Текст книги "Быть мамой. Как успокоиться, найти поддержку и обрести счастье в материнстве"

Как мы становимся естественными мамами

Если мы будем исходить из описанных выше сценариев проявления заботы о детях, то можно заключить, что радикальные изменения в жизни родителей произошли не в последние столетия, а скорее к концу эпохи плейстоцена, то есть около 9600 года до нашей эры, когда люди стали оседлыми и начали растить своих чад иначе. Быстрый ответ на потребности детей был и остается одним из важных факторов их выживания в перечисленных выше культурах. Малышей там носили и носят на себе не только из-за телесной близости и лучшей коммуникации с ребенком, но и просто оттого, что на теле другого человека более безопасно, чем, например, на земле, где много насекомых, зверей и ядовитых растений. Тщательная забота о детях первоначально осуществлялась сообществом. Благодаря оседлости, которая явилась причиной строительства каменных домов, выращивания сельскохозяйственных культур и изменения условий жизни, выживание чада больше не зависело от постоянного ношения его на себе. В конце эпохи плейстоцена появились и другие факторы, осложнившие жизнь роженицам и их малышам: девочки могли рожать в более молодом возрасте, так как теперь лучше питались, они становились мамами раньше, даже если психически еще не были к этому готовы. Поддержки от сообщества становилось меньше, когда их обменивали или похищали в чужие семьи. Преимущественно развивались патрилинейные правила наследования, для которых целомудрие женщин являлось важным фактором, поэтому им не разрешалось выезжать к рожающим дочерям для поддержки или для помощи в уходе за ребенком. Растущее разделение между мужчинами и женщинами привело к тому, что отцы были еще больше удалены из зоны ответственности за детей. Интервалы между родами стали короче из-за желания иметь больше детей мужского пола. И мамы, и дети отныне могли рассчитывать на меньшую поддержку и помощь. Также изменилось взаимодействие между детьми и родителями, особенно матерями: «Плодовитость женщин была приоритетнее, чем здоровье и качество жизни каждого ребенка. Условности, которые держали мужчин отдельно от мам с их чадами, затрудняли развитие отцовской заботы и лишали малышей дальнейшего источника заботы от других людей». Печальные последствия не только для женщин, но и для детей, которые пострадали от снижения уровня их значимости в течение следующих столетий. Это мы с вами пронаблюдаем позднее.

То, что мы сегодня называем «любовью», чутким откликом на потребности ребенка, было отвергнуто общими условиями оседлости и ее последствиями. Поэтому неудивительно, что в науке и СМИ все чаще говорят о «конструкции материнской любви». Важность чуткости и отзывчивости по отношению к детским потребностям была реактивирована позднее, когда в результате исследований и теорий педагогов-мужчин, теологов и психологов значение детства попало в их поле зрения. Именно тогда в связи с развивающимися патриархальными структурами удовлетворение потребностей детей (и другие задачи, связанные с ними) стало сферой ответственности исключительно матерей. То, что мы с тех пор рассматриваем как «естественную материнскую любовь», на самом деле осуществленная в патриархальных культурно-исторических сообществах социализация женщин. Только на них легла ответственность за чуткое воспитание потомства, в то время как первоначально это была задача сообщества. Из-за всего этого и возникают основные проблемы, с которыми нам как матерям сейчас приходится бороться.

Воспитание и уход за ребенком – то есть чуткая реакция на него – менялись на протяжении веков и становились все более и более единоличной обязанностью матерей, смысл существования которых сводился к деторождению и воспитанию. Семья – это союз экономических сообществ, к которому относятся не только кровные родственники, но также слуги и служанки. Такое определение существовало со времен Античности до Средневековья. У детей было отведенное им пространство и занятия: как только они были в состоянии работать, они вовлекались в общие дела и поддерживали общину, помогали пожилым людям и, в случае выгодного брака, могли улучшить состояние семьи. Женщины работали и рожали, при этом риск умереть в послеродовой период был высокий. Если такое случалось, то умершую заменяли новой женой, так как нужно было поддерживать систему. Часто о таких случаях мы узнаем из сказок, в которых речь идет о мачехах (чаще злых), или автобиографий. Например, жизнь автора первой современной немецкой автобиографии Буркарда Цинга (1396–1475) подтверждает это: у него было четыре жены (три умерли при родах) и восемнадцать детей. Это не единичный случай для того времени.

В период между Средневековьем и индустриализацией условия практически не изменились. Младенческая смертность была высокой, а пока родители работали, малыши часто были предоставлены сами себе. В рабочих семьях, где женщины, мужчины и чада старшего возраста должны были работать, долго оставаясь вне жилища, младенцы и маленькие дети находились дома со своими братьями и сестрами, с пожилыми опекунами или лежали в одиночестве под воздействием алкоголя или опиума. Некоторые младенцы оставались у кормилиц, где погибали. Использование услуг кормилец было распространено среди аристократов во Франции XVIII века. Позже детей среднего класса стали перевозить из больших городов в сельскую местность, чтобы женщина была не просто матерью, но оставалась женой и, в зависимости от класса, находилась рядом для выполнения супружеского долга и определенных социальных задач, для зачатия потомства или для работы. Также во Франции у светских мамаш появилось желание быть противоположностью возникшему под влиянием патриархата образу «мамы и жены», и они стали жертвовать «своими» материнскими обязанностями в пользу личных желаний. Это привело к тому, что жизнь родителей оплачивалась смертью детей. Все это оказало влияние на образ матери во Франции: привело к формированию иного, отличного от того, который был характерен для этой страны. Различия между немецкими и французскими мамами прослеживаются до сих пор, причиной тому является разное историческое развитие. В Германии тоже пользовались услугами кормилиц: только в одном Гамбурге в XVIII веке работало от четырех до пяти тысяч кормилиц. Так, благодаря шпреевальдской кормилице детей императора Вильгельма II лужицкие сербки часто переезжали жить в немецкие семьи, чтобы кормить грудью их отпрысков.

Смерть одного ребенка, как правило, не являлась поводом для особенной скорби. Это не значит, что люди были абсолютно равнодушны к произошедшему. Точно мы этого не знаем, но в любом случае судьба одного ребенка не ценилась так, как сегодня. Все медленно начало меняться с наступлением индустриализации, когда жилая и рабочая зоны разделились и стало больше возможности для работы в городах, отчего сокращались деревенские сельскохозяйственные общины. Лютер при помощи Реформации положил начало патриархальной семье, в которой женщины должны подчиняться мужчинам. Вся цель девичьего существования сводилась к тому, чтобы выйти замуж и стать матерью. Эта идея в дальнейшем была продвинута в педагогических трудах Жан-Жака Руссо. Он был в ответе за то, что сформировался основной тип образа матери, который до сих пор оказывает сильное влияние на современную женщину, – образ естественной мамы. Это женщина, которая становится матерью и забывает обо всех остальных качествах женщины. Между тем представления о ребенке тоже меняются: он становится ценным, перестает восприниматься как носитель первородного греха, это нечто прекрасное с рождения, тот, о ком следует заботиться. Но если исходить из представлений о материнстве Жан-Жака Руссо, то женщина могла стать матерью только в том случае, если полностью посвящала себя детям.

Сегодня этот образ приобрел несколько дополнений, которых Жан-Жак Руссо хотел в свое время избежать любой ценой. Те, кого сегодня мы назвали бы сексуальными милфами[1]1
    Милфа – партнерша сильно старше по возрасту.


[Закрыть], вызывали явное неодобрение тогда. Кроме того, мамы прежних времен не должны были заниматься своей карьерой. Таким образом, женщин отдалили от первоначальной заботы о ребенке и лишили равноправия: они были вытеснены из общества, закрыты в стенах дома, воспитывая детей в одиночестве. Для тех, кто пытался бунтовать против таких предписаний, врачами, теологами и педагогами были написаны многочисленные рекомендации и статьи о настоящем призвании матерей. Швейцарский педагог Иоганн Генрих Песталоцци стал говорить о божественном, естественном предопределении, которое так сильно закрепилось в наших мыслях. По его словам, женщины по-особенному чувствительны, в отличие от мужчин они готовы жертвовать и заботиться. Эти различия полов должны быть приняты во внимание, когда мы говорим о матерях и отцах. Если инстинкт женщины жертвовать собой был утерян, то его следует оживить. Так был заложен первый камень того, что спустя около двухсот лет нашло свое отражение в словах ведьмы Биби Блоксберг в детской радиопередаче 1985 года: «Все то, что ты делаешь, ты делаешь для меня. Мама, ты меня не оставишь в беде».

Песталоцци перевернул положение вещей своим постулатом о том, что необходимо возродить естественный материнский инстинкт. То, что было на самом деле утеряно, так это разнообразие материнства и взращивание детей сообществом, а не только той, кто родил. Чтобы снова подготовить женщину к этой инстинктивной роли, которая, по мнению Песталоцци, была утеряна, ей требовались инструкции от мужчин-экспертов в области образования, показывающих ей при помощи специальной литературы путь к естественному материнству. Все это было поддержано теориями Дарвина, развивающимися естественными науками и, наконец, психоанализом Фрейда: они подчеркивали естественные гендерные различия родителей и значимость матери для развития детей. Более того, в конечном итоге женщинам навязали не только задачу ухаживать в одиночку за детьми, но и ответственность за развитие каждого чада. Макс Планк относительно исследований природы женщин писал следующее: «Можно не так сильно подчеркивать, что сама природа указала женщине роль матери и домохозяйки и что эти естественные предписания ни при каких обстоятельствах не могут быть проигнорированы, а если такое случается, то в большей степени это вредит подрастающему поколению». Аргумент в пользу естественности стал выдвигаться еще более настойчиво во время начала первой волны феминизма, когда за равенство полов боролись в политике и экономике.

В период между двумя мировыми войнами дома за семейными делами были вынуждены сидеть не только женщины среднего класса и аристократки, теперь к ним присоединились представительницы рабочего класса: необходимо было поддерживать существование народа, при национал-социализме арийские семьи обязаны были расти, мамы не должны были трудиться, безработица сокращалась за счет того, что они передавали свои рабочие места мужчинам. Таким образом, национал-социалисты покончили с первой волной феминизма в Германии. Женщины должны были вернуться на свою «настоящую работу». Тем не менее во время войны им пришлось выполнять работу мужчин, воюющих на фронте и погибающих там. После Второй мировой войны они снова сдают свои места на рынке труда для возвращающихся мужей. Который раз женщина была отправлена в ссылку обратно в семью, в то время как мужчина как глава семьи имел право принимать решения почти во всех сферах семейной жизни.

После раздела Германии представления о материнстве стали развиваться разными путями. Например, в ФРГ семейная модель с женщиной-домохозяйкой была политически подстрахована, в 1958 году был введен так называемый супружеский сплиттинг – налогообложение супругов, при котором учитывался их совместный доход. Это способствовало поддержке семей, в которых работал один супруг, и ставило в невыгодное положение другие. Воспитание детей оставили за матерью. Необходимо было уделять особое внимание детям, заботе о них внутри семьи, так как ее ребенку никто не сможет заменить. Символом высокого статуса семьи считалось то, что мать оставалась дома и не работала.

В ГДР детей тоже в основном воспитывали мамы, но женщины могли применять свой труд вне дома благодаря государственной поддержке семей с детьми. Заниматься какой-либо деятельностью и воспитывать детей – это двойная нагрузка и перенапряжение, о которых работающие мамы знают и по сей день.

Вторая волна женского движения с 1960-х годов, противозачаточные таблетки и безнаказанность прерывания беременности при определенных условиях дали женщинам больше возможностей, чтобы не рассматривать брак как единственный способ самореализации: начали изменяться биографии людей, отца снова стали воспринимать как еще одного члена семьи, который может следить за ребенком. Но вторая волна феминизма отличалась возрождением женской естественности и таким образом сыграла на руку сложившемуся взгляду на материнство. Оно рассматривалось как центральная тема женственности. Несмотря на то что все больше и больше матерей работали, ответственность за благополучие отпрысков все равно ложилась часто только на их плечи. Высказывания американского педиатра Т. Берри Бразелтона, известного в 80-х годах, говорят сами за себя: «Мамы в течение первого года должны оставаться дома, потому что иначе дети будут невыносимы в школе и это приведет к их провалу; в будущем они могут стать преступниками или даже террористами». Отметим не без иронии, что психотерапевт Майкл Винтерхофф пророчит все то же самое сегодня детям, находящимся под гиперопекой. Это хорошее подтверждение того, что мы, мамы, на самом деле можем поступать совершенно неправильно. Правильное материнское поведение – это всего лишь конструкт того времени, в котором его признают. Но не только Т. Берри Бразелтон говорил в 1988 году, что благополучие ребенка лежит в полной ответственности матери.

Евангельский христианин и доктор Уильям Сирс, основатель движения естественного родительства, в 70-х и 80-х годах был убежден в том, что мамы находятся на верном пути назад к своему естественному положению: заботе о ребенке. Несколько лет этому же следует Гордон Ньюфельд, теории которого, согласно анализу фонда им. Генриха Беля, «выставляют детские сады в самом черном свете так же, как и государственное школьное воспитание, гендерный мейнстриминг или гомосексуализм».

Третья волна феминизма женщин, родившихся в 1960-х и 1970-х годах, выступала за изменения в существующих стереотипах и за освобождение от жестких догм, чтобы найти путь, лежащий «где-то посередине». И именно этот путь также следует искать в материнстве. Мы можем оторваться от «естественного, предопределенного образа материнской любви» и все же любить наших детей. Мы можем жить, совмещая работу и заботу о чадах, при этом не испытывать угрызения совести. Сегодня, во времена возникающей четвертой волны феминизма женщин, родившихся в 80-х и 90-х годах, и поиска способов совместить работу и семью, общественную и частную жизни, мы как раз на пути к этому «где-то посередине». Матери-феминистки, такие как Тереза Бюкер, Кюбра Гюмюсей и Милена Глимбовски, публично показывают в социальных сетях, как выглядят эти новые пути материнства и как им следовать. Это женщины с четкими политическими взглядами, у них есть дети, они активны в своей семейной жизни, служат примером того, как можно интегрировать заботу о детях в рабочий день и как материнство становится частью их жизни наряду с остальными ее аспектами.

Хотя две трети женщин живут, совмещая семейные и рабочие задачи, в обществе все еще существует более сильная ориентация на ребенка, что заставляет матерей находиться в постоянном конфликте. Из-за стереотипного образа матери, которому большинство из нас не соответствует, нам стыдно, мы чувствуем за собой вину.

3. Требования естественного родительства

К развитию метода заботы о детях, ориентированного на удовлетворение потребностей ребенка, причастно возникновение теории привязанности в 1950-х годах. Она и сегодня является наиболее распространенной теорией о социально-эмоциональном развитии детей и вслед за своим основателем Джоном Боулби побудила многих к исследованиям в области привязанности и отношений. Большое количество книг с рекомендациями по воспитанию на наших полках по-прежнему основано на результатах исследований Боулби. Методические пособия по решению проблем адаптации ребенка в детском саду базируются на психологической модели теории привязанности Джона Боулби и его последователей. Возможно, без нее мы бы с вами находились в совершенно иной ситуации. Ни тогда, ни сегодня теория не была бесспорной, потому что она фокусируется главным образом на отношениях матери и ребенка. Это некое центрирование, которое исходит из истории его основателя и его культурных корней. Для нас «материнская любовь» и «теория привязанности» часто тесно переплетаются. Но действительно ли эти два понятия относятся друг к другу? Фокусировка на маме, а также универсальная применимость теории привязанности во всех культурах до сих пор находятся под вопросом. При этом ее влияние на ребенка, на его лечение бесценно. Наша задача понять, что нам действительно нужно для нашей повседневной жизни и от чего нам лучше держаться подальше.

Значение раннего детства и исследований привязанности

Если мы взглянем в глубь истории, то увидим, что интересы ребенка не всегда учитывались и детство попало в поле зрения науки только в XX веке, когда был поставлен вопрос о том, что слишком мало исследований посвящено малышам. Психоаналитик Рене Арпад Шпиц исследовал в 1930-х годах последствия размещения детей в воспитательных домах. Чада, лишенные любящих взаимоотношений, демонстрировали остановку в развитии, страдали от социального дефицита и депрессии. Исследователь поведения Гарри Харлоу изучал в 1960-х связь матерей макак-резус (или бенгальских макак) и их детенышей. Работа показала, насколько важной является привязанность для развития приматов. По поручению Всемирной организации здравоохранения в 1951 году Джон Боулби опубликовал свой доклад «Материнская забота и духовное здоровье», а в 1969 году с помощью своей книги «Привязанность. Анализ отношений матери и ребенка» он обосновал популярную и по сей день теорию привязанности.

Переход к такому воспитанию детей и к ориентации на их потребности, поворот к такого рода педагогике был очень важным в сложившейся жизненной ситуации тех лет. На тот момент времени этот переход был необходим для чад и их родителей, таким он остается и сегодня. Кроме того, он объяснял текущие политические события в мире. «Взгляды на образование – это политические взгляды», – пишет Герберт Ренц-Полстер в своей книге «Образование формирует убеждения». Он объясняет связь между образовательными и политическими установками, приходя к выводу, что «чада, которые в детстве не были душевно ранены и оставались уверенными в себе, с живыми глазами, со способностью сопереживать и с отвагой в сердце, оказываются более выносливыми во взрослом возрасте, например по отношению к соблазнам правого популизма. Все дети желали бы себе такое детство».

Однако теория привязанности является продуктом мысли своего времени, поэтому она сильно сосредоточена только на связи матери и ребенка. Здесь и лежит камень преткновения, потому что даже Боулби, как и его предшественники, интерпретировал определенное поведение людей и обезьян в рамках своего мировоззрения. В качестве примера для подтверждения своей теории он привлекал к исследованиям только те виды обезьян, поведение которых соответствовало западным материнским идеалам. С другой стороны, психоаналитик подчеркивал, что воспитание детей не должно являться задачей одних лишь матерей, потому что тогда это приведет к их перенапряжению. Джон Боулби говорил о так называемых помощниках в гнезде. Но существует разница между «помогать и поддерживать» и равным разделением задач, о чем в то время даже и не говорили. Уже в 1954 году антрополог Маргарет Мид с помощью своих собственных результатов исследований (из наблюдений за разными культурами) раскритиковала это фокусирование обязанностей только на матери. Неоспоримо то, что принципиально необходимо было изменение взглядов относительно условий развития детей. Надо было тогда и сейчас критически рассматривать то, как интерпретировалась возможность удовлетворения детских потребностей. Кажется, что собственное детство Джона Боулби повлияло на уклон в его работах в сторону значения преемственности механизмов привязанности к матери и влияния разлуки с ней: сам он воспитывался в большей степени нянькой. Мама покинула семью, когда мальчику было всего 3 года. По этим причинам сегодня теория привязанности иногда используется как средство для угнетения и упреков в сторону женщин. Но все это не так просто. Мышление в черно-белых категориях не было полезным для нее ни тогда, ни сейчас: привязанность важна для детей, как и уважительное отношение, но мы можем и должны мыслить вне рамок теории, где только на маме лежит задача воспитания малыша.