Текст книги "Безмолвный Джо"

Глава 15

Я мучился сомнениями, что подарить Джун Дауэр на наше первое настоящее свидание, и вспомнил, что она любит рубины. Я купил браслет, выложенный по кругу рубинами, и попросил упаковать его получше. До меня дошло, что на свиданиях обычно дарят цветы, так что пришлось прихватить и букет, а еще шоколад, который к нему прилагался, большую корзинку с кофе и спиртными напитками – в тот день магазин подарков проводил большую распродажу.

Это все мне обошлось примерно в месячный оклад, но я всегда с трудом расходовал свою зарплату, поскольку мой дом был полностью выкуплен. Уилл и Мэри-Энн купили его для меня, когда я стал работать полный день. Мэри-Энн хотела, чтобы я воспользовался непрерывно дорожающим рынком недвижимости нашего округа как можно раньше. Теперь дом стоил уже на 50 тысяч долларов больше, чем они за него заплатили тогда, а мне оставалось только иногда пылесосить и поливать деревья.

Джун жила в квартире, выходящей окнами на Ньюпортскую гавань. Стоя у входа в ее дом, я слышал крики чаек, эхом разносящиеся по всей бухте, и звон от удара тросов по мачтам яхт. Колени у меня слегка обмякли. Я надел самый лучший костюм и шляпу. Позвонил и стал ждать.

Джун открыла дверь и отступила в сторону, чтобы пропустить меня. Она несколько озадаченно улыбнулась, увидев целую корзину подарков, ювелирную коробочку и цветы с шоколадом.

– Как здорово снова увидеть тебя, – сказал я.

– Джо, мне тоже приятно увидеться, но, ей-богу, не стоило так много приносить сюда.

– Если не хочешь, не бери.

По ее лицу пробежала тень искреннего огорчения. А мне показалось, что сердце на мгновение перестало биться.

– Что ж, проходи.

– Спасибо.

Вся квартира залита солнцем. Стены и ковер были белого цвета, через широкое окно виднелась переливающаяся гладь залива, по которой сновали разноцветные корабли. Канал пересекала большая моторная яхта.

– Отличный вид, – заметил я. – Как на почтовой открытке.

– С крыши этого здания и вправду снимали вид гавани. Дай-ка мне сюда то, что ты принес.

Взяв подарки, она положила их на стеклянный обеденный стол. На Джун было кофейного цвета шелковое платье и коричневые туфли на каблуках. Через распахнутое окно доносился запах морской воды, смешиваясь с тонким ароматом духов. Джун окинула взглядом корзинку, коробку с шоколадом, коробочку с браслетом и цветы.

– Что, переборщил? – спросил я.

– Решим попозже. Розы надо поставить в воду. Они очаровательны, Джо. Мне всегда нравились бледно-лиловые розы. Они что-то символизируют, только я забыла, что именно.

Я смотрел, как Джун взяла большую хрустальную вазу, налила туда воды, обрезала стебли и поставила цветы. Потом она убрала вазу с цветами на каминную полку. Я помог ей передвинуть несколько фотографий, чтобы поместить вазу в центре.

Джун отошла на пару шагов от камина и задумалась. Светло-сиреневые розы красиво смотрелись на фоне белой каминной полки и такой же стены. Да и сама Джун тоже. Я никогда не знал, какой прекрасный цвет – коричневый. И как гармонично сочетаются два оттенка коричневого: темно-коричневый шелк платья и блестящая смуглая кожа Джун. Она выглядела необычайно свежей и грациозной, словно рожденной из пены морской.

Снова та же "тайна". Я чувствовал ее.

– Прелестно, – проговорила Джун и улыбнулась. Солнечный свет, льющийся через окно, играл в ее локонах. Ее темные глаза сверкали. – Спасибо, Джо.

– Пожалуйста.

Продолжая улыбаться, она тряхнула головой.

– Знаешь, какое впечатление ты производишь на меня, повторяя "пожалуйста" и "спасибо"?

– Нет.

– Хочется выругаться.

Отвернувшись в сторону, я улыбнулся.

– Иногда меня тоже одолевает нечто подобное.

– В самом деле?

– То, что проносится у меня в голове, когда я говорю, не всегда соответствует словам. Я обращаюсь к человеку "сэр", а сам с удовольствием сломал бы ему руку.

– И ты когда-нибудь такое делал?

– Бывало.

– В самом деле?

Я пожал плечами.

– Мне часто приходилось иметь дело с подобными типами. Однажды один такой тип достал меня своими шутками. И получил свое. Его все равно собирались исключать из колледжа.

– Что ж, на этой счастливой ноте мы и закончим. Поехали перекусить.

* * *

Я выбрал один из любимых ресторанов Уилла – спокойный итальянский уголок на острове Бальбоа. Столик был небольшой, это позволяло нам сидеть лицом к лицу, что было бы для меня невыносимым с любым человеком, кроме Джун Дауэр.

С каждой минутой она казалась мне прелестнее. Мы заказали бутылку кьянти, которой нам хватило на весь обед, потом взяли десерт и коньяк. В ушах у меня был приятный гул, а по телу разлилось тепло и необычайная легкость. Словно я весь был наполнен гелием и мог взлететь вверх к потолку, стоит лишь отпустить ручки кресла.

* * *

После обеда мы прогулялись по острову. Джун показала мне свои любимые уголки, где она часто бывала, будучи студенткой колледжа. Мы понаблюдали за закатом с западной стороны острова, где выходящие на залив окна отбрасывали оранжевые блики, а по пламенеющей глади залива скользили заполненные автомобилями паромы. Кожа Джун приобрела золотистый оттенок, а прищуренные шоколадные глаза стали светло-коричневыми, как шкура льва. Лучшей коричневой гаммы я в жизни не встречал – самая изысканная и восхитительная палитра.

Когда солнце скрылось, подул холодный морской бриз, и Джун прижалась ко мне. Я положил руку ей на плечо. До сих пор я никогда не позволял себе с женщиной ничего подобного, однако Джун не отстранилась и не оттолкнула меня.

Кожа у нее была прохладная, с крошечными пупырышками. Никогда в жизни я не ощущал ничего более возбуждающего.

* * *

Когда Джун отвезла нас к себе домой, уже стемнело, но из окна можно было видеть серебристое зеркало гавани и бледный полог тумана, наползающего с запада.

Она открыла дверь на веранду, спускающуюся к воде, щелкнула выключателем и зажгла лампу около кушетки. Комнату заполнил мягкий свет, полутени и прохладно-влажный бриз. Джун взяла со стола коробочку с украшением.

– Присядь со мной на диван, – попросила она.

Присев на благопристойном расстоянии от нее, я взглянул в окно. В лунном свете мерно покачивались верхушки корабельных мачт. Джун положила коробочку на правое колено.

– Я боюсь ее открывать.

– Этим я всего лишь хотел выразить свою радость от встречи с тобой.

– Мне кажется, это лишнее, Джо.

– У меня хватает на это средств, Джун.

Она оглядела коробочку, которая была завернута в серебристую сверкающую бумагу. Я скосил взгляд на то место, где ноги Джун прикрывал край платья, и почувствовал нарастающее волнение.

Джун разворачивала подарок, как это делает только женщина: развязала бант, поддела ленту ногтем, аккуратно сняла оберточную бумагу, свернула ее и отложила в сторону. Потом открыла оклеенную черным бархатом коробочку. Даже при слабом свете взгляд привлекало красноватое мерцание цепочки рубинов на темной подкладке. Словно мигание сотен габаритных огней на запруженном шоссе.

– Ах, Джо!

Невозможно передать, каким сладким голосом это было произнесено.

– Это рубины, – буркнул я.

– Я вижу. Это слишком дорого. В самом деле.

– В самом деле?

Она взглянула на меня.

– Да, конечно.

– О'кей. Давай сюда.

Я встал и протянул ладонь. Она положила в нее коробочку. Я вышел на веранду.

– Джо, нет!

Я бросил коробку в залив, на десять футов от берега.

Она быстро подбежала к перилам и встала рядом со мной, глядя на расходящиеся по воде круги.

– Черт возьми, Джо, это мой браслет!

– Пусть поплавает.

– Но не навечно же! Я лучше надену его, чем он будет валяться на дне.

– Могла бы сказать это до того, как я его бросил.

Я снял туфли и куртку, вытащил бумажник. Свой боевой арсенал я еще раньше оставил в "мустанге".

– О мой Бог! – прошептала она.

Я нырнул вниз с веранды с легким всплеском. Сразу поднялся наверх и брассом подплыл к покачивающейся на воде коробочке. Вода была довольно холодная, но для моего лица лучше не придумаешь. Словно лед. Я зажал коробку губами и поплыл назад.

Вдруг я услышал всплеск, и рядом со мной из воды появилась блестящая мокрая головка Джун.

– Холодно, – сказала она.

Я попытался ответить "да, мэм", но получилось только "а-ме".

– Что это у тебя во рту, не коробочка ли с рубинами?

Я кивнул. Она подплыла поближе, часто вдыхая и выдыхая, как обычно делают, когда холодно. Я чувствовал ее ноги рядом со своими и аромат теплого женского дыхания над водой. Мы коснулись друг друга коленями. Взяв рукой меня за воротник рубашки, Джун потянула коробочку у меня изо рта. Вместо коробочки я ощутил у себя на губах ее мягкие губы и теплый язык. Я притянул Джун к себе, чувствуя, как работа ногами эхом отзывается на мышцах ее гладкой спины. Мы начали погружаться. Чтобы наши головы держались над водой, мне пришлось грести энергичнее. Но из-за этого меня немного отнесло в сторону. Рассмеявшись, Джун схватила меня за рубашку, подтянулась ко мне и сунула коробочку мне в рот. Смех у нее был низкий и с хрипотцой. Она осторожно прикоснулась к моей самой интимной зоне.

– Вы холодный и черствый мужчина, мистер Джо Трона.

– Возможно.

– Не хочешь сказать свои "да, мэм", "рад видеть вас", "как поживаете" и так далее? А произнести "с удовольствием"?

На глубине вода была совсем ледяная. Но, несмотря на холод, я вдруг почувствовал прикосновение рук Джун, а это было уже настоящей сенсацией, о которой я раньше и мечтать не мог. Вытащив коробку изо рта, я продолжал барахтаться, держа ее в руке.

Отпустив рубашку, Джун положила ладони мне на щеки и крепко поцеловала меня. Мне и дальше хотелось бы оставить все как есть, но молния больно врезалась в самый чувствительный орган, и я стал тонуть. Тогда Джун развернулась, разбрасывая серебряные брызги, и поплыла к лесенке, которая спускалась с ее веранды прямо в воду.

Она поднималась передо мной, вся облепленная шелковым платьем, а с ее стройных ножек стекали переливающиеся в лунном свете ручейки.

Джун помогла мне выбраться из воды на веранду, взяла у меня изо рта коробочку и положила на столик. Я отвернулся, однако Джун, положив мне руку на плечо, повернула к себе лицом и снова припала губами к моему рту. Продолжая целоваться, мы зашли внутрь, и она повела меня дальше. По дороге я неуклюже натыкался на какие-то предметы, но, к счастью, ничего не уронил и не разбил. Мы миновали гостиную, кухню, столовую с шоколадом и корзинкой из магазина подарков, еще одну гостиную с бледно-лиловыми розами на каминной полке, коридор с фотографиями в рамках, висящими на стенах, но пока Джун довела меня до спальни, я видел лишь ее лоб, одну щеку и сверкающий карий глаз. В спальне Джун развернула меня на девяносто градусов, и мы вместе направились в ванную. Ее губы ни на секунду не отрывались от моих. Я почувствовал, как она что-то повернула, и услышал шум льющейся из душа воды. Потом Джун еще что-то включила, и над головой послышалось гудение, а мою спину и шею окутал мощный живительный поток тепловой лампы. Дверь закрылась, и наступила темнота. Скорее, полутьма. Глядя поверх щеки Джун, я заметил отражение наших тел в зеркале над раковиной.

Какое-то время ушло на то, чтобы снять одежду. При этом мы не отпускали друг друга, продолжая страстно целоваться и подрагивая всем телом в ожидании, когда лампа согреет наши тела, а горячий душ вернет нам силы. Это заняло немного времени. А может, и прилично. Этот поцелуй перевернул мое восприятие времени, и мне было не до часов.

Потом мы зашли под душ и подставили тела под горячие водные струи. Помню пышную мыльную пену и гладкое, податливое и сильное тело, прильнувшее ко мне, и руки нежные, ищущие, жадно поглаживающие и ощупывающие меня, словно на всей земле остались только два наших тела. Непередаваемое наслаждение. Джун опустилась на колени и принялась меня мыть. Я попросил ее делать это не так энергично, особенно в моей интимной зоне, но, казалось, она умышленно не обращала внимания на мои слова. Пока она мыла меня в темноте, я стоял неподвижно, как статуя, опершись руками на кафельную стенку. Когда она закончила, я присел и так же энергично занялся ею. Джун тихо застонала и, запустив пальцы в мою шевелюру, притянула мое лицо к себе. Еще один глухой стон, почти рычание. Ее словно ударило током. Джун не отпускала мою голову. По мере того как она вздрагивала, казалось, горячая вода проникала через мою кожу, согревая мышцы и кости. И я снова ощутил ту же небывалую легкость, что и в ресторане. Мне казалось, я мог бы, как воздушный шар, взлететь к потолку и сверху наблюдать за Джун.

Но мне хотелось совсем другого. Мы вышли из душа и попытались обсохнуть, но вся ванна была заполнена паром. Джун уложила меня, мокрого и потного, на свою кровать. Когда моего тела коснулся прохладный ночной воздух, по коже побежали мурашки, словно распустились невидимые цветы.

Мы начали заниматься любовью в 10.13. Я знал это, поскольку у Джун рядом с кроватью стояли электронные часы с большими зелеными цифрами. Мы продолжили в 12.25, 5.58 и 8.44. В 11.40, 2.05 и 8.20 мы перекусывали прямо в постели – мороженое с шоколадным сиропом; остатки еды из ресторана; сосиски и блинчики с соусом, разогретые в микроволновке. Последний раз мы занялись любовью, когда совсем рассвело, после чего я ушел. Спускаясь по ступенькам крыльца, я чувствовал, как гудели мои ноги, как ныла моя интимная зона и даже челюсти побаливали. Но я был счастлив, как никогда до этого за всю свою жизнь, может быть, кроме того момента, когда я оказался в доме Уилла и Мэри-Энн на тастинских холмах. По силе оба потрясения были похожи. Мое сердце прыгало в груди, а в ушах радостно звенело. В эти моменты я жадно ловил глазами, носом и всеми органами чувств все, что мог ощутить, потому что боялся, что мой новый дом – так же как и Джун Дауэр – очень скоро может исчезнуть из моей жизни.

Глава 16

Ночной клуб «Бамбук-33» располагался на улице Больса, в самом сердце Малого Сайгона. Я припарковал «БМВ» Уилла в дальнем углу стоянки и выключил мотор. Было одиннадцать часов вечера, и стоянка была полупустой. Вечер выдался ясный, без тумана и облаков. Дул лишь теплый восточный ветерок из пустыни, а небо было усыпано звездами.

Через несколько минут прибыли Берч и Одеркирк. Я просигналил им фарами.

Мы собрались около "краун-виктории" Берча. До меня доносился запах еды из вьетнамских магазинчиков, смешанный с сухим ароматом пустыни. Вдоль всей Больсы ярко горели фонари, а машин было хоть и немного, но уличное движение было довольно интенсивным.

– Не думаю, что тебя ждет теплый прием, – заметил Берч. – Если тебе удастся отыскать Бернадетт, покажи ей снимок, где она вместе с Гэйленом. И намекни, что совсем нетрудно подбросить эту картинку в камеру Сэмми. Попробуй вытащить ее наружу, где мы могли бы немного потолковать.

Я задумался, как бы ее выманить на улицу.

– Если она выйдет со мной, это может показаться подозрительным и об этом могут донести Сэмми.

Берч вручил мне копию снимка, который я сунул в карман куртки.

– Если она передаст тебе то, что нам нужно, забирай это и линяй. Если тебя не будет здесь через час, мы зайдем проверить внутри.

Я подошел к входу в клуб и показал свое удостоверение. Вход стоил двадцать баксов. Но женщина-билетерша, не взглянув на мое лицо и отшвырнув деньги, просто показала на дверь.

Охранником был огромный бугай, похожий на гавайца, в форменной одежде с полицейской дубинкой на поясе. Он взглянул на удостоверение и нахмурился.

– У нас все нормально. Нет поводов для беспокойства.

– Можно просто позавидовать, – пошутил я.

– Кого вы здесь ищете?

– Бернадетт.

– Столик наверху.

– Очень признателен.

Бросив быстрый взгляд, он распахнул дверь. Внутри находился довольно просторный зал. Подсвеченная площадка была забита танцующими, которые мерно покачивались в ритм музыке. Над ними висел сверкающий зеркальный шар, на котором играл мерцающий луч стробоскопа. Вокруг танцплощадки были расставлены кофейные столики, за которыми сидели в основном вьетнамцы: некоторые – помоложе, другие – постарше. Большинство в костюмах и платьях. В воздухе висело плотное облако сигаретного дыма.

Ансамбль на сцене исполнял "Вьючное животное" из репертуара "Роллинг Стоунз". Вокалисткой была симпатичная стройная девушка, одетая в блестящие черные брюки и жилетку из кожи или винила. Справа я заметил бар, а на другой стороне – лестницу наверх, где тоже стояли столики и откуда открывался вид на танцующих.

За мной следило множество любопытных глаз. Я направился к лестнице и поднялся на второй этаж, по-прежнему ощущая на себе любопытные взгляды. Официант в черном костюме, держа поднос с напитками, отскочил в сторону, пропуская меня.

Наверху я немного постоял и оглядел ряд столиков вдоль балкона. Бернадетт Ли в полном одиночестве сидела в самом углу. Мельком взглянув на меня, она снова стала смотреть на танцующих.

Когда песня закончилась, я подошел к ее столу.

– Меня зовут Джо Трона.

– Знаю. Приятель Сэмми.

– Я всего лишь охраняю его. Можно присесть?

Она кивнула, и я сел на стул. Бернадетт была чертовски хороша собой. У нее темные сверкающие глаза и высокие, изогнутые дугой брови. Резко очерченные скулы, аккуратный носик и изящные сочные губы. Кожа бледно-матового оттенка. А одета Бернадетт была в черное платье с полосами на груди и вдоль рукавов. У нее прямые черные волосы, спускавшиеся до плеч, и длинная челка. Тонкие белые пальцы с длинными алыми ногтями, которыми она постукивала по сотовому телефону, лежавшему перед ней на столе.

– Это Сэмми вас прислал? – Голос у нее был мягкий и с легкой хрипотцой.

– Он тревожится о вас.

– С какой стати?

– Потому что новый сосед достал его разговорами, что вы маетесь в одиночестве.

– Великан Майк?

– Ну да, Великан Майк. Послушайте, мисс Ли, мне надо с вами кое о ком поговорить. Не о Сэмми. Думаю, нам было бы неплохо выйти на улицу, подальше от этого грохота.

– По крайней мере пятьдесят человек в этом клубе передадут Сэмми, что я ушла вместе с вами. Зачем его огорчать? Просто скажите мне, что вы хотите знать.

Я наклонился к ней. Ее духи издавали тонкий аромат с привкусом кардамона.

– Меня интересует Джон Гэйлен.

Она быстро взглянула на меня, и, казалось, все очарование исчезло с ее личика.

– Я не знаю такого. И никогда о нем не слыхала.

– Мисс Ли, у меня с собой фотография, где вы вместе с ним сидите в машине.

Она отрешенно посмотрела на танцующих и не глядя набрала номер на сотовом телефоне. Я не слышал, что она сказана в трубку. Выключив "мобильник", Бернадетт молча встала и взяла сумочку со стула.

– Пошли со мной.

У нашего стола появились из темноты два молодых вьетнамца. Подтянутые, в темных костюмах. Один из них возглавлял, а другой замыкал нашу процессию, пока мы спускались по лестнице. Мы проскользнули мимо танцующих пар на другую сторону зала. Здесь у дверей стоял другой вьетнамец, пропустивший нас дальше. Дверь за нами захлопнулась. Коридор был слабо освещен, за стеной слышались звуки электрогитар. Бернадетт прошла вперед по коридору, скрипя туфлями по старому линолеуму, и привела меня к двери в маленькую комнату. В центре стоял стол для заседаний и шесть стульев, а сбоку – холодильник. Над головой мигала и гудела лампа дневного света. На стенах были развешаны фотографии вьетнамских певцов и певиц. Жалюзи на узких окнах опущены.

Бернадетт швырнула свою сумку на обшарпанный стол.

– Дайте-ка мне взглянуть на нее, – попросила она и прикурила сигарету.

Я протянул ей фотокопию и сел напротив. Она рассеянно взглянула на снимок, а затем на меня.

– Так что Великан Майк прав. Я была одна.

– Как насчет вечера в среду тринадцатого июня? Вы были с ним?

Она быстро забарабанила ногтями по крышке стола. Потом, вздохнув, порылась в сумочке и вытащила оттуда миниатюрный ежедневник. Металлический держатель в блокноте отделял прошлое от настоящего. Она откинула его и перелистнула несколько страничек. Потом поставила держатель на место и кинула блокнот назад в сумку.

– Нет.

– Где он был в тот вечер, мисс Ли?

– Без понятия. Я встречалась с ним лишь несколько раз.

– Однако достаточно, чтобы свериться с ежедневником.

Она холодно взглянула на меня, а на ее алых губах мелькнула усмешка.

– Для этого достаточно. Что вас так беспокоит?

– Он убил моего отца.

Она передернула плечами и отвела глаза.

– Думаю, каждый получает то, что заслужил.

– Выходит, Деннис Франклин заслужил свою смерть?

– Сэмми его не убивал. Копы подтасовали свидетельства, а окружной прокурор и рад стараться.

– Есть два очевидца этого убийства, мисс Ли. И пуля, извлеченная из головы Франклина, пущена из пистолета Сэмми.

– Доказательства можно сфабриковать. Вам это известно. – Она грациозно выпустила изо рта дым и стряхнула пепел. Дым окутал гудящую под потолком лампу. – Так вы собираетесь заложить меня Сэмми?

– Не знаю. Вы хотите вынудить нас это сделать, мисс Ли.

Она снова взглянула на меня.

– Вы один из самых противных типов, которых я встречала в жизни. Вам кажется, что у вас хорошие манеры, но вы ошибаетесь. Валяйте, покажите Сэмми этот снимок. И оставайтесь потом наедине со своей совестью. Но в тот вечер меня не было с Джоном Гэйленом. Я была здесь, в клубе, одна. Как всегда.

– А где был Гэйлен?

Она зло посмотрела на меня.

– Вы ведь собираетесь показать эту карточку Сэмми?

– Если бы вы сказали, где был Гэйлен, это могло бы вам помочь, мисс Ли.

– Проклятие! – Она смахнула пепельницу вместе с сумкой на пол и вскочила со стула так резко, что тот опрокинулся. – Да пошел ты. Знаешь, как Сэмми называет тебя в письмах? Годзилла!

Разумеется, мне это было известно из его почты и из сеансов прослушивания его приятелей в тоннеле модуля "Е".

– И вправду похоже, – согласился я. – Так где же находился Джон Гэйлен в тот вечер, мисс Ли?

– Пошел к черту.

– И все же?

– Вы что, предлагаете мне сделку?

– Что вы, нет.

– Ну тогда я предложу. Первое – вы не показываете эту фотографию Сэмми. Тогда я расскажу, что узнала от Гэйлена о том вечере.

– Обещаю, что снимок к Сэмми не попадет.

– Отдайте его мне.

– Это всего лишь копия. Она вам не поможет.

Бросив на меня быстрый взгляд, она поддела опрокинутый стул ногой и, опершись рукой на его спинку, подняла с пола сумку. Я выложил фотографию на стол.

– Джон рассказывал, что у него в тот вечер была работа. И что ему придется на несколько дней исчезнуть из города. Накануне вечером он был здесь и здорово напился. В дупелину, если не сказать больше. Те трое парней, которых потом застрелили, и этот, который сейчас в больнице, тоже были с ним.

– Когда после того раза вы его снова встретили?

– Несколько дней спустя. Он хотел увезти меня с собой, но я сказала "нет". У меня нет желания тащиться за ним в первое попавшееся место. "Кобровые короли" не признают никаких правил.

– А Сэмми правила признает?

– По крайней мере те, что мне известны.

– А что Гэйлен говорил о том, как у него прошло-то дело?

– Сказал, что все прошло как надо. Он был в хорошем настроении и много шутил.

Я слышал, как музыканты за стеной начали новую песню.

– Мисс Ли, Гэйлен не задумываясь отправил на тот свет двух своих ребят, чтобы те не проболтались. Вы это имели в виду, когда говорили о соблюдении правил?

Она посмотрела на меня, а потом перевела глаза на потолок.

– Ну да.

– Мисс Ли, у Джона Гэйлена были дела с Алексом Блейзеком?

Еще один рассеянный взгляд.

– Не знаю. Мне неизвестны люди, которые хотели бы иметь дело с этим парнем. Сумасшедший и опасный тип. Для бизнеса не годится.

Несколько секунд я помолчал.

– У меня есть еще кое-что для вас, – проговорила Бернадетт. – Я могла бы вам это сообщить. Но вы должны достать для Сэмми хорошую крысоловку. Он ненавидит крыс. Это единственные существа в мире, которых он боится.

– Заключенным запрещено иметь пружинные крысоловки. В тюрьме планируют разбросать отравленную приманку в системе вентиляции. Я говорил ему.

– Тогда как насчет увеличения времени на телефонные разговоры?

– Я и так добавил ему время.

– Этого мало.

Я задумался на секунду. В общем-то увеличить время телефонных переговоров было несложно.

– Я добавлю ему еще по пять минут ежедневно.

Она хмыкнула и выпустила струйку дыма изо рта.

– Пять минут? Я думала, вы солидный человек.

Я ждал, что она скажет дальше.

– Вечером накануне убийства я видела, как Джон встречался с какими-то людьми на стоянке у клуба. Там было два человека, шофер и пассажир. Пассажир опустил стекло, и они о чем-то переговорили. Минут пять, может, чуть больше. Чутье мне подсказывает, разговор шел о работе.

– Вы могли бы их узнать?

– Нет.

– Опишите машину.

– Красно-белый "корвет". Старая модель. Хорошо выкрашен, весь блестит.

Бо Уоррен.

Бернадетт разглядывала меня, как партнера по покеру.

– После этого "корвет" сразу газанул и смылся. "Уоррен, – подумал я, – но кто был рядом с ним?"

– Хотела бы дать вам совет, мистер Трона, – проговорила Бернадетт Ли. – Не передавайте Сэмми ничего из того, о чем я вам рассказала. И вот что еще. Когда приговаривают к смерти обычного человека – это всегда дело властей. Так было в Древнем Риме, в Китае – везде. Но если обрекают на гибель такого человека, как ваш отец, то это дело рук его друзей.

– Это не дело рук друзей, мисс Ли. Его убили враги.

– Друзья? Враги? Называйте как хотите. Это ничего не меняет. Люди, которые его знали, которые с ним работали. Вот кто это сделал. А не Джон Гэйлен. Вы, американцы, наивные люди. Вы всегда ищете что угодно, кроме самого очевидного.

Некоторое время я обдумывал ее слова.

– Интересная теория. Но есть один очевидный факт, над которым мне действительно стоит поразмышлять. В один из вечеров мой отец неуважительно обошелся с вами и Сэмми, в день открытия этого ночного клуба. Он одернул Сэмми, как мальчишку, и тот потерял свое лицо. А для настоящего гангстера это лицензия на убийство.

Она тряхнула головой:

– Сэмми перерос это ребячество еще несколько лет назад.

– А вы?

– Простое неуважение не стоит нашей мести. Наше внимание направлено на лидеров подпольного мира, угрозы которых необходимо воспринимать со всей серьезностью. Ваш отец к ним не относился, он был всего лишь политиком.

То, что я затем произнес, удивило меня самого. Слова слетели с языка быстрее, чем я успел толком обдумать. Но интуитивно мне это казалось полезным.

– Сегодня днем Као пришел в себя, – сказал я. – Лишь на несколько минут, но врач говорит, что это признак того, что ему удастся выкарабкаться.

Бернадетт Ли внимательно посмотрела на меня спокойными немигающими глазами.

– И что он сказал?

– Мне не сообщили. Но двое следователей из отдела убийств собираются навестить его, когда он опять придет в себя. Они держат диктофоны и ручки наготове.

Она закурила новую сигарету.

– Вранье.

Я улыбнулся. В общем-то я никогда не улыбаюсь, потому что выглядит это весьма нелепо, но в данном случае мне подумалось, что улыбка подчеркнет мое удовлетворение от того, что этот Ике Као выбрался из комы.

Скривившись, Бернадетт с силой выдохнула струю дыма в потолок. Она не смотрела на меня. Я видел только белки ее глаз.

* * *

Возвратившись на стоянку, я передал Берчу и Одеркирку все, что она мне сообщила.

– У Гэйлена в среду, тринадцатого, было какое-то дело, – подчеркнул я. – И его не было с Бернадетт Ли.

Берч что-то нацарапал в своем блокноте, потом взглянул на меня поверх очков.

– Вечером накануне убийства с ним в клубе были все четверо?

– Так она говорит.

Я поведал им о коротком свидании Гэйлена с двумя неизвестными, приехавшими в старомодном красно-белом "корвете". Я даже высказал предположение, чья это машина.

Берч снова посмотрел на меня. Его выражение напомнило мне взгляд Бернадетт – сдержанный, но заинтригованный.

– Ведь Блейзек обращался за помощью в поисках дочери к преподобному Дэниэлу Альтеру, так?

Я кивнул.

– И преподобный Дэниэл поручил своему охраннику, этому самому Уоррену, передать выкуп и провести обмен. Пока на сцене не появился Уилл.

Пару секунд Берч молчал. Он что-то записал в свой блокнот.

– Так что, Гэйлен передал какие-то сведения Уоррену или здесь что-то другое?

– Я сам думаю об этом с первой секунды, как узнал от нее о "корвете".

Одеркирк в это время смотрел себе под ноги, перекатывая камушки гравия носком кроссовки.

– Ты думаешь, она сказала тебе правду?

– Не знаю. Она боится Сэмми. Даже если бы она и была в тот вечер с Гэйленом, то все равно продала бы его, только бы спасти свою шкуру.

– Мне тоже так показалось, – согласился он.

Мы еще минуту постояли молча, опершись на крышу "краун-виктории". На стоянке у "Бамбука-33" непрерывно парковались и отъезжали машины, в основном "хонды" с низкой подвеской и уродливым передком.

Я смотрел на проезжавшие автомобили, но почти не замечал их. У меня перед глазами стоял красно-белый "корвет" Уоррена, припаркованный где-то на этой стоянке, и фигура Гэйлена, склонившаяся к пассажирскому окну.

Кто же был тем таинственным пассажиром? И о чем они беседовали с Гэйленом?

Мимо нас с визгом проскочила одна из "хонд", обдав едким белым дымом из-под буксующих колес и оглушив музыкальным ревом мощных задних громкоговорителей.

Это вернуло меня к реальности.

– Сэр, я должен кое в чем признаться. Я соврал мисс Ли, что сегодня этот Ике Као вышел из комы и заговорил. Я сказал, что не в курсе, о чем он говорил. Будто бы врач уверил меня, что такое случается в начале выздоровления, а когда Као опять очнется, к нему собираются два следователя отдела убийств. Я выдал это все, не успев обдумать юридическую ответственность за распространение ложных сведений.

Удивленно уставившись на меня, Берч и Одеркирк дружно рассмеялись. Я не знал, как расценить их веселье, и отвернулся.

– Джо, ты настоящий коп, – проговорил Берч. – Смотри, парню всего двадцать четыре года, а он уже коп.

Одеркирк покачал головой.

– Придется применить к Гэйлену вариант "двадцать четыре на семь", Рик.

– Разумно, Хармон. Все правильно, Трона.

"Двадцать четыре на семь" на полицейском жаргоне означает круглосуточное наблюдение за объектом семь дней в неделю. Это дорогое и сложное мероприятие, отнимающее кучу времени.

– Ну и как вела себя Ли, когда ты ей это заявил? – поинтересовался Одеркирк.

– Как белая акула, сэр.

Они снова расхохотались.

– Парень, мне нравится твоя работа, – пророкотал Одеркирк. – Когда ты созреешь для работы в отделе убийств, я возьму тебя в напарники.

– Буду счастлив.

Бернадетт Ли быстро пересекала стоянку, держа в руке брелок с пультом управления сигнализацией. Послышался отрывистый свист снятия с охраны, и сразу зажглись габариты ее машины.

– Что будем делать? – Я кивнул в ее сторону.

– Пусть сначала сядет за руль, – ответил Берч.

Когда Бернадетт уселась в машину, мы занырнули в свой "форд". Устроившись сзади, в просвет между головами Берча и Одеркирка, я видел, как ее черный "ягуар" вырулил в сторону Больсы. Пока мы не доехали до бульвара, Рик фары не включал.