Текст книги "Жестокая свадьба"

Глава 22

Спустя два месяца

– Хорошо, что ты пришла, – Даниял не мог говорить, из гортани вырывались лишь невразумительные хрипы и сипение. – Мне надо тебя кое о чем попросить. Да не реви ты.

Его только вчера перевели из реанимации в отдельную палату. Зарема пришла его проведать и теперь сидела зареванная, а он морщился, потому что сказать надо было много, а говорить было тяжело.

– Ты чуть не умер, Даниял!

– Ну не умер же.

Вряд ли шесть недель медикаментозного сна можно считать смертью. И почти две недели вывода из этого состояния. Дан до сих пор содрогался от того путаного бреда, который демонстрировало ему просыпающееся сознание, хотя ему в один голос твердили, что его случай уникален.

Врезавшись в опору виадука, машина Данияла задела металлический забор, которым была огорожена часть, требующая переоблицовки. От заграждения оторвался штырь, пробил лобовое стекло, а заодно и грудную клетку Данияла буквально в нескольких сантиметрах от сердца. Насквозь.

Он должен был умереть, сто, двести процентов. Множественные ранения, внутренние разрывы, кровопотеря, повреждения легких и открытый пневмоторакс – по всем правилам Дан просто обязан был скончаться еще в машине «неотложки».

Но он не умер ни по дороге в клинику, ни по пути в реанимацию, ни в самой реанимации. Данияла ввели в искусственную кому, требовалось сразу несколько сложных операций, между которыми восстанавливать его сознание не было никакого смысла.

Прогнозы врачей были очень сдержанными – процесс восстановления предстоит долгий, и чем он закончится, никто не знает. Как раз об этом Даниял и хотел поговорить с Заремой.

– Я пробуду здесь не один месяц, Зарема. Как только удачно сложатся обстоятельства, ты подашь на развод в связи с моей ограниченной жизнедеятельностью. Или несостоятельностью, я посоветуюсь с адвокатами, как лучше.

– Но ты же не инвалид, Дан! Зачем тебя позорить?

– Разве это позор? Позорно жениться как мы с тобой, потому что когда-то так захотели наши родители. А это хороший повод, и главное, чтобы инициатива исходила от тебя, тогда никто не скажет, что здесь есть твоя вина. Я дам тебе развод, но дальше может снова вмешаться твоя семья, и тут все будет зависеть от тебя, – он немного помолчал, собираясь с силами. Зарема тоже молчала, не сводя с него черных глаз, влажных от слез. – Ты можешь жить своей жизнью, а можешь снова выйти замуж, только мужа ты должна выбрать сама.

– Как это? – она смотрела на него как загнанный в угол зверек.

– Ты меня любишь, Зарема? – он в упор посмотрел на растерянную девушку.

– Да… наверное… – она неопределенно дернула плечами и даже по сторонам посмотрела, словно искала поддержки у стен палаты, а потом будто прорвалось. – Дан, я с детства знала, что выйду за тебя замуж. И ты мне всегда нравился…

– Нет, ты просто не знаешь, что это такое, любить, – голова бессильно мотнулась по подушке, – и никогда не узнаешь, если не попытаешься. Я не могу тебе навязывать, но попробуй присмотреться к Демурову. Он любит тебя давно, и это не просто привязанность. После развода ты станешь обеспеченной женщиной, у тебя будет собственный капитал, а Рустаму я уступлю долю в отцовской компании. Он ведь тоже почти Баграев, правда, неофициальный. Ты только больше не позволяй никому собой распоряжаться.

– Хорошо, – она почти прошептала, – я попробую.

– Все, теперь иди, я устал, – Дан сомкнул потяжелевшие веки и уже с закрытыми глазами добавил: – И больше не приходи. У тебя своя дорога, Зарема, не упусти шанс стать счастливой.

***

Сон, похожий на забытье, окутал его, и Дан сходу провалился в мягкую, обволакивающую трясину, а когда очнулся, увидел возле кровати отца. С тех пор, как Дан пришел в себя, он каждый раз ужасался – отец будто постарел лет на десять, глаза впали, скулы заострились, и седины стало больше.

– Здравствуй, папа.

– Здравствуй, сынок, – отец протянул руку поправить одеяло, и Даниял заметил, что его руки дрожат, – я принес хорошую весть.

– Дзагоев?

– Несчастный случай. Сердечный приступ. Вышел на яхте в море вместе с любовницей.

Дан смотрел в потолок. Весть наверняка была хорошей, но никакой радости почему-то он не испытывал.

Отец наверняка был уверен, что сына обрадует эта новость, и Дан не стал его разубеждать.

– Ты неслышно вошел.

– Я здесь уже три часа. Ты крепко спал, сынок.

– Зарема давно ушла?

– Я встретил ее у входа в клинику. Она была заплаканная… Что-то случилось, Дан?

Даниял закрыл глаза. Станет ли отец лгать?

– Ты был в курсе, что Арисханов ее прессует? Почему, зная, что я дал согласие на брак только если он будет фиктивным, он все равно решил продавить дочь? Зачем было присылать ее ко мне со снотворным и таблетками для потенции?

– Что за глупости, Дан, какими таблетками? – поморщился отец. Значит, сам факт попытки Арисханова сблизить дочь с мужем для него не новость… Дан глубоко вдохнул. Насколько мог.

– Ты знал, что это он ее ко мне отправил?

Отец вздохнул и отвел взгляд.

–З ураб с самого начала рассчитывал, что ты передумаешь. Не смотри так на меня, сынок, я тоже на это надеялся. Что ты отойдешь, а Зарема поможет забыть твое горе. Твою Дану не вернуть, а жизнь продолжается, и я верил, что, если она будет рядом, ты посмотришь на нее другими глазами. Она красивая, молодая, почему бы…

– Зураб узнал, что брачной ночи не было, – перебил Даниял, – он начал угрожать, что признает брак недействительным и отправит ее в дальнее село к родне прислугой. Что произошло, отец? Арисханову больше не интересно слияние, если он готов доказывать в суде, что я не сплю с его дочерью?

– А вот это для меня самого неожиданность, – отец помрачнел. – С тех пор, как мы сговорились о вашем браке, тринадцать лет весь бизнес с обеих сторон был ориентирован на это слияние. Я пользовался связями и влиянием Арисхановых, но не подозревал, что у него такие финансовые дыры, сынок. Откатать назад сейчас не выгодно ни нам, ни ему, думаю, он блефовал и пугал ее.

– Почему именно я? Пусть женит сына на нашей Раяне и…

– Потому что ты мой наследник, и весь бизнес унаследуешь ты.

– Зачем нужны дети, чтобы потом так обращаться с ними? – Дан облизал пересохшие губы. – Для тебя тоже главнее бизнес, чем счастье моих сестер?

– Нет, Даниял, – отец старался выглядеть убедительным, – я не навязываю девочкам женихов. И твое счастье для меня не пустой звук.  Я тоже был за то, чтобы ты присмотрелся к Зареме, но только чтобы помочь тебе забыть свое горе. Я очень любил твою маму, Дан, но когда ее не стало и отец свел меня с Аминат, я пошел на этот брак и не жалею.

– Отец, – Дан сглотнул, глядя в потолок, – ты изменял маме?

– Нет, что ты, пока Лена была жива, я и думать не мог о других женщинах.

– А почему тогда потом у тебя не переводились любовницы?

Отец умолк и отвернулся, а Дан продолжал:

– Если бы ты ее любил как маму, то никогда такого не позволил. Те два месяца без Даны, когда я уехал, я и думать ни о ком не мог, только о ней, на других женщин даже не смотрел. Зачем ты женился на Аминат, если никогда ее не любил? Тем более, когда ты знал, как это бывает…

– Тебе нужна была мать, – на этот раз отец выдержал взгляд.

– Перестань, – поморщился Дан, – сестры пошли одна за другой, Аминат было не до меня, меня растила бабушка. Потом ты и вовсе отправил меня сюда. Почему ты не подождал, а вдруг бы встретил кого-то и полюбил как маму?

– Это невозможно, – глухо сказал отец, закрыв лицо руками, – таких как она больше нет. Зато у меня есть дети. Я очень хочу, чтобы они у тебя тоже были, и Зарема…

– Зачем нужны дети, отец?

– Это смысл жизни. Чтобы было кому оставить бизнес.

– Выходит, смысл жизни в том, чтобы было кому передать деньги. Значит, главнее все-таки они? Не деньги зарабатываются, чтобы семья ни в чем не нуждалась, а семья подгоняется под то, чтобы деньгам было удобнее?

Отец замолк, пораженный, а Дан продолжал:

– Посмотри правде в глаза, папа, просто так удобнее. Жена нужна для продолжения рода, в остальном можно жить в свое удовольствие. У тебя ведь и сейчас есть любовница, думаю, не ошибусь, если она моложе Аминат. И все все знают, главное, лишь бы фасад был цел и намарафечен, а что там за ним, никого не касается. Ты все время любил меня больше, чем девочек.

– Потому что ты сын Лены.

– Но ведь они тоже твои дети. Ты ими совсем не занимался. Да, ты их любишь, но они не видели того, что в детстве получал от тебя я.

– Девочек воспитывают женщины.

– А я, – здесь голос подвел Данияла и предательски дрогнул, – если бы у меня родилась девочка, я бы сам ею занимался. Сам воспитывал свою дочку. Что там нужно делать с детьми – гулял, играл, водил в детский сад, читал и кайфовал бы от этого. Я любил бы ее еще и потому, что любил ее мать. Больше жизни.

– Мне приходилось много работать, – попробовал возразить отец, но Дан его перебил.

– Это бег по кругу, пап. Дети нужны, чтобы было кому оставить наследство, при этом времени на них нет, потому что наследство надо заработать, – и добавил твердо: – Потому я и не хочу детей. Чтобы вы не смогли сделать с ними то, что сделали со мной.

– Я хотел, чтобы моими наследниками стали наши с Леной внуки, дети ее сына, – с болью сказал отец, глядя вперед невидящими глазами.

– Извини, – бесстрастно ответил Даниял, – этого не будет. Я хочу выйти из семейного бизнеса, выкупить свою долю у Рустама. Если ты не возражаешь, пусть он заменит меня, он сможет. Когда закончится процесс слияния, я разведусь с Заремой, я предложил ей получить образование, найти себе занятие. Но мне не верится, что Арисханов не попытается ее снова кому-то всучить подороже. Поэтому сказал, пусть присмотрится к Рустаму. Демуров любит ее много лет, и я не прощу ему того, что он мне об этом не сказал.

– Наш Рустам? Влюблен в Зарему? – удивление отца было неподдельным.

– Да. Если бы я знал, никогда не согласился на этот брак. И если Зарема захочет выйти за Рустама, надо сделать так, чтобы Арисханов узнал об этом уже после. А пока я запрещаю ему приближаться к ней. Он хотел, чтобы наш брак перестал быть фиктивным, брак не станет настоящим, но и прессовать дочь он больше не посмеет. А дальше пусть Зарема сама выбирает, как ей жить.

– Ты не можешь забыть эту девочку, Даниял? – помолчав, спросил отец.

– Я только о ней и думаю. Ты знаешь, я тогда не понимал, почему она отказывалась брать у меня деньги, сердилась, когда я запрещал ей работать. А она просто не хотела, чтобы кто-то мог управлять ее жизнью так, как мы все распоряжаемся жизнью Заремы. Чем больше я думаю об этом, тем больше поражаюсь, откуда в такой хрупкой девочке было столько сил и упорства. Она так не хотела зависеть от меня, вмешивать в наши отношения деньги, и кто-то этим воспользовался. Я уверен, ее вынудили. Она не пошла бы на это по собственной воле, ее заставили. Или обманули. А я ничего не сделал, чтобы ее защитить.

Они оба замолчали, потому что сказать больше было нечего.

Глава 23

Три года спустя

Дан вдохнул морской воздух – полной грудью, теперь у него получалось – и снова уставился на океан. Наверное тот, кто назвал океан Тихим, никогда не был на острове Оаху и не видел Пайплайн. Впрочем, и Даниял ее раньше вживую не видел, а теперь сидел на берегу океана и сжимал ручки коляски, глядя на сворачивающуюся в трубу гигантскую волну.

Хотя нет, он даже проходил по трубе в тот день, когда понял, что дальнейшее существование лишено всякого смысла. И поначалу то, что он выжил, вызывало у него самого лишь недоумение и досаду. И Дан просто ждал, когда организм сдастся и устанет бороться за такую бесполезную и ненужную жизнь.

О чем-то просил отец, Рустам, сестры, они говорили о семье, о бизнесе, но Дану это было неинтересно. Он все время жил и поступал как надо бизнесу и семье, а что в итоге? Опора виадука?

Дан снова и снова проматывал свою жизнь, но единственным и настоящим, что он делал для себя, была его короткая, длиной в неделю, семейная жизнь. Мысли бежали по кругу и вновь возвращались в ту же колею: если бы он не согласился на вторую свадьбу – зачем, свадьба была, он всех пригласил, не приехали, ваши проблемы – она была бы жива. Если бы он не поддался порывам бешеной ревности, а сам увез Дану из ресторана, она бы все ему рассказала и осталась жива.

Конечно, ведь Дана ему доверяла, она так любила его. И тогда вместо Дзагоева поплатился бы истинный виновник – тот, кто вынудил Дану сняться в этой мерзкой фотосессии уже после их свадьбы. А его дети, чьи голоса он слышал, когда арматура насквозь прошила его грудь, уже бы родились…

В один из таких бесконечных бессмысленных дней раздался видеозвонок. Бабушка Мадина. Дан даже был почти рад ее видеть.

– Ты не хочешь поправляться, Даниял, – бабушка Мадина строго свела брови, и Дан вспомнил, как она в детстве выговаривала ему, когда он отказывался от обеда, чтобы скорее убежать на улицу.

– Не хочу, – не стал обманывать бабушку Дан. Та пожевала сухие губы и спросила уже не так строго:

– Скажи, сынок, ты сам это сделал?

Они оба знали, что она имеет в виду.

– Да, моя жена умерла, мои дети умерли, это я убил их, бабушка.

– Но ты же не умер.

– Я сам не знаю, почему вернулся.

– Не почему, Дан, а для чего, – бабушка Мадина посмотрела неожиданно мягко. – Ты не подумал о том, что тебя просто не пустили туда, Даниял?

– Не пустили? – он пораженно смотрел на экран. – Это как?

– Очень просто, – развела она руками. – Ты пришел как незваный гость. Тебя там не ждали и не звали. Вот и не пустили, что-то ты здесь оставил, сынок. Для чего-то ты здесь нужен.

– Я останусь инвалидом, что может нужного сделать инвалид?

– Э, не путай, – погрозила она пальцем, – это я инвалид. Лежу тут как королева, вокруг меня все бегают. А Шамиль сказал, врачи жалуются, что ты сам вставать не хочешь. Помнишь, как ты маленький мне все время говорил: «Я сам, бабушка, я сам»? Что ж ты теперь хуже маленького?

Дан не удержался от улыбки, а бабушка вдруг сказала тихо:

– Даже я тут не просто так лежу, сынок. Вот с тобой поговорила, и тебе стало легче, стало же?

– Да, – к горлу подкатил комок, – конечно, бабушка.

– Вот. Значит и я не совсем бесполезная, а ты молодой, сколько ты нужного можешь сделать.

С тех пор в его состоянии, как говорят врачи, наметилась положительная динамика. Десять месяцев в клинике, восстановление, реабилитация. Дан не мог сказать, что в нем внезапно проснулся интерес к жизни, но слова бабушки Мадины породили простую мысль: если его действительно, как она сказала, «не пустили», то не факт, что пустят в обозримом будущем. И Дан пересел в инвалидное кресло.

Это было сложно. После травмы Дан не потерял способность контролировать конечности, но прогнозы врачи давали осторожные и не слишком обнадеживающие. Рустам полностью заменял его, пока Дан валялся на больничной койке, к брату в Цюрих приехала Сатима, которая перевелась на заочное отделение.

Почти все свободное время Зарема проводила в компании обоих Демуровых, и как только бизнес Баграевых получил первые дивиденды от своих долгосрочных проектов, она подала на развод. Как и договаривались. Арисханова никто в известность не поставил, что Зарема выбрала Рустама. Не сказать, что это обрадовало Данияла, скорее, ему было все равно.

Арисханов приезжал в Цюрих, хотел увезти дочь, пытался попасть в клинику и встретиться с Даниялом, но Дан даже не стал выбирать выражения. Просто послал пока еще тестя на правах законного мужа, а там, наверное, вмешался отец, потому что больше Арисханов его не беспокоил.

После того, как Зарема стала Демуровой, Дан выкупил у Рустама его долю в их общем бизнесе в обмен на акции отцовской компании, а сам вышел из совета директоров, как ни уговаривал отец. На свадьбу к Демуровым он идти не стал, все понимали, что его присутствие там неуместно. Впереди Данияла ждала еще одна операция, после которой шансы на то, чтобы встать на ноги, значительно возрастали…

…Дан смотрел, как вздымается океан, и представлял себя внутри трубы. Он ощущал на коже соленые брызги, чувствовал ногами обманчивую устойчивость серфборда. Сжал крепче ручки коляски и осторожно начал подниматься.

– Эй, не так резко, – подошел Джейк, его личный тренер, – мы с тобой сколько раз уже это прорабатывали, Дан?

Он уже мог стоять, но Джейк утверждал, что ходить пока рано, надо укреплять мышцы. Дан поставил себе и Джейку год, чтобы встать на борд и войти в трубу Пайплайна, а сейчас он просто приехал познакомиться с волной.

Даниял закрыл все гештальты, он не оставил ни одного рычага, который позволил бы им управлять. Оставался последний гештальт – месть. Но тут ему пришлось столкнуться с настоящей полосой препятствий.

Все попытки самостоятельно узнать что-то о владельце и клиентах модельного агентства «Коммерс Продакшн» наталкивались на глухую непробиваемую стену.

– Ну такая у нас страна, Даниял Шамилевич, – разводили руками нанятые им частные детективы, – тут связи надо, слишком крыша серьезная. И люди другие нужны.

Тогда Дан понял, что нужно сделать, чтобы сдвинуться с мертвой точки. Следующий шагом стал филиал его швейцарской компании в столице страны, где он прожил несколько недель счастливым семейным мужчиной.

Неожиданно Даниял обрел помощника в лице собственного зятя Батраза, мужа старшей сестры Аланы. Хороший управленец, который, как и Дан, не горел желанием увязать в семейном бизнесе Баграевых. Он возглавил филиал и получил свою долю в холдинге.

Компания с иностранным капиталом, инвестиционный фонд, благотворительный фонд помощи детям, оставшимся без родителей. А главное, взятки чиновникам. Теперь никто не посмеет выслать из страны плательщика налогов, мецената и просто хорошую дойную корову. А отцу Дан сказал просто:

– Я хочу жить в одной стране с моей женой и детьми.

Семь месяцев спустя

Данка смотрела на вечерний город, вид на который открывался из панорамного окна квартиры Дениса. Ей нравилось приезжать к нему, и сам Денис нравился.

Они познакомились полтора года назад на переговорах с китайцами, Денис представлял свою компанию, а Данка пришла по приглашению. Нужен был переводчик с китайского, ее резюме, размещенное на портале фрилансеров, подошло, и Дану пригласили на собеседование.

Денис потом признавался, что его как молнией ударило, когда ее увидел, а Данку… В общем, ее энергетический генератор, видимо, закоротило навеки, потому что никуда ее не било и ничего не трогало. Пришла, отработала и ушла. И очень удивилась, когда Денис ее разыскал.

Его особо впечатлило, что их имена начинаются на одну букву – Даша и Денис, а Данке наоборот становилось физически плохо, когда друзья называли его Дэном. Она поначалу даже испугалась и упорно избегала общения, но Денис оказался настойчивым.

Может, действительно влюбился?

Встречаться они стали не сразу, у Даны времени особо не было для встреч – Оля с Богданом поженились, ее муж переехал в их город, и Данка старалась обходиться без помощи сестры. Тем более, малыши подросли, и уже не приходилось буквально падать с ног от усталости, как это было в самом начале.

Но прогулки, игры, чтение сказок, детские болезни, не говоря о готовке-стирке-уборке, никто не отменял. А еще нужно было учиться и работать, и Дана честно предупредила Дениса, что в приоритете он не будет.

Она сразу познакомила его с детьми, но об их отце попросила не спрашивать, а там и спрашивать ничего не надо было. Синеглазый темноволосый Никита был слишком похож на отца, чтобы оставались еще какие-то вопросы.

Ее дети оставались безымянными почти две недели. После мучительных раздумий Дана решила просто выбрать имена, какие ей нравились. Так они стали Никитой и Настей, двое совсем не похожих друга на друга детей. За спиной у Данки шушукались, что мальчика ей подменили в роддоме, но она не обращала внимания. А сыну она потом объяснит, когда тот подрастет.

Денис ухаживал настойчиво, можно сказать, напористо, и она сдалась. И Оля настояла, у них с Богданом разладилось совсем, и он уехал обратно в столицу.

Данка очень переживала за сестру, Богдан ей нравился, но после двух лет совместной жизни им был поставлен диагноз «аутоиммунное бесплодие». И пока Оля проходила неприятное и болезненное обследование, Богдан «залетел» на стороне.

Сестра сразу подала на развод, как он ни просил и не умолял. Ребенка его любовница тоже потеряла, но брак Богдану это сохранить не помогло.

Ольга делала вид, что все хорошо, семьи у них и так не было, но Данке все равно было жаль. Она знала, что та переживает, особенно глядя на сестру и шустрых племянников. А потом Ольге пришло приглашение из столицы в областную клиническую больницу в отделение хирургии, и Дана подозревала, что бывший муж сестры приложил к этому руку.

В это же время Денису предложили должность в столичном центральном офисе. Он упрашивал и уговаривал Данку поехать с ним. Девушки долго обсуждали, нужны ли им эти перемены, даже Волошину позвонили. Дядя Сережа идею переезда поддержал.

– Почти четыре года прошло, девочки. В столицу все прут, она ж резиновая у нас, там столько народу наехало, что можно на соседних улицах жить, и никогда не встретиться, так что поезжайте.

И они поехали.