Текст книги "Повелители кукловодов"

Глава 5. Песни у камелька

На юго-западной оконечности озера Фросах, на границе Арвига и Тарвы, стояла прибрежная деревушка. Трактир в ней почти всегда был забит под завязку, располагаясь на пересечении крупных трактов. Хозяйке трактира нередко приходилось отбиваться от назойливых посетителей, требовавших мест, которых она не могла предоставить. Как этим осенним вечером, когда паре припозднившихся путников позарез требовалось две отдельных комнаты.

Мужчина и девушка, они очевидно не приходились друг другу супругами или иными родственниками. Мужчина – немолодой аристократ, крупного телосложения, полностью седой, с обилием шрамов на лице, шее и руках. Девушка – очень красивая простолюдинка, маленькая, хрупкая, кареглазая и темноволосая – как все представители ее класса. Но были в ее чертах некая правильность, тонкость, изящность, редко присущие простолюдинам.

Хозяйка не знала и не хотела знать, что связывало этих двоих и почему им обязательно требовалось ночевать раздельно. Еще час назад у нее имелось три свободных номера. Но заявилась компания из трех человек с двумя младенцами и тоже потребовали две комнаты, одну для леди с детьми, одну для ее слуг.

– Одна комната осталась, – отрезала хозяйка. – С одной постелью. Будете брать?

– Может быть, есть какая-нибудь подсобка? – спросил седой аристократ. – Я доплачу.

Девушка мягко прикоснулась к нему и проговорила:

– Ревин, ну что ты доплатишь? Я видела, у тебя денег почти не осталось. Давай возьмем эту комнату. Нам до Гвирата еще идти и идти.

Мужчина обреченно вздохнул.

– Хорошо, досточтимая монна, я беру комнату. Не найдется тюфяка, бросить на пол?

– Конечно найдется, – буркнула хозяйка трактира. – Уже лежит. На нем и ляжете. Еще один что ли вам подавать? Развелось нищебродов. Ведут себя как князья. То комнату им подай отдельную, то тюфяк. Четыре серебряка. Деньги вперед.

Аристократ Ревин посмотрел на хозяйку как на грабительницу, но раскошелился. Женщина сгребла монеты, крикнула горничную и велела проводить гостей в номер. Служанка исполнила поручение, отдала аристократу ключ и оставила гостей одних.

Мужчина недовольно оглядел крошечную комнату с рукомойником, узким тюфяком и несколькими гвоздями для одежды. Что ж, в лесу ему приходилось спать на голой земле, а здесь сойдет и пол. Он сбросил в угол вещевой мешок, растер уставшие плечи. Девушка подскочила было к нему, положила руку на плечо, но он вывернулся.

– Не надо, Рини. Пойдем на ужин.

Риниэль скорчила гримасу, но навязывать заботу не стала. Больше всего сейчас мужчине хотелось, чтобы она помассировала его тело теплыми и нежными ладошками, но он не хотел признаваться себе в этом. С каждым днем присутствие феи все глубже погружало его в странное состояние умиротворения и благости. Будто теплый прозрачный свет окутывал Долана. С Аделией он испытывал похожее чувство, но Аделия разделяла его жизнь почти сорок лет – с тех пор, как родители обручили их подростками. Он не мог помыслить, что однажды она окажется вдали от него. Ее близость стала воздухом, которым он дышал.

А девочка Риниэль стала искоркой огня, которая ухитрялась согревать, как огромный костер. Она источала тепло, и Долан был бы счастлив с благодарностью принять его… если бы не буря, бушевавшая в груди.

После смерти Аделии он не желал ни одной женщины. Хотя многие женщины желали его. Его репутация в Академии, талант, положение старосты, особое отношение Кэрдана и трагичная история его одержимости создавали своеобразный романтичный ореол вокруг фигуры мрачного вдовца. Некоторые азартные студентки и преподавательницы задались целью покорить его сердце. Проще было покорить гранитную глыбу. Маркиз оставался холоден и равнодушен к любым знакам внимания женщин, к их кокетству и попыткам покорить недосягаемое. Некоторые женщины быстро отступили, некоторые озлобились и начали распускать слухи, якобы он сам уложил их в постель, но оказался несостоятелен, некоторые упорно продолжали попытки. Ему было все равно.

Когда Риниэль произнесла: «Я Избираю Тебя, Ревин» – поначалу он просто не понял, что случилось. Он ничего не знал о феях. Он не мог и помыслить, что между ним и Риниэль могут быть отношения мужчины и женщины. Много дней и ночей они провели бок о бок и спина к спине, но Долан оставался так же безразличен к ней, как к остальным женщинам после смерти Аделии. Ни помысла, ни тени желания не вызывала девочка, так похожая на его среднюю дочь Илану.

«Рини, ну зачем?! – воскликнул он, когда фея объяснила ему фразу Избрания. – Я ведь даже не в отцы – в деды тебе гожусь! Что ты будешь делать с такой развалиной? Да еще после всего, что я тебе причинил. Не надо, отмени это!»

«Избрание невозможно отменить, Ревин. И это не в моей власти. Я лишь следую Судьбе Феи. Она Избирает за нас. Она мудрее нас. Если судьба решила, что мы должны быть вместе, кто мы такие, чтобы спорить с ней?»

«Но я стар, Рини. И связан с другой женщиной. Она в твоем теле, но она другая, не ты. Я не могу изменять ей».

«Если бы не мог, Избрания не случилось бы. И перестань говорить, что стар. Ты маг. Для магов возраст не имеет значения. Для фей – тем более».

Долан оставил попытки убеждать фею переменить решение, просто стал твердо выдерживать дистанцию. Когда они покинули предел Морехского леса, они перестали ночевать под открытым небом и стали останавливаться в трактирах. Каждый раз Долан упорно брал две комнаты, отдельно для себя и Риниэль. Хотя Артан дал ему совсем немного серебра – на экстренный случай, ведь магу не предполагалось покинуть пределы Морехи.

Экономил Долан, избегая ужинать в трактирах, предпочитал подстрелить дичь во время дневного перехода и приготовить ее на открытом воздухе. Риниэль изнывала, когда он ощипывал или свежевал добычу, а затем готовил на огне. Маркиз видел брезгливость девушки и надеялся, что это тоже отвратит ее от него.

Помогало мало. Каждый вечер Риниэль недовольно корчила рожицу, когда Долан в очередной раз просил две отдельные комнаты. В деревенском трактире на юго-западном берегу озера Фросах двух комнат не нашлось.

Они спустились в обеденный зал трактира. Долан заказал овощное рагу Риниэль и кружку яблочного сока себе. Ужин был для феи единственным приемом пищи за день, но она совсем не страдала от голода. Пока девушка уплетала рагу, маркиз осмотрел залу. За столом напротив сидела необычная пара – хоть и не настолько необычная, как они с Риниэль. Простолюдинка, чуть старше Рини, и мужчина, явно иноземец. Нельзя было определить, аристократ он или простолюдин по ремидейскому фенотипу.

С первого взгляда он вызвал у Долана неприязнь. С белобрысыми вихрами и льдистыми глазами, он осматривал каждую женщину в зале, словно добычу. Не избежала подобного взгляда и Риниэль. Когда холодные глаза чужеземца остановились на фее, Долан ощутил прилив гнева. Как смеет этот наглец так смотреть на его жен… Его?! Неужели он считает Риниэль своей женщиной?

Маркиз взял себя в руки. Не хватало еще ревновать фею к первому встречному. Они даже не разговаривали. И у него нет права ставить Риниэль условий. Может, она все-таки передумает и Изберет другого мужчину. Если нельзя отменить Избрание, может, возможно хотя бы перенести на другого, более достойного, чем он…

Долан отвернулся от белобрысого нахала и посмотрел в противоположный угол трактира. Там, на крючке возле хозяйской стойки, висела лютня. Его охватила тоска по дому в Гвирате. Там у него была лютня, и он нередко играл на ней… для Аделии. Риниэль проследила за его взглядом.

– Ревин, ты умеешь играть?

– Умел… когда-то.

– Значит, умеешь и сейчас! Папа говорил, раз научился владеть инструментом, не разучишься уже никогда!

Долан посмотрел на девушку новым взглядом. До него дошло, что он не знает о ней ничего – откуда она родом, из какой семьи… Почему-то ему непреодолимо захотелось сейчас узнать это. Почти так же непреодолимо, как взять в руки лютню, коснуться струн, услышать родное звучание…

– Кем был твой отец, Рини? Где вы жили?

Лицо девушки омрачилось.

– Во Фрондаре. Папа был мастером ювелирного цеха. Теперь нет ни папы, ни цеха, ни Фрондара.

Крупный промышленный город Фрондар находился в черте Сожжения. Магов в нем почти не было – как во всех промышленных регионах. Ни одно здание не устояло под магической защитой. Город исчез с лица земли.

– Расскажи, – попросил Долан так мягко, как мог.

Он чувствовал себя причастным к тому, что произошло с феями в правление Кэрдана. Он не пытал фей и не мог помешать, но он был в Распете, зная, что феи заточены в подземных казематах, и что с ними вытворяют немыслимые злодейства. Он был внутри системы и принимал, поддерживал ее. А теперь перед ним сидит эта девочка, у которой отняли родителей. И которая сказала ему – «Я Избираю тебя».

– Мама была феей земли. Ее звали Керулад, фея Прозрачного Камня. Она покинула Элезеум тридцать лет назад, чтобы научиться работать с самоцветами и драгоценными камнями. Во Фрондаре стоял лучший ювелирный цех Ремидеи. Она пришла туда и попросила принять ее. Конечно, они не отказали. Любой цех счастлив принять фею земли. Ни один смертный не бывает столь искусен в ремеслах. Тринадцать лет она работала там… а потом выбрала моего отца. Она ушла со мной в Элезеум, когда мне исполнилось четыре года. А через семь лет вернулась. Прямо в лапы черноплащникам. С тех пор я не видела ни ее, ни папу…

Риниэль вытерла рукавом слезы.

– Прости. Прости, Рини. Если можешь.

– Ты не виноват, Ревин. Не ты. Сыграй для меня, пожалуйста.

Долан неуверенно посмотрел на нее. Он никак не мог привыкнуть к странностям и противоречиям в характере и настроении феи. Она плакала, вспомнив сгинувших родителей, но просила его сыграть. Для него это было непостижимо. Музыка была для него выражением радости. Бездонный взгляд Риниэль смел его сомнения. Мужчина решительно поднялся и подошел к хозяйке за стойкой трактира.

– Досточтимая монна, исправен ли ваш инструмент? – он кивнул на лютню.

– Чего ж неисправен, третьего дня проезжал тут один менестрельчик, побренчал.

– Дозволите ли?

– Если крамолу не станете распевать. Для того и держу, чтобы досточтимые гости развлекали друг друга.

Долан снял лютню с гвоздя, вернулся за столик. Его взгляд оживился. В глазах Риниэль тоже полыхнули знакомые искорки задора. Маркиз сел, устроил лютню на коленях, взял аккорд, перебрал струны. Инструмент слегка расстроился за три дня с отбытия проезжего менестреля. Долан подтянул струны, настраивая на слух, снова щипнул. Минуту он перебирал аккорды, вспоминая мотив и гармонию песни, что сама просилась на язык в это мгновение. Затем запел:

Поговори со мной. Еще не время спать.

Разделим груз, который мы несем.

Есть кое-что, о чем я не могу сказать…

Но намекнуть могу, пожалуй, обо всем!

Ты спросишь тихо: «Как твои дела?

Где прожил ты, в каких краях бывал?

Откуда шрам? И не сильно ль жгла

Застывшая в груди слепая сталь?»

Голос певца ненадолго смолк, уступая место короткому проигрышу. Звуки лютни – светлые и печальные одновременно – заполнили залу трактира. Посетители смолкли, вслушиваясь в мотив – неприхотливый, но трогающий до глубины сердца.

И замолчав, ты улыбнешься мне.

И я отвечу – снова невпопад:

«Ты знаешь, я готов гореть в огне

Лишь за один твой мимолетный взгляд…»

Поверить мне, наверно, тяжело —

Ведь искры слов моих погасли взаперти…

А ты прозрачной стала, как стекло.

Прошу тебя – постой, не уходи…

[Авторы и исполнители песни «Поговори со мной» – кантрибэнд из Екатеринбурга «Чистая Река»]

Долан взял последний аккорд и поднял голову на Риниэль. По щекам феи катились слезы. Он встал, положил лютню рядом с собой, подошел к девушке, опустился перед ней на колени и взял ее руки в свои.

– Прости, малышка… Если бы я знал, спел что-нибудь повеселее…

– Ревин… – прошептали губы феи, и маркиз вздрогнул. Голос Аделии.

– Дел… Ты слышала…

– Слышала… И вспоминала… Прости… Ты пел эту песню не мне, другой. А я не выдержала и заняла ее тело. Эта мелодия… Твой голос… Я не смогла сдержаться, Рен…

Долан испытывал странные противоречивые чувства. Дел, его Дел пришла, чтобы услышать его. Каждое ее появление в теле Риниэль было нежданным подарком для маркиза. Но сейчас… Он действительно пел эту песню не ей, а фее. Песню, которую долгие годы исполнял лишь для Аделии, для единственной любимой. Он чувствовал себя вором, который похитил сокровище у одной женщины, чтобы одарить другую. Но которую из двух он обокрал?.. Которая была законной хозяйкой?

Аделия обвила его шею тонкими изящными руками Риниэль, нежные губы коснулись седых волос. Он зарыдал, не думая о десятках пар глаз, что могли видеть их в эту минут.

– Дел… Ох, Дел… Почему Создатель так несправедлив? Почему все так?

– Все будет хорошо, Ревин, – шепнула она, гладя его по голове – совсем как раньше. Она всегда обнадеживала, его Дел. – Давай уйдем отсюда. Люди смотрят.

Она встала со стула, потянула его за руку, и он поднялся, послушный своей мудрой Дел. Они покинули обеденный зал, оставив лютню на столе. Держась за руки, вошли в номер.

– Поговори со мной, Дел, – прошептал он умоляюще. – Не уходи.

– Ревин… Я не могу… Сейчас – особенно. Эта девочка хочет быть рядом с тобой. Ей больно, когда ты отталкиваешь ее. Ты нужен ей.

– А тебе, Дел?

– Мне нужна свобода, Рен. Я хочу вернуться на Путь. Обещай, что найдешь способ освободить меня.

– Обещаю, Дел. Я потратил пять лет, чтобы вернуть тебя в наш мир. Если потребуется еще пять, чтобы вернуть обратно, если потребуется вся моя оставшаяся жизнь – я найду способ. Ты получишь свободу, любимая. Прости…

Аделия вздохнула и закрыла глаза. Долан обнял ее, прижимаясь щекой к густым темным волосам, совсем не похожим на русые волосы Дел, но ставшим такими родными… Несколько минут мужчина и девушка стояли не шевелясь. А потом фея слегка повернула голову, и их губы соприкоснулись. Риниэль – Долан сразу понял, что это она, – поцеловала его мягко и робко. Он больше не мог сдерживаться и отталкивать ее. Он ответил на ее поцелуй – жадно, страстно, наконец позволив себе все то, от чего отказывался все дни после ее Избрания. И все годы после смерти Аделии.

Губы Риниэль, нежные и сладкие, раскрылись навстречу его поцелую, словно трепетные лепестки. Он вбирал вкус и запах ее языка, желая проникнуть глубже. Он подхватил фею на руки и уложил на тюфяк – тот самый, которого собрался избегать всю ночь. Аккуратно расстегнул пуговицы на легкой рубашке, обнажил маленькую грудь. Волна блаженной истомы окатила его. Как он мог столь долго воздерживаться от желанной близости с феей, отказывать себе в счастье? Риниэль повела худенькими плечами, сбрасывая рубаху. Долан припал к ее груди, лаская губами и языком. Девушка прерывисто задышала, тонкие пальцы перебирали его поседевшую шевелюру. «Ревин…» – возбужденно прошептала она. Он не мог различить, кому принадлежит шепот – Риниэль или Аделии. Прежде каждый раз, когда он желал Риниэль, его останавливал стыд перед Аделией. Если она вернется в сознание, когда он будет любить фею, если увидит, как он изменяет ей с другой… Если почувствует его вожделение. Сейчас он по-прежнему осознавал, что Аделия может в любой момент появиться, как сделала это во время песни. Но не мог остановиться. Влечение к Риниэль стало непреодолимым. Если Аделия придет именно сейчас – так тому и быть. Он больше не в силах противиться коварной судьбе, что поймала его в ловушку собственных противоречивых влечений. Будь что будет. Он возьмет Риниэль – теплую, нежную, страстную, и отдаст ей себя. Аделия по-прежнему будет стоять между ними. Но не как стена, а как мост. Не разделять, а соединять. Или Риниэль – мост между ним и Дел. Ревин Долан не хотел сейчас думать об этом. Он хотел любить женщину в его объятьях, кем бы она ни была.

Счастливая Риниэль обвивала ногами его бедра, нежное, почти детское личико сияло. «Я люблю тебя, Ревин», – прошептала она. Сколько раз за ночь он слышал этот шепот, возбуждаясь сильнее от слов, которые не надеялся услышать больше ни от одной женщины. Его сердце колотилось, как отбойный молот, когда тонкие пальчики Рини касались его загрубевшей кожи. Как он мог тянуть, ждать так долго?!

– Я люблю тебя, Рини, – шепнул он в ответ. И добавил про себя: «Я люблю тебя, Дел», – в надежде, что она неведомым чудом услышит его. Странным образом соитие с феей не испарило его чувство к Дел, а напротив, сделало еще острее и ощутимее. Словно он и впрямь обладал ею в теле Риниэль.

За ночь они спали не больше трех часов, засыпая на короткое время и почти сразу же просыпаясь от томительной, будоражащей близости чужого тела – такого непривычного и такого желанного… Они лежали лицом друг к другу, Риниэль устроила голову на плече Долана, и он не смел шевелиться и менять положение, чтобы девушка не отстранилась от него. Второй рукой он крепко прижимал к себе ее бедра, не желая терять ни секунды блаженного соприкосновения.

Когда небо за узким окном из черного стало серым, Долан заставил себя оторваться от любимой.

– Пора идти, Рини…

– Давай останемся подольше, Рен… Пожалуйста…

– Рини, любимая… Я хочу поскорее привести тебя в Долан-холл. Сводить на скалу Кертас, поцеловать на берегу океана… Ты была у Закатного Океана, любимая?

Фея мотнула головой, и темная волна пушистых локонов нежно накатилась на лицо Долана. Он погрузился в нее, вдыхая запах трав и цветов.

– Я хочу показать тебе, как солнце опускается в океан. Хочу обвенчаться с тобой и назвать женой перед Создателем и людьми. Чем раньше мы выдвинемся, тем скорее придем домой… Я скучаю по дому, Рини. Скучаю по тебе в нем.

– Но я же рядом, Ревин! Ты не хочешь побыть со мной здесь и сейчас?

Он улыбнулся, неожиданно широко и по-мальчишески. Никто не видел улыбку маркиза Долана уже много лет.

– И этого я тоже хочу, Рини. Но больше всего хочу привести тебя домой.

Девушка скорчила недовольную гримасу и приподнялась на постели. Сердце Долана затрепетало, когда он увидел ее изящное, непринужденное движение. Как он мог не замечать раньше ее поразительной красоты и грации?! Одержимость Аделией сделала его бесчувственным слепцом. Что бы с ним стало, если бы Рини не согрела, не смягчила его зачерствевшее сердце?..

Они оделись, собрали немногие вещи, что успели вынуть из мешков со вчерашнего вечера. Долан открыл дверь и вынул из скважины ключ, чтобы вернуть хозяйке. Они вышли в коридор и подошли к лестнице, что вела в обеденную залу. Еще из коридора они услышали шум и отголосок скандала внизу. Похоже, кто-то с кем-то ругался. Спустившись, Долан едва не уткнулся в неприятного белобрысого молодчика, что вчера похотливо таращился на Риниэль. Тот мгновенно обернулся, услышав шаги за спиной, смерил Долана профессиональным взглядом. Маркиз демонстративно посмотрел в сторону, показывая, что неприятности ему не нужны.

– Позвольте пройти, господин.

Он использовал нейтральное обращение, уместное на общеремидейском как к аристократу, так и к простолюдину.

Тот оскалился.

– Проходите… господин.

Долан пропустил вперед себя Риниэль, крепко сжимая ее руку. При виде девушки молодчик вновь плотоядно ухмыльнулся, несколько не стесняясь присутствия другого мужчины. Долан посмотрел ему прямо в глаза. Если до этого он демонстрировал намерение избежать неприятностей, то сейчас показал белобрысому, что готов к неприятностям, если тот переступит черту дозволенного. Чужеземец хмыкнул, но остался стоять где стоял.

Обмен взглядами между мужчинами занял пару секунд. Все это время под лестницей продолжалась шумная сцена, которую путники заслышали еще сверху. Рядом с белобрысым стояла его вчерашняя темноволосая спутница. Она держала на руках младенца. Чуть поодаль Долан увидел молодого парня, на которого наткнулся вчера у конюшен, когда они с Риниэль только что явились в трактир. Парень вычищал конюшни. Долан обратил внимание, что у него лицо аристократа. Но не придал этому значения. Парень мог быть бастардом. А если и нет – в Сожжении немало аристократов лишились имения и средств к существованию. Чтобы выжить, некоторым приходилось заниматься неблагородным трудом.

Лицо юноши покраснело, он сжал кулаки. На него наседала молодая женщина. Она стояла спиной к лестнице, и Долан не видел ее лица, но разглядел, что она, как и черноволосая служанка, держала на руках младенца.

– Как ты посмел выслеживать меня?! – вопила она юноше. – Я сказала, что не хочу видеть тебя, гнусный предатель! Не смей следовать за мной!

– Я не предатель, миледи! – пылко возражал молодой мужчина. – И я не следовал за тобой. Третью ночь я ухаживаю за лошадьми в сем трактире, чтобы заработать на дорогу до столицы.

– Убирайся, негодяй! – продолжала кричать девушка. – Не загораживай проход. И если я увижу тебя еще раз на моем пути, сверну тебе шею, мерзавец!

– Я не предавал тебя, – повторил юноша, тихо и безнадежно.

Долан и Риниэль прошли мимо скандалящих. Долан открыл дверь и отступил, пропуская Риниэль. Еще минута, и они оказались бы снаружи, покинув скандальную леди, ее слуг и несчастного конюха, которому не посчастливилось чем-то ее разгневать. В этот момент Риниэль оглянулась и вскрикнула, увидев лицо орущей девушки.

– Серена! Как ты здесь оказалась?!

Услышав это имя, и скандалистка, и конюх одновременно повернулись к Риниэль и воскликнули:

– Что?! Вы знаете Серену?!

Четыре человека, два мужчины и две девушки, пара влюбленных и пара бранящихся, изумленно воззрились друг на друга. Пара слуг – чернявая девушка и белобрысый мужчина – наблюдали за ними с лестницы. Долан понял, что его любимая обозналась. Громогласная девушка не была Сереной, хоть и походила на нее как две капли воды. Риниэль воскликнула:

– Ты Адеир!

– Откуда ты знаешь мое настоя… Ты фея?!

– Как и ты. Я знала твою мать, Лораин. И видела твою сестру.

И снова фея Адеир и конюх вопросили в один голос, забыв о сваре:

– Где?! Когда?!

– В Морехском лесу, около трех недель назад.

– Она жива! Как она туда попала?! Умоляю, монна, расскажите о Серене все! – кричали конюх и фея, перебивая друг друга.

– Она шла из столицы в Кситлану. Искать своего возлюбленного, солдата.

Юноша издал стон.

– Создатель! Зачем?.. Зачем она…

Фея ответила:

– Затем что любит тебя, кретин. Если бы она знала, каков ты… Если Создатель даст нам свидеться, я расскажу ей о тебе. Ты предашь ее точно так же, как предал меня…

Внезапно юноша подскочил к фее, схватил ее за руки и отчеканил в лицо:

– Я. Не. Предавал. Тебя. Хочешь верь, хочешь нет, но прекрати оскорблять меня. Я никому не сообщал ни о тебе, ни о Придворном Маге. Клянусь в том честью и памятью погибшей семьи и любовью к твоей сестре!

Зеленые глаза феи полыхнули сомнением. Чернявая служанка приблизилась к ней, тронула за руку и обратилась неожиданно фамильярно:

– Эдди, вряд ли это был Люс. Ты упоминала, он пришел с тобой из Кситлану. Маловероятно, что он знал, кому докладывать о твоем приезде в Кедари… То есть, о приезде твоего бра… мужа. Это должен быть кто-то из постоянных обитателей поместья.

Сомнение феи росло, теперь она казалась растерянной.

– Но кто тогда?.. Кто мог посметь? Кедари им родное. Они не могли подвергнуть его опасности…

– Я пыталась вызнать у леди Жа’нол, – продолжала чернявая простолюдинка. – Она не сказала. Но быть может, тот, кто сообщил ей о приходе Кэрдана, хотел помочь, а не подвергнуть опасности?..

Фея вспыхнула.

– Будьте вы все прокляты со своей помощью! Что мне теперь делать?!

Брюнетка погладила ее по руке.

– Давай возьмем с собой Люса. Мы тоже идем на восток. И возможно, нам тоже придется идти в Кситланию. Даст Создатель, мы вместе сумеем найти твою сестру.

Зеленые глаза феи недовольно сверкнули. Она молчала мгновение, размышляя, затем, приняв решение, обратилась к конюху по имени Люс:

– Собирай свои вещи, пойдешь с нами. Не трать время, чтобы забрать положенные тебе медяки у трактирщицы. Рози сейчас купит тебе лошадь на деньги своих ун-чу-лай, раз уж это ее идея. Да, Рози?

Чернявая неуверенно кивнула. Люс метнулся из обеденного зала в помещение для слуг. Фея повернулась к белобрысому:

– Ступай помоги Рози выбрать лошадь.

Тот не двинулся с места, а процедил сквозь зубы:

– А волшебное слово, цыпочка?

– Пожалуйста, помоги Рози выбрать лошадь, – холодно повторила фея Адеир.

– Неправильно, – ухмыльнулся белобрысый. – Волшебное слово – я тебе отсосу.

Фея и бровью не повела в ответ на хамство.

– Сам себе отсосешь. Или твоя Жа’нол. Или Вета. Что она тебе ответит, если посмеешь заговорить с ней в таком тоне?

– Ты не Вета, цыпочка. Мозгов не хватает. Если цыпочке не хватает мозгов, она работает глоткой.

Белобрысый заржал, подхватил под руку чернявую Рози и вывел из трактира. Долан понял, что сильно ошибся в статусе трех путешественников. Фея явно не была хозяйкой, а белобрысый и чернявая – слугами. Когда они вышли, Эдди-Адеир повернулась к Риниэль.

– Ты сказала, что видела мою мать… Когда?.. Неужели тогда же, когда Серену?!

Рини покачала головой.

– Много раньше. Несколько лет назад, в Элезеуме.

– Ты была в Элезеуме?!

– Я жила там семь лет. Я знаю твою историю, Адеир. Мне жаль, что твой брат так поступил с тобой и сестрой. Я желаю тебе найти Серену, а потом вернуться в Элезеум.

– А ты? Почему ты вернулась, если была там?! Если бы только я могла не возвращаться оттуда…

Риниэль склонила голову.

– Я понимаю, Адеир. Феи воздуха более других сестер нуждаются в пространстве Элезеума. Не то с нами, феями огня. Для нас его бытие слишком безмятежно. Слишком бесстрастно. Мы всегда с головой окунаемся в страсти смертного мира. Его события, его переживания – для нас воздух и пища.

Адеир закусила губу в смятении.

– Я ничего не знаю о феях… Как тебя зовут?

– Риниэль. Я понимаю, сестра. Позволишь ли поделиться с тобой теплом?

Адеир недоуменно посмотрела на Рини, та пояснила с улыбкой:

– Обнять тебя! Так сестры говорят друг другу.

– Я… Да. Спасибо, Риниэль…

Фея воздуха неуверенно протянула руки, Риниэль крепко обняла ее. Каким-то чудом Долан ощутил, как горячая волна перетекает от его любимой к фее Адеир – во дворце ее называли Эдерой Кедар – отогревая несчастную девушку, как некогда отогревала его самого. В очередной раз маркиз испытал прилив ненависти к бывшему учителю, Придворному Магу Кэрдану, что искалечил жизни стольких невинных, прекрасных существ.

Девушки замерли в объятиях друг друга. Вернулся Люс, одетый и при шпаге. Как и Долан, он ощутил странное веяние в воздухе, окутавшее двух фей. Он остановился на пороге, чтобы не спугнуть дивное и непостижимое очарование иного мира, иных сущностей. Прошло несколько минут.

– Расскажи мне об Элезеуме, – попросила Адеир. – О вечной весне и травоядных кошках, которых поят молоком оленихи…

Риниэль улыбнулась.

– Это все формы. Весна, кошки, оленихи, молоко… Элезеум способен принимать бесчисленное множество форм. За ними стоит единая суть. Когда ты попадешь к нему, ты постигнешь ее. Единение. В Элезеуме ты едина со всем, что наполняет его. С сестрами, с кошками, с весной – с любыми формами. Формы теряют значение. Ты понимаешь, что они могут перетекать друг в друга с легкостью, могут появляться и исчезать – все это не имеет такого значения, как в смертном мире, мире твердой материи. Здесь все создано прочно и надолго, и рассоздание вызывает много боли. Не то в Элезеуме, где ничего не зафиксировано навек. Единение – вот что имеет смысл, а не то, что зафиксировано. Не то, что имеет форму.

Зеленоглазая фея зачарованно слушала Риниэль. Люс и Долан не понимали ни слова. Долан просто смотрел на любимую, наслаждаясь ее тонкими изящными чертами. Он снова ощутил, что появление Риниэль в его жизни – невероятная несправедливость бытия. Вся ее красота принадлежит ему, незаслуженно. Люди привыкли гориться на несправедливость Создателя, когда Он обрушивал на них несчастья и катастрофы. Но точно так же несправедлива была Его немыслимая милость, Его благодать, коей Он осыпал недостойных… Таких, как он, Ревин Долан.

Девушки продолжали говорить. Появилась недовольная хозяйка, требуя, чтобы они заказали что-нибудь, раз уж сидят и занимают столик. Адеир отмахнулась:

– Принесите, что хотите в какую хотите цену, только без мяса. Я оплачу. И накормите вашего бывшего конюха достойным завтраком, за мой счет.

Долан почувствовал голодное урчание в желудке. Риниэль кинула на него быстрый взгляд.

– Сестра, могу я попросить тебя угостить завтраком моего Избранника? У нас совсем мало денег, а дорога предстоит до Закатного Океана…

Адеир присвистнула, вызвав очередной недовольный взгляд трактирщицы. Некоторые простолюдины верили, что свист отпугивает богатство.

– Твоего Избранника? Воистину, судьба подчас странно шутит над нами… Он хотя бы не принуждал тебя Избрать его?

Риниэль улыбнулась.

– Он то и дело понуждал меня отменить Избрание. Все никак не может поверить, что оно необратимо.

Адеир вздохнула.

– Необратимо, поверь, – сказала она Долану. – Если бы я могла отменить свое, сделала бы это тысячу раз. Досточтимая монна! – окликнула она трактирщицу. – Накорми самым сытным завтраком милорда! Я плачу за все!

Выкрикнув это, она прибавила так, что услышали только Риниэль и Долан:

– Плачу не я, но пусть только Рози попробует не раскошелиться!

Когда вернулась брюнетка Рози и белобрысый, все пятеро, включая младенца, успели доесть завтрак, Адеир и ее грудничок – второй на сегодня, а Долан, Рини и юноша Люс – лишь первый. С ехидной усмешкой Адеир велела Рози:

– Заплати трактирщице, сколько она скажет. И выдай двадцать золотых Риниэль. Зря что ли у твоих ун-чу-лай денег куры не клюют?

Рози беспрекословно вытащила из-под фартука тяжеленный кошель, отсчитала двадцать монет и положила на стол перед младшей феей. У Рини отвисла челюсть. Долан не переставал дивиться нескончаемой милости Создателя. Неужели он попал в сказку?

Рози подошла к трактирщице, рассчиталась и вернулась обратно.

– Лошадь для Люса куплена и оседлана. Мы можем ехать.

Адеир встала из-за стола.

– Спасибо тебе, сестра. За новости и… за твое тепло. Я надеюсь встретить тебя однажды… в Элезеуме.

Рини улыбнулась.

– Когда-нибудь непременно. Я рада, что мы встретились. Легкого тебе пути, Адеир.

– Легкого тебе пути, Риниэль. Будь счастлива с Избранником. Да хранит вас Создатель.

Феи еще раз обняли друг друга. Хмурое, напряженное лицо Адеир разгладилось после встречи с такой же, как она. Долан, Риниэль, белобрысый и Люс подхватили вещевые мешки и баулы, Адеир и Рози – младенцев. Вся компания направилась к выходу. И в этот момент раздался тревожный бой колоколов. Шестерка замерла. Кто-то из слуг, снующих по залу, завопил:

– Набат! Зандусы идут!

Долан бросился к окну, но соседние с трактиром дома заслоняли обзор. Он взметнулся по лестнице и осторожно выглянул в окно третьего этажа. Южный горизонт был ровным и безмятежным. Никаких следов нашествия зандусов. Долан обежал коридор до противоположной, северной стены, выглянул в окно… и схватился за рукоять меча. На северной окраине деревни полыхали огни. Долан разглядел между горящими домами силуэты странных существ – до пояса как люди, а ниже – шерсть, козлиные ноги и огромный неприкрытый член. Он бросился обратно к лестнице, сбежал вниз, крича: