Текст книги "Что бы сказали знаменитые феминистки? Как Вирджиния Вулф, Симона де Бовуар и Роза Люксембург решали бы проблемы современных женщин"

Зачем мне вообще голосовать? Разве это изменит мою личную жизнь?

Мэри Уолстонкрафт • Эммелин Панкхёрст • Миллисент Фосетт • Эмили Дэвисон • Элизабет Кэди Стэнтон • Мария Алехина

Многие женщины воспринимают свое право голоса как нечто само собой разумеющееся: есть и есть. Вообще говоря, в день выборов многие люди – любого пола – часто проявляют полнейшее равнодушие. У них нет собственного мнения – или, может быть, они просто не верят ни одной партии. Есть ли разница, если так ведет себя именно женщина?

Политика часто представляется нам каким-то особым миром: мы спорим о нем в соцсетях, но он все равно идет своим путем, благоухая отнюдь не розами, и не обращает внимания на протесты или насмешки в интернете. Да и праву людей выражать свое мнение по политическим вопросам не так много лет. В Исландии, на родине старейшего в мире парламента (альтинга), начали прислушиваться к мнению «всех свободных мужей» с 930 года, и такое представление о «демократии» стало образцом для всех последующих парламентов. Людям с другим цветом кожи, женщинам и рабам всюду отказывали в праве участвовать в псевдодемократическом процессе. (Как замечает историк-феминистка Эстель Фридман, в Африке и Латинской Америке до колонизации женщины обладали почти полным равенством, но лишились его, когда европейцы навязали захваченным странам собственную систему.)

Но постепенно все начало меняться. Рабство было официально уничтожено, и к 1870 году «небелые мужчины и освобожденные рабы-мужчины» в США получили право голоса. Но не женщины, которые так и остались «собственностью» своих мужей или отцов. Считалось, что женщинам не нужно право голоса: ведь мужья и отцы, конечно же, проголосуют так, чтобы защитить их интересы. Кроме того, предполагалось, что женщины «самой природой» предназначены для домашних дел, не требующих особого ума и проницательности. В 1792 году писательница Мэри Уолстонкрафт выступила против: по ее словам, нельзя смотреть на женщин «как на вечных детей, не способных вести самостоятельную жизнь». В своей важнейшей работе «В защиту прав женщин» Уолстонкрафт попыталась доказать, что интеллектуальные способности женщин не слабее, чем у мужчин, просто их постоянно лишают доступа к образованию, которое дает знания и учит мыслить. Почему? Возможно, по политическим причинам: «Если вы укрепите женский ум, развив его, то это будет означать конец слепого повиновения, но власть всегда добивается слепого повиновения, и поэтому тираны и сластолюбцы стремятся оставить женщин в темноте невежества, – первым нужны только рабы, а вторым – игрушки для их забавы».

Вслед за Уолстонкрафт многие женщины стали сомневаться: справедливо ли, что мы отрезаны от политической и правовой системы, но при этом должны ей подчиняться? Смутное недовольство в итоге привело к действиям феминисток первой волны середины XIX века, когда женщины в Великобритании начали объединяться в рамках Национального союза женских суфражистских организаций (NUWSS). Они выражали свой протест «прилично» и «цивилизованно»: забрасывали парламент петициями, проводили митинги, да и вообще вели себя как воспитанные дамы. Годами им ничего не удавалось добиться (так, в 1870 году парламент отверг первый законопроект об избирательном праве для женщин), и многие сочли, что нужен более решительный, менее «женственный» подход. Пора показать «мужской» власти, что женщины настроены серьезно и что к ним нужно прислушаться.

Во время новой, куда более воинственной кампании, проходившей под руководством Эммелин Панкхёрст (1858–1928) и Миллисент Фосетт (1847–1929), у общества уже не получалось закрывать глаза на действия женщин – они били витрины магазинов, обрезали телефонные линии, приводили в негодность газоны гольф-клубов (куда пускали только мужчин), портили в музеях картины, изображавшие обнаженную женскую натуру, поджигали дома политиков, пытались взорвать собор Святого Павла, Вестминстерское аббатство и здание Банка Англии. В 1913 году во время Эпсомского дерби суфражистка Эмили Дэвисон (1872–1913) попыталась схватить за уздечку лошадь, принадлежащую королю Георгу V, и была сбита с ног. Она умерла от полученных травм через четыре дня, но ее смерть привлекла внимание к суфражисткам.

С 1900 по 1914 год более тысячи суфражисток попали в тюрьму. Многие объявляли голодовки, и их насильственно кормили. Эммелин Панкхёрст за 1913 год объявляла голодовку 12 раз – ее постоянно освобождали и арестовывали в соответствии с «Законом кошки и мышки», который требовал выпускать обессиленных голодом женщин для поправки здоровья… а затем снова сажать их в тюрьму. После своего окончательного освобождения из тюрьмы в 1913 году Панкхёрст отправилась с лекциями в США – рассказать, «что такое гражданская война, когда ее ведут женщины». К этому времени поле боя значительно расширилось.

«Все обиды и унижения, которые претерпевают бессильные, обычно никого не волнуют».

Эммелин Панкхёрст

Три американки – Люси Бёрнс (1879–1966), Элис Пол (1885–1977) и Гарриот Стэнтон Блатч (1856–1940) – целиком и полностью поддержали Панкхёрст: закон лишает женщин независимости, так как у них нет прав ни на наследование и владение собственностью, ни на оплачиваемый труд. Они тоже считали, что необходимы прямые действия.

Мать Блатч, Элизабет Кэди Стэнтон (1815–1902), одной из первых выступила в США за предоставление женщинам права голоса. В 1848 году Кэди Стэнтон и еще одна аболиционистка, Лукреция Мотт (1793–1880), организовали конференцию для обсуждения социальных, гражданских и религиозных прав женщин. Кэди Стэнтон начала свою речь так, переиначив Декларацию независимости: «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все мужчины и женщины созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами». Кэди Стэнтон постоянно возвращалась к вопросу об избирательном праве для женщин, особенно во время обсуждения новой поправки к Конституции, расширявшей круг людей с правом голоса. Кэди Стэнтон и Сьюзен Браунелл Энтони (1820–1906) настаивали, что новая поправка должна обеспечить «всеобщее избирательное право», но власть имущие решили уточнить – «…для мужчин». Так чернокожие мужчины получили право голоса, но американкам пришлось ждать еще 50 лет – до 1920 года. Для сравнения: Новая Зеландия предоставила женщинам право голоса в 1893 году. К началу XX века женское движение – под руководством Франсишки Динис (1859–1897) и Берты Лутц (1894–1976) в Латинской Америке, Касима Амина (1865–1908) на Ближнем Востоке, Кисиды Тосико (1863–1901) в Азии и Александры Коллонтай (1872–1952) в России – охватило почти весь мир.

Кэди Стэнтон и Панкхёрст утверждали, что возможность голосовать позволит женщинам участвовать в решении самых разных вопросов: право на труд и его справедливую оплату, на собственность и телесный суверенитет (возможность распоряжаться собственным телом), на защиту от любой физической агрессии, в том числе и от нападений мужей. Но женщины всего мира до сих пор сражаются за эти права. Только 22 % парламентариев по всему миру – женщины, а это означает, что мужчины по-прежнему повсюду контролируют процесс законотворчества. И хотя сегодня всюду (за исключением Ватикана) женщинам разрешено голосовать, где-то это право жестко ограничено. В Саудовской Аравии женщины голосуют с 2015 года, но по-прежнему не могут обращаться в государственные службы без разрешения мужчины. Французские женщины были лишены права голоса до 1944 года, но к началу XXI века их влияние возросло настолько, что они добились принятия закона о политическом паритете, согласно которому места в списках кандидатов делятся поровну между мужчинами и женщинами. Это привело к увеличению количества женщин, выставляющих свои кандидатуры и избираемых на государственные должности, и к равному распределению министерских портфелей в правительстве в 2012 году. Французские феминистки считают, что начало положено, но уверены: впереди еще долгий путь. Анн Идальго, первая женщина на посту мэра Парижа за всю историю города, так и заявила в своей победной речи: «Я понимаю, какие меня ждут сложности».

Делаем выводы

По данным Межпарламентского союза (МПС), представительство женщин по всему миру начиная с 2015 года перестало увеличиваться. Женщины не стремятся расширять свое присутствие во власти, наоборот, они все меньше занимаются политикой. «Надо продолжать бороться, – говорит активистка группы Pussy Riot Мария Алехина (р. 1988), попавшая в тюрьму за свою деятельность. – Я сражаюсь против безразличия и апатии… за свободу и право выбора». Она предлагает тебе присоединиться к этой борьбе.

Почему незнакомые мужчины называют меня «зайкой» и «киской»?

Мэрилин Фрай • Симона де Бовуар • Софи Гурион • Джулия Гиллард

Наверное, каждая женщина в мире сталкивалась с этим странным явлением. Довольно странно, когда абсолютно незнакомый мужчина обращается к тебе со словами, создающими ложное ощущение близких отношений, хотя это и не так. Но почему это так раздражает? И почему мужчины так поступают?

Когда незнакомые мужчины употребляют якобы «нежные» слова (вроде «дорогуша»), многих девушек и женщин часто внутренне, а иногда и физически передергивает. Но мужчины при этом считают, что ведут себя «по-джентльменски», а женщины просто «глупят»: «Киска, у тебя что, чувства юмора нет?» Еще одно «псевдомилое» словечко и попытка переложить вину за неловкую ситуацию на женщин. Они чувствуют себя не в своей тарелке, а мужчины преспокойно возвращаются к своим делам.

Американская феминистка Мэрилин Фрай (р. 1941), задумавшись об этих бытовых, заурядных ситуациях, обратила внимание на их двойственность. В эссе «Системная клетка сексизма» она замечает, что слово «угнетение» – однокоренное со словом «гнет», и само это понятие предполагает давление на некую группу людей – с тем, чтобы их ограничить. Женщины попадают в ловушку: те, кто сильнее, наказывают их или обливают презрением, если они нарушают то или иное общепринятое правило. Но ведь и правила придумывают те, кто сильнее, – а сильнее может быть кто угодно в зависимости от того, работает ли женщина, получает ли она пособие, есть ли у нее дети, замужем ли она, какая у нее сексуальная ориентация… Источник давления – экономическое положение, а также культурные ожидания – все то, что определяет, «какой должна быть женщина».

Это возвращает нас к словам Симоны де Бовуар, что мужчина воспринимает женщину как Другого, но Фрай задумывалась еще и над тем, какими именно чертами Других мужчины наделяют женщин и как они доносят до женщин свои представления о них. В этом и заключается суть сексизма: он не просто отрицает равенство мужчин и женщин, но еще и навязывает женщинам стиль поведения, не дает им переступить границы, очерченные мужчинами вокруг понятия «женщина», ставит их на место.

По словам Фрай, каждая мелочь по отдельности выглядит безобидной – но мелочи складываются. Представьте себе клетку и посмотрите на один из ее прутьев. Казалось бы, в чем проблема для птицы? Ведь такой прут можно спокойно облететь. Изучите каждый прут: чем они могут помешать или навредить птице? Но если сделать шаг назад, то вы увидите всю клетку целиком и поймете, что птица окружена «целой сетью связанных друг с другом преград»: каждая из них сама по себе не может помешать ей улететь, а все вместе они держат ее так же прочно, «как толстые стены тюрьмы».

«Путы на ногах сплетены из бесконечного множества мелочей».

Мэрилин Фрай

Вот почему, по мнению Фрай, угнетение так сложно заметить и распознать: в быту каждая женщина сталкивается с «прутьями» по одному, но при этом на нее действует сеть сил, определяющих ее жизнь в обществе. И дома, и на работе она старается соответствовать ожиданиям, связанным с этими силами, а желание «быть хорошей» только укрепляет прутья клетки – существующие в обществе правила и ожидания. Поэтому переплетение прутьев кажется «нормальным».

Что же происходит, если женщина не признает такое устройство мира «нормальным»? Что, если она отказывается играть по навязанным ей правилам? Типичная первая реакция – обесценить ее жалобы: «Ты глупая», «У тебя нет чувства юмора» (обычно уже на этом женщина закатывает глаза и уходит). Оденешься так – тебя обвинят, что ты подчеркиваешь свою доступность. А если одеться по-другому, скажут, что ты не следишь за собой или выглядишь «неженственно». Если женщина ругается, значит, она шлюха или хамка, а если вежлива, то ведет себя «как девочка» и, следовательно, слишком нежна, чтобы выдержать «мужские разговоры» или тяготы жизни.

По словам Фрай, фальшивые «нежности» даже полезны – так можно изучить один из «прутьев» и хотя бы понять, как работает эта конкретная часть системы. Если к женщине ни с того ни с сего обращаются таким образом, то, возможно, сама ситуация заставляет мужчину то и дело напоминать ей о своем доминирующем положении: например, при денежных расчетах, когда женщина выступает в роли покупателя или клиента (то есть платит деньги). Но это может случиться в любой ситуации, если женщина угрожает привычной расстановке сил. В 2011 году, когда Дэвид Кэмерон был премьер-министром Великобритании, он попытался возразить женщине-парламентарию: «Успокойся, дорогая». В 2012 году Дэвид Бондерман, директор Uber, заявил, что увеличение количества женщин в совете директоров будет означать «больше болтовни» на заседаниях.

Подобные комментарии принижают женщин, превращая их в милые объекты, к которым не стоит относиться серьезно. Кроме того, мужчина оставляет за собой право называть женщину как угодно. Женщины редко так делают. При помощи таких слов можно изменить баланс сил и свести нормальный диалог двух взрослых людей к разговору «сильного» со «слабым»: об этом пишут Роджер Браун и Альберт Гилман в своей классической статье «Местоимения власти и солидарности». Они отмечают, что во многих языках (в отличие от современного английского) существует более формальная и более фамильярная форма местоимения второго лица – «вы» и «ты». Люди понимают, когда надо употребить то или другое местоимение, и если оба собеседника обращаются друг к другу одинаково, то и воспринимают друг друга как равных. Но если в беседе используются разные местоимения, то предполагаются неравные, иерархические отношения. Употребление фамильярного местоимения (или слов вроде «зайка») при обращении к незнакомцу показывает, что говорящий воспринимает себя как человека с более высоким статусом и ожидает, что низкостатусный собеседник, признавая его превосходство, обратится к нему вежливо и формально.

В подобной ситуации фамильярные местоимения или слова указывают не на близость, а на превосходство одного из собеседников. Если незнакомый мужчина называет женщину «зайкой», то она понимает, что должна быть еще и благодарна (внутреннее убеждение, которое поддерживается внешним давлением). От угнетенных людей часто требуют, чтобы они улыбались и были веселыми, напоминает Фрай, чтобы угнетатели могли и дальше делать вид, будто всех все устраивает: «Значит, нас можно не замечать. Мы уступаем и поэтому становимся невидимыми».

«Любое поведение, кроме самого радостного, влечет за собой опасность, что нас назовут вредными, обиженными, сердитыми или опасными».

Мэрилин Фрай

Но, как считает Фрай, если мы не будем улыбаться, на нас будут смотреть как на «вредных, обиженных, сердитых или опасных». Женщин могут обвинить в том, что с ними «трудно» работать, а так можно и лишиться заработка. Как пишет журналистка Софи Гурион (р. 1973), «непокорность» женщин в семейной жизни неоднократно использовалась в суде для оправдания физического насилия и даже убийств. Гурион изучала речь мужчин, убивших свою партнершу или даже всю семью, и обнаружила, что они часто объясняли случившееся как pétage de plomb («отказали тормоза», «вышел из себя») – то есть поведением женщины, а вовсе не тем, что с ними самими что-то не в порядке. Часть вины, возможно, лежит и на СМИ: описывая подобные случаи, они не упоминают о длительной истории насилия со стороны мужчин. Такие истории – это не crimes passionnels (преступления, совершенные в состоянии аффекта) или drames familiaux (семейные драмы); вторым термином обычно называется «уничтожение семьи», когда мужчина убивает партнершу и детей, а затем и себя. Гурион считает, что такие выражения превращают насилие над женщинами во что-то обыденное, даже банальное. «Слова убивают», – говорит она.

Делаем выводы

Фрай считает, что тебе надо самой решить, как поступить: улыбнуться и сделать вид, что ничего не произошло, то есть остаться «невидимой», или же показать свое отношение, несмотря на риск оказаться объектом насмешек и угроз. Некоторые женщины выбирают борьбу: так, премьер-министр Австралии Джулия Гиллард (р. 1961) в 2012 году публично осудила лидера оппозиции Тони Эбботта за все его неудачные высказывания, которые сошли ему с рук (например, ирония по поводу того, о чем должны думать австралийские женщины, «пока гладят белье», или замечание, будто аборт – это «легкий путь»). Гиллард с блеском поставила его на место, перечислив все его сексистские высказывания – одно за другим. Словом, когда тебя в следующий раз назовут «зайкой», возможно, стоит вспомнить о Гиллард и ответить так, как это сделала бы она.

Почему неправильно говорить, что женщины отзывчивее мужчин?

Мэри Джекман • Питер Глик • Сьюзен Фиске • Джона Гокова

Во время долгих споров о том, одинаковы мужчины и женщины или различны, выяснилась одна любопытная вещь: феминисткам не нравится стереотип о «милых» женщинах – более добрых, более заботливых, чем мужчины. На первый взгляд эти определения кажутся комплиментами, но феминистки, опираясь на данные психологических исследований, подчеркивают, что даже эти «хвалебные» описания женщин исподволь укрепляют доминирование мужчин.

Социологи и психологи, изучающие угнетение, выделяют различные способы закрепления неравного распределения власти. Изменения происходят со временем: когда две группы находятся в постоянном взаимодействии, то сначала их отношения могут быть крайне враждебными, но затем в них появляется двойственность. Так, американский социолог Мэри Джекман (р. 1948) в своей работе 1994 года «Бархатная перчатка: Патернализм и конфликт в гендерных, классовых и расовых отношениях» предлагает взять две произвольные группы – одна доминирует, другая подчиняется – и понаблюдать за развитием их отношений. Чистая враждебность постепенно размывается, что естественно: люди не могут жить рядом друг с другом в постоянной вражде.

Вспомним представление о «бремени белых» времен колониализма. Белые колонизаторы могли считать себя хорошими людьми, на которых возложено «тяжкое бремя» помощи бедным туземцам, и не думать, что они эксплуатируют туземные народы, их земли, их труд. Это смягчало чувство вины. И чем больше творцы мифа верили в свое сочувствие к эксплуатируемым, тем успешнее спасались от мук совести.

Американские психологи Питер Глик и Сьюзен Фиске в 1996 году опубликовали статью «Арсенал амбивалентного сексизма: Различия между враждебным и доброжелательным сексизмом». Авторы показывают, что в отношениях между мужчинами и женщинами действуют те же силы (или мифы). Когда племена жили охотой и собирательством, гендерной иерархии не существовало, а при переходе к аграрному обществу мужчины начали контролировать развивающиеся политические, экономические, юридические и религиозные институты. Они хотели, чтобы женщины играли определенные роли, что позволило бы мужчинам добиваться успеха. Как убедить женщин принять эти роли? Обставить все так, будто женщины «от природы» для них приспособлены.

«Самое сильное оскорбление для девушки – это назвать ее девушкой. Самое сильное оскорбление для парня – назвать его девушкой. Быть женщиной – это главное оскорбление».

Джессика Валенти

Но, как пишут Глик и Фиске, если стереотипы всегда враждебны по отношению к подчиненной группе, то растет опасность бунта. А если подавать их в лестной, а не уничижительной форме, то угнетаемой группе проще их принять. Возникает даже интериоризация стереотипов, когда подчиненная группа начинает верить, что такие черты и вправду присущи им от рождения. А значит, поддерживая работающих мужчин, занимаясь детьми и домом, да и в целом проявляя заботу и нежность, они следуют естественному пути.