Текст книги "Роза пустыни"

Глава 23

Как только они остались вдвоем, Элизабет уперла руки в бока и осведомилась голосом, который прозвучал неожиданно сильно, если принять во внимание то, что ноги у нее по-прежнему подгибались:

– И кто такая эта Шехерезада, смею спросить?

Черный Джек не мог решить, то ли ему целовать эту злую фурию, то ли встряхнуть хорошенько.

Он несколько дней находился в седле: сначала чтобы «позаботиться» об Амелии Уинтерз и Андре Полонски, потом – чтобы поскорее вернуться к Элизабет. Он позволял себе только короткие остановки, чтобы напоить и накормить Шехерезаду! Его кобыла отличалась силой и выносливостью.

Джек устал и проголодался, и ему очень не понравились сварливые ноты, звучавшие в голосе его жены. Наверное, следует с самого начала показать ей, кто будет в их доме хозяином.

Джек скинул пыльное верхнее одеяние и бросился на груду подушек.

– Я голоден и хочу пить. Сначала я поем и утолю жажду. После этого я буду мыться. И только потом мы обо всем поговорим.

– Мы будем разговаривать сейчас.

Его сузившиеся глаза блестели, как две льдинки.

– Сначала я поем и утолю жажду.

– Кто такая Шехерезада?

Черный Джек решительно налил себе в кубок пальмового вина и разломил пополам лепешку.

Жадно оторвав зубами кусок хлеба, он начал его жевать. Время от времени он делал паузу, чтобы поднести к губам кубок и запить хлеб щедрым глотком вина. При этом он бормотал себе под нос:

– Мне следовало бы жениться на женщине Народа. Они знают, как надо заботиться о мужчине, который устал и хочет пить, который два дня и две ночи ехал верхом, чтобы поскорее вернуться к своей женщине.

Элизабет опустилась рядом с ним на колени.

– Ты ехал верхом два дня и две ночи, чтобы вернуться ко мне?

Он посмотрел ей прямо в глаза.

– Да.

– А не для того, чтобы увидеться с Шехерезадой?

Он нахмурился:

– Конечно, нет. Шехерезада была со мной.

Щеки Элизабет вспыхнули.

– Ты взял с собой другую женщину?! – возмущенно воскликнула она.

Черный Джек решил, что это пора прекращать. Давно пора, если уж на то пошло.

– Шехерезада – существо женского пола, но она не женщина.

«Слава Богу!» – мысленно добавил он.

Элизабет была явно озадачена:

– Тогда кто же она такая?

Джек не торопясь отрывал сочные ягоды от большой кисти темного винограда и отправлял их в рот.

– Так кто же она? – раздраженно повторила Элизабет.

– Моя лошадь.

Джек навсегда запомнит выражения, которые стремительно сменяли друг друга на лице Элизабет в эти последние несколько минут, – то гнев, то ревность, то чувство облегчения. А теперь на нем снова отразился гнев, так что круг был замкнут.

– Лошадь?! – воскликнула она.

Джек кивнул. Его глаза искрились смехом.

Она схватила вышитую подушку и сердито бросила в него.

– Ты специально заставил меня думать, что Шехерезада – это женщина! А это была твоя лошадь!

Он без труда поймал подушку и отложил ее в сторону.

– Ревновала, радость моя?

– Ревновала? Ха! С какой стати мне ревновать?

– Потому что ты не хочешь ни с кем меня делить.

Ее изящный носик высокомерно вздернулся.

– Вы явно перегрелись на солнце, милорд. Оно повредило вам мозги, так что теперь вы бредите и страдаете манией величия.

Он запрокинул голову и искренне рассмеялся.

К Элизабет вдруг вернулась серьезность. Она поменяла тему разговора.

– Ты должен все мне рассказать, Джек. – Она стиснула его плечо. – Где мой брат? Он здоров? Ему ничто не угрожает?

Он поспешил ее успокоить:

– Не бойся. Али здоров и в безопасности. Он решил погостить у родителей своей матери, пока вся эта история не закончится.

– Я очень рада это слышать, – призналась Элизабет, отпуская его плечо. – Али как-то сказал мне, что его мать умерла во время родов. Теперь, когда папы тоже не стало, я испугалась, как бы он не начал думать, что остался совершенно один.

– Об Али прекрасно позаботятся. Кроме бабушки и дедушки, у него еще масса родственников: дяди, тетки и двоюродные братья и сестры.

Элизабет начала нервно теребить бахрому подушки.

– Но я его единственная сестра.

Джек решительно кивнул, продолжая смотреть ей прямо в глаза:

– Ты – его единственная сестра.

– Конечно, если не считать остальных в Англии.

– Если не считать остальных в Англии.

Ему показалось, что Элизабет приняла для себя какое-то важное решение.

– Я должна буду повидаться с братом, когда эта история закончится.

– Я сам тебя к нему отвезу.

– Спасибо. – Она посмотрела на Джека с искренней благодарностью и пододвинула ему тарелку сладкого печенья, пропитанного медом. – Не хотите ли еще откушать, милорд?

Черный Джек вежливо отказался.

– Теперь я вымоюсь и расскажу тебе о миссис Уинтерз и графе Полонски. – Уже начав раздеваться, он добавил: – Если, конечно, тебя это интересует.

Элизабет нетерпеливо подалась к нему:

– Конечно, интересует! Ты не должен пропускать ничего, даже самой мелкой и маловажной детали! Я хочу услышать все.

Джек прикусил щеку, чтобы сдержать улыбку. Какое она любознательное существо, его женушка! Он вздохнул. Жена. Надо полагать, это будет следующим вопросом, который она пожелает ему задать.

– Я постараюсь вспомнить все подробности, какими бы незначительными они ни казались, – пообещал он, продолжая раздеваться.

– Милорд, вы вот-вот снимете с себя всю одежду, – напомнила ему Элизабет.

«Что это за женские глупости?» – подумал Джек, а вслух произнес:

– Мадам, я это прекрасно сознаю.

– Но ты будешь… совершенно… неодет!

– Да, конечно. А по-твоему, следует мыться в одежде?

– Но…

– Ты уже видела меня обнаженным. Если уж зашла об этом, мы не должны стесняться друг друга.

У Элизабет перехватило дыхание. Джек заметил, что она старается на него не смотреть. Однако любопытство вскоре оказалось сильнее смущения. Он поймал на себе, на своем обнаженном теле, ее пристальный взгляд, и его мужское естество мгновенно на это отреагировало. Джек почувствовал, как его плоть наливается страстью: всего несколько секунд, и его возбуждение стало невозможно скрыть.

– Проклятый недуг! – негромко выругался он и с изумлением услышал, что Элизабет робко засмеялась.

– Даже против самого серьезного недуга должно существовать лекарство! – с неожиданной смелостью заявила она.

Джек встал в небольшую медную лохань и снял с ближайшего шеста мешочек из козьей шкуры. Из него он вылил себе на голову немного драгоценной воды, и она потекла по его телу тоненькими ручейками. После этого он зачерпнул из чашки горсть чистейшего белого песка и начал легко тереть им свое тело.

– Расскажи мне, что происходило, когда я потеряла сознание, Джек! – попросила Элизабет.

– А в какой момент ты потеряла сознание?

Элизабет немного помолчала, а потом почти шепотом ответила ему:

– Это было вечером того дня, когда погиб отец. Я готовилась ко сну, а Амелия Уинтерз пришла ко мне со стаканом подогретого козьего молока. – Ее голос стал громче, даже послышались гневные ноты. – Она уверяла, что молоко поможет мне уснуть. Конечно! Эта ведьма что-то подмешала мне в молоко, чтобы я не смогла проснуться.

– Какая подлость!

Элизабет энергично кивнула.

– Я помню, она смеялась и говорила, что они собираются завладеть моим дневником и картами. А я не смогу им помешать, потому что не проснусь и не побегу за ней.

Джек секунду стоял неподвижно, прекратив тереть песком покрытую темными завитками грудь.

– Так, значит, это Амелия Уинтерз рылась в твоих вещах, когда ты ночевала в гробнице леди Исиды?

– Она сама призналась мне в этом. – Элизабет тяжело вздохнула. – И еще, что граф Полонски был с ней заодно.

Продолжая мыться, Джек рассказывал:

– Первым неладное заметил Али. Он хотел поговорить с тобой, и его встревожило, что ты не отозвалась ни на его стук, ни на оклики. Он сразу же сообщил об этом мне: разбудил меня рано утром.

Джек принялся мыть спину, но под левой лопаткой оказалось место, до которого ему никак не удавалось дотянуться.

– Дорогая, оказывается, я должен просить тебя о помощи.

Элизабет подняла голову:

– Да, милорд?

– Вот тут есть одно место, – он показал ей, какое именно место имел в виду, – до которого я не могу дотянуться. Ты не возражаешь?

С этими словами он протянул ей горсть белого песка.

– Конечно, – не без смущения откликнулась Элизабет, вставая на ноги. Взяв у него песок, она попыталась тереть им его спину под левой лопаткой. – К сожалению, мытье песком требует умения, которое я пока не освоила. У меня весь песок просыпался.

– Это ничего, – сказал он, напомнив себе, что необходимо продолжать делать глубокие вдохи и выдохи. Робкое прикосновение ее пальцев заставило его забыть обо всем.

– Я потерла то место, которое надо тереть?

Джеку отчаянно хотелось сказать «нет», громко крикнуть «нет» и объяснить Элизабет, какому месту требуется ее прикосновение.

Джек никогда не назвал бы себя человеком скромным, но в этот момент он был настолько близок к тому, чтобы пролить свое семя прямо в воздух, что вынужден был повернуться к ней спиной и поспешно закончить мытье.

– Так вот, – проговорил он, немного овладев собой, – мы заглянули во все остальные дома для гостей и обнаружили, что они опустели. Исчезли не только Амелия Уинтерз и Андре Полонски, но и полковник тоже, Это известие было для нее полной неожиданностью.

– Полковник Уинтерз тоже исчез?

Джек кивнул:

– Как сквозь землю провалился.

– Господи, а что, если с беднягой сделали что-то дурное?

– Нисколько, – отозвался Джек с сардонической улыбкой.

Он смыл песок с тела и выпрямился. В черных волосах на его голове, на груди, на стреле вдоль живота и в треугольнике вокруг гордой плоти блестели капли воды, напоминавшие росу. Он взял чистое одеяние и набросил его себе на плечи.

– А куда деть эту воду? – спросила Элизабет.

– Здесь, в пустыне, мы воду зря не тратим, особенно ту, которую берем в оазисе, чтобы мыться. Песок быстро осядет на дно лохани, и воду можно будет использовать – постирать одежду или напоить животных.

Ее голос стал хрипловато-грудным:

– Очень разумно, милорд.

Потом она снова вернулась к разговору о ее бывших спутниках:

– Пожалуйста, продолжайте рассказ о событиях последних дней.

Выражение его лица вмиг стало серьезным, глаза, потемневшие от гнева, казались почти черными.

– Мы обнаружили тебя в доме, Элизабет. Несколько секунд нам казалось, что ты умерла.

Джек не смог бы передать ей, что именно он испытал в те мгновения, пока не стало ясно, что у нее просто очень глубокий сон. Он готов был крушить все вокруг, убить всех, кто попадется ему под руку… Ему показалось, что она умерла, что он уже не сможет ничем ей помочь, как когда-то не смог ничем помочь матери. Ему хотелось убивать или умереть самому. И ему было не важно, сделает ли он первое, или второе, или и то и другое.

Ее глаза изумленно округлились.

– Вы с Али решили, что я умерла?

– Да. А потом мы поняли, что тебя просто чем-то опоили. Стакан с остатками молока и кувшин по-прежнему стояли на подносе у твоей постели. Но как мы ни старались, разбудить тебя нам не удалось.

Элизабет потерла виски.

– Кажется, я смутно припоминаю, как кто-то звал меня, заставлял ходить по комнате, вливал мне в горло какую-то горячую жидкость…

– Мы пытались тебя разбудить, но все было напрасно. Опасаясь, как бы к с Али что-нибудь не случилось, я отправил его к бабке и деду, хотя он долго возражал, не хотел уезжать. Я уверил его, что ты будешь в безопасности здесь, в пустыне, со мной и что Народ будет охранять тебя, как свою. В конце концов он все-таки согласился ехать. Его сопровождали несколько ближайших помощников твоего отца. Они благополучно доставят Али к его родным и, вернувшись в Луксор, будут дожидаться наших дальнейших распоряжений.

– А мои вещи?

Ему было искренне неприятно сообщать Элизабет об этом.

– Все в твоем доме было перевернуто. Я посадил тебя в коляску твоего отца и привез прямо сюда, к Народу. Я должен был прежде всего позаботиться о твоей безопасности.

Ее чудесное лицо исказилось гримасой разочарования.

– Значит, мой дневник и ценные бумаги по-прежнему находятся у Амелии и графа.

– Нет.

Элизабет насторожилась:

– Нет? Тогда у кого же они? Говори скорее!

– Терпение, миледи. Я рассказываю тебе обо всем в той последовательности, в которой узнавал сам.

Элизабет сделала резкое движение, и покрывало соскользнуло с ее плеч.

«Терпение, Джек. Тебе тоже надо запастись терпением. Ночь обещает быть очень долгой. Да, очень и очень долгой».

– Проводив Али и благополучно доставив тебя сюда, я вернулся обратно, чтобы заняться Амелией Уинтерз и Андре Полонски. – Взгляд его голубых глаз стал холодным и колючим. – Мы, жители пустыни, хорошо знаем, как надо поступать с ворами. Наказание может показаться суровым, но таков неписаный закон пустыни.

– И… и что же вы делаете с ворами?

Джек знал, что Элизабет будет потрясена, но решил рассказать ей все как есть, всю правду. Это суровая страна, и предателям здесь нет прощения и пощады.

– Укравшего лишают руки. Того, кто выпил из чужого источника или испортил его, оставляют в пустыне без глотка влаги. Тому, кто оболгал соседа, отрезают язык. Обольстившему чужую жену…

Она поспешно прервала его:

– Я все поняла.

Он пожал плечами и поудобнее устроился на подушках, разложенных вокруг стола.

– Оказалось, что воров успели наказать по заслугам еще до моего появления.

– Пожалуйста, объясни.

– Я обнаружил Амелию Уинтерз и графа Полонски на пустынном участке дороги между Долиной царей и Долиной цариц. Их бросили там, решив, что они мертвы.

Элизабет быстро прижала руку к губам:

– Мертвы?

Джек кивнул.

– У Полонски была пуля в правой руке и по одной в каждой ноге, так чтобы он не мог идти. Амелия, при всех своих недостатках, отказалась бросить графа, несмотря на его уговоры. Она попыталась найти для них какое-нибудь укрытие, однако вокруг не было ни веточки, которая отбросила бы хоть немного тени. Они бы не продержались и дня на жаре, под палящим солнцем. Он не оставил им даже фляжки с водой.

– Он?

– Полковник Уинтерз.

– Полковник Уинтерз! – повторила Элизабет, явно потрясенная этим известием.

– Боюсь, что главным злодеем в этой истории оказался Хилберт Уинтерз. Конечно, Амелия и Андре – воры, но вот полковник был готов хладнокровно устранить всех, кто стоит между ним и тем, что ему нужно.

– Устранить?

– Убрать. Уничтожить. Убить.

– Боже мой! А что ему было нужно?

– Получить твой дневник и карты, дорогая. Не знаю, как он узнал о намерении любовников обойти его и самим отправиться за сокровищами Мернептона Сети, но факт остается фактом: он об этом узнал. Из того немногого, что они смогли мне сказать, я понял только, что он последовал за ними в пустыню, хладнокровно подстрелил Полонски, запугал Амелию, отнял твои бумаги и оставил их на произвол судьбы.

– Но он казался таким добрым джентльменом!

– Что, надо полагать, демонстрирует нам, насколько обманчивой может быть внешность.

Было видно, что Элизабет пытается осмыслить услышанное.

– Полковник Уинтерз – убийца…

– По-видимому, так.

Она пристально посмотрела на Джека:

– А что стало с Амелией и Андре?

Черный Джек успокаивающе похлопал ее по руке:

– Не беспокойся. Я довез их до ближайшей деревни, где о них как следует позаботятся.

Элизабет покусала нижнюю губу.

– Ты не стал передавать их властям?

Он невозмутимо разломил сладкий бисквит на две половинки и положил одну ей в рот, а вторую съел сам.

– Нет. Я поступил гораздо лучше.

– Гораздо лучше? – недоуменно пробормотала она.

– Расставаясь с ними, я дал им торжественное обещание.

– Торжественное обещание? – повторила Элизабет и надкусила пропитанное медом печенье.

– Я пообещал Амелии и Андре, что если кто-то из них посмеет снова причинить тебе вред, я разыщу их хоть на краю света и закончу то, что начал полковник.

Элизабет чуть не подавилась от неожиданности.

– Я спас их жалкие жизни, – проворчал Джек, сверкая потемневшими глазами. – Но я без всяких колебаний выполнил бы свою угрозу и наказал их так, как они заслуживают.

– Боже, Джек!

– Таков, моя милая Элизабет, закон пустыни.

Потрясенная, Элизабет переспросила:

– Ты хочешь сказать, что убил бы их?

– Мне это не понадобилось бы: солнце, песок и пустыня сделали бы это за меня. Но можешь не сомневаться: я оберегаю то, что принадлежит мне. А ты – моя.

Элизабет ему поверила. Помолчав, она спросила:

– А как ты думаешь, что стало с полковником?

– Полковник Уинтерз сбежал. Я займусь им позже. Мне было необходимо вернуться и позаботиться о моей жене.

– Кстати, об этом…

Джек откинулся на расшитые подушки и стал наблюдать за ней из-под полуопущенных век. Элизабет показалось, что он был готов к разговору об их браке.

– Я должен был на тебе жениться. Другого способа не было.

Элизабет не могла понять, чего ей хочется сильнее: отвесить ему хорошую оплеуху, рассмеяться ему в лицо или начать его целовать.

– Не было другого способа сделать что?

– Это суровая земля. Ты должна была стать моей, чтобы я мог предоставить тебе защиту и мой шатер. Если бы я этого не сделал, любой горячий жеребец племени мог бы бросить мне вызов, чтобы получить твою благосклонность, – и сделал бы это.

Она искоса посмотрела на Джека:

– Мою благосклонность?

– Твои ласки в постели.

Несмотря на прохладный ночной ветер, Элизабет почувствовала, что от смущения у нее загорелись щеки. Чтобы мужчины ссорились из-за нее? Чтобы Джек вступал в бой и, может быть, убивал, защищая ее? Такого она представить себе не могла.

Она откашлялась и решила немного прояснить для себя ситуацию:

– Мы действительно женаты?

Его лицо не изменилось.

– Согласно законам и обычаям Народа – да.

Она начала растирать виски.

– Но я совершенно не помню…

– Церемония была очень короткой, а невеста, мягко выражаясь, была не совсем проснувшейся.

– Понятно.

– Вне рамок этой культуры наш брак недействителен. Я буду защищать тебя. Когда необходимость в этом исчезнет, ты сможешь вернуться в Англию. Если захочешь.

Наступило странное молчание.

– А ты веришь в те брачные обеты, которыми мы обменялись?

После короткой паузы Джек признался:

– Верю. Но я уже много лет живу с Народом. Для посторонних это иначе.

Элизабет хотела знать всю правду – ей просто необходимо было знать всю правду.

– А в глазах Народа я по-прежнему посторонняя?

Джек произнес пугающе тихо:

– Выйдя за меня замуж, ты стала членом племени.

– Поэтому ты и знал, что можешь спокойно поручить меня их заботам.

– Да.

Теперь она до конца поняла, что этот человек сделал для нее. Он спас ей не только жизнь – он спас ее достоинство. Взяв Элизабет в жены, Джек сделал ее госпожой.

Она беспокойно облизала губы.

– Не знаю, как я смогу тебя отблагодарить.

– Меня благодарить не за что. – Джек закинул сильные бронзово-смуглые руки за голову и зевнул. – Я проехал сегодня много миль. Я устал. Ты тоже прошла через много испытаний. Нам пора спать.

Она оглядела уютное пространство шатра.

– А где мы будем спать?

Внезапно между ними вновь возникла атмосфера страстного ожидания, которой совершенно не ощущалось с тех пор, как Джек закончил мыться.

– Наше ложе нас ждет, – напомнил ей Джек.

– Но оно только одно!

– Здесь места хватит и для двоих. – По его лицу скользнула быстрая улыбка. – Мы считаемся мужем и женой. Но если тебя это тревожит, дорогая, можешь быть спокойна: сегодня я не собираюсь овладеть твоим прекрасным телом. По правде говоря, я твердо намерен немедленно заснуть.

Элизабет подумала, что ей, видимо, следует этому радоваться.

Черный Джек начал тушить лампы, так что вскоре единственным источником света в шатре стал бледный луч луны, проникавший внутрь сквозь отверстие в высоком своде. Они легли друг подле друга – но их действительно разделяло немалое расстояние.

Ночь была полна знакомых звуков: шипел привязанный неподалеку от шатра верблюд, тихо смеялись мужчина и женщина, коротко заржала кобыла, и ей протяжно и громко ответил жеребец. Бронзовые колокольчики, развешанные по всему шатру, чуть слышно позванивали.

Прошло некоторое время – Элизабет не смогла бы сказать, сколько именно. Не выдержав, она вздохнула и прошептала в темноту:

– Ты спишь?

– Нет.

– Почему?

– Не могу заснуть.

– И я тоже. – Элизабет легла на бок лицом к нему. – А мне казалось, что ты был твердо намерен немедленно заснуть.

Она услышала негромкий смех Джека, полный самоиронии. Как она любила его звучный, мужественный голос!

– Ну, это не первый случай, когда мои лучшие намерения ни к чему хорошему не приводят.

Осторожно проведя рукой по их необычному ложу, Элизабет нашла его правую руку. Ее пальцы сразу же ощутили прикосновение прохладного металла.

– Принц Рамсес носит такое же кольцо. Он сказал мне: это – напоминание, что ты спас ему жизнь.

– А он – мне.

– Ты спас его от предательства и от удара кинжалом в спину, – вспомнила Элизабет, надеясь, что ее слова побудят его быть с ней откровенным.

Джек перевернулся на спину и уставился в темные своды шатра.

– Рами спас меня от моего самого страшного врага.

– Твоего самого страшного врага?

– От меня самого.

– Он спас тебя от самого себя?

Джек вздохнул.

– Это было много лет назад. Мы с Рами вместе учились в Кембридже. Однажды меня несправедливо обвинили в том, что я украл деньги у одного типа. К сожалению, часть пропавших денег обнаружили в моих вещах. Поскольку я не захотел выдать человека, который, как мы все подозревали, и был вором, и даже защищаться не стал, меня вышвырнули не только из клуба, но и из университета. Я опозорил себя и запятнал имя семьи.

Элизабет сочувственно сжала его пальцы:

– Ох, Джек…

– Моя мать поверила, что я невиновен (она всегда брала мою сторону, прав я был или нет… всегда, пока была жива). А вот герцог, мой отец, решил, что это последняя капля. Он недвусмысленно высказал мне свое мнение: я был виновен. Более того, я был подлейшим из подлых, самой паршивой из всех паршивых овец, самым необузданным из всех голубоглазых Уиков, и он не надеялся, что я изменюсь к лучшему. У него был один сын и наследник: мой старший брат, Лоренс. Я был ничто. Нет, хуже, чем ничто.

В груди Элизабет возникла холодная боль, похожая на острый осколок льда.

– Неделю спустя Рами нашел меня в какой-то лондонской трущобе. Кажется, я все это время ничего не ел и отчаянно пытался допиться до полного бесчувствия. Если бы я остался один, то скорее всего погиб в первые же две недели. Он меня отмыл и сказал, что возвращается к себе на родину и что я еду с ним.

– И ты поехал.

– Поехал.

– И с тех пор оставался с принцем Рамсесом.

– И с тех пор оставался с ним.

– А когда шесть лет назад умерла твоя мать?

– Народ дал мне смысл жизни. Они стали моей семьей.

Прошло несколько минут, прежде чем к Элизабет вернулась способность говорить, да и тогда ее голос был едва слышен.

– Я верю, что ты невиновен, Джек.

– Это было много лет назад, и ты меня не видела, не знала и даже не слышала обо мне. В то время ты была еще маленькой девочкой.

– Ты сказал, что был невиновен. Мне этого достаточно.

Со стоном он предостерег ее:

– Милая моя, золотая моя девочка, не надо в меня верить!

– Слишком поздно, – сообщила она ему. – Я уже в тебя верю. Ты глубоко порядочный человек, и я не побоюсь доверить тебе мою жизнь.

– Но я не всегда говорил одну только правду и ничего, кроме правды.

– Значит, ты нормальный человек. Кто же всегда говорит правду?

Джек крепко сжал ее плечи и притянул к себе.

– Элизабет, посмотри мне прямо в глаза.

В лунном свете ей ясно были видны его голубые глаза.

– Смотрю, милорд.

– Слушай меня внимательно.

– Слушаю, милорд.

– Я намеренно шел за тобой в тот первый день на базаре.

– Я так и решила, милорд.

– Я выполнял поручение принца Рамсеса и Народа. Мне необходимо было узнать о тебе как можно больше, выяснить, что тебе известно о гробнице Мернептона Сети. Я был готов сделать все, что потребуется, чтобы получить эти сведения.

– Я пришла к этому выводу довольно давно, милорд. Я ведь не глупая.

Он с досадой воздел руки:

– Я так никогда не считал.

– Вам меня не оскорбить, милорд. Я давно поняла вашу игру.

– Мою игру?

– Вам не заставить меня поверить в то, что вы действительно порочны, что вы – самая паршивая из всех паршивых овец или самый необузданный из необузданных Уиков, что бы вы мне ни говорили.

Он яростно бросил ей, почти перейдя на крик:

– Я был вполне готов тебя обольстить, даже жениться на тебе, если придется, только чтобы получить эти сведения.

Она нежно поводила пальцем по его упрямому подбородку.

– Ты меня обольстил. Ты на мне женился. Но ты все еще не получил тех сведений, которые тебе нужны.

Он с трудом вздохнул и издал странный горловой звук, похожий на рычание, такого Элизабет еще никогда не слышала.

– Боюсь, что из тебя хорошего шпиона не получится, муж мой.

– Я был хорошим шпионом, пока не столкнулся с тобой, – проворчал он.

– Значит, как сказал принц Рамсес, теперь тебе придется несладко. Ты наконец нашел себе пару.

– Ха, ты же семнадцатилетняя девчушка!

– Мне почти восемнадцать, и я – женщина, – парировала она. – Замужняя женщина.

– Только формально.

– Тогда нам надо что-то предпринять, чтобы изменить это, не так ли?

Джек замер.

– И что ты задумала? – осторожно спросил он.

Она просунула руку в широкий рукав его рубашки и начала водить ладонью по обнаженной руке, по груди, животу… Вскоре она почувствовала, как дрожит его тело.

– Я подумала, что мы могли бы продолжить уроки.

– Уроки? – переспросил он севшим голосом.

– Ты ведь, кажется, говорил, что существует множество способов заниматься любовью, так?

– Да…

– Ну тогда почему бы нам не начать с обычного, а потом не попробовать по очереди все остальные?

– Но ты же девственница! – вырвалось у Джека.

Она почувствовала, что густо краснеет.

– Это я знаю. Но я в этом не виновата.

– Я и не говорил, что виновата. – Он укоризненно сощурил глаза. – Я один раз просил тебя стать моей женой, а ты отказалась.

Элизабет вздохнула и не стала оспаривать это утверждение. Но не хотелось и вспоминать о неприятных подробностях их давнего разговора.

– Это так.

– Ты утверждала, что из меня получится хороший любовник, но плохой муж.

– Я ошиблась.

– Ошиблась?

– Да. Я признаю, что ошиблась. И я передумала.

– Передумала?! – взревел он.

Элизабет укоризненно приподняла темно-каштановые брови:

– Женщинам разрешается передумывать.

– Клянусь святым сыном Осириса! – Он несколько раз ткнул кулаком в подушку, лежавшую у него под головой. – Из всех глупых отговорок…

– Ш-ш, милый мой муж, – прошептала она, забираясь рукой за ворот рубашки Джека.

Она начала гладить его широкую мускулистую грудь, тугие соски, спрятанные среди завитков темных волос, ровный живот… А потом она передвинула руку ниже и услышала, как он резко втянул в себя воздух.

– Боже!

– Милорд, ваш недуг сегодня особенно силен, – объявила она.

– Миледи, это совсем не смешно.

– Ну, вам, конечно, известно об этом гораздо больше, чем мне, милорд. Мое знакомство с… э-э… мужским недугом… довольно ограничено.

– Довольно ограничено?

– Ну хорошо. Очень ограничено. Действительно, надо признаться, что я могу по пальцам пересчитать те случаи… – Считая вслух, Элизабет прикасалась пальцем к его тугой плоти. – Раз. Два. Три. – Она на секунду задумалась, а потом спросила: – Или все-таки четыре?

– Три или четыре – роли не играет, – процедил он сквозь сжатые зубы.

Элизабет распустила на нем пояс и распахнула длинную рубашку.

– Ты был прав, конечно, – объявила Элизабет.

– Наконец-то признала, что я в чем-то прав, – пробормотал Джек.

– Когда мужчина возбужден, так что весь мир может это видеть, – у него все впереди.

– Надеюсь, весь мир этого не увидит.

– Ну, естественно. Я хочу сказать, что мужчина не может скрыть своей реакции на женщину, правда?

– Да, не может.

– Ты стал очень большим и твердым.

– И становлюсь с каждой минутой все больше и тверже, – пробормотал он себе под нос.

Элизабет обхватила его рукой и чуть-чуть сжала, как бы желая лучше представить себе размеры его древка.

– Я никогда не думала, что мужчина окажется таким…

– Элизабет!

Его голос был строгим, игнорировать это было нельзя.

– Да, милорд?

– Ты не должна… Я так давно… Я на грани…

Она непонимающе наморщила лоб.

– Я сделала что-то такое, чего не следовало делать?

– Да нет, радость моя, – с трудом проговорил он.

– Тогда ты должен объяснить мне все, Джек. Я ведь ничего не знаю об этих вещах. И если ты не расскажешь мне, то кто тогда расскажет?

Он кивнул:

– Я постараюсь.

Элизабет ждала его объяснений. И, ожидая, когда оч начнет говорить, она несколько раз провела пальцами по его плоти, завороженно наблюдая за тем, как на ее конце у крошечного отверстия появилась капелька. В лунном свете она блестела, словно роса. Наклонившись ниже, она снова обвила его пальцами – и изумилась, услышав, как Джек глухо вскрикнул. Его древко напряглось и дернулось: раз, другой, третий… Из его тела вырвалась струя со странно знакомым ей терпким запахом.

– Дьявол! – воскликнул он.

– Что-то не так?

– Ничего.

– Этого не должно было случиться?

– Должно, но…

– Разве это не такой же оргазм, как тот, что был у тебя тогда, когда мы делили постель в гробнице леди Исиды?

– Да, но…

– Разве не это происходит с мужчиной в некий момент его недуга?

– Да, но…

– Но что, милорд? – совершенно невинно спросила она.

– Но это не совсем то, что я хотел испытать.

Естественно, Элизабет тотчас же осведомилась:

– А чего же ты хотел?

– Я тебе это покажу, моя великолепная леди, – сказал он и сбросил с себя одежду.

– Джек!

– А теперь давай посмотрим, что будет происходить с твоим телом, радость моя.

Он зарылся лицом в шелковистую гриву ее волос, целовал ее от макушки до пальцев ног.

Прежде Элизабет не подозревала, что ее кожа станет столь чувствительной к легчайшему прикосновению, к самой мимолетной ласке. Она не думала, что каждая частица женского тела может настолько настроиться на мужское. Короткие волоски на ее шее приятно шевелились. Руки были покрыты мурашками. Ее соски стали твердыми и ныли – почти болели. Ей неудержимо хотелось пододвинуть их к губам Джека и умолять его, чтобы он прикоснулся к ним, сомкнул вокруг одного губы, а вокруг другого – пальцы.

Она вся пылала неутолимым желанием. И вот наконец его рука скользнула по ее бедрам и раздвинула мягкие складки вокруг главного источника ее томления. Его пальцы ощутили тепло и влагу, полную ее аромата. Он поднес их к своему рту, потом дотронулся до ее губ. И когда он начал ее целовать, запахи мужского и женского начала, ароматы их тел соединились.

– Это ты. Это я. А это мы, – прошептал Джек, и его язык проскользнул между ее губ и нашел ее язык. – Попробуй меня. Попробуй тебя. Попробуй нас.

– Я хочу, чтобы мы стали одним целым, – прошептала она, лихорадочно отвечая на его поцелуи. – Войди в меня, Джек. Пожалуйста!

– Как мне войти в тебя, любимая?

Испытывая бессильное желание, она попыталась его ударить. Однако удара не получилось – только нежное прикосновение мотылька к цветку.