Текст книги "Королева Камилла"

40

Ближе к вечеру в маленькой гостиной Чарльза и Камиллы собрались все Виндзоры и их собаки; в комнате теснились тринадцать человек и девять животных. Грэм еще не спустился, он сидел в спальне на кровати, тщательно расчесанный, и щупал жидкие усики, которые решил отпустить несколько дней назад. Он переживал, что слишком похож на Гитлера: пожалуй, зря он надел коричневую рубашку. Грэм поднялся и прислушался к гулу голосов. Внизу говорили практически только о собаках. Но почему не о нем?

Вот так всегда. Его вечно ставят после собак. Приемная мать тоже спускала семейное состояние на инсулин для Тоника с его притворным диабетом. Грэм раз сказал ей, что чем вбухивать столько в инсулин и изо дня в день морочиться со шприцами и уколами, разумнее дать Тонику издохнуть. Но родители пришли в ужас от такой мысли. Грэм и поныне не мог без обиды вспоминать, как много внимания они уделяли Тонику и как забрасывали его, собственного ребенка, когда он валялся с гриппом.

Раздался стук в дверь, и в спальню вошла мать. Села рядом с Грэмом, взяла его за руку и призналась:

– Я ужасно нервничаю. А вы?

– Да, я теперь жалею, что отпустил усы. Я похож на Гитлера?

– Может, стоит немного растрепать волосы и расстегнуть воротничок рубашки?.. – предложила Камилла.

Грэм послушно расстегнул одну пуговицу, но разворошить прическу так и не смог себя заставить. Он носил ее неизменной с раннего детства. У него была фотография в полугодовалом возрасте в ползунках, там он коротко острижен сзади и на висках, и у него аккуратный косой пробор.

Мать с сыном гуськом спустились в гостиную. Грэм втайне предвкушал всеобщее внимание. Сейчас на него устремятся все глаза. Грэму вспомнилось одно из наставлений, которые давала ему приемная мать: «Если на тебе чистые носки и трусы, ты в любой обстановке равен любому человеку». Грэм не особо верил в эту формулу. В конце концов, бывают же серийные убийцы, неукоснительно заботящиеся о личной гигиене. Но теперь, когда ему предстояло сделать шаг из простолюдинов в аристократы, эти слова немного успокаивали.

Камилла с Грэмом вошли в комнату, и все сразу же обернулись, а собаки завыли, поскольку Фредди просветил их насчет Грэма, сообщив, что это второй по порядку наследник трона, способный задвинуть подальше других претендентов. Особенно надрывался Олторп, пес принца Уильяма. Он выл громче всех и умолк последним, когда Чарльз прикрикнул:

– Тихо вы! Из‑за вас собственных мыслей не слышно!

Воспользовавшись тишиной, принц поспешил объявить:

– Моя жена хочет кое‑что сообщить… Это, э… чудовищно важно. Этот молодой человек… э… это Грэм Крекнелл.

Грэм нервно потрогал усики. В комнате повисло выжидательное молчание.

Чарльз, похоже, затруднялся подобрать дальнейшие слова, и за него продолжила Камилла:

– Грэм – мой сын, я родила его в восемнадцать лет.

Молчание длилось.

Нарушил его Эндрю:

– Не парься, Кэм. Тут у каждого найдется пара скелетиков в шкафу.

– Да, – великодушно поддержал Уильям. – Это круто, Камилла. На дворе двадцать первый век.

– Просто чума, – поддакнул Гарри.

Королева выразительно посмотрела на Чарльза, побуждая его объяснить положение Грэма в семье.

Чарльз поперхал, подергал запонки и наконец сказал:

– Да, значит, Камилла мать Грэма, а я… ну, в общем, грубая правда в том, что… э… я его отец.

– Думаю, было бы уместно, если бы ты назвал нам дату рождения Грэма, – сказала королева.

– Он родился в половине шестого утра 21 июля 1965 года, – проговорила Камилла. – Мне было всего восемнадцать, Чарльзу шестнадцать…

– Молоток, братец! – одобрительно воскликнул Эндрю.

– Это случилось в последний вечер конкурса «Лошадь года», – продолжала Камилла. – Мы оба были очень юны и ужасно влюблены друг в друга.

Чарльз, лавируя между людьми и собаками, прошел к жене и встал рядом. Королева смотрела, как мрачнел Уильям, понимая, что он больше не второй наследник престола.

– Ну просто обосраться и не жить! – вскричал Спигги. – Добро пожаловать в семью, Грэм. – Он протолкался сквозь толпу и потряс Грэму руку.

Гарри прошептал Уильяму:

– Эта глупая рожа наш брат.

– Старший брат, вот что важно, – прошептал в ответ Уильям.

– И каков ваш титул, Грэм? – врастяжку спросила принцесса Кентская. – Он у вас есть?

– Пока нет, – ответил Грэм. – Но я думал о чем‑нибудь вроде принца Грэма Уотфордского. Я родился в Руислипе, но Уотфорд – более престижный город.

– Принц Грэм Уотфордский, – повторила принцесса Кентская. – Это какая‑то карикатура.

– Еще один гвоздь в наш гроб! – взвилась принцесса Анна. – Давайте сегодня же сложим с себя все титулы, – обратилась она к остальным, – и положим конец этому сраному балагану.

– Потише, подружка, – осадил ее принц Эндрю. – Говори за себя. Я твердо намерен жениться на моей Марсии, и я вроде как надеялся, что она станет фрейлиной королевы.

– Энн, тебе‑то хорошо, – сказал Эдвард, – ты всегда была большевичкой, но вот мы с Софией чтим традиции этой страны.

А София добавила:

– Мы воспитываем Луизу в надежде, что однажды она станет ее королевским высочеством принцессой.

Анна фыркнула:

– Видала я, как ваша принцесса носится с пацанами Маддо Кларка. Поберегите силы.

Уильям спросил королеву:

– Бабуля, ты все еще собираешься отречься?

Королева ответила:

– Уильям, я чувствую, что исполнила долг перед памятью отца и перед страной. Подошло время твоему отцу снять часть бремени с моих плеч.

Чарльз начал закипать гневом. Он решил, что лучше уж напрямую высказать то, что думает, чтобы не взорваться потом.

– Я всегда исполнял свой долг! – пылко заговорил принц. – Больше пятидесяти лет я неустанно служил семье. Таскался по мелким фабричонкам в дебрях промзон, заставлял себя изображать, будто мне интересны их треклятые станки. Ездил по школам, стоял за спинами детишек и смотрел, как они хвалятся своими паршивыми компьютерными навыками. Утешая пострадавших в железнодорожных крушениях и прочих ужасах, я всегда пытался придумать, что сказать такого, чтобы не было поверхностно и лицемерно. Я не собираюсь становиться королем, хотя непререкаемые авторитеты и заверили меня, что Камилла может стать королевой…

– Я готова к тому, чтобы она ею стала, – прервала сына королева.

Камилла вяло улыбнулась.

– Отлично! – вскинулась Анна. – Значит, уладили. Можем мы все теперь свалить домой? Спайку давно пора в постель.

– Не прикрывайся мной, – гавкнул Спайк.

Чарльз, перекрикивая Спайка, закончил свой монолог:

– Грубая правда в том, что я не хочу быть королем и не хочу подвергать Камиллу давлению и жестокостям публичного внимания. Я просто хочу… ну… жить по – простому.

– Ты говоришь, ты этого хочешь, – сказала королева. – Но как ты собираешься поступить?

Чарльз попробовал вообразить, как Грэм с балкона Букингемского дворца приветствует толпу вылупивших глаза подданных. Это отдавало Нюрнбергом.

– Я не знаю, – признался он.

Уильям поднялся и вышел из комнаты, за ним тут же последовали Гарри, Олторп и Карлинг. Входная дверь грохнула. Уильям и Гарри выбежали на улицу, собаки – за ними по пятам. Королева зарылась лицом в загривок Гарриса, и все, кроме Грэма, вдруг принялись гладить собак и болтать с ними.

Грэм надеялся, что его появление больше порадует родню. Привалившись к стене, он ждал начала фуршета. Мать попросила его помочь и подала блюдо тартинок обнести гостей. Однако вечер не перешел в праздник: слишком много концов не сошлось, важные вопросы не получили разрешения.

Анна попыталась вовлечь Грэма в светскую беседу.

– Я раз проезжала через Руислип, – припомнила она. – По дороге в Слоу.

– А откуда? – спросил Грэм.

– Из Харроу.

– Тогда тот, кто вам это посоветовал, идиот, – сказал Грэм. – Быстрее было бы ехать через Уэмбли и по А40, вообще не проезжая Руислип.

Не получив от своего короткого разговора никакого удовольствия и поняв, что приятнее он не станет, собеседники двинулись в разные стороны.

Когда Грэм предложил кростини с сардинами и помидором Софии, та в ужасе замахала руками, будто ей подсунули свежесрезанный кусочек источенного червями трупа.

– Да это живой калий. – София передернулась. – Почему мою диету никто не принимает всерьез?

Грэм завел рассказ о собственной диете, поведав Софии, что в детстве мучился от запоров и теперь живет почти исключительно на овсянке, сливах и грушах. Увлеченно показывая Софии механизм происходящего в толстом кишечнике, он не заметил, что взгляд принцессы остекленел и она начала медленно пятиться.

Увидев, что Грэм снова остался один, Камилла пожалела его и подвела к Марсии, сообщив:

– Марсия была учительницей.

Грэм сказал:

– О как! Если династию реставрируют и вы выйдете за принца Эндрю, можете стать министром образования.

Камилла и Марсия озадаченно переглянулись.

– Я же не политик, – сказала Марсия.

– Но если мой отец, принц Чарльз, станет королем, он может назначить вас как министра короны[77]77
  Министры короны – формальное понятие в британской конституции, исторически – министры, назначенные королем.


[Закрыть]. – пояснил Грэм.

Сколь скудны ни были познания Камиллы в области конституции и законов, она поправила сына:

– Грэм, у короля и королевы нет такой власти.

– Но министры должны получать одобрение монарха, – возразил Грэм. – Они должны присягать на верность королю или королеве. Полагаю, мама, ты убедишься, что я прав.

Грэм в первый раз назвал Камиллу мамой. Это слово кинжалом вонзилось в ее сердце.

– Когда я стану королем, я не побоюсь применять свою власть.

Услышав это, в разговор вмешалась Елизавета:

– Мистер Крекнелл, у нас теперь нет абсолютной власти. Мы правим по совету[78]78
  Большинство прерогатив монарха в Великобритании исполняют министры, некоторые прерогативы номинально выполняются монархом по совету премьер – министра и правительства.


[Закрыть].

– На дворе двадцать первый век, Грэм, – поддержал мать принц Чарльз. – Вся власть у парламента. У нас больше нет права назначать министров. Попытки править своевольно просто вызовут бунты.

Королева, усмехнувшись, добавила:

– Прошли годы с тех пор, как монарх мог приказать обезглавить врага, хотя иной раз случается и пожалеть о той традиции.

– Сильная полиция и армия быстро объяснят мятежникам, кто здесь босс, – настаивал Грэм. – К тому же теперь у нас есть высокие технологии. Кто управляет «Вулканом», тот управляет Англией.

– Ну, – заметил Чарльз, – я могу сказать только одно: «Вулкан», слава богу, абсолютно бесполезен.

– В прошлом году «Вулкан» начислил мне два миллиона фунтов месячного оклада, – вспомнила Марсия.

– «Вулкан» постоянно пишет мне на имя миссис Т. Хиоккупиер, – пожаловалась королева.

Камилла засмеялась:

– Недавно «Вулкан» сообщил мне, что моя искусственная нога готова и можно примерить и забрать. Я немного тревожусь, что где‑то есть другая Камилла Виндзор, которая скачет на одной ноге в ожидании своего протеза.

– Да, сейчас у «Вулкана» есть свои трудности, – согласился Грэм. – Но к тому времени, когда я взойду на престол, его должны довести до ума и добиться стопроцентной точности.

Чарльз и Камилла переглянулись: король Грэм оказался страшноватой перспективой.

Время приближалось к половине десятого, вот – вот должен был настать комендантский час; принц Чарльз подавал Елизавете пальто, и королева негромко сказала ему:

– Чарльз, я надеюсь, что ты поведешь эту страну верным путем. Ты обязан стать королем. Грэму потребуются годы выучки, чтобы он сгодился на трон. И да смилостивится над нами Господь, если он все же туда попадет.

Чарльз шепотом ответил:

– Мама, я просто не могу сейчас обсуждать такие важные вещи. Мне надо подумать.

– Чарльз, тут юлить не годится, – сдвинула брови королева. – Я хотела перепрыгнуть через поколение и передать власть Уильяму, но теперь…

Она посмотрела в другой конец комнаты на Грэма, который рассказывал принцу Эндрю, как стал бы управлять страной. Эндрю бодро кивал.

Камилла подошла попрощаться с королевой и услышала, как Чарльз говорит:

– Я согласен, Грэм немного, э… еще немного неотесан, но, мне кажется, в душе он славный парень.

Королева вздохнула.

– Откуда же тогда эти тревожные колокола у меня в голове?

Камилла сказала:

– Ваше величество, может, когда вы узнаете его получше…

– Я не имею желания узнавать его получше, – отрезала королева. – Я спрошу вас обоих об одном: будет ли Грэм подобающим образом олицетворять и представлять эту страну? Можете ли вы вообразить, как он встречает в Хитроу президента Соединенных Штатов или читает тронную речь на Рождество? Лично я не могу.

Королева окликнула Сьюзен и Гарриса, помахала всем на прощанье и вышла вон, объяснив, что ей нужно позвонить в интернат Фрэнка Бруно и узнать, все ли в порядке у Филипа и Гарольда Баньяна. После ухода королевы остальные гости, немного выждав, вереницей подались к дверям.

Когда все, прихватив собак, разошлись, Грэм сказал:

– По – моему, все прошло довольно неплохо, а? Хотя жаль, что так рано ушли Уильям и Гарри: мне бы хотелось поближе познакомиться с братьями. Может, позвоним им и позовем на партию в блошки?

– Не сегодня, – возразил Чарльз. – Уже начался комендантский час, и к тому же я беспредельно устал и не смогу двигать фишки.

– Давить! – с нажимом воскликнул Грэм.

Чарльз был чересчур взбудоражен, чтобы адекватно воспринять поправку. Не страдает ли Грэм синдромом Туретта, подумал он, не из‑за этого ли вырвалось у него пресловутое «Давить!», выдающее подспудное желание задавить отца?

– Давить? – переспросил Чарльз.

– В блошках давят, нажимают, – пояснил Грэм.

Камилла подумала: он совершенно как отец придирается к словам. Только вчера принц выговорил ей за то, что она спросила, в чем различие «Педигри» от других собачьих кормов.

Услышав ее вопрос, муж закрыл глаза и передернулся.

– Милая, – сказал он, – прошу тебя, будь внимательнее к грамматике. Это отличие бывает от, а различие – между!

– А кстати, – припомнил Грэм. – Почему Гарри в доме не снимает капюшон?

– У него болит ухо, – объяснила Камилла. Рассказывать про неврозы принца Гарри было выше ее сил.

Уильям и Гарри сидели на продавленном диване в своей захламленной гостиной, напротив на таком же ветхом диване сидели Шанель и Шанталь Тоби. В колонках гангста – рэпер выкрикивал под драм – энд – басс, что он хочет покрыть свою сучку золотом, потом отмутузить и отдать дружкам. Молодежь беседовала, перекрикивая музыку. Убавить громкость никому не приходило в голову.

То, что у Чарльза и Камиллы обнаружился внебрачный сын, девиц Тоби особенно не удивило: подобные открытия в их роду, а также у друзей и знакомых происходили едва ли не ежедневно.

– Ну и какой он, ваш брат? – прокричала Шанталь.

– Полубрат, – хором поправили молодые Виндзоры.

– Клевый? – спросила Шанель.

– Он такой неклевый. – скривился Гарри. – Он самый неклевый человек во всей стране, во всей Европе, во всем западном полушарии, во всем мире, в Солнечной системе, во Вселенной! – Гарри посмотрел на Уильяма: ему не хватало гипербол.

– Он запредельно неклевый, – выручил Уильям.

– Он щелкает драные фишки, – презрительно хмыкнул Гарри.

– Тьфу, мерзкий урод. – Шанель не вполне поняла, о чем речь, но уж очень подозрительно прозвучали слова принца.

Все четверо взялись подпевать рэперу, подхватив припев.

– Так ты, значит, не будешь королем? – крикнула Шанталь Уильяму.

– Похоже, нет.

– Но по крайней мере, ты всегда можешь вернуться к своим лесам.

– Триста лет назад, – завопил Гарри, – мы спокойно прикончили бы этого Грэма и голову его выставили на колу на Вестминстерском мосту.

– Да, – согласилась Шанель, – но теперь‑то есть анализ ДНК и всякие штуки. «Вулкан» узнает, кто это сделал, за пару часов.

А мягкосердечная Шанталь сказала:

– Мне его жалко, он не может быть таким плохим, как вы его выставляете.

– По – моему, он где‑то в середине аутистического спектра, – высказался Уильям.

– Ой, лапочка! – Шанталь всегда нравилось, если у мужчины имелась какая‑нибудь немочь. Тогда они не такие жуткие и с ними проще иметь дело.

Шанель объяснила:

– Ей нравятся пришибленные. Ее последний парень коллекционировал пакеты.

– Мне нравится, чтобы у парня было хобби.

Уильям рассмеялся:

– Пожалуй, вам с Грэмом стоило бы подружиться, а, Шанталь?

В тот же вечер Камилла, лежа в объятиях Чарльза, спросила:

– Дорогой, ты уже решил что‑нибудь?

– Быть или не быть королем – и вправду вопрос, – вздохнул Чарльз.

– Да нет. Нам нужно решить кое‑что поважнее, а? Если Акт об ограничении собак примут, кого из них мы оставим, а каких двух отдадим? Вот это вопрос.

Фредди, Тоска и Лео, сбившись в кучу, лежали в изножье кровати и ждали решения своей судьбы. Секундная стрелка изящных французских часов на тумбочке обежала полный круг, прежде чем Чарльз ответил:

– Не знаю.

41

На следующее утро Уильям валялся в постели, жалея, что не греют батареи, и упиваясь мыслью, что можно не вставать хоть до полудня: в полдень за ним собиралась зайти Шанталь. После нескольких банок «Смирнова со льдом» Уильям обещал познакомить ее с Грэмом.

– Это будет прикол, – хохотнул он.

Теперь принц жалел о своем порыве. Ему совершенно не хотелось снова встречаться с новым братцем. От одной мысли о нем Уильяма брало зло. Он злился на отца и на Камиллу, на их подростковую половую распущенность. Господи, ну почему они не воспользовались резинкой? Они похоронили его шанс стать королем – а ведь он с раннего детства стремился к этому! Уильям чувствовал себя так, будто пышный праздник в его честь отменили в последнюю минуту, и вот он стоит торжественно одетый, а идти некуда.

Однако у него, по крайней мере, есть Шанталь, а она красотка ничуть не хуже тех, кого показывают в кино и по телевизору. Любовниками в строгом смысле они еще не стали: дефлорация в продуктовом фургончике не особо порадовала Шанталь, и она поклялась до свадьбы «не раздвигать ноги». И в любви друг другу они не признавались, хотя и договорились не встречаться ни с кем больше.

Дожидаясь Уильяма в гостиной, Шанталь учила Олторпа стоять и служить. Принц Гарри сидел по – турецки перед телевизором, под звуки стрельбы и гортанных ругательств ведя воображаемую машину по улицам оцифрованных городских трущоб. Карлинг с интересом смотрел на экран: доедет ли машина Гарри до защищенной базы, не взорвут ли ее многочисленные гады, выпрыгивающие как будто из каждого переулка и из каждой подворотни.

– Смотри, я научила его новому фокусу, – объявила Шанталь. – Служи, Олторп, служи!

Пес оторвал передние лапы от пола и потянулся вверх.

– Скажи ей, чтобы перестала, а? – проскулил он принцу Гарри. – Такое унижение!

Гарри сказал:

– Умный чел. Это зверски умная хрень, чел.

Олторп опустился на четыре лапы и потрусил на кухню, бормоча:

– Сперва позор, потом пренебрежение.

Уильям втайне надеялся, что они не застанут Грэма. Но Грэм был тут как тут, во всей своей красе, – сидел за кухонным столом и обучал принца Уэльского и Камиллу премудростям игры в блошки. Он как раз собирался тиснуть фишку когда, подняв глаза, увидел на пороге Шанталь Тоби в луче света, опаляюще прекрасную в белой блузке и джинсах с широким кожаным ремнем.

Шанталь приветствовала его улыбкой щедро унавощенных блеском губ.

– Вы, должно быть, Грэм, – сказала она.

Чарльз поднялся на ноги.

– Грэм, это Шанталь Тоби. Она ухаживает за твоим… э… дедом в интернате Фрэнка Бруно.

Шанталь воскликнула:

– Блошки! Я раньше играла с дедушкой. За каждую фишку в котел он давал мне мятный леденец.

– Превосходно, – обрадовался Грэм. – Не хотите сыграть?

Шанталь села на единственный свободный стул, а Уильям, привалившись к мойке, ограничился ролью зрителя, следя за командной игрой: Шанталь с Грэмом против Чарльза и Камиллы. Уильям заметил, что Шанталь чаще обычного отбрасывает волосы и, смеясь, закидывает голову и скалит безупречные зубы.

Олторп, который тоже пришел в гости, за неимением иных занятий завел разговор с Лео:

– Тебя не тошнит, как это людям не лень разыгрывать всю эту туфту, чтобы всего лишь перепихнуться?

– Олторп, что за выражения! – возмутился Лео.

– А я согласен, – рыкнул Фредди. – Собаки не тратят время попусту. Нюхнул по– быстрому – и за дело.

– Лео у нас романтик, так ведь, малыш? – вмешалась Тоска.

– Сучкам нравится, чтобы их хоть чуть– чуть уважали, – развил тему Лео. – Парочка комплиментов никогда не помешает. Очнись, Фредди, ты отстал от жизни.

Фредди оскалился на Лео, шерсть на загривке поднялась.

– Не начинай, Фредди, – тявкнула Тоска.

Олторп занял сторону Фредди, и два кобеля кинулись на Лео, рыча и бранясь. Тоска бросилась наутек и спряталась у ног Камиллы. Чарльз схватил Фредди и выкинул в сад со словами:

– Дрянная ты собака, Фредди!

Когда кухонная дверь захлопнулась, Фредди потрусил в огород и помочился на последний кочан поздней капусты.

После того как Шанталь с Грэмом трижды обыграли Камиллу и Чарльза, блошки убрали и стали накрывать на стол. Шанталь и Уильяма пригласили к обеду.

– Почему бы вам, молодые люди, не познакомиться поближе, пока мы с Чарльзом приготовим что‑нибудь на обед? – предложила Камилла.

– Молодые! – воскликнул Уильям. – Разве Грэму не за сорок? Или это теперь считается молодостью?

– Сорок – это как прежние тридцать, – сказала Камилла. – Теперь люди живут дольше. Твоя прабабка, например, – она умерла в сто один.

Грэм припомнил:

– Я плакал целых пять минут, когда узнал, что она все‑таки умерла. Я чувствовал какое– то родство с ней.

– Вы от нее кое‑что унаследовали, Грэм, – умильно промурлыкала Шанталь. – У нее были такие же усики, как у вас.

Грэм с достоинством огладил растительность над верхней губой.

Когда молодежь ушла в гостиную, Чарльз сказал Камилле:

– Чем их кормить? В кладовке пусто, а деньги мы давным – давно издержали.

– Я займусь этим, – ответила Камилла. – А ты иди побеседуй с детьми.

Она оценила наличные запасы: соус карри, паприка, немного рисово – овощной смеси и непременные овощи с огорода. Ни мяса, ни сыра, ни рыбы, ни яиц. Но при этом штабеля собачьих консервов и несколько коробок собачьего печенья.

– А вы отменно снабжены провизией, а, сладкие? – обратилась Камилла к собакам.

Уильям нисколько не хотел «узнавать» Грэма. Он плюхнулся в дальний угол дивана и принялся изучать разнообразие мозолей на ладонях. Грэм развлекал гостей, рассказывая о своей работе, – вот расписывает, думал Уильям, будто он Джеймс Бонд или такой же крутой. Для лесомонтажника инспекторы по безопасности были врагами. Грайс считал их подонками последнего разбора.

У Шанталь горели глаза.

– А моя профессия – заботиться о людях, – сообщила она. – Я медсестра.

– Нет, Шанталь, – вмешался Уильям, – ты санитарка, у тебя нет образования, так ведь? Ты на вшивой минимальной зарплате.

Шанталь оскорбилась, ее пухлая губа задрожала. Зачем Уильям глумится над ней в присутствии брата?

– Уиллс, дорогой, Шанталь бесподобно ухаживает за дедушкой, – сказал Чарльз.

Грэм спрятал лицо в ладонях. Он вспомнил добрую медсестру, которая утешала его у постели приемной матери, умиравшей от страшных ран, нанесенных газонокосилкой.

Заметив, что с ним неладно, Шанталь спросила:

– Что случилось?

– Я им говорил, что косилку должен обслуживать специалист, – прохрипел Грэм.

Камилла позвала всех к столу. На плите булькало карри, иточая восхитительный аромат, на столе уже дымилась гора риса и стояли тарелки с пряными овощными крутонами.

Садясь, Чарльз пробормотал:

– Камилла, дорогая, ты абсолютная волшебница. Как ты это все сотворила?

Грэм вытер слезы и пробурчал, что не любит карри, но рагу попробует. Камилла с тревогой следила, как гости отправили в рот первые обжигающие кусочки красного мяса.

– Это просто упоительно, дорогая, – похвалил Чарльз. И стал рассказывать анекдот о своей поездке в Дели.

Уильям вспомнил фотографию матери, одиноко сидящей на фоне Тадж – Махала. К собственному ужасу, он почувствовал, что глаза наполняются слезами. Он обвинил в этом острое карри, но едва позволило приличие, откланялся. Шанталь осталась и помогла Грэму мыть посуду.

Оказавшись с ней наедине, Грэм спросил:

– Шанталь, вы умеете хранить тайны?

Однажды Шанталь навлекла на свою голову большие неприятности, нечаянно выболтав, что Беверли Тредголд официально меняла имя, а вообще‑то ее звали Эдна Брюквер.

– Не говорите мне ничего тайного, Грэмми. Не успеете вы и глазом моргнуть, это будет знать весь поселок.

Но Грэму не терпелось рассказать о своем королевском происхождении кому‑нибудь со стороны.

Поэтому он со значением произнес:

– Вы, наверное, думаете, я обычный парень с простым кухонным полотенцем в руках, в заурядной кухне в скучном городишке… – И умолк.

Шанталь была терпеливой девушкой, но даже ее это вступление начало утомлять.

– Ну – у? – не выдержала она.

– Так вот, я не обычный парень. Я принц крови. Второй наследник трона.

Шанталь поскребла пригоревшее дно кастрюли из‑под рагу кончиком ножа.

– Да я знаю. Уильям говорил.

Грэм возмутился:

– С меня взяли клятву молчать!

Шанталь засмеялась:

– Да не пыжьтесь так. Секретов щас в принципе не бывает. Секреты – это из старинных времен.

Грэм взял нож из ее руки, сполоснул, вытер и осторожно уложил в нужный ящик. Мыть посуду они продолжили в дружеском молчании.

Портной как раз замерял длину шагового среза, снимая мерку для торжественного костюма с цилиндром, и Грайс стоял в трусах, когда зазвонил мобильник. На связи был мистер Лоувуд, исполняющий обязанности директора школы.

Преподавательский состав угрожает уволиться еп masse в поддержку учительницы по истории религии, которая поспорила с Шанель Тоби о креационизме.

– Креационизм? Это что за хрень, если по – простому? – рявкнул Грайс в трубку.

– Это воззрение, согласно которому Бог сотворил Вселенную и все, что в ней есть, за семь дней, – ответил мистер Лоувуд. – Вернее, за шесть, в седьмой он отдыхал.

– Неудивительно, – заметил Грайс. – Любой замудохается от такой работы. Ну так в чем дело‑то?

– Шанель Тоби усомнилась в этой концепции и доказывает, что прав Дарвин, и довольно агрессивно утверждает, что мы происходим от обезьян. Я боюсь, там дошло до рукоприкладства.

Грайс, и сам изрядно походивший на обезьяну, подумал о предстоящем посвящении и о том, что королева явно выказывает приязнь к Шанель Тоби. Рисковать было нельзя.

– А ребенок в чем‑то прав, – сказал он. – В смысле, ведь это пропасть работы, верно, на шесть‑то дней? Создать каждый сраный цветочек, дерево, листок, водоросль, животных, птиц и рыб. Не говоря уже про свет и тьму. В смысле, это ж ни в какие ворота, а?

– Но вы сами настаиваете, чтобы детям преподавали теологию, мистер Грайс, – неуверенно возразил директор. – Это часть программы, изучение Библии, три раза в неделю.

Артур оттолкнул портновский метр от своей промежности:

– Что‑то ты там слишком залип, педрила. – И буркнул в трубку: – Я буду через полчаса.

По дороге в поселок Цветов Артур Грайс вслух рассуждал о Боге.

– У нас с Богом много общего, – поведал он Рокки.

Зона изоляции поселок Цветов служила Артуру миром, где он был несомненно верховным управителем; как и Бог, Грайс появился из ниоткуда, и обоим пришлось на своем пути кое – кого столкнуть головами. Бог то и дело размазывал какого‑нибудь гнусного засранца и никогда не играл по правилам.

– Он был крутой сукин сын, – покачал головой Грайс. – Смотрел, как его ребенок умирает на кресте, и не снял.

В Академии мистер Лоувуд встретил Грайса и проводил в учительскую выслушать жалобы коллектива, а они касались не только Шанель Тоби и ее «вызывающего поведения». Учителя получают меньше, чем в государственных школах, притом сами платят в пенсионный фонд; рабочий день у них продолжается дольше, а дети необучаемы…

Артур окинул взглядом угрюмое собрание:

– Мои учителя говорили, что мне место в школе для отсталых. Что ж, я не самый грамотей в мире, – простодушно продолжил он свою мысль, – но я доказал, что они не правы, верно? Я вступаю в высшее общество. Со следующей недели эту школу станут называть Академией сэра Артура Грайса. Кто знает, чего способна добиться в жизни Шанель Тоби? Дайте ребенку шанс, а?

Затем Грайс с мистером Лоувуд ом в арьергарде поднялись в кабинет директора, где ждали Шанель Тоби и учительница религиоведения миссис Уайтхед, беспокойная женщина с увеличенной щитовидкой. Грайс пришел к ним величавым миротворцем. Однако, глядя на надутую Тоби, он подумал, что это личико так и просит хорошей оплеухи.

– Ладно, – сказал он, – давайте послушаем, что нам выдаст миссис Уайтхед.

– Урок проходил нормально, – начала миссис Уайтхед. – Я попросила детей нарисовать ребро Адама, из которого Бог сделал Еву, и тут Шанель Тоби спросила, почему, я цитирую, «мы опять занимаемся ребрами, мы их уже прошли по биологии». Я объяснила, что Бог сотворил Еву из ребра Адама, и Шанель сказала: «Ага, типа!» – очень неприятным тоном. Это вызвало шуточки в классе, некоторые откровенно фривольного характера, о том, зачем Богу вообще понадобилось создавать женщину. Мне с трудом удалось перевести разговор в теологическое русло, и тут Шанель Тоби выкрикнула: «Я знаю, зачем Бог создал женщину. А то некому было шпынять Адама, чтобы надел другие ботинки». Досадно говорить, но в классе стали смеяться, и я попросила Шанель выйти. Она отказалась, заявив, что это преследование за религиозные взгляды и что пусть ее лучше сожгут на костре, чем она отречется от своих убеждений.

Лоувуд несколько встревожился:

– Простите, миссис Уайтхед, давайте сразу внесем ясность. Вы никогда не угрожали мисс Тоби сожжением на костре?

– Ни в коем случае! – возмутилась миссис Уайтхед.

– Ты хочешь что‑нибудь добавить, Шанель, детка? – дружелюбно пророкотал Грайс.

– Вообще‑то нет, – ответила Шанель. – Наверное, я послушаю вашего совета и брошу школу.

– И что станешь делать? – отечески поинтересовался Артур.

– Выйду замуж за принца Гарри, – сказала девочка. – А что, запросто. Я, может, уже беременная от него. Он отказался от презерватива, сказал, все равно что есть конфету в бумажке.

Принцесса Кентская проснулась с новым чувством собственной нужности – был день первого занятия с Сандрой Грайс. Сама же Сандра учиться не хотела. Выходило, что Артур не считал ее леди, а это, разумеется, обидно.

– А то он сам джентльмен, – сказала Сандра принцессе Кентской, когда они сели в загроможденной гостиной принцессы.

– А что в вашем понимании джентльмен? – спросила принцесса.

– Ну, это ежели мужик тебе волосы подержит, когда ты блюешь. Артур сроду не держал!

Они принялись обсуждать костюм для предстоящего посвящения.

– Скажите, чей стиль вам нравится? – спросила принцесса Кентская, занеся ручку над блокнотом.

– Долли Партой[79]79
  Долли Партой – американская певица кантри.


[Закрыть]. Джордан. Джоди Марш. – перечислила Сандра. – Мне нравится, чтобы было сексуально, но с лоском.

– Ваша любимая одежда? – спросила принцесса.

– Ну. это легко. Красный кожаный комбинезон с белой бахромой, к нему казаки и стетсон со стразами.

Принцесса Кентская на миг прикрыла глаза. Описание костюма причинило ей физическую боль.

– Отныне. – объявила она. – вы будете носить только бежевый, серый, черный и белый. Материал позволяется кашемир, шерсть, шелк или лен. Юбки не выше колена. Из украшений жемчуг и бриллианты, ничего другого.