Текст книги "Серебряное пламя"

– Они прекрасны, – выдохнула она.

– Так же, как ты, – ответил он нежно.

– Как это тебе удалось? – спросила Импрес, восхищенная таким сюрпризом в разгар зимы.

– Коробка, много-много древесных стружек и скорый поезд, – небрежно ответил Трей. – Надеюсь, мой свирепый котенок доволен?

– Ты балуешь меня, – сказала она благодарно.

– Намереваюсь и впредь делать это, – ответил он.

Инструкции Блэйз о подгонке платьев для Импрес были позабыты, потому что Трей предпочитал видеть ее без одежды. Слуги сплетничали, конечно, о Трее и его любимой сиделке, которая никогда не выходила из спальни соответствующе одетой, ела там и только отдавала приказы менять белье раз в день. Блю и Фокс сопровождали Хэзэрда и Блэйз в поездке в Елену, так что влюбленные оставались одни в своем раю.

Они долго спали, а, проснувшись, играли в постели, пробуждаясь от ласковых прикосновений, ощущая просыпающееся желание. А когда им хотелось разнообразия, они занимались любовью в зеркальной гардеробной или в большой мраморной ванне.

Импрес распускалась, как летний цветок, под лучами страстного обожания Трея. Иногда она ругала себя, что с готовностью поддается неприличным и вместе с тем очаровательным командам Трея, но жребий был брошен, как она напоминала себе, той ночью у Лили. Жертвоприношение сделано; деньги для ее семьи лежат в безопасности в седельных сумках. И не надо притворяться, что волшебство Трея неприятно. Напротив, она никогда не была так счастлива. Ее баловали, нежили, любили, это была передышка в суровой жизни последних пяти лет, и было бы глупо отвергать восхитительные наслаждения.

Они получили записку от Блэйз, что в конце недели ожидаются гости, поэтому в четверг с неохотой послали за Мэйбел подогнать платья для Импрес. Трей удобно расположился в кресле у окна в гардеробной, вытянув длинные ноги, а смущенная Импрес покорно стояла, позволяя Мэйбел собирать складки, закалывать, приметывать швы, подрубать кромки и непрерывно болтать. Блэйз, понимая, как мало разбираются в одежде мужчины, прислала несколько новых платьев с запиской. Просто поразительно, что они были почти впору и удивительно шли Импрес.

В присутствии Мэйбел Трей вел себя примерно, но посматривал на Импрес с дразнящей улыбкой, и она боялась, что он отпустит какие-нибудь словечки, которые поставят ее в неловкое положение. Но он был галантен с Импрес и вежлив с Мэйбел, тактично обсуждая тривиальные темы погоды или жизни на ранчо, делая комплименты Мэйбел за ее мастерство.

Он только раз коснулся опасной темы, когда Импрес примерила платье из кашемировой ткани в клетку с воротником и большим бантом в стиле Питер Пэн. Ее медового цвета волосы падали волнами на спину, на лице играл смущенный румянец.

– Ты выглядишь на тринадцать лет, – сказал он. Потом добавил мягко: – Почти.

Его глаза были направлены на ее грудь, обтянутую тканью.

– Мэйбел, принесите мамину камею, и мы посмотрим, как она смотрится с этим платьем.

Когда Мэйбел вышла из комнаты, Трей заметил:

– У тебя вид в этом платье, как у невинной школьницы.

– А у тебя вид дьявольского распутника, раскинувшегося на солнце, с темными волосами, темной кожей и одетого в черный шелк.

Трей действительно был одет в экзотический халат, отделанный парчой, который подчеркивал суровость его черт.

– Очень похоже. Тогда у меня дьявольское настроение поиграть с тобой в школу. Ты думаешь, у нас хватит времени, прежде чем Мэйбел вернется?

И он стал приподниматься.

– Не смей смущать меня!

– Я запру дверь.

– Трей! Она вернется через минуту.

– Если ты обещаешь поиграть со мной в школу, я не буду запирать дверь.

Импрес сердито глянула на него, оценив его томную элегантность и смуглую кожу, которая удивительным образом сочеталась со светлыми глазами. У Трея был очень азартный вид, который не вызывал желания с ним шутить.

В следующий момент появилась Мэйбел. Их глаза встретились, и он спросил:

– Договорились?

Когда он начал подниматься, Импрес быстро ответила:

– Да.

Трей улыбнулся, затем повернулся к Мэйбел и с искрометным обаянием произнес:

– Спасибо, Мэйбол. Давайте попробуем приколоть эту брошь под воротником.

Они были восхищены эффектом, согласились с тем, что это очень впечатляющее и необычное сочетание с тканью.

– Хотя, – сказала Мэйбел, -если леди хочет надеть это платье завтра, когда приедут гости, я должна буду заняться им прямо сейчас.

– Почему бы не подготовить шерстяное платье, отделанное замшей, для чая, – предложил Трей, – а из зеленого панбархата – для обеда?

Непонятно отчего Импрес почувствовала раздражение, когда услышала, что он прекрасно разбирается в том, какое платье и к какому случаю подходит. А панбархат? Сколько мужчин понимают различия в сортах бархата? Это был уже не первый случай, когда Трей рекомендовал подбор платьев. И когда он спросил Мэйбел: «Где мама отыскала муаровое платье от Душе?» – ее гнев усилился. У Импрес создалось впечатление, что он имеет привычку покупать дорогие платья для женщин дюжину раз в неделю.

Мэйбел пустилась в длинные объяснения того, как приданое дочери Элизабет Дарлингтон осталось в Чикаго, когда она отправилась в свадебное путешествие в Европу. К тому времени, когда сундуки вернулись в Монтану, пришлось новые платья купить в Нью-Йорке, потому что Барбара не хотела терпеть никаких лишений во время путешествия. В итоге у Элизабет Дарлингтон осталось одежды на шестьдесят тысяч долларов, потому что к тому времени, когда Барбара вернется через год из Европы, платья выйдут из моды. Кроме того, что очень вероятно, Бэбз родит молодого баронета или леди, а в таком случае платья вообще будут ей не нужны, так как каждый знает, что материнство меняет фигуру женщины.

Трей воспитанно слушал все это и, когда Мэйбел наконец бессвязно приблизилась к концу, произнес:

– Восхитительно.

А затем дал четкие инструкции, когда какое платье подготовить: шерстяное, отделанное замшей, и из панбархата – к пятнице, черное муаровое и зеленое с воланами – к субботе.

– Мы решим позже об остальных. Спасибо вам, Мэйбел, большое, – закончил он.

– Сразу видно, что ты проделывал такое и раньше, – заметила холодно Импрес, когда дверь за Мэйбел закрылась.

– Никогда, – ответил Трей с прекрасной солнечной улыбкой.

– Панбархат и все такое прочее – разве это обычный словарь для мужчины?

– Мой портной очень болтлив.

– Ты носишь одежду из панбархата?

– Я успешно противился его попыткам одеть меня в эту ткань – за исключением красного халата, – ему не хотелось спорить о его прошлом.

– Я не верю тебе. – Импрес ревниво сопротивлялась его желанию уйти от ответа.

– Я сокрушен, – проговорил Трей поддразнивающе.

– Уф! – Импрес выдохнула, глядя на высокого красивого мужчину, которому, казалось, было неведомо само понятие «быть сокрушенным». – Тогда помоги мне снять платье. Оно очень тесное.

Он улыбнулся, продолжая сидеть в кресле у окна:

– Я думал, что мы заключили соглашение.

– У меня нет никакого намерения, – с удовольствием сказала Импрес, – играть с тобой в какие-либо игры. Ты собираешься расстегнуть платье?

На фоне яркого солнечного света, лившегося из окна, его мощная фигура казалась особенно впечатляющей, этакий темный ангел с сияющим нимбом вокруг головы. Светлые глаза Трея были затенены пушистыми ресницами.

– Нет, – спокойно ответил он.

– Очень хорошо, – безразлично ответила Импрес. – Я сделаю это сама.

И выбежала в спальню. Первой проблемой была камея. Она была итальянская, выполненная в современном стиле, но застежка была тугой. Кроме того, брошь была приколота под воротником, и Импрес безуспешно пыталась расстегнуть ее, пользуясь обратным отражением в зеркале. После нескольких попыток, сопровождаемых недовольным бормотанием, Импрес повернулась и увидела Трея, стоящего в дверях и молча наблюдающего за ее безуспешными манипуляциями.

– Нуждаешься в помощи? – вежливо спросил он. Она ничего не ответила.

Трей медленно подошел и мягко повторил:

– Я мог бы помочь тебе.

– Как видишь, я не могу снять брошь. – В ответе ничего не было сказано о помощи.

– Вначале поцелуй меня.

– О, пожалуйста, – она подставила губы с видом знатной леди, собирающейся оказать услугу мелкому клерку.

Трей очень нежно поцеловал ее, обняв за талию. Это был медленный, неспешный, можно сказать, дневной поцелуй, когда время тянется бесконечно и можно не торопиться.

– Ты очень добр, – пробормотала Импрес, ее руки обнимали черный шелк его халата, обида прошла, и легкое волнение постепенно охватывало ее. – Очень тесно в этом платье, – решила пожаловаться Импрес. – Слишком тугое.

Не отпуская ее, Трей слегка отстранился. Он очень внимательно рассматривал Импрес. Лиф с жесткими ребрами был пошит как корсет, от бедер до груди затягивая тело, в так называемом стиле «осиная талия», который подчеркивал женственные изгибы фигуры. Платье не скрывало ее груди, снизу сжатой мягкой кашемировой тканью лифа.

– Здесь тоже туго? – спросил он тихо, коснувшись пальцами ее сосков, которые рельефно выступали из-под ткани.

– М-м-м, – пробормотала Импрес. Прилив удовольствия от его прикосновения усиливался тугим корсетом.

– Ты выглядишь как школьница, одевшая платье, из которого выросла, – прошептал Трей, его пальцы нежно теребили соски, пока они не отвердели. – Это очень мягкая ткань.

Ткань была столь прекрасна, что ничего не скрывала, округлость груди была так заметна, как будто Импрес была без одежды.

– Если бы ты была школьницей, а я твоим учителем, то подумал бы, что ты дразнишь меня. Не позволяй себе выходить из комнаты в таком тугом платье, – прошептал он, наклоняясь, чтобы коснуться полуоткрытых губ.

Он по-прежнему продолжал ласкать ее грудь, пока лицо Импрес не покрылось горячим румянцем, а дыхание не стало прерывистым. Его язык проник к ней в рот и сплелся там с ее языком. Импрес почувствовала, как безудержное тепло распространяется внутри. Трей не обнимал ее, его руки лежали на ее горевших грудях, язык проникал все глубже, пока она не застонала.

Его губы оторвались, и он прошептал:

– Не очень-то прилично школьнице целовать своего учителя.

Импрес не ответила, только потянулась вновь за поцелуем, пытаясь притянуть его голову к своей.

Трей отпустил груди и руками удержал ее, глядя с насмешливой суровостью.

– Ты собираешься дразнить учителя? Она сдавленно пробормотала:

– Нет, – и постаралась прижаться к нему поближе.

– Тогда почему ты делаешь такие неприличные движения, у тебя могут быть неприятности. Ты понимаешь, что это значит? – Голос у него был твердый, его губы почти касались ее щеки.

– Трей, пожалуйста, платье такое тугое, и Господи, я хочу тебя!..

– Ты хочешь снять тугое платье? – Его пальцы вновь погладили напряженные соски.

– О да, пожалуйста, оно причиняет мне боль.

– Но ты должна делать так, как мы договорились, дорогая.

– Что угодно, – согласилась она покорно, ее желание усиливалось от тугого корсета и платья, которые раздражали ее кожу и набухшие груди.

– Первой я сниму камею, – сказал он приглушенным тоном.

– Поторопись!

– Терпение, дорогая. – И Трей отстегнул брошь с подчеркнутой заботливостью, снял и отложил ее в сторону. Затем расстегнул две пуговицы сзади, освободив шею. – Так лучше? – спросил он успокаивающе.

– Нет.

– Нет? – Положив руки ей на плечи, он деликатно повернул ее спиной к себе. – Ты не очень благодарна.

– Прости меня. О, Трей, я умираю от желания! – И она прикоснулась к нему, чтобы почувствовать, хочет ли он ее.

Он отстранил ее руки:

– Нам бы следовало обсудить это, моя дорогая, – его голос зазвучал с притворной стыдливостью. – Необычайная назойливость. Ты ведешь себя совершенно некорректно. Садись ко мне на колени, и мы разберемся с твоим желанием. Ты хотела бы этого?

И когда она кивнула в знак согласия, Трей повел ее к креслу к окну и, сев, посадил ее к себе на колени.

Импрес почувствовала его возбуждение через шелк халата и тонкую кашемировую ткань платья и придвинулась ближе.

– Стыдись. – Он удержал ее бедра, не давая ей двигаться. – Надо подавлять такие необычайные желания, или ты собьешься с пути добродетели. Ты должна сидеть там, где сидишь.

Его слабая улыбка совсем не походила на учительскую. Она была знающая и опытная. И хищная.

Импрес не прислушивалась, дразнящие слова не доходили до ее сознания. Она ощущала его напряженную твердую плоть, груди у нее набухли, и соски были возбуждены от прикосновений Трея. Она могла думать только о том, как он проникнет в нее, как всю ее заполнит и положит конец неугомонному горячему нетерпению.

– Я твой учитель. – Услышала Импрес его шепот около своего уха, его пальцы гладили ее шелковистые волосы, теребили тяжелые завитки за ушами, ласкали локоны, ниспадавшие на спину. – Сейчас мы начнем наш урок, и если будешь держаться на уровне и выполнишь задание, то получишь награду.

Сильные пальцы Трея немного сжали одну из грудей и стали поглаживать ее в медленном неторопливом ритме. Голос его прозвучал очень спокойно:

– Тебе хотелось бы получить награду?

Импрес подняла лицо, и он наклонился, чтобы поцеловать ее.

– Ты ведь знаешь, в чем заключается награда, не так ли? – прошептал он перед тем, как их губы встретились, и она утвердительно ответила прямо в его ищущие губы. – Но ты должна быть очень послушной.

– Буду, – сказала она. Пульсирующее возбуждение, заполнившее ее, заставило бы согласиться на что угодно.

– Тогда повторяй за мной. Добродетель – высшая награда. – Он взял ее за подбородок и поднял голову так, что их глаза встретились.

– Добродетель – высшая награда, – сказала она послушно, жара ее желания было достаточно, чтобы растопить полярный лед, голос был гортанным от страсти.

– Очень хорошо, ты послушная ученица. – И Трей поцеловал ее долгим поцелуем в ответ на эти слова. – У тебя было что-нибудь с мужчиной?

– Да.

– Позор, бесстыдство. – Его светлые глаза сузились, так что едва были видны из-под ресниц. – Тебе понравилось это?

– Да.

Его брови поднялись, как у изумленного юноши, пораженного услышанным.

– А он, – голос Трея звучал задумчиво, его рука скользнула ей под юбку, – касался здесь тебя?.. О, под юбкой у тебя ничего не надето. – В его тоне была смесь восхищения и насмешки. – Какая испорченность. Ты ждешь, чтобы я коснулся здесь?

Пальцы коснулись средоточия ее желаний, скользнули туда, и, когда ее глаза закрылись от блаженства, Трей сказал:

– Отвечай.

– Да, – выдохнула Импрес, и вся выгнулась. – О, да.

– И ты получала удовольствие, когда мужчина занимался с тобой любовью? – Его пальцы погрузились в нее на полную длину и начали двигаться в медленном очаровывающем ритме.

– О да, – прошептала она с закрытыми глазами.

– Посмотри на меня. – Ее глаза послушно открылись. – Тебе нравится заниматься любовью с мужчиной?

– Да.

– Ответь полным предложением.

Она прошептала:

– Мне нравится заниматься любовью с мужчиной.

– Хорошая девочка. Хочешь поцеловаться?

И когда Импрес кивнула и подняла губы, он поцеловал ее страстным поцелуем, а его пальцы продолжали ласку. Когда он на секунду отвел пальцы, она негромко вскрикнула.

– Ты должна слушаться учителя, – сказал Трей медленно и взволнованно, – или я не позволю тебе снять это тесное платье, и ты не получишь награды. Теперь скажи: «Я хочу заниматься любовью с моим учителем».

Она повторила.

– И ни с кем другим.

Импрес спокойно повторила, опять коснувшись его.

– А кто твой учитель во всем? – Это был прямой мужской вопрос безо всякой софистики.

– Ты, – выдохнула она.

Он удовлетворенно улыбнулся.

– Ты очень хорошая ученица, можешь немного посидеть на мне.

После его слов, сказанных негромко и спокойно, она почувствовала его пульсирующее возбуждение, как будто он уже вошел в нее.

Трей задрал ее нижнюю юбку и летящее платье, поднял ее и медленно посадил прямо на себя, так что ее ноги оказались по разные стороны его коленей.

– Теперь ты чувствуешь? – пробормотал он и медленно двинулся вперед.

Проникновение заставило ее затрепетать, и Импрес слегка подвинулась, чтобы усилить пронзительное удовольствие, и обняла Трея.

– Нет, – сказал он, снимая ее руки с плеч. – Ты должна сидеть совершенно тихо. Если будешь двигаться, то не получишь награды.

Она замерла.

– В вашем дневнике, мисс Джордан, будут отличные оценки, – сказал Трей, поглаживая ее напряженные груди и чуть прижимая их к тесному корсету. – Ты чувствуешь?

И он надавил на ее твердые соски. Она задохнулась от блаженных спазмов, распространявшихся по всему ее телу, и слегка пошевелилась от неудержимого наслаждения.

– Не двигайся, – предупредил он ее коротко, и в следующий момент стал ласкать ее груди, а она сидела неподвижно. – Ваши щечки покраснели. Кажется, вам тепло?

– Да, – прошептала она. Горячие волны страсти прокатывались по ее телу, чувства вытесняли рассудок.

– Ас кем ты говоришь? Она колебалась.

– Надо сказать: «Да, учитель».

Трей ждал, пока она не произнесла эти слова.

– Ты хочешь, чтобы я освободил тебя от этого тесного платья? – Его руки гладили ее полные набухшие груди, окруженные стесняющей их тканью, и сжимали слегка, по мере того как он глубже проникал в нее.

Она издала низкий стон удовольствия и прошептала:

– Да, о да. – Импрес не двигалась в соответствии с его желанием, наслаждаясь жгучим удовольствием внутри себя.

Трей медленно расстегнул несколько перламутровых пуговиц на ее спине.

– Так лучше? – спросил он спокойно.

– Немного, – ответила она тихо.

– Оно все еще тесно?

Его пальцы пробежали по ее стройной талии, скользнули по бедрам, разглаживая ткань, сжимавшую ее тело и напряженно поднимающую груди. Они словно предлагали себя, пытаясь вырваться из жесткой оболочки.

– Да.

– Это все, что я пока могу сделать до следующего урока, если будешь следовать указаниям. Я освобожу твои груди. Им ведь так неудобно, они высоко подняты и плотно стянуты?

– Да.

– Думаю, если ты встанешь, тебе будет удобнее. Она не шевельнулась.

– Встань, – повторил он.

– Я не хочу, – прошептала она.

– Ты не хочешь, чтобы я покидал тебя? Она мечтательно кивнула.

– Но вы должны быть послушной, мисс Джордан, или никогда не почувствуете меня опять. Понятно? Вы должны быть уступчивы и смиренны. – И он поднял ее с коленей и поставил перед собой. – Какая настойчивая молодая леди, – продолжал он добродетельным тоном. – Вы должны учиться послушанию, мисс Джордан, и тогда я всегда буду готов. Вам бы хотелось, чтобы я всегда был готов?

Взгляд Импрес не отрывался от предмета ее желаний, четко выделяющегося на фоне его халата. Он мог доставить столько удовольствия ей, Трей поднялся, обнял ее за плечи и, наклонившись, нежно поцеловал.

– Вы очень послушны, мисс Джордан, ценное качество в молодой леди. – Его пальбы освободили ее плечо и погладили шею. – Вы ощущаете пустоту внутри вас, мисс Джордан? Вам бы хотелось продолжить? Вам бы хотелось, чтобы учитель доставил вам удовольствие?

Его дразнящие чувственные слова были наполнены расплавляющим теплом. Положив руки ей на плечи, он пробормотал:

– На колени, – и опустил ее перед собой.

Когда она посмотрела на него, ее светлые волосы рассыпались по спине.

– Если вы сделаете все надлежащим образом, я долго-долго буду тешить ваше разгоряченное тело. Но вы должны это делать правильно. Вы должны, мисс Джордан, распробовать меня на вкус. – Его руки погладили ее волосы, и она сделала так, как он хотел. Бедра ее непроизвольно сжались вместе, в ней бушевал огонь желания. – Теперь поработайте, как следует губами. Если вы будете исполнять мои приказания, я позволю вам снова сесть на меня. А если нет, ваша страсть останется неудовлетворенной. Понятно?

Импрес кивнула, его плоть была твердая, горячая и очень большая. А обещание Трея привело ее в трепет. Она должна получить свое или умереть, и, если она может легко добиться таких размеров его возбужденной плоти, то получит удовольствие, не сравнимое, с испытанным ранее.

Трей закрыл глаза от наслаждения. Он стоял прямо, а Импрес мягкими губами и играющим языком выполняла его прихоть. Сокрушающее удовольствие было больше того, что он мог вынести и спустя мгновение, прежде чем было поздно, он отодвинулся и оттолкнул ее.

– Ты готова? – Голос у него был прерывающийся.

Глаза Импрес от страсти были полуприкрыты, полные губы влажны, во рту был его вкус. Она еще крепче сжала бедра от желания, которому было невозможно противиться, и кивнула в ответ.

– Вы думаете, что готовы, мисс Джордан? Я хочу проверить это, расставьте пошире ноги.

Она не хотела, потому что лишалась удовольствия, но он настоял, сказав: «Слушайся», и Импрес неохотно подчинилась. Он поднял юбку, и ее стройные бедра слегка разошлись. Кружева на лифе эротически контрастировали с нагим телом ниже талии.

– Вы выглядите возбужденной, мисс Джордан. Это обычно для вас? – Его пальцы скользнули между ее ног. – Это обычно для вас, мисс Джордан, не так ли?

Тон у него был обвиняющий, смесь страсти и притворства.

– О нет, – прошептала она и отодвинулась назад от пронзающих ее пальцев.

– Это правильный ответ, – сказал он, дразня ее. Пальцы нежно скользили у нее внутри. – Ты достаточно готова?

Она вздохнула и кивнула, слишком поглощенная удовольствием, чтобы отвечать более активно.

Вытащив пальцы, он взял ее за подбородок и поднял голову:

– Скажи: «Да, сэр».

Заставив себя вернуться к реальности, она прошептала:

– Да, сэр.

– И ты чувствуешь, что ты готова достаточно, чтобы принять меня таким, какого ты добилась губами?

– О да, – выдохнула она и тут же поправилась: – Да, сэр.

– Вы хотите, чтобы я расстегнул платье и освободил вашу грудь?

– Пожалуйста, сэр.

Он расстегнул несколько пуговиц и стянул платье с плеч. Ее груди затрепетали, освободившись от жесткого корсажа.

. – Ты должна сказать: «Спасибо».

– Спасибо, сэр, – прошептала она благодарно.

– Ваши груди, мисс Джордан, выглядят очень приглашающе. Вы бессовестно пытаетесь привлечь мое внимание?

– О нет, сэр, я бы не хотела быть такой прямолинейной. Это было бы бесстыдством.

Трей прикоснулся к ее соску, и у нее перехватило дыхание. Каждый нерв ее тела дрожал, сердце выпрыгивало из груди, каждый дюйм требовал прикосновений, грудь порозовела от возбуждения, предлагая себя для ласки.

– Вы так соблазнительны, мисс Джордан. Ваши соски хотят моих прикосновений?

– О нет, сэр, только если вы захотите сами, я никогда бы не осмелилась предложить сама.

– Может быть, следующий урок послушания обогатит ваш характер. Предложите ваши соски мне, мисс Джордан.

Поместив ее руки под роскошными грудями, он высоко поднял их так, что твердые розовые соски оказались перед его губами. И когда он слегка укусил один из них, ее колени затряслись от пронзительного удовольствия.

– Если вы позволяете мужчинам ласкать ваши груди, мисс Джордан, сосать ваши налившиеся соски, можно сказать, что у вас недостаточно моральных принципов. Это неприлично для молодой леди. Ваши большие груди никогда не поместятся в школьном платье, если вы будете позволять мужчинам их гладить. Ваша настойчивость не делает вам чести. Вы понимаете, если кто-нибудь узнает, что вы позволяли учителю, я буду все отрицать, мисс Джордан. У меня положение в обществе. И я хотел бы видеть в вас больше рвения к учению, а ваша склонность к нескромным ласкам просто бесстыдна. Теперь скажите: «Поцелуйте мои соски, сэр» – и я увижу, сможете ли вы получить отличную оценку.

Это была страсть, в которой придуманная игра переплеталась с неукротимым желанием, где мужчина и женщина разрешали себе все, переступая границы блаженного восторга.

– Если вы поставите мне пятерку, сэр, – промурлыкала Импрес секундой позже, звуки ее голоса вибрировали в комнате, – вы никогда не забудете этот зимний день.

Страсть в ее глазах была под стать его, и раздразнившая их игра была прекращена. Но незабываемое утро только начиналось.

Платье было сброшено вместе с халатом, и во взаимном желании они сделали утро незабываемым. Правда, при этом очень сильно помяли бархат кресла.

На следующий день дом стали наполнять гости, поэтому Трей и Импрес были вынуждены покинуть свой необитаемый остров. Трей к обеду спустился небрежно одетый в темные брюки и свободную шелковую рубашку. Импрес сопровождала его в платье из зеленого панбархата, перешитого так, что сидело оно прекрасно. Чувственные воспоминания от недели близости оставались у них в сознании, и один случайно брошенный взгляд разжигал страсть. Было пыткой делить друг друга с дюжиной посторонних людей, которые вторгались в их интимный мир.

Все знали, сколь много сделала Импрес для спасения Трея, и отовсюду слышались слова одобрения. Она никого не знала из приглашенных, а уж тем более не догадывалась, о чем они думают. Импрес не беспокоили обстоятельства, по причине которых они собрались здесь. Разговоры в основном велись на политические темы. После обеда разгоряченные дебаты продолжались в гостиной, и Импрес с облегчением услышала, что Трей стал жаловаться на сильную усталость. Блю и Фокс из предосторожности отнесли его наверх в одном из кресел, хотя он уже хорошо ходил самостоятельно.

Блэйз очень беспокоилась о самочувствии сына. Естественно, она не предполагала, что Трей, способный заниматься любовью в течение нескольких часов подряд, имел достаточно сил, чтобы подняться, по лестнице. Но поскольку он не собирался давать разъяснения матери по этому поводу, то позволил ей настоять на том, чтобы его перенесли в постель.

Импрес была вне себя от ревности, наблюдая за тем, как три юные леди, которые сопровождали своих родителей, весь вечер пытались флиртовать с Треем. Так как Импрес представили сиделкой, а молва кое-что добавила к этому, то богатые леди не принимали ее во внимание. Было очень неприятно выслушивать все эти разговоры, и, хотя Хэзэрд и Блэйз были по-прежнему сердечны с нею, разгоряченные девицы не обращали внимания на предупреждающие взгляды родителей.

– С какими же стервами ты проводишь время?! – взорвалась Импрес, когда дверь за Блю и Фоксом закрылась.

– Не обращай на них внимания, – рассеянно ответил Трей, расстегивая шелковую рубашку. – Женщины типа Арабеллы, Люси и Фанни слишком неинтересны, чтобы проводить с ними время.

– Они грубы, – возразила Импрес, вне себя от негодования.

– В самом деле? – Трей загадочно посмотрел на нее. – Извини, но я не заметил.

– Ты не заметил? – разгоряченно повторила Импрес. – О Боже! Я никогда не видела такого высокомерного снобизма.

– Они просто богатые юные леди. Это обычно для них.

Можно было простить Трею эту неудачную реплику, потому что он, конечно, не знал истории Импрес. Ведь он только видел в ней девушку в ковбойской одежде, без денег и семьи. А все богатые девицы, которых он знал, страдали снобизмом. С его стороны было ошибкой предполагать, что богатые женщины для нее в диковинку.

– Обычно! Обычно быть грубыми? – воскликнула Импрес, которую молодые выскочки возмутили больше, чем слова Трея.

– Послушай, Импрес, – сказал Трей, стоя в расстегнутой рубашке, – если они стервы, то при чем здесь я?

– Ты общаешься с подобными женщинами? – спросила она раздраженно (сама мысль о том, что Трей является предметом такого приторного обожания, вызывала ревность).

– Что ты понимаешь под словом «общаешься»? – осторожно уточнил Трей, видя, как она рассержена, и не совсем понимая причину этого.

– Я имею в виду, черт побери, что ты танцуешь с ними на балах, занимаешься спортом, слушаешь оперы или что вы еще здесь делаете, в приграничном штате.

Трей с облегчением выслушал ее объяснение. «Общаться» имело для него несколько другой смысл, существенно отличающийся от предположений Импрес. Он был совершенно не заинтересован в том, чтобы она допускала такую мысль.

– Иногда, – успокаивающе ответил Трей, который с восемнадцати лет был самым желанным женихом в Монтане.

– Как ты терпишь это?

– С трудом, – ответил он с улыбкой и, сбросив рубашку на пол, раскрыл объятия. – Иди ко мне, моя радость, забудь о них. На троих у них нет и одной унции мозгов.

Успокоенная его словами, она позволила себя обнять, но спросила для проверки:

– Правда?

– Честное слово. Они совсем мне не нравятся.

– Ну, а ты им, конечно, нравишься, – неохотно пробормотала Импрес, ощущая себя одинокой после шумной толпы богатых гостей и девушек, пытавшихся поймать на крючок Трея. Она внезапно вспомнила свою бедную хижину и ждущих ее детей. Трей теперь вне опасности, но срок контракта еще не истек. После того как золото оказалось в ее седельных сумках, дело чести выполнить соглашение. Но она не обманывала себя тем, что это было очень тяжелое бремя, Трей понял ее мысли.

– Это не важно, – ответил он уклончиво. – А теперь давай позвоним служанке, чтобы она принесла немного этого очаровательного торта. Я бы хотел поесть его с твоего животика.

Она посмотрела на него, очаровательно надув губы.

– Ты скандальная личность, – прошептала она с улыбкой.

– Но не скучная, – сказал он с ухмылкой и, наклонившись, поцеловал ее.

Они оставались одни вплоть до следующего полудня, когда все собрались пить чай в западной гостиной. Блэйз сидела во главе стола и привлекала взгляды всех мужчин. Большая часть Монтаны была основана южанами, привлеченными сюда золотой лихорадкой в 1863 году и выгнанными из дома Гражданской войной. Они предпочитали виски, чаще неразбавленное, и голосовали за демократов. Было уже много выпито, когда появились Трей и Импрес, поэтому разбор действий местных республиканских политиков был резким и шумным.

– Если Саудерс думает через Карлайла получить должность прокурора следующей осенью, когда мы придем к власти, то он заблуждается. Ему придется потратить очень много денег, чтобы снискать всеобщее расположение.

– Что вы думаете, Трей, о шансах Карлайла, если Доил выставит свою кандидатуру? – И Трея увлекла группа мужчин, сидевших около камина.

Блэйз немедленно выручила Импрес и после комплимента ее платью, которое особенно подчеркивало зеленые глаза, ввела ее в кружок женщин, которые, сидя на французских стульях, пили чай. Эти изумительные стулья, сделанные в стиле Марии-Антуанетты, были привезены Блэйз из Парижа. Импрес вежливо пила чай и прислушивалась к разговору, который касался одежды и покупок. Бросив на Импрес извиняющийся взгляд, Блэйз стала отвечать на вопросы миссис Макджиннис о внутренних интерьерах от Борта. Разговор шел о зеленом шелке, которым обивались стены.

Будто бы случайно Импрес была вовлечена Блэйз в дискуссию, что позволило ей чувствовать себя более комфортно, но три юные леди тем не менее не сказали Импрес ни единого слова. Их матери, которые осознавали важность семьи Брэддок-Блэк в жизни своих мужей, разговаривали с ней тоже без особого энтузиазма.

Осознав, что Импрес попала в неловкое положение, оказавшись с нерасположенными к ней девушками, Трей сказал, что не позднее чем через полчаса ему нужно принять лекарство. Но Оуэн Фарелл с развязностью старого приятеля прервал его попытку уйти вместе с Импрес.