Текст книги "Звездная кошка – II"

«Это было до того, как вы истребили больше половины наших кораблей», – последовал резкий ответ.

Сеятель поднялся с места и обвёл притихшее собрание долгим взглядом. «Отныне рассчитывайте только на свои силы, господа! Не надейтесь на нашу помощь, её не будет. Я это говорю не со зла. Так уж сложились обстоятельства, – сказал он спокойным тоном и с горечью добавил: – Да и нас, считайте, уже нет».

Впоследствии директор, в то время возглавлявший Внешнюю разведку, отправил доклад императору империи Ррнайд, где высказал предположение, что именно Сеятель имел в виду.

По его гипотезе, вынужденные организационные изменения на борту кораблей Сеятелей не лучшим образом сказались на экипаже. Начавшиеся раздоры внесли диссонанс даже в среду учёных. Творческие озарения товарищей теперь вызывали не радость, а зависть.

Как это ни прискорбно, Созидателей покинул дух созидания, скаламбурил директор Внешней разведки, что заставило поморщиться императора, который не видел в создавшейся ситуации ничего весёлого.

Несмотря на все старания, говорилось дальше в докладе, Сеятелям теперь крайне редко удавалось создать условия для разумной жизни на планетах и этим вызвать деление зерна хаоса. Оттого у них больше нет прежней потребности в резервистах, и они крайне редко спускаются на планеты.

Но и это ещё не всё. В атмосфере раздора прокси материнских кораблей постепенно теряют связь со своим зерном хаоса и, следовательно, управление. Потому экипаж вынужден пользоваться изобретениями, подобными тем, что придумали захватчики, чтобы управлять собственными кораблями.

В подтверждение своих слов директор Внешней разведки привёл донесения агентов, имевших контакты с Разрушителями.

Бурага хотел было рассказать, что ещё поведал старичок, но Ласло ему не дал.

– Всё, уходим! – проговорил он не терпящим возражений тоном.

– А как же статуэтка Грантайна? – спросила звёздная кошка с разочарованием на лице.

– Я сейчас! – Бурага опрометью кинулся к зданию администрации и вскоре снова показался на пороге. – Вот она! – победно воскликнул он, сгибаясь под весом каменного уродца.

– Аэлита, срочно вызывай авиетку прямо к куполу! У нас совсем нет времени! – закричал Ласло и первым бросился к спускающемуся кораблю. Держа наготове бластер, он подождал спутников. – Живей! – Он буквально зашвырнул припозднившегося Бурагу внутрь люка и, забравшись следом, облегчённо выдохнул: – Слава богу, успели!

– В связи с чем такая паника? – поинтересовалась звёздная кошка, когда они были уже в воздухе.

– Если бы я знал! – ответил Ласло. – Одно могу сказать, мы вовремя убрались.

И в самом деле, как только авиетка взмыла вверх, отбрасываемая ею тень обрела собственную жизнь. Ласло ошибся. Убитый им олу-тайши был не один, его напарник ушёл на разведку и, получив сигнал тревоги, припозднился всего лишь на какую-то секунду. Попади он на корабль, и искателям сокровищ было бы несдобровать.

Глава 35. Рокайдо. Извивы политики или Шерше ля фам

Пока Ласло закладывал основы будущего благосостояния, Фапивата тем временем готовилась выйти на арену большой политики.

В положенный срок информация о дочери-полукровке Ватро Нобуса просочилась в массы, и общество Рокайдо, до предела взбудораженное разразившимся скандалом, потребовало представить доказательства морального падения лидера консерваторов.

Резиденцию Нобусов плотно оккупировали представители прессы, и вскоре к ним присоединились инопланетные собратья, которые всё прибывали и прибывали со всех концов Галактического Содружества. Оно и понятно, Рокайдо занимало слишком важное место в экономике миров, чтобы акулы пера могли пропустить столь важное событие. Ватро Нобус претендовал на пост конрайро, и его выбытие из предвыборной гонки грозило изменениями в уже устоявшихся альянсах, в том числе, среди членов Галактического Совета. В случае успешных выборов он автоматически вошёл бы в его состав, и многие уже сейчас искали его расположения – в расчёте на дальнейшее плодотворное сотрудничество.

Подогревая интерес публики, имиджмейкеры тянули время с ответом на то, что многими воспринималась как клевета, призванная опорочить доброе имя будущего конрайро. Но вскоре стало ясно, что больше медлить нельзя. Репортёры, раздражённые вежливыми отговорками сотрудников, грозились самостоятельно отыскать дочь Ватро Нобуса, и взять у неё интервью. Многие из известных хроникёров были профессиональными ищейками, и кое-кто из них уже успел пронюхать о таинственной пациентке из поселенцев, которая появилась в клинике, пользующей членов правящего семейства.

Обстановка в доме Фапиваты тоже накалилась до предела. Впрочем, она и до этого была более чем напряжённой. После признания Лилиан в грехе двадцатидевятилетней давности Корвин и так ходил мрачный как туча. Ну а с тех пор как она вернулась из клиники, в расцвете прежней молодости и красоты, он и вовсе смотрел на неё как на чужую. Крики и слёзы жены на него не действовали. Во всяком случае, он не показывал, что они оказывают на него какое-то влияние.

Поскольку Корвину и Лилиан упрямства было не занимать, то накопившееся раздражение оба вымещали на девушке, которая терпеливо сносила родительские нападки. Правда, рычание отца страшно огорчало её, ведь раньше она видела от него только любовь и ласку.

Доведённая домашними неурядицами, Ирида уже жалела, что из-за Ласло, который вовремя не явился за сыном, ей пришлось взять дополнительный отпуск. Ну а затем прилетел флайер военной расцветки, и она вновь оказалась в штабе планетарной обороны.

Со смешанным чувством она шагнула в уже знакомый кабинет. В ответ на вопрос, зачем она здесь, Ватро Нобус окинул её неприязненным взглядом и заявил, что вызвал её за тем, чтобы натаскать к предстоящему выступлению.

Девушка скрипнула зубами. Я вам не собака, хотелось ей воскликнуть, но она понимала, что подготовка будет не лишней. «Ну что ж, тогда давайте приступим», – сказала она миролюбивым тоном, за что удостоилась благосклонного взгляда Тории Нобус, которая присутствовала при их разговоре.

И в самом деле, сотрудники штаба, взявшие на себя роль репортёров, закидали её такими неожиданно каверзными вопросами, что спустя полчаса она уже кипела от злости и была готова всех их пристрелить. Причём одну девицу с ангельским личиком, оказавшуюся редкой язвой, она пристрелила бы без малейшего сожаления в душе.

С той поры ровно в восемь за ней ежедневно прилетал флайер, и девушка почти целый день проводила либо с командующим, либо с его матерью Торией Нобус.

После того как отпала необходимость в репетициях, она пробовала уклониться от поездок в штаб, но не тут-то было. Не успевала она порадоваться обретённой свободе, как перед ней возникал парень или девушка в форме войск планетарной обороны. Взяв под локоток, сопровождающий максимально бережно тащил её к ждущему поблизости флайеру и вталкивал внутрь. После чего с ней вежливо раскланивались и просили в следующий раз не забывать о назначенной встрече.

Фапивата пробовала сопротивляться, но вскоре пришла к выводу, что это бесполезное занятие. Насколько она могла судить, штабные работнички, с которыми ей приходилось иметь дело, по своим навыкам ничем не уступали хвалёным оперативникам Внешней разведки. Это обстоятельство доводило её до белого каления и одновременно вызывало гордость за свою планету. Рокайдо действительно не скупилось и давало своим гражданам всё самое лучшее. Правда, у коренных жителей и переселенцев были разные понятия о ценностях. Но ведь когда не знаешь, чего лишился, то и недовольства нет, однажды подумалось девушке.

Ничего особенного во время встреч не происходило. Под видом представителя Галактического патруля Фапивата повсюду сопровождала командующего. В его отсутствие она общалась с Торией Нобус, которая показывала ей поместья, принадлежащие правящей семье, и попутно знакомила с роднёй и близкими друзьями. Когда они оставались наедине, рокайдианка понижала голос и давала каждому из них ядовитые, но очень точные характеристики. Поначалу Фапивата не придавала этому значения, считая все их разговоры обычной светской болтовнёй, но затем почуяла искусно расставленную ловушку. Родня биологического отца исподволь вводила её в свой круг, и это наводило её на нерадостные размышления. Она помнила слова командующего о том, что по требованию семьи ему пришлось уйти из Галактического патруля. Не было сомнений, захоти он проделать то же самое с ней, и руководство тотчас подпишет приказ об увольнении, независимо от её собственного желания. Ведь мало кто мог позволить себе не считаться с мнением семьи Нобус, владеющей крупнейшими месторождениями рокайдия. За прямой контракт на поставку уникальной топливной добавки большинство дельцов Галактического Содружества без малейших колебаний продали бы свою бессмертную душу.

Прикидываться тупой солдафонкой было уже поздно, и к тому же не имело смысла. Фапивата не сомневалась, что у командующего есть на неё подробнейшее досье. Она это поняла по некоторым его обмолвкам, причём явно умышленным. Под настроение он по-прежнему любил позабавиться за её счёт. Правда, как встарь, он никогда не дразнил её на людях, прекрасно понимая, что она не простит ему такого унижения.

Однажды, взбешённая издёвкой, которая показалась ей прямым вторжением в личную сферу, девушка не выдержала и резко спросила, как бы он относился к ней, будь она чистокровной рокайдианкой.

В ответ командующий протянул ей информационный кристалл. Это оказалось её досье.

– Ну как, успокоилась? – сказал он, когда она просмотрела материал до конца. – Как видишь, твоя личная жизнь осталась в неприкосновенности.

Когда девушка возмущённо фыркнула, он примирительно добавил:

– Во всяком случае, твои сексуальные шалости не увековечили на видео, а устные отчёты не в счёт. Кстати, не подскажешь, почему нет ни одной записи о твоих встречах с мужем? У вас что, платоническая любовь?

– Не ваше дело!

Вызывающе глядя на своего давнего мучителя, Фапивата демонстративно опустила кристалл в сумочку.

– В нашей культуре принято благодарить за подарки, – поддразнил её Ватро Нобус.

– Не дождётесь! – буркнула девушка и сердито добавила: – К вашему сведению у нас, переселенцев, за такие подарочки принято бить морду.

– А ты рискни!

Девушка прищурилась.

– Чтобы после меня запихали в каталажку за оскорбление действием вышестоящего? – осведомилась она.

– Неужели струсила, жабёнок?

– Вот ещё!

– Врёшь, Ирида-ро! Признайся уж, что боишься получить сдачи.

Ватро Нобус сверкнул белозубой улыбкой, и у девушки защемило сердце, ей до сих пор не верилось, что этот красивый заносчивый рокардианец приходится ей родным отцом.

Напустив на себя строгий вид, она язвительно заметила:

– А ещё у нас, переселенцев, принято не бить, а уважать отцов.

В ответ на это на лице командующего промелькнуло торжествующее выражение.

– Ага! Наконец-то, признала, что я твой отец, а не тот сиволапый мужик, что сразу же отказался от тебя, как только узнал, что ты ему не родная.

– Корвин злится, но это не значит, что он отказался от меня.

– Уверена? – Ватро Нобус бросил на дочь испытующий взгляд. – Прости, но донесения говорят об обратном. Мужик бесится и не разговаривает ни с тобой, ни с Лилиан. – Помедлив, он добавил. – Ирида-ро, не скрытничай! Только скажи, и я заберу вас оттуда.

Девушка покачала головой. На душе у неё было муторно. Она впервые не смогла назвать Корвина отцом, и была вынуждена назвать его по имени.

– Нет! Всё не настолько плохо. И вообще, я хочу домой! – заявила она.

Командующий, покосился на её расстроенное лицо и, связавшись с пилотом, приказал ему поворачивать к Марполю.

Корвин дождался, когда флайер взлетит и смачно плюнул ему вслед, после чего недобро воззрился на девушку.

– Явилась не запылилась! – рявкнул он. – Сколько можно шляться? Не забыла, что у тебя ребёнок? Бросила мальчишку на родителей, а его без присмотра не оставишь. Такое при людях брякнет, что хоть стой, хоть падай! А кто делами будет заниматься? Твой новоявленный папаша?

Ничего не ответив, Ирида схватила вилы и, как была при полном параде, зашагала к коровнику.

– Куда ты навострилась? – загородил ей дорогу Корвин.

– Убирать за коровами, – ответила она, отводя глаза. – Нужно же компенсировать вам время, затраченное по моей вине.

– Хватит выкобениваться! – Подошедшая Лилиан отобрала у неё вилы и развернула к дому. – Иди переоденься и поешь. Я знаю, как кормят в господских домах. С голоду не помрёшь, но и сыт не будешь. Да и мальчишка уже весь извёлся, ожидая, когда ты появишься.

И в самом деле, стоило Фапивате переступить порог, и мальчик сразу же выскочил ей навстречу. Она подхватила его на руки, и от его радостной мордашки у неё стало легче на душе.

– Что, стажёр, заскучал в нашей сельской глуши? Нет? А не врешь? – осведомилась она, когда он в очередной раз замотал головой. – Тогда чего не разговариваешь? Язык проглотил?.. А! Опять что-нибудь такое сказанул, отчего у народа зенки повылазили, – догадалась она. – Кто на этот раз пал жертвой твоей проницательности?

Мальчик изобразил смущение.

– Тётка Ларья, – наконец, признался он.

– Ну и какого откровения она удостоилась?

– Она подкладывает в лифчик вату, и ещё… – мальчик приставил ладошку ко рту и, склонившись к уху девушки, прошептал всё, что узнал об ухищрениях деревенской красотки.

– Правда, что ли? Вот дурища! – Ирида фыркнула, а затем не выдержала и расхохоталась. Вспомнив о своих воспитательных функциях, она состроила серьёзную мину. – Вообще-то, так нельзя…

– Ну-ка, постой пилить парнишку! – Лилиан забрала мальчика у дочери. – Скажи, дружок, отчего ты взъелся на Ларью?

– Она гадкая! – Он оглянулся на девушку и насупился. – Сама улыбается, а про себя обзывает нас всякими нехорошими словами.

– Ну-ка, ну-ка! – оживилась Лилиан. – Что она там думает обо мне?

– Вот ведь привалило счастье старой ведьме. Верно, окрутила какого-нибудь черномазого господинчика, вот он её и омолодил. Куда только смотрит этот дурак, её муженёк. Как пить дать, девка у неё пригулянная. Видно же, что черномазая, да и нос дерёт. А было бы чем гордиться. Ведь такая же шалава, как её мамаша. Вон притащила пацанёнка, а отца чего-то не видно, – процитировал мальчик и, обхватив Лилиан за шею, заплакал.

– Нет, ты посмотри какая гадина! В глаза лебезит, а за глаза что несёт! – воскликнула раздосадованная Лилиан и, успокаивая ребёнка, чмокнула его в щёчку. – Не плачь, солнышко! Попадись мне эта мерзавка, уж я-то ей все космы повыдергаю! Будет знать, как поливать грязью нашу семью!

– Правда-то глаза колет! – буркнул вошедший Корвин. – Разве Ларья что соврала? Я и есть дурак, а ты обманщица. Тридцать лет вместе прожили, а ты, знай, помалкивала. Зачем было врать, что Ирида мне родная дочь?

– Гляди-ка, кто заговорил! – Лилиан спустила мальчика с рук и подбоченилась. – Да врала! И что? Выгонишь меня из дома? Так я сама уйду, ты только скажи!

В воздухе ощутимо запахло грандиозным скандалом и Ирида, потянув мальчика за собой, выскользнула во двор.

– Давай-ка прогуляемся, стажёр! А-то сейчас такое начнётся, что хоть святых выноси, – сказала она, когда они оказались за воротами усадьбы.

Александр показал язык соседской девчонке, боязливо выглядывающей из-за плетня, и когда та засверкала пятками, испугавшись маленького колдуна, весело спросил:

– Куда мы пойдём, командир?

– Мы не пойдём, мы поедем. В город, к дядьке Олдишу, – сказала девушка и лукаво добавила: – Хочешь мороженого?

– Хочу! – мальчик просиял. – Папа тоже будет у дядьки Олдиша?

Ирида покачала головой.

– Папы пока нет, у него дела. Но ты не беспокойся. Как только он освободится, он сразу же приедет за тобой.

– Ты тоже поедешь с нами?

– Нет. Я вернусь на службу. Ты же знаешь, я полицейский и должна ловить плохих людей.

– Я хочу, чтобы ты поехала со мной и папой. Почему ты не хочешь?

– Хочу, но не могу, – строго проговорила девушка и махнула вознице, дремлющему в ожидании пассажиров. – У взрослых есть свои обязанности, которые они должны исполнять, несмотря ни на что. Иначе мир покатится в тартарары.

– Пусть катится! – заупрямился мальчик. – Тётя Ирида, я тебя люблю! Ты будешь моей мамой?

Вопрос был непростой и девушка, прежде чем ответить, усадила его в экипаж, поданный возницей.

– Знаешь, стажёр, я бы рада стать твоей мамой, но у тебя она уже есть. Не сердись на неё, она оставила тебя не по своей воле. Когда ты подрастёшь, ты это поймёшь, а пока не забывай её, а то она страшно огорчится.

– Она скоро вернётся?

– Не знаю, милый, – ответила девушка, а про себя подумала: «Очень надеюсь, что ты к тому времени ещё не вырастешь».

– Значит, не скоро!

Мальчик всхлипнул, и она досадливо поморщилась.

– Стажёр, я уже говорила, что нельзя читать чужие мысли. Это не этично. Человек имеет право на уединение, тем более, в собственной голове. Будешь нарушать гражданские права, и я привлеку тебя к ответственности.

– Ты посадишь меня в тюрьму? – спросил мальчик и набрал в грудь воздуха, готовясь к борьбе с полицейским произволом.

– Но-но! Не сметь мне реветь! – упредила его протест девушка и, легонько щёлкнув по носу, проговорила: – Знаешь, стажёр, кто-то умный сказал, что виновник выявленного преступления обязательно должен быть наказан. Иначе он почувствует свою безнаказанность, а это чревато рецидивом. Теперь вернёмся к нашему случаю. Поскольку я уже предупреждала, что так делать нельзя, а ты не прислушался, придётся ужесточить меру наказания. Не хнычь! Закон суров, но справедлив. Повторное преступление, оно же рецидив, всегда карается строже, чем первое. Итак, приговор будет таков: на неделю ты остаёшься без сладкого.

– Я больше не буду! – жалостливо протянул мальчик.

– Слабовата аргументация, – скептически заметила девушка при виде его хитрой мордашки. – Апелляция отклоняется. Приговор обжалованию не подлежит.

– Это не честно! А как же мороженое? Ты обещала! – выдвинул мальчик встречный аргумент.

– Действительно, было такое дело, – девушка призадумалась. – Что ж, тогда не остаётся ничего иного, кроме как прибегнуть к судебной казуистике. Кстати, чрезвычайно удобная вещь. Поскольку обещание было дано до вынесения приговора, то запрет на мороженое снимается.

– Ура! – закричал мальчик.

– Только единожды, – тут же последовало уточнение.

– Почему? Это нечестно! – запротестовал он.

– Потому что в твоём распоряжении только одно моё обещание. Если не хочешь использовать его сегодня, тогда мы возвращаемся домой.

Собираясь остановить экипаж, Ирида потянулась к плечу возницы.

– Нет, я хочу сегодня! – раздался поспешный возглас.

– Как скажешь, – сказала она, пряча улыбку, и снова прижала мальчика к себе.

Возница тоже обрадовался, что поездка не сорвалась. Во-первых, девять лоло были совершенно не лишними в хозяйстве. Особенно при том что жена выдала ему целый список покупок, а денег при этом он получил с гулькин нос, даже не что было выпить пива с приятелями, не говоря уж о любимых закусках. Во-вторых, ему было страшно интересно послушать, о чём ещё будут говорить пассажиры, о которых, не переставая, вот уже третий месяц судачил весь Марполь.

Стоило им приехать в город и сесть за стол в таверне, как Александр сразу же заканючил, прося свой любимый фруктовый торт. В результате девушка выдержала целую битву с Олдишами, которые всем семейством уговаривали её сменить гнев на милость. Маленький прохвост знал, кого не стоит настраивать против себя. С Олдишами он был само очарование.

Всё же она выдержала характер и мальчик, давясь слезами, нехотя ковырялся в гигантской плошке с мороженым, куда сердобольная хозяйка втихомолку напихала все его любимые лакомства. Фапивата заметила даже кусок торта, из-за которого разгорелся весь сыр-бор. Она закончила со своей порцией и, плотоядно облизнувшись, подалась к мальчику.

– Можно я доем, если у тебя нет аппетита?

– Нет! – сердито воскликнул он и, перестав вредничать, активно заработал ложкой, не замечая смеющегося взгляда девушки, которая только этого и ждала.

* * *

Город с его соблазнами особенно хорош при наличии денег. Они замечательно провели время, и если бы не слова Корвина, что она не родная дочь, которые занозой сидели в её памяти, Ирида была бы также счастлива, как её подопечный. Пока они возвращались в Марполь, у неё мелькнула крамольная мысль, что с биологическим отцом ей комфортней, чем с тем, что её воспитал. Ведь рокайдианец оставался для неё чужим и его отношение её не задевало.

Когда они вернулись домой, там уже воцарились мир и согласие. Корвин и Лилиан наконец-то помирились, и тем обидней было девушке, что отец по-прежнему её сторонится, будто она ему совсем чужая.

Не в силах видеть замешательство в глазах самого близкого ей человека, с утра пораньше она спешила покинуть дом, а вернувшись, отказывалась от ужина и, провожаемая недовольным ворчанием Лилиан, шла в комнату Александра. Если мальчик не спал, она читала ему сказку и когда у него начинали слипаться глаза, на цыпочках возвращалась к себе.

Корвину тоже приходилось нелегко. После опрометчиво сказанных слов он не знал, как подступиться к дочери, которая старательно избегала его общества. Каждый день он давал себе зарок, что завтра обязательно скажет, что для него нет никого важней, чем она. Что ему плевать на то, что они не родные по крови – для него она дочь и точка! – и никакому рокайдианцу он не даст занять своё место. Но стоило им встретиться лицом к лицу, и вся его решительность испарялась без следа.

Не в силах выдавить из себя ни звука, Корвин опускал глаза и проходил мимо девушки, не замечая её горестной гримасы. А она не видела, как он каждый день выходит провожать флайер и, щурясь в предрассветной мгле, с тяжёлым сердцем смотрит вслед ненавистной машине, которая уносит её прочь от родного дома.

Лилиан не вмешивалась в их отношения. Она действительно любила мужа и боялась разрушить хрупкую привязанность, снова возникшую между ними. «Ничего страшного! Корвин привыкнет, что Ирида ему чужая, – утешала она себя. – В конце концов, дочь уже отрезанный ломоть и дома бывает редко. Родная она ему или нет, теперь уже не важно. Да и я ещё не старуха. Бог даст, у нас ещё будут дети», – рассуждала она. В душе она даже радовалась такому повороту событий. Корвин безоглядно любил старшую дочь и с самого рождения уделял ей львиную долю внимания. А когда она подросла, они и вовсе стали неразлучны. Видя, с какой заботой он пестует девочку, Лилиан, чувствующая себя обделённой, несколько раз была близка к тому, чтобы огорошить мужа известием, что он привечает чужого ребёнка.

Узнав, что на следующий день должна состояться пресс-конференция, которая официально отберёт у него дочь, Корвин понял, что объяснение больше откладывать нельзя. «Будь что будет! Я не буду винить девочку, если она откажется от меня и скажет, что я ей не отец», – смиренно подумал он, чувствуя, как от одной только мысли об этом его сердце обливается кровью.

Как назло, тем вечером девушка вернулась очень поздно, и он весь извёлся в ожидании.

При виде отца, сидящего в её комнате, Ирида замерла на пороге, а затем подошла к нему и села напротив.

– Что-то случилось, пап? – спросила она, с опаской глядя на его сумрачное лицо.

– Это правда, что завтра вы с матерью заявите, что рокайдианец твой родной отец? – рыкнул Корвин, и когда девушка согласно кивнула, судорожно дёрнулся на стуле. – Ясно. Тогда ответь мне честно, дитятко, кто я теперь для тебя? Отец аль чужой мужик, который занял его место?.. Да ты не тушуйся, говори как есть! Что мне дураку сермяжному сделается-то? Чай, я не барин какой, чтобы биться головой о стену! Даст Бог, как-нибудь переживу, даже если я больше не нужен своему ребёнку.

– Папочка! Ну что такое ты говоришь?! – глотая слёзы, девушка подскочила к отцу и крепко его обняла. – Бедный ты мой! Да как ты мог подумать, что я откажусь тебя?! Ведь роднее тебя у меня никого нет!

– Вот и ладно! – пробормотал растроганный Корвин и дрожащей рукой погладил её по волосам. – А то ведь рыба ищет где глубже, а человек где лучше…

– Папа!

– Э, доченька, в жизни всякое бывает! Разве я не понимаю, что с Нобусами тебе будет лучше?! Что хорошего ты видела у нас? Только работа от зари до зари. В общем, делай, как тебе нужно, ну а мы с матерью как-нибудь перебьёмся. Такова уж наша родительская доля. Об одном только прошу, не забывай, что здесь твой дом.

– Плевать на Нобусов! Они для меня чужие!

– Не горячись, Ирида! Родная кровь это тебе не водица. Хочешь не хочешь, а родство даст о себе знать. Присядь, дочка, и послушай, что я тебе скажу.

Корвин подождал, когда девушка опустится на стул, и тяжело вздохнул.

– Конечно, признаваться в этом мне нож острый по сердцу, и всё же я должен сказать, что с самого начала подозревал, что мы не родные по крови, – проговорил он и, собравшись с духом, приступил к трудному повествованию.

Не щадя себя, он рассказал обо всём. О том, как поначалу остро ненавидел навязанную ему жену, ведь у него уже была возлюбленная, и они собирались пожениться. Да и сложно было не догадаться, отчего красивую служанку из господского дома сплавили замуж за него. Не вдаваясь в подробности, Корвин скупо поведал о том, как они жили в Миреке. Сказал, что из чистого упрямства боролся за жизнь пустоголовой капризной дурочки, вознамерившейся умереть, и при том не заметил, как ненависть ушла, и на смену ей пришло совсем иное чувство, из которого выросла привязанность к нежеланной жене, а затем к дочери. «У меня не было другого выбора, кроме как полюбить вас обеих, – сказал он и улыбнулся в бороду. – В конце концов, что возьмешь с семнадцатилетней девчонки, у которой ветер в голове? Ей лишь бы убежать на гулянку и плевать, что ребёнок описался и плачет от голода».

Смущённая девушка заёрзала на стуле. «Понятно, кто в те времена был мне ещё за мать», – сокрушённо подумала она и виновато посмотрела на отца.

– Да ты не тушуйся, дочка! Ведь жизнь прожить, не поле перейти, – усмехнулся Корвин. – Все мы совершаем ошибки и твоя мать не исключение. Да и я ни о чём не жалею. Возясь с тобой в младенчестве, я так прикипел к тебе сердцем, что даже Маркити не смогла потеснить тебя.

Боясь передумать, он шумно вздохнул и признался:

– А ещё я хочу, чтобы ты знала, что тогда, когда ты сорвалась с Соколиной скалы, спас тебя рокайдианец, а не я. Не знаю, как его занесло в те края, но он появился очень вовремя.

Перед внутренним взором Корвина возникла картина, которая на первых порах часто снилась ему в кошмарах. «Господи! Как вспомню, до сих пор мороз по коже! Бедная моя девочка! Головёнка вывернута, на ручках и ножках белеют сломанные кости. И ведь такая маленькая девчушка, а кровищи столько, будто телёнка зарезали! И сколько ни останавливай, она всё сочится и сочится. Если бы рокайдианец не появился, то хоть волком вой. Ведь это я виноват, что Ирида спрыгнула со скалы…»

В Марполе говорили, что она прыгнула из-за сестры, которая погибла по её вине, но дочь всегда это отрицала, и Корвин ей верил – Ирида никогда не бегала от ответственности за свои поступки, даже в раннем детстве.

Поняв, о чём он думает, девушка схватила его за руку.

– Нет, папа! Это не твоя вина! – твёрдо проговорила она. – Просто я неправильно рассчитала динамическую нагрузку крыла, и его скрутило потоком воздуха. Поэтому не придумывай, твоя сказка о мальчике-соколе не имеет никакого отношения к моему полёту.

Корвин достал платок и трубно высморкался, а затем тщательно вытер глаза.

– Как бы то ни было, а спас тебя рокайдианец.

– Нет! Если бы не ты, я бы не выжила! Ведь это ты не отходил от меня, пока я окончательно не поправилась! – запротестовала девушка.

– Разве что такую малость и мог я сделать для тебя. Нет, дочка! Если честно, тогда от меня было мало проку, и я по гроб жизни буду благодарен рокайдианцу за то, что он вылечил тебя, а затем вернул обратно. И нужно было видеть, как он посмотрел на меня, перед тем как улететь на своей небесной цацке. Если бы взглядом можно было убить, я бы сейчас с тобой не разговаривал. Я ведь что хочу сказать, хоть рокайдианец заносчивый негодяй и на душе у него не счесть грехов, а всё же отцовским сердцем он почуял, что с тобой стряслась беда, и бросился на выручку.

– Не преувеличивай! – фыркнула девушка, преисполненная скептицизма насчёт наличия у командующего вещего отцовского сердца. – Знаешь, пап, я уверена, если кто из вас двоих случайно появился у Соколиной скалы, так это Ватро Нобус, а не ты.

– Ирида! – Корвин укоризненно посмотрел на дочь. – Будь добра уважать того, кто дал тебе жизнь.

– Уговорил! Но только ради тебя! – девушка поднялась с места и снова обняла отца. – Спасибо, пап! Ты даже не представляешь, как я рада, что недоразумение между нами, наконец-то, разрешилось! – сказала она и звонко чмокнула его в лысую макушку.

– Ну всё, доченька, ложись спать, а то мать услышит, что мы здесь лясы точим и начнёт ругаться. А вот и она! – воскликнул Корвин при виде жены. – Как говорится, помяни чёрта, он и лёгок на помине, – добавил он, подмигнув дочери.

– Чего это вы разорались посреди ночи? – вопросила Лилиан. Она глянула на их лица и, сладко потянувшись, зевнула. – Вижу, помирились и, слава богу! А теперь хватит языки чесать. Живо отправляйтесь спать. Завтра вставать ни свет ни заря.

Она подхватила мужа под руку и когда они оказались в своей комнате сварливо добавила:

– Порой мне кажется, что только Ирида для тебя свет в окошке, а я для тебя бесплатная служанка и больше ничего.

Сев на кровать, Корвин стянул верхнюю одежду и исподлобья глянул на жену. Он вспомнил, как днём она смеялась шуткам недавно нанятого работника, очень симпатичного молодого парня, и ощутил болезненный укол в сердце.

– Должен же быть хоть какой-то прок от шлюх, – угрюмо ответил он и, улегшись, отвернулся к стене.

– Дурак! – вздохнув, Лилиан и прижалась к жилистой спине мужа, и когда тот что-то пробурчал в знак протеста, укоризненно сказала: – Тридцать лет стучусь в твоё сердце, и до сих пор нет мне ни ответа ни привета. Корвин, Корвин! Вот скажи мне, чего ты снова бесишься?

– Не нравится, отправляйся к своему рокайдианцу!

– Ах, значит, так! – Лилиан села в кровати. – Ну, если такова твоя воля…

– Только попробуй! – раздалось гневное рычание, и она тихо засмеялась, когда оказалась в объятиях того, кого любила не только за доброе сердце, но и не в последнюю очередь за упрямый нрав.

* * *

«Господи, будто камень с души упал!» – подумала Ирида после ухода родителей. Вопреки ожиданиям, она сразу же провалилась в забытьё, как только её голова коснулась подушки.

Благодаря привычке, выработанной на службе, девушка проснулась ровно в пять утра и отправилась будить Лилиан, которая любила поспать, и подъём в ранние часы был для неё ежедневным подвигом. После стенаний родительницы, что всё её ненавидят и хотят раньше времени вогнать в гроб, она уверилась, что та больше не уснёт, и вернулась к себе.