Текст книги "Серебряное пламя"

Трей взял ручку и выписал чек на имя Чу, в то время как девушка наблюдала за ним. Это была ее первая возможность видеть Трея Брэддок-Блэка лично. Он слишком красив – было ее первое впечатление. Потрясающе прекрасен вблизи, с мерцающими серебристыми глазами, которые, казалось, живут собственной жизнью, неугомонной и живой. Как окна в закрытый рай. Его длинные, как у женщины, ресницы на мгновение дрогнули, когда он поймал ее внимательный взгляд. Трей улыбнулся, и тепло его улыбки согрело ее.

Не только красивый, но и умеющий очаровывать. Жизнь, вероятно, была добра к нему, подумала она, поспешно отводя взгляд. Следовало бы улыбнуться ему в ответ, пришло ей в голову, но вечер был слишком эмоционально напряженным для нее, поэтому она плохо управляла собой. Этот вечер был для нее словно Армагеддон. Но, в конце концов, он мог стать для ее семьи началом будущего.

Когда девушка резко отвела взгляд от лица Трея, ее глаза невольно задержались на прекрасном полотне его рубашки. Это была изысканная ткань теплого розового цвета. У нее было платье из такой ткани много лет тому назад во Франции. Кажется, это был другой мир – ее жизнь перед тем, как умерла бабушка, и настали трудные времена. Усилием воли она стряхнула меланхолию, напомнив себе, что только будущее существенно. Теперь имели значение только последующие три недели и та огромная сумма денег, которую она должна была привезти с собой.

Чу вежливо откланялся и ушел, а девушка, посмотрев ему вслед, чуть пожала плечами. Пока шли переговоры, она не произнесла ни слова, только внимательно разглядывала Трея огромными зелеными глазами. Хотелось бы знать, какие мысли скрываются за ними, подумал Трей. После того как он распрощался с Чу, она внезапно сказала:

– Я хочу получить мои деньги золотом.

Это его несколько ошеломило. Слишком большое количество бренди плюс столь внезапное требование в этот поздний вечер, когда банки закрыты… Конечно, набрать золотом 37 500 долларов в этот час ему не удастся.

– Послушай, дорогая… – начал он, обращаясь к ней в первый раз с тех пор, как они вошли в холл.

– Я вам не дорогая, – тон у нее был жесткий, ее зеленые глаза смотрели вызывающе.

Темные брови Трея приподнялись, глаза расширились, и прошло несколько секунд, в течение которых он удерживал себя от замечания, что за пятьдесят тысяч долларов он может называть ее так, как ему вздумается.

– Извините меня, – вместо этого сказал он, мягко улыбнувшись, и посмотрел на ее решительно вздернутый подбородок. – Но у вас ведь есть, наверное, имя? – спросил он самым дружелюбным тоном.

Его светлый взгляд скользнул вниз к тому дразнящему месту, где фланелевая рубашка прикрывала ее грудь.

– Конечно? – по-прежнему непримиримо заявила она.

Он подождал, ожидая продолжения, и посмотрел ей прямо в глаза. Кажется, эта женщина не будет пресной в постели. Скорее, она будет напоминать в любовной игре дикую кошку, небрежно заключил он. И желание побыстрее узнать дальнейшее поднялось в нем.

Ни одна женщина в его обширном и бурном прошлом не могла устоять перед ним. Так как заниматься любовью для Трея было приятным делом вне зависимости от обстоятельств, его интерес был возбужден этой крошкой, за которую он выложил кругленькую сумму, крошкой, теперь спорившей с ним, проявлявшей независимость. Он оценил ее уверенность в себе, достаточную, чтобы предложить себя на продажу без обычных женских ловушек в виде шелковых платьев, лент и кокетливых ужимок.

Молчание затянулось. Она внимательно посмотрела на человека, заплатившего за три недели ее времени целое состояние, и неохотно ответила.

– Импрес[3]3
  Королева (англ )


[Закрыть] Джордан.

Маленькая красавица была полна неожиданностей. Она назвала свое имя так, как будто обладала титулом и королевством с рождения. Гальским королевством, как следовало из мягко произнесенного имени. Он спокойно оглядел ее мерцающими светлыми глазами.

– Ну, Импрес, – сказал Трей приветливо, – банки теперь закрыты, а у Лили нет такого количества золота на руках, но если вы возьмете банковский чек сейчас, то утром мы перейдем улицу и получим у Фергюсона золото. Подойдет?

Он откинулся на стуле, посмотрел на нее и добавил:

– Можете не беспокоиться, меня тут хорошо знают.

Даже живя со своей семьей в горах в уединенно деревне, Импрес слышала о Брэддок-Блэке. А кто в Монтане не слышал?! Она задумалась на мгновение разрываясь между настоятельной необходимость и недоверием. Затем, вздохнув, сказала:

– Очень хорошо. Я акцептую чек на позднее завтрашнего утра.

– Благодарю, дорогая, – ответил Трей с иронией, – за ваше чрезвычайное доверие.

В этот раз она не поправила его.

– Пожалуйста, – сказал он чуть позже, протягивая чек. Голос у него был многозначительный, его мозолистая, как у простого ковбоя, рука, из которой она взял чек, на секунду повисла в воздухе, как бы в размышлении, а потом опустилась на стол. Его темные брови немного поднялись. – Мы идем? – Он небрежно указал в сторону лестницы, идущей из коридора.

Трей заметил, что девушка сглотнула комок в горле, прежде чем неуверенно ответить:

– Да… конечно.

И торопливо засунула чек в карман рубашки.

Трей встал, обошел узкий стол и, когда она поднялась, отодвинул стул. Глянув на нее сверху, как показалось Импрес, с необычайной высоты, он предложил ей руку. Покачав головой, она отвернулась. Он тактично предложил:

– Возможно, вы хотите пойти вперед? Вторая дверь направо наверху. Я пошлю служанку, чтобы приготовила ванну.

– Ванну? – спросила Импрес тихо. Она чувствовала скрытую силу, которая исходила от этого человека, подчиняющего ее без единого к ней прикосновения.

– И платье, – добавил Трей. – Я неравнодушен к одежде.

Импрес напряглась на момент, готовая возмутиться намеком на ее мужскую потрепанную одежду, но потом подумала, что на это не стоит обращать внимания. Мысль о том, как прекрасно будет жить ее семья на тридцать семь с половиной тысяч долларов, удержала ее от слов. И, в конце концов, ее кровь такая же голубая, как у него.

– Вы долго пробудете здесь?

– Нет, – ответил он, – я не заставлю вас ждать.

Вернувшись в гостиную, Трей посовещался с Лили, которая сразу же послала служанку наверх. Затем он благосклонно выслушал мужское поддразнивание. Не обращая внимания на наполненный черной ненавистью взгляд пьяного Джейка Полтрейна, он выпил с кузенами полбутылки, потом извинился и поднялся по лестнице.

Глава 3

Трей постучался, открыл дверь и вошел с той небрежной грацией, которая парадоксальным образом одновременно подчеркивала его привлекательность и властность.

В этот момент Импрес вышла из ванны и взяла из рук служанки большое белое полотенце. Играющий свет камина золотил ее стройное тело и искрился на шелковистых длинных волосах. У Трея перехватило дыхание. Белое полотенце подчеркивало все пьянящие изгибы и атласную кожу тонкой полногрудой фигуры, напоминающей золотую Венеру. Обогащенный немалым опытом, Трей считал, что обнаженное женское тело не таит для него сюрпризов, но сейчас он был просто поражен совершенством, которое скрывала раньше непритязательная, мужская одежда.

Кивком головы он отослал служанку. Его взгляд был прикован к изумительной красоте стоявшей перед ним обнаженной девушки, весь облик которой выражал необычайную чистоту. Возможно, это объяснялось обстановкой, потому что трудно было ожидать утонченную непорочность в публичном доме. А может быть, виноват запах сирени, который исходил от ее влажного тела. От сцены в комнате, за окном которой бушевала зимняя вьюга, веяло весной, а девушка напомнила Трею ребенка. Он не мог понять, почему она вызвала такую ассоциацию, так как ее тело никак не было детским. Оно было очень женственным и манило своим многообразием, подобно блюдам на экстравагантных ужинах у Лили, когда подавалось до двадцати перемен. Наконец он решил, что во всем виноваты ее глаза – они были испуганны и широко раскрыты. Поэтому Трей сказал не раздумывая:

– Не бойтесь, я не похож на Джейка Полтрейна.

Эти загадочные слова не успокоили Импрес, как он мгновенно понял, посмотрев на ее трясущиеся руки. Но подбородок у нее был гордо поднят, так же, как недавно на лестнице, выдавая отважный нрав. Словно внутренний голос настойчиво призывал ее не поддаваться страху.

– Я не причиню вам вреда, – очень мягко произнес Трей. – Вы в полной безопасности.

Страх все же был преодолен, и она, взяв полотенце, подошла к огню и спокойно сказала:

– Это зависит от того, как понимать это слово, мистер Брэддок-Блэк. Но, конечно, здесь тепло и чисто.

И, накинув полотенце на голову, она стала вытирать мокрые волосы.

Тремя быстрыми шагами Трей преодолел расстояние, разделявшее их, выдернул полотенце, отбросил его в сторону и сказал уравновешенным тоном, показавшим, что он полностью владеет собой:

– Я имею в виду, что не причиню вам вреда.

Стоя перед ним нагая, Импрес высоко подняла голову для того, чтобы ее изумрудные глаза могли встретиться с его глазами, и произнесла с византийской интонацией:

– Что вы собираетесь делать со мной, мистер Брэддок-Блэк?

– Просто Трей, – ответил он, не замечая своего приказного тона.

– Что вы собираетесь делать со мной, Трей? – переспросила она, выполняя приказ. В ее словах прозвучало что-то большее, чем дерзкий намек.

Он ответил с легкой улыбкой на дерзость, которую позволила себе его собственность:

– Только то, что вы сами предпочитаете, Импрес, дорогая.

Полностью одетый, смуглый, он возвышался над ней, напоминая Люцифера. Она осознавала его власть и силу, само его присутствие словно покоряло ее.

– Вы сами будете задавать тон, мое сердечко, – сказал Трей, ободряюще коснувшись подушечкой пальца ее плеча. – Но не спешите, – продолжал он, признавая тем самым свое возбуждение, и погладил шею Импрес теплой ладонью. Голос Трея внезапно опустился на октаву. – Впереди у нас три недели…

В первый раз в своей жизни он с нетерпением ожидал трех недель, которые проведет с женщиной. Это был повелительный зов первобытной природы, и, хотя его интеллект сопротивлялся необъяснимому порыву, его плоть, кровь и нервы с готовностью подчинялись этому зову.

Наклонив голову, Трей нежно поцеловал ее, слегка коснувшись губами, внезапно его язык скользнул между губ девушки, испытывая ее. И в этот миг где-то глубоко в ней зажегся огонь.

Импрес невольно отпрянула назад, но, как она поняла по взгляду, огонь обжег и его. Дыхание Трея стало прерывистым, рука, оказавшаяся на ее затылке, напряглась, властно привлекая девушку к себе, в то время как другая гладила ей спину, вызывая в ней тепло. И когда он поцеловал второй раз, более требовательно, она почувствовала его напрягшуюся плоть. Импрес не имела опыта в отношениях между мужчиной и женщиной, но видела, как это делали животные, и в первый раз почувствовала на себе мягкое тепло.

В этот странный, блаженный, как бы вырванный из естественного хода времени миг она почувствовала себя очень взрослой, словно природа открыла ей свою тайну. Неужели любить мужчину означает испытывать такое волнение? – подумала она. Это было так странно по сравнению с тем, что рассказывала ей мать. Импрес испытала потрясающее чувство открытия, как будто узнала тот основной принцип, на котором держалось человечество. Но затем ее мимолетное размышление внезапно прервалось, губы раскрылись, и язык Трея, бархатистый и горячий, глубоко проник между губ и, коснувшись ее языка, стал нежно лизать его. Она почувствовала свежий запах бренди и пошатнулась, словно новорожденный ягненок, нетвердо стоящий на ногах, а когда ее язык сделал невольное ответное движение, она услышала его приглушенный стон.

Прижавшись к ней, Трей стал покачиваться, и его напряженная плоть плотнее прижалась к ее трепещущему упругому телу. Пламя распространялось по всем уголкам ее чрева, пока она ощущала сильные пульсирующие биения у своего живота. Его рука, лежащая на талии, крепко прижимала ее, пока они целовались, и Импрес чувствовала, как огонь жжет ее нервы, создавая предвкушение новых открытий. Соски у нее напряглись, и она чувствовала странное удовольствие, ощущая тонкое полотно его рубашки; расслабляющее тепло охватило ее, и она стала чуть покачиваться, прижавшись к сильному мужскому телу, словно инстинктивно знала, как освободиться от этого колдовства. Секундой позже ее руки, которые свободно висели, поднялись и, словно давая обещание, опустились на его плечи.

От ее простодушной наивности кровь у Трея закипела. Вначале попытка отпора, потом бесхитростный отклик были куда более возбуждающи, чем порочные ласки искушенных любовниц. Что-то вроде спектакля, такого же искусного, как сцена на лестнице, где она представилась в скрывающей ее фигуру мужской одежде.

Хитроумие, артистизм, отговорки, притворство, нежное тело, покорное в его объятиях, маленькие призывающие руки на его плечах сделали Трея нетерпеливым.

– Я думаю, дорогая Импрес, – прошептал он, дыша ей в лицо, – ты будешь задавать тон в следующий раз.

Он быстро наклонился, поднял ее на руки и перенес на постель. Опустив Импрес на розовое бархатное покрывало, Трей быстро выпрямился и посмотрел на нее. Загадочная, как Цирцея, она не отрывала взгляда от его горящих глаз, видя в них неприкрытое желание. Импрес лежала, как золотистая жемчужина, на розовом бархате, и, когда она медленно подняла руки, призывая его, он потерял контроль над собой, забыв о своей обычной неторопливости, порой небрежности, в любовной игре.

Глубоко вздохнув, он шагнул к постели и опустился на нее, торопливо расстегивая трясущимися пальцами пуговицы на брюках. Его башмаки мяли дорогой бархат, но он не замечал этого; она негромко вскрикнула, когда тяжелая золотая пряжка ремня врезалась в ее нежную кожу, но он извиняясь, поцеловал ее, торопясь погрузиться в опьяняющее своей чувственностью тело мисс Джордан. С последней расстегнутой пуговицей были убраны все преграды. Его прикрытые шерстяной тканью ноги раздвинули ее бедра, и все, о чем он мог думать в этот момент, это о нестерпимом желании войти в нее. Он ринулся вперед, и Импрес негромко вскрикнула. Сходя с ума от желания, он толкнул себя дальше. И в это мгновение услышал крик.

– О Боже! – задыхаясь, прошептал он. – Ты не можешь быть девственницей! – Они перестали его волновать после того, как несколько лет тому назад переспал с одной из них. Господи, он был так безжалостен!

– Это не имеет значения, – ответила она быстро.

– «Не имеет значения», – повторил он.

Кровь стучала у него в висках, кончиках пальцев, подошвах ног, обутых в модные башмаки, а больше всего в мужском естестве, требуя продолжить таран, не останавливаться на волоске от того, куда он хотел больше всего на свете. Даже во рту он ощущал привкус крови. «Это не имеет значения», – мысленно повторил он. Она говорит, что это не имеет значения, и он вновь двинулся вперед.

Сдавленный крик прорвался сквозь ее губы, к которым он приник в поцелуе.

– О, черт! – Он глубоко вздохнул и приподнялся на локтях, смотря на нее с сомнением, длинные темные волосы, как черный шелк, прикрывали его лицо.

– Я больше не буду кричать, – прошептала она, голос у нее был почти спокойный, в то время как лицо кривилось от мучительной боли. – Пожалуйста… я хочу заработать деньги.

Это было так странно, так неожиданно и выходило за рамки его понимания. Ему не хотелось лишать ее девственности, заставляя плакать и кричать от страха и боли. Но, если ты не возьмешь ее, что будешь делать с собой? – подумал он. Все его дрожащее тело кричало в защиту этой банальной мысли. Она сама убеждала его овладеть ею.

– Проклятие, – пробормотал он раздраженно. Проблема требовала немедленного разрешения, а он не мог мыслить ясно, только чувствовал иступленное возбуждение, которое невозможно было выразить словами.

– Чтоб все провалилось, – вздохнул он, и в этот момент простая мысль пришла ему в голову, простая до того, что остановила его страсть. – Деньги останутся у тебя. Я не хочу… – он говорил очень быстро, чтобы не передумать, затем сделал паузу и улыбнулся. – Ты знаешь, я не трогаю девственниц, – добавил он уже ровным голосом.

Импрес не смогла бы пережить смерти своих родителей, бороться за выживание в дикой местности, если бы она не обладала твердостью духа. Собравшись с силами, она трясущимися губами, но решительно, заявила:

– Это не вопрос морали, только бизнес и моя ответственность. Я настаиваю.

Трей засмеялся с неожиданной теплотой.

– Я отказываю девушке, настаивающей на том, чтобы я лишил ее невинности. Наверное, я сумасшедший.

– В мире происходит много сумасшедших вещей, – ответила она тихо, сознавая всю сложность объяснения своего поведения.

– Сегодня, по крайней мере, – пробормотал он, – они случаются чаще, чем обычно.

Даже для пылкого молодого человека, известного своими любовными похождениями, принять предложенную девственность было слишком экстравагантным поступком. А может быть, слишком хлопотным для человека, который находил удовольствие и наслаждение в акте любви.

– Послушай, – сказал он, – я восхищен твоим мужеством, но не благодари меня. Мне это неинтересно. Деньги твои.

Он приподнялся над ней, лег на спину и закричал:

– Фло!

– Нет! – воскликнула Импрес и легла на него, прежде чем он успел набрать воздуха, чтобы позвать еще раз.

Она была в смятении от мысли, что утром, с ясной головой, проснувшись в объятиях Фло, он переменит свое решение. Пятьдесят тысяч долларов были огромной суммой, чтобы потерять их из-за каприза или из-за неуместных моральных принципов. Она должна убедить его остаться с ней, чтобы она могла заработать свои деньги или, по крайней мере, постараться их заработать.

Она лежала на его мускулистом теле и покрывала его лицо поцелуями. Это были стремительные девичьи поцелуи, Импрес почти не могла дышать. Затем во внезапном порыве смелости, вызванном необходимостью, ее язычок игриво скользнул от его прямого носа до ждущих губ. Когда язык коснулся верхней губы, Трей поднял руки, обнял ее обнаженные плечи и направил дразнящий кончик себе в рот. Он ласково и медленно лизал его до тех пор, пока нежные загорелые плечи под его руками не стали мелко дрожать.

Кровь в ней билась тугими напряженными толчками, и странное томление заставило Импрес обвить руками сильную шею Трея. Сердце Импрес колотилось так громко, что звук его биения напоминал ей индейский барабан, который доносился летом до их забытой Богом деревушки. Однако страх пересиливал томление. Он не должен уйти к Фло. Ее пальцы ерошили ему волосы, скользя в черном шелке.

– Пожалуйста, – прошептала она, надежда спасти свою семью терялась перед его пассивностью, – останься со мной.

– Это была простодушная мольба, основанная на том, что это, возможно, ее последний шанс. Ее губы скользнули по его уху, а руки Трея в ответ сжали ее крепче.

– Скажи, что все хорошо. Скажи, что я могу остаться, – шептала она торопливо.

Что ответить на эти пугливые подвижные, как ртуть, слова?! Почему она так настойчива?

И, как бы в ответ на его растерянность, она немного приподнялась и просунула бедро между его ногами. Это было чувственное инстинктивное движение. Она сразу же ощутила его напряженную плоть – теплую и даже горячую. Как ребенок, который сам осваивает мир, Импрес стала чуть двигать свою ногу.

Во рту у Трея стало сухо, и он понял, что вряд ли сможет удержать себя. Он застонал, думая, что не все в этом мире поддается объяснению. Его рука дрожала, когда он притянул ее рот к своему.

Секундой позже в дверь постучали, и Фло громко позвала Трея. Импрес закричала:

– Уходи отсюда!

А когда Фло еще раз позвала его, Трей громко ответил:

– Я спущусь позднее.

Трей был возбужден, но ни на что не решался, и Импрес стала обдумывать то немногое, что она знала о мужском желании, чтобы совершить то, до чего не могла дойти логическим путем. Будучи француженкой, она хорошо понимала, что в любви необходима настойчивость, но не знала, насколько нужно подогревать желание.

Однако Импрес уже знала, как он реагирует на прикосновение ее губ и языка, поэтому решила продолжить свой опыт. Она должна быть уверена, что получит деньги. И, если это спасет ее семью, девственность будет пустяковой ставкой в этой игре.

– Давай начнем опять, – прошептала Импрес.

– Нет, – сдавленно ответил он.

– Скажи мне, если я что-то делаю неправильно.

– Импрес, дорогая, – сказал Трей, с усилием пытаясь сдерживать себя, потому что ее бедро продолжало мерно двигаться, – ты делаешь все совершенно правильно.

– Ты должен научить меня.

Боже праведный! Как можно спокойнее Трей ответил:

– Это не обязательно.

– Лучше ты, – сказала она тихо, – чем Джейк Полтрейн – закончил он со вздохом. – Тогда это серьезно.

Она кивнула, и ее опаленные солнцем волосы скользнули по его груди. Его руки гладили атласную кожу на ее спине, и имя Джейка Полтрейна помогло ему принять решение.

– Ты сможешь остановить меня в любой момент, вплоть до самого последнего, – произнес он. Он не знал, как много ей известно о мужчинах.

– Я не хочу, чтобы ты останавливался. – Приглашение было страстным и заманчивым.

Трей затаил дыхание.

– В таком случае, котенок, мне лучше раздеться. Обучение, – прошептал он, – требует времени.

– Позволь мне сделать это самой. – Импрес улыбнулась ему, в глазах ее была благодарность.

Трей с удивлением поднял брови. Неужели он что-то неправильно понял?

– Я сама раздену тебя, – ответила она на его вопросительный взгляд.

Он заколебался на секунду, но новый весьма привлекательный опыт заинтересовал его.

– Я не причиню тебе вреда, – пообещала Импрес с лукавой улыбкой.

Он тряхнул головой и рассмеялся.

– О, – сказал он через секунду, его улыбка стала шире, – все, что происходит сегодня, ново для меня. А почему бы и нет?

Но Импрес не была ни робкой, ни неуклюжей, и с того момента, как она коснулась пряжки на ремне, Трей почувствовал большее удовольствие, чем ему приходилось испытывать прежде. Он немного повернулся, чтобы помочь ей расстегнуть ремень и чуть подождал в удивительном предвкушении. Почему ее прикосновение наполняло его ожиданием, заставляя замирать от желания? Неужели он возбужден из-за странной, заманчивой невинности, которая никогда не интересовала его прежде?

Она взялась за верхнюю пуговицу на его рубашке и медленно расстегнула ее. Пуговицы были сделаны из кости, тщательно отполированы, изображение какого-то зверя было вырезано на них, элегантные дорогие пуговицы. Импрес провела пальцем по пуговице. Горный лев? Пума? Слишком темно, чтобы точно определить.

– Черный кугуар.

Она не сразу осознала, что проговорила это вслух, пока Трей не произнес:

– Мой талисман.

Она подняла глаза, чтобы посмотреть ему в лицо.

– Они прекрасны, – сказала она, его мерцающие серебристые глаза жгли ее.

– Но превзойдены сегодня, дорогая, – прошептал Трей, не отрывая взгляда от прекрасного лица девушки.

Импрес покраснела от этого комплимента, желание буквально огнем бушевало в его глазах, и, занервничав, она расстегнула последнюю пуговицу. Успокоив дыхание, она напомнила себе, зачем она здесь, что приносится в жертву необходимости и что поставлено на карту, поэтому заставила себя унять девичий трепет. Мимолетное волнение ушло, она погладила рукой его широкие плечи и сказала:

– Ты очень сильный.

– А ты очень… – У него чуть не вырвалось «соблазнительная», но она и в самом деле была так опьяняюще желанна, что ему хотелось взять ее без промедления, и вместо этого он сказал: – Хорошо раздеваешь меня, – и улыбнулся лениво и обаятельно, отчего в его светлых глазах появились золотые искорки.

– У меня маленький брат, вот откуда большая практика, – сказала она откровенно, чуть улыбнулась и дразняще подняла красиво очерченные темные брови.

Простота объяснения на мгновение изумила его.

Казалось бы, это должно было уменьшить его чувственность, но упоминание о доме, семье и маленьких братьях, напротив, добавило эротическую привлекательность хрупкой красавице, которое поначалу показалось ему нарочито простодушным. При этом девушка не выглядела испуганной, вид у нее был, скорее, загадочный. Как будто замаскированная нимфа появилась снежным зимним вечером в Монтане, чтобы доставить ему удовольствие и открыть новые волнующие ощущения.

– У тебя есть братья? – спокойно спросила она, выдергивая рубашку из брюк.

– Нет.

– А сестры?

– Нет.

– А у меня двое, – сказала она.

Ему хотелось лишь вежливо ответить ей или, по крайней мере, сосредоточиться, чтобы сделать попытку переключить свой мозг, поглощенный удовольствием, получаемым от прикосновения рук, скользящих по его телу, но маленькая рука пробежала по его голому животу и погладила напряженную пульсирующую плоть, и он забыл, что хотел сказать…

– Тебе это нравится, не так ли? – прошептала Импрес, наблюдая, как Трей выгнул спину в ответной реакции, и слыша слабый стон удовольствия.

Он не мог бы сказать, когда он открыл глаза, дразнила ли его она или была искренней. Но Трей знал, что если не собирается причинить ей нравственную и физическую боль в том, что она считала предметом сделки, то ее необходимо подготовить, и как можно скорее.

– Мне нравится, – ответил он громко, широкая улыбка появилась на его лице. – Теперь, скажи-ка мне, Импрес, что нравится тебе.

Он провел рукой по мягким очертаниям ее грудей, поднялся выше и, притянув ее за затылок, наклонился к ней и поцеловал глубоким настойчивым горячим поцелуем, с удовлетворением отметив, как изменилось ее дыхание.

– Это всегда так хорошо? – прошептала Импрес, когда его губы оторвались. Ее мозг был наполнен блаженством.

– Будет лучше. – Он слегка улыбнулся. – Гарантирую.

Она взглянула на него, стоящего подле, полуодетого.

– Я могу конспектировать? – Лукавые искорки появились в глубине ее глаз.

– Конечно, – пробормотал он, самоуверенно улыбаясь. – А также кое-что другое…

Он привык, что женщины получают удовольствие. Он точно знал, что делать.

– Вы всегда так самоуверенны, мистер Брэддок-Блэк?

– Трей, – прошептал он, – И., в общем, да. – Его рука примостилась на ее бедре. Ему следует помнить, что спешить ни к чему, потому что она должна запомнить удовольствие, а не боль.

– Такой скромный. – Ее улыбка была поддразнивающей и легкой.

– Да, – сказал Трей опять со своей обезоруживающей улыбкой – Полагаю, мы прекрасная пара. Твоя скромность осталась прежней, не так ли?

Казалось, что нагота совсем не смущает ее, да и говорить о скромности после того, как она продавала себя пресыщенным богатым мужчинам, вряд ли представлялось возможным. Скорее, это было бесхитростное кокетство.

– Тебе хотелось бы, чтобы я была скромной? – спросила Импрес совершенно естественно, понимая, что она должна доставлять удовольствие. – Я не очень уверена, как надо действовать. Могу одеться и выключить свет.

Трей опять засмеялся, позабавленный ее идеей, что он может предпочитать секс в темноте.

– Урок первый, детка, – сказал он доброжелательно – Скромность должна быть изгнана из спальни.

– Прекрасно. Тогда я могу поцеловать тебя опять?

Какой юной она выглядела, когда произнесла эти слова. Его взгляд скользнул по фигуре девушки, сделавшей такое искреннее, обезоруживающее признание.

– Позволь мне снять башмаки и брюки, и ты сможешь делать все, что тебе нравится.

– Я не знаю, как делать что-то еще.

Трей присел на постель, наклонился и стал снимать башмаки. Он повернул к ней голову и улыбнулся.

– К утру – сказал он очень мягко, – ты будешь знать.

Трей начал целовать ее. Боже, его теплые губы несут небесное блаженство, думала она, по мере того как он касался ими мягких изгибов ее плеч, уголков рта, глаз, чувствительных мочек ушей Он целовал ее там, где холмики грудей плавно переходили в грудную клетку, и забирался дальше, под мышки. Он целовал ей пальцы и гладкие ступни ног, и, когда стал неторопливо подниматься выше, скользя всем своим сильным телом по ее стройным формам, она почувствовала, как будто ее уносит на розовом облаке, а тепла, затопившего ее изнутри, было достаточно, чтобы обогреть весь мир.

Трей вновь поцеловал ее в губы, осторожно опустившись на нее, и почувствовал жар, исходивший от Импрес.

– Я теплая, – прошептала она.

Он посмотрел на ее пылающие щеки и сказал:

– Очень хорошо.

Трей очень медленно продвигался в любовной игре, странным образом ощущая свою ответственность за то, чтобы она, отдавая девственность, получила наслаждение. Любовь для него всегда была игрой, приятной и легкой, в которую не был вовлечен его разум. В этой игре он использовал весь свой опыт и умение для того, чтобы получить удовольствие от последней стадии, самой изысканной. Но сегодня совсем другое довлело над его привычками. Больше, наверное, было ласки: он заботился о ее чувствах, отдавая дань ее мужеству и открытости. До некоторой степени это меняло весь привычный для него ритуал.

– У тебя… очень большой, – прошептала она, проведя рукой по его груди и животу, на секунду задержавшись на пугающем ее предмете. – Он сделает больно?

Глаза у него раскрылись, потому что он затруднялся ответить.

– Нет, – наконец ответил Трей, думая, что она может возненавидеть его позже за ложь. – Будет небольно.

– Я очень рада, что ты купил меня на аукционе, – сказала она, глядя ему прямо в глаза. – Действительно рада.

Она подняла голову, чтобы поцеловать его, потому что не хотела покидать несущие ее облака.

– Я хотел тебя больше, чем кто-либо еще, – пробормотал Трей, неожиданно поняв, что это было правдой.

Не нужно было быть Джейком Полтрейном, чтобы хотеть ее. Любой из тех внизу думал так же. Как у индейца из племени Абсароки, обладающего собственным восприятием окружающего и особой жизненной силой, там, в гостиной, его чувства ярко проявились на его красивом лице, и он догадался, что она прочитала Их, оценив, как сильно подействовала на него ее мужская одежда, и поняла, что он должен выбрать ее.

– Я хочу тебя. Я правильно сказала? – спросила она взволнованным низким грудным голосом. – Ты очень славный. Меня уносит на стремительном опьяняющем розовом облаке, – прошептала она, обвивая его руками.

– Подвинься, Импрес, дорогая, – прошептал Трей, касаясь губами ее приоткрытого рта. – Я хочу быть вместе с тобой на этом облаке.

Разгоряченная от страстного желания, пахнущая сиренью, она сама была для него этим облаком, лежащим под ним. Она выгнула спину, стремясь коснуться его твердого жала, а он оперся на локти, чтобы они приняли на себя тяжесть его тела. Ее твердые соски прижались к напряженным мускулам его груди, и она стала нежно гладить руками его спину. Словно огонь зажегся в нем, раздуваемый каждым новым поцелуем и новой лаской.

Прошло столько времени с тех пор, как Трей увидел ее, выходящей из ванны, и впервые поцеловал ее. Было столько задержек и остановок. Он уже не мог больше ждать, его вежливость и благие намерения остались позади. Она должна теперь принять его.