Текст книги "Неудержимое желание"

Глава 7

Но боги справедливы -

И пороки нам служат и орудьем наказанья.

У. Шекспир. Король Лир. Акт V, сцена 377
  Перевод М. Кузьмина.


[Закрыть]

Вопреки своей репутации Тристан всегда с удовольствием присутствовал на заседаниях палаты лордов. То, что он, до получения титула такой беспечный в своей личной жизни, теперь помогал определять политический курс страны, внушало ему уверенность в себе.

Однако в это утро, занимая свое место между герцогом Уиклиффом и редко посещавшим парламент маркизом Сент-Обин, он даже не мог вспомнить, против какой страны было направлено повышение тарифов, за которое они голосовали. Он только надеялся, что не против Америки, ибо этой стране он пытался продавать шерсть. Он поднял руку и произнес «да», когда Уиклифф толкнул его в бок, но все остальное время он думал о Джорджиане.

Раньше он полагал, что просто подойдет и поцелует ее, но всякий раз здравый смысл его останавливал. Однако накануне победило воспоминание о ее нежных сладостных губах. И он поцеловал ее, впервые за шесть лет. Еще более удивительным оказалось то, что она позволила ему это сделать.

– Как твои успехи у мисс Джонс? – тихо поинтересовался Уиклифф, когда тори начали спор о торговых соглашениях, а Сент-Обин принялся рисовать старого неистового герцога Хантфорда, облаченного в любимое вечернее платье своей жены.

– Я все надеюсь, вдруг найду в ней что-то интересное, – вздохнул Тристан.

Когда он познакомился с Амелией, она не была такой скучной. Теперь все женщины, кроме одной, казались ему… неинтересными. Видимо, в этом причина: следует прекратить сравнивать бедную Амелию с Джорджианой. Естественно, что наивная благовоспитанная девица будет бледно выглядеть при таком сравнении.

– Только не забывай, мой мальчик, что не ты один ухаживаешь за ней. Она очень богатая невеста.

– Поэтому я и стараюсь. – Тристан нахмурился. – Если бы отец умер на два или три года ранее, возможно, я бы сумел вытащить семью из этой ямы, не прибегая к такому героическому и трагическому поступку, как самопожертвование.

Сент-Обин усмехнулся, отрываясь от своего шедевра.

– Ты мог бы попытаться распродать своих братьев.

– Я думал об этом. Но кто купит Брэдшо?

– Справедливое замечание.

– Между прочим, что ты здесь делаешь, Сент? – спросил Тристан, пытаясь отвлечься от мыслей о гибком теле Джорджианы. – Парламент – это ведь не твое любимое место.

– В начале сессии я записался на голосование. Если я не буду появляться достаточно часто, меня объявят умершим и конфискуют мое имущество. А это весьма неприятно.

– Я поеду сегодня к Джексону, – снова вмешался Уиклифф. – Хочешь со мной?

Тристан покачал головой:

– Я целую неделю собираюсь пригласить Амелию на пикник. Думаю попытаться еще раз сегодня.

– А в чем трудность?

– Останавливают мысли о собственной безопасности.

– Если ты так опасаешься ее, то тебе лучше быть осмотрительным, а не таким безрассудным, как обычно. Скомпрометировав ее, ты должен будешь жениться.

– Едва ли я забуду об этом.

Уиклифф как-то странно посмотрел на него, но если и существовал человек, которому Тристан никогда бы не рассказал о своих истинных отношениях с Джорджиа-ной, то это был огромных размеров любитель бокса, ее кузен. Как же неудачно у них все сложилось! Она была так возмущена, узнав о пари, что он счел за лучшее сохранить все в тайне. А они с Джорджианой сейчас могли бы быть уже женаты. Конечно, существовала вероятность быть к этому времени уже застреленным или отравленным, так что предположение было спорным.

Как только утреннее заседание закончилось, он отправился на Бонд-стрит, а затем вернулся домой, чтобы забрать провизию для пикника. Но не он один собирался сегодня пообедать в парке. Тристану пришлось постучать всего лишь раз пять, пока Докинз распахнул перед ним дверь. Дворецкому семьи Карроуэй предоставлялось право запирать дверь в дневное время и забывать делать это по ночам.

– Все дома? – спросил Тристан, снимая шляпу и перчатки.

Его не интересовали все, но не мог же он спросить, дома ли Джорджиана, что заставило бы даже Докинза поднять густые брови.

– Господа Брэдшо, Эндрю и Эдвард уехали кататься, – ответил дворецкий. – Остальные дома.

А самый лучший наездник скрывался где-то в глубине дома. Роберт появится только в обычное для него время. Все складывалось благоприятно.

– Прекрасно. Скажи миссис Гудвин, чтобы она приготовила для пикника завтрак на двоих, пожалуйста.

– Сейчас, милорд.

Тристан взбежал вверх по лестнице, чтобы переодеться. Когда он выходил из своей комнаты, то чуть не натолкнулся на Джорджиану, направлявшуюся в холл.

– Доброе утро, – сказал он, протягивая руку, чтобы она не ударилась о стену.

– Доброе утро.

Если он не ошибался, она раскраснелась и ее зеленые глаза, не отрываясь, смотрели на его губы. Более милостивый, неужели ей понравился поцелуй? Он сам не мог думать ни о чем другом. Веер, который он купил для нее в знак примирения, лежал у него в кармане. Он не ожидал, что веер не потребуется.

– Ты искала меня?

Она кашлянула и сделала запоздалый шаг назад.

– Да, искала. Я сегодня разговаривала с Милли, и ей захотелось попробовать походить в парке. Вот я и подумала, может быть, устроить пикник там, чтобы отпраздновать ее успехи, было бы… неплохо.

Тристан недовольно свел брови, но мгновенно изменил выражение лица прежде, чем она могла бы это заметить.

– Что навело тебя на мысль о пикнике?

– Да просто сегодня прекрасный день.

Он посмотрел ей в глаза, и она отвела взгляд в сторону стоявшей на столе вазы.

Она всегда была плохой притворщицей.

– Значит, твое предложение никак не связано с тем, что я уже собирался на пикник с другим человеком? – настойчиво допрашивал он.

Джорджиана изумленно подняла брови.

– Господи, нет. Я не знала. Если ты договорился с кем-то более дорогим для тебя, чем твоя тетя, то, конечно, поезжай. А я устрою пикник для нас.

– Очень тонкий ход. Ты думаешь о моих тетках или стараешься держать меня подальше от Амелии Джонс?

– Аме… Так вот за кем ты охотишься. Бедная девочка. Поступай как знаешь, Дэр. – Она развернулась и направилась к лестнице. – Ты всегда так делаешь.

Гм! Довольно не похоже на Джорджиану. Она должна была знать, за кем он ухаживает: в Лондоне все знали. Может быть, она пыталась не отпускать его к Амелии, считая своим долгом уберечь девчонку от его порочных намерений. С другой стороны, возможно, она просто ревнует.

– Докинз, – позвал он, спускаясь по лестнице, – пожалуйста, передай, что пикник для четверых. Мы отправляемся в Гайд-парк.

– Очень хорошо, милорд.

В любом случае провести день с Амелией было бы мукой. Пикник с Джорджианой тоже будет мукой, но такой, которую он ждет с нетерпением.

Они отправились в самой большой карете Дэра, где смогли поместиться две тетушки, Тристан, Джорджиана, корзина с едой, лакей и кресло на колесах. В какую-то минуту Джорджиана позволила себе почувствовать вину перед Амелией, которая проведет в доме такой чудесный день. С другой стороны, она спасала девушку от страданий и унижений. Заплатить за это одним днем одиночества казалось вполне справедливым.

Не то чтобы безжалостный Тристан был таким уж плохим. Она могла бы вытерпеть его поцелуй или два, если бы знала, что он полюбит ее.

Джорджиана взглянула на Тристана, сидевшего напротив с рабочей корзинкой тети Эдвины на коленях. Он обсуждал с оживленными тетушками чье-то отсутствие на заседании парламента. Она даже представить его таким не могла. Привязанность к семье и дому и Тристан Карроуэй всегда казались ей несовместимыми. В этом было что-то привлекательное, особенно сейчас, когда еще не забылся его поцелуй.

– Я хотела сказать вам, моя дорогая, – обратилась к ней Эдвина, – я раньше не видела вас в этом платье. Очень мило.

Джорджиана опустила взгляд на свое серебристо-зеленое муслиновое платье.

– Я увидела эту материю у Уиллоби в начале сезона и буквально вырвала ее из рук леди Данстон. Мадам Перисс творит чудеса, не правда ли?

– Уж не знаю, кто именно: тот, кто шьет, или тот, кто носит, – сказала Милли. – Разве ты не согласен со мной, Тристан?

Он кивнул, и на его губах появилась улыбка.

– Оно подчеркивает цвет ваших глаз.

– Мне так хотелось иметь платье от мадам Перисс, – вздохнула Эдвина. – Что-нибудь голубое, думаю.

Джорджиана встретилась взглядом с Тристаном, который повернулся к тетушке.

– Голубое? Вы сказали «голубое», тетя Эдвина?

– Ну, прошел уже год, как со мной нет моей дорогой Тигрицы. А Джорджиана всегда так потрясающе выглядит. Это вдохновило меня.

– Тигрица? – губами показала Джорджиана.

– Ее кошка, – шепотом ответил Тристан.

– Знаете, Эдвина, черная кошка Люсинды Баррет недавно окотилась. Конечно, вам решать, но, если хотите, я могла бы узнать, нельзя ли взять одного котенка.

Эдвина долго молчала.

– Я подумаю, – наконец сказала она.

Карета резко остановилась.

– Вы готовы, тетя Милли? – спросил Тристан, передавая корзинку с рукоделием Джорджиане и собираясь встать.

– О Боже! Там очень много людей?

Найлз, лакей, открыл дверцу и опустил ступеньку. Тристан вышел и помог сойти на землю Эдвине.

– Я велел Гимблу найти уединенное место, – сказал он, наклонившись внутрь кареты. – Всего несколько всадников по ту сторону пруда, и гувернантка с детьми кормят хлебом уток.

– Тогда, полагаю, я готова.

Джорджиана поддерживала Милли сзади, Тристан с лакеем взяли ее под руки и спустили на траву.

– Стойте здесь, моя бабочка, я достану Джорджиану и вашу трость, – сказал Тристан, передавая ее руку Эдвине.

Джорджиана протянула ему корзинку и трость. Тристан весело улыбнулся ей. Не успев подумать, она тоже ответила ему улыбкой.

– Надеюсь, все идет хорошо. – «Господи! Я не должна улыбаться ему». – Мне не хочется, чтобы Милли разочаровалась.

– Ее трудно разочаровать, – сказал виконт, не выпуская ее пальцев.

– Я очень сожалею, что нарушила твои планы, – добавила она, освобождая свою руку.

– А я нет. Я в такой славной компании.

Кровь прихлынула к щекам Джорджианы. Пару недель назад у нее был бы наготове остроумный, колкий ответ. А сейчас она не нашлась что ответить.

Они так долго были в ссоре, что теперь, когда Тристан говорил ей что-либо приятное или лестное, ей казалось, будто он читает все ее мысли и планы и добр к ней лишь до той минуты, когда сможет посмеяться над ней и скажет, что никогда не полюбит ее и что не может быть ничего глупее, чем вообразить такую возможность.

– Джорджи?

– Что? – опомнилась она.

Он смотрел на нее со странной задумчивостью. Она никогда раньше не видела у него такого взгляда, и он испугал ее.

– О чем ты думала? – спросил он.

Она пожала плечами, отодвигаясь от него.

– Я напоминала себе, что не должна повторять свои ошибки.

– И я тоже, Джорджиана.

Она не успела осознать его слова, а он уже подошел к тетушке.

– Пойдемте, моя дорогая?

Опираясь одной рукой на палку, а другой крепко ухватившись за плечо Тристана, Милли сделала неуверенный шаг по траве. Джорджиана с Эдвиной и Найлз с Гимблом радостно закричали, и она сделала второй шаг… и третий…

– Я знала, что вы сможете! – радовалась Джорджиана.

– Как хорошо, что вы предложили это, Джорджи, – сказала сияющая Эдвина. – Это чудо!

Тристан бросил на нее короткий взгляд, затем сделал с тетушкой широкий круг, обходя карету. Когда Милли пожаловалась на усталость, они вытащили из кареты кресло-каталку и поставили его под деревом. Пока Джорджиана занималась своей подопечной, Найлз расстелил одеяла и достал корзину с провизией.

– Завтрак подан, милорд, – с поклоном объявил Найлз.

Они расселись полукругом перед Милли, лакей разносил мадеру и сандвичи.

Гимблу действительно удалось найти в парке тихий уголок. «Так приятно, – думала Джорджиана, – просто сидеть и смеяться и болтать, когда вокруг нет трех или четырех десятков мужчин, старающихся поймать твой взгляд или проделывающих опасные штуки на своих лошадях ради того, чтобы привлечь внимание».

– Так с кем вы будете танцевать свой первый танец после выздоровления? – спросила она, беря у Эдвины апельсин.

– Думаю, я приглашу герцога Веллингтона. Я подумывала о принце Георге, но не желаю, чтобы он мной увлекся.

– Я бы хотела котенка, если его еще не забрали, – заявила Эдвина.

– Я сегодня же пошлю записку Люсинде, – пообещала Джорджиана.

Пока Найлз убирал остатки завтрака, а Милли с Эдвиной доставали вышивание, Тристан поднялся со своего места.

– Если вы, дамы, удобно устроены, я бы хотел немного размять ноги, – сказал он, отряхивая листья с серых панталон. – Джорджиана, не желаете ли присоединиться ко мне?

Она не догадалась взять с собой какое-нибудь шитье или книгу, черт бы ее побрал, и выглядела бы идиоткой и трусихой, если бы отказалась и осталась сидеть на траве, уставившись на свои руки.

– Это было бы приятно, – ответила она и позволила ему помочь ей подняться.

– Мы далеко не пойдем, – сказал он тетушкам и, взяв Джорджиану под руку, повел ее по тропинке к пруду.

– Надеюсь, ты не рассердился на то, что я предложила котенка Эдвине, – сказала она, не давая ему времени спросить, какую ошибку она не хотела повторять или почему она заманила его на пикник. – У вас в доме уже есть кошка, и я подумала, ты не будешь против еще одной.

– Имея четырех младших братьев, мне есть о чем беспокоиться, кроме кошек. Зачем ты устроила этот пикник сегодня? – все-таки спросил он. – Ты хотела, чтобы я извинился за вчерашнее?

Ее бросило в жар.

– Я плохо помню, что произошло вчера. Было поздно, и мы оба устали.

– Я не устал. Я хотел поцеловать тебя. И думаю, ты это помнишь. – Он вынул из кармана футляр и протянул ей. – Поэтому предположил, что сегодня тебе это пригодится.

Она открыла его. Веер оказался восхитительным – белый, с разбросанными между планочками из слоновой кости желтыми листочками. Джорджиане было интересно, догадался ли он, что веера, которые она ломала об его руку, были совсем другие, а не подаренные им. Те были спрятаны в ящичке комода, что позволяло ей притворяться, что она не замечает их красоты.

– Тристан, меня это очень смущает, – сказала она, с радостью сознавая, что на этот раз говорит правду.

Она слишком поздно заметила, что они скрыты от тетушек небольшой рощицей вязов. Вокруг не было ни души.

– Такого не должно быть, – тихо произнес он и осторожно взял ее за подбородок.

Волнение и страх мгновенно охватили Джорджиану, и она, чуть было не задохнувшись, отпрянула назад.

За первый поцелуй она может обвинить Тристана, за второй ей придется разделить вину на двоих.

– Пожалуйста, не надо.

Тристан замер, затем медленно приблизился к ней вплотную.

– Если ты не забыла, как я танцую, то должна помнить и другое.

Вот в том-то и беда, что она помнила.

– Ты уверен, что хочешь напомнить о…

Он наклонился и слегка прикоснулся губами к ее губам, осторожно, как будто они никогда раньше не целовались. Джорджиана вздохнула и провела рукой по его волнистым темным волосам. Боже, как ей не хватало этого! Она тосковала по нему, по его сильным и нежным рукам, обнимающим ее, и жадным манящим губам. Он крепче прижался к ее губам, и какой-то тихий звук вырвался из его груди.

Что она делает?! Джорджиана снова отшатнулась.

– Прекрати! Прекрати, Дэр.

Он отпустил ее.

– Никто не увидит, Джорджиана. Здесь мы одни.

– Именно это ты говорил и раньше. – Тяжело дыша, она расправила шаль и сердито посмотрела на него.

Как ни красив был новый веер, ей хотелось сломать его об голову Тристана.

– Тогда ты сама уступила мне, – с усмешкой заметил он. – Ты не можешь винить одного меня. Для удовольствия нужны двое, и насколько я помню…

Вопль ярости вырвался из ее груди, и Джорджиана, шагнув к нему, с силой ударила его в грудь.

– Проклятие!

Он пошатнулся и, потеряв равновесие, свалился в пруд. Поднявшись, он стоял по пояс в воде, с прилипшей к плечу лилией, и вид у него был столь угрожающий, что, казалось, он сейчас начнет извергать пламя.

Джорджиана, подхватив юбки, бросилась бежать.

– Найлз! – закричала она, подбегая к их компании. – Гимбл! Его сиятельство свалился в пруд. Помогите ему, пожалуйста!

Когда прибежали запыхавшиеся слуги, Тристан уже выбрался из воды на скользкий берег.

– С вами все в порядке, милорд? – осведомился, подбегая, Гимбл и, поскользнувшись, чуть не столкнул всех в воду. – Леди Джорджиана сказала, что вы упали.

Не переставая бормотать ругательства, Тристан оттолкнул слуг.

– Я чувствую себя прекрасно, – прорычал он. – Отстаньте от меня.

Она, бесспорно, утопила его желание, черт бы ее побрал. Преследуемый заботливыми Найлзом и Гимблом, он добрался до кареты. Там стояла Джорджиана, – очевидно, она рассказывала тетушкам о случившемся. Увидев его, она побледнела.

Его первым побуждением было утащить ее обратно к пруду и швырнуть в воду, только так они будут квиты.

– Сложите все в карету, – приказал он. – Мы уезжаем.

– Тристан, с тобой… – начала было Эдвина.

– Со мной все прекрасно. – Он сердито взглянул на Джорджиану. – Я упал.

Когда она подкатила кресло Милли к карете, виконт заметил удивление в зеленых глазах Джорджианы и не понял, чего она ожидала. Он же не собирался рассказывать всем и каждому, что поцеловал ее, а она столкнула его в пруд.

Тристан задумался. Любая другая женщина получила бы удовольствие от его объятий. Поэтому он полагал, что в некотором смысле то, что она сделала, было… не так уж и плохо. Если бы она тайком что-то замышляла, то, конечно, не рискнула бы вызвать его гнев, окунув в воду. Помня об их прошлом, он бы не удивился и удару коленом в низ живота. Быть сброшенным в утиный пруд – вероятно далеко не самое страшное, чего ему следовало ожидать. Она постепенно меняла свое отношение к нему в лучшую сторону.

– Домой, в Карроуэй-Хаус, – уже более спокойно сказал он, усаживая Милли в карету.

Джорджиана забралась в карету сама. Тристан, устроившись сзади, принялся выжимать воду из своего серого сюртука.

– Ты уверен, что с тобой все в порядке? – спросила Эдвина, похлопывая его по мокрому колену.

– Да. Полагаю, я заслужил это наказание за то, что дразнил уток. – Он вытер мокрое лицо. – Глупые птицы не поняли, что я не причиню им вреда.

Не слишком-то искусное объяснение, но оно удовлетворило всех. Джорджиана разжала нервно сплетенные пальцы, но по-прежнему смотрела на него с недоверием – всю дорогу домой, а затем и дома.

Оставив Милли в гостиной, он пошел переодеться. Джорджиана стояла в дверях, и он замедлил шаги, проходя мимо нее.

– Я не прочь поговорить, – прошептал он ей на ухо. – В следующий раз, я прошу тебя.

Она повернулась и пошла вслед за ним.

– В следующий раз, – сказала она, обращаясь к его спине, и от неожиданности он остановился, – ты, может быть, вспомнишь, что ухаживаешь за кем-то другим. Амелией Джонс, если не ошибаюсь?

Он повернулся и внимательно посмотрел ей в лицо.

– И только на это ты сердишься? Я ничего не говорил Амелии и все еще пытаюсь не потерять терпения с этим стадом дебютанток.

– А чего ожидает она? Ты хотя бы подумал о ней, Тристан? Ты когда-нибудь думал не о себе, а о других?

– Я думаю о тебе все время.

Несмотря на удобный случай, она промолчала, а он направился вверх по лестнице в свою спальню. Он все же дал ей пищу для размышлений. Стаскивая с себя мокрый сюртук, Тристан улыбался, между тем как его камердинер оплакивал погубленную одежду. Кто бы мог подумать, что быть сброшенным в утиный пруд совсем неплохо?

Милли ходила взад и вперед по комнате.

– Вот видишь? А ты говорила, как это романтично, когда они вместе пошли прогуляться.

Настороженно взглянув на дверь, Эдвина сделала знак сестре, чтобы та снова села.

– Они оба сказали, что это был несчастный случай. Кроме того, они действительно вроде бы поссорились несколько лет назад, – напомнила она Милли. – На дороге всегда бывают кочки.

– Дела, кажется, идут как надо. Но все же сегодня был шаг назад, Вина.

– Небольшой. Дай им время.

– Хм. Мне надоело целыми днями сидеть.

– Милли, если ты забросишь это кресло, у Джорджианы не будет причины оставаться с нами.

Милли со вздохом снова забралась в свое мягкое гнездо.

– Знаю, знаю. Я только надеюсь, что не получу нового приступа подагры до того, как все закончится. А что это за анонимные письма она получает?

– Ну, нам остается только разузнать о них, не так ли?

Милли повеселела.

– Полагаю, мы все узнаем.

Глава 8

Ты притянул меня, магнит жестокий.

У. Шекспир, Сон в летнюю ночь. Акт II, сцена 188
  Перевод Т. Щепкиной-Куперник.


[Закрыть]

Так, значит, Тристан думает о ней. Очень хорошо. Этого она и добивалась. Но Джорджиана сомневалась, что от него можно ожидать чего-то хорошего, и никто лучше ее не знает, что получается, если подпадаешь под чары этого развратника.

Может быть, Тристан и считает, что не делал предложения Амелии Джонс, но мисс Джонс думает, что он его почти сделал. И лжет он о своих обязательствах перед девушкой или нет, сердце ее все равно будет разбито. Несмотря на дрожь, пробегающую по ее телу при воспоминании о поцелуях этого слишком опытного виконта, Джорджиана не забывала о цели своего пребывания в Карроуэй-Хаусе. Больше никогда ее сердце не возьмет верх над разумом, о каком бы превосходном мужчине ни шла речь.

Шумный день закончился, и они с Эдвиной и Милли расположились в гостиной. Если бы она по-прежнему жила с тетей Фредерикой в Хоторн-Хаусе, то день был бы заполнен разборкой множества писем, ежедневно приходивших герцогине, и составлением ответов на десятки приглашений. Уделить час-другой увлекательному чтению казалось непозволительным грехом.

– Знаете, вам не обязательно тратить время, проводя здесь целый день, – нарушила молчание Милли.

Джорджиана подняла голову:

– Простите?

– Я хочу сказать, мне доставляет удовольствие быть с вами, и ваше общество – радость для нас, но вы, должно быть, находите нас, двух старых ископаемых, ужасно скучными по сравнению с вашими друзьями.

– Глупости! Мне здесь очень нравится. Если, конечно, вы не желаете избавиться от меня, – сказала она, стараясь, чтобы это прозвучало как шутка.

Ужасная мысль мелькнула в ее голове, и девушка резко выпрямилась. Вдруг они догадались, что это она виновата в купании Дэра, и только хотят найти подходящий предлог, чтобы вежливо отослать ее.

Эдвина вскочила с кресла и схватила Джорджиану за руку.

– О, никогда! Это просто… – Она взглянула на сестру.

– Просто что? – спросила Джорджиана с упавшим сердцем.

– Ну, Тристан сказал, что вы получаете письма от джентльмена. В нашем доме столько мужчин, мы подумали… может быть, этот джентльмен боится.

– Вы хотите сказать, что он, может быть, боится нанести мне визит в этом доме? – спросила с облегчением Джорджиана. – Если бы у него были серьезные намерения, я уверена, он бы так и сделал, невзирая ни на что.

– Так это всего лишь флирт? – предположила Милли.

На минуту Джорджиана задумалась: тетушки или Тристан пытаются узнать имя ее таинственного поклонника. Следует быть осторожной, пока она не удостоверится, кто именно. Она вздохнула:

– Да, боюсь, что так.

– А кто он, дорогая? Может быть, мы сможем образумить его.

Она перевела взгляд с одной на другую. Она никогда не расскажет им о своих истинных намерениях относительно Тристана. Это не только разобьет их сердца, они возненавидят ее, а она их искренне любила.

– Мне бы не хотелось обсуждать это, если вы не возражаете.

– О, конечно. Только… – Эдвина умолкла.

– Что? – с разгорающимся любопытством спросила Джорджиана.

– Ничего. Совсем ничего, дорогая. Всего лишь флирт. Временами нам всем нравится пофлиртовать.

Внезапно Джорджиана поняла, чего добивались тетушки. Они рассчитывали, что сосватают ее и Тристана, подумать только, Тристана!

– Флирт, конечно, лишь начало, – заявила она, принимаясь за чай, – Кто знает, что потом из этого получится?

Обе тетушки поникли.

– Да, кто знает?

Джорджиана почувствовала укор совести, но подавила его. Она могла бы обвинить во всем Дэра: он это начал. Во всем была его вина.

Даже если он ей почти нравился, иногда.

Когда вся большая семья Карроуэй собралась за обеденным столом, Тристан нравился ей уже меньше. Купание в пруду с утками нисколько не отразилось на его высокомерии, сквозившем в каждом его взгляде. Когда он отодвинул для нее стул, у Джорджианы возникло желание спросить, почему у него такой самодовольный вид, возможно, это как-то было связано с их поцелуем. А в таком случае его молчаливое торжество было, безусловно, лучше, чем громкое хвастовство.

– Ты бы видел меня, Тристан, – с довольным смешком сказал Эдвард, когда Докинз и лакеи разносили жареного цыпленка с картофелем. – Я заставил Грозовое Облако перепрыгнуть через огромное бревно! Мы были великолепны, правда, Шо?

Брэдшо проглотил кусок.

– Это была жалкая тоненькая веточка, в остальном Коротышка говорит правду.

– Это была не веточка! Это было… – Он умоляюще посмотрел на Эндрю.

– Здоровенный сук, – подтвердил брат, улыбаясь, – да еще с торчащими острыми ветками.

– Как дикобраз, – закончил Эдвард, выпячивая грудь.

– Потрясающе, Эдвард! – сказала Джорджиана, улыбаясь просиявшему мальчику. – А знаешь, если говорить о дикобразах, Тристан сегодня тоже столкнулся с дикой природой.

– Неужели?

– Расскажите, – попросил Брэдшо.

– Джорджи…

– Так вот, мы гуляли в Гайд-парке, – начала она, не обращая внимания на мрачный взгляд Дэра, – и я заметила у берега пруда утку, запутавшуюся в водорослях, ваш брат спас бедняжку…

– Но при этом свалился в воду! – закончила рассказ тетя Милли.

Все семейство, за исключением Роберта, разразилось хохотом.

– Ты свалился в пруд? – сквозь смех спросил Эдвард.

Лорд Дэр отвел взгляд от Джорджианы.

– Да. А ты больше ничего не знаешь?

– А что?

– Джорджи получает вонючие, надушенные письма от тайных обожателей.

Она невольно открыла рот.

– Не надо так говорить, – возмутилась она.

Тристан взял на вилку картофелину и неторопливо прожевал ее.

– Это правда. Очень вонючие.

– Нет!

– Тогда, Джорджиана, расскажите нам, от кого они.

Она густо покраснела. Все пятеро братьев Карроуэй смотрели на нее, четверо чуть насмешливо и с любопытством. Однако только выражение глаз пятого овладело ее вниманием. Сердце учащенно забилось.

– Тристан Майкл Карооуэй, – обратилась к нему тетя Эдвина с таким видом, словно он был мальчишкой, которого следовало отшлепать, – извинись.

Губы виконта дрогнули, но он не спускал глаз с Джорджианы.

– Почему я должен извиняться?

– Переписка леди Джорджианы тебя совершенно не касается.

Короткая отсрочка дала Джорджиане возможность собраться с мыслями.

– Может быть, мы обсудим вашу переписку, – набралась она храбрости, – или вы, возможно, чувствуете себя обделенным, не получая любовных писем?

– А вот я чувствую себя обделенным, – заметил Брэдшо, протягивая руку за бисквитом.

– И я тоже, – заявил Эдвард, по выражению лица которого было видно, что он понятия не имеет, о чем идет речь.

– А может быть, мне удается скрывать мои личные дела, – становясь более мрачным, проворчал Тристан.

– И в то же время вы считаете необходимым сплетничать о моих, – сказала она и побледнела.

Дэр только приподнял бровь.

– Откройте мне тайну, заслуживающую молчания, и я буду молчать. – Взглянув на слушавшую их с интересом аудиторию, он сделал знак Докинзу налить в бокал кларета. – А пока я согласен не обсуждать ваши ароматные письма.

Неужели он снова пытается внушить ей, что достоин доверия, или хочет выведать, что у нее на уме? Джорджиана чувствовала, что нельзя злоупотреблять своей удачей. Она перевела разговор на бал, который намечался в конце недели в Девоншире и считался главным событием сезона.

– Вы поедете? – спросила она Милли и Эдвину.

– Боже, нет, конечно. У герцога наверняка будет столпотворение. Я отдавлю всем ноги своим креслом.

– А я останусь дома с Милли, – твердо заявила Эдвина.

– Вы поедете, не так ли? – спросил Тристан, лицо которого утратило свое злое выражение.

– Я останусь с вашими тетушками.

– Глупости, Джорджиана, – вкрадчиво заметила Милли. – Мы с Эдвиной будем в постели еще до того, как начнутся танцы. Вы должны поехать.

– А я поеду, – сказал Брэдшо. – Там, вероятно, будет контр-адмирал Пенроуз, и я хочу добиться, чтобы…

– Чтобы он дал тебе собственный корабль, – хором закончили за него Эндрю и Эдвард.

Джорджиана увидела, как дернулась щека у Тристана, но этого никто не успел заметить. Независимо от того, заслужит ли Брэдшо звание капитана или купит его, это было дорогое предприятие. Она знала, что у семьи Карроуэй большие денежные затруднения, это было известно всем. Огромное бремя забот легло на плечи Тристана. И в связи с этим она подумала о другом. Ему, вероятно, и в самом деле надо жениться на богатой женщине, такой как Амелия Джонс, однако он мог бы относиться к ней получше. Жестоко заставлять бедную девушку чувствовать себя парией, даже если он не испытывает к ней никаких чувств.

– Значит, решено, – сказал Тристан. – Брэдшо, Джорджиана и я едем в Девоншир на бал. – Он взглянул на сидевшего в дальнем углу молчаливого брата, – А ты, Бит? Тебя, как ты знаешь, тоже пригласили.

Не то вздрогнув, не то содрогнувшись, Роберт покачал головой:

– Я занят.

Он встал из-за стола и, слегка поклонившись, вышел из комнаты.

– Черт, – проворчал Тристан так тихо, что Джорджиана едва расслышала его.

Он все еще смотрел на дверь, за которой скрылся брат.

– Что с ним произошло? – шепотом спросила Джорджиана, когда остальные увлеклись обсуждением предстоящего вечера.

– Кроме того, что его едва не убили? Не знаю. Он не говорит мне. – Виконт указал на бисквит, остававшийся на ее тарелке. – Вы будете это есть?

– Нет. А что…

Тристан протянул руку и взял его.

– Я рад, что ты едешь на бал.

Он отломил кусок сдобного хлеба и положил его в рот.

– Не понимаю, чему ты радуешься, – сказала она, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не слышит. – Я же воспользуюсь случаем помучить тебя.

– Мне нравится, когда ты меня мучаешь. – Он тоже, прежде чем ответить, посмотрел на сидевших за столом. – И мне нравится, что ты здесь.

Ее план начинал осуществляться. Джорджиана объясняла свое частое сердцебиение чувством удовлетворения.

– Временами мне здесь тоже нравится, – помедлив, ответила она.

Если она раньше времени растает перед ним, у него возникнут подозрения, и ей придется начинать все с начала.

– Временами? – повторил он, продолжая есть ее бисквит.

– Когда ты не делаешь глупых объявлений о моих письмах или о своей готовности сохранять тайны.

– Но у нас с тобой есть тайны, не так ли? – прошептал он.

Джорджиана опустила глаза.

– Лучше бы тебе не напоминать мне о них.

– Почему же? Это оставило незабываемые воспоминания, и ты сама не хочешь забывать об этом. Для тебя это хороший предлог не выходить замуж.

Джорджиана прищурила глаза.

– Нет, это ты – мой предлог не выходить замуж. Почему ты думаешь, что я захочу выйти за кого-нибудь замуж после того, как ты оказался таким неудачным примером? – резко ответила она. – Почему ты думаешь, что я захочу дать кому-то власть над собой, чтобы… – Она покраснела и умолкла.