Текст книги "Роза пустыни"

Глава 9

– В один прекрасный день женщины откажутся носить корсеты, – объявила Элизабет, морщась: Колетт затягивала шнуровку.

– Не думаю, миледи. Это станет концом цивилизации – той, что мы знаем. Теперь сделайте глубокий вдох, а потом выдохните, пожалуйста, – велела Колетт.

– Не понимаю, – сказала Элизабет, чуть не задохнувшись, – почему отказ носить корсеты должен будет означать конец цивилизации.

– Но это же мода, миледи! Что со всеми нами будет без моды?

«Действительно, что станет с миром без молы?» – с мрачным юмором думала Элизабет, пока ее застегивали, зашнуровывали и затягивали так, что она удивлялась, как еще не умерла. Когда Колетт закончила туалет своей госпожи, та едва могла дышать и двигаться.

– Матушка говорит, что по платью можно судить о том месте, которое женщина занимает в обществе.

– Ваша матушка – мудрая женщина. Вам следовало бы чаще прислушиваться к ее словам. – Колетт не смогла удержаться, чтобы не добавить: – Нам надо отводить плечи назад и стоять прямо, миледи. Для нас осанка чрезвычайно важна, не так ли?

Элизабет была счастлива тем, что ответа на эту фразу не требовалось. Ей с детства внушали, как важно иметь правильную осанку. Сначала мать и няня. Потом – Каролина и Колетт. Лично ее эта тема никогда не интересовала – ни капельки. Вот если бы им хотелось поговорить об обычае древних египтян поклоняться священным быкам Аписа и мумифицировать их… Этот предмет разговора она сочла бы захватывающе интересным!

– Сегодня я буду во всем коричневом, – решила она, стоя перед шкафом.

– Вам больше всего идет зеленое, – заметила Колетт. – Это подходит к вашим глазам.

Элизабет вздохнула и сдалась без спора:

– Пусть будет зеленое.

Колетт Дюве извлекла платье из шкафа и начала над ним хлопотать, расправляя юбку и ворча на своем родном языке, что по складкам надо было бы пройтись утюгом, но на это, как всегда, нет времени – они с утра до вечера бегают с места на место… Потом она, продолжая возиться с платьем, тихо проговорила, приглашая Элизабет посплетничать:

– Вы обратили внимание, какое красивое платье из муарового шелка было на миссис Уинтерз вчера, когда мы ездили смотреть мечети?

Элизабет наморщила носик:

– Кажется, оно было розовое.

Ее служанка покачала головой и возразила, очень по-французски пощелкав языком:

– Нет-нет, миледи. Не просто розовое, а цвета чайных роз, таких, как растут в саду Стенхоуп-Холла. Туалет идеально подчеркивал цвет лица и волос этой дамы. Даже чулки у нее были из прозрачнейшего розового шелка!

– Откуда ты это знаешь?

Колетт набросила зеленое платье Элизабет на голову и ответила:

– Был такой момент, когда лорд Джонатан помогал мадам Уинтерз сесть в карету: на секунду из-под юбок показалась ее лодыжка.

Элизабет задумчиво сказала:

– Кажется, все считают, что Амелия Уинтерз элегантна.

– О да! Вы могли бы кое-чему у нее поучиться, – заметила Колетт с лучшими намерениями.

– Как ты думаешь, мужчины находят ее красивой? – спросила Элизабет, не поднимая головы.

Она не видела, каким удивленным взглядом окинула ее Колетт.

– A, mon petit chou[3]3
  душенька (фр.).


[Закрыть], я уверена, что лорд Джонатан находит прекрасной вас!

Элизабет подняла глаза и увидела в зеркале улыбающуюся ей подругу.

– Неужели я настолько понятна?

– Понятны? О нет. Вы всегда были таинственной: интересовались только пыльными, скучными старыми книгами. А огромные ваши глаза говорят так много – и ничего не выдают! – Колетт кончила застегивать корсаж зеленого платья и на секунду отступила, чтобы оценить свою работу. – Я говорила о лОрде Джонатане. Я заметила, как он на вас смотрит.

Элизабет широко раскрыла глаза.

– И как же Джек… лорд Джонатан… на меня смотрит?

Служанка сдержанно улыбнулась:

– Как будто вы – клубничное пирожное, которое он хотел бы съесть в один присест!

Элизабет густо покраснела. Французы так спокойно говорят о подобных вещах! Наверное, ей никогда к этому не привыкнуть. И тем не менее она спросила:

– Правда?

Весело рассмеявшись, Колетт Дюве уверила ее:

– Ma foi, c'est vrai[4]4
  Признаюсь, это так! (фр.)


[Закрыть]! Истинная правда.

Элизабет провела кончиком языка по нижней губе и высказала вслух те сомнения, которые не давали ей покоя:

– Я не вполне уверена в том, что лорд Джонатан – настоящий джентльмен.

Колетт успокаивающе похлопала ее по плечу:

– Самое главное, cherie[5]5
  дорогая (фр.).


[Закрыть], это то, что он – настоящий мужчина!

– О, невозможно в этом усомниться! – воскликнула Элизабет.

На секунду лицо француженки озарилось улыбкой, но Элизабет этого не заметила.

– Если вы изволите сесть, я начну укладывать вам волосы.

Колетт взяла с туалетного столика щетку с серебряной ручкой и принялась расчесывать густые каштановые пряди, которые ниспадали почти до самой талии ее госпожи.

– Они великолепны! – объявила Колетт, как она делала каждое утро: это было частью их ритуала.

– Волосы и есть волосы, – вздохнула Элизабет, хотя она понимала, что это не совсем так. Большинство модных дам вынуждены были помогать природе, не одарившей их густыми волосами. В собственные волосы они вплетали сложные шиньоны и косы. Ей повезло: ее волосы всегда были густыми и мягкими как шелк.

Колетт сказала ей примерно то же самое:

– Вы должны быть счастливы, что имеете такие великолепные волосы. Я встречала женщин, которые продали бы душу дьяволу, чтобы иметь такие волосы, как у вас.

Элизабет нахмурилась и напомнила своей подруге:

– Каролина говорит, что мне нельзя этим хвастаться. Ведь, в конце концов, моей заслуги в этом нет.

– Ваша сестра, несомненно, вам завидует, миледи, – открыто заявила Колетт.

Такая мысль самой Элизабет в голову не приходила.

– Ты правда так думаешь?

– Mais certainement![6]6
  Да, конечно! (фр.)


[Закрыть]

– Не могу понять, с чего бы она стала мне завидовать. Каролина очень красивая. Муж и дети ее обожают. У них чудесный дом, более чем достаточно денег и множество друзей.

На секунду Колетт обхватила лицо своей подопечной ладонями, и они заглянули друг другу в глаза через зеркало над туалетным столиком.

– Но у вас, cherie, прекрасно не только лицо, но и душа. А такое поистине редкость.

Элизабет смутилась:

– Право, Колетт!

Девица пожала плечами так, как это умеют делать лишь парижанки, и в раздумье продолжила:

– А еще дело в вашем возрасте. Леди Каролина на десять лет старше вас. Этого никак не изменить. И у нее нет таких прекрасных волос.

Элизабет радостно вздохнула:

– И у нее нет тебя, чтобы расчесывать ей волосы.

Они обменялись теплыми улыбками.

А в следующую секунду Колетт уже снова занялась прической своей госпожи.

– Раз нам сегодня опять предстоит бродить по пыльному музею, смею предложить заплести вам волосы и свернуть их на затылке – вот так.

– Да, это вполне годится, – рассеянно ответила Элизабет, у которой в мыслях было совсем другое. Взяв со столика веер из слоновой кости, она развернула его и тотчас снова закрыла. – Как ты думаешь, сколько лет лорду Джонатану?

– Двадцать шесть, – немедленно ответила Колетт.

Элизабет чуть подняла брови:

– Почему ты в этом так уверена?

– Я разговаривала с его слугой – тем, которого зовут Каримом, – и он мне это сказал.

Несколько секунд Элизабет находилась в нерешительности, но потом все-таки спросила:

– А миссис Уинтерз? Сколько лет ей?

– Вот это сказать труднее. – Немного подумав, Колетт высказала предположение: – Возможно, тридцать. Возможно, даже чуть больше. Но сколько бы ей ни было, сохранилась она великолепно.

Покусав нижнюю губу, Элизабет робко сказала:

– Матушка утверждает, что джентльмены берут себе в жены женщин моложе себя, потому что им нужен наследник, но на самом деле они предпочитают общество женщин более зрелых.

Расческа на секунду замерла в воздухе.

– Графиня редко ошибается в этих вопросах.

– По словам матушки, зрелые дамы лучше умеют занять джентльменов беседой… – Элизабет с трудом сглотнула, – и другими вещами.

– Наверное, это так. – Колетт пожала плечами.

Она продолжала ловко заплетать длинные каштановые пряди в толстую косу.

– Как ты думаешь, лорд Джонатан тоже предпочитает более зрелых женщин? – спросила Элизабет с напускным равнодушием.

– Вы имеете в виду – таких зрелых женщин, как миссис Уинтерз?

У Элизабет все внутри оборвалось.

– Да.

В тоне француженки не было и тени иронии, когда она ответила своей юной госпоже:

– Хотя вы и недостаточно зрелая, моя дорогая, но для всех очевидно, что лорд Джонатан предпочитает вас. Он даже не замечает других женщин. И никакого внимания не обращает на миссис Уинтерз.

Элизабет только недоуменно нахмурилась, молча дожидаясь, когда Колетт продолжит.

– Миссис Уинтерз прекрасно одевается и прекрасно говорит, но в ней есть нечто такое, что…

– Да?

– …что меня тревожит.

Элизабет взяла с туалетного столика маленькую лиловую книжечку, вырвала листок напудренной папиросной бумаги и быстро припудрила лицо.

– Потому, что она – замужняя леди?

Колетт Дюве театрально взмахнула руками:

– Потому, что она вовсе не леди!

– Не леди?

– Не леди.

– Как ты можешь это определить?

– Интуиция.

Колетт явно не хотелось отвечать подробнее.

Элизабет последний раз мельком посмотрела на свое отражение в зеркале и встала.

– Но ты, конечно же, ошибаешься.

– Вполне возможно. – Колетт ловко поменяла тему разговора. – Зеленое платье – превосходный выбор. Оно вам очень идет.

– Спасибо, Колетт.

– Мы готовы завтракать, миледи?

Элизабет дружелюбно улыбнулась и воскликнула:

– Еще как готовы!

И хотя благовоспитанным девицам не положено признаваться в том, что они голодны, Элизабет, забыв об этом, объявила:

– Я просто умираю с голоду!

– Одни только груды мусора, – ворчал полковник Уинтерз, когда после завтрака все оказались наконец в Музее древностей Египта. – Напоминает мне чердак в особняке моей бабушки.

– Право, дорогой, давай не будем об этом, – попросила его миссис Уинтерз, быстро входя в грязное помещение и оглядываясь. Тут было множество изъеденной жучками мебели, груды глиняных черепков, связки древних копий, деревянные разваливающиеся ящики, безголовые статуи и распадающиеся мумии.

– Увы, я ожидала совсем не этого, – невольно произнесла миссис Уинтерз.

– И я тоже, – призналась Элизабет, испытывая ужасное разочарование.

Джонатан Уик вошел в открытую дверь, наклоняя голову, чтобы не стукнуться о притолоку, и объявил, ни к кому в отдельности не обращаясь:

– Видимо, мы где-то повернули не туда. Это хранилище.

Элизабет мгновенно ободрилась:

– Ну конечно! Тогда все понятно.

– Одни только груды мусора, – повторил Хилберт Матиас Уинтерз, пока все возвращались к тому месту, где они оставили свой экипаж.

В этот момент рядом с их экипажем остановился еще один, и из него вышли два джентльмена. Оба сняли шляпы, а тот, что был одет более элегантно, подошел к ним.

– Дорогая миссис Уинтерз! Полковник Уинтерз! Мы снова встретились – да так скоро и неожиданно!

– Граф Полонски, как приятно вас видеть! – Амелия Уинтерз вдруг стала очаровательно кокетливой.

Джентльмен склонился к ее ручке. Казалось, женщину немного смутила эта демонстрация «неанглийской» любезности, так что прошло несколько мгновений, прежде чем она вспомнила о правилах поведения.

– Извините. Могу я представить нашу подопечную, леди Элизабет Гест, и еще одного участника нашей экспедиции, лорда Джонатана Уика?

– Андре Полонски к вашим услугам, миледи, – пробормотал он, отвешивая Элизабет быстрый поклон.

– Граф Андре Полонски, – уточнила миссис Уинтерз.

Джентльмен пожал плечами, и на его красивом лице появилась скромная улыбка.

– Это не имеет значения. Все, у кого в моей стране были титулы и поместья, стали изгнанниками – или во время революции, или сразу после нее. – С этими словами он повернулся и пожал руку Джеку так, словно они были неплохо знакомы. – Уик.

Джек кивнул и без всякого выражения откликнулся:

– Полонски.

– Вы что, знакомы? – поинтересовался полковник Уинтерз.

– Мы несколько раз встречались в обществе, – ответил граф. – Жалею, что прежде не имел удовольствия видеть вас, полковник. А я-то считал, что знаком со всеми эмигрантами, которые обосновались здесь!

– Г-хм, да! – недовольно пробурчал полковник, постукивая своей внушительной тростью по голенищу сапога.

Амелия Уинтерз поспешила вступить в разговор:

– Мы жили в Судане, пока мой муж не ушел со службы в армии ее величества.

– Чертовски грязное дело, этот Судан, – мрачно произнес отставной полковник.

Его хорошенькая жена никак не отреагировала на это и продолжила:

– Кроме того, мы только что приехали в эти места из Англии. Мы сопровождаем леди Элизабет как опекуны по просьбе ее отца, лорда Стенхоупа.

В глазах Андре Полонски зажегся новый интерес:

– Ну конечно же! Ваш отец – знаменитый археолог!

Амелия Уинтерз сообщила Элизабет:

– Мы познакомились с графом Полонски вчера за ленчем. Он тоже был гостем леди Шарлотты.

– Леди Шарлотта – такая необычная женщина! – воскликнула Элизабет. – Я несколько раз читала ее книгу «Письма из Египта»!

– Я тоже читал эту книгу. – Элегантный джентльмен с интересом разглядывал Элизабет. – Вы впервые в Египте, леди Элизабет?

– Впервые, сэр.

– И сегодня вы осматриваете Музей древностей.

– Да. Вернее, пытаемся. Мы свернули не туда и оказались в каком-то хранилище.

Граф рассмеялся. Его смех оказался настолько веселым и заразительным, что вскоре к нему присоединилась вся компания. Все, кроме Джонатана Уика. Элизабет краем глаза заметила, что Джек стоит немного в стороне от остальных.

Что он задумал?

Казалось, Джек внимательно изучает их всех по очереди, как будто они кусочки загадочной картинки, которые ему надо сложить в правильном порядке.

Ей хотелось бы обдумать это получше, но Андре Полонски снова завладел ее вниманием:

– Я знаком с директором музея, леди Элизабет. Уверен, что он будет рад найти кого-то, кто покажет вам, где находятся самые интересные экспонаты.

– Мы были бы очень благодарны, сударь. Наш проводник сегодня нездоров, он остался на корабле.

– Да, вы так любезны, граф Полонски, – проворковала Амелия Уинтерэ и, подойдя к нему, положила руку на его локоть.

– Тогда позвольте пригласить вас пройти со мной. Сюда, пожалуйста, – предложил их новый знакомый, жестом показывая, в какую сторону им следует направиться.

Они все пошли к входу, разбившись на небольшие группки: впереди шли миссис Уинтерз с графом, за ними – Элизабет с полковником, а потом остальные, включая лорда Джонатана и его слугу Карима.

Слегка повернув голову, Элизабет заметила, что Колетт разговаривает с человеком, который подъехал вместе с графом Полонски. Наклонившись к своему спутнику, чтобы никто не услышал ее вопроса, она прошептала:

– А кто тот второй джентльмен?

Полковник по привычке начал поглаживать подбородок. Немного подумав, он ответил:

– Нищий родственник графа, насколько мы могли понять во время ленча у леди Шарлотты. Полагаю, он при графе как слуга, спутник и секретарь.

– Понимаю.

Элизабет подумала, как это ужасно – оказаться в таком странном положении. Это и не ад, и не рай. Не близкий родственник, но и не служащий.

– Насколько я понял, этот тип – французик. Кажется, его зовут Джордж… или как это там по-французски? – Жорж… Ваша мадемуазель Дюве будет рада. Так сказать, соотечественник.

Элизабет бросила на полковника осуждающий взгляд, но тот, как всегда, этого не заметил.

Однако он был прав: Жорж уже успел произвести на Колетт глубокое впечатление. Они стояли рядом и оживленно говорили о чем-то на своем родном языке. Элизабет увидела первую статую величиной в человеческий рост (потом оказалось, что в музее их множество), и все остальное просто перестало для нее существовать.

– Она великолепна! – благоговейным тоном проговорила девушка, приблизившись к шедевру древнего ваяния.

– Это фараон Хафре, – сказал граф Полонски, остановившись рядом с ней. – Он сын Хеопса и строитель второй по величине пирамиды в Гизе.

– Хафре… Его же считали и создателем великого сфинкса, – добавила Элизабет, разглядывая иероглифы, выбитые на темном диорите постамента.

– Я вижу, вы хорошо выучили историю Египта.

Несмотря на свои обширные знания, Элизабет ответила скромно:

– Немного.

Ей хотелось протянуть руку и прикоснуться к казавшемуся живым изваянию, однако она не позволила себе такую вольность. В конце концов, это ведь был фараон! Богоравный правитель. Хафре хотя и был человеком, но далеко не простым.

Граф тем временем добавил:

– Эта статуя относится примерно к 2500 году до нашей эры. Ее нашли рабочие, когда вели раскопки в долинном храме Гизы пятнадцать лет назад.

Элизабет стояла, глядя на изображение сидящего человека в традиционном уборе и с бородой, символами царского величия. По бокам трона были изображены два льва, олицетворяя власть и защиту, которой облечен фараон. Ей показалось, что взгляд Хафре устремлен куда-то вдаль, мимо простых смертных, которые будут смотреть на него.

Она невольно содрогнулась. Древние фараоны верили, что будут жить вечно. Возможно, в некотором смысле они добились именно этого: вечной жизни. Ведь она смотрела сейчас на человека, который жил более четырех тысячелетий назад.

– Ах, вот и наш проводник! – воскликнул Андре Полонски.

– Доброе утро, леди и джентльмены. Добро пожаловать в Музей Египта, – произнес их будущий экскурсовод на идеально правильном английском. – Я буду рад и счастлив показать вам самые замечательные экспонаты из собрания нашего музея.

– Вы очень любезны, сударь, – сказал граф.

– В первом зале, который мы посетим, хранятся сокровища царицы Аххотеп, найденные в 1859 году служащими Огюста Мариетта, основателя Службы древностей и этого музея. В числе сокровищ – золотые церемониальные топорик и кинжал, принадлежавшие фараону Ахмосу из восемнадцатой династии, золотая и серебряная барки, браслеты на запястья и лодыжки, подвески и ожерелья из золота и серебра с полудрагоценными камнями и золотой воротник фараона, который весит свыше 8640 граммов.

Все присутствующие изумленно ахнули. Экскурсовод широко улыбнулся. Видимо, то была обычная реакция на его слова, и она доставляла ему удовольствие.

– Будьте любезны следовать за мной.

Они все гуськом затрусили за проводником, переходя из зала в зал, из здания в здание. Элизабет пыталась запомнить все, что видела и слышала, но впечатлений оказалось великое множество… А ведь она столько читала об этих реликвиях и их прежних владельцах!

В конце концов путешественники оказались в высоком вестибюле, заполненном стеклянными витринами, – здесь была выставлена внушительная коллекция папирусов.

Элизабет нагнулась и стала рассматривать хрупкий кусок бумаги. Это оказался редкий список древней «Книги мертвых», самого почитаемого из всех религиозных текстов Древнего Египта. Считалось, что одного его достаточно, чтобы обеспечить фараону жизнь в потустороннем мире.

Элизабет была охвачена благоговейным восторгом. Она едва осмеливалась дышать. И когда почувствовала, что кто-то заглядывает в витрину через ее плечо, ей не понадобилось оглядываться, чтобы определить, кто это. Она просто знала.

– Они были богами или людьми? – спросил Джек. Голос его был особенно глубоким, каждое слово произносилось медленно.

– Думаю, все-таки людьми – считавшими себя богами, – ответила Элизабет, пока они шли к следующей витрине.

Там оказалось письмо, которое много столетий назад любящий сын написал своему отцу, принц – своему правителю, фараону. Рядом с папирусом лежал написанный от руки по-арабски и по-английски текст этого послания.

Молодые люди перешли к витрине поменьше, которая пряталась в углу огромного зала. Освещение здесь оказалось плохим, и Элизабет понадобилось несколько мгновений, прежде чем она поняла, на что смотрит. А когда разглядела, ее бросило в жар от стыда. На папирусе были не только иероглифы, но и рисунки – бог-фараон и его царственная супруга занимаются любовью.

– Видите, в чем-то они похожи на нас, – заметил Джек.

Элизабет глазам своим не верила и в то же время не могла отвести взгляда от эротического папируса, где был изображен акт любви мужчины и женщины во всех его бесчисленных вариациях!

Из паха царственного мужчины торчал огромный член. Женские груди тоже казались неестественно большими, а их острые вершины были раскрашены ярко-вишневой краской. Элизабет вспомнила, что в одном трактате из библиотеки Стенхоуп-Холла она читала: женщины Древнего Египта имели обычай румянить соски.

Девушка потрясение смотрела на иллюстрации. Была выставлена целая серия рисунков – мужчина вставляет свой жезл в женщину спереди, сзади, лежа на ней, стоя рядом с ней, когда они оба сидят, когда она встала на колени, широко открыв рот… Дальше описывалось, что мужчина может сделать женщине с помощью языка и огромного количества самых разных предметов.

Элизабет стало нестерпимо душно. Не может быть, чтобы мужчина и женщина занимались такими ужасными вещами!

Джек рассмеялся. Казалось, его нисколько не смущал этот непристойный папирус.

– У меня такое чувство, что древний писец, составлявший этот папирус, получил немалое удовольствие от своей работы. Вы со мной согласны, милая Элизабет?

Девушка не ответила – она просто не в силах была говорить.

– Вам нехорошо? – осведомился стоявший рядом с ней Джек. В его голосе уже не звучала насмешка. – Вы вдруг побледнели как смерть.

Она тряхнула головой – это не было ни отрицанием, ни согласием – и стремительно побежала к выходу из зала.

Каблучки застучали по мраморному полу.

– Элизабет, куда вы? – окликнул ее Джек и потом откровенно выругался: – А, дьявол и вся преисподняя!

Она была с этим полностью согласна. Именно дьявол и вся преисподняя.

В коридоре Элизабет замедлила шаги и постаралась дышать ровнее. Она и представить себе не могла, что мужчина и женщина могут заниматься подобными вещами. Это ужасало. Это удивляло. Это… манило.

Девушка бессильно прислонилась к стене и крепко зажмурилась. Ее сердце отчаянно билось. У нее дрожали руки. Больше того – она дрожала всем телом. Оставаясь честной, она должна была признаться себе, что при виде этих эротических рисунков испытала отнюдь не возмущение. Она почувствовала любопытство.

Выпрямившись, Элизабет впервые с того момента, как убежала от Джонатана Уика, огляделась по сторонам. Это была незнакомая часть музейного комплекса, которую они еще не осматривали.

Отряхнув юбку от пыли, она осторожно заглянула за угол. Там оказался зал, уставленный древними колесницами и богато украшенными лодками, ритуальными статуэтками и ушебти – фигурками, которые, по представлениям древних, в потустороннем мире должны были работать на умершего. А еще там оказались саркофаги и позолоченные внутренние гробы.

Девушку как магнитом потянуло в зал. Здесь хранилось много удивительных сокровищ, хотя было пыльно и грязно. Кое-где висела паутина, а снизу с пола доносилось какое-то подозрительное шуршание.

Элизабет склонилась над великолепно сохранившейся погребальной маской, украшенной сердоликами, лазуритом, кварцем, обсидианом, бирюзой и цветными стеклянными бусинами, и потеряла счет времени.

Опомниться ее заставила боль в шее – слишком долго оставалась в неудобном положении.

Элизабет подняла руки, растирая усталые мышцы, и только теперь заметила, что в помещении стало сумрачно. Окна здесь не было, а из коридора теперь падало очень мало света. К тому же, как наконец она почувствовала, в хранилище дурно пахло. «Пахнет смертью», – пришло ей в голову.

Элизабет встревоженно огляделась. Ей показалось, что откуда-то раздались шаги.

– Джек?

Но почему-то она была уверена, что это не Джек. Резко обернулась, но никого не увидела.

– Эй, кто тут? – окликнула она. Ей вдруг стало страшно, хоть она и не могла бы объяснить почему.

Ответа не было. Мертвая тишина.

Элизабет сказала себе, что, наверное, ей пора вернуться и присоединиться к остальным. Несомненно, ее отсутствие уже замечено и вызвало недоумение. Возможно, о ней даже беспокоятся.

Ее рука уже легла на дверную ручку, когда она увидела на стене огромную нависающую над ней тень. Страх подхлестнул все ее чувства. Элизабет с трудом сдержала крик. А в следующую секунду уже смеялась над собой: у двери оказался поставленный вертикально гроб для мумии, которого она просто прежде не заметила.

Девушка остановилась, чтобы рассмотреть иероглифы, начертанные на его крышке. Ведя по древним надписям кончиком пальца, она прочла вслух:

– «Проклятие да ляжет на всех, кто причинит вред или совершит надругательство над Рахотепом, тем, кто обитает внутри».

Заглянув за полуоткрытую крышку, она обнаружила, что саркофаг пуст.

А вот сам зал хранилища явно не был пустым. Потому что в следующую секунду Элизабет почувствовала, как кто-то с силой толкнул ее в спину и запихнул в пустой гроб.

Яростный голос (невозможно было определить, принадлежал он мужчине или женщине) прошипел:

– Убирайся, англичанка. Возвращайся туда, откуда приехала, пока с тобой не случилось беды.

А потом крышка захлопнулась.

Элизабет попыталась открыть гроб и очень быстро поняла, что это невозможно – крышка была тяжелой. В древности ведь не предполагали, что мертвец захочет сбежать.

У нее застыла в жилах кровь. Это смерть?..