки оказалась характерной неразвитость нравственных представлений, эгоцентризм, отсутствие увлечений, неустойчивость интересов, подражательность, агрессивность, грубость, негативизм, лживость.

Вторая экспериментальная группа состояла из подростков со сниженным интеллектом – учащихся вспомогательных школ-интернатов для детей с умственной отсталостью. Всего 74 человека (52 мальчика и 22 девочки).

В медицинских картах школ у подростков этой группы был диагноз – олигофрения в степени дебильности различной этиологии. В клинической картине отмечалась интеллектуальная недостаточность при отсутствии прогредиентности. Их мышление характеризовалось конкретностью, некритичностью, недостаточностью процессов обобщения, сравнения, абстрагирования.

При беседах с педагогами и психологами школ обращалось также внимание на поведение отбираемых детей. При психологическом исследовании отмечалась контактность, доброжелательность, достаточная уравновешенность подростков. Понаблюдав, как ведут себя подростки со сниженным интеллектом в школе, и выяснив, какие они в быту, мы отобрали для участия в эксперименте подростков с адекватным поведением.

Третья (контрольная) группа состояла из подростков с нормальным интеллектом и правильным поведением. Всего 72 человека (28 мальчиков и 44 девочки). В группу вошли учащиеся средних школ. Сведения о них были получены от педагогов, психоневрологов школ, из бесед с родителями, а также из собственных наблюдений в течение достаточно длительного срока общения.

В третью группу отбирались подростки с успеваемостью, в основном, «4» и «5», с устойчивым адекватным поведением. Это коммуникабельные, неконфликтные дети, настроенные на общение, дружбу, сотрудничество как со сверстниками, так и со взрослыми; они открыты, хорошо социально ориентированы, дисциплинированы, среди них нет подростков с явными комплексами (включая «комплекс отличника»). Хорошая успеваемость этих подростков стабильна на протяжении всего периода школьного обучения.

Так как отбор детей для эксперимента не велся по половому признаку, соотношение девочек и мальчиков в группах было не одинаково.

Следует отметить еще один фактор, который мы учитывали при отборе испытуемых. Поскольку среди прочих идентификаций мы исследовали и телесную идентификацию, было важно, чтобы подростки, принимавшие участие в эксперименте, не имели каких-либо явных отклонений во внешности (ярко выраженной акселерации, ретардации, ожирения, уродств). Иначе их неудовлетворенность собственной внешностью могла бы носить объективный характер и не могла считаться нарушением телесной идентификации в «чистом виде», т. е. такой, при которой подросток свою нормальную внешность воспринимает искаженно и недоволен ею.

Методики исследования

Для исследования особенностей четырех видов идентификаций у подростков 11–14 лет – именной, возрастной, половой и телесной – был использован разработанный нами «Идентификационный подростковый опросник», а также подобран ряд адекватных задачам исследования методик.

Нами были подобраны простые в обращении и требующие немного времени для исполнения методики. Это требование было продиктовано спецификой исследуемых групп, в частности, интеллектуальными и эмоциональными особенностями подростков со сниженным интеллектом и девиантных подростков.

Комплекс методик был подобран таким образом, чтобы стало возможным сопоставление результатов исследования разных видов идентификаций и их соотношение с характером самооценки проблемных подростков. Нас интересовало и выявление хотя бы некоторых причин возникновения нарушенных идентификаций, поэтому мы включили в комплекс методик и «Рисунок семьи».

Методика «Идентификационный подростковый опросник» позволяла диагностировать у подростков позитивные или нарушенные идентификации четырех видов: именную, возрастную, половую и телесную.

Степень отклонения идентификационных процессов личности мы определяли посредством суммации нарушенных идентификаций разных видов. Степень нарушения каждой идентификации – посредством сопоставления ответов на вопросы внутри отдельно взятого идентификационного блока.

Вторая методика, вошедшая в комплекс,– «Половозрастная идентификация» Н.Л. Белопольской (1998). Эта методика предназначалась для выявления позитивной или нарушенной половой и возрастной идентификаций, фиксируемых на невербальном уровне.

Методика представляла собой набор из 12 картинок, представляющих основные возрастные стадии развития человека: «мужской» и «женский» варианты. Набор карточек использовался нами для получения дополнительной уточняющей информации по половой и возрастной идентификации подростков.

Третья методика комплекса – модификация методики Дембо-Рубинштейн для исследования самооценки.

Самооценочные шкалы – их содержание и количество – составлялись нами в соответствии с возрастом и полом испытуемых.

Уровень самооценки мы ранжировали следующим образом: завышенная, позитивная, «средняя» и низкая. Позитивная самооценка интерпретировалась нами как адекватная, свидетельствующая о благоприятном развитии личности, остальные уровни – как неадекватные, говорящие о проблематичном личностном развитии.

При ранжировании самооценки мы опирались на исследования С.Я. Рубинштейн (1998), Б.В. Зейгарник (1999), Е.Т. Соколовой (1989). Эталонной считалась позитивная адекватная самооценка, которая на шкале отмечалась «чуть левее середины», т. е. чуть ближе от середины к высокому полюсу шкалы (см. рисунок 4.1, шкала 1).

Завышенная неадекватная самооценка располагалась рядом с крайней левой точкой шкалы или совпадала с ней (см. рисунок 4.1, шкала 2). Низкой самооценкой считалась та, которая находилась правее середины, вплоть до крайней правой точки шкалы (см. рисунок 4.1, шкала 3). «Средняя» самооценка соответствовала ровно середине шкалы (см. рисунок 4.1, шкала 4). Эту позицию, в рамках нашего исследования, мы интерпретировали, как неопределенное отношение подростка к какому-либо своему качеству.

Рис. 4.1. Ранжирование выборов на самооценочных шкалах

1 – эталонная самооценка

2 – завышенная самооценка

3 – заниженная самооценка

4 – неопределенная самооценка

Материалом для работы служил стандартный лист бумаги (А4), на котором были отпечатаны шкалы с названиями противоположных качеств по краям. Подросток отмечал на них то место, которое соответствовало его оценке своего определенного качества.

Четвертая методика, вошедшая составной частью в комплекс,—«Рисунок семьи». По характеру изображения подростком своей семьи в рисунке мы оценивали особенности его восприятия отношений в семье и эмоциональные переживания, связанные с семейными отношениями.

Из многочисленных модификаций методики «Рисунок семьи» мы взяли за основу первую, созданную В. Вульфом, инструкция к которой звучала так: «Нарисуй свою семью» (Wolff, 1947). Анализ рисунков мы делали, опираясь на разработки не только В. Вульфа, но и других психологов, дополнивших интерпретации рисунка новыми значимыми вариантами (Machover, 1949; Buck, 1948; Hulse, 1952; Бернс, Кауфман, 2000; Захаров, 1977; Хоментаускас, 1985; 1986).

В протоколе фиксировались последовательность рисования деталей и комментарии подростка по ходу рисования. После того как рисунок был готов, мы просили испытуемого идентифицировать изображенных людей, а также перечислить всех имеющихся членов семьи, чтобы определить, изобразил ли он всех родственников или нет. Оценку рисунков мы проводили по пяти отобранным критериям, которые, в свою очередь, подразделялись на частные оцениваемые параметры:

1. Последовательность изображения членов семьи.

2. Сравнение состава нарисованной семьи с реальной.

3. Пространственное расположение членов семьи.

4. Особенности рисования членов семьи.

5. Цветовое предпочтение в рисунке.

Использовались материалы: лист белой бумаги формата А4, простой карандаш (2М), ластик, набор цветных карандашей.

Подбор диагностических методик производился нами с учетом контингента испытуемых. Мы убедились, что умственно отсталым подросткам было под силу справиться с тестовыми заданиями. Мы тщательно и подробно объясняли каждому подростку, что от него требуется. Только удостоверившись, что подросток понял инструкцию, мы предлагали ему определенное задание.

Результаты исследования, полученные с помощью «Идентификационного подросткового опросника» и других методик, показали, что у 88% подростков с девиантным поведением имеются нарушения тех или иных видов идентификаций, а также сочетанные нарушения.

У 18% девиантных подростков наблюдались нарушения одновременно 3-х видов идентификаций, у 38% – наблюдались нарушения 2-х видов идентификаций, у 32% подростков – нарушения одной идентификации.

Сравнивая полученные результаты с результатами исследования подростков контрольной группы, мы обнаружили принципиальные различия. Во-первых, у большей части подростков контрольной группы мы вообще не обнаружили нарушений идентификаций или нашли нарушение одного вида идентификации. Во-вторых, процент нарушений одновременно двух видов идентификаций оказался небольшим, а нарушений одновременно трех видов идентификаций не было совсем.

Любопытно, что нарушение одного вида идентификаций у подростков контрольной группы встречается достаточно часто, практически так же, как и у девиантных подростков. Мы думаем, что это сходство свидетельствует о том, что для подросткового возраста вообще достаточно характерным является проблемное формирование идентификаций.

Таблица 4.1

Типология нарушенных идентификаций у подростков с девиантным поведением

Нарушения телесной идентификации

Для исследования особенностей телесной идентификации подростков, как уже говорилось выше, были отобраны подростки, не имеющие каких-либо явных дефектов во внешности: т. е. среди наших испытуемых не было подростков с дефектами лица, излишне полных, явно маленького роста и так далее.

Критерием оценки позитивной или нарушенной идентификации являлись, соответственно, положительные или отрицательные ответы подростков на вопросы блока телесной идентификации, относящиеся к росту, фигуре и лицу.

В группе подростков с девиантным поведением у 68% испытуемых были отмечены нарушения телесной идентификации. Для сравнения:

в группе «нормы» зафиксировано 27% испытуемых с подобными нарушениями.

Под степенью нарушения телесной идентификации мы подразумевали недовольство подростком одним, двумя или тремя компонентами, составляющими описание его внешности. Недовольство подростка тремя параметрами своего внешнего облика рассматривалось нами как проявление выраженной степени идентификационного нарушения, недовольство двумя параметрами – средней степенью нарушения, одним параметром – легкой степенью нарушения.

Рис. 4.2. Процент нарушений телесной идентификации в группе подростков с девиантным поведением и в контрольной группе

Таблица 4.2

Типология нарушений телесной идентификации

Значительная часть девиантных подростков (21%) не принимали одновременно трех или двух компонентов своей внешности. Недовольство подростков двумя и тремя компонентами своего внешнего облика говорит, на наш взгляд, о серьезном нарушении телесной идентификации.

Часто встречающейся особенностью девиантов оказалось непринятие одного компонента своей внешности, т. е.: или лицо, или рост, или фигура вызывали недовольство подростка. Практически половина (47%) подростков были недовольны каким-либо компонентом своей внешности. Тогда как в контрольной группе было всего 19% таких подростков.

Обращает на себя внимание и высокий процент (73%) подростков контрольной группы, не имеющих нарушений телесной идентификации.

Приведенные в таблице цифры свидетельствуют, во-первых, о высокой частоте нарушений телесной идентификации у подростков-девиантов, а во-вторых, о значительной частоте нарушений телесной идентификации сильной и средней степени.

Рассмотрим примеры нарушений трех компонентов телесной идентификации у девиантных подростков.

Катя Б. (12 лет).

Девочка среднего роста, худощавая, достаточно миловидная.

Катя недовольна своим ростом (хочет быть выше), толщиной ног («как спички, противно смотреть»), маленькими губами («губы должны быть пухлыми, а моих не видно»).

Саша К. (12 лет).

Девочка среднего роста, крепкого спортивного телосложения, симпатичная, с густыми рыжими волосами красивого оттенка.

Ей не нравится ее «маленький рост», «короткие руки и короткие пальцы», лицо кажется ей уродливым из-за маленького ожога на лбу (который практически не заметен). Не нравится длина и цвет волос.

Сергей Д. (13 лет).

Сергей довольно высокий голубоглазый блондин.

Недоволен своим ростом – «слишком низкий, нужно быть выше на 10–20 см (!)»; фигурой – «слишком худой», и лицом – «нос неправильной формы, и уши не те, наушники не влезают, и мочек нет».

Частота встречаемости недовольства каждым отдельным компонентом телесной идентификации – ростом, фигурой, или лицом – оказалась примерно одинаковой. В многочисленных отрицательных комментариях по поводу своего роста подростки нормального среднего роста часто сокрушались о том, что рост слишком мал и им бы хотелось быть выше, чем они есть. Не менее многочисленные отрицательные ответы касались лица, в котором часто не нравились веснушки, нос, губы, родинки, прыщики (недовольство только наличием подростковых прыщей на лице мы не считали нарушением телесной идентификации). Подростки часто были недовольны своей фигурой: одним хотелось быть более худыми, другим – более толстыми, без видимых на то оснований.

Нарушения именной идентификации

Количество нарушений именной идентификации у подростков с девиантным поведением составило 71% от общего числа группы, тогда как в контрольной группе данные нарушения были зафиксированы у 14% человек (см. рисунок 4.3).

Результаты опроса по блоку именной идентификации складывались из положительных или отрицательных ответов, касающихся имени и фамилии подростка. Позитивной именной идентификацией считалось принятие подростком своего имени и фамилии, нарушением считалось недовольство подростка какой-либо одной частью своего двухсоставного имени (именем или фамилией) или обеими частями вместе.

Рис. 4.3. Процент нарушений именной идентификации в группе подростков с девиантным поведением и в контрольной группе

Сочетания положительных и отрицательных ответов на основные и добавочные вопросы идентификационного опросника дали наиболее типичные варианты ответов, которые означали, по сути, различную степень выраженности нарушения именной идентификации.

В группе девиантов были зафиксированы четыре варианта ответов, их перечень приведен в таблице 4.3. Варианты расположены по мере убывания степени выраженности нарушения.

Самое выраженное нарушение именной идентификации проявлялось в непринятии своего имени и фамилии, а также желании поменять их на другие. Среди девиантов оказалось 26% подростков с высокой степенью выраженности нарушения, от общего числа тех, кто имел нарушение именной идентификации. В группе «нормы», в отличие от девиантов, такой вариант нарушения не встретился ни разу.

Высокая степень выраженности нарушения у девиантов часто соответствовала 2-му уровню глубины нарушения, когда подросток активно отрицал оба компонента своего имени и был готов их поменять.

Как видно из таблицы 4.3, подростков с девиантным поведением, недовольных именем (58%), значительно больше, чем недовольных фамилией (39%).

Недовольство только именем и только фамилией девиантные подростки часто выражали в резкой форме, оно сопровождалось сильным желанием поменять их на другие. Нередко подросток сообщал, какие именно имя или фамилию он хотел бы носить. Таким образом, менее выраженные степени нарушения именной идентификации, выражающиеся в непринятии подростком только одного компонента своего двусоставного имени, как правило, соотносились у девиантов со 2-м уровнем глубины нарушения.

Таблица 4.3

Типология нарушений именной идентификации

Приведем несколько примеров различных вариантов нарушений именной идентификации в рассматриваемой группе.

Марина С. (11 лет) хотела бы поменять свое «некрасиво звучащее» имя на другое – Ира.

«Это имя красивое, так мою маму зовут. Или Маша». Девочка придумала версию, по которой в том, что ее зовут Мариной, виновата не мама, не папа, а «та, что записывала имена в ЗАГСе», она не расслышала хорошо и вместо Маша записала Марина.

Екатерина Белоусова (12 лет). «Имя очень не нравится, но не знаю, чем». Хотела бы иметь имя Марина: «Так зовут мою маму». Фамилия тоже не нравится, хотела бы «иметь простую фамилию: Титова или Петрова».

Михаил Безрукавый (11 лет). Мальчик говорит, что имя у него красивое: «Был князь раньше Михаил Черниговский», но если бы у него была возможность переименоваться, он бы выбрал имя Боря. Фамилия «плохая», поменял бы ее на фамилию «Сиваков». Эту фамилию носит его старший друг.

Мы видим, что подросток, на первый взгляд, позитивно относится к своему имени, но в то же время хочет поменять его на другое. Такой ответ, на наш взгляд, также свидетельствует о нарушении именной идентификации.

В процессе опроса мы интересовались тем, как подростки объясняют принятие или отвержение своего имени и фамилии.

В позитивных случаях ответы звучали, в основном, так: «Просто нравится», «Мама назвала», «Это фамилия моего папы», «Мать говорит, что это хорошее имя», «Оно мне больше подходит, чем другие», «Звучит хорошо», «Привык», «Папа назвал, как себя», «Редкое», «Распространенное».

При негативной оценке чаще всего отвечали: «Не знаю»,– реже: «Не звучит», «Плохая фамилия», «Странное оно», «Может быть, раньше оно было популярным».

Естественно, подросток еще не в состоянии точно обозначить причину своего недовольства, но характер ответов часто указывает на связь именной идентификации с семейными отношениями.

Практика показала, что причины недовольства подростков своим именем из-за его экзотичности, редкой встречаемости имени и фамилии, забавности, нелепости, неблагозвучности сочетания одного с другим не являются основными и решающими для возникновения негативной именной идентификации. Часто подростки, носящие редкие имена и фамилии, непривычные, нетипичные для нашей культуры (Николина, Диана), выказывали по отношению к ним полное одобрение и принятие.

Нет ничего удивительного, если подросток недоволен своим именем, типа Трактор Иванович, и хочет его поменять. О нарушении именной идентификации, которая негативно отражается на развитии личности подростка, свидетельствуют не такие сейчас уже редкие случаи, когда подросток недоволен своим распространенным, традиционным и благозвучным именем.

Мы обратили внимание на те случаи, когда подростки были недовольны и хотели поменять типичные имена для нашей культуры на другие, такие же типичные. Интересны мотивы выбора своего имени подростками, когда, например, Сергей хочет стать Андреем, Ирина – Мариной и т. д.

Также мы заметили разницу в именной идентификации девиантных подростков и подростков с благополучным развитием. Девианты, как правило, страстно хотели поменять свои имена и/или фамилии на другие имена и фамилии, тоже обычные, самые распространенные, обиходные, но другие, не такие, как у них.

Подростки с благополучным развитием (контрольная группа) часто хотели бы носить имя необычное, красиво звучащее, взятое из художественной литературы или кинофильма.

По-видимому, для девиантного подростка потребность поменять свое имя продиктована внутренними, часто неосознанными проблемами, в то время как для нормально развивающегося подростка смена своего имени на звучное, необычное имя больше продиктована фантазированием, примеркой различных социальных ролей, романтизмом.

Анализ данных идентификационного опросника позволил выявить различное отношение подростков исследованных групп к своему имени. Подростки-девианты, недовольные своими именами и/или фамилиями, серьезно и активно ищут им замену, тогда как для неудовлетворенных своим именем или фамилией подростков группы «нормы» смена имени – скорее умозрительное предположение, но реально менять его они не собираются.

Исследование показало, что главными причинами недовольства своим именем и фамилией у подростков являются межличностные отношения с родителями и сверстниками, как осознаваемые ими, так и неосознаваемые. Нарушенная идентификация (любая) – это, по существу, неудачная, неправильно сложившаяся коммуникация, интериоризованная ребенком.

Мы обнаружили, что подростки, которым не нравилось имя, а фамилия нравилась, имели различные проблемы в семье. Подростки, которым не нравилась только фамилия, а именем они были удовлетворены, часто имели неудовлетворительные межличностные отношения со сверстниками. Подростки, отвергавшие и свое имя, и свою фамилию, часто имели проблемы и в семье, и в общении со сверстниками.

Проиллюстрируем примерами.

Алене К. (13 лет) не нравится ее имя. Так ее называют в семье. Друзья зовут Леной, и это нравится. А хотелось бы быть Аллой, «оно более мягкое», чем Алена. Фамилия девочке нравится. Это фамилия отца. Сейчас в семье отчим, с которым у девочки напряженные, неприязненные отношения.

Михаил К. (13 лет) недоволен своим именем. Его назвали в честь деда по отцу. Деда мальчик никогда не видел и ничего о нем не знает. С отцом у Миши конфликтные отношения. С матерью – холодные. Он бы предпочел имя Коля.

Сергей Позднев (14 лет) не доволен своей фамилией, хотел бы поменять ее на фамилию Алексеев. Ему кажется, что «тогда не обзовут». Свою фамилию он отвергает потому, что одноклассники придумали прозвища, производные от фамилии, и дразнят его. Имя нравится, потому что «не обзовешь им» и «вообще нормальное имя».

Исследование отношений подростков к своим прозвищам тоже представляет определенный интерес.

Эксперимент показал, что недовольство прозвищем можно интерпретировать как нарушение именной идентификации, но отношение подростка к своему прозвищу существенно отличается от отношения к своему имени и фамилии. Во-первых, имя и фамилия даются ребенку изначально, официально при рождении. Имя и фамилия – явления родовые. Они участвуют в формировании личности с начала ее бытия. Вокруг имени, как вокруг «кристалла личности», складывается сущность человека, которую он начинает постепенно сознавать. На определенном возрастном этапе имя сливается с Я, и этими двумя знаками человек обозначает самого себя.

Прозвище дается индивиду каким-либо сообществом и служит наименованием данного человека только в этом сообществе. Прозвище не является постоянным атрибутом личности. Сегодня прозвище человека может быть одним, завтра – другим; в разных малых группах индивид может иметь разные прозвища; один индивид одновременно может иметь несколько прозвищ в разных группах или много прозвищ в одной и той же группе. В прозвище находит свое выражение временный статус индивида среди других индивидов. Семейное прозвище меняется в зависимости от возраста ребенка. Во-вторых, как показало наше исследование, разница между именем и прозвищем заключается в том, что отношение подростка к имени (фамилии) не бывает безразличным – оно или нравится или нет. Отношение к прозвищу может быть нейтральным и не вызывать никаких эмоциональных реакций. «Отношусь равнодушно», «Оно мне безразлично», «Никак», «Все равно» – так довольно часто дети выражали свое отношение к прозвищу. По отношению к имени или фамилии таких высказываний не отмечалось. Имя, фамилия всегда вызывали определенную – положительно или отрицательно заряженную – эмоциональную реакцию подростка.

Существенным отличием имени от прозвища явилось то, что к имени (фамилии) никто из испытуемых не относился нейтрально. Общим для имени и прозвища явился сам факт определенного отношения к ним, будь то даже нейтральное отношение.

Прозвища очень распространены в подростковой среде. Можно сказать, что прозвище является «вторым именем» подростка. Иногда прозвище значительно влияло на именную идентификацию подростка, как в позитивном, так и негативном смысле.

Прозвище подростку давали, в основном, его сверстники, в тех группах, куда он был вхож: в классе, во дворе, в летнем лагере.

Мы обнаружили у некоторых подростков наличие семейных прозвищ. О домашних прозвищах упоминали, в основном, подростки контрольной группы. Как правило, это было не одно постоянное, индивидуальное прозвище, а набор меняющихся общеупотребительных, ласковых обращений к ребенку типа: «Солнышко», «Котик», «Рыбка» или уменьшительно-ласкательные производные от его имени.

В группе девиантов только один мальчик припомнил свое семейное прозвище – «Ленивец», к которому, кстати, он относился положительно.

Отсутствие или наличие прозвища у подростка само по себе может иметь различные причины. Например, отсутствие прозвища свидетельствовало о признании подростка классным сообществом, уважении к нему. По другим источникам (Харре, 2000), отсутствие прозвища может говорить об отторжении индивида группой.

Распространенность прозвищ в исследуемых нами группах была достаточно широкая. В группе девиантов прозвища были у 71% подростков.

Несомненно, важно отношение носителя к своему прозвищу. Метасмысл прозвища складывался из отношения называтель–называемый. Прозвище отражало или какую-либо черту характера индивида, или особенности его внешности, или фиксировало какой-либо нелепый, смешной случай, выраженный одним словом, или относилось к фамилии/ имени и т. д. Прозвища часто менялись, т. е. «функционировали» временно. Отношение к прозвищу со стороны носителя также часто подвергалось изменениям в зависимости от контекста общения.

С помощью «Идентификационного подросткового опросника» мы определяли отношение носителя к своему прозвищу и по результатам могли судить о самочувствии подростка в среде сверстников.

Большому количеству (41%) девиантов их прозвища нравились или они их не отвергали. Почти такому же количеству (42%) подростков их прозвища были неприятны, вплоть до резкого их отрицания. Поскольку прозвища в данной группе давались исключительно в среде ровесников, мы можем говорить об адаптации или дезадаптации подростка также исключительно по отношению к данной среде. Таким образом, примерно равное количество удовлетворенных и неудовлетворенных своим прозвищем девиантных подростков свидетельствовало, с одной стороны, о том, что значительная их часть чувствовала себя в среде своих одногодок комфортно, пользовалась их уважением и симпатией. С другой стороны, очевидно, что не менее значительная часть подростков той же категории чувствовала отвержение, неприятие, презрение в группах своих сверстников. Предположительно, непринятие и переживания по поводу своего прозвища негативно сказываются на именной идентификации подростка и могут обусловливать ее нарушение.

Нарушения возрастной идентификации

Нарушения возрастной идентификации были зафиксированы у 41% девиантных подростков. В контрольной группе нарушения возрастной идентификации были выявлены только у 11% испытуемых.

Как видно из таблицы 4.4, самый большой процент девиантов (35%) составляют те, кто доволен своим возрастом, но хотели бы быть взрослее. Анализ ответов этих подростков показал, что значительная часть их хотела бы быть намного взрослее, чем сейчас, в среднем на 3–4 года, а некоторые из них – на 6–8 лет. Для сравнения, в группе нормы 22% подростков ответили таким же образом, но средний показатель по прибавленным годам у них – 1–2 года.

Для детей доподросткового возраста естественно желание быть взрослее, при этом ребенку не очень важно, насколько взрослее. В силу особенностей самосознания чувство времени в доподростковом возрасте имеет свои особенности, но они уже правильно представляют свою возрастную перспективу.

Рис. 4.4. Процент нарушения возрастной идентификации в группе девиантных подростков и в контрольной группе

Таблица 4.4

Процентное распределение ответов на вопросы по возрастной идентификации

Уровень самосознания подростков позволяет более точно ориентироваться во времени, а их представления о возрасте становятся более полными и определенными. Таким образом, стремление подростка быть взрослее качественно отличается от аналогичного стремления ребенка младшего возраста. Когда подросток хочет быть взрослее, он четко представляет себе особенности определенного возраста. Стремление девиантного подростка стать немедленно намного взрослее свидетельствует о неосознанном желании пропустить большой отрезок своей жизни, связанный с определенными, пугающими его или нежелательными обстоятельствами, что говорит о его неудовлетворенности настоящим положением и страхе перед ближайшим будущим.

Анализ ответов подростков с нарушением поведения показал, что взрослость они представляют специфически: как полную свободу и вседозволенность, а не как период большей ответственности и труда. В отличие от них, подростки с нормальным ходом психического развития реалистично представляют трудности и ответственность взрослой жизни, и, вероятно, поэтому не спешат быть взрослыми.

Кроме того, многие находят привлекательным свой возрастной период, считая, что текущее время следует использовать для интересных и важных дел и увлечений.

Приведем примеры ответов девиантных подростков, которые выразили желание быть старше на 4–8 лет.

Сергей П. (14 лет) хотел бы быть уже двадцатилетним, чтобы избежать службы в армии. «Буду делать, что захочу».

Игорь Б. (11 лет) хотел, чтобы ему было 17–18 лет, тогда: «Выпустят из детдома. Домой поеду…».

Дмитрий В. (12 лет) считает, что хорошо быть 16-ти лет, «получил бы паспорт, мог бы работать, деньги менять мог бы сам».

Станислав Г. (13 лет) хочет быть постарше, «17–18 лет, знакомиться можно с девочками, не так, как сейчас».

Светлана П. (12 лет) хотела бы быть уже семнадцатилетней, чтобы «уже закончить проклятую школу, пойти работать, развлекаться».

Таким образом, хотя желание быть взрослее рассматривается в общем контексте детского развития как позитивная характеристика идентификации, отличительной особенностью девиантных подростков является желание быть намного взрослее своего реального возраста, что свидетельствует скорее о глубинном недовольстве подростка своей жизненной ситуацией, и, вероятно, собой нынешним.

Второй вариант ответов, который мы интерпретировали как позитивную возрастную идентификацию, это вариант, когда подросток доволен своим возрастом и не желает быть ни взрослее, ни младше. Таких детей в группе девиантов оказалось 24%. В группе нормы – 67%.