Текст книги "Самосознание проблемных подростков"

В основе идентичности лежит телесная идентификация. Как мы видели в главе о самосознании, многие авторы вводят «образ тела» в структуру Я-концепции.

К примеру, А.А. Налчаджян считает, что схему тела можно назвать телесным Я-образом личности. Он является базисом, на котором развертывается дальнейшее развитие Я-концепции. Схема тела и самочувствие личности также входят в структуру Я, поскольку они встроены непосредственно в психическую структуру организма. При этом они, как переживание актуального восприятия собственного тела и его функционального состояния, являются не аналогами Я на уровне организма, а полноценными «блоками» или подструктурами Я-концепции. Схема тела является относительно устойчивой подструктурой Я-концепции, ситуативно выражающейся в сходных Я-образах, тогда как самочувствие более динамично: оно есть поток переживаний, отдельные «отрезки» которого сходны на относительно коротких отрезках жизненного пути, поскольку относительно устойчиво переживаемое личностью содержание – это отражение собственного тела и его функционирования (Налчаджян, 1988).

Глобальная функция «образа тела» – функция отделения Я от внешнего мира. Процесс этот начинается у ребенка в довербальный период жизни. Четкое отделение Я от не–Я считается основным признаком актуального сознательного состояния личности, началом ее развития (Лапланш, Понталис, 1998; Freud A., 1965; Hartmann, 1964; Нoffer, 1949 и др.)

В классическом психоанализе считается, что на ранних стадиях развития Я первые элементы репрезентации самости откладываются в Я, а эти первые образы-впечатления о себе, как противоположные не–Я, обязательно основываются на телесных ощущениях. В аспекте развития тело является местом, где начинается репрезентация самости. Но постепенно это развивается в репрезентацию всей психофизиологической самости с прошлым, настоящим, влечениями, Я и его функциями в Сверх-Я (Jacobson, 1964).

Без выделения «образа тела» и его отграничения от образа объективной ситуации человек не может успешно адаптироваться к среде. Дефицит ясной представленности границ тела, а значит, и чувства защищенности Я от посягательств внешней среды препятствует качественной интеграции личности.

Ж. Лермит, описывая процесс образования схемы тела, говорит о том, что эта структура не является наследственной или врожденной, а ребенок приобретает собственный телесный образ путем отражения телесных схем других. Автор считает, что дети до 5–8 лет приобретают образы частей своего тела, и только в 8–11 лет они могут сопоставлять целостный образ своего тела с телесным образом других людей, посредством чего схема тела получает завершенность (Психология самосознания, 2000, с. 281).

В. Шонфельд выделяет несколько компонентов, определяющих «образ тела» человека в его представлении (как на сознательном, так и на бессознательном уровнях):

1) субъективное восприятие тела, как внешности, как способности к функционированию;

2) интериоризация психологических факторов, являющихся результатом собственного эмоционального опыта индивида, наряду с искажениями концепции тела, которые проявляются в соматических иллюзиях;

3) социальные факторы, выражающиеся в том, как родители и окружающие реагируют на индивида;

4) идеальный «образ тела», состоящий из установок по отношению к телу. Все перечисленные факторы, в свою очередь, связаны с ощущениями, восприятиями, сравнениями и идентификациями собственного тела с телами других людей (Психология самосознания, 2000, с. 278).

Телесная идентификация имеет «двойное дно» (как, собственно, и другие идентификации, изучаемые нами): внешнее тело, образ физического Я и внутренний телесный опыт. Внутреннее тело, не имея видимых (стабильных) границ, не получает статуса полноценного объекта в сознании. В переживаниях внутреннего телесного опыта реализуются, в первую очередь, не объективные характеристики стимула, вызывающие эти ощущения, а проекция аффективных составляющих самосознания: ожиданий, страхов, желаний.

Но это не значит, что внутренний телесный опыт не будет влиять на восприятие внешнего тела. Одним из объяснений, почему нормально физически выглядящий подросток считает себя некрасивым, «уродом», больным, толстым, лопоухим и т. д., будет являться внутреннее ощущение, каким оно сложилось в ходе развития личности (в зависимости от условий воспитания и генетических особенностей индивида).

Телесная идентификация имеет возрастные особенности. В раннем детстве – это восприятие своего тела как слитого с телом матери, затем – как отдельного от матери, восприятие тела как границы между Я телесным и миром. Внутри симбиотического существования матери и ребенка формируется основа нормального развития всех психических систем. Адекватное обслуживание, удовлетворение и обозначение витальных потребностей ребенка, тактильное общение с ним обеспечивает осознание границ своего тела как четких и определенных (McDevitt, 1975; Mahler, 1952 и др.)

В дошкольном возрасте – это восприятие себя телесного через отождествление с родителями, подражание им. Постепенно к идентификации с родителями добавляются идентификации с другими людьми.

В подростковом возрасте и старше – это сопоставление своей внешности с культурными стандартами (идеалами), бытующими в обществе. И – как результат сопоставления – отношение к собственной внешности.

Пубертатная морфология связана с реорганизацией образа своего физического Я, второй телесной аутоидентификацией, в которой важен как сам факт бурной телесной перестройки, так и ее маскулинный и фемининный характер. Непривычность новых физических признаков и ощущений компенсируется в поиске подтверждений своей физической «нормальности» и взрослости. Важное значение приобретает рост, полнота, развитие вторичных половых признаков.

Имея, как уже говорилось, внутренние стандартизированные образцы для подражания, подростки склонны гипертрофировать свои телесные недостатки, даже мелкие, типа веснушек, лишнего веса, прыщиков. Во многом отношение подростка к своей внешности определяется мнением родителей.

Когда подросток имеет явные отклонения в физическом облике, его недовольство собой телесным имеет, по крайней мере, объективные причины.

Когда же физически нормально развитые подростки недовольны какими-либо своими внешними данными (ростом, лицом, фигурой), тогда можно говорить о нарушении телесной идентификации.

Степень выраженности нарушения телесной идентификации может быть незначительной или сильной. Выраженное недовольство собой телесным влечет за собой различные формы компенсации и сверхкомпенсации. Наряду с адаптивными компенсаторными механизмами могут возникать и дезадаптивные варианты, такие как агрессивность, пессимистичность, мнительность, раздражительность. Чем сильнее недовольство собой, своей внешностью, телом вообще и отдельными частями, в частности, тем выраженнее психическая нестабильность, отклонения, болезнь. Подростки, страдающие нервной анорексией, булимией, дисморфофобией, шизофренией имеют серьезные нарушения «образа тела», телесной идентификации (Борисов, 2000; Налчаджян, 1988; Соколова, 1989 и др.)

Возрастная идентификация представляет собой базовый компонент структуры идентичности.

Внутренняя позиция по отношению к своему возрасту у ребенка и взрослого различны. Ребенок стремится к новому, более «взрослому» положению в жизни. Это его нормальное, естественное стремление. В период зрелости человек хочет достичь того положения, которое представляется ему наиболее соответствующим его требованиям. К старости человек пытается сохранить достигнутое положение (Обухова, 1996).

Возрастная идентификация, наряду с другими идентификациями, имеет возрастные особенности.

В онтогенезе ребенок начинает осознавать свой возраст к четырем годам, т. е. понимать, что с ним самим, его телом происходят перемены – он растет. У детей в этом возрасте появляется память о своем прошлом.

Дошкольники уже осознают, что окружающие их люди не всегда были такими, как сейчас, а тоже когда-то были маленькими, затем юными, зрелыми и когда-то состарятся; т. е. уже способны выстроить перспективу своей жизни, будущего по модели других людей. Открытие проживания человеком всех возрастных стадий дети переносят на себя, впервые догадываясь о том, что люди – а, значит, и я (!) – смертны.

Смена физического облика себя и других для ребенка тесно сопряжена с половыми и социальными ролями. Осознание своего возраста, идентификация с ним, идет не только через изменение себя телесного, но и через те требования, которые предъявляет общество к индивиду на определенном возрастном этапе, исходя из его возрастных возможностей.

Семилетний ребенок, идя в школу, удовлетворяет и запрос общества – «все дети, достигшие 7 лет, должны обучаться в школе»,– и свои назревшие внутренние возрастные запросы: новая социальная среда, общественно значимая, признаваемая обществом серьезная деятельность.

Говоря о внутренней позиции индивида, Л.И. Божович характеризует ее очень близко по смыслу к идентичности. Внутренняя позиция образуется «в результате того, что внешние воздействия, преломляясь через структуру ранее сложившихся у ребенка психологических особенностей, как-то им обобщаются и складываются в особое центральное личностное новообразование, характеризующее личность ребенка в целом. Именно оно и определяет поведение и деятельность ребенка и всю систему его отношений к действительности, к самому себе и к окружающим людям» (Божович, 1995, с. 215).

Неудовлетворенность своим возрастом, выражающаяся в желании быть старше или младше, характерны для детей-дошкольников с умственной отсталостью и, отчасти, для детей с задержкой психического развития. Многим из них не кажется привлекательным их будущее, следующий возрастной этап, социальная роль – роль школьника (Белопольская, 1999). Этим нарушается принцип возрастного стремления ребенка к взрослости. Регресс к более младшему возрасту говорит об очень неблагополучном психическом развитии личности, зависящем и от его биологических особенностей, и от социальной ситуации, в которой он находится.

В отрочестве тенденция к взрослости сохраняется. Она может также усиливаться в определенных аспектах, так как подросток имеет возможность, благодаря своему физическому развитию, имитировать взрослого, как ему кажется, точь-в-точь. Он может курить, «как взрослый», носить «взрослую» одежду, девочки могут «краситься» и т. д. Главным новообразованием подросткового возраста, по Л.С. Выготскому, является чувство взрослости. Нежелание подростка взрослеть может рассматриваться как нарушение нормального хода развития личности.

В.С. Мухина считает, что в структуру самосознания человека входит «психологическое время личности», которое складывается из трех времен: настоящего, прошлого и будущего. «Стремление соотнести себя настоящего с собой в прошлом и будущем – важнейшее позитивное образование самосознания развивающейся личности» (Мухина, 1999, с. 154).

В детстве ребенок учится с помощью взрослого обращаться к своему прошлому, т. е. вспоминать, «когда я был маленьким…», а также проецировать будущее, видя в нем себя сильным, умным, добрым, все умеющим и все могущим («когда я вырасту…»). Подросток, размышляя о себе в будущем, представляет свою профессию, любовь и пр. Негативные образования, связанные с осознанием себя во времени, такие как некритичное отношение к себе, невозможность или нежелание волевых усилий, могут спровоцировать у него возникновение прожектерства, которое может легко перейти и в следующий возрастной этап. «Депривация ценностного отношения человека к его прошлому, настоящему, будущему или отсутствие структурированного прошлого в истории развивающегося человека и неопределенность перспективы жизни разрушают внутренний статус личности» (там же, с. 154).

Половая идентификация, входящая наряду с телесной и именной в структуру личности, по В.С. Мухиной, «несет в себе ценностные ориентации человека на свой пол как социальную роль, как сексуальную потенцию и сексуальное поведение, а также включает психологическое признание своей идентичности со своим полом в физическом, социальном и психологическом плане» (Мухина, 1999, с. 151).

Идентификация со своим полом имеет очень глубокое проникновение в самосознание личности и выступает интегрирующим звеном для других аспектов самосознания. Генотипические предпосылки определяют половую дифференциацию индивида по физиологическим признакам мужского или женского пола, а социальные условия определяют половую идентификацию на основе генотипических предпосылок.

«Половая идентичность – это единство самосознания и поведения индивида, причисляющего себя к определенному полу и ориентирующегося на требования соответствующей половой роли». «Половая роль – это система предписаний, модель поведения, которую индивид должен усвоить и соответствовать ей, чтобы его признали представителем того или другого пола» (Исаев, Каган, 1986, с. 19–20).

Что же является базисом половой дифференциации ребенка в социальном аспекте при условии, что генотипические факторы играют свою роль независимо? Почему ребенок воспринимает себя как мальчика или девочку, что является запускающим механизмом в этом восприятии и дальнейшем моделировании поведения своего пола? Существуют различные теории половой социализации – идентификации З. Фрейда, социального научения В. Мишель (Mischel, 1966), когнитивная Л. Кехльберг (Kohlberg, 1966) и др., но ближе остальных к объяснению феномена подходит языковая теория Дж. Плек (Plek, 1975), суть которой заключается в том, что, понимая речь, человек производит действия, соответствующие структуре речевой модели. Обращаемая к ребенку речь с первых дней жизни сигнализирует ему о половой принадлежности, что порождает действия, соответствующие половым стереотипам, выбор идентификационных моделей и т. д. Ребенку называют его пол, и он интернализует соответствующие полу словесные обозначения:

1) прямое указание пола ребенка;

2) называние именем, соответствующим полу;

3) использование грамматических средств обозначения пола;

4) усвоение и использование тембровой и интонационной окраски, присущей мужской или женской речи.

Д.Н. Исаев и В.Е. Каган (1986) выделяют две принципиальных модели половой социализации ребенка:

1) «Роль–идентичность». Ребенок сначала узнает, что он мальчик или девочка, научается соответствующему ролевому поведению и лишь после этого интернализует половую роль, формируя половую идентичность. Эта модель, по мнению авторов, не объясняет механизма выбора объекта для идентификации и имитации, а также полоролевого развития, идущего вразрез с воспитательным влиянием.

2) «Первичная идентичность – роль – идентичность». Согласно этой схеме, сначала ребенок переживает себя как представителя пола – эта первичная идентичность связана с результатами антенатальной дифференциации, индивидуальным типом и стилем общения с ребенком в младенческом возрасте. Затем в соответствии с первичной идентичностью ребенок идентифицирует себя с родителем своего пола, имитирует соответствующее полу поведение, воспринимает или не воспринимает научение и, лишь пройдя указанные этапы, формирует окончательную половую идентичность. Вторая модель более предпочтительна, поскольку объединяет различные механизмы, такие как идентификация, имитация, научение, когнитивность, импринтинг и т. д., в рамках единого и целостного процесса половой социализации.

Половая идентификация имеет возрастные особенности. По Д. Н. Исаеву и В.Е. Кагану, у ребенка к полуторагодовалому возрасту формируется представление о своей половой принадлежности – первичная половая идентичность, образующая наиболее ранний и устойчивый, стержневой элемент Я. К двум годам ребенок знает свой пол, но не знает различий в строении половых органов – основного признака половой принадлежности; недостаточно хорошо разбирается в половых различиях, относящихся к одежде и внешности. К 3–4 годам ребенок осознает различия людей по полу, но опирается при этом на внешние, произвольные признаки, например, одежду или длину волос. Дети данного возраста часто уже представляют себе генитальные различия, особенности поведения, но не придают этому решающего значения. Часть детей сочетает стремление соответствовать одной половой роли с высказываемым предпочтением другой. В 5–6 лет ребенок уже твердо идентифицирует себя с полом, осознает необратимость половой принадлежности. К этому возрасту относится и четкая дифференциация по полу установок и поведения.

В психоанализе половая идентичность интерпретируется как базисное ощущение собственной мужественности или женственности, сопровождающееся убежденностью в принадлежности к мужскому или женскому полу (Психоаналитические термины… 2000).

Первые проявления этого процесса отмечаются в довербальный период, четкие проявления – к концу второго года жизни ребенка, к четвертому году они стабилизируются. Предшественниками процесса половой идентификации являются телесное Я, «образ тела» и диадическое ощущение Я–не Я. Из них в результате расширения и детализации половая отнесенность становится мужской или женской репрезентацией самости. Она включает в себя базисную интернализацию половых различий, идентификацию с собственным полом и осознание двух комплементарных репродуктивных функций мужчины и женщины.

Исследования по возрастной динамике половой идентификации фиксируют наличие двух кризисов в ее развитии: первый приходится на 3–5 лет, второй – на подростковый период (Каган, 1990). В пубертатный период у подростков происходят большие внутренние, организменные трансформации. В связи с началом интенсивной выработки организмом половых гормонов происходят глубокие изменения в функционировании организма: его рост, появление вторичных половых признаков. Начинаются внешние телесные изменения и связанные с этим психологические изменения. Подросток пересматривает отношение как к своему полу, так и к противоположному. На этой стадии полового становления он должен сделать еще один выбор: подтвердить свою маскулинность или фемининность или, в случае негативного варианта выбора своей половой идентификации, усомниться в этом.

Структурная перестройка половой идентификации происходит в возрасте 11–14 лет. Низкая дифференцированность половых эталонов снижает влияние половой идентификации как механизма, влияющего на поведение подростка, выбор ценностей и пр. (Романов, 1996).

Также в этот период своего развития подросток должен сформировать свою сексуальную идентификацию. Половая и сексуальная идентификации различаются между собой. Клинические наблюдения хорошо иллюстрируют эту разницу. Например, у некоторых гомосексуальных мужчин (или женщин) половая идентификация является мужской, а сексуальная – женской. У женщин, соответственно, наоборот (Stoller, 1975).

Начало пубертата совпадает со скачком в развитии самосознания. В связи с этим подростку становятся доступными более глубокое и широкое понимание других людей, поведение мужчин и женщин. Дружба со сверстниками приобретает романтический характер (другими словами, сексуальный, продиктованный влечением противоположных полов).

Исследования групп акселератов и ретардантов (мальчиков) показывают, что ретарданты чаще акселератов испытывают чувство неполноценности, считают себя отвергаемыми и подавляемыми родителями (Бернс, 1986).

Поскольку для подростка важно самоутверждение в среде сверстников, а морально–волевые, интеллектуальные качества еще не вышли на первое место при оценке личности (своей и Другого), то становится понятным, почему такое большое значение подростком придается росту и физической силе. (Некоторые из детей с умственной отсталостью, в нашем эксперименте, путали слово «возраст» со словом «рост».)

В пубертатный период ребенок впервые воспринимает собственное тело как эротический объект, вторичные половые признаки становятся для него одновременно символом взрослости и пола.

Пути полового созревания каждого подростка «неисповедимы», многое в восприятии им себя будет зависеть от срока начала пубертата; от того, как и какими темпами будет идти половое созревание; от его соматотипа; а также от его социальной ситуации развития.

ГЛАВА 3
Идентификации и семья

Влияние семьи на развитие личности детей и подростков показано в многочисленных психологических исследованиях. (Захаров, 1973; Ковалев, 1988; Семья и личность, 1981; Соколова, 1989; Харчев, Мацковский, 1978; Чеснова, 1987; Coopersmith, 1967 и др.).

Исследований, посвященных изучению влияния семьи на формирование именной идентификации, практически нет, поэтому мы считаем целесообразным подробнее остановиться на этой теме.

Имя дается ребенку при рождении, когда выбор имени зависит не от того, что есть, а от того, на что надеются в будущем. Имя дается, когда ребенок не проявил еще никаких индивидуальных качеств, следовательно, установки родителей играют при назывании решающую роль.

У каждого народа существует отшлифованная веками система личных имен и традиции наименования, часто связанные с религией, исповедуемой этим народом. Например, у ненцев при выборе имени учитываются обстоятельства семейной жизни, сопутствующие появлению на свет ребенка, место и время его рождения, особенности погоды, пожелания в связи с рождением и т. п. Имя Мюсена – «кочующий» – свидетельствует о том, что мальчик родился во время перекочевок; Натена – «ожидаемый» – о том, что в семье с нетерпением ждали рождения сына; Еване – «сирота» – о том, что девочка родилась после смерти отца.

У лютеран и католиков принято носить двойные и тройные имена, например, Карл-Хейнц, Анна-Мария-Луиза.

Персы часто именуют детей по дню недели или месяцу лунного года, в который родился ребенок: Рамазан, Фервердин, Ноуруз, Зейнаб, Марьям (Системы личных имен…, 1989).

В дореволюционной России ребенка часто именовали по святцам. Его называли в честь того святого, которого чествовала церковь в день рождения ребенка. В советское время детей начали называть и новыми придуманными именами, которые создавались для «новой жизни» и отличались от прежних имен особой идеологической направленностью. Например, в честь партийных вождей были «изобретены»: Марксэн, Марлен, Вил(ь), Сталь, Луначар, Лени, Эдил («это девочка имени Ленина») и др.; в честь индустриальных гигантов – Гоэлро; революционных праздников – Интерна, Восмарт; в честь железнодорожной забастовки в США – Желдора и т. д. Предлагались различные «революционные» имена вместо бывших «мещанских»: Трактор, Атеист, Коммунар, Соцкор, Баррикада, Антенна, Эра, Стелла, Юнната (Суперанская, 2001).

Помимо национальных традиций или идеологической принадлежности, на выбор имени родителями влияет мода на имена. В шестидесятые годы XX в. в нашей стране детей часто называли Татьянами, Маринами, Сергеями и Александрами. В восьмидесятые годы популярными стали имена Кирилл, Денис, Алина, Анастасия (Ивашко, 1980).

В подборе имени играет роль этимология имени, которая привлекает или отталкивает. Если этимологическое значение имени погашено (а большинство ходовых имен русского народа составляют заимствованные имена древнееврейского, древнегреческого, латинского происхождения), то имя может ассоциироваться с положительным или отрицательным носителем. Поэтому выбор имени часто определяют личные вкусы родителей: ребенка называют в честь кого-либо из родственников; в честь любимого актера, телеведущего, литературного героя, исторической личности; «первой любви».

Некоторые родители подбирают имя таким образом, чтобы оно красиво сочеталось с фамилией и отчеством.

Основная масса людей выбирает имя бессознательно, формулируя мотив выбора как «просто нравится». На эмоциональную оценку при выборе имени может влиять частота его встречаемости в популяции. Американские психологи Джонсон, Томпсон и Финке провели эксперимент с помощью метода оценки слова по шкале «хороший–плохой» семантического дифференциала и метода оценки восприятия слов с нулевым индексом частоты до и после тренировки. Оказалось, чем чаще встречалось слово в наборе, тем выше была его оценка по шкале «хороший» (Ивашко, 1980).

Перечисленные критерии определяют выбор имени для новорожденного. Родители идентифицируют своего ребенка с выбранным именем.

Когда ребенок подрастает, становится важным, чем конкретно нагружено его имя для него, какой личностный смысл придает индивид своему имени. Имя само по себе не несет никакой смысловой нагрузки. Имена произошли от каких-либо слов, имевших некое первоначальное значение, например, Марина – морская, Петр – камень, Вадим – сеющий смуту, Андрей – мужественный, Галина – спокойная, но этимологическое значение слова к носителю имени имеет опосредованное отношение. Слово как понятие, становясь именем собственным, теряет свое первоначальное значение (Роза – это не роза, Лев – это не лев).

Исследованные нами подростки редко интересовались значением своего имени или соответствием своего характера имени до нашей беседы. Значит, личностный смысл имени для имяносца и, как следствие, отношение к имени складывается из тех причин, по которым было выбрано имя родителями (в честь того-то и пр.), а главное – из специфики взаимоотношений ребенка с родителями, из типа семейного воспитания.

Многие психологи, изучавшие семью, создавали свои классификации конструктивных и деструктивных типов семей (Гризискас, Молярова, 1982; Кочарян, Кочарян, 1994; Мягер, Мишина, 1979; Эйдемиллер, Юстицкис, 1999; Bowen, 1984; Minuchin, 1978 и др.). Выбор оснований для типизации семейных отношений у разных авторов различен. Некоторой синтетичностью характеризуется типология семей, предложенная В.М. Воловиком. Согласно его классификации, неблагополучные семьи бывают следующих видов:

• эмоционально-отчужденные (члены семьи относятся друг к другу холодно, сдержанно или безразлично);

• напряженно-диссоциированные (семьи, характеризующиеся частыми конфликтами, деспотическим доминированием одного из супругов, фиксацией ребенка в роли «козла отпущения», обстановкой недоброжелательности, постоянным поиском виновных);

• псевдосолидарные (семьи, где внимание и забота носят формальный характер);

• симбиотические (семьи, в основе которых лежит психологический симбиоз между одним из родителей и ребенком);

• гиперпротективные семьи, которые делятся на ригидные (с жесткой фиксацией ролей; подавляющая или опекающая гиперпротекция) и на хаотические (родительские установки и требования непоследовательны) (Воловик, 1980).

Психологическое неблагополучие семьи усугубляется также алкоголизмом, наркоманией, асоциальным поведением родителей, семья может быть неполной или многодетной, неимущей, родители могут страдать тяжелыми хроническими заболеваниями, в том числе и психическими. Эти средовые условия обязательно отражаются на психике ребенка. Ребенок идентифицируется с тем, что предоставляет ему окружение.

От типа семьи, стиля воспитания и прочих вышеперечисленных условий зависит формирование как именной, так и всех остальных идентификаций, в том числе половой, возрастной и телесной.

Для формирования телесной идентификации ребенка с первых дней его появления на свет важную роль играет телесный контакт с матерью. Первые образы-впечатления о себе основываются у ребенка на телесных ощущениях. Основное внимание младенца сфокусировано на кормлении, он получает удовольствие от сытости и испытывает неудовольствие, когда голоден. Удовлетворение этих ранних телесных потребностей ребенка зависит от матери. Правильное или неправильное удовлетворение этих потребностей матерью отразится позитивно или негативно на его образе себя телесного. По мере развития ребенка, к его ощущениям, поступающим из области рта, добавляются ощущения, полученные руками и глазами. Локомоция и вертикальное положение тела порождают новые структуры и функции в развитии телесного Я. Удовлетворение телесных потребностей ребенка матерью на раннем этапе развития, ее отношение к ребенку в период, когда он начинает ходить и говорить, подключение отца, вовлекающего ребенка в новые для него межличностные отношения, оказывают первичное, сильное влияние на телесную идентификацию ребенка. На эти, сформированные под воздействием семьи, идентификации с возрастом начинают наслаиваться другие, определяемые взаимодействиями с более широким социумом (Бернс, 1986).

Подросток, эмансипируясь от родителей, тем не менее, во многом остается еще зависимым от них – от их установок, мнения и отношения к нему. Часто недовольство поведением подростка выливается у родителей в насмешки над его внешним видом или особенностями фигуры. Для подростка его внешность является очень уязвимым местом. Отрицательное, критикующее отношение других к его внешности негативно сказывается на формировании его телесной идентификации: подросток начинает считать себя некрасивым или даже уродливым.

Примеры из нашей практики иллюстрируют это: мать тринадцатилетней девочки считает свою дочь «дылдой». Девочка довольно высокая, крупная, хорошо сложенная (не акселератка), негативно относится к своему росту, говорит, что хотела бы быть пониже ростом, потому что мама так хочет. Сама мать – миниатюрная женщина, и, в связи с этим, рост и телосложение дочери ей кажутся некрасивыми. Она навязывает дочери свое субъективное мнение о «женском идеале», совершенно не совпадающем с размерами тела ее дочери, чем порождает в ребенке неуверенность и отрицание себя телесной.

Второй пример противоположен первому: четырнадцатилетний мальчик с «заячьей губой» и не очень удачно сделанной пластической операцией относится к своей внешности положительно, ему нравится не только фигура, но и лицо. Из беседы становится ясно, что родители, будучи верующими людьми, смогли найти такие объяснения, почему их ребенок такой, а не другой, что его это полностью примирило с собственным внешним видом.

Соколова Е.Т., исследуя подростков с ожирением, заметила, что их самооценка оказалась тождественной с ожидаемой родительской оценкой (эхо-самооценка). Данная категория подростков, имеющих фрустрированные отношения со сверстниками, «возвращается» в семью. В таких условиях мнение родителей «линейно» определяет самооценку подростка, в том числе и по отношению к своей внешности. Если в семье подростка эмоционально отвергают, это его отрицание родителями еще больше усугубляет чувство неполноценности и закрепляет его гипералиментарное поведение как замещающее средство в достижении внутреннего комфорта и безопасности (Соколова, 1989).